Текст книги "Древний человек и океан"

Автор книги: Тур Хейердал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Когда Бандельер через 350 лет приступил к раскопкам руин острова Титикака, он снова услышал ту же версию. Ему поведали, что в давние времена на острове обитали господа неизвестного происхождения, похожие на европейцев, и они сожительствовали с местными женщинами, и дети их стали инками, которые «изгнали господ и сами заняли остров» (Bandelier, 1910[21]).

Все хронисты, сопровождавшие конкистадоров или посетившие Перу сразу после конкисты, упоминают в своих записках доинкских виракочей. Записки различаются в деталях, поскольку сведения собирались в разных концах огромной инкской империи, однако сходятся в основном. Среди информантов испанцев были инкские ученые, хранившие исторические сведения, передаваемые из поколения в поколение иногда при помощи узелкового письма кипуили расписных дощечек. Общим для всех рассказов о том, как пришла культура в Перу, было признание, что инки вели более или менее дикий образ жизни, пока некий светлокожий бородатый чужеземец со своей свитой не прибыл в их страну, там он преподал им основы цивилизации и отбыл дальше.

Инка Гарсиласо приводит следующий выразительный рассказ о древнейшей истории Перу, услышанный им от своего царственного дяди:

«Племянник, я с большой охотой скажу тебе о них, тебе надлежит услышать и сохранить сказанное в своем сердце… Знай, что в древние века весь этот район земли, который ты видишь, был огромными горами, покрытыми зарослями, и люди в те времена жили, как неразумные звери и животные, без религии и порядка, без селений и домов, не возделывая и не засевая землю, не одевая и не прикрывая свое тело, потому что они не умели обрабатывать ни хлопок, ни шерсть, чтобы делать одежду. Они жили парами, по трое, как им случалось соединиться вместе, в пещерах и расщелинах скал и в ямах в земле; словно животные, ели они полевую траву, и корни деревьев, и дикие фрукты, которыми они пользовались, и человеческое мясо. Одни покрывали свое тело листьями, и корой деревьев, и шкурами зверей; другие ходили нагишом. Словом, они жили, как олени и стада диких животных, и даже к женщинам они относились, как скотина, так как они не знали ни собственных женщин, ни знакомых» (Инка Гарсиласо, 1974[1]).

Сиеса де Леон, описывая период «до того, как в этих королевствах стали править инки, когда о них даже еще и не слышали», сообщает, что варварство кончилось с появлением на острове Титикака земного воплощения солнца:

«Впоследствии, говорят они, пришел [в Куско] с юга белый человек большого роста, который своими манерами и внешностью внушал великое почтение и повиновение… Во многих местах он поучал людей, как следует жить, и он обращался к ним с любовью, с большой учтивостью, убеждая творить добро, не делать зла и не вредить друг другу, а быть ко всем добрыми и милосердными. В большинстве мест принято называть его Тикивиракоча, но в провинции Кольяо он известен под именем Туапака, а в других местах – Арунауа. Во многих местах были построены храмы, где устанавливались камни с его подобием…» (Cieza de Leon, 1560[70]).

Хронист Бетансос, участвовавший в открытии Перу, записал:

«Когда я спрашивал индейцев, как же выглядел этот Виракоча, которого видели их предки, они отвечали, что, согласно тому, что они слышали, это был высокий муж в белом облачении до пят, перехваченном поясом, и волосы он носил короткие, с тонзурой наподобие священника, и ступал он торжественно, и держал в руках некий предмет, который теперь кажется им похожим на требники, какие носят священники» (Betanzos, 1551[34]).

Однако ясных указаний, откуда пришел Кон-Тики Виракоча, нет. Хронист Андагойя, также участник конкисты, пишет: «Нет никаких данных, откуда он пришел, если не считать, что Виракоча на языке местного народа означает „морская пена“. Он белый и бородатый вроде испанцев. Жители Куско, видя его великую доблесть, посчитали его богоподобным и приняли как своего вождя…» (Andagoya, 1541–1546[14]).

Хронист Сарате называет местом, откуда, возможно, пришел Виракоча, озеро Титикака и добавляет: «Некоторые склонны считать, что его звали Инка Виракоча, то есть „морская пена“, ибо, не зная, где находится страна, откуда он вышел, полагали, что он явился на свет из того озера» (Zárate, 1555[324]). Однако Гамара писал: «Некоторые престарелые индейцы говорят также, что его звали Виракоча, то есть „морская пена“, и что он привел свой народ по морю» (Gómara, 1553; Bandelier, 1910[123, 21]).

Имя Кон-Тики Виракоча составлено из трех имен одного и того же белого бородатого божества. В доинкские времена он был известен в приморье Перу как Кон, а в горах – как Тики или Тикки; когда же инкское правление и инкский язык (кечуа) распространились по всей территории, инки убедились, что Кон и Тики – то самое божество, которое они называли Виракоча.

И чтобы угодить всем народам своей империи, они объединили три имени вместе.

В легендах приморских индейцев чиму на севере Перу видим интересную версию о том, что этот бог прибыл по морю с севера. Если в большинстве горных легенд он является вдруг на озере Титикака как олицетворение солнца, более приземленные предания приморья ниже Титикаки говорят просто о белом светловолосом Виракоче, который приплыл с севера и ненадолго задержался среди приморских индейцев, после чего поднялся на озеро Титикака, где обманом утвердил свою гегемонию, представив индейцам своих светловолосых детей как отпрысков солнца.

В человеческом облике рисует Виракочу и одно из горных преданий, где говорится, что он «был очень мудр и хитер и называл себя сыном солнца» (Stevenson, 1825; Bandelier, 1910 [294, 21]). Согласно всем горным легендам, он сперва обосновался на острове Титикака, затем на камышовых ладьях пристал к южному берегу озера и построил там мегалитический город Тиауанако. Виракочу и его белых бородатых сподвижников называют митима– инкское слово, означающее «пришелец, переселенец». Они внедрили культурные растения и научили индейцев выращивать их на орошаемых террасах; показали, как строить каменные дома и жить организованными общинами, подчиняясь закону и порядку; ввели изготовление хлопчатобумажных тканей, солнцепоклонничество, камнетесное дело; строили пирамиды и воздвигали монолитные статуи в честь предков каждого подчиненного им племени.

Из Тиауанако, согласно легенде, Виракоча разослал во все концы Перу своих белых бородатых посланцев, чтобы поведали людям, что он их бог и творец. Однако дурное поведение и враждебность местных индейцев побудили Виракочу, солнце-короля Тиауанако, ставшего религиозным и культурным центром доинкской империи, уйти. Вплоть до прибытия испанцев жители всей этой огромной страны помнили маршруты, которыми следовали Виракоча и два его главных сподвижника. Выполняя указания Виракочи, один из сподвижников направился от озера Титикака по горам на север, читая наставления по пути; другой шел точно так же по низменному приморью. Сам Кон-Тики Виракоча избрал срединный путь на север через Качу, где в его честь изваяли статую, похожую на св. Варфоломея, и через Куско, где ему приписывают сооружение мегалитических стен. Наставив индейцев Куско, как им следует себя вести после его ухода, он спустился на побережье Тихого океана и встретился со своими сподвижниками у порта Манта в Эквадоре, почти в той самой точке, где экватор пересекает Южноамериканский континент, откуда эти солнцепоклонники отплыли на запад в Тихий океан.

Итак, индейцы северного приморья Перу сообщали, что панперуанский культурный герой ушел на запад, то есть в сторону Полинезии, хотя первоначально появился с севера. Севернее инкской империи, на горном плато Колумбии, ко времени прихода европейцев обитал народ чибча, тоже создавший высокоразвитую культуру. Предания чибча объясняют их культурные достижения наставлениями чужеземца, которого они именуют Бочика или Цуэ. Этот пришелец тоже был белый, с бородой до пояса, одетый в длинный халат. Он научил диких чибча строить, сеять, жить в селениях, подчиняясь организованному правлению и законам. Он правил сам много лет, потом удалился, назначив преемника, коему повелел управлять справедливо. Еще одно имя Бочики – Суа, как здесь называют солнце, и, когда появились испанцы, их приняли за его посланцев и называли суа или гачуа, что также означает солнце.

По преданию, Бочика, он же Суа, прибыл с востока. К востоку от земель чибча, в Венесуэле и соседних областях, мы снова встречаем воспоминания о странствующем культурном герое. Его именуют по-разному, где Цума, где Суме, и всюду он научил народ земледелию и прочим благим вещам. В одном предании говорится, что он собирал людей вокруг высокой скалы, а сам с ее вершины читал свои наставления и законы. Прожив какой-то срок с народом, он уходит. В одних местах предание сообщает, что он ушел по своей воле, в других его изгоняют строптивые слушатели, которым надоели наставления.

Прямо на запад от Колумбии и Венесуэлы, у панамских индейцев куна, вырезавших письмена на дощечках, сохранилось предание, что после катастрофического потопа «явился великий муж, который… учил людей, как жить, как именовать вещи и как ими пользоваться. С ним следовали сподвижники, распространявшие учение…» (Stout, 1948[300]).

Северо-западнее Панамы, в Мексике, ко времени прибытия испанцев процветала высокоразвитая цивилизация ацтеков. Их огромная военная империя, как и инкская, намного превосходила Испанию и любое другое европейское государство той поры. Тем не менее, когда Эрнан Кортес в 1519 г. высадился на мексиканском берегу, небольшой его отряд без помех проследовал через густые леса до ацтекской столицы в горах, где они расправились с могущественным правителем и подчинили себе его государство с такой же поразительной легкостью, с какой Писарро несколькими годами позже покорил империю инков. И вышло так вовсе не из-за военного превосходства испанцев или слабости индейцев, а потому что «возвращение» белых бородатых чужеземцев повергло в смятение религиозное население. На всем пути от Анахуака в Техасе до границ Юкатана ацтеки рассказывали о белом бородатом Кецалкоатле, как инки рассказывали о Виракоче. С момента высадки на мексиканском берегу белых бородатых испанцев ацтеки принимали их за возвратившихся людей Кецалкоатля.

В своей «Карта Сегунда», изданной в 1520 г., Кортес так излагает речь, с которой повелитель ацтеков Монтесума обратился к нему после того, как испанцев окропили кровью от человеческого жертвоприношения: «Нам известно с давних пор из записей, полученных от наших предков, что ни я, ни кто-либо другой из обитателей этой страны не являемся ее коренными жителями, а мы пришельцы из далеких краев. Нам известно также, что привел нас сюда некий правитель, коего подданными все мы были, а он вернулся в свою страну и после долгого отсутствия снова прибыл сюда, чтобы увести свой народ. Но люди успели обзавестись женами и домами, не хотели никуда уходить и не признавали его больше своим властителем, поэтому он вновь удалился. Мы всегда верили, что люди его рода когда-нибудь возвратятся и объявят эти земли своими владениями, а нас – своими вассалами. И вы пришли с той стороны, где восходит солнце, и поведали мне о пославшем вас великом господине, и мы верим и не сомневаемся, что он наш естественный властитель, тем более что ему, по вашим словам, давно ведомо о нас. Вот почему можете не сомневаться, что мы будем повиноваться вам и почитать вас как наместников великого господина, и во всех подвластных мне землях вы можете распоряжаться по своему усмотрению, и ваши приказы будут выполнены, и все, чем мы располагаем, будет к вашим услугам. И так как вы пришли в свои наследственные земли и свой родной дом, то располагайтесь и отдыхайте после тягот вашего путешествия и битв на вашем пути».

В своем труде о религиях американских аборигенов Бринтон комментирует:

«С таким необычным приветствием обратился самый могущественный вождь Американского континента к испанцу, сопровождаемому горсткой воинов. Оно означало полное повиновение без боя. И оно выражало всеобщее настроение. Когда испанские корабли впервые пристали к мексиканским берегам, индейцы целовали их борта и приветствовали белых бородатых чужеземцев с востока как богов, как сынов и братьев Кецалкоатля, вернувшихся из небесной обители, чтобы предъявить свои права на земли и вернуть местным жителям райские дни, – надежда, которая, как сухо отмечает Патер Мендиета, быстро улетучилась, едва несчастные индейцы ощутили на себе деяния пришельцев».

Похоже, что первоначально Кецалкоатль, как и Виракоча, было наследственным именем, вернее, титулом сменявших друг друга священных правителей, которые поклонялись носившему то же имя верховному солнечному богу и называли себя его потомками. Но со временем все Кецалкоатли – и все Виракочи – слились в одно, единое олицетворение бога-творца, культурного героя и смертного благодетеля.

Составное имя Кецалкоатль часто вольно переводится как «пернатый змей»; кецал(Trogon splendens) – наиболее почитаемая ацтеками птица, а коатль(змей) – священный символ света и божества как в Мексике, так и в Перу. Кецалкоатль был верховным божеством ацтеков, подобно тому как Виракоча у инков. Тем не менее, указывает Бринтон, «в мыслях ацтеков преобладал не бог Кецалкоатль, таинственный творец видимого мира, а верховный жрец Кецалкоатль в славном городе Толлане (Туле), учитель искусств, мудрый законодатель, благородный правитель, искусный зодчий и милостивый судья».

Кецалкоатль запретил жертвоприношения людей и животных, говоря, что богам довольно хлеба, цветов и благовоний. Он решительно выступал против войн, потасовок, набегов и других видов насилия, за что перед ним искренне преклонялись не только его подданные, но и люди далеких племен, совершавшие паломничество в его столицу. То, что ацтеки, широко применявшие человеческие жертвоприношения у своих пирамид и храмов, помнили великодушного, миролюбивого культурного героя, чье учение перекликалось с библейскими заповедями, произвело на испанских монахов такое впечатление, что они отождествляли Кецалкоатля с апостолом Фомой, точно так же как в Перу Виракочу смешивали со св. Варфоломеем. Бринтон сообщает, что бог Кецалкоатль в своем земном воплощении был также известен как Тонака текутли, то есть вождь Тонака.

Это тем более примечательно, что сходное слово Тонапа – одно из имен странствующего белого бородача Виракочи в Перу. Алонсо Рамос утверждает, что Тонапа – имя легендарного белого человека, убитого на острове Титикака, а хронист Пача-кути из племени кечуа отождествляет Тонапу со странствующим культурным героем, известным также под именем Виракочи с приставками Пача или Кан, и заявляет, что он спустился по реке Чакамарке и удалился в Тихий океан.

Описывая Кецалкоатля, предания сходятся в том, что он был белый, высокого роста, носил большую бороду, по мнению некоторых хронистов, рыжеватого цвета. На нем была необычная одежда, отличная от тех одежд, которые носили принимавшие его индейцы; историк Вейтиа записал, что он был «одет в длинный белый халат, расписанный красными крестами, и держал в руке посох». В странствиях его сопровождали зодчие, живописцы, астрономы и ремесленники; он строил дороги, насаждал цивилизацию и, переходя из одной области в другую, в конце концов исчез. По некоторым преданиям, он умер на берегу Мексиканского залива и прах его был предан сподвижниками земле тут же, на побережье, после того как они сожгли его тело и все имущество. Однако другие предания утверждают, что Кецалкоатль и его свита сели на волшебный плот из змей и уплыли, торжественно обещав вернуться и снова вступить во владение страной.

Соседями ацтеков были майя, занимавшие тропические низменности полуострова Юкатан, который выступает в Мексиканский залив. Хуан Грихальва, переправившийся с Кубы на Юкатан за год до высадки Кортеса на берегу Мексиканского залива, был принят воинственными индейцами так же почтительно, как в свой черед Кортес и Писарро. Великая цивилизация майя рухнула до прибытия испанцев, но разрозненные племена все еще хранили детальные предания о начале культуры, процветавшей при их предках. В преданиях говорилось о двух культурных героях – Ицамне и Кукулькане; оба были бородатые, но прибыли в разное время и с противоположных сторон привели предков майя на Юкатан.

О потомках майя Бринтон говорит:

«Они не считали себя исконными жителями, говоря, что их предки пришли из далеких краев двумя волнами. Наиболее древняя и многочисленная группа под водительством мифического носителя цивилизации Ицамны пришла с востока, через, а точнее, сквозь океан, потому что боги отворили 12 путей сквозь океан. Вторая, поздняя и не столь многочисленная группа во главе с Кукульканом прибыла с запада. Первое событие называлось Большим пришествием, второе – Малым пришествием… Древнего предводителя Ицамну народ почитал своим проводником, наставником и цивилизатором. Это он наименовал все реки и части страны, он был первым священником и научил людей, какими ритуалами ублажать богов и умерять их гнев; он был покровителем исцелителей и прорицателей и открыл им тайные свойства растений… Ицамна первым изобрел знаки или буквы, которыми майя писали свои многочисленные книги и которые они в таком обилии вырезали на камне и дереве своих сооружений. Он также составил календарь, еще более совершенный, чем мексиканский, хотя в общих чертах схожий с ним. Словом, об Ицамне – правителе, священнике, наставнике, вне сомнения, говорили как об историческом лице; таким он представлен у различных историков вплоть до самых недавних. После Большого пришествия следует Малое; вторым по значению героическим мифом майя был миф о Кукулькане. Он никоим образом не связан с мифом об Ицамне и, вероятно, возник позднее, в нем меньше национальных черт… Местный люд, по словам Лас Касаса, утверждал, что в стародавние времена прибыли в страну 20 чужеземцев, предводителя которых звали Кукулькан… Они носили длинные халаты и сандалии, у них были длинные бороды, голова обнаженная, и они повелели людям исповедываться и поститься…»

Кукулькан в памяти народной был великим зодчим и строителем пирамид; он основал город Майяпан и повелел возвести важные сооружения в Чичен-Ице. Он учил людей отказываться от употребления оружия даже для охоты, и при его милосердном правлении народ жил в мире и процветании, собирая обильные урожаи.

Сам факт, что жестокие и воинственные майя придумали такое миролюбивое учение, какое приписано мигрирующему священному правителю Кукулькану, не менее поразителен, чем утверждение безбородых индейцев, что у культурного героя и его спутников была светлая кожа, большая борода, длинные халаты. Как бы то ни было, гуманное учение и культурная активность Кукулькана во всем совпадают с тем, что рассказывали о Кецалкоатле. Больше того, если в ацтекском предании Кецалкоатль удаляется из Мексики на восток, в сторону Юкатана, то в предании майя Кукулькан приходит с запада, со стороны Мексики; не исключено, что речь идет об одном и том же персонаже. Бринтон отмечает, что одна из хроник майя начинается с упоминания Тулы и Ноноаля – двух имен, неразрывно связанных с преданием о Кецалкоатле, – и заключает: «Представляется вероятным, что Кукулькан – исконно майяское божество, один из божественных героев майя, миф о котором настолько перекликается с мифом о Кецалкоатле, что священники двух народов стали их отождествлять». В самом деле, слово «кукулькан» – попросту перевод слова «кецалкоатль». На языке майя кукул– название птицы кецаль, а кан —змей.

В конце концов, как было в Мексике и Перу, белый бородатый священный правитель покидает Юкатан. Бринтон пишет:

«Он собрал вождей и изложил им свои законы. В свои преемники он выбрал среди них члена древнего состоятельного рода Кукумов. После чего, как говорят некоторые, он направился на запад, в Мексику или некую другую область на закате».

Человек, направившийся с Юкатана на запад, неизбежно должен был очутиться в области цендалей, в лесах Табаско и Чиапаса в Мексике. Цендальская легенда, посвященная культурному герою Вотану, пришедшему со стороны Юкатана, была записана со слов представителя этого племени на его родном языке. Ссылаясь на эту рукопись, Бринтон сообщает:

«Трудно назвать другой героический миф, который дал бы повод для таких фантастических догадок, как миф о Вотане… В некие давние времена Вотан пришел откуда-то с востока. Он был послан всевышним, чтобы разделить между разными народами землю, на которой они обитали, и даровать каждому народу свой язык. Землю, откуда он явился, называли просто уалум уотан —страна Вотана. Его проповедь была обращена прежде всего к цендалям. До его прихода они были невежественными варварами, не знавшими постоянной обители. Он собрал их в селения, научил возделывать маис и хлопчатник, изобрел иероглифические знаки, которые они стали вырезать на стенах своих храмов. Говорят также, что он написал этими знаками свою собственную историю. Он ввел гражданские законы, которыми они руководствовались, научил их надлежащим религиозным ритуалам… Именно ему они приписывали создание их календаря».

Его же почитали градостроителем и основателем Паленке, известного своими большими каменными пирамидами, две из которых, подобно древнеегипетским, содержали погребения. Цендальский текст продолжает:

«По одной версии, Вотан привел с собой, по другой – за ним последовали с его родины некие сопровождающие или подчиненные, называемые в мифе цекиль,то есть одетые в юбку, потому что они носили длинные свободные халаты. Они помогали ему распространять цивилизацию… Когда наконец пришло время ему уходить, он удалился не через долину смерти, как надлежит всем смертным, а через пещеру проник в преисподнюю и обрел путь к „корню небес“» Словами об уходе в преисподнюю люди Чиапаса завершают свое повествование о Вотане. Однако с высокогорного плато Чиапаса нам достаточно спуститься не в преисподнюю, а на приморские низменности, населенные народом соке, где вновь появляется Вотан, но теперь уже под именем Кондоя. Бринтон пишет:

«Соке, чья мифология нам, к сожалению, очень мало известна, были соседями цендалей и постоянно сообщались с ними. Древняя мифология этих племен известна нам лишь фрагментами, однако сохранились легенды, из которых видно, что они тоже разделяли столь распространенную среди их соседей веру в милостивого бога, насаждавшего культуру. Миф повествует, что их праотец, он же верховный бог, вышел из пещеры на высокой горе в их стране, чтобы править ими и наставлять их… Они не верили, что он умер; по их версии, после некоторого времени он вместе со своими служителями и пленниками, которые несли ярко сверкающее золото, удалился в пещеру и запечатал вход в нее не для того, чтобы там оставаться, а чтобы явиться вновь в какой-то иной части мира и облагодетельствовать таким же образом другие народы. Имя – или одно из имен – этого благодетеля – Кондой…»

К югу от майя, цендалей и соке жили гватемальские киче, чья культура в своих истоках родственна культуре майя. Предания киче сохранились для потомства в списке с их народной книги «Пополь-Вух». Из этого источника видим, что киче хорошо знали «странника», который явно не однажды проходил по их землям. Известный в Гватемале под разными именами, одно из них – Гукумац, он просвещал и цивилизовал аборигенов этой страны, учил их развивать собственную цивилизацию. Бринтон заключает: «Однако, как было с Виракочей, Кецалкоатлем и другими героями этого ряда, местные жители не очень почтительно относились к нему, и, разгневанный такой неблагодарностью, он покинул их навсегда, чтобы искать более благородный народ» (Brinton, 1882[43]).

Итак, испанцы слышали одно и то же предание о белых бородатых переносчиках культуры по всей Центральной Америке, от мексиканских гор на юге до горных плато Перу и Боливии, – другими словами, всюду, где им встречались величественные руины забытой цивилизации. Однако многие современные комментаторы, привыкшие путешествовать поездом, на автомашинах и самолетах, не могут себе представить, чтобы некий «странник» мог покрыть такие огромные расстояния в доколумбовы времена. Они забывают, что средневековые испанцы тоже не располагали ни поездами, ни автомашинами, ни самолетами. Тем не менее за каких-нибудь два десятилетия после первой высадки в Мексике сравнительно небольшие отряды испанцев исследовали территорию Нового Света от Атлантического до Тихого океана, от Канзаса до Аргентины. В рамках того же периода Кабеса де Вака с тремя товарищами, после кораблекрушения у берегов Флориды, безоружный, босой, почти голый, восемь лет (1528–1536) пробирался через неизведанные болота, пустыни и горы от одного индейского племени к другому, пересек материк и в районе Калифорнийского залива вышел к только что основанным испанским поселениям. В пределах тех же двух десятилетий Орельяна, отплыв из Испании, пересек Панамский перешеек, поднялся на Анды с тихоокеанской стороны, прошел к истокам Амазонки и спустился по реке через весь континент к месту ее впадения в Атлантический океан, после чего вернулся на родину. Допускать, что немногочисленные группы испанцев могли совершить такие переходы по горам и лесам, и в то же время отрицать, что основателям доколумбовых империй было под силу одолеть те же леса и горы за 200 лет или 2 тысячелетия, – значит сильно недооценивать возможности последних. Это не вяжется с тезисом о единообразии людского поведения.

Многие годы предпринимаются отчаянные усилия объяснить кажущееся парадоксальным присутствие одетых в длинные халаты белых бородатых мужей в преданиях смуглых, безбородых, не знавших подобной одежды индейцев на всем пути от Мексики до Перу. Бринтон и другие предполагали, что пышные бороды и широкие халаты, возможно, служат естественному для солнцепоклонников аллегорическому изображению бога Солнца в ореоле лучей. Высказывались также догадки, что на самом деле перед нами не доколумбовы предания, что они возникли под влиянием прихода испанцев.

Оба этих предположения отражают присущую европейцам недооценку интеллекта дороживших своей историей носителей передовой цивилизации по ту сторону Атлантики и необоснованное убеждение, будто никто, с виду похожий на нас, не мог раньше нас достичь Америки. Достаточно напомнить, что рассказы о древних пришельцах, похожих на испанцев, передавались испанским путешественникам не только устно, они вошли уже в письменную историю Нового Света, как подчеркивал правитель ацтеков в обращенной к Кортесу приветственной речи. С развитием современной археологии утверждения индейцев исторической поры подтвердились: в погребениях и древних храмах найдены чрезвычайно реалистичные скульптуры и цветные изображения, многие из которых созданы не только до прибытия испанцев, но и задолго до возникновения культуры ацтеков и инков. Облик ранних пришельцев ярко передан в реалистическом искусстве ольмеков, мочика и других народов – основателей различных цивилизаций от Мексики до Перу. Пренебрегать этими древними свидетельствами, подтверждающими устную и письменную историю людей, принимавших испанцев, так же неправомерно, как заявлять, будто высокий рост доинкских мумий мог объясняться избирательным бальзамированием, европеоидная форма черепа – деформацией в младенчестве, рыжеватые и желтые волосы с европейским сечением – посмертными изменениями.

Доколумбово искусство подтверждает то, о чем свидетельствуют древние предания и особенности мумий.

Большинство из обнаруженных испанцами среди руин Тиауанако многочисленных статуй, изображавших родоначальников различных племен во владениях Кон-Тики Виракочи, были уничтожены католиками-конкистадорами, которые называли их языческими идолами. Однако несколько изваяний были спрятаны индейцами и спасены. В 1932 г. американский археолог Беннет, занимаясь раскопками в Тиауанако, нашел неповрежденную статую Кон-Тики Виракочи с бородой, в подпоясанном халате. Одеяние было украшено изображением рогатого змея и двух пум – общих для Мексики и Перу символов верховного божества. Беннет указывает, что эта скульптура была почти тождественна другой бородатой статуе, найденной на берегу озера Титикака, на полуострове неподалеку от острова Титикака, где высадился Виракоча, когда покинул свое убежище, направляясь в Тиауанако (Bennett, 1934[28]). Другие бородатые статуи, также доинкского происхождения, раскопаны в разных точках вокруг озера Титикака (Heyerdahl, 1952[148]). В пустынях на тихоокеанском берегу Перу почти не было пригодного для ваяния камня, но представители культур чиму и наска изображали древнего культурного героя с усами и бородой как в лепной керамике, так и в росписи на глиняных сосудах. Такие изображения Виракочи, известного здесь под именем Кон, особенно часто встречаются в северном приморье Перу, где предание говорит, что бородатый бог, придя с севера, поднялся в область, впоследствии управляемую инками. Керамические сосуды относятся к периодам раннего чиму и мочика, когда были заложены основы местной цивилизации и построены самые великолепные перуанские пирамиды. И во всех случаях мы видим изображение мужа с такими неамериканскими предметами одежды, как чалма и длинный халат, с усами и спускающейся на грудь заостренной бородой.

Керамические головы и фигурки, реалистично изображающие того же бородатого деятеля, обычны и дальше на севере, в Эквадоре и Колумбии, встречаются они и на Панамском перешейке, и в Мексике. Более того, чрезвычайно реалистичные иллюстрации бородатого мужа, подчас очень близкого к арабо-семитскому этническому типу, сплошь и рядом находят по всей Мексике, от Герреро до Юкатана, от Мексиканского высокогорья и северных лесов района Веракрус до Чиапаса, и дальше – в Гватемале и Сальвадоре. Его изображали в скульптуре, резным рельефом на плоских каменных стелах, в объемной керамике, в золоте, в росписи на глиняных сосудах и оштукатуренных стенах, на страницах испещренных пиктограммами складных рукописей доколумбовой поры. Борода – или короткая, или длинная, черная или каштановая, подстриженная или нетронутая, заостренная, круглая, даже раздвоенная и курчавая, подобно тому что мы часто видим в искусстве древнего Двуречья. В некоторых случаях безбородые майяские священники и другие представители знати носили накладную бороду в подражание божественным основателям их религии [8]8
  «Современная археология приходит к выводу, что одна из древнейших культур Мексики, давшая толчок развитию последующих цивилизаций, зародилась в низменной области тропических лесов на берегу Мексиканского залива. В том самом месте, как было показано выше, куда подходит пересекающее Атлантику мощное течение и где высадились на берег испанцы под предводительством Кортеса. В этом приморье с самым неблагоприятным климатом началась, по данным археологии, американская цивилизация – началась с внезапным появлением неизвестного народа, который современная наука условно назвала ольмеками». – Прим. авт.


[Закрыть].

В мощном пласте лесной почвы подходящего камня не было, и ольмеки совершали далекие переходы, чтобы добыть монолиты.

Судя по дошедшим до нас произведениям искусства, ольмеки сочетали два контрастных этнических типа. Один – типично негроидный, с толстыми губами, широким плоским носом и круглым лицом, хранящим простодушное, даже туповатое выражение. Археологи обычно называют этот тип «бэби фейс» (младенец). Второй тип – совсем другой, подчас весьма похожий на средиземноморский, с четким профилем, выступающим носом с изогнутой спинкой, узким лицом, тонкими губами и бородой, прямоугольной или козлиной, притом такой длинной, что археологи шутливо называют это изображение «дядя Сэм».