Текст книги "Охотники за алмазами"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Это ветер типа сирокко, вроде хамсина в Ливийской пустыне или самума в Триполи.

Именно этот обжигающий сухой ветер пустыни заполнял небо тучами пыли и песчаных облаков, закрывая все адской пеленой, похожей на дым пожарища.

Облака пыли входили в систему, Круг принимал их во внимание, когда строил свои расчеты: поднятые в воздух тучи слюдяной пыли выводили из строя радарные экраны службы безопасности алмазных компаний, создавая ложные сигналы и делая невозможным обнаружение небольшого летящего объекта.

Поворотный Пункт находился в трех милях от берега моря и в шестидесяти милях к северу вверх по реке Оранжевой. Название было дано первыми путешественниками и выражало их взгляды на продолжение пути на север. Эти старые путешественники не знали, что находятся в центре морской террасы, древнего дна, теперь поднятого выше уровня моря, такого богатого алмазами, что его окружили сплошной изгородью, непрерывно патрулировали на джипах с собаками и на самолетах, охраняли оружием и радарами; в лагере были такие строгие правила, что человек, выходящий оттуда, подвергался осмотру с помощью рентгеновских лучей и не мог ничего вынести с собой, кроме собственной одежды.

В Поворотном Пункте находилась одна из четырех больших очистительных фабрик, где обрабатывался гравий с разработок большой компании на многие мили вокруг. Поселок был относительно большим, с фабрикой, мастерскими и складами, с жилищами для пятисот рабочих и их семей. Но никакие усилия компании сделать его привлекательным не могли изменить того факта, что Поворотный Пункт был адской дырой в мрачной и опасной пустыне.

Теперь, при северном ветре, то, что обычно было просто неприятным, становилось непереносимым. Здания были загерметизированы, даже стыки окон и дверей плотно заткнуты тряпками или бумагой, и все же красная пыль покрывала мебель, столы, кровати, проникала даже внутрь холодильников, облекая все тонкой хрустящей пленкой. Она оседала в волосах, скрипела на зубах, забивалась в ноздри, а вместе с ней приходила иссушающая жара, от которой высыхали даже глазные яблоки.

Снаружи пыль висела красным туманом, который сокращал видимость до десяти ярдов. Люди, вынужденные выходить наружу в этот удушливый сухой суп, надевали пылезащитные очки, чтобы предохранить глаза, и слюдяная пыль покрывала их одежду блестящим слоем, который сверкал даже в тусклом свете.

За поселком в пыльном тумане шел человек, неся небольшой цилиндрический предмет. Он наклонялся вперед, упорно продвигаясь в сторону пустыни. Наконец он добрался до небольшого углубления и спустился в него. Опустив ношу на песок, немного отдохнул. Затем склонился к цилиндру. В своем кожаном костюме и шлеме, с лицом, закрытым очками и шарфом, он казался каким-то неведомым чудовищем.

Фиберглассовый цилиндр был окрашен желтой флюоресцирующей краской. С одного конца цилиндра находился прозрачный пластмассовый контейнер с электрическим указателем курса, на другом конце – конверт, свернутый из резиноподобного нейлонового материала и прикрепленный к цилиндру стальной муфтой. К конверту была присоединена стальная бутылочка с водородом. Все вместе достигало восемнадцати дюймов в длину и трех в диаметре и весило чуть больше пятнадцати фунтов.

Внутри цилиндра было два раздельных отсека. В большем находился сложный электронный механизм, который должен был передавать поисковый сигнал, включать и выключать лампы по радиоприказам с расстояния, а также

– по команде выпустить водород из баллона в бутылочку через соединительную муфту.

В меньшем отсеке находился запечатанный пластиковый пакет с двадцатью семью алмазами. Самый маленький из них весил четырнадцать карат, самый большой – пятьдесят шесть. Каждый из камней был отобран специалистами за цвет, яркость и совершенство формы. Все алмазы чистейшей воды; будучи ограненными, они на рынке могут быть проданы по цене от семисот тысяч до миллиона фунтов, в зависимости от обработки.

В Поворотном Пункте находились четверо членов Круга. Двое из них были многолетними опытными рабочими на сортировке алмазов и работали под охраной на очистительной фабрике. Они работали вместе, проверяя друг друга, потому что в компании действовала система взаимопроверки, что совершенно бессмысленно, когда рабочие могут сговориться друг с другом. Эти люди отбирали лучшие камни и выносили их с фабрики.

Третий член Круга работал механиком в мастерских компании. Его работа заключалась в сборке необходимых механизмов из запчастей, прибывавших в контейнерах с тракторной смазкой. Он также помещал камни в цилиндр и передавал все человеку, который теперь склонился в пустыне, приготовившись отправить цилиндр в бушующее пыльное небо.

Завершив последнюю проверку, человек распрямился, подошел к краю углубления и выглянул наружу, в пыльную бурю. Удовлетворенный, он заторопился к желтому цилиндру. Резко повернул конусообразное кольцо, открывая водороду доступ в баллон. С змеиным шипением баллон начал раздуваться. Наполняясь, он потрескивал. Приподнялся, готовый улететь, но человек удерживал его, пока баллон не раздулся полностью. Тут он выпустил его, и баллон вместе с висящим под ним цилиндром взлетел в небо и сразу исчез в облаках пыли.

Человек стоял, глядя в темное небо. Очки его слепо блестели, но в позе было выражение торжества. Наконец он повернулся и пошел легким шагом человека, избавившегося от опасности.

– Еще один пакет, – пообещал он себе. – Только один, и я пас. Куплю ферму на Слоновьей реке, буду рыбачить, охотиться…

Он все еще мечтал об этом, когда подошел к ожидавшему лендроверу и сел на место водителя. Включил двигатель, зажег фары и медленно направился к поселку по своему следу.

На машине сзади была белая надпись, хорошо заметная даже в пыльной буре.

Она гласила «Служба безопасности».

* * *

«Дикий гусь» стоял неподвижно, двигатели негромко работали, удерживая корабль на ветру. Даже в двадцати милях от берега ветер был обжигающе горяч, и лишь редкие брызги пены освежали лицо Хьюго.

Он стоял в углу мостика, откуда мог следить одновременно за морем и за рулевым, но испытывал беспокойство. «Дикий гусь» ждал уже пятнадцать часов и в течение десяти часов подвергался ударам северного ветра.

Хьюго беспокоился в ожидании начала перехвата. Могло помешать многое, начиная с полицейской проверки и кончая неполадками в электронном оборудовании.

– Который час, Ханси? – крикнул он, и рулевой взглянул на хронометр над головой.

– Шесть часов три минуты, капитан.

– Через полчаса стемнеет, – с отвращением сказал Хьюго, вновь всматриваясь бесцветными глазами в ветер, потом пожал плечами и вернулся в рубку.

Он склонился над приборами. Даже для опытного взгляда это были обычные установки для обнаружения рыбы, переделанные из военных приборов, обнаруживавших подводные лодки. Обычно они сканировали морские глубины в поисках стай сардины.

Однако эти установки прошли дорогостоящее и сложное усовершенствование. Круг для этой работы нанял специалиста в Японии.

Приборы негромко гудели, панель освещалась зеленоватым внутренним светом, но звук был нейтральным, и стеклянный экран оставался пустым.

– Хочешь кофе, Ханси? – спросил Хьюго старика негра у руля. Он сам отбирал экипаж, это все были верные и преданные люди. Так и должно быть – одно неосторожное слово могло загубить многомиллионное дело.

– Ja, dankie, капитан. – Старик в ожидании сморщил обветренное лицо.

Хьюго крикнул вниз, в камбуз:

– Повар, как насчет чашки кофе?

Но ответа он не услышал, потому что в этот момент ожили приборы. Наверху зажегся ряд огоньков, глухой звук сменился короткими резкими сигналами, а экран стал призрачно зеленым.

– Он в полете! – вздохнул с облегчением Хьюго. В рубку влетел первый помощник, заправляя рубашку в незастегнутые брюки, лицо его выглядело помятым после сна.

– Вовремя, – сказал он еще сонным голосом.

– Возьми руль у Ханси, – приказал ему Хьюго и сел в кожаное кресло перед приборами. – Поворот на два пункта направо.

«Дикий гусь» развернулся в сторону моря, его движение изменилось: вместо ленивых подъемов и спусков вместе с волнами теперь началось продвижение вперед, и пена брызнула на стекло рубки.

Сидя за приборами, Хьюго следил за полетом баллона, держа «Дикого гуся» на курсе перехвата.

Увлекаемый северным ветром со скоростью в сорок узлов, баллон пересек береговую линию и быстро поднялся на три тысячи футов. Хьюго, управляя приборами, заставил баллон выпустить часть газа и оставаться на прежней высоте. Ответ немедленно отразился на экране.

– Хорошо, – сказал Хьюго. – Хороший мальчик. – Потом громче: – Немного поверни, Оскар: баллон движется на юг.

Свыше двадцати минут они пробивались сквозь волны.

– Хорошо, – нарушил молчание Хьюго, – я собираюсь сбросить его. – Он медленно повернул кнопку по часовой стрелке, выпустив весь газ из нейлонового баллона.

– Ja, хорошо. Он внизу. – Он посмотрел в иллюминатор над приборами. Под покровом свинцово-черных облаков преждевременно наступила ночь. Снаружи было темно, сквозь низкие тучи не видно было ни одной звезды.

Хьюго снова обратился к приборам.

– Хорошо, Оскар. Ты идешь по курсу. Держи его.

Потом посмотрел на старого Ханси и второго, более молодого, моряка. Они терпеливо сидели на скамье у дальней переборки. Оба были в длинных желтых пластиковых дождевиках и резиновых сапогах.

– Ну, Ханси, – кивнул Хьюго. – Идите на нос. Мы всего в миле.

Они спустились на промываемую волнами палубу, и Хьюго видел, как они укрывались от очередной волны у борта. Волны перехлестывали через головы, желтые пластиковые дождевики были ясно видны в полумраке.

– Включаю, – предупредил Хьюго рулевого. – Мы должны его увидеть.

– Понял, – сказал Оскар, и Хьюго повернул ручку, приказывая баллону включить сигнальный огонь.

Почти сразу Оскар крикнул:

– Вон он. Прямо впереди!

Хьюго вскочил и выбежал. Потребовалось несколько секунд, чтобы его глаза адаптировались и он разглядел впереди крошечный красный огонек в черноте неба и моря. Он показался на секунду и исчез за очередной волной.

– Я постою за рулем, – Хьюго сменил Оскара. – Включай прожектор.

Луч прожектора казался сплошным белым столбом в темноте. Флюоресцирующая желтая краска цилиндра ярко сверкнула в этом луче.

Хьюго удерживал «Дикого гуся» против ветра, давая возможность цилиндру приблизиться. Ханси и его товарищ ждали у отпорного крюка.

Хьюго осторожно приблизился к подпрыгивающему желтому цилиндру и издал удовлетворенное восклицание, когда крюк подцепил специальное кольцо и цилиндр начали поднимать на борт.

Он смотрел, как две фигуры в дождевиках поднялись по лестнице на мостик и положили цилиндр на стол.

– Хорошо! Хорошо! – Хьюго от всего сердца хлопнул их по спине. – Теперь идите просушитесь – оба! – Они отправились в каюткомпанию, а Хьюго передал руль Оскару.

– Домой! – приказал он. – Как можно быстрее. – И унес цилиндр в свою каюту.

Сидя у раскладного стола в своей каюте, Хьюго открыл цилиндр и извлек пластиковый пакет. Раскрыл его и высыпал содержимое на стол.

Он негромко присвистнул и взял самый большой камень. Хоть он и не был специалистом, но инстинктивно понял, что это необычайно ценный алмаз. Даже грубая необработанная поверхность не могла скрыть таящийся в глубине огонь.

Для него этот камень бесполезен, продать его невозможно. У него не было искушения обмануть Круг – это для него означало бы пятнадцать лет тяжелой работы.

Круг основывался на взаимозависимости, ни один его элемент не мог действовать самостоятельно. И в то же время каждая его часть была самостоятельна и надежно изолирована. Только один человек знал все части, и никто не знал, кто этот человек.

Хьюго извлек из ящика свои инструменты и разложил их на столе. Зажег спиртовку и поставил на нее чашку с воском.

Потом высыпал алмазы в блестящую металлическую банку. Обычная консервная банка.

Легко удерживая равновесие в корабельной качке, он снял со спиртовки чашку и вылил на алмазы расплавленный воск, заполнив банку до края.

Воск быстро застыл и затвердел, став белым и непрозрачным. Теперь камни прочно впаяны в воск, он не даст им передвигаться и дребезжать и придаст банке нужный вес.

Хьюго зажег сигарету и выглянул. Рулевой подмигнул ему, Хьюго улыбнулся.

Когда он вернулся к столу, банка уже остыла. Он закрыл ее круглой жестяной крышкой и перешел к миниатюрным тискам, прикрепленным к инструментальному столу. Тщательно закрепил крышку, глаза его щипало от сигаретного дыма.

Наконец, удовлетворенный, он положил запечатанную банку на стол и подошел к стене, на которой висел его пиджак. Достал из внутреннего кармана конверт, а оттуда печатную многоцветную этикетку. Вернулся к столу и аккуратно наклеил этикетку на банку. На этикетке было прекрасное стилизованное изображение прыгающей сардины, похожей на шотландского лосося.

– Сарины в томатном соусе. – Хьюго прочел надпись и откинулся, восхищенно рассматривая собственную работу. – Производство Юго-Западной Африки. – Он удовлетворенно улыбнулся и начал убирать свои инструменты.

* * *

– Сколько? – крикнул десятник у рыбного насоса через сужающуюся щель между «Диким гусем» и причалом.

– Около пятидесяти тонн, – крикнул в ответ Хьюго. – Потом нас прогнал северный ветер.

– Ja, ни один из кораблей не остался. – Десятник проследил, как его люди закрепляют причальные тросы, и ввел шланг вакуумного насоса в трюм «Дикого гуся», чтобы начать перекачивать сардину.

– Прими командование, Оскар. – Хьюго надел пиджак и шляпу. – Вернусь завтра. – Он спрыгнул на причал и направился к консервной фабрике, пропитанной отвратительным запахом сардинного масла. Пиджак он нес на плече, пропустив палец в петлю.

Он прошел между кипятильниками и фабрикой сушки рыбы, пересек широкий двор, где высотой с двухэтажный дом возвышались мешки с рыбьим кормом. Через широкие двойные двери вошел в пещерообразный склад, до потолка заполненный картонными коробками с надписями:

1 гросс банок «Сардины в томатном соусе»

Предназначение: Агентство ВДБ Лтд, 32 Бермондси-стрит, Лондон SE 1

Он прошел в небольшое помещение, которое служило конторой склада.

– Привет, Хьюго. Как поплавал? – Кладовщик был двоюродным братом Хьюго.

– Пятьдесят тонн. – Хьюго повесил свой пиджак на крюк у двери. – Надо помочиться, – сказал он и пошел в уборную через весь склад.

Вернувшись, выпил с двоюродным братом кофе. Потом встал и сказал:

– Дженни ждет.

– Передай ей мою любовь.

– Она ей не нужна. У нее будет в избытке моей. – Хьюго подмигнул и взял с крюка пиджак. Теперь пиджак был легче – банка из кармана исчезла.

Он вернулся в гавань, обмениваясь приветствиями с таможенниками, и подошел на стоянке к старому автомобилю с откидывающимся верхом.

Поцеловав сидящую за рулем девушку, он бросил пиджак на заднее сидение и сел в машину.

– Ты поведешь, – улыбнулся он. – Хочу, чтобы обе руки были свободны.

Она пискнула, почувствовав под юбкой его руку.

– Не можешь подождать до дома?

– Я был в море целых пять дней и проголодался, как волк.

– Никогда не знаешь, чего от тебя ждать, – она рассмеялась и повела машину.

* * *

Сержио Капоретти, человек, которого Джонни выбрал в качестве капитана «Кингфишера», фигурой напоминал снеговика. Он заполнил всю дверь в кабинете Джонни, и большой живот торчал перед ним. Лицо его было круглым, как у ребенка, но с прекрасными итальянскими глазми и длинными, как у девушки, ресницами.

– Входите, Сержио, – приветствовал его Джонни. – Рад вас видеть.

Итальянец с неожиданной быстротой пересек кабинет, и рука Джонни утонула в его огромной волосатой лапе.

– Ну, наконец мы готовы, – сказал Сержио. – Три месяца я бездельничаю, ничего не делаю. Только посмотрите на меня. – Он хлопнул себя по животу, послышался резкий звук, похожий на пистолетный выстрел. – Жирный! Нехорошо!

– Ну, не совсем готовы, – поправил Джонни. Он собирался отправить Сержио с экипажем в Англию до спуска корабля. Хотел, чтобы итальянец смог изучить все новое оборудование, которым был оснащен «Кингфишер». А когда корабль будет готов к плаванию, Сержио приведет его в Африку.

– Садитесь, Сержио. Давайте еще раз посмотрим список экипажа.

Когда час спустя Сержио уходил, Джонни проводил его до лифта.

– Если возникнут какие-нибудь проблемы, немедленно звоните мне, Сержио.

– Si. – Сержио пожал ему руку. – Не беспокойтесь. Капоретти за всем присмотрит. Все будет в порядке.

Возвращаясь в каинет, Джонни задержался у стола секретарши.

– Миссис Хартфорд здесь? – Спросил он у одной из двух секретарш, но ответили обе хором, как Твидлдум и Твидлди:

– Нет, мистер Ленс.

– Она сообщила, где находится?

– Нет, мистер Ленс.

Трейси исчезла. Пять дней от нее не было никаких известий, ее новый кабинет пустовал. Джонни беспокоился и сердился. Беспокоился, опасаясь, что она вернулась к наркотикам, сердился, потому что ему ее не хватало.

Вернувшись в кабинет, он сердито хмурился.

– Боже! – сказала Летти Пинар, стоя у его стола с грудой почты. – Вы выглядите счастливым. Вот это вас подбодрит.

Она протянула ему открытку с цветным изображением Эйфелевой башни. Первая весточка от Руби со времени ее отъезда. Джонни быстро прочел ее.

– Париж, – сказал он, – там, кажется, весело. – Бросил открытку на стол и погрузился в работу.

Работал он допоздна, перехватил в закусочной и поехал в молчаливый дом в Бишопскорте.

* * *

Скрип шин на гравии и свет фар в окнах спальни разбудили его. Он сел в постели и услышал настойчивый дверной звонок. Включил лампу. Два часа – Боже!

Он набросил на голое тело халат и пошел к двери, включая по дороге свет. Звонок продолжал трезвонить.

Он повернул ключ. Дверь распахнулась, ветром влетела Трейси, прижимая к груди чемоданчик.

– Где ты была? – Джонни испытывал одновременно гнев и облегчение.

– Джонни! Джонни! – Она приплясывала от возбуждения, глаза ее сверкали, щеки пылали. – Я их получила, оба!

– Где ты была? – Джонни не так-то легко сбить. С видимым усилием Трейси справилась со своим возбуждением, но продолжала улыбаться. Казалось, она негромко гудит, как электрический мотор.

– Пошли. – Она взяла его за руку и отвела в гостиную. – Налей себе большую порцию виски и садись, – приказала она, величественная, как королева.

– Мне не нужно виски, и я не…

– Нужно, – прервала она и пошла к бару, налила в хрустальный стакан большую порцию, добавила содовой и принесла Джонни.

– Трейси, что происходит?

– Пожалуйста, Джонни. Это так прекрасно. Не нужно портить. Садись.

Джонни неохотно сел, а Трейси открыла чемоданчик и достала оттуда стопку документов. Она встала в центре гостиной, приняв позу викторианской актрисы.

– Это, – объяснила она, – перевод с немецкого документа, выданного губернатором в Виндхуке и датированного 3 мая 1899 года. Преамбулу я опущу и перейду к сути.

Она откашлялась и начала читать:

– В соответствии с суммой в 10 000 марок, которая должным образом выплачена и получена, все права на разведку, добычу, обработку и вывоз всех металлов, драгоценных и недрагоценных камней, драгоценных, полудрагоценных и недрагоценных, всех минералов, гуано, растительности и других материалов органического и неорганического происхождения на период в девятьсот девяносто девять лет гарантируется господам Фарбену, Хендрику и Мозенталю, Южная Африка, торговцам гуано, с Бергенштрассе, 14, Виндхук, на площади в форме окружности радиусом в десять километров, центр окружности находится на самой высокой точке острова, лежащего на широте 23 градуса 15 минут юга и на долготе 15 градусов 12 минут востока.

Трейси замолкла и посмотрела на Джонни. Он застыл с каменным лицом, внимательно слушая ее. Она быстро продолжала:

– Все старые германские концессии ратифицированы объединенным парламентом, когда Южно-Африканский Союз принял на себя мандат после великой войны.

Он кивнул, не в состоянии сказать слово. Трейси продолжала улыбаться.

– Эта концессия по-прежнему законна. А все последующие права недействительны, и хотя первоначальная концессия предназначалась для разработки гуано, в нее включены и драгоценные камни.

Джонни снова кивнул, и Трейси достала другой документ из пачки.

– Компания Фарбен, Хендрик и Мозенталь, Южная Африка, все еще существует. Помимо этой давно забытой концессии, ей принадлежит только старое здание на Бергенштрассе, 14, в Виндхуке.

Неожиданно Трейси сменила тему.

– Ты спрашиваешь, где я была, Джонни. Ну, я была в Виндхуке и ездила по самым плохим в Южной Африке дорогам. Компания Фарбен, Хендрик и Мозенталь теперь принадлежит братьям Хендрик, паре фермеров, разводящих каракулевых овец. Ужасные старики. Я видела, как они перерезают горло бедным маленьким персидским ягнятам, чтобы у них не завивалась шерсть… – Трейси замолчала и глотнула. – Ну, я не стала объяснять им насчет концессии. Просто предложила купить компанию, они запросили двадцать тысяч, я сказала: «Подписывайте», и они подписали, и я оставила их смеющимися от радости. Они считают себя ужасно хитрыми. Вот! И теперь это твое!

Трейси протянула соглашение Джонни, и пока он читал его, продолжила:

– Я написала соглашение от имени «Ван дер Бил Дайамондз» и подписала его как директор, надеюсь, ты не возражаешь…

– Боже! – Джонни сделал большой глоток виски, потом поставил стакан и встал. – Не возражаю? – повторил он. – Приносишь мне концессию на Молнию и Самоубийство и спрашиваешь, не возражаю ли я?

Он потянулся к ней, и она пошла ему навстречу.

– Трейси, ты удивительна. – Они в экстазе обнялись, Джонни приподнял Трейси, и они незаметно для себя оказались лежащими на диване, все еще в объятиях друг друга. Потом они поцеловались, и смех сменился нечленораздельными звуками и вздохами.

Наконец Трейси оторвалась от него и соскользнула с дивана. Дыхание ее прерывалось. Волосы спутались.

– Хватит!

– Трейси. – Он двинулся к ней, испытывая страстное желание, но она удержала его на расстоянии вытянутой руки, упираясь ладонями в грудь, пятясь перед ним.

– Нет, Джонни, нет! – Она настойчиво покачала головой. – Послушай меня.

Он остановился. Огонь в его глазах медленно гас.

– Послушай, Джонни, Бог видит, я не святая, но… ну, я не хочу, чтобы мы… не на диване в доме другой женщины. Так я не хочу.

* * *

Бенедикт вывел большой «бентли» цвета меда из потока уличного движения на Бермондси-стрит и повернул в ворота склада. Остановился у погрузочной платформы и вышел.

Снимая перчатки, он оглянулся на платформу. На ней возвышались готовые к распределению груды товаров. Ящики южноафриканского вина и спирта, консервированные фрукты в коричневых картонных коробках, консервированная рыба, сорокагаллонные бочки рыбьего жира, связки сырых шкур, ящики с неизвестными товарами – все то, что производит Южная Африка.

Агентство ВДБ необыкновенно разрослось за те десять лет, что им управлял Бенедикт.

Перепрыгивая через три ступеньки, Бенедикт поднялся на платформу и прошел между грудами товаров, пока не оказался под высоким потолком в полутьме. Он шел с уверенностью человека, идущего по своей территории, – широкоплечий и высокий, и полы пальто развевались. Кладовщики и носильщики почтительно приветствовали его, а когда он вошел в главную контору, все зашевелились, машинистки начали перешептываться: как будто ветер пронесся по лесу.

Управляющий выскочил из кабинета навстречу Бенедикту, чтобы проводить его внутрь.

– Здравствуйте, мистер Ван дер Бил. Сейчас принесут чай. – Он стоял наготове, чтобы принять пальто Бенедикта.

Встреча продолжалась полчаса, Бенедикт прочел недельный отчет о движении товара, время от времени задавая вопросы, с удовольствием или неудовольствием отмечая отдельные моменты. Многие знавшие его были бы удивлены. Это не был знакомый им вялый плейбой – бизнесмен с жестким взглядом холодно и безжалостно добивался от своего предприятия наибольшей прибыли.

Кое-кто удивился бы, откуда взял Бенедикт капитал, чтобы финансировать дело такого размаха, особенно если бы знать, что он владел и недвижимостью и что Агентство ВДБ – не единственная его ставка в мире бизнеса. Он не получал денег от отца: Старик считал Бенедикта неспособным продать с выгодой фунт масла.

Встреча закончилась, Бенедикт встал, надевая пальто, а управляющий подошел к серому стальному сейфу в углу, набрал комбинацию и распахнул тяжелую дверцу.

– Пришло вчера, – объяснил он, доставая из сейфа банку. – На «Лох Эльсиноре» из Уолвис Бей.

Он протянул банку Бенедикту, который мельком осмотрел ее, слегка улыбнувшись рисунку прыгающей сардины и надписи «Сардины в томатном соусе».

– Спасибо. – Он положил банку в брифкейс, и управляющий проводил его к «бентли».

* * *

Бенедикт оставил «бентли» в гараже на Броадвик-стрит и пошел через суету Сохо, пока не добрался до мрачного кирпичного здания за площадью. Нажал звонок против таблички «Аарон Коэн, гранильщик алмазов» и, когда дверь открылась, поднялся по лестнице на четвертый этаж. Снова позвонил, немного погодя кто-то взглянул на него в глазок, и почти тут же дверь открылась.

– Здравствуйте, мистер Ван дер Бил. Входите! Входите! – молодой привратник закрыл за ним дверь. – Папа вас ждет! – продолжал он, когда они оба взглянули в глаз видеокамеры над железной решеткой, преградившей вход.

Тот, кто увидел их на экране, был удовлетворен, – зажужжал электромотор, и решетка отодвинулась. Привратник провел Бенедикта по коридору.

– Дорогу вы знаете. Папа в своем кабинете.

Бенедикт оказался в убогой приемной с вытертым ковром и парой стульев, похожих на списанные министерством труда. Он свернул в правую дверь и через нее прошел в длинную комнату, очевидно, занимавшую большую часть этажа.

Вдоль одной стены тянулся узкий верстак, к которому были прикреплены двадцать маленьких токарных станков. К каждому станку вела трансмиссия с центрального пояса, проходившего под верстаком. На человеке, обслуживавшем машину, был белый халат; этот человек улыбнулся Бенедикту:

– Здравствуйте, мистер Ван дер Бил, папа вас ждет.

Но Бенедикт на мгновение задержался, наблюдая за процедурой опилки. В шпинделе станка был зажат алмаз, и рядом кружилась циркулярная пила из фосфорной бронзы. На глазах у Бенедикта человек вернулся к своему занятию

– смазывал лезвие каждой пилы пастой из оливкового масла и алмазной пыли, потому что алмаз резала вовсе не бронза. Только алмаз может резать алмаз.

– Прекрасные камни, Ларри, – заметил Бенедикт, и Ларри Коэн кивнул.

– Все – от четырех и пяти карат.

Бенедикт склонился ниже, осматривая один из камней. На камне индийскими чернилами была нанесена линия разреза. Бенедикт знал, какие размышления и обсуждения, какие осмотры и споры с привлечением всего богатого опыта мастерской предшествуют каждой такой чернильной линии. Требуется не меньше двух дней, чтобы распилить один алмаз, поэтому Бенедикт оставил станок и пошел дальше.

По другую сторону комнаты сидели остальные братья Коэны. Восемь человек. Старый Аарон произвел много сыновей. Они были в возрасте от девятнадцати до сорока лет, и еще двое пока ходили в школу, только готовясь вступить в дело.

– Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? – поднял голову Майкл Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный камень, делая его круглым и используя в качестве резца другой алмаз. Под станком небольшой поднос улавливал пыль от двух камней. Позже пыль пойдет на шлифовку и распилку.

– Красавец, – сказал Бенедикт. Они принадлежали к одному братству, всю жизнь занимались алмазами и любили их, как другие любят женщин, лошадей или картины.

Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь на минуту, чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты, из которых состоят стороны идеально обработанного бриллианта. Пятьдесят восемь фасет: столы, звезды, павильоны, – вся эта огранка наделяет камень мистической «жизнью» и «огнем».

Оставив их согнувшимися над кругами, похожими на гончарный, Бенедикт прошел к двери в конце комнаты.

– Бенедикт, друг мой. – Аарон Коэн вышел из-за стола, чтобы обнять его. Это был высокий худой человек лет шестидесяти, с густой серебристо-серой гривой, с плечами, согнутыми за годы, проведенные у алмазного круга. – Я не знал, что вы в Лондоне, мне сказали, вы в Кейптауне. Вчера был день рождения Руфи. Если бы мы знали…

Бенедикт достал из кармана конверт и высыпал из него на стол двадцать семь алмазов.

– Что скажете об этом, папа?

– Ай-ай! – Папа от удовольствия похлопал себя по щекам и невольно потянулся к самому крупному камню.

– Я дожил до того, что вижу такой камень! – Он вставил в глаз ювелирную лупу, повернул камень, чтобы подставить его под естественное освещение, и принялся внимательно разглядывать алмаз.

– Ага, да. Вот тут небольшое перо [1]1
  Дефект в виде полупрозрачной полоски. – Прим. автора


[Закрыть]. ООНД [2]2
  Очень-очень небольшой дефект. – Прим. автора


[Закрыть]. Но мы проведем через него грань. Да, из этого камня нужно сделать два бриллианта. Два превосходных бриллианта от десяти до двенадцати карат каждый. И, может быть, пять поменьше. – Больше половины объема камня уйдет при обработке. – Да! Да! Из этого камня мы сделаем ограненных бриллиантов на сто тысяч фунтов.

Аарон подошел к двери.

– Мальчики! Идите сюда! Я покажу вам принца среди алмазов.

Сыновья собрались в кабинете. Майкл взглянул первым и высказал свое мнение:

– Да, хороший камень. Но не такой чистой воды, как в последней партии. Помните тот кристалл, октаэдр…

– О чем ты говоришь! – прервал его отец. – Ты не отличишь алмаз от куска сыра горгонзола!

– Он прав, папа, – вступил в обсуждение Ларри. – Тот камень был лучше.

– Значит, Большой Любовник спорит со своим отцом. Все, что вы знаете, это только шиксы [3]3
  Шиксы – девки, девчонки (идиш)


[Закрыть] с задранными на тохес [4]4
  Тохес – зад (идиш)


[Закрыть] юбками. Вам лишь бы плясать ватуси и ча-ча-ча. Да! Но алмазы вы не знаете. – Эта декларация предшествовала горячему семейному спору, в котором с жаром участвовали все братья.

– Тише! Тише! Все за работу! Вон! Вон! – прервал спор Аарон, выгнав сыновей из кабинета и захлопнув за ними дверь.

– Ай! – Он взглянул на небо. – Что за дело! Теперь можно взвесить камни.

Когда камни были взвешены и Аарон запер их в сейф, Бенедикт сказал ему:

– Я думаю, с Кругом пора кончать.

Аарон застыл и через стол посмотрел на Бенедикта. Они всегда делали вид, что их отношения законны. Никогда не говорили о Круге или о том, откуда поступают незарегистрированные камни, или как отправляются обработанные камни в Швейцарию.

– Почему? – осторожно спросил Аарон.

– Теперь я богат. У меня деньги отца и то, что я добыл при помощи Круга. Очень богат. Мне больше не нужен риск.

– Хотел бы я иметь такие же проблемы. Но, вероятно, вы поступаете мудро… я не стану спорить с вами.

– Будет еще одна или две поставки, и все кончено.

Аарон кивнул.

– Понимаю, – сказал он, – Все хорошее когда-нибудь кончается.