Текст книги "Мир в красном. Книга Первая (ЛП) "

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Триша Вольф «Мир в красном, Книга Первая » Серия "Порванные Связи " Автор: Триша Вольф Название на русском: Мир в красном, Книга Первая Серия : Порванные Связи Перевод : wild_energy, Skalapendra, Natalie_orhi Переводчик-сверщик: helenaposad Бета-корректор : sunshine135 Редактор: Amelie_Holman Оформление: Eva _Ber Аннотация Криминалисту Сэди Бондс знакома кровь. Её связь с отвратительным темным миром убийц началась задолго до того, как она стала применять свои аналитические способности в раскрытии кровавых преступлений. Она забирается в головы преступникам, проникает в их мысли, устанавливает с ними контакт на абсолютно мистическом уровне. Сэди предпочитает именно такой способ работы, потому что намного безопаснее отожествлять себя с негодяем, чем с жертвой. По крайней мере, именно так она справлялась со стрессом после того, как ее похитили и пытали, когда она была еще подростком. Амплуа жертвы больше не для нее. Теперь она оттачивает свои навыки, чтобы воздать по справедливости преступникам. Работая бок о бок со своими коллегами, вооружившись острым умом и ЗИГом, Сэди всегда ловит садистов. До тех пор, пока один безжалостный серийный убийца не проникает ей в голову. Он знает её секреты. Её сокровенные мысли. Самую темную и извращенную часть её души. Когда она встречает Колтона Рида, ставки повышаются: он угрожает лишить ее контроля и раскрыть все самые запретные фантазии. Греховно сексуальный мастер бондажа в эксклюзивном БДСМ клубе подталкивает девушку к грани, заставляя признать ту часть себя, которая её пугает. Окунувшись в мир пыток и страданий, боли и удовольствия, Сэди балансирует, будто на лезвии острой бритвы двух пересекающихся миров, угрожающих поглотить её. Страсть и обжигающая похоть. Битва света и тьмы. Такое взрывное начало серии «Порванные связи» устанавливает волнующий темп игры в кошки-мышки, где никто не знает, кто же на самом деле дергает за ниточки. Тот, кто борется с чудовищами, должен следить за собой, чтобы самому не обратиться в чудовище. Попробуй подолгу смотреть в пропасть, и она заглянет тебе в глаза. Фридрих Ницше Пролог Десять лет назад. Вонь от гниющего мяса насквозь пропитала холодный, промозглый воздух подвала. В углу вращается вентилятор, но он не спасает от зловонного запаха, а лишь обдает мою покрытую потом кожу прохладным ветерком, из-за чего все тело покрывается мурашками. Моя розовая футболка, насквозь пропитанная грязью, прилипла к телу. Ноги обнажены, и единственное, что отделяет меня от ЕГО домогательств, – мои коротенькие шорты. Отодвинув локтем со своего колена тарелку с чем-то, что даже и близко не напоминает пищу, я слышу звон кандалов. Попытка потянуть цепи приводит к тому, что мое тело вздрагивает от сильной, щемящей боли, а с губ срывается стон. Мышцы рук и ног так онемели, что я их почти не чувствую. Я поднимаюсь, и невыносимая агония оживает в теле с новой силой. Мои лодыжки все еще горят от растяжения. Вращая ступнями из стороны в сторону, я пытаюсь хоть как-то восстановить кровообращение, но холодный цементный пол не располагает к упражнениям. Три дня. Пять. Неделя? Сколько я нахожусь здесь? Без окон, без какого-либо источника света у меня нет шансов определить проведенное здесь время. Здесь нет времени – оно остановилось, как и мой мир, в тот самый миг, когда он впервые прикоснулся ко мне. Напал на меня. И я перестала существовать. Находясь в этом подземелье, я пыталась определять время по его визитам, но они носили чересчур эпизодический характер. Иногда я слишком долго оставалась одна и боялась, что он забыл про меня. Тогда я действительно понимала, что испытываю ужас от того, что он может не вернуться. От подобной перспективы мои внутренности скручивало в тугой узел. Сначала я кричала. Я кричала часами, пока мое горло не начинало саднить от боли, и не пропадал голос. Он никогда не закрывал мне рот. И это навело меня на мысль, что я нахожусь далеко от зоны слышимости. Хотя нет. Ему нравились мои крики. Это первое, что я узнала. Затем я научилась сдерживать их. Мне не хотелось доставлять ему удовольствие. Когда я перевожу взгляд на крест, мое тело леденеет. Я совершила ошибку, спросив, для чего он его использует... часами глядя на него, боясь его... и тогда он показал мне. Не сегодня. Пожалуйста, не сегодня. Горячая слеза стекает вниз по моей щеке, и я смахиваю ее рукой. Он не должен видеть меня сломленной. Потому что, почуяв, что я сдалась, подчинив меня себе, он потеряет свой интерес. Я пытаюсь погрузиться в воспоминания, может быть, там мне удастся найти отправную точку этих событий. Глупо. Как глупо. Мои губы дрожат, когда в голове всплывают картинки с событиями, что привели меня сюда. Глупая ссора с Брэндоном, из-за которой я хлопаю дверью машины и в бешенстве мчусь, куда глаза глядят. Сейчас я даже не могу понять, почему была так зла на него. Он переписывался с какой-то девушкой. Вот в чем была причина. Он начал кричать на меня, утверждая, что я сошла с ума. Так и есть – девушки всегда сходят с ума на почве ревности. Фактически, мы никогда не замечаем того, что происходит прямо у нас под носом. В ярости, я все увереннее уходила от машины Брэндона как можно дальше, не сомневаясь, что такая сильная и независимая женщина не должна терпеть измену своего парня только чтобы он довез ее до дома. И будь я проклята, если сама не справлюсь с этой ситуацией. Затем меня поглотила тьма. Только мрак вокруг. Теперь я знаю, какое зло таится там, где никогда не бывает света. Я перестала дышать, услышав стук наверху. О, Боже. Я хотела, чтобы страх вернулся. Хотела, чтобы мои ноги затряслись, чтобы тело сжалось, а разум унесся в другую реальность. Мой разум метался между стремлением бороться и желанием сдаться, и я приняла то, что должно было произойти. Я хотела его прикосновений... хотела, чтобы они убили меня. Я мечтала, чтобы все это закончилось как можно скорее. Услышав, что он спускается вниз по лестнице, я приняла измученный вид. Пусть он увидит меня сломленной. Ведь именно этого он хочет, это прекратит мои мучения. И, увидев пристальный взгляд его серых глаз, – не маску, за которой он скрывал черты своего лица, – я поняла это мой конец. Его уже не заботило, что я сбегу, что меня найдут, и я смогу воспроизвести его образ. Его высокая, мощная фигура переместилась к стене позади меня, и он повернул рычаг. Рывок и цепи натянулись, заставляя меня встать на носочки. Тело вытянулось в струнку, а раскаленный огонь иглами пронзил мои руки и икры, пальцы ног едва касались бетонного пола. Закрыв глаза от боли, я прикусила нижнюю губу, стараясь заглушить крик, рвущийся из горла. Ему это не понравится. Он накажет меня. Он хочет видеть отражение страха в моих глазах. Хочет почувствовать запах моей разгоряченной кожи. Вкусить ужас, что я испытываю. Может, если я достаточно разозлю его, он сделает это быстро. Чувствуя прикосновение его мозолистых пальцев, я сжимаюсь внутри. – Вижу, ты снова была плохой девочкой. Он проводит ладонями вниз по моим рукам, по ребрам, спускаясь к талии. Мое тело бьет неконтролируемая дрожь, отчего начинают звенеть цепи. – Моя грязная девочка. Его гортанный голос, пропитанный злым умыслом, окружает меня, и я вздрагиваю, стараясь отодвинуться как можно дальше. Но он не позволяет мне отстраняться. Всегда притягивает обратно. Его пальцы скользят по животу вниз и за долю секунды проникают в мои трусики. Меня вдруг накрывает осознание того, что это реальность. Я чувствую. Я начинаю отбиваться. Извиваясь в его стальной хватке, я с силой сжимаю свои ноги. Один и тот же танец каждый раз. Я никогда не выигрывала. Укусив меня за мочку уха, он своей правой ногой раздвигает мои ноги, как можно дальше друг от друга, и обвивает мое бедро так, что я оказываюсь в ловушке. Борьба только раззадоривает его – мне нужно прекратить сражаться. И, когда я сдаюсь, готовая принять свое наказание, молясь, чтобы он сделал все быстро... мое тело предает меня. Я чувствую, как его грубые пальцы скользят по моей влажности. Съеживаясь, я плотнее закрываю глаза. – Да, – произносит он у моего уха. – Вот это моя грязная девочка. Ты не можешь скрыть это от меня. Сильно ущипнув меня, срывая крик с моих губ, он убирает руку. Отступив на шаг, он хватается за край моей футболки, а затем я слышу громкий треск рвущейся ткани. Вместе с этим звуком я теряю остатки рассудка. Мою кожу обдает прохладным воздухом. Сжавшись от страха, я дрожу всем телом. Что-то холодное и жесткое царапает мою обнаженную спину. Я слегка вздрагиваю, хотя изо всех сил пытаюсь сдержать свою реакцию. Я знаю, что находится в его руках, его любимое орудие. Не теряя времени, он подходит к своему любимому занятию. По-прежнему держа глаза плотно закрытыми, я снова и снова повторяю себе – не реагировать. Впиваясь кончиком трости в мою кожу, он обходит меня и встает спереди. – Посмотри на меня, Сэди. Я мгновенно открываю глаза. Никогда раньше он не называл меня по имени. Никогда не позволял мне почувствовать себя человеком. Я была его питомцем. Его собственностью. И, как ни странно, я уже почти свыклась с этой мыслью. Лицо мужчины было не таким, каким я представляла его под маской. Он оказался моложе, возможно, ему было около тридцати. Красивое лицо обрамляют густые темные волосы. Все это неправильно. Он должен быть мерзким. Бесчеловечным. Но никак не благословленным... красотой. Произнеся это слово у себя в голове, я тут же испытала приступ тошноты. Я больше не хочу слышать это слово. Он склоняется ко мне, сильнее вдавливая трость в мой живот, обдавая мое плечо горячим дыханием. – Ты не похожа на остальных, – шепчет он. – Они не наслаждались своим наказанием. От злости моя челюсть сжимается с такой силой, что слышно, как скрипят зубы, шея напрягается. Страх испаряется и наружу вырывается злость. – Ты больной. Я не такая как ты. Моя голова резко дергается назад, он зарывается пальцами в мои волосы, сжимая их в кулак. Его серые глаза расширились, и теперь его лицо в нескольких сантиметрах от моего. – Запомни, Сэди. Каждый раз, когда ты будешь сосать член, всякий раз, когда ты, мать твою, будешь кончать, ты будешь видеть эти глаза, следящие за тобой. Я знаю, где ты живешь. Его язык, скользкий как змея лизнул мой подбородок. – А сейчас, давай повеселимся, пока нас не прервали. Пытаясь понять, что он имел в виду, я хмурюсь, но спустя пару секунд до меня доходит смысл его слов. Словно в замедленной съемке я вижу, как он поднимает трость, чтобы нанести удар, и в этот самый момент комнату наполняет оглушающий звук взрыва, за которым следует топот. Мой похититель отпускает мои волосы. Его глаза, словно серебряные ирисы сверкают от ярости. Рывком он отталкивает меня и, ломая трость, вытаскивает из кармана лезвие. Когда шаги становятся громче, я снова оказываюсь в его объятиях. Встав позади меня, он мертвой хваткой прижимает меня к своей груди и надавливает лезвием на горло. – Боже, что бы я сделал с тобой, будь у меня больше времени. Никогда не забывай все, чему я тебя научил. Лезвие скользит по моей ключице, и я чувствую, как кожа отделяется от кости, а тело пронзает обжигающая боль. Из моего горла вырывается пронзительный крик. – Ты действительно была особенной, моя Сэди. Тьма постепенно заполняет мое сознание. Я начинаю отключаться... исчезать. Как и моя защита против боли и ужаса. Но мой мучитель не дает мне упасть. Он удерживает меня, словно собирается забрать с собой. – Бросай оружие! Крики. Затем оглушительный звук, от которого у меня закладывает уши, и что-то теплое и влажное брызжет на меня, пачкая меня чем-то очень похожим на кровь. Оглушительная тишина. На миг, который кажется вечностью, я закрываю глаза. И, вновь открыв их, понимаю, что мир вокруг красного цвета. Сцена первая Кровь зовет меня. В каждой капле – своя история. В каждой струе – своя исповедь. Словно разбитый на кадры фильм, проносится проецируемыми картинками в замедленном действии жизнь, утекающая по каждой капле. Если смотреть глубже, а не просто на насилие, переборов свое отвращение, можно заметить некоторую поэтичность. Рифма и ритм – это то, что притягивает меня, что я использую, чтобы найти вас. – Цепи. Мое внимание привлекает грубый голос, прерывая ментальную связь с убийцей. Я отрываю взгляд от окровавленного места преступления и смотрю на детектива Куинна. Тот кивает в сторону закрытых ставнями окон. – Должны были остаться отпечатки. Маловероятно, но я всё же обошла мертвую женщину и пропитанный кровью ковер в своих кроссовках, защищенных бахилами, чтобы встретиться с ним. Я не люблю, когда мне мешают, пока я пытаюсь вникнуть в ситуацию, и он знает это. – Ты делай свою работу Куинн, а мне позволь заняться своей, – говорю я, кивая в сторону жертвы. – Иначе, зачем ты позвонил мне и настоял на том, чтобы я приехала сюда? Мужчина хмурит темные брови, и в уголках его обветренных глаз появляются складки, говорящие о том, как много лет он посвятил расследованиям убийств, похожих на это. – Я и не собирался. – Повернувшись в сторону ставень, Куинн поставил галочку желтым маркером рядом с кровавым пятном. – Час назад я сообщил Векслеру, что это был конфликт между влюбленными. Парень сам позвонил в 911 с призывом о помощи, а потом внезапно исчез. Но босс настоял на том, чтобы я вызвал тебя. Прикрывает тылы со всех сторон. – Куинн переводит взгляд на меня, хмурясь. – И вот ты здесь. Может одно из твоих предположений поможет нам выстроить план действий в правильном направлении. Но ты, психоаналитик, делай свою работу, чтобы и я смог заняться своим делом. Я зажала кончик языка между зубами, пытаясь сдержать ехидный ответ, и вместо этого адресовала ему натянутую улыбку. Спрятав руки в карманах джинсового жакета, я повернулась и снова обратила взгляд на место преступления. Я уже перестала обижаться на то, как детективы, которые реально раскрывают дела, относятся к бихевиоральным аналитикам. Или профайлерам. Над этим термином глумились даже еще больше. Это не беспокоит меня, потому что, несмотря на то, что Куинн часто устраивал мне тяжелые времена на протяжении всех этих лет, он зависит от моей интуиции. И он знает это. Просто никогда не признает. Не перед своими коллегами. И, так как я легко могу сказать, что его сомнения и агрессивность являются неотъемлемой частью поведения «мужчины-мачо» и результатом воспитания одним родителем, который оказывал на него слишком большое давление... Я могу дать ему некоторую поблажку. Есть и другие факторы, объясняющие, почему он такой засранец, но его профиль на самом деле довольно скучен.  Точный. Блеклый. Ничего похожего на эту необузданную сцену, окрашенную багрянцем и властью. Что заставляет меня подвергнуть сомнению суждение Куинна о бойфренде.  Я делаю несколько глубоких вдохов, затем прохожу через спальню, позволяя взгляду блуждать и подмечать детали. Я пытаюсь абстрагироваться от отметок на уликах и прикрепленных к ним фотографиям. Выталкиваю всё и всех прочь из комнаты, кроме жертвы и нападавшего. Кровь образовала лужу вокруг головы и туловища жертвы. Смертельным ранением стала глубокая резаная рана на горле. Неосознанным движением мои руки прижимаются к моей собственной груди, а пальцы начинают слегка давить на ключицу. Жертва лежала на животе. Ее платье собралось на бедрах. Лодыжки связаны веревкой, колени раздвинуты, ставя ее в наиболее подходящую, унизительную позицию для ее обидчика. Сделать заключение о том, была ли она изнасилована, можно будет только после того как медэксперт проведет полное обследование жертвы. Но расположение тела указывало на преступление на сексуальной почве. И никакой пушки. По крайней мере, виновный не использовал огнестрел, чтобы прервать ее жизнь. Никаких дыр от пуль или жалоб от соседей на шум. Хотя полицейские еще не закончили опрашивать весь жилищный комплекс. Орудие убийства запросто могло быть с собственной кухни женщины. Хотя, если обратить внимание на то, как тщательно обставлено место преступления, я бы поспорила. Я почти уверена, что он принес свой собственный комплект насильника. Всё же, нужно выяснить, пропало ли что-нибудь или находится не на своих местах. Нет заметных ножевых ранений. Никаких воспалений, кривых порезов или следов от ударов значит жертва знала нападавшего лично. И отсутствие пятен крови, оставленных орудием убийства, указывает на то, что он убивал ее медленно, аккуратно. Он не был разъярен, не торопился. И знал, как убивать. Идеальный надрез сонной артерии. Артериальная струя достигла потолка, и никаких... разводов..., наводит на мысль, что он не был удивлен количеством крови. Я бы скорее предположила, что он наслаждался этим, и потрудился, чтобы получить желаемый эффект. Все издевательства, что он над ней совершил: избитое лицо и тело, часы в связанном состоянии, ожоги на бедрах – выглядели тщательно продуманными. Эти действия были направлены на продление ее страданий, а не на быстрое убийство. Возможность того, что это было убийство на почве мести, уменьшалась с каждой секундой. На ней надето вечернее платье. Черное. Элегантное. Но при этом никакого макияжа. Нападавший мог прервать её, пока она готовилась к пятничному вечеру, но, как женщина, я бы с этим поспорила. Сначала макияж, затем прическа. Платье в последнюю очередь. А ее волосы, несмотря на то, что они были сильно спутаны во время нападения, не выглядели так, будто их только что привели в порядок. К тому же, никаких украшений. Я прохожу к открытому шкафу и заглядываю внутрь. Затем снова оглядываю комнату. Вся обувь стоит на своем месте. Нигде не видно сброшенных туфель. Она не собиралась никуда выходить сегодня. Я прохожу в угол ее спальни, к сброшенному на пол халату. Надев перчатки, я поправляю свою кобуру с ЗИГом и встаю на колени, чтобы приподнять его за край шва. Под халатом лежат футболка и нижнее белье. Мой взгляд снова скользит к шкафу, и я замечаю просвет в том месте, где вешалки с одеждой были раздвинуты в сторону. Встав, я качаю головой. Какой же метод применил насильник, чтобы заставить ее переодеться в платье? Что еще важнее, зачем? – Мы поймали ее дружка, – донес один из офицеров. – Сейчас его доставят в участок. Куинн кивает копу и смотрит на меня. – Я собираюсь допросить его. Хочешь посмотреть? Он одергивает рукава своего серого пальто, снимая перчатки. Я снова обращаю взгляд на зашторенное окно, которое подкинуло Куинну зацепку. Может и мне оно подало идею. – Преступник вероятнее всего сам задернул шторы. Хотя я всерьез сомневаюсь, что вы найдете его отпечатки. Ему нужно было уединение. Ему нужно было достаточно времени, чтобы воплотить свою фантазию. И каким-то образом он знал, что оно у него есть. Может это была счастливая случайность, или он следил за ней, или, возможно, был с ней знаком. Я наклонила голову, представляя, как нахожусь в засаде. Наблюдаю за ней. Не было никаких следов взлома. – Проверьте порно-коллекцию ее бойфренда. Куинн усмехнулся. – Очень оригинально, – пробормотал он. – Бондаж, я полагаю? Тяжело вздыхая, я вношу ясность. – Выясни, склонен ли он к вуайеризму. Нравится ли ему наблюдать, или чтобы за ним наблюдали, Куинн. Я киваю в сторону штор. – Здесь больше от порно с убийством в конце, чем бондажа. Я уставилась на детектива, оставив свои догадки о его порно-коллекции при себе. Пока он передаёт инструкции бригаде криминалистов, я продвигаюсь ближе к жертве. Я здесь не для того, чтобы сопоставлять себя с ней. Моя задача – настроиться на одну волну с её убийцей. Пробраться к нему в голову и разобрать по крупинке ход его мыслей. Это единственное, что я сейчас могу сделать, чтобы помочь. Я обратила внимание на ее сжатую в кулак руку, подтянутую к подбородку вдоль белого ковра. Она тянулась к губам, словно жертва пыталась приглушить свой последний крик. Следы связывания покрыли ее запястья красными распухшими рубцами. Но в отличие от лодыжек, связывающие их путы были удалены. Время смерти – всего пару часов назад. Никакого окоченения и сухая кожа.  Сколько же часов он с ней играл? Как долго мучил? Платье, даже со всеми моими теориями, не могло помочь точно сказать, во сколько все началось. Я рассматриваю её обнаженную кожу, изучаю оттенки синяков, пытаясь точнее определить хронологию событий, основываясь на фактах. Я распрямляю ей пальцы. Красные разводы на кончиках. Я придвигаюсь ближе. Мою грудь охватывает трепет, задерживаю дыхание. Колотые раны усеивали её пальцы прямо под ногтями. Один ноготь был оторван, а подушечка пальца была разорвана втыкающимся в него инструментом. Осознание произошедшего мгновенно промелькнуло у меня в подсознании. Но я отмахнулась от сходства, говоря себе, что здесь нет никакой связи. Я провела слишком много лет, изучая свое собственное наваждение. Я поднимаю взгляд на Куинна, когда он уже собирается выйти из комнаты. – Еще лучше, Куинн, – говорю я, кивая на её руку. – Постарайся получить ордер на обыск его компьютера, чтобы иметь доступ ко всему порно, что он смотрел. – Это будет чертовски непросто, – отвечает он, вздыхая. – Если только ты не нашла что-то стоящее, чтобы привязать это к бойфренду. – Куинн поправляет свой синий галстук, прежде чем провести рукой по коротко остриженным волосам цвета соли с перцем. – Раны от сопротивления? Качая головой, я отвечаю, – Нет. Кем бы ни был наш неизвестный, он наслаждается своей техникой пыток. Увидев разочарование на его лице, я понимаю: это дело только что стало гораздо более запутанным. *** – Я так понимаю, проделанная работа с иглами на ногтях жертвы была не для того, чтобы вылечить размозженные пальцы, – подмечает Куинн. Он опирается плечом о дверной косяк моего маленького офиса, его худощавые, но мускулистые руки четко вырисовываются под застегнутой на все пуговицы формой. Пожимая плечами, я отвечаю: – Он мог сначала поранить ей руки, затем сам же обработать их. Может быть, какая-нибудь медсестра или даже доктор играют в ролевую игру муж и жена . Хотя, это скорее была игра врач-пациент , – тут же исправилась я. Куинн застонал. – Видишь, вот почему это дерьмо никогда не станет наукой, Бондс. Мы просто хватаемся за каждую случайную версию в надежде прижать преступника к ногтю. Я выгнула бровь. – В самом деле? Ты, только что, очень остроумно пошутил на тему преступника и ногтей? Я отказывалась заглатывать его наживку. Впервые я встретила детектива Куинна на задании два года назад – это было мое первое громкое дело. Мы устроили настоящий спектакль тогда. С тех пор я знаю его мнение о составлении психологических портретов преступников. А также знаю, что только благодаря совместным усилиям полиции округа Арлингтон и Главного следственного отдела штата Вирджиния удалось арестовать преступника. Этот человек, однако, очень приземленный. Он не признает посторонней помощи, но, по крайней мере, не так упрям, чтобы отказываться принимать ее напрямую. По каким-то причинам, он с недоверием отнесся к моему желанию попросить перевод в полицию округа Арлингтон, в то время как у меня были все перспективы получить должность в Фэрфаксе в местном офисе БУР (Бюро уголовных расследований). Я вижу это в его глазах, – даже сейчас, он думает, что я зажралась. Что я была понижена в должности, и этот мой просчет погребен бюрократической чушью. Но я не настолько особенная, чтобы у меня была гарантия на, своего рода, элитное лечение. У меня нет высокопоставленных друзей, способных протащить меня в это управление. Видимо, по мнению Куинна, человек может добровольно работать на моей должности, только если у него есть «дорога», ведущая прямо в ФБР? В силу этих причин, я оградила свою личную жизнь и это не его чертово дело. Его карие глаза сузились. – Я видел твои глаза, когда ты заметила пальцы. Ты что-то знаешь. – Что-то что не укладывается в голове, просто бредовая догадка. – Он вошел в мой офис и уселся на стул напротив моего высокого стола. Ослабив ремни, удерживающие пистолет, мужчина сказал, – Колись. – Меня оскорбляет, что ты ценишь свое время, больше моего. Не нужно считать меня тряпкой, только потому, что я спокойно отношусь к пренебрежению ко мне внутри нашего Департамента. Вздохнув, я поудобнее устроилась на стуле, решив, что слишком истощена, чтобы начинать этот спор. Снова. Куинн всегда заставляет меня быть на стороже. Я не могу позволить себе расслабиться ни на минуту. Даже если бы это было возможно. Уже семь месяцев как я работаю в полиции округа Арлингтон, а ощущение что все началось лишь вчера. – Быть может это часть кости? начала я, – Я бы предпочла дождаться заключения медицинской экспертизы. Мы узнаем, что за предмет был использован. Игла, шприц, гвоздь или что-то еще. Поджав губы, Куинн принимает нетерпеливый вид. – А ты капризный, знаешь? сердито говорю я. – Может тебе необходимо употреблять больше клетчатки? «Или у тебя недотрах», подумала я про себя. Надо быть полегче с этим парнем, от него недавно ушла жена. Это еще один недостаток нашей работы романтические отношения редко ее выдерживают. – Да? А тебе надо начать одеваться соответственно той работе, которою ты хочешь получить, а не той работе, которая у тебя уже есть, – скорчил он гримасу. – Подожди, ты действительно не считаешь, что надо как-то по-другому одеваться на эту долбанную работу? Я уже устал убеждать офицеров, с которыми мы работаем на месте преступления, что ты не проходящий мимо подросток. Он смотрит на мою необъятную джинсовую куртку и еще более мешковатые джинсы, на мою старую, еще со времен колледжа футболку. – Мой стиль, действительно, так беспокоит тебя? – спрашиваю я. Но, честно говоря, я знаю, что это так. Куинн опрятный фрик, и даже больше, – у него всегда порядок, – и на работе, и вне ее. – Ты имеешь в виду, полное отсутствие стиля, Бондс? – он пожимает плечами, – Тебе никогда не выбраться из нашего управления, одеваясь как подросток. Я закатываю глаза. – Может достаточно клише на сегодня? Он посмотрел на меня серьезным, вдумчивым взглядом. – Чем быстрее ты подашь заявление на перевод, тем быстрее я и мой отдел избавимся от тебя и твоего аналитического дерьма. Я знаю, ты тоже этого хочешь. – Кто выбирает эту сферу деятельности и не хочет в ФБР? Так чего же ждать?Итак... мы снова вернулись к тому же. Я чувствую, как начинает появляться давление между глаз. Я нажимаю туда кончиком пальца, чтобы унять зарождающуюся боль. – Это даже слишком. Так приятно работать с детективом, которого интересует, не только моя работа, но и мой гардероб, – насмешливо улыбаюсь я. – Все. Закончим на сегодня обсуждать мой «ФБР переезд», – говорю я ему. И он действительно прекращает, потому что знает, что я нужна ему еще на какое-то время. – Только помни, тебе двадцать шесть и ты не становишься моложе. Спасибо. – Буду иметь это в виду. – Облизнув губы, я решила вернуться к нашей основной теме. – Средневековая пытка, – сказала я, и он наклонил голову. – Я не уверена, что это то... но раз уж ты спросил. В прошлом использовались иглы, подчас раскаленные, их вводили под ногти. Иногда так наказывали за плохо выполненную работу, иногда это был способ добыть информацию или расплата за преступление. А иногда просто проявление жестокости. Он цокает языком, обдумывая информацию. – Надо освежить мои знания о Средневековье, – Куинн собирается уходить, но останавливается. – Думаешь, ее парень способен на подобного рода насилие, и это не первая его жертва? – Ты не захочешь услышать, что я об этом думаю, – я отвожу взгляд, и опускаю глаза к своим бумагам. – Это лишь гипотеза. По крайней мере, пока мы не получим подтверждающие факты. В любом случае она была подвергнута сексуальному насилию. – Ну же, развлеки меня, – говорит он. Пыхтя, я поднимаю на него взгляд, мы столько раз уже проходили это. – Я думаю, что это умышленное убийство. Работал садист. И я уверена, что ее парень может быть не виновен. – Ты просто не видела этого парня, – Куинн заскрежетал зубами и поморщился. В ответ я закатываю глаза. – Редкая мразь. С девятнадцати лет он числится в нашей базе правонарушений. И я могу сказать со стопроцентной уверенностью, что у него были приводы и до совершеннолетия. – Может быть, – говорю я, вставая, тем самым давая Куинну понять, что пора бы ему уходить. Я устала и хочу вернуться к моей собственной работе, так что хорошо бы тебе убраться отсюда. – Я думаю, наш преступник очень осторожен и хитер, и вряд ли он оставил явные улики. На месте преступления все продуманно. Несмотря на то, как выглядела разыгранная сцена, возможно, он впервые воплотил свои фантазии. Скорее всего, на планирование он потратил месяцы, а быть может и годы. – Фантазии, связанные с этой женщиной? Я качаю головой. – Не думаю. Возможно, жертва выбрана и не случайно, но ее роль в этой сцене уже давно была продумана в его голове. – Дай угадаю, – говорит Куинн, отходя от двери по направлению ко мне. Преступник выбирает жертву, которая подходит под некий образ. Внутренне возмутившись, я отвечаю: – Да. Преступник определенно придерживается некоего образа. Хотя, там могут присутствовать незначительные расхождения. – Убийца, – поправляет Куинн. – Значит, он продолжит придерживаться этого образа. Я киваю в сторону двери. – Быть может, парень сорвался и решил воплотить все свои фантазии с собственной девушкой, я допускаю это. Но я уверена, что преступник оставался спокойным и уравновешенным, даже в то время, когда истязал свою жертву. Куинн кивает, и снова направляется к выходу. Он строит из себя жесткого, сварливого копа, но на самом деле под его суровой «хочу поймать всех плохих парней» внешностью скрывается хороший парень. И наверняка он никогда и никому не признается, что мои советы хоть иногда, но помогают ему; будь иначе, я бы не задержалась в этом отделе. Это уже говорит больше, чем все его слова. – И сходи к этому чертовому стоматологу, – говорю я, выпроваживая его из моего кабинета. – Мне надоело смотреть, как ты мучаешься из-за своего зуба. Он ворчит. – У меня нет времени на какой-то гребаный корневой канал. – Ну да. Большой ребенок. Куинн машет мне и уходит, в ответ я киваю головой. Этот мужчина повидал столько боли и страданий – не каждый человек выдержит такое – сталкивался один на один с опаснейшими преступниками, а боялся какого-то стоматолога. Вернувшись к своему столу, я открываю файл с места преступления и начинаю всматриваться в обработанные на скорую руку фотографии. Подвигав плечами, я вытаскиваю из туго заплетенной косы ленту, распуская темные локоны. Изучая фото, на которых изображены руки жертвы, я пробегаюсь пальцами по своим спутанным волосам и массирую голову. В моем воображение тут же всплывают образы, как убийца мертвой хваткой сжимает волосы жертвы, перетаскивая ее на кровать и угрожая ей, пока та снимает с себя халат и нижнее белье. Его руки дрожат – адреналин зашкаливает, пока он ищет в шкафу, то самое платье, в котором увидел ее в первый раз. То самое платье, которое привлекло его внимание, в своих фантазиях он проигрывал этот момент снова и снова, но до сих пор это было лишь фантазией. Что-то в этом платье привлекло его, что-то в нем определило его выбор. И, возможно, в этом кроется ключ к информации о его прошлых жертвах. Может, это и было его первое убийство, но уж слишком хорошо была продумана вся сцена. Чувствуется шлейф таких же преступлений. Даже если это первое совершенное им убийство, он быстро исправит допущенные ошибки. И будет все сложнее найти его. Я составляю краткий список наиболее заметных аспектов преступления, чтобы пропустить его через нашу базу данных, – выбор дома жертвы и платье могут связать это дело с другими нераскрытыми преступлениями. Я вздыхаю, зная, что уже составляю портрет преступника, который не будет связан с бойфрендом жертвы. Я даже не хочу присутствовать на его допросе. Это не было преступлением, совершенным в состоянии аффекта, так же как и убийством из мести. Здесь все было просчитано. Спланировано. Тщательно продумано. Полностью реализованная фантазия. Откашлявшись, я листаю фотографии в попытке запомнить их, отыскивая что-то важное. Сую руку в карман и вынимаю пачку жвачки. Я бросила курить несколько лет назад, но привычка к жвачке осталась. Я жутко скучаю по сигарете. Поэтому нужно чем-то себя занять, пока я просматриваю фото с места преступления. Курение всегда помогало мне не быть слишком погруженной, дымовая завеса словно создавала барьер между мной и преступником, в то время как я опускалась в его мир. Всматриваясь в фото жертвы с раскинутыми ногами и связанными лодыжками – я представляю преступника, стоящего на коленях позади нее, унижающего ее. Эта поза оскорбляла ее, он был ее Богом. Возвышаясь над ней, он был всесилен, и эта власть пьянила его. Но он не позволял адреналину захватить его. Он был спокоен, методичен, все контролировал. Его единственным желанием было видеть страдания жертвы. Он никогда не любил слабых женщин. Шлюха. Она имела право только на то, чтобы быть голой, демонстрируя ему свою плоть. Она отдает ее так легко, так почему бы не взять, то, что она предлагает?Прежде чем его мир успевает полностью поглотить меня, я быстро переключаюсь, чтобы сделать звонок медицинским экспертам и попросить их, как можно быстрее предоставить результаты экспертизы. Затем я сажусь, открываю новый документ на компьютере и, щелкая по клавишам, начинаю заполнять пустые поля. Куинн во время допроса парня будет использовать сведения, которые я смогу «добыть» из сцены преступления, или просто пустит их в шредер. Любой из этих вариантов не удивил бы меня. Преступник обладает хорошим интеллектом. Ему от двадцати до тридцати лет. И как Куинн верно заметил, он, скорее всего, имеет обширную коллекцию порно о рабстве и унижении женщин. Тот факт, что преступник знал, что у него достаточно времени, чтобы совершить преступление у нее дома, и что им не помешают, говорит о том, что он, скорее всего, наблюдал за ней какое-то время. Возможно, что даже знал ее лично как, например, ее бойфренд. Но я основываюсь на фактах, а не на предположениях. Я опять беру фотографию жертвы, изучаю ее снова и снова. Мой взгляд затуманивается, комната исчезает, и передо мной возникают белые, почти голые стены. Чувства обостряются. Кожа нагревается. Я как будто чувствую веревку, обвивающую мои лодыжки. Грубые нити трутся о мою кожу. Я чувствую его запах. Его волнение. Его пальцы впиваются в мою плоть, словно он ждал этого очень долго .Мое лицо заливается румянцем, и я отбрасываю фото. Черт. Проживать эту сцену с точки зрения жертвы слишком опасно. Я знаю это. Выключив компьютер, я стараюсь выровнять дыхание. Слишком много времени прошло с момента моей последней поездки. С того момента, как я лишь мельком взглянула на жертву, я знала, что дело дойдет и до меня. Мне нужно пойти. Сегодня вечером. Прежде чем покинуть офис, я на минуту замираю у двери, останавливая взгляд на шкафу с книгами. Стремительно подойдя к нему, я беру книгу о Средневековых убийцах, засовываю ее в свою сумку и выхожу. Куинн раскусил меня. Он слишком хорошо меня знает. Есть что-то большее, что-то специфическое в том виде пыток, который использовался на потерпевшей, взять хотя бы ее пальцы. Но мои мысли не будут озвучены, а уж тем более записаны в материалы дела, до тех пор, пока я не узнаю больше. Это может быть просто совпадение. Или преступник нашел эту технику пыток в Интернете. Это могло заинтриговать его. Взволновать. Для садиста вводить иглы под ногти порочное дело. Но в то же время, эти методы пыток, так похожи на технику одного из самых печально известных серийных убийц тысячелетия. Убийца, на изучение и анализ поведения которого, я потратила не один час. Женщина, которая заставляет испытать и отвращение, и восхищение одновременно. Кровавая Графиня. В своей попытке понять, разложить по полочкам, как человек может совершать такие акты насилия, я наткнулась на историю Элизабет Батори, Венгерской графини 16-го века. Я хотела понять, какое из чувств, страх или ненависть, заставило ее истязать и убить более двухсот девушек. Она стала моим мерилом человеческой жестокости. Через нее я понимала, на что мы способны, до какой степени могу быть жестокой я сама. Это просто человеческая природа, маленькая толика ее психологии. Мне почему то казалось, что, если бы я смогла разгадать окружавшую ее тайну, я смогла бы понять, что произошло со мной. Почему это произошло. Как можно настолько погрузиться во тьму, что единственной целью станет желание причинить боль другому живому существу. Батори моя главная интрига, как криминалиста. Не только из-за ее истории, но и из-за того, что я сама являюсь жертвой. Тот факт, что наш новый преступник эмитирует ее технику, очень меня заинтересовал. Странное, но очень интересное совпадение. Кроме факта, что Куинна позабавят мои попытка найти связь между убийцей 16 века и нашим преступлением, у меня есть более важные вещи для беспокойства. Арлингтон довольно спокойный город. Низкий уровень преступности. Это было одной из причин моего перевода из окружного офиса, работая в котором я была вынуждена перемещаться по всей Вирджинии. Теперь, убийство настигло меня в моем собственном дворе. У меня уже давно не было подобных случаев... и мне понадобится ясная голова и чистое сознание, чтобы справиться с этой работой. Первый контакт КОЛТОН С момента ее первого визита в «Логово» около месяца назад, я наблюдал. Просто наблюдал. И она наблюдала за тем, как я смотрю на нее. Я предположил, что она склонна к вуайеризму. Интересно, она здесь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство или чтобы насладиться видом плоти и насилия? И чем больше я смотрю, тем отчетливее вижу в ее нефритовых глазах: она голодна. Для меня так и осталось загадкой, как вообще она сюда попала. Должно быть, Джулиан, был милостив в ту ночь. Возможно, как мне думалось, она просто хотела удовлетворить свое любопытство. Но вот она снова здесь. Это ее почерк. Огибая бар, я хлопаю Оникс по плечу, давая знать, что ухожу. Затем ныряю под барную стойку, и мое сердце начинает колотиться в такт звучащей музыке. Она не возвращалась какое-то время. Может быть, недели две. И я как охотник, преследующий свою добычу, не сдержавшись, окидываю мой трофей долгим похотливым взглядом. Хотя, по правде говоря, я не собираюсь приближаться к ней. Она слишком идеальна. Я просто хочу полюбоваться. Видеть, как она осматривается слышать ее тяжелое дыхание. Наблюдать, как ее пальцы крепко сжимают ножку бокала с шампанским. Прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди, я позволил моему взгляду скользить по комнате, до тех пор, пока тот не остановился на ней. Это просто одна из комнат в клубе, где собираются вуайеристы. Комната, состоящая из сцены и большого пространства для зрителей, где можно было бродить, играть, – главное, чтобы каждая сцена доставляла наслаждение. Раньше я задавался вопросом, посещала ли она когда-нибудь другие комнаты. Спускалась ли когда-нибудь в подземелье? Участвовала ли в подобных играх? Но в этом деле я полностью доверял своим инстинктам. Как и подтверждению Джулиана, что он никогда не сводил ее ни с одним Домом. Ладно, признаю. Я спрашивал о ней. Несмотря на то, что это было против всех доводов рассудка. Все мои мысли исчезают, как только на сцене начинает разворачиваться действие. Музыка затихает, и внезапно в полной тишине раздаются низкие и мелодичные удары. Мастер подземелья выводит на сцену женщину с завязанными глазами и начинает привязывать ее к Андреевскому кресту. Это классическая сцена, одна из тех, что разыгрывается здесь каждую неделю. Сабам нравится, когда Дом проходит по их телу флоггером, тем самым даря освобождение от ежедневной монотонности, словно директор какой-то компании. После они предпочитают, чтобы Мастер занялся с ними оральным сексом. Но это впервые, когда моя незнакомка становится свидетелем этой сцены. Поэтому я придвинулся ближе, чтобы иметь возможность наблюдать за переменами на ее лице, пока она смотрит. Мое дыхание замирает на губах, когда я вижу ее яркие глаза, обращенные на сцену. Ее губы приоткрыты, черное платье подчеркивает каждый изгиб стройного тела. Она глубоко дышит, ее грудь приподнимается в V-образном вырезе платья, дразня меня видом кремовой кожи, чуть прикрытой шарфом. Ее округлые груди набухли, словно приглашая меня. Из моего угла отлично видно, как флоггер ложится поперек груди сабы, в моих штанах становится мучительно тесно и моя рука невольно тянется к ее груди. Она ласкает свою гладкую кожу под этим приводящим в бешенство шарфом. Я облизываю губы, наблюдая, как она скрещивает ноги. Я воображаю, как ее бедра плотно прижимаются друг другу, а мокрые трусики трутся о клитор. Блять. Я опускаю взгляд и пытаюсь прийти в себя. Это становится смешным. Я так сильно хочу эту незнакомку, что меня не интересует никто другой. Столько соблазнительных красоток побывало на этой сцене, и в большинстве случаев я получал от этого плотское наслаждение, но никогда не испытывал такого восторга, как сейчас, просто наблюдая за ней. Каково это, связать ее, узнать чего она хочет? Позволить мне раскрыть ее самые темные фантазии? Изучить все ее страхи и использовать их, заставить ее дрожать, кричать, испытывать боль. Потом упасть на колени и ублажать ее, поклоняясь как своей богине. Приглушенный крик со сцены и удар плети вырвали меня из размышлений, я словно очнулся от транса, только для того чтобы вернуться в мою собственную мученическую реальность. Я вижу, как моя богиня становится смелее, наблюдая, как другие члены клуба играют вокруг нее. Она запускает руку между бедер... под подол своего платья. Ее глаза закрываются – она находится прямо напротив сцены – и продолжает ласкать себя. Гребаный ад. Еще немного и я потеряю самоконтроль. Да, красотка. Потрогай этот шелковистый, набухший клитор. Я кладу ладонь на выпуклость моих джинсов. Я чувствую единение с ней, в то время как она задирает подол своего платья достаточно высоко, чтобы я мог наслаждаться видом сдвинутого в сторону нижнего белья, и тем как ее дрожащий палец скользит в теплую плоть. Ее глаза остаются закрытыми, грудь напрягается, и через ткань платья проступают возбужденные соски. Я хочу быть там с ней. Прямо там, когда она кончит. Незнакомка так и манит меня немедленно достать свой член и провести по всей его длине. Но моя рука застывает, дыхание в горле перехватило, боковым зрением я отметил передвижение какого-то парня. Черт. Сделав шаг в ее сторону, я уже хотел было подойти к нему, как мои ноги замирают на месте. Тот кладет руку ей на плечо, наклонившись, что-то шепчет на ухо. Мои руки сжимаются в кулаки. Если он пригласит ее первым, я сорвусь. Я буду просто не в силах стоять здесь и смотреть, как кто-то, кроме меня, даст ей то, чего она жаждет. Хер ему. Не он наблюдал за ней несколько месяцев, не он проводил бесчисленные часы в попытках понять ее желания. И он точно не знает, что она не хочет, чтобы к ней прикасались. Но я знаю, и готов оказаться рядом, чтобы оттолкнуть его руку. Однако я продолжаю смотреть вопреки всему. Если она готова играть, я должен убедиться, что она в безопасности... Незнакомка покачала головой, пытаясь отойти от него. Она явно была ошеломлена. Он не тот, с кем она хочет играть. Она здесь, чтобы смотреть, а не играть. Она не готова. С облегчением я медленно отхожу. Я в ярости, что он прервал наш момент, но знаю, что будет другой. Всегда есть другой. Она становится более раскрепощенной. И я тоже. Только когда я мельком заметил панику на ее лице, я тут же остановился. Парень прикасается к ней снова, на этот раз в районе талии. Он наклоняется к ней, стараясь убедить ее присоединиться к нему. Он сжимает руку вокруг ее тонкого запястья и с силой тянет к себе. Это нарушение правил, ублюдок. Я бросаюсь к ним, прежде чем Оникс успевает остановить его. Рука парня обхватывает ее талию, до того как она успевает оттолкнуть его. Страх искажает ее великолепные черты. – Она сказала «нет», – выпалил я. Возвышаясь над парнем всем своим ростом, я словно доминирующая тень. Я не прикасаюсь к нему. Пока. Но мои кулаки сжаты, каждая мышца напряжена. Парень, одетый в деловой серый костюм, пытается поспешно поправить его, чтобы предстать передо мной в лучшем виде. – Она хочет этого. Просто стесняется, – он смотрит на нее сверху вниз. – Нужно лишь убедиться в этом. Жаркое дыхание ударило мне в нос. – Дама хочет лишь смотреть. Нет, значит, нет, мудак. В любом месте, но особенно здесь. Проводя пальцем по плечу, я говорю, – Думаю, вам на сегодня хватит играть. Его глаза сузились, но он лишь пожимает плечами, видимо решив, что последствия не стоят того, чтобы развивать эту ситуацию. Он подумал, чем все закончится, оценивает меня, прежде чем решиться сделать следующий ход. Напряженно вздохнув, я позволяю адреналину оставить меня. Набравшись самообладания, я мельком смотрю на нее. Когда мне это, наконец, удается, я чувствую, как все мои мышцы расслабляются. Она оскорблена. Эмоции так явно видны на ее красивом лице. И краска, залившая щеки, заметна даже во тьме. Я преклоняю перед ней колени, мое тело напряженно, я испытываю почти болезненную необходимость ощущать ее. Мне слишком долго пришлось ждать момента, когда мы сможем смотреть друг на друга, когда я услышу ее голос, но я в бешенстве, что все произошло именно так. Я вижу страх в ее бездонных зеленых глазах. По крайней мере, попытаюсь достучаться. – Он просто придурок. Как Вы? спрашиваю я. Ее багровые локоны падают на лицо, скрывая его, и мне так хочется убрать их. Это парик. Я понял это еще раньше. Я представлял себе ее настоящие волосы. Наверно они темные, как и ее брови, а еще мягкие, шелковистые и длинные. Я хочу снять этот парик, и намотать настоящий локон ее волос на палец. Оттянуть ее голову назад и взглянуть в глаза. Я отгоняю эти заманчивые мысли подальше. Она кивает пару раз, все ее движения порывистые. – Я в порядке. Просто немного сбита с толку, думаю. Подняв подбородок, она фиксирует на мне свой внимательный взгляд. Логически мысли испарились. – Ну, а чего я ожидала? Я имею в виду, посмотрите, в каком месте мы находимся. Я погорячилась, вот и все. С трудом моргая, я отвожу от нее глаза, подыскиваю слова, которые понравились бы ей в данный момент. Но понимаю, что уже потерял ее. – Мы ожидаем адекватного поведения от членов клуба. По меньшей мере. Вы не делаете ничего плохого, находясь здесь, просто наблюдая. Эта комната предназначена специально для этого. Он знает все правила. Я киваю головой в сторону черной стены, у которой на коленях стоят сабы. – Вы не вставали на колени. Не просили доминировать над собой. Просто всегда есть гнилое яблоко в корзинке, и Вам попалось именно оно. Какие густые ресницы обрамляют ее глаза. Она уставилась прямо на меня, как будто заглядывая в самую суть. – Не вините жертву, – говорит она хриплым голосом. – Я знаю это наизусть. Думаете, теперь я в это поверю? Слегка приподнимаю брови. Она говорила это больше для себя, но я смог уловить важные для меня кусочки информации. – Да. Теперь, – говорю я, перемещаясь поближе к ней. – Я технически уже свободен, и мог бы помочь Вам вернуться к наслаждению происходящим. Тонкий крик вырвался из ее горла. – Я не в... – Тсс, – говорю я. – Я не прикасаюсь к Вам. Я не собираюсь Вас трогать. И я могу уйти... если Вам так будет комфортно. Я сделал паузу, молясь про себя, чтобы моя богиня не послала меня подальше. Когда она не отвечает сразу, я продолжаю. – Я только хочу смотреть в Ваши глаза, снова видеть на Вашем лице страсть, которую наблюдал за минуту до того, как нас грубо прервали. Я вижу, как ее дыхание учащается. Алые губы дрожат. – Без прикосновений? – спрашивает она. Мой пульс учащается. – Только если Вы сами не попросите. Всегда, только по Вашему желанию. Она продолжает смотреть на меня, время как будто замирает вокруг нас, и мы находимся в своем закрытом пространстве тепла и внимания. И, когда она уверенно кивает головой, во мне разгорается огонь. Она поворачивается на стуле, чтобы быть лицом к сцене. Я смотрю на нее сверху вниз, пораженный тем, что смог найти такое потрясающее создание. Я подтягиваю другой стул поближе и сажусь позади нее. Ее плечи напряжены, как и мои бедра, да что там говорить, как и каждая клеточка моего тела. Я чувствую исходящее от нее тепло, оно ласкает и манит меня. Ее запах с примесью душистого шампуня и лосьона для тела наполняет мои легкие, дразня меня. Медленно и осторожно я наклоняю голову к ней, настолько близко, насколько могу себе позволить, не касаясь ее. Я должен сконцентрировать все свое внимание на этой сцене. Дом прикрепляет зажимы для сосков к груди привязанной женщины, ее громкие и протяжные стоны заряжают воздух между нами. – Вы знаете, почему он использует кляп? слова, соскользнувшие с моих губ, больше похожи на мольбу. Она молчит, взгляд устремлен на сцену. Легкий взмах ее головы, приглашающий меня продолжать, заставляет мой член затвердеть еще сильнее. – Это усиливает ее желание. Ее осознанность. – Я тяжело дышу. – Это также повышает ее страдания, увеличивая его удовольствие. Резким движением флоггер опускается на живот сабы. Та дергает головой, натягивая и без того тугую цепь. – Он наказывает ее за то, что она двинулась без его разрешения, но этот сильный приступ боли дает ей так много удовольствия..., что она продолжит и дальше быть непослушной. Она нуждается в наказании почти так же сильно, как в освобождении, в наслаждении. Опуская взгляд, я вижу, как моя богиня сжимает бедра вместе. Я прикусываю свою нижнюю губу, специально вызывая легкую боль, чтобы хоть как-то держать свои эмоции под контролем, а разум ясным. Желание обхватить ее руками, задрать это чертово платье... и как можно шире раздвинуть эти ноги становится... почти невыносимым. Я сжимаю грубую материю джинс возле коленей, пытаясь держать свои руки подальше от соблазна передо мной. Но этого недостаточно. Ее шелковистые волосы ласкают мою щеку, и я упиваюсь этим прекрасным моментом, подаренным моей богиней. Я более чем готов предаться с ней удовольствиям, войти в ее святость. Она мой храм, а я ее раб, готовый встать на колени по одной лишь команде. Незнакомка проводит пальцем вдоль бедра, и, поднимая кромку платья, скользит рукой между бедер... Боже. Наблюдать за этим – мучение в чистом виде, приносящее адскую боль. И эти пытки настолько божественны, что я едва не срываюсь и не начинаю просить о большем. И мне не будет стыдно. Признаться честно, это то, чего я жажду вот уже несколько месяцев. – Вы можете почувствовать то, что чувствует она? – спрашиваю я хриплым голосом, сдерживая желание. Наблюдая за тем, как язык незнакомки скользит по влажным губам, в то время как ее взгляд прикован к разыгрываемой сцене, я стискиваю зубы. Саба, теперь уже пресытившаяся своим наказанием, в блаженстве резко отбрасывает голову назад. Опустившись перед ней на колени, Дом кладет одну ногу сабы себе на плечо и, прикоснувшись ртом к ее лону, начинает с жадностью поглощать ее. – Она обнажена, раскрыта, – шепчу я, – и абсолютно уязвима перед ним. Отдав Дому власть над своим телом, она понимает, что контроль за ее наслаждением, как и за освобождением, теперь полностью в его руках. Девушка вздрагивает рядом со мной, а я взглядом провожаю ее руку, которая скользит вверх. Все дальше и глубже, так кротко и медленно. Ее голова клонится набок, глаза закрываются, и мы теряемся вместе, пока она продолжает ласкать себя через тонкий барьер ее кружевных трусиков. – Я хочу чтобы..., – признается она шепотом. Мое тело замирает в ожидании ее следующей фразы. – Чего бы вы хотели? – спрашиваю я, и мои пальцы сжимаются на грубой материи так крепко, что это причиняет боль. Мой член возбужден настолько, что клянусь, еще немного, и он просто прорвется через джинсы. – Я хочу быть свободной, – шепчет она. Я закрываю глаза, чтобы в них не отразился водоворот чувств, вызванный ее тихо прозвучавшими словами. – Сдвиньте свои трусики в сторону. Теперь я достаточно контролировал себя, чтобы открыть глаза и увидеть, как она повинуется моему приказу. Желание взять ее, овладеть прямо здесь, прямо сейчас волнами проходит сквозь меня. – Введите в себя палец. Глубоко. До тех пор пока не почувствуете боль. Боже, она это делает. Святые угодники, она разводит свои сладкие бедра и скользит пальцем внутрь, до тех пор, пока из ее губ не вырывается отчаянный стон. – Двигайте бедрами. Глубже..., – пронзительный стон раздается рядом, руша стену между нами. Ее глаза распахиваются, она смотрит на сцену, на которой саба с яростной и в то же время трепетной радостью бьется в своих оковах. – Расслабьтесь, – говорю я, прикладывая неимоверные усилия, чтобы не коснуться ее. – Позвольте мне быть тем, кто отведет вас туда. Вот так. Позвольте мне... Моя богиня резко выпрямляется и, развернувшись ко мне лицом, одергивает платье. – Черт. Мне нужно идти. Я почти дотянулся до нее, но моя ладонь останавливается в нескольких миллиметрах от ее великолепного тела. Рука сжимается в кулак. – Не убегайте. Это будет вашим следующим шагом. Но для начала, позвольте себе испытать это. Незнакомка качает головой, и в выражении ее глаз я отчетливо вижу стыд. – Она всегда тянет меня вниз, – говорит девушка. Видя на моем лице недоумение, она уточняет: – Тьма. Она всегда там... с криками. Вы, возможно, думаете, что я не заслуживаю свободы. Но я не поэтому здесь. Она уходит прежде, чем я успеваю узнать что-то еще. Моя прекрасная богиня исчезла так же быстро, как и появилась. И, черт, – меня так и подмывает догнать ее и умолять впустить меня в свою тьму. Закрыв глаза, я скольжу рукой в карман, начиная ласкать возбужденный член, чтобы хоть как-то отогнать холод, окружающий меня в моей собственной беспросветной темноте. Она поймет, что нет причин скрываться от меня, нет причин стыдиться для меня ее страхи важнее всего на свете. Успокоившись, я открываю глаза. Я не в силах ждать, когда она снова появится в моем мире, когда снова увижу ее. Желание последовать за ней, дрожью проходит сквозь меня с порочной импульсивностью. Любитель вальса СЭДИ Мазь камфоры, что я нанесла на кончик носа, не помогает полностью избавиться от запаха горящей плоти. В течение многих лет я вдыхала ужасные запахи лаборатории медицинских исследований, и, когда я вошла сквозь двустворчатые двери, Эйвери была как раз в разгаре процедуры прижигания тела. К этому «прекрасному» запаху невозможно привыкнуть. – Пайпер МакКенна, говорит Эйвери, закрепляя потуже ленту вокруг своих густых светлых волос и вновь погружаясь в исследование жертвы. – Двадцать шесть лет. Здоровая, в отличной форме, за исключением некоторых проблем с легкими, признак курильщика. Но в остальном, никаких реальных проблем со здоровьем. Я поджала губы, стараясь не вдыхать слишком глубоко этот ужасный запах. Изнасилование? Она пожимает плечами. – Я знаю, что это не совсем то, что ты хочешь услышать, но я не могу точно ничего утверждать. Да, она занималась сексом перед смертью, но он мог быть как по обоюдному согласию... так и по принуждению. – Ты права, это совсем не то, что я хотела услышать. Я вздохнула. Я провела большую часть воскресенья за исследованием материалов дела, и для меня была важна информация Эйвери, – но я все еще рассчитываю на что то более конкретное. Жертва жила изолированно. Совсем недавно в городе. Никаких родственников поблизости. Пару раз прогулялась с сослуживцами по работе, ходила в местный тренажерный зал, кино, и совсем недавно она стала встречаться с парнем, который и сообщил об убийстве. Причиной, по которой он оказался у нее в субботу утром, согласно допросу Куинна, были их планы поработать вместе. Она могла переспать с ним или нет. Основываясь на ее тщательном расписании и почти обсессивно-компульсивном расстройстве, можно предположить, что она практически не оставляла пространства для социальной жизни. Ее ежедневные дела были расписаны по минутам. Так похоже на мою жизнь. Я быстро подавила в себе желание погрузиться в мысли о нем. Вчерашняя попытка погрузиться в работу провалилась. Вылазки в «Логово» не могут насытить мою жажду, но его голос, его соблазнительные слова . Мою грудь сдавливает, и я почти перестаю дышать. Отталкиваю ненужные мысли как можно глубже, в подсознание туда, где им самое место. – Больше ничего особенного? – спрашиваю я, в надежде, что судмедэкспертиза поможет мне сложить кусочки головоломки воедино. – Прости. Могу определенно сказать, что нет никаких сексуальных травм. – Единственный факт, что секс был, верно? Эйвери встречается со мной взглядом. – Секс очевиден. Но он использовал презерватив, что гарантирует отсутствие семенной жидкости для ДНК теста. И, как я уже сказала, травмы отсутствуют, что означает возможность секса по обоюдному согласию до нападения. Она поднимает белый лист с тела жертвы. – Причиной смерти стала большая кровопотеря из глубокой рваной раны на шее. Если говорить точнее, рана на сонной артерии. Я киваю. Потеря крови. Какие-нибудь идеи по поводу оружия, которым была нанесена рана? Эйвери сжимает свои розовые губы в узкую линию и рукой в перчатке проводит вдоль шеи жертвы. Очень большой нож, – наконец говорит она. Я выгибаю брови, как бы задавая молчаливый вопрос, откуда такие догадки. – Сначала, я думала про охотничий нож с закругленным лезвием. – Но сейчас ? – Теперь, я не уверена в этой теории. Смотри сюда, она направляет свет на шею, освещая раны. – Большинство охотничьих ножей имеют зазубренный край, который разорвал бы кожу. Хотя, если он был достаточно острым и сразу вонзился глубоко, это тоже была бы чистая рваная рана. Но лезвие, которое использовали, было тупое и почти волнистое. Шаблон орудия убийства имеет кривизну, которая это странно, я знаю. И убийце пришлось бы приложить много сил, чтобы нанести глубокий удар. – Она хмурит брови.  – Толстое, тупое лезвие, которое может повредить кости.  Не так сложно для человека, впавшего в садистский раж. Я сделала заметку в своем планшете. – Да, применение силы здесь, безусловно, необходимо. Субъект, скорее всего мужчина? Я подняла глаза вверх. Просто уточняю. Он смотрит на меня в упор. Честно говоря, я первый раз сталкиваюсь с подобным видом оружия. Но да, я бы сказала, что ваш субъект это, скорее всего, мужчина. Тот факт, что лучший медэксперт, которого я знаю, – женщина, повидавшая всякое, – шокирована этим убийством, не служил для нас хорошим предзнаменованием. Но может быть, это шанс для нашей жертвы. Если ее убийца использовал редкое оружие, может быть, он использовал его же или подобное ему ранее. Это может указать нам путь. Я быстро делаю пометки в своем планшете, прежде чем Эйвери продолжает. – Я буду работать над эскизом орудия убийства, основываясь на глубине и форме удара. – Спасибо, – киваю я, надеюсь, это поможет. Слегка улыбнувшись, она продолжает: Следы на лодыжках и запястьях подтверждают, что она была связана в течение нескольких часов. Она поднимает руку жертвы выше и указывает на потемнения на коже. – Если смотреть на ее синяки, то станет ясно, что она была в сознании и боролось, пытаясь вырваться. Из ее анализа на токсины так же ясно, что преступник не применял ни алкоголь, ни какие-либо лекарства, чтобы успокоить ее. Я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть ее руку. Есть шанс, что под ее ногтями во время борьбы остались частицы его кожи? Пристально смотрю на Эйвери, которая отрицательно покачала головой. – К сожалению, нет. Я осмотрела раны. Я составлю отчет для тебя и Куинна, но мое мнение, что она была поймана и связана прежде, чем успела что-либо понять, вряд ли у нее был шанс сразиться с ним. Еще одно доказательство того, что нападение было спланировано. – Это и моя теория тоже. Она кивает. – Ладно. Я же знаю, что тебе не терпится спросить, что он сделал с ее ногтями. Выпрямив спину, я посылаю ей слабую улыбку. – Удивлена, что это был не первый мой вопрос? – Еще как. Твое терпение восхищает. С помощью специального инструмента Эйвери удерживает руку жертвы и направляет свет на ее пальцы. В отличие от орудия убийства, этот метод пытки более прямолинеен. Иголки. Скрестив руки на груди, я смотрю на нее, ожидая продолжения. Просто игла? Обычная медицинская, как шприц? Но как? Я думала, ты сказала, что в ее организме нет токсинов? Взгляд, который она бросает на меня, дает понять – она знает, что я заглотила наживку. Когда я впервые увидела эти следы под ногтями, я даже не подозревала, что они могут быть от обыкновенного шприца. Я старалась быть открытой для новых идей. – Не шприц. А иглу, обычную швейную иглу. Она приподнимает бровь. Наклонив голову, я спрашиваю. – А где же нитка? Ее улыбка делает ее моложе. – Мне нравится, как работает Ваш мозг. Причина следствие. Она подходит к столу и достает ванночку. – Я уже направила образец криминалистам, но подумала, что вы сами захотите взглянуть. – Ты слишком хорошо меня знаешь. Она легкомысленно смеется. – Я скорее хорошо знаю детектива Куинна, и как он трясется над всей информацией при расследовании преступления. Она понимающе ухмыляется. И она права. Вчера я хотела исследовать поближе веревку, но Куинн не позволил, пока ее полностью не изучили судмедэксперты. – Хлопок. Витая нить около шести миллиметров толщиной, рассказывает Эйвери, протягивая мне веревку, которой были связаны лодыжки жертвы. – Не многие выберут подобную для связывания. Я удивленно поднимаю брови. – Нет, совсем нет. Есть намного лучше, прочнее. Можно подумать, что он хотел сдерживать свою жертву при помощи самого крепкого из возможных материалов. – Это тоже часть профиля? Эйвери склонила голову. – В этом больше здравого смысла. Я тянусь к веревке, которую она передает мне в руки. Она выглядит мягкой. Перекатываю в руках, обтянутых латексными перчатками, белые волокна. – Все материалы, собранные нами до этого момента, свидетельствуют о том, что у убийцы явно выраженные садистские наклонности. Эйвери вздыхает и еще раз оглядывает жертву. Я склонна согласиться с твоей теорией. Она опирается на соседний стол и внимательно смотрит на меня. – Возможно, для нападавшего выбор веревки не был приоритетным делом. Уверена, что уровень комфорта жертвы мало его беспокоил. Я отрицательно качаю головой. – Все улики с места преступления говорят о тщательном планировании. Все четко продумано. Веревка выбрана с учетом его личных предпочтений. Вопрос в том, почему? Что особо важного именно в этой веревке? – Возможно, экспертиза поможет понять, говорит она, – я послала экспертам больше чем просто кусок веревки. Взгляни внимательно, Сэди, – подталкивает она меня. – Обрати внимание, что куски веревки неравномерны, – нить то толще, то тоньше. Она не идеальна. Перебирая веревку в руках, я понимаю, о чем она говорит. И цвет слоновой кости с темными вкраплениями. – Это только предположение, но думаю, что это ручная работа. Это не фабричная веревка. Мои внутренности сжались от волнения, и я посмотрела на нее широко открытыми глазами. – Если это правда, мы сможем отследить где он ее достал, – она дарит мне светлую улыбку. Эйвери, ты гений. Она разводит руками. Я делаю, лишь то, что могу, но своего не упущу. Однако..., добавляет она, уже серьезным тоном, мы не сможем использовать остатки веревки для определения отпечатков. Я нашла на веревке частицы волокна. Преступник использовал перчатки. Маниакально педантичен, говорю я, и ее тонкие губы сжимаются. – Если он так осторожен, то, скорее всего, он всегда использовал перчатки при перемещении веревки. – Точно, она снова поднимает лист бумаги. Но иногда установить происхождение улики бывает гораздо полезнее, чем найти следы ДНК. Пропуская веревку сквозь пальцы, я еще раз внимательно всматриваюсь в замысловатую конструкцию переплетений каната. Методология исполнителя начинает проясняться по одной подсказке за раз. – Стучаться в двери, это твоя работа Бондс, стонет Куинн, запуская пятерню в свои седеющие и без того уже взъерошенные волосы. Он делает так всегда, когда расстроен. Серый цвет ему к лицу, но я удерживаюсь от этого замечания. В докладе говорится, что, когда копы прочесывали вчера территорию, двух соседей не оказалось дома, говорю я, закрывая мою записную книжку. Я поднимаю руку, чтобы постучать снова, но услышав шаги в квартире, опускаю ее. – Кроме того, эта хорошая возможность составить собственный профайл жертвы. – А еще нам не помешало бы больше времени, бормочет он. Я кашляю, чтобы скрыть смех. Миссис Льюис первая соседка, с которой мы разговаривали, была раздражительной, пожилой женщиной, которая потратила 20 минут нашего времени, жалуясь Куинну на лень правоохранительных органов и на свое отсутствие дома в тот знаменательный день. «Это все произошло из-за жестокости, что нам показывают по кабельным каналам», – уверяла она. – У тебя есть какие-то более важные зацепки? спрашиваю я Куинна, зная ответ. Мы оба зашли в тупик в нашем расследовании, и пока не было новой информации от криминалистов, приходилось работать с соседями. – Видимо нет. Его светлые глаза заблестели в свете, прорезавшимся из только что открытой двери. – Здравствуйте, я детектив Куинн из полицейского управления, – говорит он, показывая значок. – Мы можем занять минутку вашего времени? Я ухмыльнулась, но быстро спрятала свои эмоции под маской профессионализма, повернувшись к мужчине, показавшемуся в дверном проеме. Я знаю, что Куинн предпочел бы оказаться в любом другом месте, только не здесь со мной, разговаривая с соседями жертвы. – Эээ... конечно, говорит наш свидетель, оглядываясь через плечо. Входите. Как только он открывает дверь, мы с Куинном проходим в квартиру, по дизайну идентичную квартире жертвы. Быстро осматриваясь вокруг, я отмечаю, что планировка одинакова. – Мой сосед отдыхает в своей комнате, он работает в ночную смену. Парень ростом около шести футов, худощавый, со светло-русыми волосами скрещивает руки на груди. Он явно старается помешать нам полностью войти в квартиру. – Вы пришли поговорить о том, что случилось с Пайпер? – Точно, – говорит Куинн. – Вы хорошо ее знали? Он открывает свой маленький потрепанный блокнот, сказывается старая школа. Парень – Джефферсон – отрицательно качает головой, утверждая, что они были просто дружелюбными соседями. Куинн понимающе кивает. – Вы были дома в пятницу вечером? Пока Куинн допрашивает подозреваемого, я брожу в гостиной, обходя массивного хозяина квартиры. Экстравагантные произведения искусства кричащих цветов красные, пурпурные, оттенков черного украшают стены. Черная кожаная мебель слишком громоздкая для небольшой жилой площади. Все чисто и аккуратно. У квартиры чисто мужской декор, который довольно много говорит о людях, проживающих в ней. – Можно поговорить с вашим соседом? – спрашиваю я, когда в допросе наступает пауза. Как будто ожидая нашего приглашения, дверь в дальней комнате со скрипом начинает открываться. – Думаю, это возможно, – говорит Джефферсон, привлекая внимание высокой фигуры показавшейся в проеме. – Колт, эти детективы хотят нас расспросить о той ночи. О том, что случилось с Пайпер. Его слова затихают, и мир вокруг меня переворачивается. В ушах нарастает гул. У меня перехватывает дыхание, сердце бьется быстрее, кровь с огромной скоростью бежит по венам. Комната как будто сжимается вокруг меня. И в этот момент наши глаза встречаются. Я в ловушке. Моя первая реакция уйти, убежать. Убраться отсюда немедленно. Но взгляд его ледяных голубых глаз опутывает меня. Никакого спасения. Моя кожа горит, я облизываю губы, голос покинул меня. Это бармен из «Логова». Один из тех, кто наблюдал за мной во время представления на сцене в комнате вуайеристов. Он наливал мне розовое шампанское. Он один из тех, кто следил за мной... я несколько раз украдкой ловила его лукавый пристальный взгляд на себе. При свете дня, он выглядел совсем по-другому. Он не настолько сексуальный и дерзкий, каким казался там, при тусклом освещении клуба. Секс и кожаная одежда служат для того, чтобы развить фантазию клиентов. Но он соблазнителен и сейчас. В сером, чуть приталенном пуловере, обрисовывающем контуры его тела... с копной черных, прямых волос, которые беспорядочно спадают на один глаз, искушая меня откинуть их в сторону, чтобы ничего не мешало мне любоваться его глазами цвета бледно-голубых ирисов. Боже, я не испытывала такого искушения чертовски давно. Его губы расплываются в медленной улыбке. Какое-то мгновение его глаза скользят по мне, затем он оглядывает Куинна, как будто принимая решение. Теперь он еще раз пристально оглядывает меня, сейчас в его взгляде читается целеустремленность, намерение. – Детективы, – говорит бармен, кивая головой в знак приветствия. – Не знаю, смогу ли я Вам чем-то помочь, так как в тот вечер был на работе. Но я в вашем распоряжении. Он говорит последнюю часть фразы, обращаясь прямо ко мне, и я не могу не заметить в этом двусмысленный намек. Пытаясь перевести дух, я глубоко вдыхаю, наполняя легкие воздухом, и опускаю глаза в свой блокнот. Мои руки дрожат, когда я пробую провести прямую линию на странице. – Почему бы тебе не допросить другого свидетеля, – говорит Куинн, привлекая мое внимание. Я не удивлена слегка вопросительным тоном его голоса. Он хороший детектив, поэтому и заметил мое беспокойство. – Так мы скорее закончим. – Ладно, – говорю я, делая еще один глубокий вдох в попытке успокоиться. Я пристально гляжу на парня из клуба, молча вопрошая, как бы он хотел, чтобы мы решили этот вопрос. Он может и на своей территории сейчас, но ему стоит понять, что я не хочу обсуждать нашу предыдущую встречу. Мои две жизни не пересекаются, не переходят одна в другую. Никогда. Даже мысленно. Я очень заинтересована в том, чтобы отделить одно от другого, чтобы одна жизнь никак не влияла на другую. Я напоминаю себе об этом, когда он жестом указывает на кухню, и я следую за ним, в сторону мраморной стойки. – Твое имя. Он произносит это так требовательно, словно я нарочно скрываю от него эту информацию. А может так и есть? Он спрашивал меня? В субботу вечером, или в любой другой вечер. Но встретив его в клубе, я бы соврала. Дала ему фальшивку. Но теперь, когда два моих мира столкнулись с немыслимой скоростью, у меня такой нет такой возможности. – Бондс, – одна из его темных бровей ползет вверх, и я добавляю, – Сэди. Он облизывает губы, будто пробуя на вкус мое имя, затем, растягивая, произносит: – Сэди, – мужчина скатывает его с языка, как будто шепчет молитву. Желание закрыть глаза и раствориться в звуке его чарующего голоса переполняет меня, я сжимаю кулаки, чтобы вернуться на землю. Те же эмоции я испытывала в клубе, когда его слова ласкали меня, когда его глубокий, манящий голос пробуждал во мне необъяснимые чувства. Но я не могу... не сейчас, сейчас я другой человек. – Ты детектив? – говорит он с явным удивлением. – Никогда бы не подумал. А вот насчет твоего настоящего цвета волос, приятно отметить, что я был прав. Его подмигивание отзывается в моей груди. – Твой натуральный цвет мне нравится больше. – Аналитик – бихевеорист, на самом деле. Я отвечаю на его самоуверенную улыбку не менее ослепительной, предпочитая игнорировать его замечание по поводу моих волос. – Ну, это вроде бы из той же сферы деятельности. Одно из направлений. Его брови сходятся в одну линию, пока он напряженно думает о чем-то. – Вы составляете досье? Чертово телевидение. – Да, но не беспокойтесь, – говорю я, заговорщицки понизив голос, – пока Вы говорите правду, опасаться нечего. – У меня нет причин лгать. Мне нечего скрывать. Опять этот намек в его голосе. Я стараюсь не обращать на это внимание, пытаясь замять неловкость этой неожиданной встречи. – Ваше полное имя? – спрашиваю я, склоняясь над блокнотом. Тянусь за ручкой, но его рука, словно змея, успевает первая. – Колтон Рид. Секунду он внимательно созерцает предмет в своих руках, затем протягивает ее мне. Я неуверенно тяну руку, предвкушая соприкосновение наших пальцев, задерживаю дыхание, в ожидании этих ощущений... но он отдает ручку, так и не прикоснувшись ко мне. – Я дал тебе слово, Сэди. Я не прикоснусь к тебе, пока не попросишь. Мои глаза все еще сосредоточенны на его обезоруживающем взгляде, когда я подношу ручку к листу. Мой желудок сжимается. Я не уверена, от нервов или чего-то еще, но боль током проходит сквозь тело. Горячий и порочный. Он сознательно разжигает во мне страсть. Разорвав зрительный контакт, я сосредотачиваюсь на чистом листе бумаге, и начинаю писать его имя. – Вы сказали, что были на работе в ночь нападения на вашу соседку? Вы можете подтвердить, где находились? Я чувствую, как его улыбка заряжает воздух между нами. – Вы знаете где. И да, я могу это подтвердить. Правильно. – В ту ночь Вы были барменом? – Нет. Я пристально смотрю на него, пытаясь передать серьезность момента. – Не могли бы вы уточнить? Закатав рукава, обнажая свои мускулистые предплечья, он облокачивается на стойку, наклоняясь ко мне, так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже: – Я лучше тебе покажу. Я выдавливаю улыбку. – Сожалею, Колтон. Но у меня нет времени для игр. Это серьезное расследование. – Я очень серьезен. Я пытаюсь сказать тебе, что работаю барменом только в качестве одолжения хозяину клуба, пока тот не найдет надлежащую замену. Если ты когда-либо хоть немного выходила за рамки комфорта, то уже знаешь ответ на свой вопрос. Как здесь, прямо сейчас. Поэтому я не смешиваю работу и удовольствие. Иначе границы сотрутся, и я не смогу сосредоточиться на работе, когда это произойдет. Я вздохнула и отошла от стойки. – Думаю, пока этого достаточно, Вашу информацию проверят. Все, что нужно у нас есть. Колтон наклоняет голову. – Ты сделаешь все, чтобы подтвердить это, я знаю. Я отсутствовал в тот вечер, поэтому не мог ничего слышать. С Пайпер мы пару раз лишь перебрасывались приветствиями, пока проверяли почту или мимоходом встречались в коридоре. Мне нечего предложить тебе, чтобы помочь в раскрытии этого преступления. И я сожалею об этом. Но, – он перегибается через стойку, берет мой блокнот и тянет его к себе. Я так ошеломлена его знанием и пониманием моей работы, что даже не пытаюсь остановить его. – Неужели у Вас есть все, что нужно от меня? Вы очень ошибаетесь. Я словно замерев, могу лишь наблюдать, как он выдергивает ручку из моей руки, вновь не прикоснувшись ко мне, и выводит какие-то каракули сбоку страницы. – Вы абсолютно ничего обо мне не знаете, – говорю я, слыша дрожь в голосе и ненавидя его за это. – Только лишь потому, что я посещаю различные социальные заведения, Вы не можете играть со мной в игры. Он скользит взглядом от тетради ко мне. Выпрямившись во весь рост, он обходит стойку и останавливается передо мной. Его кремневые глаза заставляют все мои органы рухнуть вниз, а мое тело чувствовать себя уязвимым, так, словно я стою перед ним без одежды. – Интересно, что же ближе к настоящей Сэди? Маленькие сексуальные платья, в одном из которых я тебя видел. Или этот мешковатый наряд, призванный скрывать фигуру. Два очень разных стиля, два очень разных намерения но каждый является формой проявления контроля и власти. Какого черта. Этот парень действительно пытается меня понять? Я мастер интеллектуальных игр, но если ему хочется поиграть, я готова дать ему повод облажаться. – Весьма проницательно. Ты не хочешь, чтобы тебя анализировали, так как сама делаешь это. Не так ли? Его понимающая улыбка искривляет губы, превращая их в ухмылку. – Ну, во-первых, тебе нужно собрать факты. Он бросает блокнот на стойку. – И если ты готова, я могу дать тебе то, что нужно. Он руководит игрой. Я могу быть чертовски хороша в этом, но это не значит, что мне все нравится. И я уверена, что мне не нравится терять опору, в любой ситуации. Я наблюдаю за тем, как он выходит из кухни, чтобы присоединиться к Куинну и своему соседу, которые уже завершили допрос. Я забираю мой блокнот, и прежде чем закрыть его, сжигаемая любопытством, смотрю на страницу. Первая строка бросается в глаза: Встретимся сегодня вечером. Комната с веревками. Надень красное. Затем ниже написан его номер. Дерьмо. Мой желудок сжимается, мышцы как будто стянуты в узел. Эмоции захлестывают меня. Я вытаскиваю упаковку жвачки и, отправив пластинку в рот, ощутив вкус мяты, покидаю квартиру. СУБЪЕКТ Одержимость. Все начинается с искры. С мерцания. Затем следует удар. Ложь дремлет в большинстве из нас, одержимость вкушает дым, вдыхает сигаретный аромат, кружится. Созидание. Мы взращиваем его, заботимся о нем на протяжении всего нашего существования. Это наше. Все наше. Желаемое совершенство. И когда его игнорируют, оно бушует. Оно рвется к жизни. В пылающий ад. Уничтожать. Мы лишь пешки, оно управляет нами. Хоть мы и пытаемся управлять им, ласкать, нежно любить за красоту, но не можем контролировать. Это как преследующий мстительный любовник. Как лесной пожар, пожирающий все живое на своем пути, мы можем лишь следовать своим плотским желаниям. Рабы. Одержимость правит нами. Она наш хозяин. И мы подчиняемся. Одержимость может быть нашей первостепенной радостью сладкая, сладкая любовь. Она может быть также нашей полнейшей ненавистью. Экстаз печали. Наша боль становится как бы гнойной коростой, и хотя безумно больно каждый раз срывать эту корку, мы вынуждены так поступать. Но, о-о-о, ради короткого мига удовольствия. – Нет! Нет! Пожалуйста, – она пытается оттолкнуть меня босыми ногами, всеми силами борется, чтобы не дать связать себя. Одержимость нарастает нарастает как пик вулкана перед извержением. Каждый ее крик сладкой дрожью скользит по моей спине. Это так похоже на ощущения, которые Вы испытываете перед самым оргазмом. Когда внутри все сжимается, челюсть напрягается. И чем шире становятся ее зрачки, чем больше в них отражается страха, тем я все ближе подбираюсь к этому состоянию. Смотря на блестящие, как стекло, мерцающие слезы я наклоняю свечу, и горячие капли воска падают на бедра моей жертвы, вырывая из нее оргазмический крик. Он проносится сквозь мои чувства, делая меня беспомощным, и я приближаю огонь к ее телу. Лежа на столе, спина моей любимой выгибается, а крик зависает в воздухе, обволакивая все вокруг. Крик, вызванный агонией от нестерпимой боли. Страдание. Это как афродизиак. Мои глаза закатываются, когда я прикасаюсь к ее дрожащему телу. Я всего лишь раб этой одержимости. Владелец этой свободы. Скоро моя любимая тоже почувствует эту свободу. Но сначала... я тяну молнию вниз. Ее всхлипы и мольбы о милосердии лишь усиливают мое желание. Чтобы получить контроль над своим внутренним зверем, я должен обладать ею. Поработить ее. Контроль требует этого от меня. Ее рыдания наполняют воздух, когда мои толчки ломают ее сопротивление. Нужно заткнуть ей рот. Моя рука зажимает ее тонкие губы, чтобы рот оставался закрыт. В конце всегда есть грусть. Не то чтобы это были угрызения совести, просто грустно говорить «прощай» любимой игрушке. Блестящий металл красиво смотрится на сливочной мягкой коже, когда я провожу ножом по ее шее. Противное бульканье раздается из ее рта, широко открытые глаза смотрят с ужасом. В принятии неизбежного. Без одержимости мы могли бы быть свободны. Мир мог дать нам шанс. Но что это была бы за жизнь? Пустая, скучная и без желания. Смерть. Конечная цена одержимости. Та небольшая дань, которую мы платим нашему зверю. Сними с меня повязку СЭДИ Маскировка. Она долго работала, но невозможно продолжать прятаться от себя, когда тебя раскрыли. Так зачем заморачиваться с париком сейчас, когда один из членов «Логова» точно знает, кто я? Потому что это не только маскировка – парик больше для защиты. Похожие ощущения испытывает полицейский, демонстрируя свой значок. Это просто обложка, это даже не оружие, но власть, которую дает значок, наполняет его мужеством. И я окунаю себя в это мужество, в мой камуфляж, каждую ночь, которую провожу в этом темном подземном мире. Или может быть это ложь возможно я просто прячусь. Я достаточно честна с собой, чтобы допустить подобную возможность. Так почему красный? Зачем потворствовать прихоти Колтона и выбирать именно такое платье? Я думаю, что получу ответ, как только разгадаю смысл его пока неуловимой работы. Вот почему я здесь. Чтобы получить ответы. Вышибала на входе кивает мне и пропускает внутрь, чтобы я могла шагнуть в неизвестность. В комнату с веревками. Я проходила мимо нее много раз, но никогда не была внутри. Нужно быть достаточно храбрым, чтобы войти туда. Раньше я не пыталась. Это комната темнее, чем комната вуайеристов, в которой я была в прошлый раз. Тусклые фиолетовые и синие фонари освещали установленные по периметру комнаты кронштейны и крючки. Вдоль одной из стен висели веревки различной длины, предлагая посетителям выбрать из их разнообразия. Любой цвет, любой материал, любая ширина и размер. Это игровая комната, где веревки эротический фетиш. Бондаж. Моя грудь сжимается, когда я понимаю, что нахожусь в холодном темном подвале. Без окон. Без возможности сбежать. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, раньше, чем это место затянет меня, но всего через несколько шагов мой путь перегораживает незнакомец. – Мисс Б.? Его глубокий голос звучит вопросительно, но что-то в интонации дает мне понять, что ему нужна именно я и он это знает. Б. начальная буква моего имени, не полное имя. Колтон был достаточно добросовестным, чтобы не раскрывать полностью мою личность, но он явно не собирался позволять мне использовать псевдоним. Я киваю головой этому высокому мужчине, и он поворачивается, чтобы отвести меня к частично огороженному столику в углу. Прозрачные черные шторы до пола, поддерживающиеся толстыми веревками. Нейтральные цвета веревок, спадающих с потолка, служат здесь в качестве украшения, сглаживая черные подушки. Они фокусная точка. Как только я собираюсь присесть, передо мной тут же появляется официантка с бокалом розового шампанского. Гнев разливается в моей груди горячей лавой. Это была моя отсрочка. Мой секрет. Место, в котором я могла раствориться и позволить демонам внутри меня поднять голову. Вкус маленькой свободы, прежде чем я прятала ее при свете дня. Теперь этот приют был потерян. Громкая музыка постепенно исчезает и низкий вибрирующий в воздухе гул заполняет тишину. Эта медленная, мелодичная музыка переполняет ту часть комнаты, в которой я нахожусь, создавая вокруг меня кольцо. Я сжимаю пальцы вокруг ножки бокала с шампанским. Ожидание смешивается с тревогой, луч света на мгновение озаряет одинокую веревку, свисающую с потолка, на конце которой болтается серебряное кольцо. Луч медленно приближается к центру, выхватывая из толпы силуэты людей. Две фигуры появляются на другой стороне комнаты. Женщина в мантии. И Колтон. Он указывает ей в сторону открытого пространства, при этом касаясь рукой ее спины. Я чувствую острый приступ ревности от этого простого прикосновения. Тяга ощущать его прикосновения к моей коже поглощает. Плотское желание. Но я слишком хорошо знаю, что страх может победить желание. Как только он прикоснется ко мне, я почувствую вспышку паники. Мгновенно включающийся инстинкт. Я продолжаю всматриваться в разыгрываемое передо мной действие. Даже через подглядывание я чувствую свою сопричастность с этим. Нет, я не родилась такой... меня такой сделали. Вылепили в неприкосновенное существо из ужаса и боли. Мои мысли резко обрываются, когда ледяной серый взгляд Колтона застывает на мне. Он одет во все черное, рубашка с V -образным вырезом подчеркивает его мускулы, черные джинсы обтягивают ноги. Он стоит позади этой женщины, руки покоятся на ее плечах, но глаза касаются только меня. Этот взгляд заставляет мое сердце биться быстрее, то же самое делают и его движения. Нарочито медленно он проводит руками вдоль ее тела, и так же медленно начинает расстегивать халат, вызволяя ее красивую, обнаженную фигуру из плена. Он продевает веревку в серебряное кольцо у нее над головой, быстрыми и ловкими движениями обхватывая веревкой ее грудь. Она остается тихой и неподвижной, в то время как он продолжает оборачивать веревку вокруг ее тела, накладывая новые витки, то выше, то ниже груди. Веревка уверенно движется в его умелых руках, пока он связывает женщину. У меня перехватывает дыхание, и слезы наворачиваются на глаза но я продолжаю смотреть. Его пальцы умело плетут узлы до тех пор, пока женщина не становится похожей на жгут из веревки. Женская грудь плотно затянута между двумя полосами веревки, руки крепко скручены за спиной. Все то время, что Колтон занимался женщиной, его глаза продолжали следить за мной. Как будто проверяя мою реакцию каждым завязанным узлом. Читая меня, изучая. Я не просто уязвима, я разоблачена. С каждым витком каната, его опытные руки словно крушили мою так заботливо и кропотливо выстроенную стену. Похоже, что он знает обо всех моих страхах и хочет вытянуть их наружу. Внезапно меня наполняет стыд, я порываюсь уйти, но Колтон делает шаг по направлению ко мне. Весь его вид говорит о том, что мне не стоит двигаться. Я побегу. А он будет преследовать меня, как добычу. Смирившись, я остаюсь сидеть, сложив руки. Итак, Колтон смотрит на меня, анализирует. Он изучает мои слабости. Это не сложно в моем случае. Но это не дает ему права господствовать надо мной. Я делаю глоток шампанского и откидываюсь на подушки, пытаясь расслабить мышцы. Это было достаточно сложно сделать здесь в обстановке, пропитанной эротическими импульсами, гораздо проще пребывать в покое, изучая фотографии с места преступления это единственное место, где я чувствовала себя в безопасности. Спрятаться. Только там я могла быть свободна от монстров, которых скрывала в глубине души. Но сейчас Колтон словно зажег над ними свет и питается моей болью. Но даже сейчас, когда я зла на него, обдумывая, как ему насолить, сбросить с пьедестала, моя душа продолжает петь. Тихий голосок нашептывает мне правду. И пока он обвязывает девушку веревкой, заставляя ее трепетать этот шепот вырастает в хор. Его взгляд прожигает меня, его голос раздается рядом с моим ухом. "Я не буду прикасаться к тебе ". Это обещание проходит сквозь меня, сопровождаясь выбросом адреналина. Я зацикливаюсь на его движениях, пристально наблюдаю, как он продолжает украшать женщину веревкой. Он опускается на колени, и начинает обматывать веревкой ее бедра. Вставая, он натягивает канат, и женщина привстает на цыпочки, выгибая спину. Плавным движением, имитируя танец, Колтон проводит ладонью вдоль ее ноги, хватает лодыжку, накидывает на нее петлю, затем подтягивает ногу к запястью. Он протягивает веревку сквозь серебряное кольцо, и она превращается в произведение искусства. Продолжением его сознания, продолжением его самого. Я как будто вижу узы доверия, протянутые между ними. Я хотела бы ощутить это. То, как он фиксировал ее веревкой, создавая и формируя. Нет зрителей, нет звука. Но я чувствую трепет, пронизывающий эту сцену, где женщина по спирали погружается в свой собственный мир наслаждения, в свой сабспейс. Страсть внутри меня сплетается в тугой комок, как узлы каната, пленившие женщину. Это грандиозный прилив эмоций, который возрастает с каждым витком веревки, до тех пор, пока мои внутренности не взрываются, и я чувствую, как слезы капают из моих глаз. Она так прекрасна в этом проявлении свободы. Где-то в глубине души, я понимаю, что хочу этих ощущений. И, когда мои глаза вновь встречают взгляд Колтона, я понимаю, что он видит это. Он видит меня. Желание КОЛТОН Медленные аплодисменты заполняют комнату с веревками, как только я развязываю последний узелок на запястьях Катрины. Она замечательная и доверчивая модель, с которой я работал уже не один раз. По просьбе Джулиана я дважды в неделю устраивал шибари-сессии, так как это было одним из главных направлений клуба. Я работал только с тремя моделями. И это всегда было для меня работой. Работа. Несмотря на мою любовь к бондажу и всему, что касается связывания, я в состоянии легко разделять работу и удовольствие. И я могу отделить игру и необходимость Именно поэтому я попросил Сэди прийти. Я набросил веревку, снятую с Катрины ей на плечи. Девушка обхватила себя руками, и по ее телу прошла легкая дрожь. Повернувшись, она встретилась с моим взглядом, и я не мог не заметить плескавшееся в них возбуждение. Она поспешила укутаться в объятия своего Дома. Он здесь, чтобы позаботиться о ней, после такого эмоционального потрясения. Я горд ее доверием. Я киваю ее Дому, когда он уводит Катрину в заднюю комнату. Теперь все мое внимание сосредоточенно в маленьком укромном уголке комнаты. Там были сосредоточены мои преданность и желание, с того момента, как моя нога коснулась пола этой комнаты. Я встречаюсь с взглядом нефритовых глаз Сэди. Она действует на меня как магнит, влечет к себе, и нет способа остановить это. Я двигаюсь по направлению к ней, обматывая тонкую веревку вокруг моего запястья, подсознательно играя с ней. Когда я останавливаюсь прямо пред ней, она смотрит на меня, не отрываясь, демонстрируя наигранную браваду. Но в течение нескольких секунд она вдруг съеживается на фоне черных подушек, только лишь маленький столик остается барьером между нами. – Итак, ты показал мне, – говорит она легкомысленным тоном, но я вижу бурю эмоций, которые плещутся в глубине ее зеленых глаз. Она напугана. Я скользнул на подушку и устроился на сиденье, максимально близко к ней. Настолько близко, насколько, полагаю, она позволит. Ее тело реагирует напряжением. – Я показал тебе то, что ты просила, – говорю я, – но это вовсе не то, что я действительно хочу тебе показать. – Я спрашивала о твоей работе и сейчас увидела, выдыхает она. Очень впечатляюще, Колтон. Теперь я понимаю, почему было так трудно объяснить это вне клуба. Она делает глоток шампанского и оставляет руку на столе, рядом с бокалом. Сняв веревку со своего запястья, я кладу ее на стол, осторожно пододвигая кончик к ее руке. – Это не единственная причина, по которой ты здесь. Я никогда не буду просить, Сэди. Я поднимаю взгляд, в надежде встретиться с ее глазами. – Ты не должен мне что-либо объяснять. Я довольно долго наблюдала за сценой, чтобы признать, несмотря на потрясение, что истина в страдании. – Я просто хочу показать тебе путь, выход из этого. Хочу помочь тебе вытащить себя из подземелья, в котором ты сама себя заточила. – Стоп. Ее грудь приподнимается от резкого вздоха. Ты ничего не знаешь о подземельях. Тусклый свет и соблазнительная музыка помогали преодолеть пропасть между нами. Она вжимается в сиденье, погружаясь в темноту, которая скрывает ее лицо. Ловким движением я еще ближе придвигаю кончик веревки к ее руке и провожу ей вдоль шелковистой кожи. Она вздрагивает, но руки не убирает. Я продолжаю вести веревку вдоль ее руки, к предплечью, затем обратно к ее сексуальному запястью. – Я не должен что-либо говорить, – говорю я, веревка продолжает оставаться в моих руках. Я могу прикоснуться к ней пока лишь этим способом, который соответствует ее уровню безопасности. Если она позволит мне. Я знаю, есть нечто темное, преследующее ее. Я увидел это уже давно, еще тогда, в той первой комнате, где она наблюдала за происходящим на сцене. В ней есть желание, стремление но есть и страх. Как раз это и привлекло меня. Какой-то ужас таится в глубине души моей богини, и мне нужно вывести его на поверхность. Показать ей, что она контролирует его, что она хозяйка над ним. Но как истинное исчадие ада, кем я и являюсь, мне также хочется заглянуть в эти бездны. Смотреть, как страх поглотит ее, поработит. Заглянуть в ее тьму, посмотреть, что произойдет, потому что это даст ответ на множество вопросов. – Пожалуйста, – говорит она, ее голос еле слышен из-за музыки. – Колтон. Я знаю, что ты пытаешься сделать. И дело не в том, что я не , – она замолкает, словно подыскивая нужные слова. – Ты так внимателен ко мне, – ее взгляд захватывает меня в ловушку, – Потеряв то хрупкое равновесие, которое у меня есть, я могу упасть. Я очень много работала, чтобы оказаться здесь. – Где это, здесь? спрашиваю я, желая разрушить ее стену, сделать все, чтобы она впустила меня. Что страшного произойдет, если ты отпустишь контроль? Ты явно жаждешь этого, Сэди. Я оплетаю веревкой ее запястье, делаю узел достаточно свободным, чтобы при желании она могла легко освободиться, но в тоже время затягиваю довольно сильно, чтобы она чувствовала грубые волокна, касающиеся ее кожи. – Ты боишься осуждения? Боишься, как это скажется на твоей работе? К моему удивлению она смеется. Этот мелодичный звук накрывает меня, отдаваясь дрожью в позвоночнике. Она смотрит на свое связанное запястье, и на ее коже выступают мурашки. Если бы все было так просто. Она дергает своей рукой, испытывая веревку на прочность. Я вижу, как между ее бровей залегла легкая складка волнения. Ее взгляд вызывает резкую боль в моей груди. – Тебя кто-то обидел? – прямой вопрос, без подготовки.  Но с ней я не могу себя сдерживать. Она переводит взгляд на дальнюю стену. И на минутку погружается в свои мысли. Ее глаза мерцают. – Из тебя выйдет хороший криминалист, говорит она, срывая шнур со своего запястья и сминая его в кулаке, – Но, может быть, тебе следует оставить меня, и вернуться к своей работе. Я ничего не могу с собой поделать, быстрая улыбка касается моих губ. Я могу совмещать, если захочу. Я себя не ограничиваю. Мне интересно, как ты оцениваешь мою работу, с таким презрением. Перестань пытаться меня анализировать, – встает она. – Легко, – говорю я, медленно вытаскивая веревку из ее сжатой ладони. – Я знаю, что ты в действительности меня не осуждаешь. Ты чувствуешь себя в ловушке. Ты хочешь ненавидеть то, чем я являюсь, но в конечно счете, ты такая же И тебя это бесит. Размотав веревку, я начинаю обматывать ее вокруг пальца, наблюдая, как внимательно она следит за каждым моим движением. – Тот, кто обидел тебя, должно быть, причинил ужасные боль и страдания. И теперь ты запуталась. Это, – я затянул веревку вокруг моей ладони, чувствуя, как моя кожа сжимается, вопрос желания отдавать и принимать. А в том, что случилось с тобой, думаю, у тебя не было выбора. Он просто взял. Вид ее задрожавших губ вызвал во мне желание прикоснуться к ним. Чувствовать ее страх на своих губах, вдыхать его, ощущать вкус. Но еще слишком рано. Она на грани. – Сейчас ты здесь в попытке найти ответы, – продолжил я. Пытаешься понять, почему ты жаждешь боли, – из-за того, что произошло с тобой, или эта жажда всегда была в тебе, но теперь стала извращенной. Деформированной. Ее дыхание сбивается. – Или это ты все так искажаешь. Она откидывает прядь волос парика с глаз, и, о Боже, как я хочу сломать эту ее ложную личность. Раскрыть ее красоту. – Я чудовище, – говорит она. Ее слова поражают меня на секунду, но я не позволю ей говорить такое – Нет, – говорю я, и, оценив расстояние между нами, придвигаюсь чуть ближе. Заглядываю в ее глубокие глаза. Нет, ты богиня. Она смотрит на меня, не мигая, ее тело все еще остается застывшим и напряженным, будто в ожидании. Наклонившись, я поднимаю указательный палец, обмотанный веревкой, и провожу им по ее губам, нежно касаясь их грубыми нитями. Я вижу, как она пытается контролировать дыхание, сдержать дрожь тела. Но она трепещет, ее существо заявляет о себе так громко, что воздух между нами словно пронизан электрическими разрядами. Я провожу веревкой вдоль ее подбородка, прикасаюсь к ней единственным способом, которым она позволяет, и словно в трансе наблюдаю, как она закрывает глаза, доверившись мне. – Вам просто нужно пережить это на собственных условиях, – шепчу я, опуская веревку ниже вдоль ее шеи. – С кем-то, кто будет предлагать ровно столько же, сколько попросит взамен. Я пойду медленно. Я буду проверять, тестировать, и я никогда не буду вторгаться в твою зону комфорта. Но я, действительно, хочу помочь ослабить твой контроль, Сэди. Ее глаза широко распахнулись. Хочу показать тебе другую сторону, освободить тебя из подземелья, в котором ты потерялась. Боль не значит страдание. Между нами, она может стать источником удовольствия и даже свободы. – Я не могу, – признается она, и я останавливаю свое движение прямо рядом с ее ключицей. Она отстраняется, и моя рука с веревкой так и остается зависшей в воздухе. – Контроль это единственное, что отделяет меня от превращения в монстра. Если Вы заберете его, а я приму это, то потеряюсь навсегда. – Не понимаю, – я пробую снова пробиться под ее броню, но она ускользает все дальше от пределов моей досягаемости, делая расстояние между нами все ощутимее, все болезненнее. Она встает, ее глаза опущены вниз, старательно избегает встречаться со мной взглядом. Мои подземелья давно открыты, все перед моими глазами, Колтон. Я та, кто я есть. – Это не правда. У тебя что-то забрали, отняли. В тебе что-то не так, чего-то не хватает. Речь идет о доверии. Я ловлю ее взгляд, умоляя довериться мне сейчас. Просто дай мне еще один шанс доказать тебе это. И в ту секунду, как ее стеклянные глаза захватывают меня, я чувствую, что спасовал. Слушаю свои слова и понимаю, что мы это неизбежность. Это должно произойти. Наша встреча произошла не случайно, я не просто так наткнулся на мою богиню. Назойливый звуковой сигнал нарушает момент, и я теряю ее взгляд. Она смотрит на свою сумку. Вытягивает из нее телефон и ведет пальцем по экрану. – Что-то важное? Этот быстрый переход из знойной, желанной женщины в профессионального криминалиста, я уже наблюдал сегодня в своей квартире. – Мне пора, – она поворачивается, чтобы уйти, но останавливается и смотрит на меня. – Почему красный, Колтон? Легкая улыбка касается моих губ. Поднявшись, я приблизился к ней и убрал с лица выбившуюся прядь парика, наслаждаясь тем, как она задержала дыхание, хотя мое прикосновение было мимолетным. – Потому что ты мой мир. И она здесь. Я восхищался ей, изучал, представлял, как связываю. Какие закономерности. Как бы я хотел превратить это прекрасное раненное существо в шедевр. Но она не уйдет, не подарив мне ответ. Может быть, я прошу слишком многого. Может быть, только сейчас она увидела правду в моих глазах. Может быть, теперь она знает. Ей суждено стать моей. Становление СЭДИ Воспоминание о прикосновении ножа к коже, о том, как он впивается в мою плоть, вызывали постоянную боль в моей груди, но это далекая боль. Удаленная. Сейчас только обрывки этих воспоминаний клокотали у меня внутри. Учащенный пульс заставляет вздыматься мою грудь и переживать заново разбуженную боль. Колтон содрал кожу со старой раны и теперь я вынуждена снова смотреть на эти язвы, не желающие зарубцовываться самостоятельно. Повезло тебе, Сэди. Он отпустил. В отличие от моего похитителя. Тот ударил прямо в цель. Это не было попыткой лишить меня жизни, но он убедился, что я умерла в тот день. Что его пытки будут преследовать меня еще долгое время, причиняя не только физические страдания. Что я никогда не смогу забыть. И я не забыла. Я никогда не покидала подвал. Я, в конечно счете, даже нашла способ, чтобы быть в порядке. До встречи с Колтоном. Как он нашел меня? Почему он все видит? Я для него настолько прозрачна? Это так опасно. Я должна прислушаться к своему внутреннему голосу, который настойчиво предупреждает меня держаться от него подальше. Все, что он может предложить мне, вся эта свобода, мы вынуждены будем заплатить за это. Как же он может видеть меня ведь я не стеклянная. Он не может видеть всего. Я резко давлю на педаль тормоза и паркуюсь рядом с машиной Куинна, – Корона Вик без номерных знаков. Я толкаю дверь своей машины и морщусь от хруста гравия под ногами. Осмотрев себя, я вижу красное платье и нелепо смотрящуюся на нем кобуру. Раздраженно прикусываю губу, но уже слишком поздно переодеваться. Куинн не упустит повода поиздеваться надо мной из-за этого платья. Независимо от моего дискомфорта отступать некуда. Получив сообщение, что еще одно убийство было зарегистрировано недалеко от Логова, я решила оказаться на месте как можно быстрее. Стащив с головы свой рыжий парик, я поспешно спрятала его в сумку, как раз в тот момент, когда оказалась в пятне желтого света на крыльце небольшого дома. Потерянная и смущенная девочка из клуба осталась позади, и теперь я профессионал, настроенный на следственный процесс. Меня сильно раздражало, что я медленно передвигаюсь из-за слишком тесного платья и высоких каблуков. – Иисусе. Мое внимание привлекает голос Куинна. Черт. В голубой рубашке и черном развивающимся плаще Куинн стоял рядом с двумя полицейскими и, разинув рот, смотрел на меня. Мужчина медленно моргнул в попытке сосредоточиться, затем кивнул головой своему сопровождению, чтобы те следовали в дом. Их глаза следят за мной до тех пор, пока они не исчезают за входной дверью. Я плотнее закутываюсь в свой шарф, тяжело вздыхаю и делаю первый шаг по направлению к двери. – Даже не начинай, Куинн, говорю я, внимательно изучая фасад дома. – Давай просто начнем. Расскажи все, что ты знаешь. Краем глаза я вижу, что он выгнул бровь. – Ты появляешься на месте преступления одетая, как , – его глаза внимательно изучали мою фигуру, затем скользнули вверх, испытующе посмотрев мне в глаза. – Ты хорошо выглядишь, Бондс. Шокирующее, но хорошо. Я не знаю, как прекратить этот разговор. Искренность Куинна выводит меня из равновесия. – Не привыкай к такому. Это была лишь одна ночь, хорошо? Он примирительно поднимает руки вверх. – Ты не обязана передо мной отчитываться. Я тебя не осуждаю. Его слова настигли меня уже у самого входа в дом, я поворачиваюсь к нему, вопросительно изогнув бровь. Он уже второй мужчина, который подчеркивает, что у меня нет причин осуждать себя. Встряхнув головой, чтобы выкинуть все лишние мысли, я двинулась к проему входной двери. Кто позвонил? спрашиваю я. Заметно, что Куинн тоже включился в процесс, и передо мной вновь предстал детектив. – Подруга, вернее коллега по работе. Когда потерпевшая сегодня не пришла на работу, а потом и не ответила ни на один звонок, подруга решила проверить, как она. Куинн толкает дверь и пропускает меня вперед, слегка прикоснувшись рукой к моей спине. – После того, как на все ее звонки никто не отреагировал, она попыталась открыть дверь самостоятельно и поняла, что та не заперта. Ну, а войдя, нашла это Игнорируя его повадки альфа-самца, я ухожу от его прикосновений и вижу картину ужасного преступления, от которой перехватывает дыхание. Красный ковер на полу. Стены. Люстра. Внезапно я понимаю, как некстати мой наряд. Я настолько сильно выделяюсь на фоне синих и черных цветов, и так соответствую огромному количеству насильственно пролитой крови. Почувствовав мою неловкость, Куинн сбрасывает с плеч пальто и предлагает его мне. Я киваю, позволяя накинуть его мне на плечи. – Медицинская экспертиза еще не готова? Чувствуя себя чуть лучше, я направляюсь к коробке с бахилами стоящей в отдалении на полу, и одеваю их. Куинн делает то же самое. – Эйвери думает, что жертва предположительно была убита сегодня утром. Но сцена предполагает, что исполнитель провел здесь немало времени, как и в первом случае. Несмотря на все мои усилия сосредоточиться только на фактах и деталях этого убийства, мой разум уже связал этот случай с предыдущим. Обе женщины видимо жили одни, нападение было совершено в их собственных домах. Обеих пытали всю ночь и убивали под утро. Но существуют и просто вопиющие факты, отличающие одно преступление от другого. В гостиной повсюду видны следы разрушений. Как будто потерпевшая отчаянно сопротивлялась или нападавший был взбешен. Хотя скорее обе причины. Разбитое стекло покрывает паркетный пол, кровь блестит на сверкающих осколках. Очень надеюсь, что это кровь нападавшего. Скорее всего, он напал на потерпевшую с каким-то стеклянным предметом. В этом видится импульсивность. Что значительно отличается от предыдущего тщательно запланированного нападения, где жертва сдалась без боя. – Нет взлома? Я смотрю на Куинна, уже зная ответ. На двери не было никаких повреждений. Он качает головой. Даже никаких признаков. Никаких разбитых окон. Все заперто. Так же нет орудия убийства, но я надеюсь, что благодаря очевидным следам борьбы, мы сможем получить образец его ДНК. Когда я подхожу к жертве, то могу только смотреть. Будь это удивление, благоговение, или умерщвление это одно и то же. Обнаженная и изуродованная девушка лежала на полу в такой позе, что казалось, будто она просто спит. Рука под щекой, волосы раскинулись вокруг головы. Глаза закрыты. Для неопытного глаза поза выглядит как раскаяние, но он не прикрыл ее, оставил обнаженной и сломленной. Это выглядит скорее, как насмешка, чем как сожаление. Тело девушки покрыто ожогами, ножевыми ранениями и синяками. Борозды от веревок покрывали ее запястья, а лодыжки по-прежнему были связаны. Вот, что связывает эту жертву со всеми предыдущими садистская ярость, с которой совершено преступление. Опустившись на колени, я достаю пару перчаток из кармана пальто Куинна. Я знала, что найду их там. Капли воска покрывали бедра жертвы, и, присмотревшись, я понимаю, что это воск от красной свечи. Воск вперемешку с кровью. Все ее тело покрыто воском и ожогами от пламени свечи глубокие рваные раны многочисленные ножевые ранения. По всему телу – на груди, животе, бедрах. И после того как медэксперты изучат ее тело, я уверена, что по цвету и состоянию синяков, мы сможем установить точное время убийства. Мне очень хочется взглянуть на ее руки, желание знать терзает меня, но я дождусь экспертной оценки Эйвери. – Он жестко обошелся с ней, говорит Куинн хриплым голосом. Я знаю, что ты думаешь. Что это убийство очень похоже на предыдущее. – А наш парень? – спрашиваю я, откидывая голову назад, чтобы лучше видеть лицо Куинна. Он тяжело вздыхает. – Он был освобожден из-под стражи, но мы следим за ним. Мне нужны более точные сроки случившегося здесь но парень, кажется, не имеет к этому преступлению никакого отношения. – Этому, – повторяю я, мой взгляд скользит по изуродованному телу жертвы. – Да, – говорит он, проследив за моим взглядом. Если он не может быть в двух местах одновременно, то он не делал этого. Но ты же и раньше была убеждена, что это не наш парень, Бондс. Что скажешь сейчас? – Это тот же преступник, без сомнения. Посмотри на нее. Какой-то садистский ублюдок был здесь, выследив и мучая эту женщину. Что я могу сказать? Я действительно не знаю. Я никогда не говорила, что парень не виноват. Я даже не закончила составлять на него досье. У меня не было времени собрать вместе все кусочки, а теперь это. Я качаю головой. Я не знаю, но это отклонение в почерке убийств, скорее указывает на то, что это другой преступник. Массовое убийство. Все совсем не так, как с первой жертвой. – Судя по тому, что я вижу, оборонительных ран нет, – добавляет он. Эта девушка вполне возможно была под воздействием наркотиков. И я, конечно, дождусь рапорта от судмедэкспертов, но подозреваю, что вторая жертва была подвергнута сексуальному насилию. Куинн и я редко приходим к согласию, наши теории о преступлении редко совпадают. И это говорит о том, что в этих двух случаях мы работаем вместе, а не строим теории противоположные друг другу. – Нападение означает садистскую ярость, неадекватное поведение. Но, несмотря на весь беспорядок и кровь, место преступления по-прежнему выбрано с расчетом, преступник знал, что у него есть время, чтобы мучить жертву. – Он принес и использовал свое собственное оружие. – Я снова осматриваюсь вокруг. Я вижу те же красные свечи, а веревка на ее лодыжках похожа на ту, что мы нашли на первой жертве он принес свой собственный набор для пыток. Куинн осматривает пространство еще раз. Для меня, выглядит как внезапное нападение. Преступник постучал в дверь и по каким-то причинам, возможно, она знает его, возможно, он выглядит безобидно жертва открывает ее. Он толкает девушку внутрь, хватает первую попавшуюся вазу и бьет потерпевшую по голове. – Может быть. Вполне вероятно, – говорю я, прокручивая в голове его сценарий, проживая его. – Но тогда мы должны задаться вопросом, если это один и тот же преступник, почему он так же внезапно не напал на первую жертву, какой стиль соответствует его истинным намерениям? Зачем он так планировал первое нападение, чтобы сцапать жертву без борьбы. В квартире был полный порядок, он не был в ярости. Он был терпелив и точен. И первая жертва была одета, в то время как во втором случае, преступник поступил иначе. – И эта жертва совершенно не соответствует виктимологии, – добавляет Куинн. Первая жертва была шатенкой, а эта блондинка. Он кивает головой на тело. – Разное телосложение. Миниатюрная против высокой и пышной. – Возможно, у него нет определенного типа ему просто нужен кто-то, чтобы реализовать свои фантазии. Я плотнее закуталась в пальто Куинна. А где спальня? Твои ребята осмотрели ее? – Они еще продолжают там работать, – Куинн указывает мне нужное направление, и мы вдвоем направляемся по коридору. Вот еще одно различие, – два абсолютно разных места убийства. Я думал, что садисты придерживаются своих ритуалов? Когда мы входим в комнату, воздух со свистом вырывается из моих легких. Красное платье лежит поперек кровати. Куинн осматривает платье, затем вокруг, потом снова на меня. Черт, начинает выглядеть так, словно это все-таки один человек. Я думаю, что-то расстроило его планы, и он не успел одеть ее. Может быть, она сопротивлялась яростнее, чем он ожидал, и это вывело его из себя. Решил убить ее, не надевая платья, которое является частью его ритуала? он смотрит на меня и мрачно хмурится. – Думаю, что ты прав, – говорю я, и его брови сходятся на переносице. – Все, что пошло не так во время ритуала, мы можем объяснить его яростью. Повышенный уровень адреналина, быстрые пытки и убийство. Он был зол. Я продолжаю осматривать маленькую спальню в поисках признаков борьбы. И терпеливо жду, что Куинн прокомментирует тот факт, что я согласилась с его теорией. Но его долгое молчание привлекает мое внимание. Он изучает меня долгим взглядом, потом смотрит на платье на кровати и внезапно подходит ко мне. Сними пальто. Моя голова удивленно откидывается назад. Что? Не тратя времени на разъяснения, Куинн поворачивается ко мне, берется за воротник своего пальто и разводит полы в стороны. Оно сползает с моих плеч медленно и почти нежно, но я все же чувствую, как его грубые ладони слегка касаются моей кожи, они будоражат скрытые пульсации тревоги внутри меня. Я пытаюсь отойти от него, но он говорит: – Просто замри на минутку. Бросает пальто на пол и обходит вокруг меня. – Сними кобуру, и вытяни руки перед собой, сведи запястья вместе. Как будто они связаны. И лодыжки максимально близко друг к другу. Он хочет, чтобы я помогла ему реконструировать сцену. Сердце сжимается от боли, и я качаю головой. У нас нет достаточного количества фактов, чтобы предполагать – Просто... доверься мне, говорит он, его тело слишком близко, от его тепла я чувствую слишком агрессивный прессинг. Смирившись, я снимаю свой пистолет вместе с кобурой и оставляю их на полу. – Вот тут что-то пошло не так для нашего субъекта. Первая жертва была убита в своей спальне. Платье приготовлено здесь ты же криминалист. Проникни к нему в голову и выясни, что вывело его из себя. Почему он не смог завершить свой ритуал? Как же я ненавижу эту идею, но в этом определенно есть смысл. Для того чтобы понять преступника, мы должны понять его ритуал. Ладно, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Предположим, что он не накачал ее наркотиками, следовательно, ему необходимо обездвижить ее на первой стадии. Мы пойдем от твоей истории с вазой. Он бьет ее достаточно сильно, чтобы контролировать ситуацию, затем связывает и тащит в спальню. – Он нес ее на руках. Куинн не ожидая моего согласия, наклоняется вниз и подхватывает меня на руки. Он проносит меня обратно в дверной проем, а затем, проигрывая ситуацию, возвращает меня обратно в комнату, подходит к кровати и ставит меня у ее подножья. Обхватив меня руками сзади, он говорит: А теперь борьба. Отбивайся. Эта жертва, очевидно, была не так проста, как первая. Она не собиралась так легко сдаваться. Паника преследует меня, но я закрываю глаза, плотно сжимаю челюсти, стараясь выровнять дыхание. Все внутри меня восстаёт против этого, я хочу спрятаться, исчезнуть. Прикосновения Куинна обжигают мою плоть. – Сэди? в его голосе слышится беспокойство, и это выводит меня из тьмы. Я делаю глубокий вдох и открываю глаза. У него было оружие, – говорю я, – что-то большое и редкое. Я все еще жду эскиз от Эйвери, но если это тот же парень, то думаю, оружие часть его ритуала. – Правильно, – Куинн замахивается рукой, поднося ее к моей шее. Волна страха опять накрывает меня, но я продолжаю напоминать себе, что это лишь работа. Я не там. Я больше не принадлежу ему. И потом, не я действующее лицо. Я пытаюсь освободиться от его захвата, извиваясь и крутясь. – В этой комнате нет крови, – Куинн ворчит, стараясь удержать меня. Итак, жертва каким-то образом выбила оружие из его рук. Взяв на себя инициативу, я сымитировала этот прием, и, отбросив голову назад, попыталась затылком ударить его в подбородок. – Она выше меня. В соответствие со своим ростом она вполне могла ударить его по голове. Затем я надавливаю локтем на его ребра, и Куинн вынужден убрать руку от моего горла. – Хорошо, – говорит он. – Теперь я в ярости. Каков мой следующий шаг? Самовлюбленный садист, лишенный власти – Он должен получить контроль над ней. Вернуть себе власть. Лишенный оружия, он должен был использовать свою физическую силу. Ему было необходимо заставить ее страдать Мое горло сжимается, я с трудом могу произнести эти слова. Страх вонзает когти в мой рассудок. Он должен унизить ее застать врасплох. Я чувствую колебания Куинна, его поза становится напряженнее, мышцы сжимаются.  Затем, слишком медленно и осторожно, преступник действовал бы совершенно иначе, Куинн захватывает мою шею рукой, и кладет вторую руку на живот в район желудка. – Она его унизила, после этого он чувствовал себя сексуально слабым, – произносит Куинн низким, вибрирующим голосом. Его пальцы медленно скользнули вниз, вдоль моего бедра, начиная дюйм за дюймом поднимать жесткий материал моего платья. Шок от холодного воздуха, прикасающегося к моей коже, отражается гулом в моей голове, кровь быстрее бежит по венам. Когда его рука перемещается ниже и касается моих ягодиц, у меня сбивается дыхание. Я могу чувствовать его собственное тяжелое дыхание на моей шее, его член упирается в мой зад. И, когда он прикасается ладонью к моему бедру, плоть к плоти, между моими ногами становится горячо и влажно. Его грубые пальцы касаются меня сквозь белье, огромное возбуждение расцветает во мне. Его сдавленный стон выдает его собственное желание. С заметным усилием он скользит ниже, чтобы схватить меня за ногу. – У нее были синяки на коленях. Звук его грубого голоса окружает меня, удерживая в реальности. Он вытаскивает меня из клубящейся дымки моего сознания. Потребность в воздухе растет в моей груди с огромной скоростью, я киваю головой. Согни мои ноги в коленях, – приказываю я. И он делает это, сзади прижимается своими коленями к моим, заставляя меня опуститься на деревянный пол. Его рука покидает мою шею, он вцепляется пальцами в мои волосы, и оттягивает мою голову назад. – Следуй за моими движениями, – наставляет он. Я с уверенностью могу сказать, что он старается не сделать мне больно но я упустила момент, я отпустила контроль, и все, чего мне хочется сейчас, это ощутить, как он с силой тянет меня за волосы, а его зубы впиваются в мою плоть. Но я следую за его движениями, когда он наклоняет мою голову вниз. Я понимаю, что это сцена из первого преступления. Это позиция жертв. Мой лоб касается пола, и я поворачиваю голову на бок. И тогда вижу это. – Куинн, не двигайся. Потерев шею, освобожденную от его захвата, я полезла под кровать. Я извиваюсь и кручу задницей, чтобы забраться под нее, делая все это прямо перед глазами Куинна. Он резко втягивает в себя воздух и продолжает дышать сквозь зубы. – Черт Бондс, полегче, я не железный. Но я больше не обращаю на него внимание. Блестящий серебряный предмет полностью завладел моим вниманием. Моя рука в перчатке замирает в дюйме от иглы, и я говорю, А вот и доказательство. Я протянула руку за спину, с трудом выдыхая. – Подожди. Что это? – Игла. Он не мог так ошибиться. Даже с жертвой, которая разозлила его, даже после того как его фантазии и ритуал явно не удались. Он бы не сделал такую ошибку. Преступник хотел, чтобы мы его нашли? Выбравшись из-под кровати и присев на полу, я опираюсь о него рукой и трясу головой. – Мне необходимо поработать с профилем. Нам нужно как можно быстрее добраться до офиса, мы действительно можем найти этого парня, Куинн. Он слишком быстро действует. – Ок. Но дай мне минутку. Он издает тяжелый вдох, и лишь тогда я замечаю, что он по-прежнему находится слишком близко ко мне, его рука покоится на моем бедре. – Боже, ты такой мужлан, – говорю я, пытаясь разрядить напряжение, царящее вокруг нас. Он усмехается. – Эй. Это не я напялил это чертово платье на место преступления. Он скользит пальцем по шву моей юбки, оттягивает ткань и отпускает. От материала пахнет моей кожей. – Это чертовски сексуально, Бондс. Нельзя винить парня. – Ох. Так ты винишь меня? Я пытаюсь сохранить шутливое настроение, все еще ощущая, как близки наши тела друг к другу. Я уже начинаю дрожать от страха и странной смеси желаний. Желание и потребность бежать смешиваются с желанием приблизиться к нему. – Тебе виднее, – говорит он, и его рука, чуть касаясь, скользит по моему бедру. – И я прекрасно знаю это. Это моя чертова работа. Но где ты была сегодня вечером? У кого есть право видеть тебя в таком? И почему именно это платье? Его игривые движения не вяжутся с серьезным тоном, каким он говорит. Мое тело застывает. Какое «это»? – Я сейчас объясню. Встань. Он поднимается на ноги, затем наклоняется вниз, хватает мою руку и поднимает меня. Я встаю рядом с ним. Его инквизиторский взгляд окидывает меня, а рука прихватывает красный материал платья в районе моего бедра. – Я имею в виду, что вся женская одежда, призванная соблазнять мужчин, выглядит похоже но Бондс, твое платье чертовски похоже на то, что сейчас лежит на кровати. Я поворачиваюсь к платью на кровати и впервые внимательно рассматриваю его. Аналогичный оттенок красного. Тот же простой элегантный дизайн. Не точное совпадение. Но достаточно близко, чтобы выжать последние капли воздуха из моих легких. – Совпадение, – говорю я, но мои слова звучат, как ложь, даже для моих собственных ушей. Куинн наклоняется, чтобы поднять с пола свое пальто. Затем подходит ко мне. Не ты ли не раз говорила мне, что не веришь в совпадения? Вот черт. Резкая трель мобильного Куинна прерывает этот неловкий момент. Пока он быстро говорит по телефону с человеком на другом конце провода, мой разум прокручивает полученную информацию, пытаясь найти смысл в том, что кажется совершенной бессмыслицей. По крайней мере, для меня. – Эйвери ждет нас, – говорит он. Я смотрю на него и киваю головой. – Она нашла что-то, что, по ее словам, мы должны увидеть. Я вздохнула. – Хорошо. Покидая спальню, я оставляю позади холод, который поселился во мне там и смятение в душе, которые вызвали во мне прикосновения Куинна. Ответы, вот что может продвинуть это дело вперед и помочь мне составить профиль убийцы. У меня больше вопросов, чем ответов. Но я знаю одно – то, что случилось в спальне Преступник не единственный кто быстро действует. Я на взводе. Так же сильно, как я боюсь неизвестности, я боюсь того, что Колтон Рид может быть моим собственным персональным ответом. Особо секретно Все великие любовные истории всегда связаны со страхом. Боязнь перемен. Страх быть забытым. Страх потери. Наш страх достигает поразительных высот, потому что мы выше остальных. Мы необычные. Уникальные. И все великие любят работать. Тяжело работать. Правильная подготовка, убежденность и решимость торжествует над всеми препятствиями. Я знаю, что она ценит – пот, кровь (ох, эта прекрасная кровь) и слезы. Я уже приготовил ей подарки. С каждым подарком она приближалась ко мне. Я делал все, чтобы подарок был идеальным, предназначенным только ей. Только эта чертова сука не делает то, что я сказал. Она почти все разрушила. Мое предложение, моя любовь были столь изысканными. Она оценит всю подготовительную работу и этот божественный красный. Ммм. Ее запах окутывает меня сейчас. Она надевает его только для меня. Прикосновение ее рук к шее, дыхание сбивается. Затем ее пальцы сминают ткань салфетки и оставляют мне тайный знак. Секреты. Это то, что разжигает огонь. Запретная любовь. Наши тайны святы. Она как загадка. Вызывает во мне желание собрать ее, словно паззл по кусочкам, и сделать свободной. Только тогда мы действительно сможем быть вместе. Плодородная почва – рассыпчатая, влажная. Никаких барьеров. Скоро. Разрушь меня – Ты должна это увидеть. Стоя над телом, Эйвери открывает пластиковый мешок и роется в поисках нового пинцета. Вы должны это увидеть. – Эйвери, скажи, что ты нашла какие то улики для нас, умоляет Куинн. Я приближаюсь к Эйвери, которая опускается на колени рядом с жертвой. – Пока я не нашла ничего особенного, – говорит она, опуская руки на челюсть жертвы. – Но всегда есть надежда, что он совершит ошибку. Раскрыв рот трупа, она вставляет туда пинцет и вытаскивает коричневый материал. Я наклоняюсь ближе. – Что это? Эйвери пожимает плечом. Не уверена. Но, что бы это ни было, нападавший положил это туда специально. Ее взгляд встречается с моим. Возможно это сообщение. Быстрая дрожь пробегает у меня по спине. – Он так же оставил один из своих инструментов, – говорю я, кивнув в сторону спальни. Как быстро можно получить результаты экспертизы? Она кладет клочок ткани в специальный пакет для улик. Как насчет «сию же минуту»? Ваше желание для меня закон. – Спасибо, Эйвери, – говорю я, поднимаясь на ноги. Что-то еще примечательное? Ее пальцы? Черты ее лица меняются, выражая беспокойство. – Нет, пальцы не повреждены. Пожалуй, это единственное нетронутое место на ее теле. Куинн присоединяется к разговору. Его почерк виден во всем в этом доме. – Он вздыхает. Она подверглась сексуальному насилию? Эйвери кивает. С этим проще, я смогу четко различить сексуальную травму. Я более тщательно все изучу и дам вам полную оценку завтра. Но если вам интересно, я могу уже сейчас сказать, что это тот же преступник. Рваные раны на теле нанесены тем же лезвием, что и у первой жертвы. Куинн застонал. – Черт, еще одна жертва и у нас на руках серийный убийца. Я не отреагировала, позволяя этому откровению раствориться в воздухе. Я была близка к уверенности, что знаю, кто убийца. В отличие от Куинна, мне не нужно определенное количество жертв для того, чтобы признать убийцу серийным, я уже знаю, что кем бы он ни был, он не собирается останавливаться. Это просто вопрос времени, когда появится следующее дело. Он ускоряется, набирает обороты, говорю я, стягивая перчатки и засовывая их в карман пальто Куинна. Новая жертва не заставит себя ждать. Мне нужен его профиль. И он нужен мне сейчас. Мне нужна ясная голова, а значит, пора перестать думать о своих проблемах и сосредоточиться на деле. Полночь. Я в моей машине, припаркованной возле Логова. Мои руки сжимают руль, двигатель работает на холостом ходу. Я сижу в салоне в попытке принять решение. Я пыталась вернуться домой. Я даже объехала мой район – дважды – убеждая себя, вернуться домой, стараясь успокоить нервы. Но я слишком возбуждена. Слишком нуждаюсь в освобождении. И единственная вещь, которую я сейчас ясно вижу, это Колтон и его веревки. Не убийцу , на которого я должна охотиться. Не профиль садиста, который должна сейчас составлять. И не психопата, которого нужно преследовать, пока он, наверное, бродит по улице, в поисках новых жертв. Все эти мысли вызывают во мне приступ тревоги, в груди рождается неприятное колющее чувство, как будто ее раздирают изнутри когтями. Облако сомнений душит меня, щекоча мне ухо, шепчет, что я слишком далека от того, чтобы думать логически. Слишком ослеплена предвзятостью. Открывая дверь машины и захлопывая ее за спиной, я вздрагиваю на громкий хлопок, который словно издевка эхом проносится по неподвижному ночному воздуху. Приблизившись к зданию, я слышу низкие и устойчивые басы, растекающиеся по всему трехэтажному строению. Тяжелая музыка так и манит меня сделать еще один шаг в направлении Логова. Я не стала надевать парик – Колтон уже видел меня настоящую. А завсегдатаи заведения, находящиеся в этот час в клубе, скрывают от меня ровно столько, сколько и я от них. Я даже не уверена по-прежнему ли Колтон здесь... но мое тело не даст мне покоя, пока я, по крайней мере, не попытаюсь увидеться с ним. А мозг не прекратит смешивать прошлое и настоящее, превращая обе мои жизни в неузнаваемый, искаженный коллаж. Если я смогу хоть на секунду погрузиться в мир, где мой разум остановится – просто отключится – это все, что мне нужно. На один миг вырваться из реальности. Единственное укрытие. И тогда там, он предложит мне то, в чем я так нуждаюсь. Размышляя и каким-то образом не замечая вокруг ничего и никого, я оказываюсь в комнате с веревками, лицом к лицу с Колтоном. Внезапно, все мои органы чувств – осязание, слух, обоняние – фокусируются на окружающей меня обстановке. Я нуждалась в прикосновении. Он за столом, где я оставила его ранее этим же вечером, его открытый взгляд голубых глаз поглощает меня, и у меня ощущение, словно Колтон сдерживается из последних сил, чтобы не рвануть ко мне, ожидая моего следующего хода. – Я хочу этого, – говорю я. – Сейчас. Как только последнее отчаянное слово слетает с моих губ, мужчина отодвигает кресло и, поднявшись, направляется ко мне. Мимолетное чувство паники пронзает меня пока он подходит ближе. Колтон останавливается передо мной – от соприкосновения нас отделяет небольшой промежуток заряженного воздуха. Мои ноги ощущаются слишком тяжелыми, чтобы двигаться, сделать шаг назад. Убежать. Тяжесть медленно распространяется по телу, пока не достигает век, и я закрываю глаза. Отдавая себя ему. – Посмотри на меня. Его слова, произнесенные хриплым голосом, пронизаны сдержанностью и похотью. Я заставляю себя открыть глаза и смотрю на него. Не моргая. Неровный выдох срывается с моих губ. – Я не буду ни о чем сожалеть. Он отводит руку в бок, ладонью вверх, ожидая, когда я приму его приглашение. – Если мы сделаем это, ты тоже не пожалеешь. Уверенность в его голосе окружила меня словно туман мрачного предчувствия. Предложение следующего шага, открытие чего-то нового, лежало на его протянутой руке. Не рукопожатие между деловыми партнерами, а соглашение между любовниками. Одно прикосновение чтобы закрепить сделку. Я вкладываю руку в его ладонь и наблюдаю, как его глаза закрываются, а лицо искажается, словно ему больно, – но это не совсем так. Это нечто большее... чище. Облегчение. Он жаждет меня так же сильно, как и я его. Его пальцы обхватывают мою ладонь, привязывая меня к нему, – короткий, знаменательный момент, где я почти могу развернуться, прежде чем он проследует через комнату, таща меня за собой. Сила его ладони и решительные шаги развевают сомнения в моем разуме. И когда мы останавливаемся перед дверью, я переполнена жаждой. Ожидание заглушает любую тревогу. Продолжая удерживать меня за руку, он запускает свободную руку в карман и достает связку ключей. Я тихо стою и наблюдаю, как он открывает дверь, не спрашивая, почему в клубе есть запертые комнаты. Почему у него ключи. Кто пользуется этими комнатами... Я следую за ним внутрь. Воздух вырывается из моих легких, едва не сдавливая грудь. Блестящие серебристые фетиш-игрушки располагаются вдоль стены. Зажимы. Цепи. Кожа. В центре красная трость. Веревки всех цветов, толщины, большой моток черной висит чуть выше. В дальнем конце я вижу Андреевский крест. Камера пыток. Колтон должно быть почувствовал мою тревогу, потому что его рука сильнее обхватила мою, и он повел меня дальше в комнату. – Это моя личная... территория. Он поворачивается лицом ко мне, его губы плотно сжаты, брови хмурятся. – Я, скорее коллекционер, чем Дом, Сэди. Моя страсть это бондаж, в частности шибари. Так что не позволяй украшениям запугать тебя. Или ввести в панику. Пугают? Нет... не правильное определение. Вводят в панику? Не достаточно полно выражает тошнотворный страх, вторгающийся в мою душу. Это подземелье слишком похоже на то, где я была заключена на несколько дней... потеряна. Беспомощна. Лишена личности. Не смотря на чувство растерянности и возбуждения от предстоящего бондажа, я больше не совершу ошибки, которая сделает меня жертвой. Я контролирую это. Я должна. – Сэди, – обращается Колтон, его голос жесткий, страстный. Я нервно вдохнула и встретилась с его пристальным взглядом. – Монстр не должен бояться своей сущности, – говорю я. – Я так запуталась. Движения Колтона настолько быстрые, что у меня перехватывает дыхание, а тело замирает. Его рука отпускает мою только для того, чтобы обхватить лицо, – ладонь крепко прижимается к щеке, большой палец скользит по подбородку. – Что произошло сегодня? Его ледяной взгляд ощупывает мое лицо, анализируя мимику. – Какой пусковой механизм привели в действие, что он направил тебя сюда, в мои руки, Сэди? Удерживаемая его взглядом, я пытаюсь скрыть чувства бушующие во мне. Я много времени посвятила тому, чтобы научиться контролировать свои эмоции, поэтому знаю, как с ними справиться, даже, несмотря на то, что мой разум, надрываясь кричит «отпусти». – Никакой, – говорю я. – Просто так получилось, что я – Чушь собачья, – произносит он сквозь зубы, и я вздрагиваю в его хватке. Облизнув губы, я смакую ощущение его грубой ладони на моей коже. – На месте преступления, – начала я. – Это должно было вызвать у меня отвращение. Шнур, обхватывающий запястья жертвы... лодыжки. Конечности растянуты и болят... стягивающее ощущение от узлов, пока ты умираешь. Прикосновения рук, обхват... давление Я замолкаю и пытаюсь отвернуться, но Колтон твердо удерживает меня. – Я должна это ненавидеть. Чувствовать отвращение. Но это не так. Я хочу этого так сильно... это причиняет боль. И мне нравится боль. Из груди Колтона вырывается низкий рык, и его ладонь еще крепче обхватывает мою щеку. Он приближается еще на шаг, и между нами не остается даже промежутка воздуха. – В тебе нет ничего неправильного, богиня. Трагедия кроется только в том, что я не сделал тебя своей в первый раз. Прежде чем эти слова успевают опалить меня, его руки с моего лица перемещаются на запястья, и он, обхватывая их, поднимает обе мои руки над головой. – Сегодня мы не будем устраивать шибари сессию, – и, гладя на растерянное выражение моего лица, он продолжает, – Ты слишком возбуждена... уже слишком туго связана. Поверь мне. Прямо сейчас, тебе просто нужно освобождение. Скольжение его мозолистых ладоней вниз по моим рукам, возбуждает знакомое, но отдаленное тепло глубоко внутри меня. Он шепчет, – Держи руки поднятыми, – затем обвивает руку вокруг моей спины и притягивает меня к своей твердой груди. Все мое тело замирает, каждая мышца напряжена. Но я держу руки поднятыми и пытаюсь расслабиться в его объятиях. Пытаюсь делать все, как он сказал, доверяя ему. – Так много прикосновений не было частью нашего...соглашения, – говорю я, отмечая дрожь в голосе. – Нам еще предстоит обсудить условия. Он ведет меня к середине комнаты, мои ноги еле тащатся по холодному кафельному полу, туфли где-то потерялись. Колтон приподнимает меня выше и сажает на лавку. Кожаная подушка прилипает к моей разгоряченной коже. – Какие условия? Его глаза встречаются с моими. – Я помогаю тебе освободиться, а ты позволяешь мне поклоняться тебе. Сердце колотится в груди. – Я не богиня как ты считаешь. Хищная улыбка приподнимает уголок его рта. – Я собираюсь доказать обратное. Теперь, не опускай руки, – приказывает он.  Затем он обхватывает мои запястья и притягивает их к своим губам, нежно целуя каждое, после чего его руки продолжают скользить вниз по моим рукам, ребрам, талии, вызывая пульсирующую жажду прямо в моем лоне. Когда он достигает бедер, я вижу, как его зубы впиваются в нижнюю губу. Он сжимает ткать моего красного платья и задирает его вверх. Я сдерживаю вздох, когда его ладони скользят по внутренней стороне моих бедер, разводя их в стороны. Его глаза цвета голубых ирисов светятся жаждой. Подушечкой пальца он скользит по тонкому сатину моих трусиков, и с моих губ срывается стон. Его пальцы умело отодвигают ткань в сторону, – я чувствую прикосновение его кожи, прежде чем он стягивает трусики вниз по моим ногам. – В ту же секунду как ты становишься влажной..., – говорит он, его голос мрачен, – ты находишь меня. Где бы ты ни была, не важно. Не жди. Нет причин, почему ты должна ждать освобождения, Сэди. Он поднимает руку, чтобы взять мой шарф, но я отстраняюсь. – Я могу лежать здесь полностью обнаженной, Колтон... Все кроме этого. Шарф остается. С очевидным разочарованием на лице он говорит: – Мы ничего не скрываем друг от друга. Ничего не получится, если мы не будем полностью открыты, и между нами не будет доверия. Это одно из основных требований. В следующий раз, когда он прикоснулся к черному шарфу, я не отпрянула, и он начал медленно распутывать его. Прежде чем он обнажил меня, я говорю. – Никаких ножей. Никаких острых предметов. Одно из моих правил. Он кивает, затем стягивает шарф, выставляя на обозрение страшный шрам, уродующий мои ключицы. Мои руки дрожат, потребность опустить их и прикрыться практически невыносима. Но я продолжаю держать их над головой, глаза отведены в сторону, в то время как Колтон осторожно скользит шершавыми подушечками пальцев вдоль белого шрама. – Никаких острых предметов, – повторяет он, успокаивая. Затем он продевает шарф между своих пальцев и подносит его, чтобы обвязать мои запястья. – Нам понадобится одна из твоих вещей, которую ты будешь чувствовать на своей коже и на которой сможешь сконцентрироваться. Мы будем двигаться медленно, всегда. Но прямо сейчас, мне нужно чтобы ты кончила для меня. Он не дает мне времени, чтобы хоть как-то отреагировать. Его слова обхватывают меня сильнее, чем шарф, обернутый вокруг запястий. Он протягивает руку вверх над нами и тянет натяжной трос. Такой же я видела в комнате с веревками. На конце троса висело серебряное кольцо, через которое Колтон продел шарф, затягивая несколько узлов. – Это, – говорит он, отходя от меня и доставая моток веревки из кармана, – Так же нужно тебе, как и мне. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих ощущениях, когда веревка прикасается к твоей коже. Опустившись передо мной на колени, он обхватывает мою икру и скользит ладонью вниз пока не достигает лодыжки, где начинает обматывать тонкую веревку – один, два, три раза. Пока он проделывает это, мое тело напрягается. Но напряжение проникает в каждую мышцу, жажда пульсирует во мне, подавляя беспокойство. – Щекотно, – говорю я, он смотрит на меня с удивлением в глазах. – Туже. Она должна быть затянута туже. И он не отказывает мне. Его пальцы обвивают концы веревки, и он затягивает, создавая приятное трение на пылающей коже. – Чувствуется... грубо, но мягко. Словно жесткий, требовательный поцелуй созданный прогнать тьму. От этих слов он стонет и резко натягивает веревку, разводя мои ноги в стороны. Тихий звук слетает с моих губ, и я наблюдаю, как он привязывает лодыжки к выступу скамьи. С заметным нетерпением, он проделывает то же самое со второй ногой, оставляя меня раскрытой для него. Открытой и полностью подчиненной. Поднявшись, Колтон нависает надо мной, от прерывистого дыхания его грудь вздымается, натягивая черную ткань рубашки. Осматривая меня, он произносит: – Скажи мне попробовать тебя на вкус. Моё сердце пропускает удар. – Я думала, мне не нужно просить... – Не проси. Командуй. Он наклоняется вперед, закрывая моё тело словно щитом. – Здесь, со мной, контроль в твоих руках. Это в твоей власти. Он поднимает одну руку, чтобы ухватиться за узел между запястьями – Я хочу прикасаться к тебе... везде. Распробовать тебя всю. Пожирать и поглощать тебя. И поверь, это всего лишь слабое описание того, что я сейчас чувствую. Он ненадолго прикрывает глаза. А когда открывает их снова, в их глубине я вижу едва сдерживаемый голод. – Но я сделаю только то, что ты скажешь. Таким будет доверие между нами. Когда ты говоришь остановиться, я останавливаюсь. Когда ты требуешь большего, я сделаю все, пока ты не будешь удовлетворена. Его лицо так близко к моему, что мне нужно преодолеть всего лишь дюйм... один маленький дюйм... чтобы попробовать его. – Итак, вот мы и разобрались со стоп-словами. Так что скажи мне попробовать тебя и не останавливаться, пока ты не кончишь мне в рот. Я раскрыла губы, с которых сорвался неровный вздох, стремясь дотронуться до того, что вне досягаемости. Все, о чем он сказал. Это то, чего я хочу. Контроль. Абсолютная власть в этой совершенно к чертям запутанной паутине, разъедающей мою жизнь. Но всё, абсолютно всё, чего мы желаем, имеет свою цену. Чего мне будет стоить этот обмен? Прежде чем ужас моего прошлого настигнет меня и отберет храбрость, я произношу: – Попробуй меня, Колтон. И не останавливайся. Без всякого колебания, он так и делает. Когда его рот прижимается ко мне, извлекая из меня негромкий стон, мои глаза закрываются. И я потеряна. Я проваливаюсь в кроличью нору. Все о ней КОЛТОН Я никогда не был жадным, нетерпеливым человеком. Годы, проведенные за изучением искусства Шибари, преданность этому делу заставили меня не только признать необходимость в терпении, но и уважать это качество. Но Сэди лишила меня всех благих намерений. Я стал ненасытен. Чистая жажда просыпается во мне, когда я провожу ладонями по её бёдрам, смакуя дрожь, вызванную моими прикосновениями к шелковистой коже. Сейчас я только пробую, кружа языком по ее скользким складочкам, слегка дразня зубами её прелестный клитор. Когда я впервые увидел её сладкую розовую киску, мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не упасть перед ней на колени и не впиться в нее своим ртом. Фиксация. Это не просто одно из понятий бондажа, это религия. И неожиданно я стал преданным практиком. Я хочу подразнить ее своим умением так же сильно, как хочу заполнить ее собой. Каждый раз, когда её бедра дергаются на скамье, мой член начинает пульсировать. Он просто жадный ублюдок. Видя, как играют мышцы на ее бедрах, напрягаются ноги, а кожа лодыжек натянута под веревками, я больше не могу сдерживаться. Погрузив свой язык глубоко в её киску, я упиваюсь её вкусом. Её сладость поглощает меня, перегружая мои чувства, а её невероятно мягкая кожа такая влажная, что скользит под моим языком, теплая и манящая. Её хриплые стоны заставляют меня ухватиться за угол скамьи, мои пальцы практически прорывают чертово кожаное сидение. Как много времени прошло с тех пор, как она позволяла себе подобное освобождение? Мне страшно знать правду. Соблазн связать ее и насиловать может сломать меня. Но она уже почти на грани. Боль прорывается сквозь туман похоти, затмевающий мои мысли, и я сосредотачиваюсь исключительно на ней. Каждый удар моего языка точно рассчитан, каждое посасывание срежиссированно с тем, как она выгибается навстречу. Слыша, как под потолком скрипит веревочный крюк, я поднимаю глаза, ловя взглядом её извивающиеся под шарфом руки. Я обхватываю ее попку и придвигаю ближе, погружаясь языком еще глубже. Она кричит, прижимаясь ртом к своей руке. Я хочу сказать ей, чтобы она отпустила контроль, перестала бороться с тем, что необходимо её телу. Но я не хочу потерять наш ритм. Этот чувственный момент привязывает её ко мне. Вместо этого, прямо как озабоченный ублюдок, которым она меня и считает, я решаю поделиться всего лишь маленькой её частью, с той частью меня, которая рвется как дикое животное, желающее получить каждый кусочек моей богини. Слегка отодвинувшись, чтобы при этом не потерять контакт, я прижимаю один палец к её влажному входу. А затем толкаюсь пальцем внутрь, глубоко. Её попка приподнимается со скамьи, и я сильнее прижимаюсь к ней второй рукой, чтобы удержать ее на месте. Я хочу, чтобы она приняла это. Добавив еще один палец, я проникаю глубже, поглаживая набухшую плоть снова и снова, пока стенки её лона не начинают сжиматься вокруг меня. Она борется со своим оргазмом, дергая бедрами и отказываясь издать хоть один звук, я расстегиваю ширинку, освобождая свой твердый ноющий член. Этого недостаточно. Совсем. Даже и близко нет. Быстро поменяв руки, стараясь не упускать ни секунды, я вонзаюсь в неё своими пальцами, а затем обхватываю себя другой рукой. Её влага скользит по моей чувствительной коже, и я издаю стон напротив её плоти, пока размазываю её смазку по своему стволу от основания, до самой головки. Блять. Я наблюдал за ней целую вечность, представляя какой она будет. Я жил ожиданием момента, когда смогу попробовать мою богиню, но все эти фантазии были впустую. Абсолютно впустую. Она превзошла их все. И я понимаю, черт, я абсолютно уверен, что как только переведу ее за край, то потеряюсь в ней. – Ох, Боже... Колтон. Я не могу... Её мольбы прервали мои мысли, и я слегка отодвинулся, чтобы поймать её взгляд. Сильно надавив пальцами на ее набухший холмик, я отвечаю: – Не думай. Не борись. Просто закрой глаза и оттрахай мой рот. Затем я снова опускаю голову между ее бедер и прикусываю клитор, прежде чем накинуться на нее ртом. Бедра девушки задрожали, и она издала приглушенный крик, который проходит сквозь меня. Я вжимаюсь в ее плоть еще сильнее, мой язык ласкает клитор, в то время как другая рука сжимает мой член. И когда она напрягается, все звуки смолкают, до той самой секунды, пока она не начинает пульсировать вокруг меня. Тогда я взрываюсь. Я испускаю резкий стон, проливая свою сперму на пол, член пульсирует под её сладкой влагой, все еще покрывающей мою руку, и мы кончаем вместе. Я остаюсь все там же, просто прикасаясь к ней, прижимаясь лбом к низу ее живота, смакуя стихающую пульсацию, переходящую от неё ко мне. Дыхание Сэди замедляется, и я поднимаю взгляд к её лицу. Её кожа сияет прекрасной испариной. Черты напряженные, она выглядит огорченной, но я знаю, что это неправда. Я не позволю ей чувствовать себя виноватой. Мы заключили соглашение – никаких сожалений. Медленно поднявшись, я встаю прямо перед ней, все еще сжимая себя в кулаке. Её взгляд опускается ниже. – Я все еще готов для тебя, – говорю я, проведя ладонью по всей длине. – Вот что ты со мной делаешь. Я наблюдаю за стройной колонной её шеи и вижу, как она тяжело сглатывает. Моя богиня прочищает горло, прежде чем спросить: – Я могу попробовать тебя? Эти слова... Произнесенные этим ртом... Толкнули меня за грань. Я обхватил головку своего члена и сжал, изрыгая проклятье, когда сквозь меня прошла дрожь. Я представляю, как достаю свой карманный нож и разрезаю её платье прямо посередине. Сдираю его с её тела. Привязываю её ремнями к Андреевскому кресту, стоящему в углу и слушаю звуки, которые теперь, как я знаю, она способна издавать. Но я заталкиваю это желание глубоко внутрь. Подавляю его. Она еще не готова. И, возможно, никогда не будет. Кто бы не оставил этот шрам у нее на ключице, он отобрал у нее что-то сокровенное. Понадобится нечто большее, чем жаркий оральный секс, чтобы сломить её стены. И я могу быть жадным, могу быть ненасытным, но еще и терпеливым. Я хочу получить всё. Демонстрируя свою терпеливость, я подхожу ближе к ней и провожу пальцем по головке своего члена. Затем облокотившись одной рукой позади нее на скамью, я наклоняюсь к Сэди, приближая свой палец к её рту. Её взгляд пробегает по моему лицу и перескакивает на мой блестящий от влаги палец. Сэди раскрывает рот, и я провожу подушечкой по её нижней губе. Ощущение ее языка, пробующего меня, вырывает резкое шипение сквозь мои сжатые зубы. Она всасывает мой палец в свой рот, пробуя нас обоих на вкус, и я умираю от зависти. Мне безумно хочется убрать свой палец и украсть поцелуй, попробовать нас на её губах. Меня разрывает между желанием увидеть её реакцию на такой смелый шаг и нежеланием лишиться ощущений её жаркого языка, скользящего по моему пальцу. Я решаю, что на сегодня уже достаточно пробыл в роли мазохиста, существует ограниченное количество пыток, которые я могу вынести. Поэтому я медленно извлекаю свой палец из её влажного рта. Всего на секунду я даю себе шанс распробовать этот вкус, поместив палец в собственный рот, и затем говорю ей, – Теперь, когда ты удовлетворена, мы сможем начать наши сессии. Брови девушки приподнимаются в удивлении. – Сегодня? Я улыбаюсь. – Как бы мне не хотелось связать тебя прямо сейчас... Возвращайся завтра. Сначала отдохни. Убедись, что достаточно размяла свои мускулы, чтобы они были эластичными и податливыми, и затем приходи ко мне. Уголки её губ дернулись. – Мне казалось, что я отдаю приказы. Ох, как же мне хочется наказать этот остроумный ротик. Ущипнуть эти мягкие губы и прикусить этот язычок. Упираясь своим лбом в её, чувствуя необходимость вдохнуть сладость девушки, я шепчу: – Когда ты все, наконец, поймешь, то будешь знать, как много власти на самом деле имеешь надо мной. Закончив на этом, я выпрямляюсь и начинаю развязывать её шарф. Одна ночь – одно признание, этого достаточно. Детективы СЭДИ Реальность затруднительного положения, в котором я оказалась, обрушивается на меня как раз в тот момент, когда я сажусь за свой рабочий стол, чтобы распечатать высланный мне профайл субъекта. Колтон Рид, специалист по бондажу из БДСМ клуба, занимался со мной оральным сексом прошлой ночью. В его комнате, наполненной девайсами для пыток и веревками. Он видел мой шрам, который я никому не показывала. Вижу, ты снова ведешь себя как плохая девочка. Моя грязная девчонка. Пытаясь выкинуть мерзкий голос из головы, я собираю разбросанные на столе бумаги. Мне стыдно признаться, даже самой себе, сколько времени прошло с тех пор, как я была с мужчиной. Мне должно быть неловко, тем более что я была с Колтоном. Быть с мужчиной это нормально. Черт возьми, в моем возрасте, это ожидаемо. И прошлой ночью, мы не делали ничего хоть немного извращенного. Это была ваниль по сравнению с большинством сцен, что я наблюдала в клубе. Тем не менее, прикосновения Колтона подарили мне встряску, не смею этого отрицать. Я по-прежнему ощущала грубые ладони на своей коже... его мягкие губы, нежно ласкающие мои, смакующие... его тугие мышцы, твердые и напряженные, прижатые к моим бедрам. И более того, я с нетерпением хочу снова ощутить все это вновь. Но я понимаю, что просто все еще нахожусь под впечатлением, не успела отойти от шока. Прошло несколько лет с тех пор, как я вспоминала об Исайе. Я понимаю, что мне не убежать от возвращения к воспоминаниям о моей последней физической связи – на первом курсе колледжа – и не начинать сравнивать. Меня передергивает. Неужели все так долго продолжалось? Исайя был наиболее близок к тому, чтобы подарить мне любовь и понимание, которые я хотела, но даже он не смог рассеять тьму. И, в конце концов, она сломала нас. Ссоры, обвинения, недоверие... ревность. И столько злости. Я все еще вспоминаю его искаженное яростью лицо, жесткие линии, его горячее дыхание обжигало мои щеки, пока он кричал, а я пыталась отвернуться от него... Я всегда его злила. Не помогало даже то, что психологически я была более стойкой. Снова и снова анализировала его, независимо от того, как сильно он пытался убедить меня, что я достойна любви. Тогда это было не важно для меня. Как и сейчас. Так что совершенно ясно, что появление Колтона и его предложение узнать, почему я такая, какая есть, было слишком заманчивым, чтобы отказаться. И может быть я должна принять свой стыд как плату за искупление. Искупление. Это слово звучит так же странно, как и ощущается. Сможет ли Колтон принять правду обо мне? Если он узнает все? Это несправедливо. Открытость и доверие, его слова, его правила... теперь наши. Все это настолько же далеко от меня, как и понятие искупления. В дверь моего кабинета постучали, заставив меня вынырнуть из моих темных размышлений. – Открыто. Куинн шагнул внутрь, серьезный и собранный. – У тебя готов профайл? Черт. Уже время для собрания оперативной группы? Утро буквально пролетело, а я не готова предоставить досье на правонарушителя. Что совершенно для меня несвойственно. Прошлая ночь должна была мне помочь вернуться в игру, а не переворачивать с ног на голову весь мой мир. – Тебе не терпится выступить с докладом по серийному убийце перед оперативной группой, да? – спрашиваю я, перебирая бумаги и складывая их в открытую папку. – А у тебя висит все еще не раскрытое дело. Каждый полицейский и детектив сегодня утром были на взводе, ожидая телефонного звонка. Который должен был сообщить о третьей жертве. Но пока подобного звонка не поступало... пока. Куинн по-прежнему был уверен, что орудовал серийный убийца, и проталкивал эту теорию на собраниях. – Ты хочешь обсудить это по-быстрому? – говорит Куинн, усаживаясь на свое привычное место. – У нас приблизительно двадцать пять минут. Давай пройдемся по тому, что мы знаем. Протяжно выдохнув, я открываю документ с найденной информацией и поворачиваю экран к Куину. – Я составила список из нераскрытых изнасилований и/или убийств за последние три года в пределах штата. И нашла три, которые выделяются из общего списка. Помимо нападения на девушек в домах, где те проживали, каждое убийство было спланировано, а жертвы были найдены в определенных позах. Не идентичных нашим случаям, но было использовано холодное оружие для убийства и огонь для пыток, что их и объединяет. Куинн упирается руками в бедра и наклоняется ближе к экрану. – Обнаружили какие-либо следы ДНК на телах или на местах преступлений? Я мотаю головой. – Нет. Если преступник, совершивший эти преступления наш субъект, по крайней мере, он слишком хорошо подчищает за собой. Рот Куинна искажается от недовольства. – Даже если там и было ДНК, как ты и сказала, он достаточно педантичен, чтобы не оставлять следы. Его ДНК вероятно мы не найдем ни в одной базе. С удивлением я приподнимаю бровь, но позволяю этой похвале остаться незамеченной. – Если это наш парень, то с тех пор его почерк изменился. И я не уверена, что мы можем четко охарактеризовать преступника, но одно могу сказать с уверенностью, садист остановится только, когда его поймают. И со скоростью, с которой он переходит к следующей жертве, он может совершить ошибку. – Я не буду сидеть здесь, и ждать пока он облажается, засыпав нас телами. Достав телефон, Куинн быстро встает. – Двадцать минут. – Он смотрит на меня. – Давай пробежимся по почерку. Это может быть группа убийц? Я все еще чувствую себя как вчера ночью на месте преступления, словно это один методичный убийца – слишком эгоистичный, слишком самодовольный, чтобы делиться своей славой. Но... я могу попытаться посмотреть с другой перспективы. Посмотрим, сможем ли мы раскопать новую теорию. – Допустим их двое. Два преступника могли бы объяснить два немного разных почерка. В этом случае, должен быть мастер и ученик. Один полностью доминировал в этих отношениях. А второй, возможно, ученик, мог быть последователем, тем, кто теряет рассудок. – Почему ты думаешь, что скорее именно ученик сойдет с ума? – Это психология, – отвечаю я. – Он угождает. Он должен умилостивить мастера в обмен на чувство значимости. Это его место. Если что-то случится в их партнерстве, расстроив одного, второй попытается вернуть расположение. Я пожимаю плечами. – Когда человек сталкивается с тем, что может потерять самое ценное, он пойдет на любые отчаянные меры, чтобы это удержать. В отчаянии, ошибки и совершаются. Взгляд Куинна застывает на фарфоровой фигурке балерины на моем столе, его лицо ничего не выражает, словно его мысли очень далеко. – Затем наступит симбиотический психоз, – говорит он. – Безумие, разделенное на двоих. – Психопатический бред, разделенный на двоих, если быть точнее. – Я откидываюсь на спинку кресла и скрещиваю руки. – Вау. Я под впечатлением, детектив. Откуда вы узнали об этом психологическом термине? Он смотрит на меня и ухмыляется. – Я кое-что знаю. – Судя по всему, так и есть. И это так не похоже на Куинна. Если он прибег к психологии, значит, дела совсем плохи, и он в отчаянии, не видит решения в данном деле. – Это относится к устойчивой, общей связи между двумя людьми, которая взращивает в них монстра, – говорю я, углубляясь в детали. – Именно с этим нам и придется иметь дело, если у нас действительно двое убийц. Но мы достигли определенных успехов, Куинн. Кроме небольших различий в почерке, на другом месте преступления нет ничего, что могло бы заставить нас думать, что убийц больше чем один. Он запускает пальцы в волосы и вздыхает. – Давай выслушаем для начала твой доклад, затем перейдем к данным лаборатории. Может, у Эйвери было достаточно времени разузнать что-то новое. Куинн встает и внимательно смотрит на меня. – Что? Он качает головой. – И почему ты до сих пор не в том платье, Бондс? Закатив глаза, я выключаю свой компьютер. – Проехали, детектив. – Просто предупреждаю. К тебе будет приковано все внимание на собрании. – Это уже граничит с сексуальным домогательством, Куинн. И мой доклад говорит сам за себя. Он пожимает плечами. – Может и так, но в отчете не было бы никаких слабых мест, если бы его зачитывала агент Бондс в красном платье. Поднимаясь, я поправляю джинсовый жакет. – Тогда делай свою работу. – Я пристально смотрю на него. – Держи своих офицеров в узде во время собрания. Он хмурится. – Предоставь их мне. Думаю, ты будешь удивлена узнать, что мы по одну сторону. Я составил план и у меня уже есть конкретные задачи, которые я наметил для себя. Надеюсь, что заключение судебно-медицинской экспертизы поможет мне в этом. Вечное чертово ожидание. Кивнув, я добавляю, собирая папки: – Знаю, но мы также должны более внимательно рассмотреть его поведение, выяснить, почему именно эти женщины стали жертвами. Может их пути пересекались. Во время собрания мы можем попросить техников проверить их кредитные карты. Узнаем, где они покупали кофе. Какие рестораны им нравились. Магазины и прочее. Направляясь к двери, Куинн поправляет галстук. – Сбор оперативной группы ради предполагаемого серийного убийцы может положить конец моей карьере. – Его взгляд сверлит меня. – Ну, если мы его не поймаем. Я немного дольше смотрю на Куинна, понимая, что именно он хотел сказать. – С таким же успехом ты можешь засадить его, прежде чем ему снова выпадет шанс убить, – говорю я. – Думаю, ты права. Если тебя, конечно, волнует мое мнение. – Он первый прерывает зрительный контакт, чтобы открыть дверь. – Тогда, давай поймаем его. Во время собрания оперативной группы, сопровождаемого моим досье на Неизвестного, мы с Куинном следуем своему курсу, а затем отправляемся в отдел к судмедэкспертам. Я представляю самое тщательное досье, основанное на собранных нами уликах. Во время собрания, когда детективы обычно издеваются и высмеивают мои теории, все молчат. Куинн продолжает и копирует досье, что, думаю, было переломным моментом в игре. Но я не могу игнорировать ноющее предчувствие, что что-то... не так. У меня такое ощущение, что я где-то недосмотрела. Не именно в досье, а где-то внутри, в контексте. Может признание моего досье застигло врасплох или из-за того, что дело превращается в дело о серийном убийце, из-за этого все на грани. Собрание оперативной группы проходит в напряженной атмосфере. До меня это напряжение тоже докатилось. Есть недостающая часть; след. Каждое дело о серийном убийце должно быть официальным. У нас лишь два тела, оба убийства совершены по аналогичному почерку, и я не в состоянии дать четкую характеристику нашему субъекту. Как только Эйвери открывает настенный шкаф и вытаскивает тело последней жертвы, я наклоняюсь, чтобы растереть чувствительную кожу на лодыжке, ощущая на левой ноге следы от веревки Колтона. Моя грудь наполняется жаром. Даже такое мимолетное напоминание заставляет меня желать его. Я убираю руку от ноги, когда Эйвери открывает папку и собирает все пометки. – Кто-то был в полном расцвете лет, – говорит Эйвери, ее взгляд опускается на прикрытую жертву и она стягивает с нее белую простынь. Изуродованное тело женщины, теперь чистое, выглядит почти таким же ужасным, как и тогда, когда было покрыто кровью. – Знаю, что вы работаете, чтобы побыстрее поймать этого парня, так что буду говорить прямо и кратко. Если кому-то нужны детали, вы можете прослушать на диктофоне полное обследование. Она притрагивается к самому явному свидетельству пытки, которую вынесла потерпевшая, что в точности повторяет раны первой жертвы. Затем делает вывод : – Посмертные колотые раны покрывают ее тело. От груди до бедер. – Что означает убийство на сексуальной почве, – подсказывает Куинн. Эйвери кивает. – Она была изнасилована. Но это... Совсем выходит за рамки разумного. – Я заметила, – продолжаю я. – Что сильно отличается от первой жертвы, – добавляет Эйвери. – Он пытал ее. Ни больше, ни меньше. Пытал прежде чем убить, и не остановился даже после того как она умерла. Связь обрушивается на меня быстро и жестко, единственное, что я не могла прикрепить к досье. Поворачиваясь к Куинну, я говорю: – Пытки могут быть почерком нашего Неизвестного. Я имею в виду, методология обычно уникальна. Преступник, в чьих пристрастиях огонь, не станет использовать обычный нож, и наоборот. Он фыркает. – Значит, мы возвращаемся к теории, что у нас больше, чем один убийца? – Не совсем... смотри. Я зажимаю свою жвачку между щекой и зубами, готовясь погрузиться в объяснения. – Обычно пытки подразделяются на две категории – садистские и функциональные. Функциональные мы можем сразу исключить, так как уверены, что Неизвестный не добывал из нее информацию. Хотя он мог использовать их в качестве наказания. В груди все сжимается от воспоминаний о том, как прикосновения трости выбивают из меня весь воздух. – Бондс, – голос Куина вытаскивает меня. – Ты снова это делаешь. Время. У нас его не так уж и много. Кивая, я убираю челку с глаз. – Ну да. Ладно. Больше похоже на то, что мы имеем дело с садистом, который использует пытки для утоления своих эмоциональных потребностей. Садисты сексуальные девианты, и хотя доказательств, что первая жертва была изнасилована, нет, секс здесь не важен. Он удовлетворяет свои потребности через пытки. Или же он... – Я не настроен выслушивать многословные тирады, Бондс. Куинн нервно засовывает руки в карманы брюк. Я не виню парня. Я уже предоставила досье и теперь могу его пополнить. – Больше пыток может быть недостаточно, чтобы удовлетворить его садистские потребности, – продолжаю я, постепенно разворачивая мысль. – Теперь ему нужно сексуально мучить свои жертвы. – Так или иначе, – прерывает меня Эйвери, – убийца настоящий психопат. Я была на месте убийства первой жертвы, и это объясняет, что творится у него в голове. – Согласен. Он извращенный ублюдок, – добавляет Куинн. – И так как убийце-садисту проще пытать кого-то незнакомого, скорее всего мы не найдем связь между жертвами. Он смотрит в мою сторону. – Мы должны отметиться на собрании и узнать, что еще они накопали. Я киваю. – И возможно перепроверить базу Программы предотвращения насильственных преступлений – просмотреть последние пять лет за пределами штата. Такой уровень садизма может проявиться где-то еще. Мои мысли прерываются, когда я опускаю взгляд на жертву. – Большинство садистов содержат пленников на своей территории, почему же он так рискует, исполняя задуманное в доме жертв? Нам нужно и это проверить. Куинн стонет, его негодование нарастает. – Если мы начнем розыск по всей стране, то похороним оперативную группу. Мы уже урезаны во времени. Не говоря о ресурсах. Он прав. Но если мы найдем одно сходство, один важный факт, тогда это будет стоить дополнительных усилий. Эйвери размахивает рукой между нами. – Эй, я знаю, что я не детектив, и вы возможно уже на шаг впереди меня, но не хотите ли узнать о втором сообщении? По коже прокатывается покалывание, я прищуриваюсь. На мой озадаченный вид она продолжает: – Я предполагаю, конечно же, что вы нашли сообщение на месте первого убийства. – Эйвери, не предполагай. О чем ты говоришь? Куинн вытаскивает руки из карманов и подходит ближе к стеллажу. Взяв один из пакетов для улик со стола, Эйвери протягивает его нам. Внутри маленький кусочек того, что она нашла во рту жертвы. – Я отправила большую часть криминалистам, но первым делом рассмотрела его поближе. Когда я раскрыла, там были слова – слишком мелкие для невооруженного глаза – напечатаны и покрыты паклей. В голове звенящая тишина. – Погоди. Паклей? – Слова? – переспрашиваем мы с Куинном почти в унисон. Взгляд Эйвери мечется между нами. – Прежде чем вы оба начали играть в Шерлока и Ватсона, я пыталась вам это сказать. Там было написано «Ее стены говорят ». – Ее стены говорят, – повторяет Куин, словно пробуя слова на вкус, пытаясь привязать каждое к делу. Но его слова доносятся до меня словно издалека. Мой мозг уже штурмует литературную память, тексты размываются и проносятся передо мной. Затем, всплывает портрет, и кусочки складываются с угрожающей скоростью. Мое горло сжимается, и тошнота обволакивает желудок. Я слишком поздно понимаю, что проглотила жвачку – это ведь не имеет значения? Вот он ответ. Прямо здесь. А я настолько тупая, что сомневалась в своей первой догадке. – Нам нужно вернуться на первое место преступления, – говорю я.  Мои ноги уже в движении и ведут меня в направлении двери. – Иисусе, Бондс... – Куинн быстро догоняет меня. – Какого черта? Ты собираешься просветить меня? Мы тут еще не закончили. – Я знаю... или, по крайней мере, мне кажется, что знаю... где оставлено первое сообщение. Я не оглядываюсь на него. Мне не хочется видеть сомнение, которое как я знаю, отражается на его лице. Но он удивляет меня, когда спрашивает: – Мне следует вызвать оперативную группу? Я замедляю шаг, бросая беглый взгляд в его сторону. – Нет. Пока нет. Сначала мне нужно убедиться. Он кивает. – Хорошо. – Куинн вынимает ключи от машины, когда мы выходим из здания. – Я поведу. А ты будешь рассказывать. И постарайся не упустить ни единой детали. Справедливо. – Как давно ты освежал свои знания по средневековой истории? – спрашиваю я и получаю в ответ недовольный взгляд. – Наш неизвестный может быть подражателем. Произведение искусства В дневном свете все выглядит чисто и роскошно. Все сверкает блестящей ясностью, в которой ничего нельзя скрыть. Такие поступки нельзя совершать только ночью. Они теряют часть своей красоты, если не встречаются со светом. Я чуть не рассмеялся от собственного каламбура. Приближаясь к своему новому питомцу, я читаю стих «Она идет во всей красе». Лорд Байрон, один из величайших поэтов викторианской эпохи – даже тысячелетия – и он не смог бы оценить красоты моих стихотворных строф. Честно говоря, я полагаю, что дело не в неспособности понять их, а скорее в моем неумении описать что-то... выразительно. Что-то, что не может быть названо. Что-то настолько восхитительное, настолько нежное в своем блеске, что это просто невозможно оценить. Это нужно прочувствовать. Иногда эти вещи такие красивые, что заставляют чувствовать боль. Чувство боли словно измеримый способ испытать непередаваемую красоту. Я пытался окружить мою любимую поэзией, даже писал для нее маленькие стихи. Но чувствую, что не смог добиться ее внимания. Я не хочу признавать, что потерпел неудачу это невозможно. Мы двое единственные люди на планете, которые полностью понимают друг друга. Только мы способны поделиться всеми тайнами. Нет, я не подвел ее. Просто нужно найти нечто более величественное, что будет больше соответствовать ее стандартам. Она оценит мой последний подарок. Он словно сошел со страниц исторических романов, которые она так обожает. И, когда этот момент настанет, когда все дороги сойдутся, все расцветет вокруг нас О, как я жажду увидеть ее лицо. Положить руку ей на грудь и почувствовать, как в момент благоговения ее сердце начнет биться быстрее. Мы уникальные. Посмотрите, она единственная, кто действительно понимает значение всего этого. Я искал, я так долго охотился столько лет просто, чтобы понять почему. Почему пламя так же опьяняюще действует на меня, как и лезвие бритвы. Почему пронзительный крик, вырывающийся из горла в полной тишине, дает такое же удовлетворение, как и вид обожжённой плоти. Это должно быть неправильно. Я прочитал все материалы, прошел через бесконечные лекции. Но я считаю иначе. Предпочтения это больше чем форма искусства, больше чем просто росчерк кисти. Просто, чтобы проверить мою теорию, ведь я люблю все проверять, я направляю кончик лезвия к горлу моего нового питомца. Ее тело дрожит, сотрясаясь от испуганных рыданий. Прозрачные слезы оставляют следы на щеках, и, когда я провожу лезвием по ее коже, она издает вопль, который посылает электрический ток по моим венам. Я наслаждаюсь ощущением дрожи. Обидно, что вокруг нет никого, кто бы мог насладиться ее красивым плачем, – так, как это должно было быть. Люди продолжают жить своей жизнью, не подозревая о том, что совсем рядом с ними, по соседству, создается настоящий шедевр. Так заняты все настолько заняты сегодня. Ни единой души рядом, способной услышать эти мольбы. И как же мне их найти? Тех, кто шляется по ночам в поисках одобрения. Тех, кто трудится для поддержания нормального функционирования жизни и уже превратился в некое подобие роботов в дневном свете. Ведь есть даже те, кто погружен в работу прямо сейчас. У меня есть целые списки, полные таких душ, с их графиками. Когда они уходят, когда возвращаются. Куда они ходят. Нет ли у них животных. Вот, что важно. Нельзя домашним животным позволить прервать мою деликатную работу. Я люблю смотреть. Как они помешивают свой кофе. Например, вот эта предпочитает легкий кофе, без сахара. Ни брата, ни сестры. Никаких звонков от родителей, живущих в Вайоменге, а последнее письмо от мамы пришло очень давно. Ох, какая это тяжелая работа собирать по крупицам детали жизни человека. Но все эти замечательные детали составляют дорожную карту, которая ведет к этому давно ожидаемому моменту. Здесь их опыт, их судьба. Весь тот бред, что они несут за собой. Я делаю им подарок от всего сердца. Теперь Люси не придется жаловаться другим официанткам в закусочной, что «если бы она только смогла найти настоящего мужчину, то ей бы не пришлось спать со всеми этими лузерами » Видите? Какой ужасной была ее жизнь, прежде чем я постучал в ее дверь. И я мог увидеть это в ней – в первые несколько секунд моего появления солнечный свет озарял ее волосы, и они сияли как нимб над головой, словно она знала, что я ее спасение. Ее спасение от мирской жизни наконец-то пришло. Она свободна от всех трудов, страданий и борьбы. Свободна. Она больше не будет испытывать однообразную жизненную рутину. Она ведь так устала, не может быть по-другому. Очень-очень устала. У нее хватает мужества дарить мне свои сладостные крики. Как же я смакую их. Это ее дар. Но и я предлагаю ей незабываемый подарок. Ведь она является частью моего грандиозного шедевра. Я дарю ей свою любовь. Дорогая Люси просто не обладает достаточной силой духа, чтобы оценить насколько особенной она является. Меня охватывает дрожь, даже от одной мысли об этом. Люси не может понять нашу связь, мою любовь. Когда я потерялся, ты указала мне путь. Ты открыла мне глаза, помогла понять, кто я на самом деле. Ты подарила мне собственную подпись. Мужчина не может существовать без собственной подписи, это важнейший факт. Так что я в неоплатном долгу перед тобой. Я начинаю делать надрез. Смотря, как кровь красным шарфом струится по молочной коже. Великолепный красный наш любимый цвет. Металлический запах разливается в воздухе, и я с удовольствием глубоко вдыхаю его, с нетерпением ожидая момента, когда смогу искупать тебя в крови. В поисках крови СЭДИ – Эксперты исследовали каждый дюйм этой квартиры, – говорит Куинн. – Просто скажи мне, что ты ищешь. Невидимый луч ультрафиолета скользит по стенам, сканируя и повторяя мои движения. – Узнаю, когда увижу, – говорю я ему. Я одолжила оборудование у Барри отличный техник и достаточно любезный парень. Однако Куинна, мои методы не впечатлили. Если бы я не была в таком ажиотаже, можно было бы предложить ему психологический поверхностный анализ его слишком навязчивых вопросов. Некоторые правила существуют просто для того чтобы их нарушать, это клише. Но это правда. Как Куинн и говорит, время поджимает и у нас его недостаточно, чтобы делать звонки и оформлять все по правилам. Мы уже просмотрели все стены в спальне, а также во второй спальне и прихожей, и сейчас осматривались в гостиной. Я была почти уверена, что мы найдем что-то в спальне, ведь именно там преступник сосредоточил свое внимание. Но ничего. – Черт, – выдыхаю я, проводя рукой по лбу. Подойдя ко мне совсем близко, Куинн протягивает руку, чтобы забрать фонарик. Я передаю прибор в его раскрытую ладонь. Позволь мне, Бондс, говорит он, в грубое звучание его голоса вложен другой, более глубокий смысл. Вздохнув полной грудью, я киваю: – Ок, – и, развернувшись к нему лицом, заглядываю в его карие глаза. – «Ее стены говорят». Знаю, это может значить очень много для нашего субъекта хотя может, он сделал это, чтобы сбить нас с толку. Но не думаю, что это так. Все, что он делал, так продуманно выглядит хаотично, но это рассчитанный хаос. Куинн останавливает меня взмахом руки. – Тебе не нужно убеждать меня. Просто скажи это. Облизывая губы, я подготавливаюсь. Я не уверена, что хочу сказать это вслух. – Я думаю, что наш неизвестный поклонник средневекового серийного убийцы. Кровавой графини. И вот оно, сомнение, разливается в воздухе. Я чувствую это каждой своей клеточкой, вижу на лице Куинна. Мое предположение слишком невероятно. Надеюсь, это ошибочная теория, но я не могу утверждать обратное. Я провела так много часов, исследуя Элизабет Батори, что стала почти экспертом в этом чертовом деле. И вот теперь, я так близко. Конечно, я пытаюсь соединить все части и связать их вместе. Мое видение меня подводит. Мне нужно мнение со стороны, и Куинн отлично подойдет на эту роль. – Объясни, – говорит он просто. И я озвучиваю свою теорию, начиная с моей первоначальной догадки прямо здесь на месте первого преступления, я видела это в каждом методе пытки иголки под ногти, свечи, чтобы прижигать плоть, острые предметы, чтобы писать кровью. Это почерк Батори и ее сообщников, которые наслаждались такими страданиями своих жертв. Леди Батори имела собственную странную подпись: пытки. Благодаря своим исследованиям, я смогла точно понять только одно об этой печально известной леди – у нее не было предпочтений. Ее обвиняли в пытках молодых девушек разными способами так, словно у нее не было четкого метода подтверждения своей подписи. Когда я изучала методологию, то поняла, что все садисты зациклены на усовершенствование своего подчерка, на своем специализированном методе вызывания страданий через пытки. Такая простая концепция, но такое глубокое откровение. – Что еще? спрашивает Куинн, продолжая исследовать стену взглядом охотника. – Что еще связывает ее с этими случаями, чем они отличаются от других? Пожимая плечами, я отвечаю: – Смоляная пакля, например. Это то, что Батори применяла, пытаясь скрыть тела. Информацию об этом я нашла только в закрытых материалах ее судебного разбирательства. Преступнику нужно было серьезно потрудиться, чтобы узнать об этом факте. И я не могу точно утверждать, что он взял это от Батори. Куинн кивает. – Ладно. Но многие строители используют паклю для уплотнения , – он неопределенно проводит рукой в воздухе, будто в попытке ухватить какую-то мысль, – труб, стен. Что если наш подозреваемый – сантехник? Это возможно. Ты говоришь, что очень активно изучала Батори, может твой ум просто хочет видеть совпадения. Я отрицательно качаю головой. – Я тоже так думала поначалу. Поверь мне, Куинн. Это было моей первой мыслью. Я знаю такого рода обманки, ты же в курсе. – Я смогла встретить и удержать его взгляд. – Там так же есть и само сообщение. После того, как против Батори было возбужденно уголовное дело и ее признали виновной но это уже совсем другая история, добавляю я. – У меня есть своя собственная теория о том, как ее дело было отработанно, но мы будем придерживаться известных нам исторических фактов. Во всяком случае, точно известно, что, согласно вынесенного ей приговора, она была замурована в комнате ее собственного дома. Было задокументировано, что графиня провела последние два года своей жизни там, исписывая стены. Когда она исписала все клочки бумаги, которые смогла найти, то начала писать на стенах. И это так похоже эти сообщения, способы пыток ожоги, побои, веревки Я обрываю себя на полуслове, когда мой разум подкидывает мне очередное доказательство. – Что? говорит Куинн, загораживая собой свет. Я достаю телефон, прокручиваю список контактов до номера Эйвери и набираю ее. Она отвечает сразу. – Надеюсь, ты звонишь пригласить меня выпить, – говорит она. – Когда мы поймаем этого парня, я куплю тебе целый чан выпивки, отвечаю я.  Она коротко и печально вздыхает: – Ловлю тебя на слове. Ладно, говори, зачем звонишь? Взглянув на Куинна, я киваю. – Я знаю, мы просили тебя о невозможном, и ты, наверное, уже сутки не спала, но может быть у тебя было время на проверку веревки? я прикусываю губу. – Ты сказала, что это может быть ручная работа, Эйвери. Ты уже можешь подтвердить или опровергнуть этот факт? – У меня есть и другие дела, Сэди, и этот субъект слишком быстро плодит новые жертвы. Я слышала, что она сердится, но все же ответила мне, – Ты мне очень нравишься Сэди. Не говори Куинну, но он не из числа моих любимчиков. Я ухмыляюсь на это. – Все в порядке. Дай мне двадцать минут, и я принесу тебе новые факты. Ах, да, я только что завершила рисовать эскиз орудия убийства, сейчас сделаю копию и передам его вам. – Ты самая лучшая, Эйвери. – Я знаю, знаю. Просто поймайте этого парня и избавьте меня от дополнительной работы. Как только я вешаю трубку, эскиз Эйвери всплывает на моем экране. Я увеличиваю изображение, затем отправляю его на свою электронную почту. – Мне нужно взять планшет, и мы сможем увеличить рисунок но, Куинн, я думаю, что мы наконец-то двигаемся в правильном направлении. Я поворачиваю телефон так, чтобы он мог видеть изображение. – Ты, мать твою, издеваешься надо мной? Проведя рукой по волосам, он говорит: Меч? Серьезно? Как человек может ходить по городу с мечом и не выделяться из толпы? Повернув экран, я изучаю эскиз. – Не просто меч, а фламберг (двуручный меч с извилистым лезвием). – И что тебе известно о нем? – Он был популярен в средневековье. В то же время, в котором жила Батори, я пожимаю плечами. – Конечно, – говорит Куинн. – Только, – говорю я, всматриваясь в экран. – Пропорции не соблюдены. В смысле, я знаю Эйвери, она очень дотошная в своей работе, но фламберг это огромный меч. Тяжелый, длинный и, как ты сказал, будет чрезвычайно сложно передвигаться по городу и пробираться в дома своих жертв незамеченным. Может он прятал их там? Но чертеж Эйвери изображает меч, размер которого в два раза меньше оригинала. Я никогда не видела ничего подобного. Куинн прекратил идти и остановился в паре футов передо мной. – Но ты видела его ранее, не так ли? Я смотрю вверх. – Не в оригинале. Рисунки, картины. Встречала несколько раз в Интернете в ходе своих исследований. Этот меч, возможно, был сделан на заказ. Куинн уже опять идет впереди меня. Он поворачивает свой телефон и быстро прокручивает веб-страницу, прежде чем я заканчиваю свою мысль – Три оружейных магазина в центре города. Он смотрит на меня. – Мы можем начать отсюда. – Ок. Как мне упорядочить свои мысли, когда меня не покидает ощущение, что этот новый поиск не принесет особой пользы. Я знаю, мы должны отработать все версии, такова наша работа. Но это слишком просто для нашего субъекта. Слишком наивно. Он планировал все тщательная постановка просто быть пойманным за такой необдуманный поступок? Я останавливаюсь, чтобы убрать реагенты, мои руки держат бутылку люминола. Он хочет, чтобы мы нашли его сообщение. Мы не заметили первое сообщение, поэтому он сделал второе более очевидным. Чтобы даже глупые детективы не пропустили. Часть его выказывала разочарование, второе преступление это гнев, направленный на нас, не увидевших весь его прекрасный замысел. Но абсолютно очевидное упущение, которое беспокоит меня больше всего: если этот убийца действительно копирует стиль Батори, то где же кровь? Печально известная леди, первая документально зарегистрированная женщина-убийца, обессмертила себя тем несметным количеством крови, которую она пролила. Бесчисленные легенды создавались вокруг этого кровавого следа, истории про вампиров, например. Это ее наследие. Ее подпись, окрашенная в красный цвет. Погрузившись в свои мысли я опять возвращаюсь в спальню, и, встав посреди комнаты, закрываю глаза. В свой первый приход сюда я была сосредоточенна на жертве, сейчас концентрируюсь на том, что не могу видеть. Негативное пространство. Я создатель, художник. Каждый кусочек головоломки должен занять свое место в моей голове. Я ничего не оставлю незамеченным, буду контролировать все, даже мельчайшие частички. Ты понимаешь, что я хочу тебя видеть. И я упорно трудилась, чтобы у меня была возможность понять тебя. Глубокий вдох, медленный выдох, я пробую воздух на вкус. Приглушенный свист заставляет мои уши кровоточить. Я чувствую ткань платья мягкая, дразнящая. Пора. Я провожу мечом поперек ее горла и прижимаю ее к себе, так что ей нечем дышать. Открывая глаза, я вижу, как она медленно оседает на пол и истекает кровью, но я далеко отсюда. Ее молчание это просто один из факторов, убийство. Все остальные кусочки паззла должны быть связаны, чтобы завершить головоломку. Нет никого выше меня я ее Бог, стоящий над ней, осуждающий ее. Это моя игровая доска, и все остальные лишь мои игровые пешки, когда я обращаю внимание на них Я смотрю вверх. Там. – Куинн! Его шаги отдаются эхом в коридоре, и он заглядывает в комнату. – Что случилось? Нам нужно выдвигаться, если собираемся побывать во всех трех магазинах до вечера. Мое лицо все еще поднято к потолку, и я говорю: – Он знал, что делал, когда перерезал ей сонную артерию именно в этой комнате. Он хотел, чтобы брызги были на потолке. Не большое пятно, лишь намек. – Эксперты исследовали его. Это есть в докладе. Я обхожу пятно и встаю прямо в центре яркого света, льющегося с потолка. – Да, я читала. И уверена, они все проверили, но могли и кое-что упустить. Оглядываюсь по сторонам. – Принеси мне что-нибудь, чтобы я могла встать. Куинн не сдерживает смех. – Что-то типа лестницы? Бондс, ты слишком мелкая. Я бросаю на него гневный взгляд. – Это просто факт, а не оскорбление. – Хорошо, – говорю я, осматриваясь и не найдя ничего подходящего, опираюсь на его плечи. Подсади меня. В ретроспективе, это было не лучшей идеей. – Держись устойчивее, – говорю я, сквозь стиснутые зубы, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. – Для такого крупного парня, у тебя, знаешь ли, слишком костлявые плечи. Он хрюкает. В одной руке я держу бутылку с люминолом, в то время как другой рукой в пластиковой перчатке изучаю светильник. Тот начинает раскачиваться, грозясь ударить меня по голове. – Ок. Поднеси меня ближе. Он выглядит чистым. Слишком чистым, для вещи, на которую обычно редко обращают внимание. Никакой жуткой паутины или пыли. Я подношу руку с реагентом и резко опускаю ее вниз. Куинн подает мне фонарик. Выругавшись, я смотрю на пластик в ультрафиолетовом свете. – Это что-то хорошее, или плохое? Но я не успеваю ответить, у Куинна звонит телефон. Он говорит «не дергайся» и обнимает мои ноги, чтобы я не соскользнула вниз. Мой взгляд продолжает изучать высветившиеся под ультрафиолетом слова, в то время как Куинн отвечает на вызов. – Скоро буду, он испускает долгий вздох и выключает телефон. – Еще одно тело? спрашиваю я, а перед моими глазами прыгают светящиеся кровавые буквы. Преступник проявил максимум терпения, чтобы скрыть их, может быть даже слишком. Но нам было суждено их найти. Мне было суждено их найти. Это то, чего он хотел. – Два, – наконец отвечает Куинн. В моей голове что-то щелкает. Свет падает на его лицо под углом, как будто помогая мне лучше различать эмоции. Куинн поднимает глаза вверх и читает сообщение, словно угадывая отголоски моего настроение. Нам нужно сейчас же отправляться на новое место преступления. Нас ждут. Чувствую, как мой желудок сжимается, когда делаю фото надписи. Я не уверена в своих ощущениях. Что это? Ужас. Волнение. Гнев Я определенно чувствую гнев. Это неправильно, это не должно стать личным. Но у меня есть глубокая уверенность, что преступник хочет сделать это личным. Не так как некоторые серийные убийцы играют с полицейскими, делая себя частью расследования. Оставляют специальные зацепки, подсказки для детективов, работающих над их случаями. Нет. У этого есть очень конкретная мишень. Я. Только, я не могу это подтвердить это просто сообщение. Для всех остальных. Это ничего не будет значить. Просто случайная бессмыслица, выбранная беспокойным умом. «Она прекрасна как ночь ». Написано кровью, затем затерто. Кровь. Всегда кровь. Сердце КОЛТОН Поворот и петля. Поворот и петля. Пальцы деликатно обхватывают джутовые веревки, ловко переплетая их. Я глажу светлые нити, приручаю их, вкладываю себя в каждую плотно затянутую петлю. У меня много веревок. Любых размеров, цветов, ширины. И я забочусь о своей коллекции. Но сегодня ни одна из них не кажется подходящей. Для Сэди... для этого долгожданного момента... я должен создать идеальный инструмент. Моя грудь наполнилась теплом, как только я представил светло-коричневую веревку на ее жемчужной коже. Такой потрясающий контраст. Темное и светлое. Я практически опьянен. Возбуждение пробегает по мне в смеси с потоком адреналина. Я словно ребенок, играющий со своей любимой игрушкой. Игрушкой, которую от него очень долго прятали. Кропотливо завязав еще одну петлю, я медленно перекручиваю веревку, умирая от желания увидеть след, который останется после нее на мягкой коже Сэди. Опьяняюще. – Готовишь что-то особенное на сегодня? Низкий тембр Джулиана вытягивает меня из транса, и я замечаю его, облокотившегося на угол барной стойки, с руками, засунутыми в карманы черного пиджака. С тех пор как он открыл свой собственный клуб, я не видел его в джинсах. Теперь он весь в делах. Думаю, мне не стоит осуждать его, ведь я тоже погружен в работу. Отсоединив ведущую веревку от бара, где я расположился, я начинаю сматывать ее. – Просто нужен новый материал. Он оглядывает пустой клуб и вновь оборачивается ко мне. – Есть так называемые магазины. Я знаю, что ты любишь ритуал, – его голос понижается, – но не мешало бы иногда идти и простым путем. – Видишь, именно этого ты и не понимаешь, Джулиан. – Я запихиваю только что сплетенную веревку в сумку вместе с остальными вещами. Затем встаю со стула, и, глядя в ясные голубые глаза Джулиана, произношу, – Ритуал это все. Его взгляд становится напряженнее, серьезнее. Он выпрямляется, и в его голосе появляется издевка. – У меня кое-что есть. – И что же это? Мрачное предчувствие заглушает мое радужное настроение. Месяцы напролет после согласия на работу в клубе Джулиана, я чувствовал себя так, словно топчусь на одном месте. Ходя по тонкой грани, той что еще позволяет нам быть открытыми друг другу. Эта грань очень тонкая. – Я понимаю, для тебя это самое долгое пребывание на одном месте. Во всяком случае, с тех пор... – Не продолжай. Эти простые, беспощадные слова останавливают его. Его резкий выдох единственный звук между нами. Пристально смотря на меня, он продолжает. – Я думал, что спустя все эти годы, я, наконец, верну своего брата. И если не буду вмешиваться и позволю тебе самому разобраться, ты восстановишься. Но... Он встряхивает головой, разрывая зрительный контакт, и направляет свой взгляд в пол. – Она сломала тебя. В моей груди вспыхивает злость. – Я просил не упоминать о ней. – Колт, послушай. Но я уже отворачиваюсь и иду в комнату с веревками. Неожиданно, мне на плечо опускается рука, останавливая. Призывая на помощь весь свой контроль, я резко разворачиваюсь с искаженным яростью лицом. Джулиан убирает руку и делает шаг назад. – Я не хочу снова тебя отталкивать. – Тогда не делай этого, – рявкаю я. Джулиан в защищающемся жесте скрещивает на груди руки. Хорошо. Чем дольше я держу его на расстоянии, тем скорее он отступит. – Ладно. Не буду. Мы не обязаны об этом говорить. Занимайся своим Шибари. Развлекайся. Возбуждайся... или что ты там получаешь от представлений. Но будь осторожен. Он сжимает губы, лицо напряжено. – Я видел, что с тобой происходит, когда ты слишком... увлечен, Колт. Одержимость ведет тебя в темноту. Я не хочу тебя там потерять. Еще раз. Я не могу вынести этого от него. Что за чушь?! Расхохотавшись, я разворачиваюсь и ухожу. – Просто знай, что я тоже ее любил. Его слова останавливают меня. Но когда я не реагирую, стойко управляя своими эмоциями, он говорит: – Просто хотел озвучить это. Чтобы, наконец, высказаться. Боже. Мне действительно не нужно это. Сейчас не нужно. Я провожу рукой по волосам, пытаясь стереть его признание из головы. Наконец, я поворачиваюсь к брату. – Любовь? Ты так это называешь? – спрашиваю я грубым, наполненным презрением голосом. – Тогда ты выбрал ужасный способ ее показать. Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я поднимаю руку. Я уже достаточно услышал. – Ладно, Джулиан. Что я получаю с этого – это ты пытаешься узнать? Почему я не такой как ты? Не сижу в офисе, закрывшись от всего мира, не отказываюсь от участия в сценах? Я делаю шаг вперед и смотрю ему прямо в глаза. – Контроль. Я хочу быть уверен, что моя жизнь больше никогда не выйдет из-под контроля. Называй это одержимостью. Называй, как тебе вздумается, но, по крайней мере, мне хватило мужества остаться до конца в отличие от такого труса, как ты. Я стоял лицом к лицу... с этой темнотой... и я выстоял. И, черт возьми, я уверен, что она оставила на мне отпечаток. Я заплатил высокую цену за то, чтобы обладать этой прекрасной, но мимолетной красотой. Поэтому, я буду делать все, что вздумается. Я заслужил это. Он мотает головой. – Не смею этого отрицать. Я был трусом. Руки скрещены на груди, спина и плечи напряжены, я ожидаю продолжение его речи. Жду, сможет ли он все это принять. Черт, а мы ведь так хорошо ладили. С чего это вообще все началось? – Послушай, – говорит он, моя защитная стена поднимается. Началось. – Ты нашел способ разобраться во всем. Идеально и аккуратно. Ты профессионал в раскладывании всего по полочкам. Но я присматривался к тебе, – говорит он, прищурившись. – Не хочу, чтобы образ Марни омрачал всю твою оставшуюся жизнь. Я фыркаю от беззвучного смеха. Придурок. – Серьезно. Ты заслуживаешь чего-то хорошего. Это все забавно... этот образ жизни, да, но он не заменит настоящих отношений. Я делаю это, потому что... – Потому что теперь ты платишь по счетам, – перебиваю я. Брат пожимает плечами, он абсолютно спокоен. – Да. И потому что ей это нравилось. Впоследствии мне пришлось пройти через самое худшее, но я не теряю себя. Больше не теряю. Я завязываю. Напряжение пульсирует между нами, и я прислоняюсь спиной к стене. Так вот из-за чего весь этот разговор. Он всегда придерживается плана. – А клуб? Его плечи снова приподнимаются. – Я хотел передать бразды правления младшему брату. Но не в том случае, если мне в итоге придется наблюдать за его саморазрушением. Его взгляд блуждает по моему лицу. – Мне нравится идея, что ты будешь поблизости. Находясь здесь... со мной. Но мы должны прийти к взаимопониманию. Мои губы растягиваются в улыбке, переходящей в ухмылку. – Ты говоришь об ультиматуме. – Называй, как хочешь. Единственно о чем я прошу, – не смешивать личную жизнь с делами клуба. И тут на меня снисходит озарение. Я опускаю руки и выпрямляюсь. – Ты наблюдал за мной вчера. На его лице вспыхивает стыд. – Мое имя останется в договоре на аренду, Колт. Все будет связано со мной... Он замолкает. – Если ты хочешь проводить свои личные «сессии» Он снова ставит в воздухе кавычки, и в груди растекается жар. – Прекрати. Просто скажи, что ты имеешь в виду, Джулиан. Он шумно выдыхает. – Я не смогу выставить тебе претензии, если ты снова слетишь с катушек. Понятно? Сукин сын. – А знаешь что? Пошел ты. – Черт, это грубо, Колт. Он встряхивает головой, и смотрит вниз на кафельный пол. – У тебя не было никаких прав подслушивать меня. Все, что я делаю в свободное время – личное или по делам, внутри клуба или вне его – тебя абсолютно не касается. Я смотрю на него, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Передай клуб кому-то другому. Он поднимает голову. – Я больше никому не доверяю. – Чушь собачья. Я делаю шаг назад, заканчивая этот разговор. – Это твой способ следить за мной. Продолжая свое дело, но при этом, не выполняя грязную работу. – Прыскаю я от смеха. – Но я не мальчик на побегушках, и ты не указ мне. – Все совсем не так. Послушай, у меня всегда были небольшие терки с копами, – говорит он, наконец, глядя на меня. – Я привык, но и не могу пустить все на самотек. У меня должен быть кто-то, кто знает, как держать все под контролем. Интересно, что бы он сказал, узнав, что женщина, которую я вчера отвел в комнату, была не только копом, но и криминалистом, составляющим портрет преступника. И все, что его волнует не узнала ли она чего лишнего. Только я подозреваю, что она наверняка давно все раскопала. Меня можно назвать кем угодно, но лжецом – никогда. Сэди приходила сюда не ради работы. Во всяком случае, это правда, которую я знал до этого момента. Я ни разу не усомнился, что у нее не было скрытых мотивов. Да и зачем, когда она чертовски идеальна для меня. Теперь же Джулиан посеял зерно сомнения, и я ненавижу это. Я уже чувствую, как оно разрастается. Но нет. Я запрещаю своему брату отравлять мое сознание. Я достаточно долго за ней наблюдал, пробовал ее на вкус. Ее аромат все еще со мной. Я смотрел в эти бездонные изумрудные глаза и видел красоту в их бездне. Я посмотрел на Джулиана. – Почему ты завязываешь? Его внутренняя борьба за невозмутимость под моим жестким взглядом была очевидна. – Я женюсь на Бетани. Твою мать. – Поздравляю. – Это слово слишком приторное для меня. И я продолжаю. – Я подумаю об этом, – прежде чем он успевает что-то сказать, вызвав у меня еще больше отвращения. Удовлетворившись моим ответом, Джулиан кивает несколько раз и говорит: – Спасибо. Затем он оставляет меня наедине с моими спутанными мыслями. Засунув руку в карман, я прикасаюсь к веревке, которую всегда ношу с собой. Моя связь. Мой центр. Мне нужна Сэди прямо сейчас. Я не могу ждать вечера. Эхо СЭДИ Вот он момент затишья перед бурей. Когда небо чернеет, воздух наэлектризован, а чернильные облака застилают солнце. Вы начинаете испытывать это тревожное, сжимающее грудь чувство, не совсем понимая, что это, но вы знаете, что скоро ударит молния. Вы подключены к природе. Ваши кости, плоть, ваша кровь. Душа. Все взаимосвязано с чем-то более великим, чем вы сами если бы вы только могли протянуть руку и ухватиться за угасающие огоньки, и все тайны мироздания открылись бы перед вами, как на ладони. Вы, безусловно, являетесь частью чего-то более мощного, чем просто вы. Ведь поэтому мы не чувствуем себя потерянными и одинокими. Сейчас я нахожусь на пороге шторма. Он может принять любые формы и размеры, и нанести удар в любой момент. Чаще всего мы не готовы. Я не готова сейчас. Но шторм уже рядом, и от него не скрыться. Ложное спокойствие привлекает меня, мне кажется мы уже близко, остался последний кусочек, и убийца будет настигнут. Но впереди еще великая буря. Я знаю, что ложь, которой он кормит нас сейчас, прямо перед тем как небо разразится первыми слезами, будет нами принята. Всегда есть что-то большее. – Эксперты ждут нас, чтобы провести первый осмотр, – говорит Куинн, ведя машину вдоль тротуара. – Полиция уже оцепила место преступления, Векслер распорядился привлечь к этому делу только лучших. – Он взглянул на меня, вытаскивая ключи из замка зажигания. – Ты готова? Я должна ценить такое отношение. Он считает меня одной из лучших. Мы собираемся на третье место преступления и одному Богу известно, что преступник оставил там на этот раз. Но мой разум по-прежнему весь во власти того, что нам открылось несколько мгновений назад. Я пытаюсь осмыслить это, мысленно цепляясь за реальность, прежде чем ужас происходящего накроет меня с головой. – Готова, – говорю я. Призвав всю свою стойкость, я открываю дверь. Бросив взгляд на небо, отмечаю продолжающую надвигаться тьму. – Пойдем внутрь, пока не грянул ливень. На тротуаре уже собралась толпа, люди вытягивали шеи, смотрели по сторонам, делали фото в надежде получить хоть каплю информации о произошедшем внутри за закрытыми дверями квартиры. Это значит, что наш преступник, только что получивший официальный статус серийного убийцы, теперь будет мелькать во всех сводках новостей. Я уверена, Куинн надеялся, что мы сможем держать это в тайне еще хотя бы неделю. Но как только пресса пронюхает про серийного убийцу наша игра закончена. Кто-то допустил утечку информации и теперь нас ждут постоянное внимание и любопытные вопросы от прессы, которая, безусловно, будет большой помехой в нашем расследовании. Мы протискиваемся сквозь толпу, и Куинн дает несколько распоряжений своим офицерам, стоящим в оцеплении. Небольшой группой мы направляемся к месту преступления, огороженному желтой полицейской лентой. – Вам надо экипироваться, – говорит один из полицейских, стоящих у дверей. Я смотрю на него. Он с ног до головы в белом комбинезоне Тайвек. Эта одежда похожа на костюмы медэкспертов, мы носим их в тех случаях, когда того требует ситуация. Куинн и я быстро натянули костюмы, и только тогда смогли наконец-то пробраться в квартиру. Несмотря на выработанное годами, спокойствие, я онемела. Я готовилась но, оказалась не готова. Матерь Божья, – бормочет Куинн. Я почти представила, как он крестится и шепчет молитву, хотя и не имею понятия, верующий ли он. На самом деле он, конечно, не делает этого, но сцена, развернувшаяся перед нами такова, что я была бы не против, если бы Куинн действительно перекрестился. Кто-то должен прочитать молитву. Металлический привкус вот мое первое ощущение. Горькое послевкусие резонирует в глубине моего горла. Воздух потрескивает от удушающей, темной энергии. Красный покрывает стены. Крупные брызги. Пятна крови. Высокая скорость, низкая скорость. Я могла бы потратить неделю, анализируя и изучая каждую каплю, каждую форму. Мои глаза охватывают каждый выступ, каждый стебелек, вытекающий из большого пятна крови. Артериальное кровотечение, вызванное одним косым ударом преступника поперек шеи, было настолько сильным, что брызги указывают, насколько жестоко была изувечена жертва, прежде чем начались настоящие пытки. Мой разум возвращает меня в прошлое. Мне шестнадцать. Я стою перед зеркалом в больнице. Изучая тонкий узор шрамов, покрывающих мою кожу. Разные оттенки красного. Более темный контрастирует с моей светлой кожей, легкий розовый покрывает пятнами мои щеки. Я не испытывала ни любви, ни ненависти к крови, она стала частью меня в тот день. – Бондс. Голос Куинна достигает темных закоулков моего разума, и я возвращаюсь на место преступления. Офицеры фотографируют сцену в первоначальном состоянии, прежде чем приступить к детальному изучению. Мой взгляд постоянно замирает на теле. Куинн уже рядом с ним, это его право первенства. Я осторожно двигаюсь через комнату, стараясь никому не помешать, мой пластиковый костюм шелестит в неподвижном воздухе, когда я маневрирую между разбитыми картинными рамами и лужами крови, направляясь к подвешенному трупу. Когда Эйвери приезжает и начинается экспертиза, мне не нужно уточнять. Мне не нужно спрашивать о том, что было сделано с жертвой. Мои глаза застывают именно на том, на что Куинн так не хочет смотреть. На том, от чего он так старается не отворачиваться. – Та графиня, – говорит он с отвращением в голосе. Она славилась этим? – Да, – отвечаю я просто. – Это какой-то ад, – выдыхает он. И нет лучшего слова, чтобы описать то, что видят наши глаза. Ад. Это Ад. Я никогда не сталкивалась со случаем, когда убийца изувечивал гениталии жертвы. И я не хотела спрашивать Куинна, были ли подобные случаи в его карьере. Прошлый опыт не будет иметь никакого значения, невзирая ни на что. Почерк садиста, решившегося на такую экстремальную пытку, выдает в нем совсем другого человека, не того, чей профайл я уже составила для этого дела. Он подражатель. Пытки его подпись. Но даже она, не его собственная. Вокруг, по-прежнему, царит тишина. Мы смотрим на самую избитую и израненную сокровенную часть потерпевшей. Помимо многочисленных порезов, покрывающих тело, на нем есть ожоги, что делает ее нижнюю часть практически не идентифицируемой как женскую. Прямо сейчас я благодарна за кровь, которая скрывает большинство ее травм. – Сюда, – кричит кто то со стороны спальни. Без слов Куинн и я направляемся в сторону хозяйской ванны, посмотреть, что привлекло внимание. – Не сливать воду из ванной, инструктирует Куинн, я хочу, чтобы сначала все изучили. Осмотритесь внимательно вокруг жертвы. Купание в крови. Поэтично. Вторая жертва, словно воплощение легенды о Батори. Вымышленные картины, которые изображали графиню в качестве создания ночи, осушающую женщин и купающуюся в их крови. Я потерялась в значениях, я была несколько озадачена тем, почему преступник, действующий обычно так быстро, в этот раз поступился своими стандартами подражания и вымысла до тех пор, пока мои глаза не различили жестокость, замаскированную под этими красными украшениями. Один длинный зубчатый шрам пересекал ключицу жертвы. Он пожертвовал красотой убийства, чтобы оставить сообщение. Получатель я. Воздух становится густым, мои легкие не позволяют мне вздохнуть. Ванная комната так мала слишком много людей вокруг. Вся эта квартира, как могила, темная и сырая, вытянутая по форме. – Куда ты идешь? Но я не могу ответить Куинну прямо сейчас. Я разворачиваюсь и иду обратно, через всю квартиру, прямо в обмундировании, проталкиваюсь сквозь прессу и толпу во дворе и только там останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Никто не знает об этом. О том, что случилось со мной много лет назад. Это личное, это только мое. Он был внутри моего дома. Он смотрел на меня. Он знает секретные детали, которые я доверила своему дневнику. Единственное место, где я делилась своей историей. Поэмы. Что они значат для меня боль. Ужас. Позор. Невыносимые стихи, которые рассказывал мне снова и снова мой похититель, заставляя меня прочувствовать каждую строфу. Создавая и формируя из меня совершенную и добродетельную женщину через свои ужасающие пытки. Я была дрянной девчонкой, которую он желал преобразить в нежную и безупречную красавицу. Я знаю каждую строфу наизусть. Я возвращаюсь к тому моменту, когда прочла первые слова его любимого стихотворения там, в доме жертвы, что вновь заставляют меня истекать кровью все мои раны открыты. – Сэди – Куинн тихо произносит мое имя, вырывая меня из липких лап паники. Ты не можешь сейчас сорваться, – говорит он, сжимая мой локоть и уводя вниз по тропе подальше от дома. – Слишком много людей. И я уверен, среди них есть репортеры. Я с удивлением замечаю, что Куинн избавился от своего костюма, и решаю последовать его примеру. Я выскальзываю из пластикового скафандра, заставляя его струиться по моему телу, стягивая его трясущимися руками, пока тот не ложится бесформенной лужей у моих ног. Когда я скомкала пластик в плотный шар, Куинн, наконец, сказал. Подожди. Я запихиваю сжатый костюм подмышку и разворачиваюсь лицом к толпе. – Мы можем поймать Эйвери позже. Пошли поедим. Это будет долгая ночь. – Нет, Куинн. Он здесь. Обведя Куинна взглядом, я округляю глаза и незаметно киваю в сторону собравшейся толпы. Согласно его психологическому портрету, он хочет вмешаться в ход расследования. И в мою жизнь. Это его самый большой шедевр. Последняя сцена должна все объединить, связать все преступления вместе. Я сканирую взглядом толпу, задерживаясь на каждом отдельном лице. Я уверена, что он не смог бы держаться в стороне. Периферическим зрением замечаю, что Куинн взял телефон и приложил его к уху. – Убедитесь, что вы сфотографировали толпу. Я хочу, чтобы у нас был снимок каждого зеваки. Я удивленно поднимаю бровь, когда он опускает телефон. Может быть, ты хочешь подойти к каждому и спросить, не он ли убийца? Я сжимаю губы, уступая. Нет да, ты прав. Я должна признаться ему. Наверное. Я слишком осторожна с теми, кого впускаю в свое личное пространство. Мой мир состоит из горстки людей. Кроме клуба. Это единственное место, где я могу позволить себе быть собой. Он мог бы стать членом моего маленького мира. Мог бы последовать за мной однажды ночью. Он ждал права, ждал момента, чтобы ворваться в мою жизнь и сунуть нос в мои личные дела. Вопрос повис в воздухе: зачем? – Это не соответствует профайлу, говорю я себе. Но Куинн прерывает меня. Почему нет? Черт. Я смело встречаю взгляд Куинна, готовая сказать ему всю правду. Первое время в наших рабочих отношениях, это были и лучшие моменты, и одновременно самые сложные, я любила подначивать Куинна, выдавая ему всю правду без прикрас. Я должна отстаивать очевидные факты, или, по крайней мере, свои подозрения. Я не знаю, как и почему это связано со мной, и почему мне стоит быть на стороже. И это не ложь. Я боюсь. Хотя я не хочу выдавать желаемое за действительное, есть вероятность того, что мой разум избирательно соединяет кусочки реальности и связывает их с моим прошлым. После похищения было время, когда я серьезно сомневалась в своем здравомыслии, но прошло уже слишком много времени. Я преодолела так много, и не хочу вернуться обратно в мир сомнений и страха. Но это именно то, что преступник заставляет меня делать сомневаться в себе. Пока я не уверена, что субъект планирует делать со мной, Куинн должен оставаться в неведении. Иначе он может исключить меня из расследования. И если сейчас игра субъекта вертится вокруг меня, это его только разозлит. Значит, я буду играть в его игру. Я должна понять правила этой игры. Тогда я пойму, кто он. – Возможно, будут существенные отличия от первого портрета, – говорю я, перебирая в голове все новые детали. Куинн склонил голову. Я думаю, мы имеем дело не с обычным подражателем, все гораздо глубже. Он не просто подражает Батори, не просто восхищается ею он считает, что между ними существует особая связь. Романтические отношения. на лице Куинна явно отражается замешательство, и я вижу, что теряю его, он уже далеко. Эротомания, я явно говорю лишнее. Он качает головой. Серьезно? Ты действительно думаешь об этом? Ты думаешь, что мы имеем дело с сумасшедшим психом, который верит, что у него отношения с женщиной умершей более четырехсот лет назад? Да, эти слова, произнесенные вслух, звучат еще более бредово, чем в моей голове. Но это все, что у меня есть, и я вынуждена работать с этим. Я должна оставлять все свои домыслы при себе и не показывать, что это как то связано со мной. Я киваю головой. Вообще, все это не очень романтично. Похоже, он думает, что является одним из сообщников Батори, и что все его действия своего рода дань ей. В конечном счете, он поверил, что у графини есть истинная привязанность к нему. Не важно, считает он ее мертвой или живой. В своем заблуждении, он мог поверить в одну из вампирских легенд. Он может думать, что она вернется из мертвых , – я проигнорировала скорчившего гримасу Куинна. – Смотри, его поступки не так важны, как очевидный факт того, что он стремится произвести на кого-то впечатление. Возможно, он верит, что графиня посылает ему секретные сообщения о том, как лучше воплотить ее волю. – Иисусе, говорит Куинн. Нажав на кнопку брелока от машины и разблокировав автомобиль, он открывает дверь и кладет на пол свой аккуратно сложенный пластиковый комбинезон. – Мы можем просто пойти и поесть? спрашивает он, опираясь рукой на капот машины, развернувшись ко мне. Я не смогу справиться с этим на пустой желудок. Я думаю, он просто не хочет слушать мои дальнейшие рассуждения о профиле субъекта. По крайней мере, Куинн готов слушать меня и воспринимать мою информацию, даже такие невероятные идеи. Исполнитель может очень пострадать от всего этого эротоманского бреда, он пытается не только подражать покойной графине, но и произвести впечатление. У меня сейчас слишком много фактов, и мне нужно упорядочить их все, прежде чем сделать конкретные выводы. Для того, чтобы разобраться во всем, мне определенно нужно спокойное место. Куинн слишком хорошо меня читает. Я потрясена. И признаю это. Ведь это я анализирую убийц... это моя работа. И этот субъект определенно смог влезть мне в голову. Когда я берусь за ручку двери автомобиля, то слышу, как меня кто-то окликает. Я оборачиваюсь и вижу Эйвери, которая знаками призывает нас вернуться. Мы встречаемся в отдалении от толпы. – Что у тебя? спрашивает Куинн. – Черт, я тоже рада тебя видеть, Куинн, отвечает она. Несмотря на мое внутреннее беспокойство, я улыбаюсь. Надеясь на что-то конкретное, на улики, которые помогут нам продвинуться в раскрытии этого преступления. Я чувствую себя пешкой на шахматной доске. Я хочу сделать следующий ход. Она смотрит на меня. Я получила информацию о веревке, – говорит она, и я затаила дыхание. – Прежде всего, она полностью сделана из джутового волокна. Во-вторых, это ручная работа. И самое главное третье. Место, где она сделана, она делает паузу для создания драматического эффекта, Вена. Мое дыхание становится прерывистым. Куинн смотрит на нас, уперев руки в бока. Я что-то упускаю? Да, Куинн. В этом деле ты упускаешь все. Но еще рано давать тебе подсказки. Я сосредотачиваюсь на том, что могу раскрыть. Переложив мятый костюм под мышку, я лезу в сумку. Вытаскивая свой планшет, я выбираю последнюю электронную книгу на моей электронной полке, и вручаю девайс ему. – Нужный абзац уже подчеркнут, говорю я ему. Он читает вслух. Она пытала их, связав их руки венским шнуром. Голова Эйвери откидывается назад, ее шок очевиден. Тогда у Вас уже есть подозреваемый. Возвращая мне планшет, Куинн усмехается. Да есть Если брать в расчет четырехсотлетнюю мертвую графиню. Эйвери переводит на меня вопросительный взгляд, но потом взмахивает рукой. – Я знаю это не моя область. Ловить преступников это ваша прерогатива, ребята. Она передает папку в руки Куинна, обращаясь ко мне: Я надеюсь, ты не возражаешь, но я взяла на себя смелость провести собственное расследование. Мне просто было любопытно, зачем кому-то заказывать конкретную веревку, да еще в такой далекой стране как Вена. Это кажется не слишком практичным. Куинн открывает папку и пробегает глазами по документу, лежащему внутри. – Где ты это нашла? говорит он. В ответ Эйвери радостно улыбается. – В Интернете. Простой поиск, это одна из первых ссылок. Довольно странно, тебе не кажется? Я не уверена, имеет ли это какое-то отношение к вашему делу, но решила, что это достойно упоминания. От любопытства я подвигаюсь ближе к Куинну и заглядываю на страницу. – Венский фестиваль веревок, говорю я, взглянув ей в лицо. – Это ежегодный фестиваль бондажа и фетишей, связанных с веревками. Я проверила, это довольно популярное событие. Для веревочных энтузиастов среди нас. Я слышу ее голос все приглушеннее, мои мысли затягивают меня, цепочка начинает выстраиваться, связывая все аспекты вместе. Бондаж. Веревка. Подвес. Образ жертвы, подвешенной под потолком в доме, сливается с воспоминанием о прошлой ночи. Я слышу голос Куинна, но не могу различить его слова. – Шибари, говорит Эйвери, вырывая меня из моих размышлений. Вдруг моя грудь сжимается, словно в клещах, передо мной мелькают картинки, которые мозг складывает в единый паззл. – Это очень привлекательно, именно поэтому поклонники жесткого бондажа участвуют в мероприятии. Оказывается, существует целая субкультура внутри этого мира бондажа. Она пожимает плечами. В любом случае, я подумала, что это может быть интересно. А может это и не связано с нашим делом вообще. Нет, это очень хорошо, Эйвери, говорит Куинн, закрывая папку. Отличная работа, детектив. Она смеется. – Я передам Интернету твои слова. Ее взгляд задерживается на мне, и красивые черты лица искажает беспокойство Сэди, ты в порядке? Я привлекла к себе внимание, чего делать не стоило. Я быстро стараюсь предать своему лицу нейтральное выражение. И теперь оно спокойно, в то время как сердце почти выпрыгивает из груди. К горлу подступает желчь. Все, что я могу, это сосредоточиться на дыхании. Вдох. Выдох. Только дыхание. Вдох. Выдох. – Я в порядке, – говорю я, кивнув. Я еще поработаю с этой информацией. Спасибо, Эйвери. Я пытаюсь уйти, но Куинн ловит меня за руку. – Куда ты идешь? Машина вон там. Он указывает в обратном направлении. Эйвери обрывает этот допрос резкими словами. – Меня ждет много работы, – она указывает в сторону квартиры. – Я вернусь к тебе, как только смогу, со слабой улыбкой в знак благодарности говорит Куинн. Затем он переключает свое внимание на меня. Мрачные карие глаза внимательно оценивают. Я просто не могу быть здесь сейчас. – Я думаю, мы должны разделиться, сказала я. На его лбу собираются морщины, он продолжает пристально с выражением настороженности изучать меня. – Мы успеем больше, если ты поедешь проверять магазины с оружием, а я займусь этой новой зацепкой. Он скрещивает руки на груди. – Я бы не стал называть это зацепкой, Бондс. Что ты собираешься делать? Добудешь список всех участников этого фестиваля и будешь допрашивать их? Не всех. Лишь одного. – Это может быть не эффективно. Я выдерживаю его непреклонный взгляд, стараясь придать себе уверенности, которую совсем не чувствую. Мои ноги ломит, словно все происходящие события давят тяжким грузом на меня. – Мы не можем упускать из виду даже такие мелочи, Куинн. Убийца опережает нас. Еще два тела. У нас нет времени даже на этот спор. Он тяжело вздыхает, явно выказывая свое раздражение. Смотрит вдаль, на надвигающиеся облака, предвещающие бурю. – Да, хорошо. Ты права. Взгляд Куинна снова направлен на меня. – Я поговорю с оперативной группой, а ты держи меня в курсе обо всем, что узнаешь. Даже если ты думаешь, что это не важно, я хочу об этом знать. – Хорошо, – говорю я. Он продолжает пялиться на меня, как будто ему хочется что-то добавить, его глаза сканируют, словно он может разузнать весь поток мыслей, кружащих у меня в голове. Куинн ненавидит находиться в неведении. Но этот спутанный клубок мне нужно размотать самой. – Тебя подбросить до участка? – спрашивает он, и я отрицательно качаю головой. – Нет времени. Ты езжай, а я возьму свою машину. Моя квартира недалеко отсюда. Как и квартира Колтона. Куинн наконец-таки избавляет меня от своего проницательного взгляда. – Скинь мне этот отрывок, – говорит он, отворачиваясь и направляясь к машине. В ту же секунду, как я становлюсь свободной от назойливого присутствия Куинна, я ныряю в переулок у соседнего комплекса, в голове уже нарисовался маршрут. Засунув костюм в сумку, я проверяю кобуру и достаю свой ЗИГ, отстегнув кожаную застежку. А затем прямиком направляюсь к человеку, у которого могут быть ответы на все мои вопросы. К человеку, чье неожиданное появление в моей жизни могло быть абсолютно не случайным. Мой желудок сжимается лишь от одной мысли о прошлой ночи... Вспышка освещает темное небо, а за ней раздается громкий треск и затяжной грохот грома. Приближающийся шторм отвлекает меня на минуту, и я обхватываю себя руками, когда начинают падать первые капли. Я не могу думать о прошлой ночи. Не сейчас. Я профессионал. В данный момент я Агент Бондс, а не женщина, жаждущая прикосновений возможного серийного убийцы. Подвешивание СЭДИ До того, как я приступила к работе криминалиста, став штатным агентом, я была копом. Патрульным, который только начал свою работу, но уже принял присягу. Мне кажется, в нашей профессии случаются моменты, когда мы забываем про эту присягу. И именно это случалось со мной в те годы. Я не могу назвать себя невиновной. Иногда мы интерпретируем закон в соответствии с нашими нуждами, вне зависимости от того, происходит ли это во имя справедливости. Мы решаем, что в восстановлении справедливости последнее слово будет за нами. Это так называемая серая мораль. И я живу в этой серой области, но при этом верю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы сдержать Клятву Чести. Я думаю об этом, приближаясь к квартире Колтона с номером 518, насквозь продрогшая в сырой холодной одежде, прилипшей к моему телу, с предчувствием того, что сейчас наступит проверка моей верности клятве. Особенно той части, в которой я клялась иметь храбрость и нести ответственность за каждое свое действие. Неужели сегодня тот самый день? Честно говоря, если это действительно он, то я ждала его очень долго. Когда последствия того, что здесь произойдет, будут расследоваться командой Куинна, будет ли он винить себя? Ругать себя за то, что не последовал своему внутреннему чутью, понимая, что здесь что-то неладно? Наступает момент истины.Остановившись перед дверью квартиры, я поправляю челку и расправляю плечи. Делаю глубокий вдох. Вместо того, чтобы постучать, я достаю телефон и отправляю Колтону сообщение. Его можно будет отследить. Полагаю, что прямо сейчас я принимаю решение следовать своей клятве... Только вот если я войду, то сделаю шаг в бездну. Я могу не обладать необходимой силой, чтобы встретиться лицом к лицу со своими демонами, но я отвечу им.  Руки Колтона на мне... Его прикосновения, ласкающие мое тело. Его губы исследуют, пробуют. Его хриплый голос отдается вибрацией от моей кожи, он соблазняет меня. Я прочищаю голову от незваных картинок, когда слышу шаги внутри квартиры. На одну кратчайшую секунду я ожидаю, что дверь откроет сосед, прежде чем осознаю тот факт, что сама только что отправила Колтону сообщение. Затем дверь открывается, и меня встречают его глаза цвета льда. Его губы искривляются в сексуальной понимающей усмешке. Рука опирается о верх дверного косяка, блокируя вход, а его взгляд пожирает меня. – Агент Бондс, – он подмечает мой промокший насквозь внешний вид. – Должен отметить, что когда я сказал тебе найти меня, как только ты намокнешь, я не имел в виду дождевую воду. Хотя такой вариант меня тоже устраивает. Мое тело охватывает дрожь, я стараюсь игнорировать стук своего сердца. Неровный ритм приглушается моими рваными вздохами. Я стараюсь контролировать их, моя воля проверяется на прочность, в то время как тело жаждет затеряться в этом мужчине. – Мистер Рид, – официально обращаюсь я к нему. – Это не светский визит. У меня к Вам несколько вопросов. Могу я войти? В тот же момент его открытая приветливость исчезает. И почти так же быстро он принимает игривый вид. Он контролирует эту игру. Кивая головой в направлении гостиной, он широко распахивает дверь, приглашая меня войти. Под своим пиджаком я кладу руку на ЗИГ, как только переступаю порог. – Ваш сосед, Джефферсон, сейчас дома? – спрашиваю я, пока мой взгляд блуждает по аккуратной, тихой квартире. Колтон проходит к кожаному дивану и располагается с удобством для допроса. – Не сегодня, – отвечает он и хлопает по месту рядом с собой. – Я бы предложил тебе полотенце... Но мокрой ты выглядишь чертовски сексуально. Я стою, не сдвинувшись со своего места. – Я предпочитаю постоять, спасибо. На его лице проявляется очевидное недовольство, когда я отказываюсь поддержать его шутливое замечание. – В чем дело, Сэди? К чему весь этот подход в стиле копа? Потому что сейчас день? Или потому что мы не в клубе? Его ледяной взгляд открыто пробегает по всему моему телу. – Это одежда делает тебя такой? Борец с преступностью днем, страстная сексуальная кошечка ночью. Потому что, если честно, оба варианта не слабо меня заводят. Я чувствую, как теряю почву под ногами. Если я продолжу тянуть время, он получит преимущество надо мной. Колтон точно знает, как сделать меня слабой, и если я позволю ему, он выиграет. Но только если я позволю. Вот в чем проблема: я не знала, хочу ли позволить это или нет, все слишком запутано. Сняв свой джинсовый пиджак, я выставляю напоказ оружие. Убедившись, что он его заметил, я бросаю мокрую одежду на пол и натягиваю ниже свою майку, чтобы прикрыть поясную кобуру. – Это лучшая тактика запугивания, что у тебя есть? Я должен быть убежден пистолетом или мокрой футболкой? – Он улыбается. – Хочешь увидеть мою тактику? Я отступаю на шаг назад, как только он делает движение, чтобы встать, но Колтон останавливается, неожиданно рассмеявшись. Качая головой, он говорит: – Давай просто пропустим эту часть. Я понимаю, что тебе нужно работать. Так вперед. Он пробегает рукой по своим растрепанным темным волосам, расслабленно откинувшись на сидении. – Я с нетерпением жду момента, когда мы сможем перейти к... более интересным вещам. После всей моей практики, всех этих лет, в течение которых я анализировала человеческое поведение, когда дело доходит до Колтона, я понимаю, что не могу играть в игры разума. Простые психологические переменные: личные черты, психопатологии, поведенческие характеристики. Возраст, раса, детство – сравнительные данные для досье. Все они смешались в моих мыслях, пока я пытаюсь анализировать человека передо мной. Я могу применить лучшие техники допроса, которые есть в моем арсенале... но я уже пристрастна. Теперь это личное. Срываем пластырь. Всё в открытую. Потому что если он и есть Субъект, то уже обыграл меня в этой игре. Один последний глубокий вдох и приступим. – Почему Кровавая Графиня? Я удерживаю его напряженный взгляд, не моргая. Так же, как и он. – Твое решение подражать Батори было как-то связано со мной, или она уже была частью схемы, а мне просто повезло исполнить важную роль? Его брови сошлись вместе. – Понятия не имею, о чем ты. Хорошо. Теперь мне, по крайней мере, понятна его позиция: он не собирается поддаваться. Хочет продолжать эту игру. Медленно я подхожу ближе к нему, остановившись перед кофейным столиком в центре комнаты. Твердый предмет между нами. – Я могу потратить несколько часов на вытаскивание из тебя ответов, но я промокла и устала. Просто скажи мне, Колтон. Ты когда-нибудь посещал фестиваль по Шибари в Вене? Его глаза засверкали, губы сжались в непристойную ухмылку. – Я впечатлен. Ты выполнила свое домашнее задание. Он встает и прячет руки в карманах. – Конечно, я был там. Это лучшее подпольное событие, связанное с Шибари за последние пару лет. Все, кто воспринимают Шибари как серьезный вид искусства, посещают его. Он резко вскидывает голову. – Но что-то подсказывает мне, что ты и так это знаешь. Так о чем ты на самом деле спрашиваешь? Момент истины. Я получу ответ, за которым пришла, ответ, который должен освободить меня. Который скажет мне, кто же Колтон Рид на самом деле и как он попал в мою жизнь. Только этого недостаточно. Это случайность. Я могу разложить по полочкам все улики, проанализировать каждый кусочек паззла через психологический микроскоп и обернуть их против него, но я понимаю, что это ничего не изменит. Только мы: Колтон и я балансируем на грани этой шаткой ситуации... И на деле, всё, что у меня есть – лишь подозрения. Даже Куинн сделал замечание о том, насколько слабым был довод, но мне нужно следовать за своим инстинктом. Это был инстинкт, не так ли? Промокшая и уязвимая перед Колтоном я вдруг задалась вопросом: сколько из всего этого было моим собственным страхом? Хочу ли я, чтобы он был Субъектом? Или мне необходимо, чтобы он им был? – В свою последнюю поездку ты привозил с собой какую-нибудь особую веревку? – спрашиваю я. – Нет. – Его лицо мрачнее, когда он делает один, затем второй шаг ко мне. – Я оформил себе заказ. Но это только нити. Я сам вяжу веревки. Мои губы приоткрываются, следующий вопрос уже пляшет на кончике языка, но он врезается в меня, прежде чем я успеваю его озвучить. Его руки окружают меня и сжимают мои запястья за спиной, его лицо находится в паре дюймов от моего. Мои легкие борются за глоток воздуха, когда его тело вплотную прижимается к моему. Холодная мокрая майка обжигает мою кожу. – Ты работаешь над делом с серийным убийцей, – замечает он спокойно практически с обвинением. Я не могу выдавить и слова, но заставляю себя кивнуть головой. Лишь изгиб его губ говорит о том, что я все еще могу вернуть контроль. Но затем с поражающей ловкостью он связывает мои запястья тонкой веревкой. Вспыхивает паника. – Я видел это сегодня в новостях, – уточняет он, продолжая обматывать веревку вокруг моих рук. Резкий выдох срывается с его губ, когда он туго затягивает узел. – Пайпер была жертвой, и я слышал, что есть еще. – Есть. Четыре, – говорю я охрипшим голосом. Он продолжает удерживать меня в кольце своих рук. Его мышцы напряглись, когда он прижал меня к себе еще крепче, несмотря на то, что я не пыталась сбежать. – Я сегодня размышлял о твоем первом визите в клуб. Было ли это для тебя самой, или ты пришла из-за работы. Я признаю, у меня был момент сомнения насчет нас. Но затем я понял, что просто невозможно, чтобы это было как-то связано. Он улыбается, глядя на меня. – Ты приходила в клуб на протяжении трех месяцев – задолго до того, как обнаружили первое тело. У него были сомнения насчет нас. Насчет меня. Это признание задевает меня. – Только теперь, – продолжает он, приближая своё лицо еще ближе, его тихий шепот и ментоловое дыхание щекочут мои губы. – Я предполагаю, что то, о чем ты узнала, привело тебя к моей двери. И как это удобно для тебя, верно?  Я абсолютно точно не собираюсь идти у него на поводу, но мне нужно, чтобы он продолжал говорить. – Чем это удобно для меня? Крепко удерживая веревку между моих запястий одной рукой, второй он освобождает меня от поясной кобуры и пистолета. Они падают на пол, и он отталкивает их в сторону. – Потому что, – отвечает он, обволакивая меня горячим дыханием – тебе нужны пути отхода. Козел отпущения. И если я плохой человек, то это отличное оправдание для тебя. Прошлая ночь тебя ужасает, и сегодня ты собиралась покончить с этим. Ты боишься потерять контроль, Сэди. Но ты не можешь воспринимать все таким образом. Его лицо так близко к моему, жар его тела давит на меня. – Это не потеря, это обмен властью. Я не ослабляю тебя, разбирая по частям, я делаю тебя сильнее. Замешательство горячее и порочное опутывает меня, отравляя. Я трясу головой. – Я не поэтому здесь, Колтон. Улики привели к... – Какие улики? Свободной рукой он скользит меж моих бедер, вырывая рваный вздох из моего рта. Его умелые пальцы ласкают меня уверенно и нежно. И мне хочется просто закрыть глаза, просто отпустить... Но он удерживает меня своим голосом. – Веревка? Ты нашла какую-то веревку? Вена известна своими веревочными изделиями, Сэди. Думаешь, я единственный фанат вязания узлов, который знает об этом? Их индустрия специализируется на этом сотни лет. Черт, я тоже провел свои исследования. Я использую только лучшее. Стараясь отвести от него глаза, я упираюсь взглядом в картину, занимающую всю стену. Красные мазки по всему полотну. Оттенки вызывают дрожь в моем теле, примешиваясь к ощущениям от его прикосновений. «Он скармливает мне то, что я хочу слышать», кричит та часть меня, что находится в ужасе. Но другая часть меня, более рациональная, хочет поверить его логике. Здесь по сути нет никакой связи Куинн об этом говорил. И я тоже провела исследования. Венские веревки использовались Батори сотни лет назад именно по тем причинам, которые подметил Колтон, это был один из ключевых товаров города, а один из особняков Графини находился в Вене. Все довольно прозаично – вопрос удобства. Я искала не в том месте. И теперь я в ловушке.  Все это время Колтон наблюдает за моей внутренней борьбой, отражающейся на лице. Его глаза одобрительно сверкают. – Вот так, богиня. Вернись ко мне. Я опять качаю головой, снова и снова. И чувствую, как горячая слеза сбегает по моей щеке. Он упирается в мой лоб своим, останавливая мои движения, и тяжело выдыхает. – Тем не менее, я польщен. Тот факт, что ты посчитала меня достаточно кропотливым, чтобы я мог быть твоим серийным убийцей – это невероятный комплимент от такого человека как Агент Бондс. Но при этом, – он отстраняется и заглядывает в мои глаза, – ты пришла одна. И я не могу понять, восхищает меня это или злит. Что если бы я оказался убийцей, Сэди? Я имею в виду, какого черта? Ты хочешь умереть? Я давлюсь собственным страхом. – Не хочу. Не для того я боролась все эти годы, чтобы сдаться какому-то тщеславному психопату. Он смотрит на меня вопросительно. – Будь я твоим Домом, я бы наказал тебя за это. Ты подвергаешь себя опасности. Но я им не являюсь, так что не мне заниматься твоим воспитанием, – он вздыхает. – К сожалению. Тяжелая дрожь сотрясает мое тело, но не вся она нежеланна. Более того, мысль о Колтоне, причиняющем мне боль, осуществляющим наказание, поглощает все мои чувства. Жар вспыхивает внутри меня, затягивая еще глубже в непонимание самой себя. Он замечает перемену: расслабленность мышц, потяжелевшие веки. Моё тело предлагает себя ему. Низкое рычание вырывается из его рта, а глаза горят от жажды. И вот его рука оказывается в моих волосах в жесткой хватке, оттягивая мою голову назад так, что я вижу только его. Его вторая рука обхватывает мою талию железным прутом, и он приподнимает меня, оторвав ноги от пола, и впивается зубами в мою шею. Я хватаю легкими воздух, в то же время пытаясь испустить крик, который выходит каким-то придушенным звуком. Он толкает меня к стене, мои связанные руки ноют, прижатые к жесткой поверхности. – Колтон... – Я сопротивляюсь его безжалостному нападению на моё тело. – Я не могу... Я все еще на дежурстве. Он отклоняется и ловит мой взгляд, его грудь тяжело вздымается, волосы по-прежнему зажаты в его кулаке. – Тогда это последнее место, куда тебе стоило приходить, богиня. Эти слова замирают между нами. В жарком безумии меня отрывают от стены, и я оказываюсь в руках Колтона. Всё внутри меня бушует, требуя свободы, но я проигрываю битву. Он выигрывает. Он опускает меня на ноги всего на мгновение, достаточное для того чтобы упасть на колени и расстегнуть мои джинсы. Он сдирает их резкими движениями, промокшие от дождя они с трудом отлипают от моей кожи. Его руки проводят по всей длине моих ног, направляясь уверенно и жадно к внутренней стороне бедра. Я смотрю на него, пока его пальцы нежно пробуют и исследуют, грубые подушечки ласкают меня сквозь тонкий барьер ткани. Моя голова откидывается назад – страх омывает меня словно струящийся поток водопада, разбивающийся о страстное желание, вызванное его прикосновениями. Я чувствую, как он встает на ноги, затем выдыхает. Веревка покидает мои запястья, и руки свободно падают. Мои мышцы напряженные подергиваются, ноют из-за того, что я боролась с оковами. – Посмотри на меня, – говорит он, его голос звучит хриплым призывом. И я слушаюсь. Я открываю глаза и принимаю этого великолепного мужчину своей погибелью. – В твоей власти остановить это в любой момент. Право выбора за тобой. С деликатной нежностью он соединяет мои руки между нами и медленно обматывает веревку вокруг моих запястий. Моё тело дрожит, слово замирает на моём языке... но это всего лишь мысль. Я не озвучиваю её, пока он продолжает удерживать мой взгляд, не моргая, и поднимает мои запястья, закинув их вокруг своей шеи. – Скажи это. Его глаза закрываются, момент становится все более напряженным, по мере того как он ждет моего ответа. Я точно знаю, что он жаждет услышать. И после всего, через что я прошла, перешагнув через свое слабоволие, я произношу: – Я твоя. Его глаза резко открываются, и он наклоняется, чтобы взять меня на руки. Так он и несет меня, бережно удерживая, прижимая к себе, по направлению к спальне. Я продолжаю смотреть только на него, но периферическим зрением отмечаю голые стены нейтрального цвета. Кровать, накрытая простым черным покрывалом. Никакого телевизора. Единственный электрический предмет стоит в углу – большое стерео. Опустив меня на пол, он проходит к шкафу, откуда достает серую сумку. Дурное предчувствие свирепо врезается в меня, практически сбивая с ног, комната начинает раскачиваться перед глазами, но я фокусируюсь на Колтоне – доверяй ему. Если я здесь, если я отдаю ему себя, мне нужно будет следовать правилам. Даже если они противоречат всему, чему я научилась – каждому барьеру, что я построила вокруг себя для собственной защиты. Я не узнаю, смогу ли получить освобождение, пока не доверюсь ему. – Я приготовил это для сегодняшнего вечера. – Он оборачивается, и я вижу в его руках свернутую в кольцо веревку. – Никогда прежде не проводил сессий у себя дома... – Он улыбается, выглядя при этом почти застенчиво. Это слишком мило для таких неоднозначных отношений, как у нас. – Но именно здесь я отрабатывал свою технику. Разматывая веревку, он позволяет её распутанным концам упасть на пол, затем поднимает один и продевает его сквозь серебряное кольцо над головой. Я впервые поднимаю взгляд и замечаю огромную бамбуковую колоду, подвешенную к потолку. Я наблюдаю, загипнотизированная, как Колтон подготавливает сцену. Когда он остается довольным своей работой, то подходит ближе ко мне. – Тебе нужно дать мне разрешение обойти одно правило. Мои губы дрожат. – Какое? – Твоё единственное. Я собираюсь избавиться от твоей одежды при помощи режущего предмета. Я не дотронусь до твоей кожи. Я не причиню тебе боль таким способом. Вспышки моих кошмаров ожили, материализуясь и уплотняясь в небольшом промежутке воздуха между нами. – Единственный способ побороть своих демонов – это освободить их, Сэди. И я понимаю, что это правда, но единственное, чего я боюсь еще больше, так это выпустить монстра наружу. Я стараюсь удерживать этого демона связанным и накормленным, удовлетворенным настолько, чтобы можно было жить нормальной жизнью. Кем же я стану, когда наконец-таки отпущу его... С трудом найдя в себе силы, я киваю. И с доверием, которого никому никогда не могла подарить, я закрываю глаза. Лишь звук щелкнувшего лезвия и треск разрываемой ткани раздается в напряженном воздухе, пока Колтон срезает с меня майку и бюстгальтер. Его руки опускаются на мою талию, и я могу не только слышать, но и чувствовать его прерывистое дыхание. Его пальцы кружат по моей коже, прежде чем спуститься ниже, скользнув между материалом моего белья и бедром, и срывают его прочь. Холодный воздух лижет мою обнаженную кожу, и, наконец, я решаюсь открыть глаза. Взгляд Колтона блуждает от моих ног к моему лицу, медленно и обдуманно рассматривая каждый дюйм. – Красивая, – шепчет он. Мои внутренности сжимаются. – Пожалуйста, не используй это слово. Он придвигается ближе. Обхватив мою щеку, он приближает моё лицо к себе и его бледно-голубой взгляд захватывает меня в ловушку. – Я собираюсь заставить тебя почувствовать насколько правдиво это слово, насколько оно твое. Больше оно не будет принадлежать никому другому. Ты красивая, богиня. Я облизываю свои губы. Нестерпимое желание прижаться к его губам растет внутри меня неожиданной, неконтролируемой жаждой. Но он отодвигается, прежде чем я успеваю предпринять попытку. И я благодарна ему за это, так как сама пока не готова. Я не могу затеряться в этом человеке, не тогда, когда мне нечего предложить взамен. Колтон становится серьезным, когда объясняет мне, где встать, как расположить руки. Это эротическая игра со связыванием, но заметно, что для него это нечто большее. Слегка раздвинув мои лодыжки, он начинает обвязывать их веревкой. Колтон говорит со мной все время, пока делает каждую следующую обвязку. Успокаивая мой страх, кормясь им, он также наполняет меня новым источником силы. Смесь ужаса и силы обостряет все мои чувства, заставляя остро ощущать каждый запах: затхлый аромат веревки; вкус: соленый привкус собственного пота; слух: глубокое и ровное дыхание Колтона; зрение: моя кожа, сморщивается под натянутыми путами; осязание: грубое прикосновение волокон – это слишком ошеломляет. Всё это дурманит мое сознание, так что мне приходится облокотиться на Колтона, пока он не приказывает: – Стой ровно, Сэди. Я делаю, как сказано, мои ноги дрожат, с трудом удерживая меня от падения на пол. И тут веревка вокруг моих запястий натягивается сильнее, лодыжки ноют от того, как глубоко оковы впиваются в мою кожу. Мышцы живота напрягаются от неожиданного применения силы. Вспышка чистой боли проносится сквозь мое тело, когда он растягивает и вытягивает меня, и затем с блаженством... я попадаю в невесомость. Скрип веревки, обмотанной и собранной вокруг моего тела, пока я подвешена, посылает электрические импульсы сквозь меня. Из моего рта практически вырывается крик, но я закусываю губу, задушив его. – Не сдерживайся, – говорит Колтон, и я чувствую его успокаивающее прикосновение к своей спине. – Теперь это твое пространство. Отдайся ему. Позволь веревкам успокоить тебя. Я сжимаю свои веки, отказываясь наблюдать за своим положением: то, как широко разведены мои ноги, заставляет меня чувствовать себя уязвимой. То, как я связана, – пойманной в ловушку. Мои легкие болезненно сжимаются, лишая возможности сделать вдох. Я погружаюсь в темную пропасть своего страха... его голос извивается и скользит по стенам моего разума. Грязная девочка. Его потные ладони исследуют меня... боль проходит рябью по моей груди, когда он щиплет меня за соски. Крутит их, вызывая пронзительный крик... влага... заставляет моё тело предать меня. Потому что я такая. Я испорченная. – Сэди. – Голос Колтона прерывает видение. Стены кровоточат. – Пожалуйста, малышка. Останься со мной, борись. Найди свой сабспейс. Я трясу головой, не в силах открыть глаза. – Я не могу... не могу. Жалкая мантра отдается эхом в моей голове, когда воспоминания становятся осязаемыми, и я чувствую теплую струю крови, омывающую мою кожу. Я дышу рваными вдохами. Грубые ладони обхватывают лицо и мои глаза распахиваются. Уставившись в глубину его ярких голубых глаз, я фокусируюсь на их чистоте. – Это все что я вижу, Колтон. Как я вижу весь свой мир – в красном. Кровь тянет меня вниз... Его пальцы аккуратно стирают влагу с моих щек, а потом он отстраняется. Заставляя меня почувствовать себя очень одинокой. Веревки вокруг меня затягиваются, и я оказываюсь в вертикальном положении, мои руки привязаны к груди, бедра разведены, а пальцы пытаются ухватить воздух. Весь мой мир перевернулся, когда я оказалась здесь. Моя голова запрокидывается назад. Свет ослепляет меня, я чувствую, как воздух наполняет мои легкие, и жгучая энергия пожаром разгорается во мне, пробуждая и оживляя. В этой реальности нет места страху. Или стыду. Укутанная витой нитью я погружаюсь все глубже в себя. Меня охватывает легкость, я чувствую, как веревка обнимает мое тело, успокаивает. Я словно в нежных объятиях. Боль больше не разрушает меня, я больше не жажду жестокости, не нужно ублажать тьму внутри меня я объята ожиданием поцелуя. Красивая, – слышу я оценку Колтона. С вашего позволения, богиня. Я оглядываюсь и вижу его на коленях подо мной, поперек его колен покоится флоггер. Присутствие чего-то мистического не отпускает меня, и я слышу свой голос, произносящий «Да». Поднявшись с колен, он кладет одну руку мне на лодыжки и ласково целует их. Полностью встав с колен, он снимает с себя рубашку, обнажая идеальный торс. Я любуюсь жестким рельефом мышц его живота. Он сгибает руку, держащую плеть, и проводит ей вдоль моего тела, кожаный хвост щекочет мою кожу и с моих губ срывается стон. – Замша, говорит он, проводя хвостом плетки по моей груди. Мои соски превращаются в тугие бутоны от этих прикосновений. – Мы начнем медленно, с неторопливых и не сильных ударов. Быстрый взмах его запястья, и я уже чувствую, как кожаные ремешки касаются моей кожи. Я издаю шипящий звук, но это больше звук неожиданности, чем боли. Улыбка освещает его лицо, и я облизываю губы в ожидании следующего удара. Он проводит плеткой вдоль моего живота, и я закрываю глаза, отказавшись от всех своих барьеров. Он обходит меня и останавливается за спиной, на одно кратчайшее мгновение прикасаясь ко мне губами. Я напряжена, каждый мой мускул сжался в ожидании предстоящего эротического переживания. И когда он направляет флоггер между моих бедер, лаская мою горячую и влажную плоть мягкой замшей, я начинаю непроизвольно двигаться, заставляя веревку скрипеть. Внезапно плеть исчезла, оставив меня возбужденной и пульсирующей, и вдруг с широким замахом он наносит удар прямо по клитору. Я прикусываю нижнюю губу, радость и легкость переполняют меня, распространяясь по всему телу. Он продолжает меня пытать в той же манере, то давая, то отнимая у меня удовольствие, до тех пор, пока мое возбуждение не становится невыносимым, и я прошу его подарить мне освобождение. Я стала зависима от ограничений, нуждаюсь в их гарантии, когда приближусь к грани, все чтобы отпустить свою боль. Но Колтон наращивает темп, с каждым ударом он становится все острее и быстрее, его собственные стоны смешиваются с моими. Он неудержим, точно знает, что мне нужно и когда мне это нужно, он истязает мой клитор, до тех пор, пока каждая клеточка моего тела не сосредотачивается там. И мое тело реагирует, взрываясь оргазмом. Плети исчезают, и я ощущаю, как пальцы Колтона жадно ищут свое законное место внутри меня, его большой палец надавливает на мой клитор. Его рука обхватывает мою шею, а губы впиваются в мои. Я в плену ощущений, они поглощают меня, проходят насквозь, и я полностью растворяюсь в них. Каждая частичка моего тела стремится туда, где встречаются наши губы. Когда его язык в последний раз скользит по моим губам, и он отстраняется, я тянусь за ним, мое тело напрягается, но веревки удерживают крепко. Тоска поглощает меня полностью. Каждое прикосновение его рук, развязывающих веревки разливаются во мне приятным теплом. Эйфория, это все что осталось от меня, все сдерживающие меня путы исчезают, и я падаю в крепкие объятия Колтона. Прохладная простыня охватывает меня, ее гладкость приятно успокаивает мою чувствительную кожу. Мы лежим в постели, его руки все еще обнимают меня, даря спокойствие и утешение. Мое сознание медленно ускользает в царство сна. Но прежде чем полностью раствориться в объятиях Морфея, я чувствую прикосновение чего-то грубого к моим запястьям легкий поцелуй в губы теперь я свободна от всех кошмаров. Неопознанный субъект СЭДИ Тяга никогда по-настоящему не исчезает. Прямо сейчас я смотрела на небольшой бассейн в жилом комплексе Колтона, расположившись на балконе, одетая в его огромную футболку, защищающую меня от непогоды. Я готова убить за сигарету. Я снова бросаю взгляд на экран телефона, где вижу четыре пропущенных звонка от Куинна и один от Эйвери. Я не могу скрываться вечность, но сейчас, когда все кажется настолько запутанным, нереальным, я не уверена, что произойдет дальше. Я должна рассказать Куинну все, что знаю, потому что больше не могу одна работать над этим делом. И не уверена, что хочу. Внезапно я ощутила тот страх, на который у меня не было причин, – страх потери. В моей жизни есть вещи, а также люди, которых я боюсь потерять, если не справлюсь с этим. Но время решает все. У преступника – нашего субъекта – есть план. И я являюсь частью этого плана. Мое время нужно синхронизировать с его временем, я не могу ошибиться. Он зацепил меня. И если это его конечная цель, тогда он готов сделать следующий шаг. Я потратила не один год на изучение и анализ таких людей, как он, частенько выстраивала схемы действий преступников. Он чего-то хочет от меня – благодарности, содействия, может даже и меня – и он не остановится, не удовлетворив свою жажду. Ночной ветерок приподнимает низ моей футболки, обдувая влажной от дождя прохладой воспаленные участки плоти. Я одергиваю края и ощущаю жесткое трение веревки по моему нежному запястью. Подняв руки, я поддеваю пальцем веревку, ту, которой Колтон связал меня, перед тем как я заснула. Не знаю, для чего он оставил ее на моих запястьях, и что она обозначала, может знак его привязанности, своего рода ярлык, метка. В любом случае, посыл понятен: я принадлежу ему. Едва заметная улыбка появляется на моих губах и я тяну бледную веревку по запястью, понимая, что совсем не испытываю неловкости от этого ощущения. Звуковой сигнал прерывает мои мысли, и я вздыхаю, принимая тот факт, что пора возвращаться в свой мир. Я беру телефон, чтобы ответить на сообщение... и мое сердце замирает. Незвестный: Хорошо сидит, правда? Этот способ следовало бы назвать моим именем. Неизвестный Субъект, или Неизвестный... как ты предпочитаешь меня называть. Но я знаю, что ты не можешь позволить им узнать о нас, о нашем маленьком секрете. Теперь это не надолго, Сэди. Скоро тебе не придется скрывать то, кем ты являешься на самом деле, так же как и я не хочу лгать о себе. Мы будем вместе. И нас никто не остановит. Скоро. Я снова перечитываю сообщение, мои руки трясутся, пальцы дрожат над экраном. Прежде чем я успеваю что-то сделать или отреагировать, появляется еще одно сообщение. Неизвестный: мне никогда не нравился на тебе белый цвет. Жуткая дрожь распространяется по моей коже, и я поднимаю голову. Он видит меня... Прямо сейчас наблюдает. Я осматриваю комплекс, выискивая лицо, – и мгновение сомнения разъедает твердый бетон под моими босыми ступнями. Отойдя от перил, я продолжаю смотреть на бассейн, затем быстро разворачиваюсь и открываю стеклянную дверь. Хватаю пистолет из кобуры, лежащей на полу, и направляюсь в комнату Колтона. Дверь открыта, спина прижата к дереву, я заглядываю за угол. Я вижу обнаженную спину Колтона, лежащего на кровати, с одеялом, спутанным вокруг его ног. Из моих пылающих легких вырывается выдох. Я опускаю пистолет, кладу его на пол возле стены. Взглядом я сканирую комнату, удостоверяясь, что все чисто, что мы все еще одни, затем полностью открываю дверь и вхожу. Звук его ровного дыхания единственный в комнате. Аккуратно садясь на край кровати, я протягиваю руку, чтобы прикоснуться пальцами к тому, что привлекло мое внимание... но останавливаюсь на полпути. Вместо этого, глаза скользят вдоль чернильных узоров на его спине. Сложный дизайн выливается в дракона в японском стиле, что оплетает его спину. Вид прекрасен и мучителен одновременно. Моя работа заключается в понимании и предугадывании тех, кто меня окружает, но в своей личной жизни, я очень мало знаю о мужчине, перед которым обнажила душу. Я могла бы провести всю ночь, анализируя только это, или исследуя его прошлое... или же могла просто одеться и вернуться к работе, где чистый бланк ждет новой записи о Неизвестном. Я встаю и позволяю себе чуточку дольше наблюдать за Колтоном, затем возвращаюсь в игру. Нужно отследить сообщения на моем телефоне. Я подхожу к валяющимся на полу джинсам. Наклонившись поднять их, я замечаю телефон Колтона, поставленный на зарядку, на прикроватной тумбочке возле него. Мое дыхание останавливается, грудь пульсирует от того как ускоряется сердцебиение. Я смотрю на Колтона, затем снова на телефон. Я подхожу ближе, ноги сами несут меня к устройству. Я смотрю на него сверху вниз, стук сердца пульсирует в горле. С одной стороны, я хочу посмотреть, но это значит разрушить то хрупкое доверие, которое мы создали. Какой ценой? Тайное всегда становится явным. И моя тайна в том, что мне нужно чтобы Колтон Рид не был моим врагом. Возможно, наступит день, когда это будет так, когда мы по-настоящему откроемся и станем желанными друг другу. Но в данный момент, мне нужно чтобы он оставался на высоте. Он мне нужен. Я испытала достаточно зла за свою короткую жизнь и пресытилась им. Я отворачиваюсь, и теплая рука обхватывает мое запястье. Я сопротивляюсь и пытаюсь вырваться, но Колтон тянет меня на кровать. Его рука обвивает мою спину и поднимает мою ладонь, он оставляет нежный поцелуй на внутренней стороне запястья, чуть ниже веревки. Его глаза внимательно изучают мое лицо. – Поскорее возвращайся ко мне, – говорит он, затем его хватка ослабевает. Как только я опускаю ладонь ему на грудь, то замечаю, что слишком часто дышу и силой воли успокаиваю свое дыхание. – Я не надолго, – и поднимаюсь с кровати. Выйдя в холл, я закрываю дверь, на ходу натягивая джинсы и заправляя футболку Колтона за пояс. Его мужской аромат обволакивает меня, пока я надеваю кобуру и выбегаю в ясную ночь. После грозы всегда ясно. – Куинн, – говорю я в трубку, прежде чем он успевает что-то сказать, – Мне нужно, чтобы техники из опергруппы поставили слежку. Я слышу, как он тяжело выдыхает. – За кем? И где тебя черти носят? – За мной, – отвечаю я, игнорируя раздражение в его голосе. – Поставь слежку на мой телефон. Я оборачиваюсь по сторонам, гадая, преследует ли ОН меня сейчас. – Наш субъект вышел на связь. – Бондс, – говорит Куин, нотка гнева, которую я давно распознала как страх, грохочет в его низком голосе. – Быстро тащи свою задницу в офис. После этого я завершаю звонок, и, поправив ручку сумки на плече, уверенно и решительно иду к выходу. Впервые с тех пор как переехала в город, я чувствую, будто знаю это место. Я запросила перевод, принимая понижение из-за причин, которые пыталась избегать, надеясь, что нового рабочего поста и низкой уровня преступности будет достаточно. Так бы у меня появилось время понять, какой сделать следующий шаг. Решить, правильный ли я выбрала путь. Что ж, нам редко дают то, что мы просим. Я решила, что сейчас Неизвестный не наблюдает за мной, он не на охоте. Он хочет доказать, что знает. Он хочет, чтобы я поняла, что он в курсе всех моих секретов. И это нормально. Охотится он ночью. Потому что с наступлением дня наступает моя очередь охотиться на него. Когда ты глубоко завязаешь в паутине зла, можешь не рассчитывать, что выйдешь сухим из воды, незатронутым, неизменным. Тебе стоит знать, что твоя личность такая же хрупкая и чувствительная к превратностям судьбы, как и песчаный берег во время прилива. От твоего выбора мало что зависит. Все связано с риском. Сэди Бондс. Конец первой книги