Текст книги "Было"

Автор книги: Уильям Катберт Фолкнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Нашел, – сказал дядя Бак. – Но вы держали пари, что я его там поймаю. Да будь я там вдесятером, перед этой дверью, я все равно бы его не поймал.

Мистер Хьюберт смотрел на дядю Бака, изредка моргая.

– Так вы настаиваете на этом дурацком пари? – сказал он.

– Вы тоже рисковали, – сказал дядя Бак.

Мистер Хьюберт, щурясь, смотрел на дядю Бака. Потом переслал щуриться. Потом взял свечку со стола и вышел. Они сидели на краю кровати, смотрели, как свет удаляется по коридору, слушали шаги мистера Хьюберта на лестнице. Немного погодя свет опять появился, и на лестнице опять раздались шаги мистера Хьюберта. Потом он вошел, поставил на стол свечу и положил рядом с ней колоду карт.

– Покер, – сказал он. – Одна партия. Вы тасуете, я снимаю, мальчик сдает. Пятьсот долларов против Сибби. И с этим негром решим раз и навсегда. Если вы выиграли, вы покупаете Тенни; если я выиграл, я покупаю вашего негра. Оба в одной цене – триста долларов.

– Выиграл? – сказал дядя Бак. – Кто выиграл, тот покупает негра?

– Тот выиграл Сибби, черт подери! – сказал мистер Хьюберт. – Выиграл Сибби! Какого же дьявола мы сидим и торгуемся тут полночи? У кого на руках меньше, выигрывает Сибби и покупает негров.

– Ладно, – сказал дядя Бак. – Тогда я покупаю проклятую девку, а на остальной глупости ставим крест.

– Ха, – опять сказал мистер Хьюберт. – В таких серьезных глупостях вам еще не приходилось участвовать. Нет, вы желали попытать счастья, так вот оно перед вами. Вот на этом столе, и ждет вас.

Дядя Бак перетасовал колоду, мистер Хьюберт снял. Потом колоду взял он и сдал дяде Баку и мистеру Хьюберту по пять карт. Дядя Бак долго смотрел на свои, потом сказал: "Две", – и он дал две карты; мистер Хьюберт только взглянул на свои, сказал: "Одну", сбросил карту на те две, которые сбросил дядя Бак, вставил новую в свои, раздвинул их веером, взглянул раз, сложил карты, посмотрел на дядю Бака и сказал:

– Ну, прикупили к своей тройке?

– Нет, – сказал дядя Бак.

– А я – да, – сказал мистер Хьюберт. Он выбросил руку на стол, рассыпав свои карты перед дядей Баком – три короля и две пятерки, – и сказал: Ей-богу, неплохая партия, Бак Маккаслин.

– И это все? – спросил дядя Бадди. Час был уже поздний, солнце садилось; до дома мистера Хьюберта оставалось минут пятнадцать езды.

– Да, сэр, – ответил он, а потом рассказал, как дядя Бак разбудил его на рассвете и он вылез в окно, вывел свою лошадь и уехал и как дядя Бак пообещал, что, если его тут сильно потеснят, он тоже слезет по водосточной трубе и спрячется в лесу до приезда дяди Бадди.

– Хм, – сказал дядя Бадди. – А Томин Терл там был?

– Да, сэр, – ответил он. – Он ждал в конюшне, когда я пришел за лошадью. Он сказал: "Ну что там, еще не сговорились?"

– А ты что сказал? – спросил дядя Бадди.

– Я сказал: "Дядя Бак, по-моему, уже сговорился. Но дядя Бадди сюда еще не приехал".

– Хм, – сказал дядя Бадди.

На этом почти все и кончилось. Они подъехали к дому. Может быть, дядя Бак наблюдал за ними, но, если и наблюдал, сам не показывался – так и не вышел из лесу. Мисс Софонсибы тоже нигде не было видно – значит, дядя Бак окончательно еще не сдался, еще не сделал предложения. Дядя Бадди, он и мистер Хьюберт поужинали, вышли из кухни, расчистили стол, оставив на нем только лампу и колоду карт. А дальше все было как прошлой ночью, только дядя Бадди не носил галстука, да мистер Хьюберт был в одежде, а не в ночной рубашке, и на столе стояла не свеча, а лампа с абажуром, и мистер Хьюберт сидел со своей стороны стола с колодой в руках и глядел на дядю Бадди, с треском пропуская ее ребро под большим пальцем. Потом он выровнял ее об стол, положил посередине, под лампой, сложил руки на краю стола и чуть подался вперед, глядя на дядю Бадди, который сидел с другой стороны, опустив руки на колени, весь серый, как старый серый валун или пень с серым мхом, и такой же неподвижный; его круглая белая голова была похожа на голову дяди Бака, но он не щурился, как дядя Бак, и был чуть толще дяди Бака – словно оттого, что подолгу сидел и наблюдал, как готовится еда, словно еда, которую он готовил, сделала его чуть толще, чем он мог бы быть, и то, из чего он ее готовил – мука и прочее, – сообщило ему такой ровный, спокойный цвет.

– По пуншу перед началом? – сказал мистер Хьюберт.

– Я не пью, – сказал дядя Бадди.

– Верно, – сказал мистер Хьюберт. – Знал же: было что-то еще, кроме женолюбия, делавшее Фила похожим на человека. Впрочем, неважно. – Он дважды моргнул, не сводя глаз с дяди Бадди. – Бак Маккаслин против земли и негров, которые я обещал вам в приданое за мисс Софонсибой. Если я выиграю, Фил женится Сибби без всякого приданого. Если вы – получаете Фила обратно. А мне все равно остаются триста долларов, которые Фил должен мне за Тенни. Правильно?

– Правильно, – сказал дядя Бадди.

– Стад {4}, – сказал мистер Хьюберт. – Одна партия. Вы тасуете, я снимаю, мальчик сдает.

– Нет, – сказал дядя Бадди. – Без Каса. Рано ему. Не хочу приучать его к азартным играм.

– Ха, – сказал мистер Хьюберт. – Говорят, кто сел с Амодеем Маккаслином в карты, тот уже не играет. Впрочем, неважно. – Однако он по-прежнему смотрел на дядю Бадди; и, когда заговорил, даже не повернул головы: – Поди к черному ходу и крикни. Приведи первого, кто откликнется, животного мула или человека, лишь бы мог сдать десять карт.

Он пошел к черному ходу. Но кричать ему не пришлось, потому что прямо за дверью сидел на корточках Томин Терл, и они вернулись в столовую, где мистер Хьюберт сидел по-прежнему сложив руки на краю стола, а дядя Бадди сидел опустив руки на колени, и между ними под лампой, лицом вниз, лежала колода. Ни тот ни другой не взглянули на него и Томиного Терла.

– Тасуйте, – сказал мистер Хьюберт.

Дядя Бадди перетасовал карты, опять положил под лампу и опустил руки на колени, а мистер Хьюберт снял колоду и сложил руки на краю стола.

– Сдай, – сказал он.

По-прежнему ни мистер Хьюберт, ни дядя Бадди не смотрели на них. Просто сидели; между тем руки Томиного Терла, имевшие цвет седла, появились под лампой, взяли колоду и сдали: одну карту рубашкой кверху мистеру Хьюберту и одну рубашкой кверху дяде Бадди, потом одну лицом кверху мистеру Хьюберту и это был король – и одну лицом кверху дяде Бадди – и это была шестерка.

– Бак Маккаслин против приданого Сибби, – сказал мистер Хьюберт. Сдай.

Рука сдала карту мистеру Хьюберту – это была тройка – и карту дяде Бадди – это была двойка. Мистер Хьюберт посмотрел на дядю Бадди. Дядя Бадди стукнул костяшками пальцев по столу.

– Сдай, – сказал мистер Хьюберт.

Рука сдала карту мистеру Хьюберту – и это опять была тройка – и карту дяде Бадди – это была четверка. Мистер Хьюберт посмотрел на карты дяди Бадди. Потом он посмотрел на дядю Бадди, а дядя Бадди опять стукнул по столу костяшками.

– Сдай, – сказал мистер Хьюберт, и рука сдала ему туза, а дяде Бадди пятерку, и теперь мистер Хьюберт просто сидел, не двигаясь. Он никуда не смотрел и не шевелился целую минуту; просто сидел и наблюдал за дядей Бадди, который положил руку на стол, – впервые с тех пор, как стасовал колоду, приподнял уголок своей перевернутой карты, взглянул на него и снова опустил руку на колени.

– Ваше слово, – сказал мистер Хьюберт.

– Играем этих двух негров, – сказал дядя Бадди. Он тоже не шевелился. Он сидел так же, как сидел в повозке, как на лошади, как в качалке, когда стряпал.

– Против чего? – спросил мистер Хьюберт.

– Против трехсот долларов, которые Теофил должен вам за Тенни, и трехсот долларов, которые вы с Теофилом назначили за Томиного Терла, сказал дядя Бадди.

– Ха, – произнес мистер Хьюберт, только на этот раз совсем негромко и даже не отрывисто. Потом сказал: – Ха. Ха. Ха, – и опять негромко. Потом он сказал: – Так. – Потом сказал: – Так, так. – Потом сказал: – Повторим еще раз. Если я выиграл, вы берете Сибби без приданого и берете обоих негров и я Филу ничего не должен. Если вы...

– ... Теофил свободен. И вы должны ему триста долларов за Томимого Терла, – закончил дядя Бадди.

– Это – если я вас раскрою, – сказал мистер Хьюберт – Если же нет, Фил мне ничего не должен и я Филу ничего должен – если только не возьму этого негра, про которого я и вам и ему уже несколько лет объяснял, что не желаю его иметь. В остальном мы возвращаемся к тому, с чего началась вся эта глупость. Иначе говоря, я должен либо отдать негритянку, либо рискнуть приобрести негра, которого вы, по собственному признанию, не в силах удержать дома. – Тут он замолчал. На целую минуту и он и дядя Бадди как будто уснули. Потом мистер Хьюберт сидел ни на что не глядя, и барабанил пальцами по столу, медленно, размеренно и не очень громко. – Хм, – сказал он. – И вам нужна тройка, а их всего четыре в колоде, и три из них у меня. И вы только тасовали. А я потом снял. И если я вас раскрою, я должен купить этого негра. Кто сдавал карты, Амодей?

Но он не стал дожидаться ответа. Он наклонил абажур, и свет упал на руки Томиного Терла, которым полагалось быть черными, но они были не совсем белыми, на его воскресную рубашку, которой полагалось быть белой, но и она была не совсем – эту рубашку он надевал каждый раз перед побегом, так же как дядя Бак каждый раз надевал галстук перед погоней, – и на его лицо; мистер Хьюберт сидел, придерживая абажур, и глядел на Томиного Терла. Потом он опустил абажур, взял свои карты, перевернул лицом вниз и оттолкнул на середину стола.

– Пас, Амодей, – сказал он.

IV

От недосыпа он уже не мог ехать верхом и на этот раз вместе с дядей Бадди и Тенни возвращался домой в повозке, а Томин Терл вел его лошадку, сидя на старом Джейке. Приехали они на рассвете, и на этот раз дядя Бадди не успел даже приступить к готовке, а лиса – вылезти из корзины, потому что собаки уже были в комнате. Старый Моисей влез прямо в корзину к лисе, так что оба прошли ее насквозь и выскочили с другой стороны. То есть выскочила лиса, потому что, когда дядя Бадди открыл дверь и хотел войти, старый Моисей еще таскал на шее большую часть корзины, и дяде Баку пришлось сбивать ее ногами. А загнали лису на одном кругу: по передней галерее, за дом, и там стало слышно, как лисьи когти застучали по бревну, прислоненному к крыше, хорошая была гоньба, но кончилась слишком скоро.

– Какого черта, – сказал дядя Бадди, – ты травишь эту дрянь собаками прямо в комнате?

– К черту лису, – сказал дядя Бак. – Иди готовь завтрак. Мне кажется, я месяц не был дома.

КОММЕНТАРИИ

(А.Долинин)

СОЙДИ, МОИСЕЙ

В начале 1940 года Фолкнер задумал создать новую книгу по той же методе, что и "Непобежденных", – то есть составить ее из отдельных рассказов, над которыми он тогда работал. По его словам, общей темой книги должны были стать "отношения между белой и черной расами у нас, на Юге".

К работе над книгой Фолкнер приступил лишь год спустя, в мае 1941 года. Первоначально он намеревался использовать для нее семь рассказов, уже написанных к этому времени: "Пункт закона" (соответствует первой части "Огня и очага"; опубликован в журнале "Collier's" 22 июня 1940 г.), "Не всегда золото" (соответствует второй части "Огня и очага"; опубликован в ноябрьском номере журнала "The American Mercury" за 1940 г.), "Отпущение грехов" или другой вариант названия – "Апофеоз" (соответствует третьей части "Огня и очага"; отдельно не публиковался), "Черная арлекинада" (опубликован в октябрьском номере журнала "Harpers" за 1940 г.), "Старики" (опубликован в сентябрьском номере журнала "Harpers" за 1940 г.), "Осень в Пойме" (до выхода книги отдельно не публиковался) и "Сойди, Моисей" (опубликован в январском номере журнала "Collier's" за 1941 г.). Впоследствии к ним добавились неопубликованный рассказ "Почти", который был переделан в первую новеллу-главу книги, и охотничья новелла "Лев" (опубликована в декабрьском номере журнала "Harpers" за 1935 г.), послужившая "заготовкой" для нескольких эпизодов "Медведя".

Сообщая издателю о своих планах, Фолкнер писал: "Я все перепишу более или менее заново, а в процессе работы придумается что-нибудь новенькое". Однако переработка данного материала в целостную книгу представляла значительно большие трудности, чем в случае с "Непобежденными", поскольку это был не новеллистический цикл с общими персонажами и единым рассказчиком, но ряд разнородных текстов на негритянскую тему, между которыми отсутствовала какая-либо прагматическая связь. У каждой из отобранных новелл был свой набор персонажей и свой способ повествования; часть из них имела рассказчиков, причем в их роли выступали Баярд Сарторис и Квентин Компсон, о которых читатель уже знал все. В поисках объединяющего принципа Фолкнер обратился к испытанным приемам семейной хроники, решив построить книгу как историю клана Маккаслинов, в котором есть и белая и черная ветви. Писатель даже начертил для себя примерное генеалогическое древо рода и начал, сверяясь с ним, переделывать рассказы. Все персонажи, не имевшие прежде никакого отношения к Маккаслинам, получили новые биографии и имена, связавшие их друг с другом родственными узами (например, Квентин Компсон из "Стариков" превратился в Айка Маккаслина, главного героя книги, а его отец в Маккаслина Эдмондса, безымянная негритянка из "Осени в Пойме" – в прапраправнучку основателя династии, а ее любовник Бойд – в Роса Эдмондса, и т. п.). Появился в книге и ряд совершенно новых эпизодов и мотивов (например, столкновение Лукаса Бичема с Заком Эдмондсом в "Огне и очаге"), возникли повторяющиеся символы (огонь, кровь и т. п.), в некоторых случаях иной поворот приобрели отношения действующих лиц и обрисовка отдельных характеров (так, Лукас Бичем до известной степени вышел из амплуа "комического старика негра", в котором он выступает в новеллах). Пожалуй, только рассказ "Черная арлекинада" не подвергся существенной переделке, поскольку в общей композиции книги ему отведено место вставной новеллы, развивающей ее основную тему на другом материале.

Композиционным и смысловым центром всей книги Фолкнер сделал повесть "Медведь", которая "придумалась" у него "в процессе работы" (подобно "Запаху вербены" в "Непобежденных"), причем интересно, что в ней, как и в "Запахе вербены", важнейшую роль играют инициационные мотивы и символика (юный герой подвергается символическим охотничьим испытаниям посвятительного характера и, получая статус взрослого, пересматривает общепринятый кодекс поведения; как и Баярд Сарторис, своим поступком он отвергает тяготеющее над Югом "проклятье" с той лишь разницей, что для Баярда это проклятие насилия и мести, а для Айка Маккаслина – проклятие рабства и собственности).

Работа над книгой была закончена в декабре 1941 года, а уже в марте 1942 года она вышла в свет (издательство "Рэндом Хаус"). Без ведома Фолкнера издатели снабдили ее подзаголовком "И другие рассказы". При последующих переизданиях книги подзаголовок по требованию писателя был снят.

Упоминания о различных членах клана Маккаслинов часто встречаются в более поздних произведениях йокнапатофского цикла, а Лукас Бичем, его жена Молли и Карозерс Эдмондс выступают как действующие лица романа "Осквернитель праха".

Название книги представляет собой цитату из негритянского духовного гимна: "Сойди, Моисей, в далекую землю Египетскую и скажи старому фараону, чтобы он отпустил мой народ на свободу". Для негритянского религиозного сознания характерно отождествление рабства с библейским "пленом Египетским", а освобождения – с исходом иудеев (ср. эпизод в "Непобежденных", где освобожденные негры-рабы в трансе устремляются вслед за армией Шермана "к Иордану" – то есть в землю обетованную).

Книга посвящена негритянке Каролине Барр, няньке Фолкнера и его братьев, которая умерла 31 января 1940 года, немного не дожив до своего столетия. Очень любивший ее Фолкнер на похоронах произнес прочувственную речь.

В приложении к примечаниям приведена генеалогия рода Маккаслинов, которая поможет читателю разобраться в довольно запутанных родственных отношениях персонажей книги.

БЫЛО

{1}. Уорик – старинный английский город на реке Эйвон, центр графства Уорикшир. В средние века титул графа Уорика действительно принадлежал аристократическому роду Бичемов.

{2}. Уокеровские гончие – особая порода английских гончих, названная по имени селекционера Джона Уокера.

{3} ...вся эта накопленная сладость будет растрачена в пустыне... Парафраза стиха из элегии английского поэта-сентименталиста Томаса Грея (1716-1771) "Сельское кладбище" (1751): "Удел многих цветов – цвести никем не видимыми // и растрачивать свою сладость в пустынном воздухе". Очевидно, героиня смешивает строки из "Сельского кладбища" и другого хрестоматийного английского стихотворения "Как маленькая трудолюбивая пчелка..." (1715) поэта и теолога Исаака Уоттса (1674-1748).

{4}. Стад – разновидность покера. Первую карту сдают лицом вниз, остальные – в открытую. После каждого круга сдачи открытой карты играющие объявляют новые ставки.