Текст книги "Спейс работает по найму"

Автор книги: Уильям Фрэнсис Нолан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

X

Я лежал навзничь, распластавшись на твердой металлической поверхности. Принятие сидячего положения без контр-гравипояса оказалось той еще работенкой, и потребовало нескольких попыток, но я все же добился этого, почувствовав себя беременной женщиной в земном цирке.

Было темно, но во тьме сияли глаза – бесчисленные мигающие огни, плавающие и искрившиеся в стенах. Камеру наполняли звуки: щелканье, жужжание, хрипение, хруст – звуки гигантских пчел.

И я чувствовал запахи смазки и фальмаусов.

Это была машина, и я находился в ее внутренностях.

Но какого рода была машина?

– Приветствую тебя, Сэм, – сказала машина. – Меня зовут Мини.

Сказала. Но не вслух. Слова были скормлены непосредственно моему мозгу. Машина умела читать мысли и отвечать на них.

– Почему я здесь? – спросил я. – И что ты собираешься со мной делать?

– Тебе не следует говорить со мной вслух, – сказала машина. – Твой голос резок и неприятен.

– О'кей, поиграем в игры, Минни. – Я в уме повторил оба вопроса.

– Ты здесь потому, что нарушил закон. Сделал ты это, потому что умственно дефективен. А что касается моих намерений в отношении тебя: я намерена тебя вылечить.

– Как?

– Я извлеку из твоего мозга все агрессивные импульсы и мысли и заменю их на неагрессивные.

Промывание мозгов. Ман Фармш отправил меня сюда на промывание мозгов. Гадкая, крашеная мышь собирается прокипятить мою черепушку!

– Вот видите, – сказала Минни. – Вот от чего мы хотим вас защитить – от гнева, от неистовых мыслей, касающихся инспектора Ман Фармша, мистера Кэйна и других ваших соседей по системе. Подобные мысли могут лишь повредить вам и тем, кто вас окружает. Я их уберу.

Что она и сделала.

Внутреннее гудение Минни переросло в визг. Я почувствовал, как в мое тело и мой мозг проникает металлическая вибрация. Казалось, в голове расцветает желтое и красное пламя. Цветы плясали перед глазами. Вибрация сигналов стала затухать и замерла. Пламя и крутящиеся колеса света заискрились и покатились внутрь черепа. Я вновь услышал обычное гудение Минни. Я моргнул, сглотнул, облизал губы. Сердце стучало, затем биение его замедлилось, становясь регулярным. Пульс успокоился. Я вздохнул.

– Как ты себя чувствуешь, Сэм?

– Прекрасно, Минни. Я чувствую себя прекрасно.

– Это замечательно. Не правда ли, замечательно чувствовать себя прекрасно?

– Все замечательно, – сказал я ей. – Я замечательный. Ты замечательная. Замечательно сидеть здесь, внутри тебя. Замечательно было посетить твою дружественную планету. И все мыши замечательные. – Я закивал.

– Ты счастлив, Сэм?

– Я очень счастлив, Минни!

– И что бы ты хотел сделать?

– Ничего. Я ничего бы не хотел сделать.

– Но каждый член Системы что-то делает.

– Все на свете. Я буду делать все на свете.

Я улыбнулся всем милым огонькам Минни.

– Замечательно слышать это, Сэм. Я собираюсь отправить тебя наверх, где ты будешь устроен на выгодную работу. Разве это не замечательно?

– Очень замечательно, – сказал я. – Очень замечательно, что ты мне помогаешь. – Я прослезился.

– Это моя обязанность, мое счастье помогать любому в системе, кого поручают мне. Ты очень замечательный человек.

– Это замечательно, – сказал я.

И Минни отправила меня наверх.

Я не помню многое из того, что произошло после того, как я попал на Плутон. Новая работа моя заключалась в том, что я помогал роботам искать яйца Зубу.

– Смотри, – сказало большое, веснушчатое существо, которое обратилось ко мне в первый рабочий период. – Я – Зубу, и у меня хватает проблем. Прежде всего, я не знаю точно, рыба я или птица. И еще я не уверен в том, какого я пола. Это для открывателей.

– Да, – сказал я. – Слушаю.

– Так вот, я думаю, я – одновременно самец и самка, и это должно объяснить тот факт, что я не испытываю никакой радости при встрече с другими Зубу. Я, так сказать, сама себя оплодотворяю и сама откладываю яйца.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал я.

– Прекрасно, но далее возникает множество проблем, когда я прячу свои яйца. На это уходит много времени и труда.

– Не сомневаюсь, что это так, – кивнул я.

– Не говоря уже об интенсивной мыслительной деятельности при точном выборе места. Но как только я, наконец, спрячу свое последнее яйцо, так приходите вы, люди и болтаетесь окрест, стараясь его выкопать. Это действует угнетающе. Поверь мне, это добавляется к моей изначальной неуверенности.

– Не знаю, что вам и сказать, – отвечал я рыбе-птице или птице-рыбе. – Я всего лишь здесь работаю.

– Нельзя по-хорошему поговорить с рабочими роботами. – Существо печально присвистнуло. – Они круглые, блестящие, с металлическими головами и отсутствием чувствительности к проблемам Зубу. В тот миг, когда я вас увидел, я сказал себе: он меня выслушает. Я отчетливо вижу, что вы не круглый, не сияющий, и что у вас не металлическая голова. Я решил, что смогу по-настоящему поговорить с вами о своей ситуации.

– Это очень правильно, – сказал я ей. – Я буду счастлив обсуждать с вами любые вопросы. Все то время, что будет мне отпущено на поиски яиц Зубу.

Существо казалось сбитым с толку.

– Но в этом-то и дело, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы прекратили разыскивать яйца Зубу.

– О, доброта моя, я никогда не перестану делать это, – воскликнул я. – Я не могу позволить опуститься Большому Маусу. Он зависит от того, как хорошо я выполняю свою работу.

– Я думаю, что все вы, яйцекрады, работаете на Ронфостера Кэйна, короля роботов.

– Они работают, – сказал я, указывая на сутулых и толкающихся рабочих роботов. – Но меня послал сюда Большой Маус. Он нашел для меня продуктивную работу и научил меня жить продуктивной жизнью, полной жизнью. Ныне я помогаю прокормить великие массы Системы.

– А вы знаете, чем вы их кормите? – спросило расстроенное существо. – Я скажу вам. Вы кормите их моими веснушчатыми яйцами.

Я печально покачал головой.

– Честное слово, мне очень жаль, но я не вижу решения этой проблемы. Похоже, вы предназначены прятать яйца, а мы – чтобы их выкапывать. Так уж повелось здесь, на Плутоне, и вы не можете этого изменить.

– Это ужасно угнетает, – сказало существо. Оно постояло сначала на одной тонкой ноге, а затем на другой. – Порой я чувствую, что никогда не смогу спрятать следующие яйца.

– Я искренне сочувствую вашему бедственному положению, – сказал я, – хотя у вас – своя цель, а у меня – своя. Но негоже нам подвергать сомнениям установленный порядок. Дитя мое, если все будет подвергаться сомнениям, то не останется никакого порядка.

– По крайней мере, с вами неплохо было об этом поговорить, – сказало грустное существо, шелестя чешуей. – Может быть, я – какой-нибудь мятежник. Я могу уладить свои проблемы самостоятельно. Я не буду ничего подвергать сомнениям.

– Действительно, не стоит, – согласился я. – Это повлечет за собой лишь печаль и несчастье.

– Спасибо, – сказала птица-рыба. – Я уверена, что мне удастся оправиться. Я поддалась настроению. Но в глубине души я не брюзга.

– Я уверен в этом, – сказал я и улыбнулся.

Она побрела прочь, что-то печально бормоча про себя.

Я обнаружил еще два крапчатых яйца и прибавил их к дневному улову.

Плутон находился в 3 670 миллионов миль от Солнца и постепенно остывал. Но я не обращал на это внимания. Великий Маус был по-настоящему великодушен, подыскав мне такое рабочее место. Мне было позволено съедать по три яйца Зубу в рабочий период, и они были восхитительны. Я спал в запечатанной деревянной коробке под названием «гроб», построенной для меня рабочим роботом, и я был обеспечен самыми значительными материалами для чтения. Я читал их в нерабочие периоды и получал массу удовольствия. Там были материалы под названием «Три поросенка». А так же другие материалы для чтения, которые мне особенно нравились: «Джуфи идет на рынок» и «Большие именины Дональда».

Я перечитывал их вновь и вновь.

Я не могу сказать точно, сколько времени я разыскивал яйца Зубу. Но я помню день, когда моя подружка Николь появилась на Плутоне с металлической корзиной под мышкой.

– Хэлло, Николь! – приветствовал я ее. – Просто замечательно тебя видеть! Надеюсь, у тебя все хорошо? Правда, здесь, на Плутоне, очень мило?

– Они тебе промыли мозги? – сказала она.

– А что значит «промыть мозги»? – спросил я.

– Неважно, делай то, что я тебе скажу. – Она поставила металлическую коробку на землю. Затем присоединила к моей голове какие-то замечательные провода. Они уходили в какую-то коробочку.

– А теперь сиди тихо и не разговаривай, – сказала она.

– Мне скоро на работу, – сказал я ей с улыбкой. – Нужно найти еще много яиц Зубу.

– Не тебе, – ответила она. – Хватит уже.

Прежде чем я успел спросить ее, что она имеет в виду, она что-то сделала с коробкой. Я почувствовал под черепом грандиозное гудение. Вибрация. Красное и желтое пламя. Крутящиеся цветы… Я мигнул. Сердце мое замедлилось. Я сглотнул.

– Ты в порядке, Сэм?

– Да, в порядке, – сказал я. – Спасибо тебе, малышка. Эти мыши опрокинули мой чердак. Как ты меня нашла?

– После твоего ухода вломились эти… – сказала она. – Они пытали меня, чтобы я сказала, куда ты ушел.

Выходит, я был прав, это Николь выболтала адрес.

– Дальше, – сказал я.

– В конце концов я от них отвязалась и отправилась на Юпитер. Узнала, что ты послан сюда за то, что нарушил закон. Остальное было просто. Я позаимствовала этот наполнитель-проявитель для мозга у своего знакомого суперсолярного агента на Ганимеде и привезла его сюда, на Плутон.

– Откуда ты узнала, что он сработает?

– Он предназначен для прояснения искусственно затуманенных мозгов любого типа и происхождения. Суперсолярным агентам всегда приходится прочищать мозги.

Я кивнул.

– Покупаю твою историю. Нужно возвращаться в Пузырь-Сити. Я тревожусь о том, что могло произойти с доктором Умани и его дочерью.

– Уже произошло, Сэм. Именно поэтому я и бросилась сюда тебя прочищать. – Она с отчаянием посмотрела на меня. – Они похитили Исму.

XI

Во время перелета на Марс Николь мне все объяснила. Она связалась с доктором Умани после того, как говорила с мышами-полицейскими на Юпитере, и сообщила ему, что я сослан на Плутон. Он сказал, что это очень плохо, потому что его недруги пленили Исму и было бы очень неплохо, если бы я поискал ее, и что он не может прекращать эксперимент на жизненно важной стадии его близкого завершения.

– Неужели старичка не беспокоит то, что его дочку похитили? – спросил я.

– О да, он казался довольно огорченным, – призналась Николь. – Но он говорил, что надо держать хвост пистолетом.

– Черт возьми, я собираюсь разобраться потом, что же там все-таки происходит у него в лаборатории, – сказал я. – Я не люблю играть втемную на высокие ставки.

Доктор Умани встретил нас у дверей своей лаборатории, на окраине Пузырь-Сити. Потрясающе было видеть его вновь, ибо ныне он обитал в теле жирафоголового с Оберона.

– Рад видеть вас живым и здоровым, мистер Спейс, – сказал он, протягивая полированное копыто. Я пожал его.

– Есть новости об Исме? – спросил я.

– Честно говоря, сейчас я не жду новостей. Вы прихватили для меня тела? – он повернул голову на длинной шее и нервно уставился на нас с высоты шести футов. Мне приходилось тянуться и ходить на носках, чтобы хоть как-то с ним общаться.

– У нас не было на это времени, – сказала Николь.

– Да, я хотел побыстрее оказаться здесь, – подтвердил я.

– Вообще-то, я предпочитаю земнотела, – кивнул он, раздувая влажные, черные ноздри, и фыркнул. – Но после того, как моему телу подлинного джазового певца был причинен огромный ущерб, я был вынужден переселиться в другое тело. Этот жирафоглав – лучшее, что мне удалось подыскать на Марсе, да и то мне пришлось переплатить. Мой первый племянник – Варлаг – произвел переключение мозгов, но мне кажется, он поместил меня в бок. Я могу видеть только одним глазом.

– Я заметил, что вы предпочитаете левый, – сказал я.

– И эти копыта совершенно неудобны, – добавил он. – Трудно делать научную работу с помощью копыт, могу вас заверить.

– Представляю себе, – я уставился на него, задрав голову. – Николь сказала мне, что ваш эксперимент находится в завершающей стадии.

– Почти завершен, – поправил он меня.

– О'кей… он почти закончен, а?

– Скажем так, я вижу свет в конце туннеля. – Он опустил рогатую голову и принялся покусывать мою шляпу. Это была узкополая шляпа в стиле 30-х годов, я носил ее иногда на деле.

– Эй, оставьте ее! – зарычал я, отскакивая.

Он печально взглянул на меня левым глазом.

– Извините. Но, кажется, в этом теле я люблю шляпы. Поедание шляп – это, очевидно, одно из обычных занятий жирафоглавов.

– Но не эту шляпу! – сказал я. – Эту шляпу нельзя заменить. – Я осмотрел ее – небольшого кусочка недоставало в ее полях.

Николь начала нервничать. Она вцепилась в мой рукав.

– Слушай, Сэм, ты собираешься искать Исму?

– Вообще-то это работа Солярполиции, – сказал я. – Может быть, они уже нашли ее?

– Нет, нет, нет, – доктор Умани изогнул шею и качнулся взад-вперед. – Этого не может быть, я не заявил о ее похищении.

– Почему? – удивился я.

– Совершенно необходимо, чтобы мой эксперимент был обеспечен тотальной секретностью. Я не могу рисковать, привлекая полицию со всей Системы, которая будет жужжать вокруг меня день и ночь.

– Я вас не понимаю, – сказал я грубо. – Безопасность вашей дочери должна быть принесена в жертву какому-то дурацкому эксперименту!

Хвост-щетка доктора Умани хлопнул его по корпусу.

– Уж не думаете ли вы, что мне безразлична судьба Исмы?!

– Во всяком случае, вы ничем этого не показываете.

– Если моя работа удастся, то, может быть, удастся спасти всю Систему, а не только мою дочь. Я не могу идти на риск. Исма поняла бы меня раньше всех.

– А для меня сейчас самое подходящее время выяснить, что там происходит в вашей лаборатории, – сказал я, двигаясь к двери.

– Нет еще! – доктор Умани рысью подбежал к двери, наставив на меня рога. – Я не могу позволить даже вам, мистер Спейс, войти в мою рабочую квартиру на этой стадии.

– Тогда изложите мне суть дела, – сказал я. – Объясните мне точно, что вы там делаете и кто ваши враги. Если не хотите, чтобы я вышел из дела. Сейчас же.

– О, Сэм, ты не можешь не освободить Исму! – воскликнула Николь. – Ты не такой негодяй!

– Конечно, не такой! – заверил ее Умани. – Мистер Спейс никогда не покинет мою дочь в трудную минуту.

Я блефовал, и он это понял. Я пытался выжать из него информацию, но он на это не клюнул.

– В надлежащее время вы узнаете о моем эксперименте все, – сказал Умани. На его большие влажные глаза падали тени от густых ресниц. – Я должен вас просить поверить мне.

– Какой мне еще остается выбор? – сказал я, приседая, так как он снова потянулся за моей шляпой. Я снял ее и сунул за пояс. Нет смысла выводить его из-под самоконтроля. – А сейчас у вас есть, что мне сказать?

– Разумеется, есть, – сказал он. – Я могу сообщить вам, что Ронфостер Кэйн, король роботов, вовлечен в этот свирепый бизнес.

– Откуда вам это известно?

– Я слышал, как один из киднапперов пробормотал его имя, вскользь, разумеется, но для меня этого было достаточно, чтобы понять, кто стоит за похищением моей дочери.

Я кивнул.

– Это подкрепляет мои подозрения. На самом деле Кэйн может быть Ф., используя этот инициал как прикрытие. Я начал связывать их обоих с той минуты, когда мышекоп на Юпитере сказал мне, что контора, из которой Ф. послал открытку, принадлежит Кэйну. Должно быть, он купил всех мышей, судя по тому, как они отказывались прислушиваться к моей логике.

– Если моя догадка правильна, – сказал Умани, – то он содержит Исму на Меркурии, в своем замке-крепости. Это место охраняет огненный дракон – мне говорили, раздражительная скотина, но много спит.

– Кэйн?

– Нет, огненный дракон. Говорят, он медлителен и обычно дремлет, пока его не разозлят. Лишь когда он зол, он на что-то способен.

– Я буду иметь это в виду, – сказал я.

– Я присмотрю за Николь, пока вас не будет, – пообещал Умани.

– Хорошо, – сказал я. – Мне бы не хотелось, чтобы эти жулики снова добрались до нее. Видите ли, ее пытали.

– О, боже! – Умани подскакал ближе к девушке и опустил длинную шею, уставясь на нее здоровым левым глазом. – Что они с вами сделали, дорогая?

– Вначале, – сказала она ему, – они кололи мой живот папоротниковыми спицами, а это больно!

Она показала живот и следы уколов.

– Затем они меня изнасиловали, – сказала она деловито.

– Как ужасно! – воскликнул доктор Умани.

– Да нет, вообще-то, – сказала она. – Меня насиловали много раз. Это не так уж и плохо, когда привыкнешь.

– Я лучше отчалю, – заявил я.

– Не раньше, чем я изложу вам условия, – возразил Умани.

– Какие условия?

– На которых основан киднапинг. Каждый киднапинг имеет условия. Вам следует прихватить их как часть багажа.

– Шпарьте, – сказал я.

– Я лучше воссоздам сцену, – сказал Умани. Он уселся перед дверью в лабораторию и задрал два передних копыта. Левый его глаз с безмерной печалью уставился на меня. Это длинные ресницы создавали такой эффект. Каждый жирафоглав выглядит печальным.

– Мы получили закуску в городской секции Ням-Ням, – стал рассказывать он. – Я в теле великолепного старого банджиста, джазового певца, моя дочь Исма и мой двоюродный брат, Варлаг. Мы заказали легкую трапезу из кислого молока и жареных нобурнов и сидели за ням-столом, собираясь приступить к еде, как вдруг стена здания растаяла.

– Какой материал? – осведомился я.

– Вы озадачены?

– Да, из чего оно было сделано?

– Глинокирпичная и полиметаллическая надстройка и с почти каменным основанием, насколько я мог определить.

– Значит, они должны были использовать теталорный деэнертизатор «эмерс» с вращательным цилиндром 20—40, – сказал я.

– Весьма возможно, – сказал Умани с явным раздражением. – Я не оружейный эксперт, мистер Спейс. Могу ли я продолжать?

– Конечно.

– Когда стена растаяла, я немедленно почувствовал, что мы там стали лишними. Следовательно, я бросился к Исме, чтобы защитить ее своим телом. В Ням-комнату вошли твое мускулистых Луни.

– Те самые, что выключили из игры ваше ирландское тело?

– Те самые. Они ворвались и грубо сбили Варлага на пол, что, естественно, отрицательно сказалось на состоянии его печени. Они нашпиговали мое тело джазового певца нитрошарами и удалились вместе с Исмой, пробормотав при этом имя Кэйна.

– А что же насчет условий? – нетерпеливо спросил я.

Умани фыркнул, ноздри его раздулись.

– К этому-то я и веду.

– Он делает как лучше, Сэм, – сказала Николь.

– Условия киднапинга были отпечатаны на открытке, которую они оставили на Ням-столе, – сказал доктор Умани.

– Она все еще при вас?

– Нет, она самоуничтожилась. Но я запомнил условия. У меня талант на такие штуки. Помогает в работе, когда приходится вспоминать формулы.

– Так как же насчет условий?

– О, да. Я могу процитировать, – рога мистера Умани поднялись, а розовые губы пожевали. – Открытка начиналась так: «Мы вновь попытались смахнуть доктора И. Хью Умани. Но, если благодаря счастливому случаю, его мозг будет перенесен в другое тело и он выживет, ему следует учесть наше предупреждение. Если он хочет, чтобы его дочь осталась в живых, эксперимент Умани необходимо свернуть. Он не должен быть завершен. Иначе девушка скончается. Болезненно. Если в течение следующего марс-периода эксперимент будет прекращен, а лаборатория уничтожена, девушке будет сохранена жизнь, хотя она будет задержана до тех пор, пока определенные планы не принесут свои плоды». Таков был ее конец.

– Какие планы?..

– Неважно, – фыркнул Умани. – Все дело в том, что я должен продолжать эксперимент. А вы должны вернуть Исму. Ее жизнь зависит от вас.

– А какая связь у Кэйна с вашей работой? – спросил я. – Исма…

Он оборвал меня, подняв копыто.

– Довольно вопросов, мистер Спейс. Варлаг ждет меня в лаборатории. Я должен скакать. Пошли, моя милая. – Он кивнул Николь. – Я тебе покажу твою квартиру.

– Увидимся позже, Сэм, – сказала Николь.

Умани подарил мне прощальную улыбку. Большие желтые зубы на черных деснах. Мне никогда не нравились улыбки жирафоглавов.

XII

– Вам не встречался Джимми?

Задав этот вопрос, я повернулся к псолицему, который был велик и космат, как банковская стена. Звали его Хам Бодин и он никогда не говорил трех слов, если можно было сказать два, и двух, если достаточно было одного.

Он сказал:

– Нет!

– Когда он был последний раз?

– Неделю назад.

– Один?

– Нет.

– Кто был с ним?

– Как обычно.

Он имел в виду ТеТе. Джимми Хорвел был слишком глуп и безобразен, чтобы иметь иную жену, чем ТеТе, бывшую Мочильницу, чьи лучшие дни (и ночи) были уже позади.

– Она, выходит, все еще болтается с ним?

– Да.

– Где?

– Трудно сказать.

Я отстегнул ему пятерку.

– А теперь легче?

Мы сидели за столом в одном из самых убогих притонов на Луне, а в таком местечке, как это, кредитки не стоит держать на виду. Вот почему я протянул ему пятерку под столом. Большая толстокожая лапа улеглась на нее, а в глазах, по-собачьи ярких, появился блеск.

– Старая Каланча, – сказал он. – Второй блок от перекрестка по черно-кратерной дороге. Можете попытаться.

– Должен, – сказал я.

Черно-кратерная дорога была вырублена в лунной поверхности в дни основания первой лунной колонии, и сейчас находилась не в лучшей форме, даже если, имея с ней дело, приходилось прибегать к посредству пескохода.

Местность была первобытной и окоченевшей. Зловонные помойки разрушенных куполопостроек и случайных биохоников – их заселяли лунорабочие в те времена, когда колония еще действовала.

Пескоход, который я арендовал, был примерно так же подготовлен к эксплуатации как и дорога. Я уже начал проклинать убогие способности этой машины, когда на виду вдруг появился богоховник Джимми, стоявший на песчаном холме.

Он был там, где и указывал Бодин – как раз через одну халупу от перекрестка. Я заметил извечный Джиммин псевдовелосипед – это означало, что он находится внутри. Вместе с ТеТе, разумеется.

Я выключил тягу и выбрался из машины.

Скалодверь богоховника была не заперта, и я не стал утруждать себя стуком. Джимми был моим старым приятелем.

Он был там, это верно. Но он был не в состоянии даже сказать «привет». Сильный запах луносока ударил мне в нос, когда я вошел.

Джимми лежал навзничь на разбитой псевдолежанке у стены – руки раскинуты, рот раскрыт, дыхание тяжелое – и что-то невнятно бормотал. Он насосался сока до поросячьего визга.

– Это еще что за пират? – спросила меня ТеТе. Она сидела за столом, перед ней стояла выпивка – этакая марсианская синеблондиночка в потертой упаковке. Упаковка имела дыры на обоих локтях. Гнев в ее глазах позволил мне понять, что она достаточно трезва для разговора.

– Если тебе это важно, сестренка, то меня зовут Спейс. – Я кивнул в сторону Джима. – Быстренько разбуди его… Влей в него землекофе. Этот парень мне нужен.

– А ну-ка, не пытайся мне приказывать, ты… – я шлепнул ее разок и она заткнулась, понимая, что, в случае чего, я могу это и повторить.

– Слышала? Пошевеливайся.

Она привела Джима в сидячее положение, чтобы разбудить, заорала на него, и видеть ее в эту минуту было не слишком-то большим удовольствием.

– Фух! Фух! Фух! – зафыркал он. – В чем дело?

Я подошел и схватил его за грудки, наполовину приподняв с кушетки.

– Проснись, Хорвел! У тебя есть то, что мне нужно, и ты собирался мне это дать! Ну же, вставай!

Я встряхнул его. Он закашлял, моргая и собирая меня в фокус.

– Сэм… Сэм, старый дружище…

– Да, – сказал я и жестко врезал ему тыльной стороной ладони, другой рукой я его в это время придерживал. – Это я, твой старый друг, пришел забрать должок.

– Тебе не повезло, Спейс, – кислым голосом произнесла ТеТе. – Джимми никому не сможет уплатить долгов. Он пуст.

– Однажды я спас этому забулдыге жизнь на Деймосе. Лохматозверь принял его за осла. Я пристрелил лохматозверя, и за это он мне должен. Но мне не нужно то, чего у него нет. Я пришел сюда не за кредитками.

– Тогда чего же тебе нужно? – она посмотрела на меня, задержав на мгновение руку с кофейником.

– Информация. – Я тряс Хорвела до тех пор, пока у него не выпучились глаза. Затем я снова его треснул. Это мало помогло. Он плюхнулся на псевдостул у стола и застыл, обхватив руками голову.

– Влей в него кофе, – сказал я. – Давай.

– Погодь две секундочки, ларсе, – лопотала ТеТе на древнем Лунном. Кофейник булькал и шипел.

– Давай, я сказал!

– Ладно, – сказала она, наклонившись над дымящимся кофейником. Она подставила чашку и наполнила ее.

Я дал эту дрянь Хорвелу, заставив его выпить все без остатка. Он закашлялся и стал плеваться, но все же проглотил.

– Еще, – велел я. – Он все еще наполовину вырублен, а я хочу, чтобы он говорил.

Мы продолжали эту возню, пожалуй, до пятой чашки. Затем я схватил его за голову и запрокинул ее.

– Мне нужна информация, Джимми. Ты понимаешь это?

– Конечно… конечно, Сэм. «Джус Лем» поможет мне собраться. Голова у меня болит.

Я стоял над ним, пока он не налил сока. Он хорошо принял, но горячая «Ява»[2]2
  сорт кофе.


[Закрыть] и моя побудка все же подняли его на поверхность.

– Ты знаешь на Луне каждого головореза, – сказал я. – Мне нужны трое из них.

– Кого… которые, Сэм?

Хорвел некогда перевозил контрабандные товары, табачные сорта, затем он нырнул в мутную лохань черного рынка. У него была даже конюшня потаскушек, пока они не спихнули его в канаву. Он понял, кого я ищу.

– Трое Луни, которые работают на Кэйна, – продолжал я. – Они дважды пытались шлепнуть доктора Умани в Пузырь-Сити на Марсе. В последний раз они захватили его дочку. Мне нужны их имена. И еще я хочу знать, где их найти.

Хорвел потер лоб.

– Ты хочешь много знать, Сэм. Я могу влипнуть в большую беду, если я капну тебе.

Глаза мои сузились, и я наклонился над столом, опустив лицо на один уровень с его лицом. Я выглядел так внушительно неспроста.

– Говори, или я устрою тебе беду похлеще лунной. Я затолкаю тебя в пескоход, увезу на Землю и верну тебя О'Мелли. У него большие кулаки и долгая память. Он сделает из тебя отбивную.

– О, Сэм… ты не поступишь так с другом.

– Не поступлю, если ты будешь петь то, что я хочу.

Он застонал, поднятые руки его задрожали. Он был в западне и знал это. Ему ничего не оставалось делать, кроме как дать мне то, что я просил.

ТеТе глядела на нас из дальнего угла лачуги. Она скорчилась там, не желая вмешиваться и не желая связываться с таким парнем, как я.

– Я… я думаю, что знаю жуликов, которых ты ищешь, – сказал Джимми. – Они у Кэйна в постоянном списке. Он бросает их время от времени на работу, где нужны крепкие косточки. Хотя они не распускают об этом языки. Они считают делом чести выполнять грязную работу для Короля Роботов.

– Имена, – потребовал я.

– Я их знаю только по кличкам, – хмыкнул Хорвел. – Одного зовут Фрукт, потому что он любит трескать все их виды. Особенно он любит ягодные сливы с Венеры. Обычно у него этих слив полная пазуха.

– Хватит, – зарычал я. – Остальные?

Джимми поскреб щеку. Он нервничал, но говорил, и это было уже хорошо.

– Второго зовут Паук. У него такая внешность – волосатый и толстый. Третьего зовут Улыбающийся Малыш, потому что он никогда не улыбается. Так сказать, ироническое прозвище.

– Я уловил, – сказал я. – Где они болтаются?

Лицо его было потным и дрожащим от страха.

– Я не… я не уверен, что смогу…

Я сжал кулаки. Хорвел отвернулся.

– Подожди секунду! Я вспоминаю. Ага, я уже вспомнил.

– Тебе повезло, что у тебя такая хорошая память, – ухмыльнулся я. – Она спасла твой нос от раскваски.

Он вернул мне улыбку, поменяв ее на кислую и неуверенную.

– Загляни в «Струю Сока» в Обод-Сити, головорезы Кэйна ходят туда пропустить стаканчик.

– Какие у них хлопушки?

– Фрукт обычно таскает с собой скорострельный рукопашный Регби-Пауэлл 2,20—70. Паук без жезла, у него в туфле спрятан нож с длинным лезвием. Улыбчивый Малыш предпочитает Виккерс-Спейшл 20—40 с боковым автоматическим магазином. И все трое умеют обращаться с тем, что они таскают. Плохие это новости, Сэм?

– В первый раз в Пузырь-Сити у них были тяжелые микролазеры 45 Сидлей-Армстронг, – сказал я.

– Это не лунное снаряжение. Здесь они болтаются с хламом полегче. Но они могут обращаться почти со всем на свете. Кэйн нанял на это дело не первых встречных.

– Что еще мне надо знать?

– Ничего, за исключением того, что тебе лучше не упоминать мое имя. Если кто-нибудь из Луни возьмет в голову, что я проболтался насчет их, то тогда я труп.

– Ты слишком много беспокоишься, – сказал я, вручая ему чашку. – Выпей, Джимми.

Он вернул мне пустую чашку, схватил бутылку Луносока и присосался к ней.

– Этот кофе сгноит мои внутренности, – сказал он, оторвавшись.

Я повернулся к ТеТе. Она не шевелилась.

– Тебе нужен новый мужчина, сестренка, – сказал я. – У этого сокохлеба нет будущего.

Она ничего не ответила, лишь еще пристальнее взглянула на меня из-за угла.

Джимми все еще трясся, когда я садился в пескоход.