Текст книги "Дебаты о разводе"

Автор книги: Уильям Батлер Йетс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Йейтс Уильям
Дебаты о разводе

Уильям Йейтс

Дебаты о разводе*

Пер. Светлана Лихачева

11 июня 1925 г. В феврале 1925 нижняя палата парламента Ирландии (Dail Eireanne) обратилась к комитету по регламенту с просьбой сформулировать правило, препятствующее внесению законопроектов о разводе a vinculo matrimonii. Когда предложение передали в сенат, председатель, лорд Гленави, опротестовал его как попытку осуществлять законодательную власть принудительными методами. 11 июня сенат рассмотрел доклад комитета и принял резолюцию: сформулировать правило, согласно которому законопроекты о разводе должны быть обсуждены в первом чтении в обеих палатах, прежде чем поступить на рассмотрение сената. Таким образом, каждый получал бы возможность поддержать законопроект о разводе с правом вступления в новый брак; нижняя палата могла провалить любой такой законопроект, отказав ему в первом чтении. Разумеется, в любом случае, благодаря подавляющему католическому большинству в нижней палате и в сенате принятие любого частного законопроекта о разводе становилось фактически невозможным.

Председатель: На повестке дня следующий пункт: "Доклад межпарламентского комитета по регламенту (дела частные) о состоянии законопроектов, касающихся брачного права, в Ирландском Свободном государстве (рассмотрение возобновляется)". По данному вопросу поступило предложение от имени сенатора Дугласа.

Сенатор Дуглас предложил направить послание в нижнюю палату с просьбой поддержать резолюцию сената, согласно которой частные законопроекты о разводе "должны быть обсуждены в первом чтении в каждой из Палат, прежде чем сенат приступит к их рассмотрению".

Доктор Йейтс: Прежде чем выскажется сенатор Дуглас, я бы хотел отметить, что кое-кто из нас желает обсудить вопрос по существу. Приемлемо ли с точки зрения процедуры начать обсуждение до того, как сенатор Дуглас изложит свою резолюцию?

Председатель: Я надеюсь, что каждый сенатор обсудит предложение по существу, и не иначе. Полагаю, что спрашиваете вы вот о чем: дозволено ли обсудить основной вопрос – быть или не быть разводу a vinculo matrimonii?

Доктор Йейтс: Да.

Председатель: Этот вопрос, несомненно, проистекает из доклада и предложения; я не стану препятствовать общей дискуссии, ежели таково желание палаты.

Доктор Йейтс: Чтобы направить дискуссию в нужное русло, мне придется выступить против предложения сенатора Дугласа.

Председатель: Это позволит вам рассмотреть проблему во всех подробностях.

Доктор Йейтс: Иду на это скрепя сердце.

После того, как сенаторы обсудили ряд технических вопросов, председатель возвращается к теме бракоразводного законодательства в следующих словах:

Председатель: Возможно, палата предпочла бы посвятить остаток дня обсуждению проблемы развода; ежели таково общее желание палаты, прения возобновляются. Я предоставляю слово сенатору Йейтсу1.

Доктор Йейтс: Я решился высказаться по данному вопросу после долгих колебаний и не без страха, однако порою долг призывает нас обратиться к самым что ни на есть прописным истинам, дабы просветить народ. Я нисколько не сомневаюсь в том, что некоторое время в этой стране разводов не будет. Я не рассчитываю повлиять на результаты голосования палаты. К палате я не обращаюсь. Те, кто взывают к палате, имеют привычку иногда обращаться и к репортерам.

Полковник Мур: Нет, нет.

Председатель: Будьте так любезны, сенатор, обращайтесь ко мне. Не думаю, что сенатор Йейтс намеревался оскорбить палату, однако замечание его прозвучало крайне нелестно.

Доктор Йейтс: Я не хотел задеть ничьи чувства. Мне следовало сказать иначе: я обращаюсь не только к палате. Не сомневаюсь, что при несколько иных обстоятельствах разрешить проблему не составило бы труда. Судя по тому, что я слышал от людей самых разных, многие одобрили бы очень простой выход, а именно: члены палаты католического вероисповедания не должны присутствовать на представлении законопроекта, который касается лишь протестантов и лиц, католиками не являющихся; пусть с ним работают парламентарии-протестанты или отдельный комитет, протестантами назначенный. Сдается мне, врожденный инстинкт должен был бы подтолкнуть представителей обеих палат к какому-то подобному решению; на мой взгляд, очевидно, что с точки зрения как национальной политики, так и национальной репутации, этот шаг показался бы вполне разумным.

Наверное, самая сокровенная политическая мечта этой нации – объединить в единую нацию Север и Юг. Но если когда-либо Север с Югом и впрямь сольются, Север не уступит ни одной из свобод, которыми уже владеет по своей конституции. Тогда вам придется даровать чужому народу то, в чем вы отказываете своим землякам. Если вы даете понять, что правительство этой страны, Южной Ирландии, намерено руководствоваться постулатами католицизма, и только ими, Севера вам не заполучить вовеки. Вы возведете непреодолимую преграду между Севером и Югом, вы умножите количество католических законов, в то время как законы Севера, в том числе и о разводах, постепенно приблизятся к английским образцам. Вы внесете раскол в нацию . Не думаю, что палате когда-либо приходилось принимать решение более значимое, нежели то, что вот-вот будет принято. Вы не получите Севера, если навяжете меньшинству то, что меньшинство считает деспотическим законодательством. А я готов поручиться: в течение ближайших несколько лет меньшинство недвусмысленно даст понять, что и впрямь считает крайним деспотизмом закон, отнимающий права, которыми пользуются начиная с семнадцатого века. Эти права завоеваны радениями Джона Мильтона и других великих людей, и завоеваны в борьбе, что стала одним из славнейших эпизодов в истории протестантов.

Но в силу известной причины эта страна не поступила по первому побуждению, равно как и сенат, и нижняя палата. Кое-кто из вас, вероятно, знает: комитету, учрежденному для создания Конституции Свободного государства, настоятельно советовали внести в документ статью о нерасторжимости брака, но комитет ответил отказом. И это стало выражением политического сознания Ирландии. Сейчас вас вынуждают последовать совету тех, кто воплощает не политическое сознание, но сознание религиозное. Я признаю, что членам палаты крайне трудно противиться давлению со стороны. В ходе долгой борьбы этой страны с Англией, католическое духовенство встало на сторону народа, и благодаря этому обрело влияние, в Европе беспрецедентное. Вам приходится непросто; я уверен, что непросто приходится и сенатору миссис Уайз-Пауэр, этому несгибаемому борцу...

Миссис Уайз-Пауэр: Не вижу, с какой стати приводить в пример меня.

Председатель: Ссылки такого рода на членов палаты являются нарушением процедуры.

Доктор Йейтс: Я отлично понимаю, что членам палаты трудно противиться совету архиепископа О'Доннелла.

Мистер Фитцджеральд: По-моему, атмосфера накаляется.

Доктор Йейтс: Все мы распалимся не на шутку прежде, чем обсуждение подойдет к концу.

Председатель: К порядку, к порядку; обращайтесь к председателю собрания.

Мистер Фаррен: Дозволено ли сенатору ссылаться на конкретных лиц?

Председатель: Это вопрос такта; я здесь не судья. Я не вправе диктовать, что тактично, а что нет; с точки зрения процедуры такие ссылки нарушением не являются.

Доктор Йейтс: В обращении архиепископа О'Доннелла к Обществу Католической Правды от октября прошлого года содержатся следующие слова:

"Никакой силе на земле не дано расторгнуть брачные узы, кроме разве смерти... и это справедливо для всех, кто носит крест на груди, вне зависимости от вероисповедания. Разумеется, мы слышали, что часть наших соотечественников поддерживает разводы. Ну что ж, с уважением и сочувствием ко всем нашим ближним, и не иначе, мы вынуждены заметить, что мы ставим супружество этих людей выше, нежели они сами. Брак их нерасторжим перед Господом, и мы не вправе нарушать Господню волю, содействуя его расторжению".

Иначе говоря, вы собираетесь осуществлять законодательную власть на чисто теологической основе и навязывать собственную теологию лицам, не исповедующим вашу религию. Речь не о том, что с юридической точки зрения трудно или невозможно даровать меньшинству то, чего большинство для себя не желает. Вы намерены настаивать на том, чтобы прихожане Ирландской Церкви или те, кто ни в какую церковь не входит, приняли для себя точку зрения библейских комментариев, либо авторитетного источника как такового, словом, точку зрения, которой они заведомо не придерживаются. Если вы издаете законы на такой основе, не вижу, почему бы не пойти еще дальше. Не вижу, почему бы вам вовсе не запретить гражданские браки, памятуя, что гражданский брак – не брак в глазах церкви...

Мистер Ирвин: Дозволено ли процедурой зачитывать речь по бумаге?2

Председатель: Строго говоря, нет, но известное послабление всегда допускалось. Собственно говоря, когда разбирается вопрос настолько сложный, я лично считаю, что придерживаться текста речи, не уклоняясь в сторону, зачастую весьма полезно. А зачитывание по документам упрощает сенаторам задачу. В защиту данного сенатора я считаю своим долгом отметить, что зачитывает он только цитаты.

Мистер О'Фаррелл: Думаю, сэр, вам следует призвать сенаторов сдерживать свои чувства, даже если они не согласны с выступлением. Мы взглядов оратора не разделяем, однако голову терять незачем.

Председатель: Тем более в отношении сына Ирландии столь выдающегося, как сенатор Йейтс.

Доктор Йейтс: Есть темы, в обсуждении которых заранее следует тщательно взвешивать слова. Да послужит мне это оправданием. Согласно помянутому мнению, гражданский брак – прелюбодеяние в той же степени, как повторное вступление в брак лицами разведенными. Не вижу также, с какой стати останавливаться на достигнутом, ведь мы преподаем в университетах и школах и печатаем в книгах многое из того, что католическая церковь не одобряет. Раз попытавшись издавать законы на религиозной основе, вы открываете путь всевозможным проявлениям нетерпимости и религиозным гонениям. Я не уверен, что в стране не найдется людей, готовых подтолкнуть вас в нужном направлении. Я искренне уважаю его высокопреосвященство доктора О'Доннелла. Я слышал, что он – человек способный и энергичный, и в защиту процитированной речи могу сказать, что, хотя содержание ее здравомыслием не отличается, зато по форме она весьма корректна. Но как прикажете оценить следующий пассаж из статьи отца Питера Финлея?

"Отказ узаконить развод не заключает в себе несправедливости к отдельным прослойкам населения и ни в чем не нарушает гражданской и религиозной свободы, что конституция гарантирует всем и каждому. Скажите еще, что запрещение самосожжений есть посягательство на свободу вдовы-индуски. Право индусской вдовы покончить с собою на погребальном костре мужа, как вменяет ей в обязанность ее религия, куда более понятно, нежели право любого из представителей христианского сообщества отослать от себя жену и предаться публично узаконенному разврату. Запрещая самосожжение, Англия поступила по справедливости, во исполнение самоочевидного и веского морального обязательства. Ирландское Свободное государство поступит по справедливости и во исполнение самоочевидного и веского морального обязательства, отказавшись узаконить развод вне ограничений и повторный брак".

В первой части эссе автор сравнивает развод с полигамией, грабежом и убийством. Я почти ничего не знаю о жизни отца Финлея. Возможно, человек это выдающийся и незаурядный, но я уверен: мало кому из членов палаты доставит удовольствие мысль идти по стопам того, кто вопиюще неучтиво отзывается о практике, принятой у самых цивилизованных наций современного мира – в Германии, Англии, Америке, Франции и в скандинавских странах. А ведь он должен знать, что по любой статистике, по любым стандартам, кроме самых узких, эти нации, затмевающие нас деяниями, превзошли нас и в добродетели. Отца Питера Финлея поддержал, а по части оскорбительных выпадов даже превзошел священник ирландской церкви, епископ Мит. Несомненно, видя, что нерасторжимый брак, – цель его страстных мечтаний, по крайней мере, для виновной стороны, – в других странах привил мужчинам и женщинам исключительную терпимость к различным формам сексуальной распущенности, он утверждает, что с каждым неверным мужем или женой следует обходиться как с преступником, повинным в разбое, подлоге и смертоубийстве. Однако, говоря об отношении обоих к палате, между отцом Финлеем и епископом Мит есть одно разительное отличие. Возможно, что отец Финлей в силах повлиять на итоги голосования палаты, но я уверен, что епископу Миту этого до сих пор не удавалось. Более того, даже если все протестантское епископство Ирландии выступит с заявлением по данному вопросу, палата все равно проголосует так, как считает нужным. И в этом – величие церкви, в лоне которой я рожден: в законодательных дискуссиях мы раз и навсегда поставили наших епископов на место. Даже если обсуждается законодательство, имеющее прямое отношение к религии, мнение священнослужителей принимается в расчет только исходя из познаний и способностей каждого в отдельности. Право на развод и многие другие права протестантские сообщества отстояли вопреки самой что ни на есть яростной оппозиции собственного духовенства. Живой, изменчивый, совершенствующийся ум человеческий рано или поздно отказывается принимать такие законы от людей, чьи представления основаны на интерпретации сомнительных текстов Евангелия. Необходимо признать, и я говорю это, не страшась возражений, что на сегодняшний день ни один видный ученый Европы не считает Евангелие историческим документом в строгом значении слова. Значимость Евангелия – в духовном смысле, но никак не в историческом. Когда священник советует государственным деятелям строить законодательство на отрывке, возможно, исторически необоснованном, это означает взывать к людскому невежеству. Я уверен: большинство тех, кто отстаивает нерушимость брака, находятся под впечатлением, будто тем самым в стране поддерживается нравственность. Думаю, прежде, чем они окончательно укрепятся в своем мнении, им стоило бы изучить состояние нравственности в странах, где брак нерушим – в Испании, Италии, у народов Южной Америки. Мы не заимствуем себе у этих наций экономику, сельское хозяйство или техническое образование, зато предлагаем заимствовать брачное право. Но прежде, на мой взгляд, разумно было бы исследовать влияние брачного права на эти нации. Я обратился к авторитетным источникам и обнаружил, что в целом свидетельства моральной неустойчивости по большей части успешно замалчиваются. В печати нет сообщений о бракоразводных процессах. В браке рождается обычное число детей, хотя, по моим наблюдениям, отцовство зачастую установить непросто; впрочем, общественное мнение не поощряет любопытства на этот счет, и принято пресекать попытки узнать больше об эмоциональной стороне взаимоотношений мужчин и женщин. В современном обществе ощущается потребность3 в счастье, что усиливается с ростом образования, а мужчины и женщины, вынужденные оставаться вместе против воли и вопреки здравому смыслу, вскорости забывают о долге по отношению друг к другу.

Вы собираетесь ввести нерасторжимый брак, но допустите раздельное жительство супругов. Здесь ничего не поделаешь. Вам придется позволить молодым людям, которые не могут оставаться вместе в силу какой-либо нестерпимой обиды, разъехаться и жить раздельно. Вы предложите мужчинам и женщинам в расцвете сил до конца дней своих соблюдать монастырский закон. И вы надеетесь, что преуспеете в том, чего вся Европа не сумела добиться за последние 2.000 лет? Вы навяжете молодежи законы монастыря? Если нет, то нерасторжимый брак уровень нравственности в этой стране не повысит. Некий видный английский судья, основываясь на своем богатейшем опыте, утверждал, будто ничто так не поощряет беспорядочных связей, как разъезд при невозможности вступления в новый брак.

Вопрос этот, как мне известно, вызывает изрядный интерес. Я отчасти представляю себе мнение тех, кто составит новое поколение этой страны может статься, лучше, чем большинство членов палаты. Так что дам-ка я по ходу выступления этим молодым людям добрый совет, хотя они, возможно, куда менее возбудимы по натуре своей, нежели я. Я настоятельно попрошу их не кипятиться по пустякам. Незачем ссориться с айсбергами, плавающими в теплой воде. Эти проблемы разрешатся сами собой. Отец Питер Финлей и епископ Мит одержат кратковременную победу – ну и пусть себе.

Я сказал, что страна эта отличается терпимостью, и однако, памятуя, что на главных наших улицах высятся небезызвестные монументы, я вынужден поправиться: разумнее было бы сказать, что страна колеблется.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что, когда айсберг растает, страна и впрямь сделается крайне терпимой. В общем и целом монументы обнадеживают. Я имею в виду О'Коннелла, Парнелла и Нельсона. С О'Коннеллом у нас проблем не возникало. При жизни О'Коннелла говорилось, что, дескать, палку нельзя перебросить через забор работного дома, чтобы не попасть в какого-нибудь из его отпрысков4, но он верил в нерушимость брака, а когда умер, сердце его самым что ни на есть пристойным образом сохранили в Риме. Не скажу наверняка, в бронзовой или мраморной урне, но сохранили; не сомневаюсь, что в художественном плане урна эта так же убога, как прочие "художества" того периода. Изрядная заварилась шумиха по поводу Парнелла, когда он женился на женщине, ставшей в результате миссис Парнелл.

Председатель: Может быть, оставим мертвых в покое?

Доктор Йейтс: Я продолжаю. Оставлять мертвецов в покое мне бы очень не хотелось. Когда это произошло, мне помнится, ирландские католические епископы выступили с декларацией: дескать, Парнелл тем самым усугубил одно преступление другим. Здесь, по сути дела, и заключается основное различие между нами. По мнению любого ирландского джентльмена-протестанта этой страны, Парнелл исполнил свой прямой долг как человек чести. А теперь вы намерены сделать так, чтобы исполнение прямого долга стало невозможным и оскорбить тем самым влиятельное меньшинство своих соотечественников. Мне очень хотелось бы привлечь внимание епископа Мита к Нельсону. Есть предложение убрать памятник Нельсону, поскольку он мешает движению. А я бы предложил протестантскому епископу Миту отстаивать ликвидацию памятника исключительно из соображений морально-этических. Тут-то все и разъяснится, и мы узнаем, кто же на самом деле представляет общественное мнение: епископ Мит или англичане, преподающие биографию Нельсона своим детям и всей страной почитающие ее образчиком патриотизма. Епископ Мит, в отличие от своих ирландских предшественников восемьдесят лет назад, не стал бы возводить колонну в честь Нельсона. Он бы предпочел возвести для него виселицу, ибо Нельсона следовало либо вздернуть, либо сослать на каторгу. Думаю, я не слишком обидел покойных, напомнив, что есть среди нас три объекта для благотворных размышлений, способные, может быть, подучить нас терпимости.

Мне хотелось бы закончить на более серьезной ноте, ибо речь идет о вопросе великой важности. Ну не прискорбно ли: не прошло и трех лет с тех пор, как страна эта завоевала независимость, а мы уже обсуждаем меру, которую меньшинство этой нации сочтет вопиющим деспотизмом. Я с гордостью почитаю себя типичным представителем этого меньшинства. Мы вам не мелкая сошка, – мы, в кого вы метите. Мы – потомки славнейшего европейского рода. Мы – нация Берка, нация Граттана, нация Свифта, нация Эммета5 и Парнелла. Это мы создали львиную долю современной литературы этой страны. Это мы создали то лучшее, что отличает ее политическое сознание. И все-таки я не до конца сожалею о случившемся. Я смогу выяснить, – а если и не я, то мои дети, – утратили мы стойкость или нет. Вы определили наше положение и обеспечили нам поддержку народа. Ежели стойкости мы не лишились, тогда победа ваша будет недолгой, а поражение – окончательным, и тогда нацию возможно станет преобразовать к лучшему.

Председатель: Я тут проглядел этот доклад6... Насколько я понимаю, перед нами – просто исторический документ. В нем не содержится ни рекомендаций, ни выводов. На мой взгляд, утвердив доклад, палата никоим образом не свяжет себя обязательством выступить за или против доктрины... Я говорю это лишь мимоходом, для того только, чтобы, по возможности, помешать дебатам выродиться в желчное препирательство по вопросу как таковому, в то время как обсуждаемый доклад – документ довольно бесцветный.

Мистер Фаррен: Вам не кажется, что открытие ваше слегка запоздало?

Председатель: Открытие сделано, и я констатирую факты.

Мистер Фаррен: Одну из сторон мы выслушали. Я больше не в силах мириться с тем, что вы позволяете оратору излагать дело столь пристрастно. Я настаиваю на том, чтобы выслушать и противоположную точку зрения.

Председатель: Ваше замечание несправедливо и в высшей степени неприемлемо с точки зрения процедуры. Будьте добры, сядьте. Не думаю, что слово "настаивать" вполне корректно.

Мистер Фаррен: Я протестую...

Председатель: Сядьте; вы нарушаете установленный порядок... Я не намерен прерывать дебаты. Таких полномочий у меня нет, теперь, когда сенатор Йейтс открыл прения именно так и не иначе...

Полковник Мур: День выдался жаркий, и выступавший сенатор разгорячился – как в прямом, так и в переносном смысле. На наших глазах пот лил с него ручьями, когда оратор изрекал блестящие фразы, коими славится повсеместно... Жаль, что вопрос он рассматривает с абсолютно сектантской точки зрения. Сенатор позволил себе резкие выпады в адрес всевозможных епископов и разнообразных политиков. Он измыслил видимо-невидимо преступлений, якобы ими совершенных... и сделал ряд заявлений, что истине никоим образом не соответствуют. Он утверждает, будто протестантизм символизирует... я не скажу, свободу, но пресловутый вопрос о разводе. Посмотрим, так ли это. До Реформации разводов вообще не существовало. В последние дни жизни королевы Елизаветы английский парламент, состоящий сплошь из протестантов, принял постановление (сорок четвертое на счету Елизаветы), развод категорически запрещающее... Он говорит, что в шестнадцатом веке...

Доктор Йейтс: В семнадцатом веке.

Полковник Мур: Теперь сенатор утверждает, что в семнадцатом. В течение последующих сотни лет, в период от 1600 до 1700 годов было зафиксировано только пять случаев развода... В качестве авторитетного источника сенатор цитирует поэта, Мильтона. Не знаю, писал ли поэт Мильтон о разводах...

Доктор Йейтс: Одно из самых знаменитых прозаических произведений Мильтона посвящено проблеме развода; сенатору следовало ознакомиться с ним еще в школе7.

Полковник Мур: Как бы то ни было, поэт с женой не разводился. Его жена умерла.

Председатель: Мы не можем выносить на повестку дня вопрос о том, что сталось с женой Джона Мильтона.

Мистер О'Фаррелл: Создайте комиссию8.

Полковник Мур: Хорошо же, мы довольно всего слышали, а теперь...

Председатель: Разве уже сказанного недостаточно? С дамой вы покончили.

Полковник Мур: Полагаю, мне следует оставить без ответа многое из сказанного, хотя вопрос заслуживает самого пристального внимания, как в силу позиции самого сенатора, так и благодаря его красноречию. Я слышал выступления сенатора в местах самых разных. Он – превосходный оратор, и только что произнесенная речь ничем не уступает тем, что мне доводилось слышать прежде. Досадно, что нам не дозволяется ему ответить.

Председатель: Я вас вовсе не прерывал.

Полковник Мур: Что ж, теперь я не расположен спорить.

Председатель: Тогда не жалуйтесь на судьбу, ибо я вас к молчанию не обязываю.

Полковник Мур: Хорошо же... Нынешняя молодежь сочетается браком, отлично сознавая, что брак этот продлится не более года.

Доктор Йейтс: Вот вам древняя ирландская разновидность брака.

Полковник Мур: И к чему она ведет? Результат – ложь и притворство, и бесчестье... почему бы не принять американский метод и не сказать: "Я дам развод любой явившейся ко мне паре. Пусть развод получают все желающие".

Доктор Йейтс: Я с сожалением обнаружил, что, по-видимому, употребил слово "давление", и Палата решила, что речь идет о давлении на отдельных лиц. Я не это слово собирался использовать, и не это слово стоит в моей рукописи. Оно вырвалось в запале. На самом деле я имел в виду воздействие прессы, и проповедей, и всех документов, касающихся общественного мнения в пределах этой страны, то есть давление вполне законное. Мне пришлось строить речь на том, что члены Палаты сочли религиозной подоплекой, потому что я подумал, будто опровергать мне предстоит один-единственный аргумент, богословский. Ни в прессе, ни вообще в пределах страны мне еще не доводилось видеть и слышать дискуссий, что не представляли бы собою чистой воды религиозный диспут, и лицемерием было бы подходить к нему на иной основе.

Полковник Мур: Я-то надеялся, что сенатор оставит тему религии. Он изменил ход речи, но снова возвращается к прежнему.

Доктор Йейтс: Я не думаю, что давление оказывают на отдельных лиц, но лишь то, что в ирландской прессе используются аргументы...

Мистер Беннетт: Говоря о повестке дня, сенатор Йейтс выдвинул еще одно предложение или ему дано право высказаться вторично?

Доктор Йетс: Мне особенно не посчастливилось ...

Председатель: Сенатор Йейтс высказался ранее по поводу предложения утвердить доклад. Теперь он высказывается по поводу предложения сенатора Дугласа, а это не одно и то же. До сих пор я позволял ему говорить в порядке разъяснения, но теперь вынужден попросить его вернуться к предложению сенатора Дугласа. Сенатор волен вдаваться в любые разъяснения, если считает, что его неправильно поняли, но как только он закончит, я обязан рекомендовать ему перейти к предложению сенатора Дугласа.

Доктор Йейтс: Я могу говорить о предложении сенатора Дугласа, только обращаясь к вопросу общего характера, а права вторично высказываться по вопросу общего характера у меня нет. В порядке разъяснения, однако, могу сказать, что отнюдь не собирался задеть своей речью трех великих мужей, чьи статуи высятся на нашей главной магистрали. Возможно, всему виной – моя врожденная испорченность. Я не верю, что отсутствие целомудрия зачеркивает память об этих великих умах. Я по-прежнему почитаю их людьми выдающимися; им страна многим обязана. И они не перестают быть людьми выдающимися в силу мелких грешков. Вот вам еще свидетельство моей вопиющей порочности: не думаю, что в Европе найдется хоть один государственный деятель, который бы не примирился охотно с распущенностью Ренессанса, если бы мог обеспечить своей стране его гений. Гений – сам по себе добродетель, и беспорядочность в вопросах пола – лишь пятнышко на его репутации.

МОНЕТНАЯ СИСТЕМА ИРЛАНДИИ "Что мы сделали или пытались сделать", У.Б.Йейтс, председатель комитета.

I

Поскольку самые знаменитые и красивые монеты чеканились в греческих колониях, особенно в Сицилии, мы решили послать их снимки, приложив еще фотографию одной карфагенской монеты, выбранным нами художникам и попросили по возможности воспользоваться ими в качестве образцов. Но у греческих монет есть два преимущества, для нас неприемлемые: у них одна сторона не обязательно уравновешивает другую и любая может быть выбита горельефом; в то время как наши монеты должны легко подбрасываться и крутиться на радость игрокам в орлянку, и укладываться в столбики к вящему удовольствию банкира.

II

Мы спросили совета касательно символики, и общественность предложила округлые башни, волкодавов, трилистники, одиночные или в венках, и Договорный Камень Лимрика; а общество Антиквариев порекомендовало избегать патриотических эмблем вообще, потому что даже символу трилистника нет еще и ста лет. Впрочем, мы бы отказались от них в любом случае: следовало выбрать такие образы, которые позволили бы художнику проявить всю свою выдумку и мастерство. А поскольку Ирландия – первое из современных государств, которое проектирует монетную систему в целом, а не одну монету сейчас, а другую – спустя годы, по мере того, как старые матрицы стираются или меняются вкусы, хотелось бы, чтобы монеты имели какое-то отношение друг к другу. Из греческих монет наиболее красивы те, на которых изображены боги и богини в образе мальчиков и девочек, или те, где изображены животные или что-то незатейливое, вроде пшеничного колоса. Но эти отрадные фигуры, будучи переименованы в Гибернию9 или Свободу, покажутся отвлеченными и пустыми, а колос уже принят несколькими современными нациями. А если предпочесть зверей и птиц, художник, как показывает многовековой опыт, может создать шедевр и, как нам кажется, доставить удовольствие тем, кто дольше прочих засматривается на каждую монетку – то есть детям и людям искусства. Кроме того, найдешь ли символику лучше для земли, где ездят верхом, ловят лосося и разводят скот?

III

Мы могли бы выбрать персонажей из истории Ирландии, святых или национальных вождей, но исполнительный совет исключал современников, а портретов святой Бригитты или короля Брайана до нас не дошло. Во избежание академической трафаретности, художнику пришлось бы измыслить характерную, но неузнаваемую голову. Передо мною шведская серебряная монета и шведская бронзовая медаль, – обе исполнены мастерски, – на которых изображена голова Густава Вазы, короля Швеции времен средневековья. Но эти примечательные черты так же знакомы народу, как подробности его жизни, послужившие темой для двух знаменитых пьес. И даже будь у нас такой персонаж, современный художник, возможно, предпочел бы не намекать на то, что уже известно, но сочетая линии, создавать новую красоту.

IV

Но как правительству выбрать художников? Что мы можем посоветовать? Правительству следует отринуть идею открытого конкурса. Хороший художник не станет изо дня в день работать, рискуя ничего не добиться. Участников должно быть всего несколько человек; вне зависимости от того, выберут его эскиз или нет, художнику следует что-то заплатить; и он должен знать, кто его соперники, чтобы все-таки доверять нашему разумению. Мы решили, что семерых претендентов вполне достаточно, и из них трое должны быть ирландцы. Мы очень надеялись привлечь Чарльза Шэннона, выдающегося мастера рисовальщика, чьи впечатляющие шапочки и облачения выборные старейшины "Кингз инн" променяли на парики и мантии, но он отказался10. Так что нам остались двое известных дублинских скульпторов, Альберт Пауэр и Оливер Шеппард, и еще Джером Коннор11, недавно прибывший из Нью-Йорка. Прежде чем отобрать оставшихся четырех кандидатов, мы, при помощи посольств и друзей, составили целую коллекцию современных монет. Если нам попадалось нечто достойное восхищения – итальянская монета с колосом или та, что с фашистской эмблемой; шведская серебряная монета с изображением Густава Вазы; американская монета с бизоном – мы выясняли имя художника и запрашивали новые образчики его работ, если до сих пор не были с ними знакомы. В придачу, мы изучили произведения различных медальеров, и, хотя серебряный Густав Ваза вызвал наше искреннее восхищение, мы предпочли бронзового, работы талантливого шведского скульптора Карла Миллеса. Карл Миллес и Ивана Местрович12, скульптор и медальер, выразили в своем творчестве яростный пульс энергии, неведомый прошлым векам, многим они кажутся самыми выдающимися скульпторами наших дней. Мы написали им обоим, а также Джеймсу И. Фрэзеру, автору бизона и нескольких великолепных декоративных скульптур, и Публио Морбидуччи13, дизайнеру монеты с фашистской эмблемой, но Фрэзер ответил отказом, а Местрович откликнулся слишком поздно14. Фрэзера мы заменили американским скульптором Мэншипом15, создателем стилизованной, исполненной благородства Дианы с псами. С англичанами вышла заминка; на ум не приходило ни одно известное имя из тех, кем бы мы восхищались одновременно как скульптором и медальером. После некоторых колебаний, ибо Чарльз Рикеттс рекомендовал С.В. Карлайна, создателя впечатляющей медали Зебрюгге и прелестной медали, отчеканенной в честь Флиндерса Петри, мы выбрали, по рекомендации секретаря Британской школы в Риме, Перси Меткалфа16, молодого и до поры малоизвестного скульптора.