Текст книги "Уот Тайлер"
Автор книги: Уильям Эйнсворт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Глава IX
В ЧАСОВНЕ СВ. ЭДМОНДА
Вся толпа последовала за кортежем к часовне Св. Эдмонда, находившейся, как читателю уже известно, на противоположном конце деревни, недалеко от церкви. Уот Тайлер находил, что его дочери лучше было бы идти домой, но так как она желала отслушать обедню, а сестра Евдоксия обещала сопровождать ее, то он разрешил ей идти.
– Во всяком случае, – сказал он, – бояться нечего. Этот знатный нахал не посмеет оскорбить тебя в часовне. Я пойду домой и расскажу твоей матери о случившемся. Она, вероятно, тревожится.
Сестра Евдоксия и Эдита достигли часовни уже тогда, когда принцесса со своей свитой вошли туда; и хотя там было очень мало места, но монахиню и ее спутницу все-таки пропустили.
Небольшая часовня, совершенно переполненная нарядными дамами и вельможами, представляла блестящее зрелище, тем более что на алтаре сверкали свечи и яркие цветистые отблески от них падали на присутствующих из расписных окон. Воздух был пропитан ладаном. Обедня уже началась; и принцесса молилась, преклонив колена у алтаря.
Так как около дверей не было свободного места, то сестра Евдоксия и Эдита должны были пробраться вперед, пока не достигли первых рядов, где могли наконец опуститься на колени.
Но каков же был испуг молодой девушки, когда она вдруг заметила, что по неосторожности поместилась как раз около той личности, которую более всего желала избегать. Она не подымала глаз, но чувствовала его пылкие взоры, устремленные на нее, и так растерялась, что все ее религиозное настроение исчезло; если бы отступление было возможно, она с радостью покинула бы часовню. Столь близкое соседство с человеком, которого она так боялась, вызывало дрожь во всем ее теле; и она старательно отстранялась от малейшего соприкосновения с ним. В то же время ею овладевало страшное предчувствие, что этот человек как-то связан с ее судьбой и что она не будет в состоянии спастись от него, если только попадет в его сети.
И вот тем временем, как она старалась отогнать от себя эту тягостную мысль, тихий голос шепнул ей на ухо: «Ты будешь моею!» Она знала, кто это говорил, и страх ее усиливался.
Вскоре после этого торжественное богослужение окончилось, и блестящая толпа придворных начала выходить из часовни. Эдита, боясь встретить взгляд своего опасного соседа, не подымала глаз до тех пор, пока не убедилась, что он ушел. Когда она поднялась, то увидела, что принцесса перед своим уходом еще раз благоговейно склонила колена у алтаря. Выждав время, пока та прошла, Эдита и сестра Евдоксия медленно последовали за ней.
Но принцесса заметила их. Пройдя до паперти, она подозвала к себе Эдиту и сказала с милостивой улыбкой:
– Запомните, что я говорила вам: если когда-нибудь вам понадобится моя помощь, не забудьте обратиться ко мне.
Потом с помощью грумов и пажей принцесса села на коня, и кортеж двинулся в путь. Сэр Джон Голланд, державшийся все время в стороне, с сэром Осбертом Монтакютом, чтобы наглядеться на очаровавшую его прелестную девушку, теперь последовал за принцессой.
Проезжая мимо паперти, сэр Джон осадил своего горячего коня и пристально взглянул на Эдиту, но она поспешила опустить глаза. Обиженный ее холодностью, он проехал мимо.
Напутствуемая восторженными криками и благословениями поселян, принцесса миновала мостик, перекинутый через Дарент, и в сопровождении своей свиты и охранного отряда стала подыматься на холм по дороге в Рочестер и Кентербери.
Глава X
КУПЕЦ-ЛОМБАРДЕЦ
Игры, несколько задержанные описанным важным событием, теперь начались на лужайке и шли довольно весело и оживленно – крестьяне были в хорошем расположении духа, благодаря щедрости принцессы. Все их бедствия и невзгоды были на время забыты.
Вокруг Майской Березки устроились пляски под музыку надрывавшихся от усердия менестрелей. Странствующие лицедеи давали представления. Устраивались состязания в борьбе на дубинках, последствием чего получилось немало ушибленных черепов. Не было также недостатка в майском пиве.
Под вечер этого дня значительный караван путешественников, прибывших из Лондона, остановился у «Тельца». Заказав себе комнаты для ночлега в этой удобной, просторной гостинице, приезжие отправились на деревенский праздник.
В числе прибывших был один сумрачный господин, в длинном балахоне и в бархатной шапке с меховой опушкой. Его смуглый цвет лица, орлиный нос, живые черные глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, в связи с его иностранным выговором доказывали, что это – не туземец, хотя он хорошо говорил по-английски.
То был Джакопо Венедетто дель Тревизо, прозывавшийся так по имени городка, в котором он родился. Он принадлежал к компании богатых ломбардских купцов, которые водворились в то время в Лондоне и ссужали деньги под проценты подобно евреям. По отзывам должников, эти купцы были такими же жестокими лихоимцами, как настоящие иудеи. Незадолго перед тем эта предприимчивая компания взяла от правительства на откуп налоги и собирала их, как уже упомянуто, с беспощадной строгостью.
Мессер[11]11
Мессер (итал.) – господин.
[Закрыть] Венедетто, один из богатейших членов компании, пользовался большим влиянием на их совещаниях. Он-то присоветовал взять на откуп королевские доходы, в ожидании значительных прибылей, которые могут очиститься.
Мессер Венедетто жил в роскоши в своем доме на Ломбардской улице, но во время своих путешествий, он избегал всякой пышности и блеска и никогда не брал с собой больших сумм: если б его ограбили, он немного бы потерял. Впрочем, ему никогда еще не приходилось подвергаться нападению разбойников: он имел обыкновение присоединяться к многочисленным и хорошо вооруженным караванам путешественников, на которых грабители вроде Джека Соломинки не решались бросаться.
В данном случае, он отправился рано утром из гостиницы «Табард» в Саутварке, – сборного места, куда стекались путешественники, отправляющиеся в Рочестр и Кентербери. Караван был достаточно силен, чтобы обеспечить безопасность.
Само собой разумеется, что мессер Венедетто имел в виду какое-нибудь дельце. В Дартфорде он рассчитывал встретить сборщика податей, некоего Гомфрея Шакстона, и действительно нашел его ожидающим в гостинице «Телец».
Шакстон состоял прежде на службе у правительства, и его строгая взыскательность по отношению к подчиненным послужила хорошей похвалой в глазах Венедетто.
Грубый и жестокий с низшими, он низкопоклонничал и заискивал перед высшими. Грубое, отталкивающее лицо вполне соответствовало его нраву. Рыжий, с приплюснутым носом, он отличался длинной верхней губой и отвислым подбородком. Прежде Шакстон носил королевскую ливрею, но теперь сменил ее на камзол из темной саржи, а на поясе у него висела чернильница с пергаментной расчетной книжкой. Его рыжие кудри были покрыты поярковой шляпой, края которой были приподняты только сзади, спереди же они выставлялись длинным острым носком.
Тотчас по прибытии мессер Венедетто имел продолжительную беседу с глазу на глаз со сборщиком податей, он узнал, что требования подушного налога по три грота с человека встретили сильное сопротивление со стороны крестьян. Как ни мал казался налог, они, очевидно, не соглашались платить его. Но Шакстон объявил, что не даст никому уклониться от платежа, даже юношам и молодым девушкам, если только он сам не убедится, что они действительно моложе пятнадцати лет.
– Если положиться на их уверения, то окажется, что все они малолетки, – сказал он. – Но меня-то не проведут! – добавил сборщик с отвратительной усмешкой. – Коль скоро я требую, чтобы налог был заплачен, его должны внести. Я уж собрал значительную сумму, в чем ваше степенство убедитесь, когда примете от меня отчет.
– Очень рад слышать это, – отвечал Венедетто. – Начали ли вы уже сбор здесь, в Дартфорде?
– Нет еще, почтеннейший сэр, – отвечал Шакстон. – Прежде чем приняться за дело, я должен осмотреться, навести справки. Это оградит нас от проволочек и смут. Как я уже сказал, крестьяне сильно озлоблены, некоторые из них открыто высказывают, что не станут платить налог. Но мы посмотрим! Здесь есть один кузнец, некий Уот Тайлер, упрямый негодяй, который подстрекает народ к неповиновению. У него прехорошенькая дочка, которой на вид лет шестнадцать-семнадцать, хотя некоторые говорят, что она гораздо моложе, словом, еще малолетняя. Но я решил, что он заплатит за нее налог, я буду настаивать хотя бы только для того, чтобы насолить ему.
– Так и следует, это лучший способ обуздывать таких злонамеренных холопов, – заметил мессер Венедетто. – Начните именно с этого кузнеца.
– Я уже поставил его во главе списка, как ваше степенство можете тотчас убедиться, – прибавил сборщик податей, открывая свою книгу.
– Есть ли у него еще дети, за которых нужно платить налог? – спросил купец.
– Нет, это – его единственная дочь, – отвечал Шакстон. – Но, будь у него хоть дюжина ребят, я заставил бы его заплатить за них за всех. Теперь большинство крестьян с их женами и семьями собрались на лужайке. Если вашему степенству угодно будет сделать несколько шагов, то вы увидите их и сможете составить приблизительное понятие об их численности и о той сумме, которая соберется тут.
– Ну, пойдем! – воскликнул Венедетто.
И в сопровождении почтительно следовавшего за ним сборщика податей он отправился на деревенский праздник.
Глава XI
СБОРЩИК ПОДАТЕЙ
Веселье на лужайке было в полном разгаре. Молодежь плясала, устраивались различные игры. И, судя по оживлению и смеху, все были счастливы. Только один сборщик податей казался вовсе не у места на этом веселом празднике. Впрочем, к счастью, очень немногие замечали его присутствие, а потому и он не нарушал общего ликования.
Толпа окружала Майскую Березку густым, широким кольцом, сквозь которое ваш ломбардский купец протискался мало-помалу и мог теперь видеть пляшущих.
Некоторые девушки были очень миловидны. На Венедетто особенно сильное впечатление произвела одна из них своим пышным сложением. То была Марджори, дочь мельника, с которой Эдита встретилась и разговаривала в то утро. Хотя бойкая девушка уже около часа почти непрерывно кружилась вокруг Майской Березки, она и наполовину не казалась столь утомленной, как ее парень. Если Марджори задалась целью измучить этого бедного юношу, то вполне успела в своем намерении – вскоре он совершенно выбился из сил. Тогда она выпустила из рук венок, который так долго держала, и последовала за ним, раскрасневшись и тяжело дыша, среди смеха и шуток присутствующих.
Мессер Венедетто удалился одновременно с нею, находя, что достаточно насмотрелся на пляс. Он начал озираться, ища глазами Шакстона, которого оставил за кругом. Он не нашел сборщика, но внимание его было вдруг привлечено мощной фигурой человека в одежде кузнеца, стоявшего в некотором отдалении вместе с приятной, средних лет женщиной и с молоденькой девушкой.
У ломбардского купца тотчас же мелькнула догадка, что, по всей вероятности, это и есть Уот Тайлер, о котором говорил ему сборщик податей, вот почему он стал разглядывать его с некоторым любопытством. Но вскоре его внимание было отвлечено от кузнеца молодой девушкой. Он все еще не мог отвести от нее удивленного и восхищенного взора, когда к нему подошел Шакстон.
Перекинувшись несколькими словами со своим господином, сборщик направился прямо к кузнецу, которого спросил громко и нахально: как его имя?
– Какое тебе дело до моего имени? – угрюмо возразил тот.
– Очень большое, – сказал Шакстон. – В силу моих служебных обязанностей я уполномочен опрашивать всякого, кого бы мне ни вздумалось. И я вторично спрашиваю: как твое имя и прозвище? Отказываясь отвечать, ты навлечешь на себя законную кару.
– Моего мужа зовут Уот Тайлер, – вмешалась в разговор женщина, опасаясь какой-нибудь неприятности. – Он – кузнец и оружейник.
– Молчи, жена! – воскликнул Уот Тайлер. – Он и без того прекрасно знает, кто я. А теперь, любезнейший, какое же у тебя дело?
– Я еще не кончил опроса, – с важностью возразил Шакстон. – Эта девушка – твоя дочь?
Уот Тайлер начинал терять терпение, в особенности же он был взбешен тем дерзким и оскорбительным взглядом, которым сборщик окидывал Эдиту.
– Да, да, это наше дитя, – снова вмешалась жена Тайлера.
– Дитя! – воскликнул Шакстон. – Клянусь св. Блезом, что с виду это – совсем взрослая особа.
– Тебе бы лучше убираться! – крикнул Уот Тайлер с такой угрозой, сверкнувшей в его глазах, что сборщик счел за лучшее не раздражать его, тем более что около кузнеца собрались уже несколько человек, по-видимому, готовых вступиться за него. И он предпочел удалиться, только сказал, отходя прочь:
– Завтра мы еще поговорим с тобой!
Глава XII
МАРК КЛИВЕР, ЭЛАЙДЖА ЛИРИПАЙП И ДЖОСБЕРТ ГРОТГИД
Когда Шакстон отошел, мессер Венедетто приблизился к кружку кузнеца и сказал Эдите мягким голосом, как бы извиняясь:
– Надеюсь, прелестная девица, этот человек не был с вами груб?
Эдита ответила очень сдержанно, ей не хотелось вступать в разговор с чужестранцем, манеры которого хотя и были учтивы, но все-таки казались несколько развязными. Зато ее отец запальчиво возразил на его замечание:
– Вам, сэр, следовало бы поучить вашего слугу быть повежливее.
– Моего слугу! – воскликнул Венедетто.
– Да, или вашего приказчика, или как вы его там называете, – сказал кузнец. – Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что вы – один из тех ломбардских купцов, которые взяли на откуп подушный налог, а тот нахал служит у вас сборщиком.
Ошеломленный таким обращением, Венедетто взглянул на собеседника, по не мог выдержать смелый и пристальный взгляд кузнеца и опустил глаза.
– Уот, уверен ли ты, что это – один из ломбардских купцов? – спросил один румяный, круглолицый парень из толпы.
– Так же уверен, как и в том, что ты – честный мясник, Марк Кливер, – отвечал Уот Тайлер.
– Пусть он опровергнет это, если может. Вот ему-то и его присным, а не королю и правительству приходится нам платить налог. И с какой стати мы, англичане, допускаем, чтобы нас обирали хищные иностранцы?
– Да, да, с какой стати?! – воскликнуло несколько голосов.
– Если вы согласитесь выслушать меня, мои добрые друзья, – сказал Венедетто спокойным, убедительным тоном, – то я докажу вам, что мы обращаемся с вами вовсе не так несправедливо, как вы думаете. Ведь не мы же наложили налог, на который вы так ропщете.
– Но правительство не решилось само взыскивать налог, иначе оно никогда не запродало бы его вам, – прервал Уот Тайлер.
– Правительству спешно нужны были деньги, и мы ссудили ему их, – сказал купец. – По всей справедливости, не можете же вы ожидать, чтобы мы понесли убыток.
– Вы даже надеетесь быть в большой прибыли, нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Уот Тайлер. – Но, думается мне, вы ошибетесь в расчете. Это была несправедливая сделка, которую не следовало вовсе заключать!
– Но, мои добрые друзья, порицайте за это правительство, которое ее заключило, а уж никак не нас, – сказал Венедетго все тем же спокойным голосом. – Если подушный налог слишком для вас обременителен, как это заметно в некоторых случаях, то вы могли бы обратиться к министрам с просьбой изыскать средства для расплаты с нами.
– Вы шутите над нами, сударь, – сказал Марк Кливер. – Хотел бы я видеть, откуда министры возьмут деньги.
– Нас попросту запродали, это ясно, как божий день, – сказал другой из присутствующих, небольшого роста человек, в серой шерстяной куртке и высокой остроконечной шапке. – Но как эти ломбардские купцы, так и министры одинаково раскаются в своей сделке.
– Для портного ты храбрый малый, Элайджа Лирипайп, – заметил Уот Тайлер. – Не подрежешь ли ты уши этому подлецу, сборщику?
– О, с величайшим удовольствием, вот так – чик! На то у меня ножницы, – ответил Лирипайп, уже готовый перейти от слов к делу.
– Ему еще больше не поздоровится, если он предъявится ко мне! – воскликнул сыровар, Джосберт Гроутгид. – Я переломил бы его пополам, как кусок чеддра[12]12
Под чеддром здесь разумеется сыр, которым и теперь славится деревня Cheddar, в графстве Сомерсет, на юго-западе Англии.
[Закрыть].
– А затем съел бы его, – протянул Венедетго. – По мне, вы ропщете гораздо больше, чем следует. В сущности, три грота с человека еще не Бог весть как много. Вот если бы красота подвергалась обложению налогом, – добавил он в сторону Эдиты, – то вашему отцу пришлось бы заплатить за вас по меньшей мере двадцать ноблей. В целом королевстве не сыщется более прекрасной девицы, клянусь св. Антонием и готов поспорить со всяким, кто стал бы отрицать это.
– Да никто из нас и не станет с вами спорить, – возразил Лирипайп, видно, несколько смягченный, как и его товарищи, обращением купца. – Мы все согласны насчет красоты Эдиты.
Мессер Венедетто, довольный впечатлением, которое он произвел, отошел в сторону, к другой кучке.
Уот Тайлер посмотрел ему вслед, потом сказал, обращаясь к Лирипайпу:
– Ты прав, куманек, эти ломбардские купцы раскаются в своей сделке.
Глава XIII
ДЖЕФФРИ ЧОСЕР
Тем временем в гостиницу «Телец» приехал новый путник. Он прибыл из Кентербери, а так как ему приходилось проезжать через Дартфордское плоскогорье, то можно было только удивляться, как он не подвергся нападению разбойников.
Этот путник был в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, но вполне сохранил бодрость и подвижность молодости. У него было выразительное, важное и весьма умное лицо, озаренное блеском прекрасных черных глаз. Оно отличалось безукоризненным овалом и несколько крупным, но красивым носом. В темной раздвоенной бороде пробивалась седина так же, как и в волосах на голове. Он был высокого роста, худощав, но в то же время весьма соразмерно сложен.
На нем был темный бархатный камзол, а сверху – просторный плащ. Шапочка, обмотанная материей наподобие тюрбана, придавала его лицу своеобразное выражение. К его поясу была пристегнута сумка, а у бедра висел короткий меч. Он носил сапоги из мягкой кожи, но только не с такими длинными остроконечными носками, которые мы описали выше.
Когда путник подъехал к гостинице, навстречу ему с поклоном вышел хозяин, Урбан Балдок, коренастый и добродушный человек.
– Добро пожаловать в Дартфорд, ваше степенство, – сказал он. – Не пожелаете ли сойти с седла?
– Найдется ли у тебя помещение для меня, Балдок? – спросил путник.
– О, с нашим удовольствием! – отвечал хозяин. – Правда, весь дом полон – из Табарда прибыл большой караван путешественников. Но для вашего степенства всегда найдется уголок, хотя бы мне пришлось уступить вам свою собственную комнату.
– Очень тебе благодарен, добрейший хозяин! – сказал гость. – Но я не желаю, чтобы ты стеснялся из-за меня.
– О, это сущий пустяк! – сказал Балдок. – Я никогда не простил бы себе, если бы не позаботился об удобстве знаменитого Джефри Чосера – поэта, которым гордится вся Англия.
– Хотя ты не был при дворе, Балдок, но я нахожу, что ты прекрасно изучил искусство льстить, – сказал Чосер, улыбаясь, так как нельзя сказать, чтобы эта дань почтения его славе не доставляла ему удовольствия. – Ты сказал, что твой дом переполнен приезжими? Кто же у тебя?
– По большей части иностранцы, – отвечал хозяин. – Я еще не знаю их имен, но постараюсь скоро узнать. Один из них там, на лужайке, вы можете сразу отличить его в толпе.
– Вот он! Я его вижу – сказал Чосер, глядя в указанном направлении. – Это – мессер Венедетто, богатый ломбардский купец. Я готов поклясться, что он приехал сюда насчет сбора подушного налога, который он и его товарищи взяли на откуп у правительства.
– Догадка вашего степенства, без сомнения, вполне основательна. В доме появился также плутоватого вида сборщик. Дай-то Бог нам избавиться от него! Я сильно побаиваюсь, что его появление вызовет какие-нибудь беспорядки в деревне.
С помощью хозяина гостиницы Чосер спешился и, убедившись, что его лошадь поставлена в конюшню и хорошо обряжена, последовал за Балдоком в общую приемную.
Это была уютная комната с очень низким потолком, поддерживаемым крупными балками. Стены были облицованы дубом: меблировка – столы, стулья, лавки – была также дубовая. Окна с выступами, обращенные на лужайку, были открыты.
В комнате никого не было. Перед домом также не виднелось ни единой живой души. Все отправились на игры.
Со стороны лужайки доносился порядочный шум, но поэт не находил в нем ничего приятного и полагал, что было бы лучше закрыть окна.
– Что угодно будет вашему степенству заказать на ужин? – спросил хозяин. – У меня найдутся холодный каплун, копченый окорок, чудный холодный пирог. Кроме того, я могу поджарить для вашей милости румяную форель, не то серебристого угря и добавлю еще блюдо замечательных речных раков из Крэя.
– Приготовь мне форелей и каплуна, – отвечал Чосер. – Да не забудь принести фляжку красного гасконского вина и булку.
Хозяин удалился, а поэт, оставшись один, начал смотреть из окна на веселое оживление праздника.
Теперь несколько слов о нем самом.
Джеффри Чосер родился в Лондоне в 1328 году. При начале нашего рассказа ему было пятьдесят три года, но, как мы уже заметили, он казался очень бодрым и моложавым для свом лет. О нем говорили, что он из знатного рода, во всяком случае, наружность его изобличала человека благородного происхождения.
Со времен Завоевания все поэтические произведения в Англии писались на преобладавшем тогда нормандско-французском языке, но Чосер, еще в бытность свою студентом в Кэмбридже и всего восемнадцати лет от роду, сделал первую попытку написать английскую поэму. Благодаря своей новизне, как равно и поэтическим красотам, она имела огромный успех и доставила ему лестное прозвище «отца английской поэзии», оставшееся за ним навсегда.
Впоследствии Чосер сделался пажом при дворе короля Эдуарда III и скоро снискал глубокое расположение второго сына этого монарха, Джона Гонта, честолюбивого герцога Ланкастера. В то время Чосер женился на Филиппине, сестре леди Катерины Свайнфорд, в которую герцог Ланкастер был втайне влюблен и на которой впоследствии женился.
За все это время поэт не переставал пожинать лавры. Назначенный послом при Генуэзской республике, он имел случай посетить Петрарку. Затем, по возвращении на родину и по окончании своего посольства при дворе Карла V французского, он получил очень прибыльную должность контролера таможенных сборов. Чосер не подвергся заветному посвящению ударом мешка, как впоследствии делалось с поэтами-лауреатами[13]13
Поэт-лауреат (лат. poeta laureatus) – увенчанный лаврами поэт. Обычай прославлять любимых поэтов при жизни идет из Эллады, где на них надевали венки во время «мусикийских» состязаний. В Англии этот обычай возник лишь при Эдуарде III. Несколько позже стало правилом, чтобы король как бы посвящал поэта в особое рыцарское достоинство, только посредством удара мешком, а не мечом. С Эдуарда IV поэт-лауреат стал придворным чином, он был обязан сочинять оды на придворных торжествах.
[Закрыть], но королевский виночерпий каждый день подносил ему кубок вина.
Чосер сопровождал Эдуарда во Францию и присутствовал при неудачной осаде Реймса. Увлеченный примером герцога Ланкастера, с которым Чосер породнился через жену, поэт сделался приверженцем учения Виклифа, за что навлек на себя вражду духовенства и его сторонников!..
Со вступлением на престол Ричарда II до тех пор, пока герцог Ланкастер пользовался влиянием на своего царственного племянника, Чосер был в большой милости при дворе, но по мере того, как влияние герцога слабело, поэт все более и более отодвигался в тень. Незадолго до начала нашего рассказа он окончательно впал в немилость.
Помимо разнообразных своих занятий – посольств, столкновений с духовенством, политических козней – Чосер находил время создавать свои дивные поэмы. Но самое великое его произведение, «Кентерберийские сказки», доставившие ему неувядаемую славу вплоть до наших дней, было окончено лишь несколько лет спустя.
Между тем как поэт смотрел из окна, любуясь прекрасным вечером и забавным зрелищем праздника, а также предаваясь поэтическим мыслям, проносившимся в его уме, он вдруг заметил молодую девушку, проходившую через лужайку так близко от окна, что он мог судить об ее красоте. Она была так мила, так изящна, что он не мог оторвать глаз от нее и отказывался верить, чтобы сопровождавшая ее средних лет женщина, видимо, принадлежавшая к низшему классу, могла быть ее матерью.
В это время вошел хозяин с вином и булкой. На вопрос Чосера он сообщил, к немалому удивлению поэта, что молодая девушка, поразившая его своей красотой, – дочь кузнеца Уота Тайлера.
– Меня всегда удивляло, как могла родиться такая нежная, прелестная дочь от таких грубоватых родителей, но факт налицо, – сказал Валдок. – Крестьяне такого высокого мнения о красоте Эдиты, что дали ей прозвище Кентской Красотки.
– И она вполне заслуживает его, – заметил Чосер.
– Она направляется теперь в монастырь, – продолжал хозяин. – Она не пропускает ни одной обедни, ни одной вечерни. Леди Изабелла, настоятельница монастыря, принимает в ней большое участие.
– Эта прелестная девушка, вероятно, напоминает ей ее собственную молодость и красоту, – сказал Чосер. – В былое время не было создания прелестнее леди Изабеллы Кавершем. Я прекрасно помню ее. У нее было множество поклонников, между ними – один знатный рыцарь, которому она отдавала предпочтение перед всеми другими. Но он изменил ей и женился на другой, с тех пор она замкнулась навсегда в этом монастыре.
– Я слышал уже кое-что об этой истории, – заметил Балдок. – Но злые языки намекали в то время, что знатный рыцарь, о котором вы упомянули, бесчестно обманул ее.
– Не верь пустым сплетням, добрейший мой хозяин! – сказал Чосер.
– О, все это уже давным-давно забыто, – прибавил Балдок, – и я полагаю, что, какой бы проступок леди Изабелла ни совершила во дни своей молодости, она уже искупила его своим нынешним строгим подвижничеством. От непрестанного умерщвления плоти она превратилась в настоящий костяк. Принцесса Уэльская, совершающая паломничество в Кентербери, посетила сегодня нашу святую мать-настоятельницу.
– Я повстречал принцессу и ее свиту близ Рочестера, – сказал Чосер. – Но я не имел случая беседовать с ее милостью. Кстати, мне очень хотелось бы взглянуть еще раз на хорошенькую дочь кузнеца, в которой, как ты говоришь, добрая настоятельница принимает такое большое участие.
– О, если вашему степенству угодно, это легко устроить, – отвечал Балдок. – Вам стоит только отправиться к монастырю и подождать там ее возвращения от вечерни.
Во время этого разговора Чосер успел съесть несколько кусочков хлеба и выпить стакан вина. Потом он поднялся, попросил хозяина приготовить ему ужин часом позже и, выйдя из дому, направился к монастырю.
