Текст книги "Тени в море"

Автор книги: Уильям Янг

Соавторы: Гарольд Мак-Кормик,Том Аллен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Каким-то образом – как, я так и не узнал, – мой хозяин проведал про это. Он вышел в море, захватив с собой «кошку», и выудил несколько ящиков со спиртным. Но он был рыбак, а не бутлегер. Он не продал ни единой бутылки. Зато прославился своим гостеприимством и прослыл знатоком хороших вин.

Бутлегеры скоро догадались, что наш акулий промысел может быть прекрасной ширмой для их «спиртного» промысла. Ко мне как-то подошел один из местных бутлегеров и сделал мне «заманчивое» предложение. Его блестящий план заключался в следующем: после того как я кончаю свои дневной лов, я встречаюсь в море с судном, на борту которого находятся спиртные напитки. Я запихиваю бутылки со спиртным в пасть акул и таким образом доставляю их на берег. Там один из их людей незаметно переправляет бутылки туда, откуда отгружается удобрение, и отправляет их в качестве «особого груза». Все это звучало великолепно. Но я отверг предложение. Я предпочитаю иметь дело с настоящими акулами, а не с их человеческой разновидностью.

Ловить акул сетями не так эффектно, как бить их гарпуном, но зато куда более продуктивно.

Мы забрасываем сети под вечер, так как акулы охотятся главным образом ночью. Перед заходом солнца мы садимся на наши три небольшие лодки и отправляемся на акульи пастбища у Вэстерн-Шоулз или Кейп-Лукаут. В лодке – десять сетей, каждая оснащенная двумя якорями и четырьмя буями. Якоря удерживают сеть на месте, а буи отмечают на поверхности, где она находится. К нижнему краю сети привязаны свинцовые грузила, которые оттягивают сеть вниз, а нанизанные на верхний край небольшие пробковые буйки поддерживают ее в вертикальном положении.

Сети висят в воде, как занавес. Они идут одна за другой параллельно берегу, примерно в километре от него, так что акул, которые направляются за добычей на мелководье, встречает сплошная загородка из сетей. Это так называемые «жаберные» сети. Ромбовидные ячеи позволяют акуле просунуть в них голову, но цепляются за спинной плавник. Попавшая в ловушку акула не может дать задний ход. Она просто физически не в состоянии этого сделать. Она висит, подвешенная за плавник, и пытается освободиться, крутясь вокруг своей оси. От этого она запутывается еще сильнее. Нередко она обматывает сеть вокруг жаберных щелей и умирает от удушья.

Перед рассветом мы идем за своей добычей. Мы вытаскиваем сеть. Ведя лодку вдоль «полотна», мы перебираем руками верхний край с буйками. Как только на поверхности появляется голова акулы, ее цепляют крюком за пасть. Затем бьют колотушкой по голове и, надеясь, что она мертва, закидывают на борт.

Иногда мы ставим яруса. К длинному канату – хребтине, закрепленному с двух сторон якорями и буями, прицеплены поводки – веревки около двух метров длиной, сращенные с цепью, на конце которой находится стальнойкрюк с насаженной на него приманкой. Таких ярусов ставится от двадцати пяти до пятидесяти штук. Когда наутро мы вытаскиваем добычу, нам часто достаются одни лишь акульи головы. Все остальное съедено их сородичами-каннибалами. Иногда акулы продолжают свое пиршество даже в то время, как мы выбираем яруса.

Но, как правило, нам везет. Этого нельзя сказать о рыбаках, ведущих промысловый лов сельди-менхаден. То, что для нас удача, для них смерть. Возле Кейп-Лукаут всегда много сельди. Ловят ее кошельковыми неводами в триста метров длиной. Огромные косяки рыбы окружают неводом, затем стягивают его вниз, и тысячи сельдей оказываются в ловушке.

Вид такого невероятного количества сельди сводит акул с ума. Они прокусывают в неводе дыру, и сельдь устремляется наружу... прямо акулам в пасть. К неводу спешат другие акулы. Каждая вырывает из невода один, а то и несколько кусков, чтобы набить себе брюхо рыбой, скоротечная свобода которой кончается там, где начинается акулья глотка. Акулы до отвала наедаются сельдью. Как-то раз я поймал акулу сразу после такого пира. В ее раздувшемся брюхе было пятьдесят семь рыб, каждая от пятнадцати до двадцати сантиметров длиной, и каждая была проглочена вперед головой, без сомнения, в тот момент, когда она выплывала из сети, которую вспорола эта или какая-нибудь другая акула.

Ловить акул несложно, гораздо труднее их найти. Вчера вы вытаскивали акулу за акулой. Сегодня их нет и в помине. Но одна из привлекательных сторон лова акул состоит в том, что, ища акул, вы находите множество интересных людей. Когда я разведывал в Мексиканском заливе места, где должны были бы водиться акулы, я встретил двух ловцов акул, от которых услышал множество преинтересных историй.

Капитан Чарльз Томпсон рассказал мне о китовой акуле, которой не удалось уйти. Передаю этот рассказ без всяких изменений.

"Мы стояли на якоре ниже Найтс-Ки в километре от старого пирса. Однажды утром, часов в девять, я взглянул на пирс и увидел буквально в нескольких шагах от эстакады колоссальную рыбу. Мы тут же спустили баркас и помчались к ней.

Мы подходили все ближе и ближе, пока не очутились прямо над рыбой – ее пятнистая спина была всего в метре под нами. Я метнул в нее гарпун. Он вонзился недалеко от жаберных щелей.

Мы окликнули рыбаков, которые были неподалеку, и попросили их помочь нам. Чего мы только не делали, чтобы прикончить ее, даже стреляли из ружья, но пули отскакивали от нее, оставляя лишь легкие вмятины на коже.

Игнорируя эти небольшие знаки внимания, рыбина кружила вокруг эстакады, и когда после полудня начался отлив, мы решили, что она вообще уйдет из залива.

Но она не уходила. Я не мог понять, почему она не кидается в бой и вообще относится ко всему так безразлично. Она продолжала плавать, медленно и равномерно помахивая своим огромным хвостом, без малейшего усилия увлекая за собой наши лодки. К этому времени в ее теле было уже несколько гарпунов, один канат был закреплен у нее на хвосте, другой привязан к спинному плавнику.

Около половины шестого она в последний раз проплыла под эстакадой, и тут мы стали гнать ее к песчаной отмели, тыкая ей в голову лодочными баграми. В конце концов акула оказалась на песке и, обмотав ее канатами, мы привязали ее к воткнутым в песок веслам.

Убить ее удалось только после того, как, насадив на багор острый нож, мы добрались до ее мозга, для чего пришлось разрубить ей голову. К своему удивлению, мы обнаружили, что череп состоит из хряща толщиной не меньше десяти сантиметров".

Позднее я видел эту акулу в Майами, где она была выставлена для всеобщего обозрения. Она весила тринадцать с половиной тонны и достигала тринадцати метров в длину и шести в ширину, Тщательный осмотр показал, что это молодая акула, еще не достигшая половой зрелости.

Второй рассказ я услышал от капитана В. Б. Кэсуэлла, всю жизнь рыбачившего в Мексиканском заливе.

"Однажды ночью, часа в два, мы разложили костер на берегу среди пальм, – начал он, – и стали варить кофе. Ночь была холодная и сырая, и команда три раза закидывала сеть среди коралловых рифов. Сразу после полуночи на наш невод, полный скумбрии, налетела большая акула и разорвала его почти пополам. Так что нам оставалось только ждать рассвета – чинить невод было еще темно.

Внезапно я услышал пофыркивание моторки и по звуку сразу определил, чья она. Когда она поравнялась с нашим костром, я увидел, что не ошибся. Мой друг остановил мотор и крикнул:

– Это вы, капитан Кэсуэлл?

– Я! – крикнул я в ответ.

Не успел я пригласить его на кофе, как он сам, видимо, почувствовав запах, спросил:

– Как насчет чашечки кофе?

– Милости просим, – ответил я. – Высаживайтесь и составьте нам компанию.

Рыбаки вышли на берег, и, еще до того, как они подошли к нам, мне стало ясно, что у них что-то неладно. Не так выглядят рыбаки после хорошего лова.

– В чем дело, капитан? – спросил я. – Акулы и у вас сожрали невод?

– Невод, будь они неладны! – отвечал он. – Взгляните на меня!

Он повернулся спиной, и я увидел, что у него начисто оторваны половина куртки и вся задняя часть штанов.

– Что случилось? – спросил я.

– Что? – сказал он, все еще сердито. – Мы ловили на мелководье возле Белл-Шоулз и набрали вместо скумбрии полный невод акул. И одна из них тяпнула меня. Я заплатил за куртку шесть долларов, а за штаны – один доллар девяносто центов... самая лучшая парусина, а фланелевые исподние тоже обошлись в три доллара за пару. В заднем кармане у меня был платок, так она и его сожрала.

Даже кофе не мог исправить его настроения. Он все еще ворчал, когда брел по воде обратно к себе на лодку".

Капитан Кэсуэлл, прорыбачивший в заливе сорок два года, нашел способ уберечь невод от акул. Но я никому его не рекомендую.

– Рыбак часто проводит в морс четыре-пять дней подряд, какая бы ни была погода, рискуя жизнью, здоровьем и деньгами, вложенными в снасть, – начал капитан Кэсуэлл в виде предисловия к рассказу о том, как он сражается с акулами. – Поэтому, когда он обнаруживает у себя в неводе тонны четыре рыбы, а рядом акулу, которая вырывает из него трехметровые куски, он, естественно, старается применить самый эффективные и надежные меры, чтобы избавиться от нее.

Мои метод заключается в том, что я подплываю в лодке к акуле и, прыгнув в воду, хватаю ее за спинной плавник. Это нетрудно, так как плавник не скользкий. Для того чтобы держаться крепче, я сажусь верхом сзади плавника и обхватываю акулу ногами. Акула делает бросок вперед и одновременно начинает поворачиваться вокруг своей оси. Держась за плавник левой рукой, правой я вытаскиваю из ножен нож и, наклонившись как можно дальше вперед, с плеча полосую ей шею. Один хороший удар – лезвие должно быть не меньше двадцати сантиметров длиной и как следует наточено – перерезает мышцы и связки, которые направляют движения акулы. Голова наклоняется вниз, рана открывается, и акула скоро ослабевает от потери крови. Я выбираюсь из воды, акула бесцельно кидается из стороны в сторону, вертится и бьет по воде хвостом. Через несколько минут она опускается на дно, и мой улов спасен.

Капитан Кэсуэлл научил ездить верхом на акулах и своего сына Уоллеса. Но если для старого капитана это было средством спасти улов, то для его сына это послужило средством заработать себе на жизнь. Под именем «Морского Тарзана» Уоллес выступал на многих курортах страны. Он входил в специальный резервуар, где была акула, и сражался с ней на глазах у зрителей. И всегда побеждал.

* * *

Остров Уоримос, Сомали

Когда мои хозяева в «Оушн лезер компани» однажды спросили меня, готов ли я поехать в погоне за акулами в дальние края, я ответил: хоть на край света. И вот я на краю света. Остров Уоримос до того жаркий и до того душный, что этому трудно поверить: здесь не увидишь и травинки, не говоря уж о дереве. Плоский, выжженный солнцем, он расположен в тринадцати километрах к югу от Джибути – единственного места в Сомали, которое с грехом пополам можно назвать городом. Джибути считается самым жарким местом на земном шаре. Здесь, на Уоримосе, еще жарче.

Джибути стоит на берегу Аденского залива, возле узкого пролива, который соединяет южный конец Красного моря с самим Аденским заливом. Здесь предполагают открыть экспериментальный промысловый пункт ловли акул. Если дело пойдет на лад, будет организован второй пункт – у Мадагаскара.

По пути в Джибути я встретил своего старого друга Раса Тафари, величавого маленького африканца. Я пригласил его на ловлю акул, он меня на львиную охоту. Ни один из нас не мог принять приглашения. Меня ждала работа, а Тафари – императорский трон в Эфиопии, куда он сейчас и направлялся.

В последующие месяцы я не раз с завистью думал о его дворце. Представьте себе, что вы высадились на Луне и пытаетесь что-то там построить, и вы поймете, каково было нам на Уоримосе. Строительный лес привозили из Триеста. Воды, который не хватало и в Джибути, на Уоримосе вообще не было. Воду для питья нам доставляли на ослах из оазиса, лежащего в пустыне в шестнадцати километрах от острова. Нам доставляли даже лед – на спине туземца-скорохода, который прибегал из Джибути два раза в день: попасть на остров можно было лишь в отлив.

Ночью по острову рыскали гиены, привлеченные запахом разлагающихся акул. Жуткий вой гиен будил нас по ночам, пугал туземцев и даже собак заставлял забиваться под кровать.

Земля трескалась от зноя. Без передышки дул сухой юго-восточный ветер, засыпая глаза песком и пылью. Он дул так уже многие столетия, и дно моря вокруг острова было покрыто слоем ила. Вода всегда была мутной – нанесенные ветром песчинки медленно оседали на дно. Ил налипал на сети и кили лодок. Но ил был хорошим знаком – где есть ил, там есть и акулы.

Кого только не было среди наших ловцов акул! Высокие царственные абиссинцы, жилистые низкорослые арабы, донкалийцы – уроженцы северного Сомали – и их вечные соперники – сомалийцы с юга страны.

За мной все время тенью ходил большой мускулистый сомалиец в драных парусиновых штанах и жилетке, сообразительный и ловкий. Он очень привязался ко мне и стал называть себя Али Янг. Он так неотступно следовал за мной, будь то на суше или на воде, что частенько действовал мне на нервы. Но если бы его не оказалось рядом со мной однажды...

Мы находились километрах в восьми от острова. Это место славилось огромными акулами, кабир локхом,как их называли туземцы. На рассвете мы стали вытягивать первую сеть. Мы вытащили несколько огромных скатов, двух акул-молот и несколько тигровых акул. Где бы я ни был – помогал ли вытаскивать сеть или волок бьющихся акул и скатов в трюм, – Али не отходил от меня ни на шаг.

Сети были скользкими от ила, и, когда мы сложили их на палубе, она покрылась слоем слизи. Лодку кидало из стороны в сторону, и удержаться на ногах было нелегко. Внезапно нас подняло на большой волне, и я свалился в сеть, где уже было полно акул. В ту же секунду я услышал, как кто-то крикнул:

– Локхом! Кабир локхом! Акула! Большая акула!

Я знал, что первые две-три минуты мне ничего не грозит. На мне не было крови, так что, скорее всего, сразу акулы не нападут. К счастью, падая, я ни одну из них не задел и не подал сигнала к нападению. И кроме кабир локхом,которая только сейчас попала в сеть, остальные акулы были измучены долгими часами борьбы с ловушкой, которую я сейчас с ними разделил.

Другое дело кабир локхом – большая тигровая акула. Она свободно плавала внутри сети, выискивая себе добычу. Я подумал было хоть на минуту задержать ее приближение, хлопая по воде руками, но оказалось, что я не в силах шевельнуться. Сеть – коварная штука, сейчас я почувствовал это на своей шкуре. Стоит запутаться в ней рукой или ногой, как почти наверняка попадешь в западню, освободить из которой может только смерть.

Когда я теперь читаю: «вырван из пасти смерти», я знаю, что это значит, потому что именно это сделал Али Янг. Он перегнулся через борт, и, уцепившись одной рукой за планшир пляшущей лодки, другой крепко схватил меня за запястье и буквально выдернул из моря.

В ту ночь Али был героем лагеря. В его передаче события не стали менее драматичными. Слушатели были ошеломлены как самим происшествием, так и количеством табака, полученного Али от меня в награду.

Одна из самых любопытных историй, случившихся во время лова акул у берегов Уоримоса, произошла с двумя туземцами, вышедшими в море на самой маленькой из наших лодок. Когда они стали выбирать сеть, они почувствовали, что ее тянет вниз огромная тяжесть. Сантиметр за сантиметром они подтягивали сеть наверх и вскоре увидели, что в ней запутался и яростно бьется огромный скат – манта. Они продели конец сети через блок на мачте и продолжали тащить. Но мачта, не выдержав нагрузки, сломалась у основания и тоже упала в сеть. Все еще не теряя присутствия духа, туземцы продолжали выбирать сеть, в то же время пытаясь добраться до берега, который, к счастью, был недалеко. И тут они увидели в сети еще одну чудовищную манту.

Таща на буксире сеть с двумя огромными мантами и мачтой, они умудрились подойти к берегу. У причала стояла подъемная стрела, но ей было не под силу поднять мант. Пришлось нам воспользоваться приливом, чтобы вытащить их на берег. Когда вода спала, мы обвязали мант веревками и велели туземцам отнести их на разделочную площадку. Понадобилось собрать больше двадцати человек, чтобы сдвинуть с места каждую из мант и стащить ее на разделку. В одной из мант был детеныш. Я его вынул, он весил двадцать три килограмма. Он был сложен в виде латинской буквы S, один грудной плавник закрывал верх его тела, другой – низ. Я отнес его к морю и пустил в воду. Плавники его расправились, и он поплыл, легкий и изящный, как птица.

Воды Французского Сомали кишат акулами и их ближайшими родственниками. Мы вылавливали здесь не только акул и мант, но и хвостоколов, пил-рыб и электрических скатов. Мы высушивали и консервировали челюсти акул и хвосты хвостоколов и отправляли их нашему уполномоченному в Париже. Он передал немало этих экспонатов в Кенсингтонский музей в Лондоне и в Музей естественной истории в Нью-Йорке. Много лет спустя я узнал от своего друга доктора Гаджера из Музея естественной истории, что я сделал несколько ценных вкладов в ихтиологию.

Сколько раз случалось, что, когда я, сидя в его кабинете, рассказывал о своих приключениях, он вдруг прерывал меня.

– Одну минутку, капитан Билл, – говорил доктор Гаджер и вызывал свою стенографистку. – А вот теперь, капитан, выкладывайте нам свои секреты.

Среди сувениров, привезенных мной с Уоримоса, есть двухметровая «пила» шестиметровой пилы-рыбы. Когда пилу-рыбу подняли на борт, она все еще размахивала своим грозным оружием, и я чуть не силой удержал Ади, который готов был схватить ее, не дождавшись, пока несколько взмахов топора отрубят злобное рыло с торчащей вперед пилой.

На берегу, когда пила-рыба была переправлена на разделочную площадку Али плясал вокруг с воплями:

– Les oeufs! Les oeufs!

И первый – но не единственный – протянул руку к вспоротому брюху акулы и вытащил «les oeufs». Это не были яйца в прямом смысле этого слова. Пила-рыба относится к живородящим акулам. Но в утробе матери зародыш соединен с желточным мешком, который в начале развития зародыша равен по размеру яйцу страуса. В процессе роста зародыш питается желтком, и при рождении пустой мешок, так же как детеныш, исторгается из чрева акулы.

Али и прочие эпикурейцы, произведшие налет на кладовую пилы-рыбы, не знали всех этих анатомических подробностей. Для них желточные мешки были «les oeufs» – яйца. Эти «яйца» – их оказалось там десять штук – испекли на горячих углях. Когда повара решили, что они готовы, их сняли с углей, пробили тонкую «скорлупу» и съели дымящуюся клейкую массу, употребляя вместо ложки пальцы, которые были после окончания пира тщательно облизаны один за другим.

Вскоре после этого наша работа на Уоримосе кончилась. Мы получили более чем достаточно доказательств того, что здесь можно открыть промысловый пункт и снабдить туземцев работой, в которой они очень нуждались. Предполагалось, что мы поедем в Париж, где было главное управление европейского филиала «Оушн лезер компани», отчитаемся в том, что сделано, и отправимся на Мадагаскар.

В день отъезда я с грустью распрощался с Али и побрел прямо по воде к старенькому «форду», который во время отлива приезжал к нам из Джибути. «Форд» не мог ждать ни минуты, ему надо было с этим же отливом вернуться.

Моя верная тень, Али, бросился следом за мной. Чтобы утешить его, я сказал, что, когда поеду на Мадагаскар, возьму его с собой.

Лицо Али расплылось в широчайшей улыбке. И хотя он почти совсем не знал английского языка, он все же умудрился сказать:

– Я ждать.

Я никогда не узнаю, сколько он меня ждал. В Париже выяснилось, что планы компании изменились и было решено не открывать промыслового пункта на Мадагаскаре. Моими охотничьими полями должны были стать воды Австралии.

* * *

По пути в Австралию

После короткого отпуска, проведенного на Гавайях, во время которого я несколько раз ходил на ловлю по старинке с гарпуном, я отправился в Австралию. По пути наш корабль останавливался у многих островов Тихого океана, и на каждом острове я обязательно расспрашивал, как там обстоит дело с акулами. Типичный отдых акульего охотника!

Я говорил с миссионерами, которые чуть ли не всю жизнь провели на островах, через переводчиков задавал вопросы местным рыбакам; на англо-китайском жаргоне беседовал с почтенными вождями племен, которые на опыте изучили повадки акул.

Я скоро выяснил, что в этих краях никто не сомневается в людоедских наклонностях акулы. На каждом острове мне рассказывали новую историю о нападении акул на человека. И почти на каждом острове я встречал живые иллюстрации к этим рассказам – одноногих или одноруких мужчин и мальчиков, которые объясняли свое увечье хотя и по-разному звучащим, но одним по смыслу словом – акула.

Жители островов знают, что с акулой шутки плохи, но не впадают в панику при виде ее или даже при мысли о ней. Судя по всему, они относятся к акулам так же, как африканские охотники относятся к львам, и точно так же не боятся охотиться на них, если обстоятельства им благоприятствуют.

На Самоа туземцы ловят акул и употребляют их в пищу. Они заворачивают акул в широкие листья ти и жарят их на углях в вырытых в земле ямах. Возле некоторых островов акул такое множество, что туземцы с незапамятных времен продают плавники китайцам.

Один из распространенных на островах способов ловли рыбы состоит в следующем: человек десять берут большую сеть и, став полукругом, так что сеть образует мешок, идут по мелководью к берегу, загребая по пути мелкую рыбешку. Почти сразу же в воде появляются акулы, но эти незваные гости, по-видимому, не смущают рыбаков.

Другое дело ночью, когда большинство акул рыщет в поисках добычи. Тогда туземец ни за что не войдет в воду. Ночью акула – это агрессивный хищник, нападающий на все, что может послужить ему пищей. Ночью акулы преследуют даже лодки и каноэ, хватаясь зубами за весла, гребки и даже кили лодок.

Мне рассказывали о яростных нападениях на лодки, совершаемых большими акулами, которые с такой силой выдирают весла из рук гребцов и хватают зубами утлегари, что нередко переворачивают лодки, и сидящие в них рыбаки падают в воду, где их ждет верная смерть.

На островах Эллис, к северо-востоку от Самоа, на пироги туземцев, переезжавших ночью с одного острова на другой, в нескольких километрах от первого неожиданно налетел шквал. Одно из каноэ залило водой. И через секунду море кишело акулами. Акулы сожрали людей, бывших в первом каноэ, и стали преследовать остальные.

Два безжалостных врага туземцев – шторм и акула – объединили свои злобные усилия. Каноэ за каноэ исчезало в вспененных волнах, человек за человеком исчезал в пасти акул. Когда с наступлением рассвета шторм утих, а акулы исчезли, только два человека из сорока остались в живых и принесли ужасную весть на родной остров.

По всей Полинезии прошла молва об этой кровавой бойне, и на самых разных островах мне вновь и вновь рассказывали о гибели туземцев с островов Эллис.

Подобную же историю рассказывали мне на островах Фиджи, где недалеко от берега перевернулось двойное парусное каноэ. На туземцев – их было там более двадцати человек, – цеплявшихся за перевернутое каноэ, напали акулы. Только немногим удалось спастись.

Туземцы одного крошечного атолла утверждали, что их атолл принадлежит огромной старой акуле, которая сторожит вход в лагуну. Они без страха плавают и ныряют в лагуне, но не осмеливаются подплывать ко входу, где ходит дозором грозный страж.

Жители Соломоновых островов убеждены, что их акулы – более кровожадные и дерзкие, чем акулы, обитающие возле других островов. И в этом есть доля правды, так как на Соломоновых островах существует обычай бросать мертвецов в море – а что может быть лучшей приманкой для акул?

Говорят, что на островах Тихого океана акульи зубы служат разменной монетой. Это не так. Зубы используются там для украшения и в качестве талисманов.

Слово «зуб» и «акула» нередко синонимичны в полинезийских диалектах. Слово «мано» чаще всего имеет оба эти значения. Слова мао, мано, маго – местные названия разных видов акул.

* * *

Пиндимар, Австралия

Еще когда мы только начали организовывать здесь промысловый пункт – первый пункт промышленного лова акул в Австралии, я как-то отправился в Сидней, чтобы померяться силами с австралийской акулой. Приключения Зейна Грея, известного писателя и не менее известного рыболова-спортсмена, получили к тому времени в Австралии широкую популярность. А теперь у них появился еще один американец, который собирался не только ловить акул, но и зарабатывать на этом деньги. Австралийцы отнеслись к нашему начинанию несколько скептически, и, когда я впервые отправился на ловлю, об этом напечатали в газетах в отделе происшествий. Вот что писала выходящая в Сиднее «Дейли гардиан»:

"Капитан В. Е. Янг, хорошо известный во всем мире коммерческий охотник на акул, впервые вышел на охоту в наших водах – в гавани Сиднея. Его сопровождали двое коллег.

Самая разная снасть была спущена в воду за борт их бота, и самые разные морские твари проделывали путь из моря в кокпит, но капитан Янг не разбрасывается по мелочам. Его леса – из крепкой манильской веревки, его крючок – устрашающее приспособление, похожее на гарпун, его наживка – огромный лобан. В то время как другие развлекались, вытаскивая широкорылых акул и прочих рыбешек, попадающихся на каждом шагу, он задумчиво смотрел на свою лесу.

– Мне не нужно особенно большой рыбины, – сказал капитан Билл, – но и мелочи мне тоже не надо. Мне нужна славная штучка, килограммов этак на двести. И она у меня будет.

Так оно и вышло. Внезапно раздалась его громовая команда:

– Убрать всю снасть!"

В мгновение ока бот был готов к состязанию.

Капитан Янг стоял возле битенга, вокруг которого была обмотана его леса, и пристально вглядывался в клубящуюся воду, к которой были прикованы все глаза. Затем взял лесу в руки и со сноровкой, достичь которой можно только долгим опытом, стал проверять, достаточно ли прочно его жертва сидит на крючке.

У попавшей в его руки миссис Акулы не было никаких шансов на спасение. Стоило ей нырнуть, как ее выдергивали на поверхность, стоило свернуть в сторону, как ее начинали гонять по кругу; когда она пыталась уйти, ее останавливали рывком, для чего мучитель резким движением обводил лесу вокруг битенга.

Капитан Янг усмехнулся и изрек:

– Пожалуй, как раз двести килограммов.

Леса ослабла и тут же была подтянута. В фонтанах воды на секунду мелькнула огромная рыба.

– А, тигровая акула.

Снова фонтаны воды.

– Метра три с небольшим.

Проходит еще пять минут; капитан Янг, не отрывая глаз от воды, искусно «водит» рыбу на лесе. И вот на миг на поверхности появляется гладкая серая голова и горящий мстительным огнем глаз.

Крак! Словно по мановению волшебной палочки, откуда-то возникает автоматический пистолет Янга, выпускает пулю в точно намеченное место и снова исчезает. Через двадцать секунд победитель довольно смотрел на мертвого врага, оскалившего в злобной усмешке пасть, украшенную многими рядами смертоносных зубов.

– Это почтенная замужняя дама. Переправим ее на берег и посчитаем потомство. Наверно, дюжины две будет.

И вот миссис Тигровая Акула отправляется в свой последний путь – позорный путь на конце буксирного каната, который проволок ее через всю гавань.

Может быть, на свете есть и другие люди, которые вылавливают акул заранее заданного веса и по дерганию лески определяют ее вид и размер. Но когда капитан Янг кончил вскрытие акулы, он поднялся на недосягаемую для простых смертных высоту. Три пары глаз задали ему один и тот же немой вопрос, и, улыбаясь своей обаятельной улыбкой, он ответил:

– Ровно двадцать четыре штуки!"

Вы не представляете, какие чудеса совершило это небольшое представление в гавани Сиднея. Теперь уже никто не говорил, что мы – кучка любителей, которые затеяли пустое дело. И все, к кому мы обращались, старались всячески нам помочь.

Мы разместились в помещении бывшего холодильного завода, построенного правительством, но так и не пущенного в ход. Нам говорили, что в здешних водах очень много акул. Пиндимарские ловцы устриц, для которых акулы – настоящее бедствие, с готовностью показали нам, где их можно найти – как раз там, где было больше всего устриц.

В первый день охоты мы вышли в морс, нацепив в качестве наживки лобанов. Я решил пустить в ход свой лучший крючок, сделанный в Лондоне по специальному заказу из гальванизированной стали. Он был почти два сантиметра толщиной, с острыми, как бритва, зубцами и предназначался для ловли самых крупных, самых свирепых акул. Сверкающий крючок висел на медной цепочке с вертлюжком на конце, чтобы акула не могла сорвать его.

Пока мы ехали, я думал о чудовище, которое наверняка поймаю на этот крючок. К тому времени, как мы подошли к устричным банкам, погода переменилась. Я закрепил лесу с крючком и пошел в каюту – гордость нашего пятнадцатиметрового баркаса. Здесь, укрывшись от непогоды, я мог с удобством следить за своей лесой.

Не пробыл я в каюте и нескольких минут, как по всему баркасу пробежала дрожь. Леса натянулась, как тетива. Ясно, что на другом ее конце была рыба колоссальных размеров.

Я кинулся на палубу, чтобы начать битву по всем правилам. Но когда я схватил лесу, она вяло повисла у меня в руках – акула умудрилась уйти с крючка. Ругаясь про себя, я как можно быстрее вытащил лесу, чтобы тут же надеть наживку и опять забросить крючок в море. Чудовище не могло уйти далеко. Однако, вытащив крючок, я увидел, что он сломан надвое. Я тщательно его осмотрел. В стали не было никаких изъянов. Я не мог поверить своим глазам, но факт оставался фактом: акула так сильно дернула стальной крючок, что разломила его пополам с такой же легкостью, с какой бы я сломал сучок.

Мы решили пустить в ход сети, подобных которым в Австралии еще никто не видел. Они были более трехсот метров длиной, около шести метров в ширину, с ячейками в двадцать сантиметров диаметром. Мы поставили их «занавесом». Наш опыт лова в других местах показал, что это самый эффективный способ.

До тех пор мне ни разу не представлялось возможности проверить теорию о том, что акулы идут на белый цвет. Я решил, что теперь самая пора это сделать. Наш «занавес» состоял из чередующихся голубых, зеленых и белых сетей. И неизменно мы находили акул только в белом секторе.

Нам говорили, что в здешних водах полно самых разных акул – австралийских песчаных, акул-молот, бородатых, китовых, тигровых, мако, разнозубых, морских ангелов, куньих акул. Но мы все же не представляли, на какое мы напали «золотое дно».