Текст книги "Поездка в Ханфорд"

Автор книги: Уильям Сароян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сароян Уильям
Поездка в Ханфорд

Уильям Сароян

ПОЕЗДКА В ХАНФОРД

Перевод с английского Л. ШИФФЕРСА

Пришлось-таки однажды моему непутевому дядюшке Джорги сесть на велосипед и прокатиться за двадцать семь миль в Ханфорд, где, как говорили, его ждет работа. С ним поехал и я, хотя сначала думали послать моего кузена Васка.

Мои родные не любили жаловаться, что есть у нас в семье такой чудак, как Джорги, но вместе с тем искали случая забыть о нем хоть на время. Вот было бы славно, если бы Джорги уехал и получил работу в Ханфорде на арбузных полях. И денег бы заработал, и глаз бы никому не мозолил. Очень было важно убрать его подальше.

– Да провались он со своей цитрой вместе, – сказал мой дедушка. – Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек сидит целыми днями под деревом, играет на цитре и поет, так знайте, писал это человек никудышный. Деньги – вот что нам важно. Пусть-ка съездит да попотеет там на солнце как следует. Со своей цитрой вместе.

– Это ты только сейчас так говоришь, – сказала бабушка, – но погоди недельку. Погоди, да тебе уже через три дня захочется музыки.

– Ерунда, – отвечал дедушка, – Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек,который все распевает, это и есть поистине счастливец, значит, автор – пустой фантазер и коммерсанта из него вовек не получится. Пускай Джорги отправляется. До Ханфорда двадцать семь миль. Расстояние вполне разумное.

– Это ты так сейчас говоришь, – сказала бабушка, – А через три дня стоскуешься. Я еще нагляжусь, как ты мечешься, словно тигр в клетке. Кто-кто, а уж я вволю нагляжусь и посмеюсь, на тебя глядя.

– Ты – женщина, – сказал дедушка. – Если вы прочтете в какой-нибудь толстой книжке мелким шрифтом, будто женщина – это поистине чудесное творение, значит писатель не глядел на свою жену и грезил. Пускай Джорги едет.

– Все это означает, что ты уже не молод, – обиделась бабушка. – Поэтому ты и ворчишь.

– Заткнись, – сказал дедушка. – Заткнись, или я ...

Дедушка обвел взглядом комнату, где собрались все его дети и внуки.

– Как по-вашему? Он поедет в Ханфорд на велосипеде? – спросил дедушка.

Все промолчали.

– Значит, решено, – сказал дедушка. – Ну а кого мы пошлем вместе с ним? Кого из наших неотесанных отпрысков мы в наказание отправим с Джорги в Ханфорд? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто поездка в соседний город – одно удовольствие для молодого человека, так знайте, что это написал какой-нибудь старикашка, который ребенком один-единственный раз прокатился в фургоне за две мили от дома. Кого б нам наказать? Васка что ли? Ну-ка, подойди сюда, мальчик.

Мой кузен Васк поднялся с пола и вытянулся перед стариком, а тот свирепо на него поглядел, закрутил свои лихие усищи, прокашлялся и положил руку на голову мальчугану. Ручища эта покрыла всю голову мальчика целиком. Васк не шевельнулся.

– Поедешь с дядей Джорги в Ханфорд? – спросил дедушка.

– Если вам угодно, – отвечал Васк.

Старик стал гримасничать, обдумывая этот сложный ворпос.

– Дайте-ка я поразмыслю, – сказал он. – Джорги – самый большой балбес в нашем роду. Ты тоже. Мудро ли будет сложить двух дураков воедино? – Он обратился к присутствующим: – Послушаем, что вы скажете по этому поводу. Мудро ли будет соединить вместе взрослого болвана и подрастающего дурака из одного и того же рода? Выйдет ли из этого толк? Высказывайтесь вслух, чтобы я мог взвесить.

Я думаю, что самое подходящее дело, – сказал мой дядя Зораб. – Взрослый – на работе, мальчик – по хозяйству.

– Может быть, и так, – сказал дедушка. – Давайте подумаем. Два дурака: один – на работе, другой – по хозяйству. Ты стряпать умеешь, мальчик?

– Конечно, умеет, – вмешалась бабушка. – По крайней мере, прекрасно готовит рис.

– Рис? Это правда, мальчик? – спросил дедушка. – Четыре чашки воды, чашка рису, чайная ложечка соли. Знаешь ли ты, в чем тут весь фокус, чтобы вышло что-нибудь похожее на еду, а не на свиное пойло? Или это только бабушкина фантазия?

– Ну конечно, он умеет стряпать рис, – снова повторила бабушка.

– Моя рука уже наготове, чтобы прикрыть тебе рот, – рассердился дедушка. – Пусть мальчик скажет сам за себя. Язык у него есть. Сумеешь ли ты, мальчонка, это делать? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто вот этакий малец отвечает мудро старику, значит это писал иудей, склонный к преувеличениям. Можешь ты сварить рис, чтобы вышло кушанье, а не пойло?

– Рис я варил, – сказал Васк. – Ничего, есть можно.

– А хорошо ли ты его посолил? – спросил дедушка. – Если соврешь, помни...

Васк не знал, что ответить.

– Понимаю, – сказал дедушка. – Насчет риса ты сомневаешься. Что там у тебя не ладилось? Мне нужна только правда. Выкладывай. Выкладывай все без опаски. Ну, смелее, всю правду – и ничего с тебя больше не спросится. Что тебя смущает с этим рисом?

– Он был пересолен, – сказал Васк. – Мы потом пили воду весь день и всю ночь, такой он был соленый.

– Без дальнейших подробностей, – заявил дедушка. – Одни голые факты. Рис был пересолен. Естественно, что вы потом опились. Нам всем приходилось едать такой рис. Не думай, пожалуйста, что если ты пил воду весь день и всю ночь, так ты первый армянин, который это когда– нибудь делал. Скажи мне просто: он был пересолен. Нечего меня учить, я ученый. Просто скажи, он был пересолен, и дай мне возможность судить самому, ехать тебе или нет. – Тут дедушка обратился ко всем остальным. Он опять загримасничал. – Этот мальчик, пожалуй, подходит,– сказал он. – Ну, говорите же, если у вас есть что сказать. Пересоленный рис лучше, чем какой-нибудь клейстер. Он какой у тебя получился – рассыпчатый?

– Рассыпчатый, – сказал Васк.

– Полагаю, его можно послать, – сказал дедушка. – А вода – это полезно для кишечника. Так кого же мы выберем: Васка Гарогланьяна или другого мальчика?

– По зрелом размышлении, – вмешался дядя Зораб, – двух дураков посылать, пожалуй, не стоит. Я предлагаю Арама. Вот уж кто заслуживает наказания.

Все посмотрели на меня.

– Арам? – удивился дедушка. – Ты имеешь в виду мальчугана, который смеется? Ты подразумеваешь хохотуна-горлодера Арама Гарогланьяна?

– Кого же еще он может иметь в виду? – сказала бабушка. – Ты очень хорошо знаешь, о ком он говорит.

Дедушка медленно обернулся и с полминуты глядел на бабушку.

– Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, – сказал он, – про человека, который влюбился и женился на девушке, так и знайте: речь идет о юнце, которому и в голову не приходит, что она станет перечить ему всю жизнь, пока не сойдет в могилу девяноста семи лет от роду. Значит, речь там идет о желторотом юнце. Итак, – обратился он к дяде Зорабу, – ты имеешь в виду Арама? Арама Гарогланьяна?

– Да, – сказал дядя Зораб.

– А что он сделал, что заслужил такое страшное наказание?

– Он знает, – заявил дядя Зораб.

– Арам Гарогланьян, – позвал старик.

Я встал и подошел к дедушке. Он опустил свою тяжелую ручищу мне на лицо и потер его ладонью. Я знал, что он на меня не сердится.

– Что ты такого сделал, мальчик? – спросил он.

Я вспомнил, что я сделал такого, и засмеялся. Дедушка послушал, как я смеюсь, и стал смеяться вместе со мной.

Только он да я смеялись. Остальные не смели. Дедушка не велел им смеяться, пока они не научатся смеяться, как он. Я был единственный из всех Гарогланьянов, который смеялся совсем как дедушка.

– Арам Гарогланьян, – сказал дедушка. – Расскажи нам, что ты натворил.

– А в какой раз? – спросил я.

Дедушка обернулся к дяде Зорабу.

– Слышишь? – спросил он. – Объясни мальчику, в каком грехе ему признаваться. Оказывается их было несколько.

– Он знает, в каком, – сказал дядя Зораб.

– Вы говорите про то, как я рассказывал соседям, что вы сумасшедший?

Дядя Зораб покраснел, но промолчал.

– Или про то, как я вас передразнивал?

– Вот этого мальчишку и надо послать с Джорги, – заявил дядя Зораб.

– А рис варить ты умеещь? – спросил меня дедушка.

Он не стал вдаваться в подробности о том, как я насмехался над дядей Зорабом. Если я умею варить рис, я поеду с Джорги в Ханфорд. Вот как ставился вопрос. Конечно, я хотел ехать, каков бы ни был писатель, который говорил, что мальчику интересно поездить по свету. Будь он дурак или лжец все равно я хотел ехать.

– Рис я варить умею, – сказал я.

– Пересоленный, переваренный или такой, как положено? – спросил дедушка.

– Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз.

– Поразмыслим, – сказал дедушка.

Он прислонился к стене и стал думать.

– Три стакана воды, – сказал он бабушке.

Бабушка сходила на кухню и принесла три стакана воды на подносе. Дедушка выпил стакан за стаканом, потом повернулся к присутствующим и состроил глубокомысленную гримасу.

– Когда пересоленный, – повторил он, – когда переваренный, а когда и в самый раз. Этот мальчик годится, чтобы послать его в Ханфорд?

– Да, – подтвердил дядя Зораб. – Только он.

– Пусть будет так, – сказал дедушка. – Все. А теперь я хочу остаться один.

Я было двинулся с места, но дедушка придержал меня за шиворот.

– Погоди минутку, – сказал он.

Когда мы остались одни, он сказал:

– Покажи, как разговаривает дядя Зораб.

Я показал, и дедушка хохотал до упаду.

– Поезжай в Ханфорд, – улыбнулся он. – Поезжай с дурным Джорги, и пусть рис будет когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз.

Вот так-то меня и назначили в товарищи к дяде Джорги, когда его отсылали в Ханфорд.

Мы выехали на следующее утро чуть свет. Я сел на велосипедную раму, а дядя Джорги – на седло, а когда я уставал, я слезал и шел пешком, а потом слезал и шел дядя Джорги, а я ехал один. Мы добрались до Ханфорда только к вечеру.

Предполагалось, что мы останемся в Ханфорде, пока будет работа, до конца арбузного сезона. Таковы были планы. Мы пошли по городу в поисках жилья, какого-нибудь домика с газовой плитой и водопроводом. Без электричества мы могли обойтись, но газ и вода нам были нужны непременно. Мы осмотрели несколько домов и наконец нашли один, который дяде Джорги понравился, так что мы в него въехали в тот же вечер. Это был домик в одиннадцать комнат, с газовой плитой, водопроводной раковиной. Мы заняли одну из комнат, где стояли кровать и кушетка. Остальные комнаты были пустые.

Дядя Джорги зажег свечу, взял свою цитру, уселся на пол и начал играть и петь. Это было прекрасно. Его песни были то грустные, то веселые, но все время прекрасные. Не помню, долго ли он пел и играл, пока наконец проголодался.

– Арам, я хочу рису, – вдруг сказал он.

В этот вечер я сварил горшок рису, который был и пересолен и переварен, но дядя Джорги поел и сказал:

– Арам, удивительно вкусно.

Птицы разбудили нас на заре.

– За работу, напомнил я. – Вам начинать работу сегодня.

– Сегодня, сегодня, – проворчал дядя Джорги.

С трагическим видом он вышел из пустого дома, а я стал искать метлу. Метлы не нашлось, я вышел на крыльцо и уселся на ступеньки. При дневном свете это оказался прелестнейший уголок. Улица была всего в четыре дома. На другой стороне, в двух кварталах от нас, виднелась колокольня. Я просидел нам крыльце целый час. Дядя Ддорги подъехал ко мне на велосипеде, петляя по улице.

– Слава богу, не в этом году, – весело заявил он.

Он свалился с велосипеда в розовый куст.

– Что с вами? – спросил я.

– Нет работы, – сказал он. – Слава богу, нет работы.

Он сорвал и понюхал розу.

– Нет работы? – удивился я.

– Нету, нету, слава создателю.

Он смотрел на розу, улыбаясь.

– Почему же? – спросил я.

– Арбузов нет, -ответил он, продолжая улыбаться.

– Куда же они делись?

– Кончились.

– Это неправда, – сказал я.

– Конец сезону, – сказал дядя Джорги. – Веришь ли, сезон арбузов окончен.

– Дедушка вам голову свернет, – припугнул я дядю Джорги.

– Сезон окончен, – повторил дядя Джорги. – Слава богу, арбузы все собраны.

– Кто это вам сказал? – спросил я.

– Сам фермер. Сам фермер мне это сказал, – заявил дядя Джорги.

– Может быть, он пошутил,– сказал я. – Или не захотел вас расстраивать. Он, видно, знал, что вам не по душе работа.

– Слава богу, – радовался дядя Джорги. – Сезон уже окончен. Чудесные спелые арбузы все собраны.

– Что же мы теперь будем делать? -спросил я. – Ведь сезон толькотолько начался.

– Я тебе говорю, что он кончился, – сказал дядя. – Мы проживем в этом доме месяц, а потом поедем домой. За квартиру шесть долларов мы заплатили, а на рис у нас денег хватит. Мы проведем здесь этот месяц в сладких грезах.

– Без гроша в кармане, – напомнил я.

– Зато в добром здоровье, – ответил он. – Слава создателю, который дал им созреть так рано в этом году.

Дядя Джорги протанцевал в дом к своей цитре, и, прежде чем я решил, что с ним делать, он уже пел и играл. Это было так прекрасно, что я и не подумал вставать и гнать его из дому. Я просто сидел на крыльце и слушал.

Мы прожили в этом доме месяц, а потом вернулись домой. Первой нас увидела бабушка.

– Вовремя вы домой возвращаетесь, – сказала она. – Он свирепствует, как тигр. Давай сюда деньги.

– Денег нет, – сказал я.

– Он не работал? – спросила бабушка.

– Нет, – ответил я. – Он пел и играл на цитре весь месяц.

– Как у тебя получался рис?

– Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз. Но он не работал.

– Дедушка знать об этом не должен, – сказала она. – У меня есть деньги.

Бабушка подобрала юбки, достала несколько бумажек из кармана панталон и сунула их мне в руки.

– Отдашь ему эти деньги, когда он придет домой, – сказала она.

Она поглядела на меня минутку, потом добавила:

– Арам Гарогланьян.

– Я сделаю, как вы велели, – заверил я.

Как только дедушка пришел домой, он сразу разбушевался.

– Вы уже дома? – рычал он. – Сезон так рано кончился? Где деньги, которые он заработал?

Я подал ему деньги.

– Я не потерплю, чтобы он тут распевал целыми днями, – рычал дедушка. Всему есть границы. Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто отец любил глупого сына больше умных своих сыновей, так знайте, что это писал человек бездетный.

Во дворе, в тени миндального дерева, дядя Джорги заиграл и запел. Дедушка так и замер на месте, заслушался. Он сел на кушетку, скинул башмаки и принялся гримасничать, изображая удовольствие.

Я побежал на кухню и выпил залпом несколько кружек воды, чтобы утолить жажду после вчерашнего риса. Когда я вернулся в гостиную, старик лежал, растянувшись на кушетке, и улыбался во сне, а его сын, мой дядя Джорги, пел хвалу мирозданию во всю мощь своего прекрасного, печального голоса.