Текст книги "Наследники"

Автор книги: Уильям Голдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну!

Лок крадучись двинулся вперед с палицей наготове. Фа обошла его слева. Она сжимала в руках два острых каменных осколка. Гиены сошлись ближе и зарычали. Фа внезапно взмахнула правой рукой, и камень угодил суке в ребра. Та взвизгнула, потом с воем пустилась наутек. Лок прыгнул, замахнулся палицей и ударил рычащего кобеля по морде. Теперь оба зверя отбежали на безопасное расстояние и огрызались в испуге.

– Скорей, я чую большого кота.

Фа уже стояла на коленях и терзала обмякшую тушу.

– Кот высосал кровь. Так что вины нету. А желтые твари даже не тронули печень.

Она яростно кромсала козье брюхо каменным осколком. Лок грозил гиенам палицей.

– Здесь много еды для всех людей. Он услыхал, как Фа урчит и задыхается, раздирая морщинистую кожу и кишки.

– Скорей.

– Не могу.

Гиены уже не огрызались, они медленно заходили с разных сторон. Лок следил за ними, и вдруг его накрыли тени двух крупных птиц, круживших в воздухе.

– Тащи козу к утесу.

Фа попыталась сдвинуть тушу, потом злобно крикнула на гиен. Лок попятился к ней, нагнулся, ухватил козу за ногу. Он тяжело поволок тушу к расселине, все время грозя палицей. Фа ухватила заднюю ногу козы и помогала тащить. Гиены шли следом на безопасном расстоянии. Люди втиснули добычу в узкую расселину под утесом, где притаилась Лику, а две птицы снизились. Фа снова принялась кромсать тушу острым осколком. Лок отыскал увесистый камень, которым удобно было наносить удары. Он стал долбить тушу и выламывать суставы. Фа урчала от нетерпения. Лок что-то приговаривал, а его большие руки тянули, выкручивали и обрывали сухожилия. Гиены безостановочно метались из стороны в сторону. Птицы слетели на скалу, уселись там сбоку от Лику, и она проворно соскользнула к Локу и Фа. Коза была уже искромсана и растерзана. Фа вспорола брюхо, рассекла слоистый желудок, вытряхнула кислую пережеванную траву и ростки на землю. Лок расколол череп и вынул мозг, потом концом палицы разжал зубы и вырвал язык. Они уложили лакомые куски в выпотрошенный желудок, завязали его кишками, и получился дряблый мешок.

Лок урчал и часто приговаривал:

– Это плохо. Очень плохо.

Козьи ноги были раздроблены, мясо отделено от костей, и теперь Лику сидела на корточках возле туши, поедая кусок печени, который ей дала Фа. Воздух меж скал был муторный от запретного истязания и пота, от обильного запаха мяса и ощущения зла.

– Скорей! Скорей!

Фа сама не могла бы сказать, чего она боится; кот не вернется к обескровленной добыче. Его отделяет теперь от этого места полдня пути по равнине, он рыщет там, где пасется стадо, быть может, уже настигает новую жертву, готовый вонзить ей в шею свои сабли и высосать кровь. Но все же как будто темнота омрачала воздух под настороженными птицами.

Лок громко сказал, ощущая эту темноту:

– Совсем плохо. Оа родила козу из своего чрева.

Фа, которая разрывала мясо, пробормотала сквозь зубы:

– Не говори про нее.

А Лику все ела, не замечая темноты вокруг, ела сочную, теплую печень, покуда не заныли челюсти. Лок после внушения, которое ему сделала Фа, уже не приговаривал громко, а только шептал:

– Плохо. Но тебя убил кот, так что вины нету. Он шлепал губами, и слюна капала из его широкого рта. Солнце рассеяло остатки тумана, и впереди, за гиенами, люди видели волнистые поросли вереска на равнине, а еще дальше, где свет растекался понизу, зеленели кроны деревьев и сверкала вода. Сзади высились горы, мрачные суровые громады. Фа легла на спину и перевела дух. Тыльной стороной руки она утерла лоб.

– Мы должны подняться высоко, куда желтым тварям не залезть.

От туши не осталось почти ничего, только истерзанная шкура, кости и копыта. Лок отдал свою палицу Фа. Она взмахнула ею и сердито прикрикнула на гиен. Лок скрутил из кишки жгут, связал им окорока и намотал конец на запястье, чтоб можно было управиться одной рукой. Потом нагнулся и ухватил горловину желудка зубами. Фа держала охапку мяса, а он две груды рваных и дрожащих кусков. Он стал пятиться со свирепым рычанием. Гиены пробрались в расселину, стервятники сорвались с места и кружили чуть поодаль, где их нельзя было достать палицей. Лику так осмелела под защитой мужчины и женщины, что погрозила стервятникам объедком печени:

– Кыш, жадные клювы! Это мясо съест Лику! Стервятники заклекотали, отлетели прочь и вступили в схватку с гиенами, которые с хрустом пожирали раздробленные кости и окровавленную шкуру. Лок уже не мог говорить. У него едва хватило бы сил тащить столько еды на плечах даже по ровному месту. Теперь же он влачил эту ношу вверх на весу и почти всю тяжесть удерживал пальцами и стиснутыми зубами. Они еще не преодолели откос, а он уже склонялся все ниже, и боль терзала его запястье. Но Фа поняла это, хотя не могла видеть и сопереживать. Она подошла, забрала у него дряблый желудок, и он облегченно вздохнул. Потом она и Лику полезли дальше, оставив его позади. Он разделил мясо на три неравные части и с трудом побрел следом. В голове у него так непостижимо смешались темнота и светлая радость, что он слышал, как колотится сердце. Он заговорил с темнотой, которая таилась в расселине:

– Здесь бывает мало еды, когда люди приходят от моря. Еще нету ягод, плодов, меда, нету почти никакого корма. Голодные люди отощали, им надо есть. Людям не нравится вкус мяса, но, когда оно найдется, надо его съесть.

Теперь он огибал гору по гладкому каменному скату, где только цепкость ног удерживала его от падения. Петляя средь высоких скал, он по-прежнему глотал слюну и вдруг высказал новую замечательную мысль:

– Это мясо для Мала, потому что он больной.

Фа и Лику отыскали проход в крутом склоне и рысцой побежали наверх, к уступу над долиной. Лок остался позади, он едва брел и высматривал подходящую скалу, куда мог бы положить мясо, как делала старуха, когда несла огонь. Такую скалу он нашел в начале прохода, она была плоская, а у другого ее бока зияла пустота. Он присел, мясо соскользнуло с него и осело под собственной тяжестью. Внизу, под склоном, слетелась целая стая стервятников, и там шел свирепый пир.

Лок отвернулся от расселины, где затаилась темнота, и устремил взгляд на Фа и Лику. Они были уже далеко, бежали рысцой к уступу, скоро они расскажут остальным про еду и, вероятно, пошлют Ха на подмогу. Он не спешил продолжить путь, предпочел отдохнуть немного и рассматривал суетный неугомонный мир. Под светлым голубым небом едва различимо темнела далекая полоса моря. Темней всего окрест были густые синие тени, которые скользили по траве, камням и вереску, по серым оголенным валунам на равнине. Покрывая деревья в лесу, они омрачали прозрачную зелень весенней листвы и гасили блеск воды над рекой. У подножья горы они растекались вширь и уползали через хребет. Он поглядел в сторону водопада, где Фа и Лику, совсем крошечные, уже почти исчезли из вида. Потом он нахмурился, присмотрелся к воздуху над водопадом и открыл рот. Дым костра переместился и стал совсем не таким, как прежде. На миг он подумал, что старуха перенесла костер, но сразу же засмеялся над собственной глупостью, удивляясь, как он мог увидать такое. И никогда старуха не позволила бы костру так дымить. Желтые струи свивались с белыми, будто горели сырые сучья или ветки с густыми зелеными листьями; только дурак или какое-то существо, которому совсем незнаком норов огня, стали бы обращаться с ним так неразумно. У Лока мелькнула мысль о двух разных кострах. Иногда огонь падал с неба и подолгу полыхал в лесу. Он таинственно просыпался на равнине среди вереска, когда цветы уже давно отцвели и солнце палило нестерпимо.

Лок опять засмеялся над тем, что ему привиделось. Старуха не позволила бы костру пустить такой дым, а заново огонь никогда не просыпался сам собой в сырую весеннюю пору. Лок глядел, как дым опадает, плывет в долину и там редеет. Потом он понюхал мясо и забыл про дым и про свое видение. Он подобрал куски и, шатаясь, побрел наверх вслед за Фа и Лику. Тяжесть мяса и мысль, что он несет людям столько еды, а когда принесет, заслужит их похвалу, отвлекли его, и он перестал видеть дым внутри головы. Фа бегом вернулась назад. Она взяла у Лока часть мяса, и они медленно, чуть не падая, одолели последний подъем.

Дым густо клубился с отлога, синий и горячий. Старуха удлинила костер, и слой теплого воздуха стлался меж пламенем и скалой. Пламя и дым надежной завесой ограждали отлог от легких порывов ветра. Мал лежал на земле, окутанный теплым воздухом. Он весь сжался, серый среди бурых кочек, глаза его были сомкнуты, рот широко разинут. Дышал он так часто и слабо, что грудь трепетала, будто отзывалась на удары сердца. Кости заметно проступали сквозь кожу, а плоть таяла, как жир на огне. Когда Лок показался в отдалении, Нил, новый человечек и Ха только что начали спускаться к лесу. Они ели на ходу, и Ха одобрительно махнул Локу рукой. Старуха стояла у костра и ощупывала желудок, который ей отдала Фа.

Фа и Лок спрыгнули на уступ и побежали к костру. Лок свалил мясо у нагромождения скал и крикнул Малу сквозь пламя:

– Мал! Мал! Мы принесли мясо!

Мал открыл глаза и приподнялся на локте. Он взглянул через костер на обмякший желудок, вздохнул и наградил Лока улыбкой. Потом повернул голову к старухе. Она улыбнулась ему и стала хлопать себя по ляжке свободной рукой.

– Это хорошо, Мал. Это дает силу. Лику прыгала рядом с нею.

– Я ела мясо. И малая Оа ела мясо. Я прогнала жадные клювы, Мал.

Мал улыбался и тяжко дышал.

– Вот Мал наконец увидал радость.

Лок оторвал клок мяса и стал жевать. Он засмеялся, побрел по уступу, изображая, как он пошатывался под тяжестью ноши, и сделал это ничуть не хуже, чем прошлым вечером. Потом заговорил невнятно, с набитым ртом:

– А Лок увидал наверняка. Мед для Лику и малой Оа. И целые охапки мяса козы, которую загрыз кот.

Люди тоже засмеялись и стали хлопать себя по ляжкам. Мал опять лег, улыбка на его лице потускнела, и он молчал, прислушиваясь к своему трепетному дыханию. Фа и старуха разобрали мясо, отделили изрядную долю и уложили на скалах и во впадинах. Лику схватила еще кусок печени, обошла костер и устроилась в теплом закутке, где лежал Мал. Старуха бережно перенесла желудок на скалу, распутала узел и засунула руку внутрь.

– Принесите земли.

Фа и Лок прошли через теснину у края уступа на взгорье, где склон, усеянный скалами и кустами, спускался к лесу. Они надергали жесткой травы с земляными комьями на корнях и принесли старухе. Она взяла желудок и положила его перед собой. Потом плоским камнем разворошила золу в костре. Лок присел на корточки и стал толочь землю палкой. Работая, он приговаривал:

– Ха и Нил принесли дров на много дней. Фа и Лок принесли еды на много дней. И теплые дни скоро придут.

Когда скопилась горка сухой истолченной земли, Фа смочила ее водой из реки. Она отдала землю старухе, которая облепила ею желудок. Потом проворно выгребла из костра самую горячую золу и завалила облепленный землей желудок. Зола легла толстым слоем, и воздух над ней задрожал от жара. Фа принесла дерну. Старуха обложила золу дернинами и сдвинула их вплотную. Лок бросил работу, встал и глядел, как готовят еду. Он видел морщинистую горловину желудка и слой земли под дернинами. Фа отстранила его локтем, нагнулась и вылила в желудок воду из пригоршней. Старуха придирчиво следила за Фа, которая сновала то туда, то сюда. Вновь и вновь прибегала она от журчащей реки, покуда не наполнила желудок доверху водой, мутноватой и пенистой. Мелкие пузырьки всплывали из пены, дрожали и лопались. Поверх докрасна раскаленной золы дерн потрескивал, травинки взъерошились. Они корчились, стали чернеть и загораться. Огненные язычки пробивались сквозь землю и метались средь травинок или жадно слизывали их, сперва обволакивая желтизной от корней до самых концов. Лок отошел назад и собрал кучку рыхлой земли. Он забрасывал землей горящие дернины и приговаривал, обращаясь к старухе:

– Огонь легко удержать. Эти языки не уползут. Для них нет вокруг никакой еды.

Старуха поглядела на него с умудренной улыбкой, не сказав ни слова, и сразу заставила его почувствовать, как он глуп. Он оторвал клок мышцы от растерзанной ляжки и спустился на уступ. Солнце стояло над долиной меж гор, и он бездумно ощутил, что скоро уже наступит время, когда день кончится. Дневная пора прошла так быстро, что он чувствовал огорчение, будто что-то потерял. Он отвлекся, смутно увидал отлог, когда его и Фа здесь не было. Мал и старуха ждали, она думала про болезнь Мала, он задыхался и ждал, когда Ха принесет дрова, а Лок еду. Вдруг Лок понял, что Мал не был уверен в успехе, посылая их добывать еду. Но все равно Мал мудр. Хотя при мысли о мясе Лок опять преисполнился самомнения, все же он знал, что Мал не был уверен в успехе, и ему вдруг стало зябко, как от холодного ветра. Потом знать это сделалось почти так же трудно, как думать, в голове скопилась усталость, он стряхнул ее с себя, и сразу возродился тот беспечный, радостный Лок, что привык слушаться старших и доверяться их попечению. Ему вспомнилась старуха, такая близкая к Оа, знающая так неизъяснимо много, хранительница недоступных глубин, которой открыты все тайны. Он опять почувствовал благоговейный страх, и радость, и облегчение.

Фа сидела у костра и обжаривала на пруте кусочки мяса. Прут обгорал, мясо плевалось и шипело на огне, и она обжигала пальцы, когда снимала кусок, чтоб его съесть. Старуха склонилась над Малом и поливала его лицо водой из пригоршней. Лику сидела, опираясь спиной о скалу, малая Оа покоилась у нее на плече. Теперь Лику ела не спеша, она вытянула ноги, и живот ее красиво округлился. Старуха подошла, присела возле Фа и глядела, как из желудка, сквозь сутолоку пузырей, вьется пар. Она выхватила всплывший кусочек, ловко подбросила на ладони и сунула в рот.

Люди молчали. Жизнь обрела полноту, уже не надо беспокоиться о еде, на завтра припасов хватит, а день, который придет потом, так далек, что никому не хотелось о нем думать. Жизнь целиком претворил в себе утоленный голод. Скоро Мал поест нежного мозга. Сила и проворство козы вольются в него. Таким чудесным представлялся этот дар людям, что у них не было надобности разговаривать. Они погрузились в долгое молчание, которое внешне могло бы показаться проявлением отрешенной скорби, если б не мерно жующие челюсти с игрой мускулов под скулами, отчего слегка подрагивали завитки на висках покатых голов.

Лику уронила голову на грудь, и малая Оа упала с ее плеча. Пузырьки суетливо всплывали из горловины желудка, растекались по кромке, облачко пара взмывало вверх и отлетало в сторону, где его развеивал горячий воздух над большим костром. Фа взяла прут, окунула его в кипящее варево, лизнула конец и повернулась к старухе.

– Уже скоро.

Старуха тоже лизнула прут.

– Надо напоить Мала горячей водой. Вода от мяса дает силу. Фа сморщила лоб и разглядывала желудок. Она положила ладонь себе на макушку.

– Я вижу.

Она взобралась на утес и указала назад, туда, где виднелись лес и море.

– Я возле моря, и я вижу. Вижу так, как еще не видел никто. Я… – она скривилась и нахмурила брови. – …думаю. – Она вернулась к костру и присела возле старухи. Медленно качнулась из стороны в сторону. Старуха опустила одну руку и уперлась в землю костяшками пальцев, а другой рукой поскребла шею под нижней губой. Фа заговорила опять: – Я вижу, как люди у моря очищают ракушки. Лок вытряхивает из ракушки гнилую воду.

Лок заболботал, но Фа прервала его:

– …а еще Лику и Нил… – Она помолчала в смятении, потому что видела все уж очень живо и подробно, не зная, как разглядеть за этим важный смысл, который угадывала чутьем. Лок засмеялся. Фа отмахнулась от него, как от мухи.

– …воду из ракушки.

Она выжидательно поглядела на старуху. Потом вздохнула и начала снова:

– Лику в лесу…

Лок со смехом указал на Лику, которая спала, примостившись у скалы. Тогда Фа шлепнула его, будто хотела унять ребенка, висящего у нее на спине.

– Я вижу так. Лику идет через лес. И несет малую Оа… Она пристально смотрела на старуху. Потом Лок заметил, как напряжение исчезло с ее лица, и понял, что они сопереживают видение. Все это он увидал тоже, нелепое скопище ракушек, и Лику, и воду, и отлог. Он заговорил:

– Возле гор нету ракушек. В ракушках живут только улитки, мелкий народ. Там они как в пещерах.

Старуха клонилась к Фа. Потом откачнулась, оторвала от земли обе руки и неуверенно уселась на свой тощий зад. Медленно, безмолвно лицо ее переменилось, как бывало порой, если Лику вдруг забредала слишком далеко в сторону, где заманчиво сверкала ядовитая ягода. Фа понурилась и закрыла лицо руками. Старуха сказала:

– Это новое.

Она покинула Фа, которая нагнулась над желудком и стала помешивать там прутом.

Старуха протянула руку к Малу и осторожно подергала его за ногу. Мал открыл глаза, но не пошевельнулся. Возле его рта слюна растеклась по земле маленьким темным пятнышком. Солнечные лучи косо падали на отлог из-за долины, откуда всегда приходила ночь, и ярко освещали Мала, так что тени протянулись от него во всю длину костра. Старуха притронулась губами к его голове:

– Поешь, Мал.

Мал, тяжко дыша, приподнялся на локте.

– Воды!

Лок сбегал к реке, принес воду в пригоршнях, и Мал напился. Потом Фа встала на колени с другого бока, чтоб он мог на нее опереться, а старуха взяла палку, окунула ее в бульон много раз, больше, чем пальцев у всех людей в мире, и вложила ему в рот. Он дышал так часто, что едва успевал глотать. Наконец он стал вертеть головой, уклоняясь от палки. Лок принес еще воды. Фа со старухой бережно уложили Мала на бок. Он перестал их замечать. Они видели, как глубоко таится его мысль и как она неотступна. Старуха стояла у костра и глядела на Мала. Они видели, что она уловила проблески его затаенного чувства, и лицо у нее стало мрачнее тучи. Фа сорвалась с места и побежала к реке. Лок угадал по движению ее губ:

– Нил?

Он догнал Фа в вечерних сумерках, и они вдвоем пристально осмотрели утес над рекой. Нил там не оказалось, Ха тоже, а лес за водопадом уже застилала темнота.

– Они несут слишком много дров.

Фа издала звук, выражавший согласие.

– Но большие дрова они понесут по склону. Ха много видит. Носить дрова через утес плохо.

Потом они почувствовали, как старуха глядит на них и думает, что только она понимает переживания Мала. Они вернулись назад, и лица их помрачнели. Девочка Лику спала у скалы, ее округлый живот поблескивал при свете костра. Мал не шелохнулся ни разу, но глаза его были открыты. Последние лучи солнца быстро угасали. С утеса над рекой долетел глухой топот, потом с грохотом посыпались камни и кто-то торопливо обогнул поворот. Нил бежала к ним по уступу с пустыми руками. Она выкрикнула только два слова:

– Где Ха?

Лок глупо уставился на нее.

– Несет дрова вместе с Нил и новым человечком.

Нил мотнула головой. Она дрожала всем телом, хотя стояла так близко от костра, что могла бы дотянуться до него рукой. Потом быстро заговорила, обращаясь к старухе:

– Ха не вместе с Нил. Гляди!

Она обежала уступ, показывая, что там никого нет. Потом вернулась обратно. Зорко оглядела отлог, ухватила кусок мяса и вцепилась в него зубами. Новый человечек у нее под гривой проснулся и высунул головку наружу. Тогда она вынула мясо изо рта и пристально посмотрела каждому в лицо.

– Где Ха?

Старуха положила ладони себе на макушку, поразмыслила немного над этой новой загадкой и отступилась. Она присела на корточки возле желудка и стала вылавливать оттуда мясо.

– Ха собирал дрова вместе с тобой. Нил пришла в неистовство:

– Нет! Нет! Нет!

Она то приседала, то вскакивала. Груди ее колыхались, и на сосках выступило молоко. Новый человечек принюхался и переполз через ее плечо. Она ухватила его обеими руками так грубо, что он пискнул, потом стал сосать. Она присела на скалу и окинула людей тревожным взглядом.

– Надо, чтоб вы увидали. Мы складываем дрова в кучу. Около большого мертвого дерева. На голой земле. Мы разговариваем про козу, которую принесли Фа и Лок. Мы смеемся.

Она взглянула поверх костра и вытянула руку.

– Мал!

Его глаза обратились к ней. Дышал он все так же тяжело. Пока Нил рассказывала, новый человечек сосал ее грудь, а солнечные блики на воде у нее за спиной померкли.

– Потом Ха идет к реке попить, и я остаюсь возле дров. – Ее лицо затуманилось, такое лицо было у Фа, когда она видела подробности, которые не умещались у нее в голове. – И еще он идет справить нужду. А я остаюсь возле дров. Но он кричит: «Нил!» Я встаю, – она изобразила это, – и вижу, как Ха бежит наверх к утесу. Бежит и хочет догнать. Он оглядывается и чувствует радость, потом испуг и радость – вот так! И я уже не вижу Ха. – Они устремили глаза на утес вслед за ее взглядом и не увидели Ха. – Я все жду, жду. Потом иду к утесу, чтоб найти Ха и вернуться к дровам. На утесе нету солнца.

Шерсть на ней встала дыбом, зубы оскалились.

– На утесе запах. Два. От Ха и от другого. Это не Лок. Не Фа. Не Лику. Не Мал. Не она. Не Нил. Это другой запах, он ничей. Вверх по утесу и назад. Но запах Ха кончается. Ха взобрался на утес и прошел над хвостатыми травами, а солнце село. И потом ничего.

Старуха стала снимать дернины с желудка. Она сказала через плечо:

– Ты видела это во сне. Другого нету в мире. Нил опять забормотала с тоской:

– Не Лок. Не Мал… – Принюхиваясь, она обогнула скалу, подошла вплотную к повороту, за которым скрывался утес, вернулась назад, и шерсть на ней стояла дыбом. – Там кончился запах Ха. Мал!..

Остальные серьезно обдумывали видение. Старуха открыла желудок, откуда валил пар. Нил перепрыгнула через костер и стала на колени подле Мала. Она дотронулась до его щеки.

– Мал! Ты слышишь?

Мал ответил, преодолевая одышку:

– Слышу.

Старуха принесла мяса, и Нил взяла кусок, но есть не стала. Она ждала, когда Мал опять заговорит, но старуха сказала вместо него:

– Мал очень болен. Ха видит много. А теперь ешь, и тебе будет хорошо.

Нил завизжала на нее с такой яростью, что остальные перестали жевать:

– Ха нету. Запах Ха кончился.

Сначала никто не шевелился. Потом все повернулись к Малу и стали глядеть на него. С огромным трудом он оторвал тело от земли и сел, едва удерживая равновесие. Старуха открыла рот, порываясь заговорить, но опять закрыла. Мал положил ладони себе на макушку. Теперь ему стало еще трудней удерживать равновесие. Он начал беспокойно дергаться.

– Ха ушел к утесам.

Он закашлялся, его слабое дыхание прервалось. Все ждали, и он опять задышал быстро, взахлеб.

– Там запах другого.

Он придавил голову обеими руками. По телу его пробежала дрожь. Он быстро выдвинул одну ногу и уперся в землю пяткой, чтоб не упасть. Люди ждали в красном зареве заката и костра, а пар от бульона струился вверх и вместе с дымом исчезал в темноте.

– Там запах других.

На миг он затаил дыхание. Потом они увидали, как его обессиленные мышцы расслабились и он повалился на бок с таким безразличием, будто боль от ушиба была ему нипочем. Они уловили его шепот:

– Я этого не вижу.

Даже Лок молчал. Старуха сходила к утесу и принесла дров, двигаясь как во сне. Она все делала ощупью, глаза ее были устремлены вдаль, мимо людей. Люди не могли видеть то, что видела она, и поэтому стояли неподвижно, в растерянности пытаясь представить себе жизнь без Ха. Но Ха был среди них. Они знали каждую его черточку, каждый взгляд, его особенный запах и умудренное, безмолвное лицо. Его палица лежала у скалы, гладкая на конце, который он совсем недавно сжимал горячей рукой. Знакомая скала ждала его, и перед ними там, где он всегда сидел, на земле была отчетливая вмятина. Все это совместилось в голове Лока. Сердце его дрогнуло, он обрел такую силу, будто мог напряжением воли вернуть Ха людям прямо из воздуха.

Нил вдруг сказала:

– Ха ушел.