Текст книги "Я++: Человек, город, сети"
Автор книги: Уильям Дж. Митчелл
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
5. Опавшие атомы
Миниатюризация оборудования имеет свои естественные пределы; придя в итоге к поатомной сборке (как это представляют себе нанотехнологи), мы вынуждены будем остановиться – если только не начнем воспринимать сами атомы как аппараты по производству субатомных частиц. Совсем иначе обстоит депо с информационными продуктами: частицы данных можно окончательно освободить от материальной основы. Их можно хранить, воспроизводить и передавать в виде полностью дематериализованных импульсов электромагнитной энергии.
В результате этого (и благодаря миниатюризации электроники) хранилища информации становятся все меньше. Сегодня на серверах размером с обычный бытовой прибор можно хранить практически невообразимые количества цифровых данных. В компактных, легких устройствах мы носим с собой целые библиотеки; в карманном МРз–плеере, к примеру, помещается музыкальная коллекция, раньше занимавшая целые полки виниловых пластинок.
Другим результатом является трансформация самих информационных продуктов. Цифровые тексты, изображения и прочие артефакты ведут себя не так, как их более увесистые, облеченные в материальную форму предшественники. Они становятся неконкурентными благами – их не нужно делить между пользователями, они неистощимы и могут бесконечно воспроизводиться без каких‑либо затрат или потери качества, их можно отдать без всякого ущерба для дающего1. Благодаря этим свойствам они способны обеспечивать массовое распространение, применение и творческое переосмысление инноваций – если только им не мешают законы об охране интеллектуальной собственности.
Третье последствие дематериализации данных – это радикальное изменение логистики. Вместо того чтобы полагаться на систему физической транспортировки с ее строгими ограничениями по скорости и объему, можно передавать данные по проводам со скоростью света. По мере того как растет пропускная способность сетей, мы можем перекачивать все больше и больше информации. Как наглядно продемонстрировал интернет, машинный интеллект отлично справляется с автоматическим управлением потоками и сложным процессом доставки информации.
Еще один результат – особенно ярко выраженный в сочетании со всеми вышеперечисленными – состоит в повышении мобильности производителей и потребителей информации. Нам все проще скачивать на портативные устройства все что угодно и где угодно. И наоборот, отсылать результаты собственной деятельности можно буквально на ходу. Это пошатнуло саму идею стационарного рабочего места.
Дематериализация освобождает нас от зависимости от мест и вещей – и, опосредованно, от тех, кто эти места и вещи контролирует. Она подрывает диктатуру физического присутствия. Она создает новую форму власти, в то же время предоставляет невиданные ранее возможности ей противостоять.
Дематериализованный текст
Возьмем, к примеру, текст. Когда его высекали на камне или вычерчивали по глине, перемещать его было сложно, и чтобы его прочесть, нужно было до него добраться. Позднее тексты переместились на более легкие носители – папирус, пергамент и бумагу – и стали входить в оборот. Средневековые монастыри были узлами сетей по переписыванию, распространению и потреблению манускриптов. С удешевлением бумаги, усовершенствованием книгопечатания, развитием транспорта и распространением грамотности появились крупномасштабные почтовые сети. Затем телеграфная сеть вытеснила бумажную основу (по крайней мере при связи на большие расстояния) и продемонстрировала, что короткие, закодированные электронным способом ряды символов способны передвигаться куда быстрее, чем самый быстрый курьер. Наконец, цифровое хранение и обработка, код ASCII, пакетная коммутация и широкополосные электронные каналы обеспечили скоростную передачу очень больших объемов текста. Сегодня большая часть текстов поступает к нам в виде электронных писем, мгновенных сообщений и интернет– сайтов – то есть в полностью дематериализованном виде.
Влияние этого процесса видно в том, как по–разному выглядели библиотеки разных эпох, какие социальные и культурные роли они играли. До придания текстам мобильности крупные собрания манускриптов притягивали ученых, становясь центрами научных сообществ2. Знаменитая Александрийская библиотека, к примеру, привлекала ученых всего эллинистического мира. Чем более обширным и признанным становилось ее собрание, насчитывавшее сотни тысяч свитков, тем большему количеству ученых требовалось туда попасть. Местное сообщество обогащалось талантливыми интеллектуалами, а повседневное общение его представителей давало дополнительный полезный эффект, часто выражавшийся в новых манускриптах, оседавших в той же библиотеке. Так зарождались современные представления об университете. Спустя тысячелетия этот механизм работал по тому же принципу: когда наиболее образованные герои «Улисса» собрались после ланча в Национальной библиотеке «в сердце ирландского метрополиса», привели их туда именно книги, и интеллектуальная беседа не заставила себя ждать.
Спустя много лет после начала эры книгопечатания создание больших книжных собраний по–прежнему требовало времени, серьезных усилий и больших вложений, поэтому обладание таким собранием давало существенное преимущество тем городам и учреждениям, которым повезло их иметь. Здания, в которых они располагались, соответствовали их значимости и часто воспринимались как важные достопримечательности – библиотека в самом сердце Венеции, великолепная ротонда с куполом в центре основанного Джефферсоном Университета Виргинии, горделивые книжные башни Кембриджа и Йепя. Внутри этих комплексов посетителя первым встречал каталог, являвший собой компактное представление всего собрания, с которым можно было ознакомиться, перед тем как осмелиться войти в скрывающиеся за ним бескрайние книгохранилища.
Однако увеличение количества книг и снижение их стоимости наряду с усовершенствованием систем распространения начали подрывать это традиционное преимущество. Даже в небольших, отдаленных поселениях теперь могла быть вполне достойная библиотека; она, конечно, не шла в сравнение с великими собраниями, но и этого оказалось достаточно, чтобы дать старт многим научным карьерам. Местные школы, колледжи и университеты начали собирать собственные библиотеки. Отдельные граждане заполняли книгами полки в своих домах. Система предоставления доступа к собраниям текстов превратилась в децентрализованную сеть со множеством узлов хранения и перераспределения.
По мере накопления все большего количества изданий росла и нагрузка на системы хранения и транспортировкиЗ. Одной из реакций на это стало техническое усовершенствование книжных полок и книгохранилищ. Другой – снижение размеров и веса книг; появились книги карманного формата и издания в мягкой обложке. Еще более радикальным сжатием был перевод текста с бумаги на микрофильмы4. К середине XX века Вэнивар Буш уже понимал, куда ведёт это стремление к миниатюризации и дематериализации. В предложенной им концепции системы Метех он предсказывал появление индивидуальных библиотек микрофильмов, содержащихся в устройствах размером с письменный стол и обеспечивавших ученым недорогой, мгновенный и повсеместный доступ к ресурсам основных библиотеке. Тем самым Буш поднимал вопросы, которые в последующие десятилетия становились все острее и насущнее. До какой степени нам следует воспринимать книги в переплете как предметы с присущей им ценностью, которая оправдывает выделение пространства, времени и денег для их хранения? И не стоит пи просто изъять содержащуюся в них информацию, перевести ее на более компактные и мобильные носители, а оболочки просто выбросить?
Как выяснилось, микрофильмы не могли справиться с такой задачей, в отличие от компакт–дисков и персонального компьютера. В 1972 году в Ирвайнском отделении Университета Калифорнии Александрийская библиотека получила второе – цифровое – рождение. Авторы проекта Thesaurus Linguae Graecae (TLG) поставили перед собой амбициозную цепь собрать в единую базу данных все древнегреческие текстыб. К 2001 году там содержались фактически все сохранившиеся произведения, от Гомера (то есть с VIII века до н. э.) и до 600 года н. э., плюс бесчисленные дополнительные тексты византийского и поствизантийского периода. Разработанная Дэвидом Паккардом система Ibycus и другие программы обеспечили удобный поиск по многим параметрам. Насчитывающая более 80 миллионов слов база была доступна ученым на компакт–диске – поразительный пример всеобъемлющего накопления, сжатия и распространения информации, изменивший повседневную практику филологов–кпассиков по всему миру.
База TLG поначалу была миниатюризированной, но все же не дематериализованной; оставался пластмассовый диск, требовавший физической доставки к месту использования. Но вскоре пакетная коммутация, интернет и, наконец, всемирная паутина позволили избавиться от последних атомов7. Сегодня, если у вас есть персональный компьютер, сетевое подключение и лицензия, вы можете загрузить любой древнегреческий текст с любого компьютера. Александрия наконец приходит к вам сама.
Энциклопедии с потрясающей быстротой последовали тем же путем. До появления персональных компьютеров Britannica была громоздким, тяжелым и дорогим набором печатных томов. Первой до размеров компакт–диска уменьшилась энциклопедия Encarta. Теперь уже и Britannica стряхнула дорогостоящие атомы (спрос на которые практически отсутствует) и вышла в интернет – зарабатывая за счет рекламы и вспомогательных услуг. Существующие на деньги подписчиков специализированные базы данных для профессионалов, такие как LexisNexis для юристов и Medline для практикующих врачей и исследователей, научились зарабатывать на предоставлении всеобъемлющего доступа к опубликованным статьям и документам.
Похожим образом интернет–издание Лос–Апамосской национальной лаборатории arXiv успешно вымело атомы из научных статей по математике и физике, обеспечив мгновенный и практически повсеместный интернет–доступ к этим работамё. Основанный Полом Гинспаргом в 1991 году ресурс быстро стал неотъемлемой частью работы физиков по всему миру. По прошествии десяти пет туда поступает более 30 000 статей и документов ежегодно. Многие исследователи усвоили привычку каждое утро просматривать этот сайт на предмет последних публикаций по интересующей их теме. ArXiv заметно ускорил налаживание связей в рамках международного сообщества физиков и математиков и сильно продвинулся на пути к обозначенной его основателем цепи – «обеспечить равные возможности для исследователей разного академического уровня из всех стран мира»9. Чтобы стать активным и эффективным участником интеллектуального процесса, больше не нужно находиться в признанном научном центре типа MIT или Принстона. Географическое положение внезапно перестало играть принципиальное значение, а вот легкий доступ к интернету стал по–настоящему важен.
Два более молодых научных сообщества – CogNet (для когнитивистов)10и ArchNet (для архитекторов, работающих в развивающихся странах)11 пошли еще дальше. Как и в случае с arXiv, основным их достоинством является наличие большого онлайн–архива. Но, подобно древней Александрии, они предоставляют посещающим их ученым помещения для работы и общения – не из кирпича или бетона, конечно, но в виде личных интернет–кабинетов, профилей участников, форумов, новостей, календарей событий, списков вакансий и пространства для осуществления совместных проектов. Значимость таких расширенных онлайн–архивов возрастает, они воспринимаются как долгосрочные и необходимые научным сообществам ресурсы12.
К 2000 году стало ясно, что контора пишет по большей части виртуально. В подготовленном Национальной академией наук докладе о будущем Библиотеки Конгресса без обиняков утверждалось, что цифровая информация находится «в центре современного дискурса». И далее: «Вне зависимости от споров и надежд библиофилов, с одной стороны, и энтузиастов интернета, с другой, это уже свершившийся факт» 13. В качестве доказательства можно указать на популярные поисковики типа Google, к тому моменту индексировавшие более миллиарда интернет–страниц14. Почти все, что вам может понадобиться, находится на расстоянии одного поискового запроса, все остальное
– еще в двух–трех кликах. А ноутбук с беспроводным подключением позволяет нам скачивать все это где угодно.
Освобожденный код
Дематериализованный и мобильный текст оказал влияние и на речевые акты (то есть приказы, обещания, просьбы и прочие высказывания, подразумевающие последствия). До изобретения письма речевые акты были событиями сугубо местного характера: можно было прокричать приказ на поле сражения или обозначить договоренности словом и рукопожатием. Такие непосредственно связывающие двух людей действия по–прежнему имеют немалую общественную и юридическую силу. С появлением бумаги находящиеся в отдалении командиры стали рассылать инструкции; почтовые ящики заполнились ждущими нашей подписи контрактами, туда–сюда полетели запросы и требования, обозначились различия между присутствующими в суде барристерами и готовящими документы солиситорами. Сегодня отправить приказ можно по электронной почте, заключить соглашение – на сайте, а наладить сбыт наркотиков – через пейджер. Некоторые не самые щепетильные мусульманские мужчины решили, что талак (по–арабски «отвергаю», фраза, троекратное произнесение которой обеспечивает по исламским законам расторжение брака) теперь удобнее посылать по СМС15.
Строка компьютерного кода – важный частный случай письменной команды, выполнять которую должна машина. (В наши дни, чтобы бьпъ уверенным в точном выполнении задания, лучше перевести его в код и поручить машине.) Этот код бурно развивался все считаные десятилетия существования компьютерной техники, и его растущая мобильность имеет глубокие практические последствия.
В 1960–е стандартным носителем и средством ввода кода была перфокарта; программа вместе с данными могла состоять из нескольких тысяч картонных карточек с дырками. У них была чрезвычайно низкая плотность информации – значительно меньше, чем у печатной страницы. Работа с перфокартами происходила на больших, шумных и ненадежных механических устройствах: собственно перфораторах, сортировщиках и ридерах. Карточки застревали, рвались, горели и боялись воды. Когда их выбрасывали (а происходило это часто), они заполняли собой целые мусорные баки. Программисты подолгу просиживали в перфораторной компьютерного центра, а потом бегали взад–вперед к окну отправки заданий с коробками карточек и распечатками под мышкой.
С удешевлением и повышением информационной плотности магнитных носителей они постепенно сменили перфокарты, став основным средством хранения программ и данных. Бобины с магнитной пленкой, пленочные картриджи различных типов и флоппи–диски сделали код менее громоздким и более подвижным. Когда в 80–х появились персональные компьютеры, программы для них распространялись в запечатанных пленкой коробках, а основным способом передачи информации с машины на машину был физический перенос дискеты с места на место. У некоторых ранних моделей вообще не было жесткого диска, и работали они, только когда в них вставлялась дискета.
Недорогие вместительные жесткие диски в сочетании со все более эффективными сетями обеспечили переход к скачиванию программного обеспечения. Вместо того чтобы покупать программу в магазине и нести ее домой в картонной коробке, можно было просто загрузить ее из интернета (что оказалось особенно удобно для установки обновлений). Спрос на дискеты и компакт–диски резко снизился, а считывающие устройства для внешних носителей перестали быть обязательным компонентом настольных компьютеров и ноутбуков.
С изменениями внешней среды эволюционировал и сам код. Ранние языки программирования, такие как фортран, разрабатывались с учетом возможностей перфокарт – в картах было восемьдесят колонок, поэтому фортран использовал операторные последовательности длиной до восьмидесяти символов. Однако языки сетевой эры, такие как C++, обеспечили значительно более гибкое форматирование и позволили программистам выстраивать код в модульные узлы многократного использования, получившие общее наименование объектов. Затем язык Java сделал код предельно мобильным, облегчив загрузку и выполнение объектов на любом подключенном к сети устройстве. С этим процессом быстро познакомились пользователи браузеров, которые стали все чаще загружать на свои компьютеры встраиваемые Java–приложения, обеспечивающие работу анимированных фрагментов сайтов и выполнение специализированных заданий.
Сегодня код растекается по сетям – как проводным, так и беспроводным – и закрепляется везде, где есть свободная память. Оказавшись в устройстве, он начинает управлять его действиями. Иногда с пользой, если речь идет о программе, благодаря которой работает ваш МРз–плеер, сотовый телефон или автомобиль, а иногда во вред, если это прицепившийся к входящему письму вирус, который берет на себя управление компьютером, выводит на дисплей издевательскую надпись и форматирует жесткий диск. Функции легко сменяют друг друга; вместе с файлом вы автоматически получаете программу для его чтения – как если бы вместе с телевизионным сигналом доставлялся и сам телевизор.
Дематериализованный, сверхмобильный код действует заодно с памятью, вычислительными способностями и всеобъемлющими сетевыми связями сегодняшних цифровых устройств. Все вместе они создают всепроникающую, быстро растущую структуру команд, правил и средств управления. Наша повседневная жизнь все в большей степени протекает в пределах, установленных этой структурой. Как показала паника по поводу пробпемы-2000 и сопутствующие ей усилия по выслеживанию и исправлению ошибочного кода, ее впасть быстро стала всемирной и абсолютной 6.
Код мобилен. Код повсюду. И для машин, и для людей, которые с ними взаимодействуют, код – это закон17.
Невесомые изображения
Первобытные рисунки были неотделимы от скал. Самые древние из сохранившихся изображений нанесены на стены пещер и неотделимы от места создания. Но, как и текст, со временем изображения теряли в весе и становились все более движимым имуществом.
Сначала они переместились на стены зданий. Выровненные поверхности были удобнее для работы и позволяли развивать утонченные и требующие особого мастерства техники – например фресковую живопись. Постоянное присутствие изображения в каком‑либо пространстве часто определяет способы его применения. Алтарная роспись в церкви, к примеру, показывала, куда смотреть во время молитвы; а в наши дни дает владельцам здания возможность взимать с туристов входную плату.
Следующим очевидным шагом стало появление живописных и графических техник, применявшихся на меньших по площади и весу и, соответственно, более портативных поверхностях – деревянных панелях, растянутых холстах, бумажных листах и т. п. В кочевых и частично кочевых культурах, как, например, в империи Великих Моголов, процесс облегчения был доведен до логического предела – так появилось искусство миниатюры. Все это имело на удивление далекоидущие последствия. Со строительной площадки создание живописи переместилось в специальные студии, что сильно упростило процессы покупки, продажи, передачи, коллекционирования и накопления изображений. Картины стали скорее временными украшениями пространств (главным образом галерей), а не их неизменными признаками, что позволило время от времени перепрограммировать пространство, сменяя висящие на стенах полотна.
Мобильность также позволила запечатлевать топографически точные виды непосредственно с натуры, часто на открьп'ом воздухе, а затем увозить их как материальные свидетельства того, как выглядят дальние страны. Это особенно относится к эпохе великих географических открытий, когда в состав экспедиций почти всегда входил профессиональный художник. Так возникла идея сделанного очевидцем визуального репортажа – и началось создание обширного и постоянно растущего корпуса зрительных образов мира.
Недостатком этого корпуса являлось отсутствие защиты от неточностей, ошибок и фальсификаций. На помощь пришла технология. Развитие техник перспективной проекции позволило художникам (когда они того хотели) добиваться более высокой степени оптической точности. Устройства автоматической проекции, такие как камера–обскура, оказались еще более эффективными; весьма вероятно, что подобные методы широко использовал, к примеру, Вермеер 18. Фокс Тальбот сделал решающий шаг, установив в светонепроницаемый ящик с линзой небольшую пластину фоточувствитепьного материала. Так появился быстрый, точный и автоматический способ переноса перспективного изображения на размазанные по стеклу или бумаге атомы серебра.
Последующая история технологического развития фотографии – это хроника миниатюризации, ускорения и все более эффективного распространения. Мелкозернистые эмульсии срабатывали быстрее, поэтому выдержка стала, по сути, мгновенной; большие стеклянные пластины уступили место пленке шириной 35 миллиметров; штативы практически исчезли, а фотоаппараты стали небольшими, легкими и портативными. Фотографии скапливались в альбомах и архивах. Когда с помощью растрирования фотографию совместили с печатным станком, мир наводнили иллюстрированные книги, журналы и газеты. Фотографы, фотожурналисты и фоторедакторы быстро взяли в свои руки пополнение нашего общего корпуса зрительных образов – фрагменты которого теперь заслуживали доверия не только из‑за внешнего правдоподобия, но и оттого, что экспозиция прямоугольного кусочка покрытого эмульсией материала была осуществлена в конкретном месте и в конкретное время, и это, в принципе, поддается проверке. Фотограф, в отличие от создателя фрески или привязанного к своей студии живописца, мог заявить: «Я там был».
Эра фотографий – сравнительно легких по весу, простых в изготовлении, недорогих, оперативно воспроизводимых и распространяемых, оптически точных и поддающихся проверке изображений – продолжалась примерно полтора века. В 90–х годах XX века по прилагавшимся к этому процессу атомам был нанесен смертельный удар. Пленку в аппаратах начали сменять светочувствительные матрицы, изображения стали храниться в виде полностью дематериализованных файлов, и цифровая фотография быстро стала фактом повседневности. Проявочные бачки и увеличители уступили место программам обработки изображений, а изготовление фотографий переместилось из темной комнаты на компьютеры. Цифровые камеры стали встраивать в сотовые телефоны, в результате чего цифровые изображения стали частью синхронного дискурса. Одновременно бурное развитие интернета дало возможность быстро и дешево распространять цифровые изображения по всей планете. Одними из первых, кто сообразил, что интернет–графика эффективнее печатной продукции, были, конечно же, производители порнографии.
