Текст книги "Красавица"

Автор книги: Тори Хейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Кульминацией получасового праздника стало прибытие Санта-Клауса, роль которого исполнял Боб. Он заходил в каждый класс с мешком подарков.

Пока я приветствовала Санта-Клауса, Шейн с Зейном сорвались со своих мест и принялись носиться по классу. С шумом промчавшись мимо моего стола, Шейн схватил статуэтку кошки.

– Поставь ее назад, ты, ублюдок! Она не твоя! – крикнул Билли, вскакивая с места.

Санта-Клаус опустил мешок на пол и схватил Билли за руку.

– «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, бубенцы звенят…» – запела я.

Санта присоединился ко мне, старательно выводя мелодию и не выпуская руки Билли. Билли тоже запел, хотя по-прежнему свирепо смотрел на Шейна. Через секунду запел и Джесс. Джули взяла статуэтку и поставила на стол.

Я начала прихлопывать в такт пению. Приблизившись к Зейну, я весело захлопала перед ним в ладоши. Он присоединился ко мне, и наконец Шейн тоже захлопал.

Я шла впереди, громко распевая «динь-динь-динь», притопывая и прихлопывая, пока все, включая Санта-Клауса, не присоединились ко мне.

Санта вынул из мешка подарки, и мальчики, возбужденно галдя, начали срывать с них бумагу. Потом мы с Джули раздали кексы, пирожки и сладости, а Санта придвинул стул и стал читать детям «Ночь накануне Рождества», пока те ели.

Вскоре после того, как Санта-Клаус ушел, я велела ребятам одеться и идти на игровую площадку.

Обернувшись, я увидела, что Шейн опять взял кошку. Он не хотел сделать ничего плохого. Наверняка он просто хотел поглядеть на нее, но потом он направился ко мне, возможно чтобы что-то показать. Шнурок на его левом ботинке был незавя-занным. Шейн наступил на него и споткнулся. Он удержался на ногах, но статуэтка выскользнула у него из рук, упала на пол и разбилась вдребезги.

Билли разрыдался. Он не разозлился и не полез в драку, как обычно. Его лицо вытянулось, и он начал громко всхлипывать. Мне стало его очень жаль.

Шейн, испугавшись, тоже начал плакать. Джули тут же оказалась рядом и обняла его.

– Ты испугался? Не плачь, мой дорогой. Ты же это сделал не нарочно. Это пустяки. Ничего страшного не случилось.

И тут я вышла из себя:

– Это не пустяки! Статуэтку купил Билли. Это его подарок. То, что ее разбили, не пустяки!

Увидев, что я рассердилась, Шейн заплакал еще громче.

– Ты, тупой ублюдок! – присоединился ко мне Билли. – Ты разбил мою кошку. Я убью тебя.

Это быстро вернуло меня в чувство.

– Успокойся, – сказал я и положила руку ему на плечо. – Мне в самом деле очень жаль, что так получилось, но драться не надо. Надень пальто и пойди погуляй. – Я посмотрела на Шейна. – А ты посидишь на «тихом» стуле.

– Я же не специально, – пробормотал Шейн, всхлипывая.

– Я знаю, но ты не должен был трогать кошку. Она не твоя.

Шейн не стал со мной спорить. Он отошел и сел на стул.

– Я останусь с ним до звонка, – сказала Джули. Я кивнула. А потом повела детей на площадку.

Честно говоря, я сама была готова расплакаться. Когда дети разошлись по домам, я вернулась в класс. Джули расставляла вещи по местам.

– Сядь, – сказала я. – Нам нужно поговорить. Джули подошла к столу и села напротив.

– Я знаю, у нас различные взгляды на воспитание. Я отношусь к этому с уважением, – сказала я. – Но твое поведение с детьми, как, например, в случае с Шейном, своего рода ложь. Ты реагируешь на подобные ситуации нечестно.

– Что вы имеете в виду? – В ее голосе не чувствовалось и тени раскаяния.

– Ты обращаешься с ним совершенно одинаково и когда он разбрызгивает воду, и когда раскидывает полотенца, и когда сидит спокойно и выполняет задание. Но ты не можешь постоянно испытывать к нему нежные чувства и оставаться спокойной. Особенно когда он лупит тебя полотенцем по голове.

– Именно эти чувства я и испытываю, – спокойно ответила Джули. – Потому что я должна их любить и всегда сохранять спокойствие. Так нам и полагается себя вести.

– Не всегда.

– Почему? – спросила она.

– Потому что это нечестно. Люди не могут постоянно оставаться спокойными. Иногда они раздражаются, или сердятся, или устают, и эти чувства такая же часть нас самих, как и другие. И хотя очень важно держать эти чувства под контролем, чтобы никого не обидеть, однако не следует делать вид, что их вообще не существует. К тому же так мы не научим детей контролировать свое поведение. Они просто станут думать, что мы не такие, как они. Это неестественно – оставаться все время спокойной и неунывающей.

Джули вздохнула.

– Вы первая, от кого я слышу, что позитивный настрой – это плохо, – сказала она.

– Здесь надо смотреть глубже, – продолжала я. – Я знаю, как важно демонстрировать терпимость и одобрение, чтобы дети уверенно себя чувствовали, но все же если мы не объясним им, что такое хорошо и что такое плохо, они этого так и не поймут.

– Это вы так считаете, – ответила Джули.

– Да, я так считаю. Мы лучше относимся к себе, когда наши поступки вызывают у других людей одобрение, когда мы чувствуем, что контролируем себя. Высокая самооценка – не результат постоянных восхвалений со стороны других. Она появляется у тех, кто умеет управлять своим миром и собой. Но как достичь этой цели, если окружающие не помогают тебе понять, какое поведение от тебя требуется?

– Но кто мы такие, чтобы это решать? – возразила Джули мне. – Я не могу судить о том, какие ценности мы должны им прививать. Этому учат в церкви, а не в школе. Сюда приходят ученики с разной культурой. С разными религиозными взглядами. Из разных слоев общества. Мы не можем навязывать наши ценности людям, чья жизнь отличается от нашей.

– Но существуют основные ценности, – сказала я, – не имеющие никакого отношения ни к цвету кожи, ни к языку, ни к коэффициенту умственного развития, ни к тому, сколько у вас денег. Это общечеловеческие ценности. Джули осторожно кивнула:

– Хорошо, с этим я согласна.

– Так вот, Шейн хватает подарок Билли и роняет его. И когда ты говоришь: «Шейн, не расстраивайся, ты ведь это сделал случайно», то я согласна с тем, что это была случайность и, хватая статуэтку, Шейн не собирался ее специально разбить. Поэтому мы не должны слишком сильно на него сердиться. Но все же он был не прав. Это чужая вещь. Я уже предупреждала его, чтобы он ее не трогал.

– Но, рассердившись на Шейна, мы не вернем статуэтки. Так зачем же нам наносить ущерб его чувству собственного достоинства? У этого мальчика и так много проблем. Он не может ничего исправить, так зачем же его огорчать?

Настала пауза. Я смотрела на нее через стол. Наконец она пожала плечами и поднялась:

– Тори, мне бы хотелось с вами согласиться, потому что я вижу, что для вас это важно. Но я просто не могу этого сделать.

А потом наступил январь.

Я продолжала читать Винус книги на перемене. Я перечитывала одни и те же книжки, решив, что в данном случае лучше иметь дело со знакомым текстом. До сих пор мне трудно было оценить уровень интеллектуального развития Винус, и чтение одних и тех же книжек давало больше шансов, что она поймет и оценит эти истории. К тому же все они были смешными, и я надеялась, что в предчувствии какого-нибудь эпизода Винус улыбнется или как-нибудь еще покажет, что ей интересно слушать.

Я догадывалась об этом по еле заметным признакам. К примеру, теперь она не спешила на перемену. Она еще не шла в уголок для чтения, однако перестала бездумно следовать за направлявшимися к дверям мальчиками. И еще она следила за моими глазами, следила за моими движениями. Когда я поворачивалась, чтобы направиться в уголок для чтения, она поворачивалась тоже, хотя и дожидалась, чтобы я ее туда отвела.

В середине января я решила перейти на следующий уровень общения. Вместо того чтобы взять одну из книг, как раньше, на этот раз я выбрала две. Про Лягушонка и Жабенка и про Фрэнсис.

– Какую мы будем читать? Винус молча смотрела на меня.

– Выбирай. Эту? Или эту?

Встав на колени, я положила перед собой две книжки.

– Иди сюда, – тихонько позвала я. Неожиданно она послушалась. И села на пол напротив.

– Какую книжку мы будем читать? Про Фрэнсис? Мы читали ее на прошлой неделе. А может, почитаем «Лягушонок и Жабенок вместе»? Мне она тоже нравится.

Молчание.

Я ждала. Прошла минута, за ней другая.

Вдруг ее рука шевельнулась. Еле заметно. Рука даже не поднялась с колена, только слегка шевельнулась. Поэтому я тут же истолковала этот жест как положительный, посчитав, что даже если ошибусь, то все равно оставлю выбор за ней.

– Эту? – спросила я, поднимая книжку про Фрэнсис. Ее глаза встретились с моими.

Я радостно кивнула:

– Эту! Мне она тоже нравится.

Так началась наша игра. Каждый день я предлагала ей выбрать одну из книжек. Каждый день я спрашивала, какую она хочет. Каждый день я долго ждала ответа, пока наконец она не подавала какой-нибудь знак – наклоняла голову, шевелила рукой, – который я принимала за ответ. Нельзя сказать, чтобы Винус выбирала книгу, но она делала усилие.

А потом… произошел прорыв.

Выбор книжки был долгой процедурой, отнимавшей несколько драгоценных минут из тех двадцати, которые длилась перемена. В тот день нам потребовалось почти семь минут, чтобы выбрать «Лучшие друзья Фрэнсис». Потом мы перешли к чтению.

Я, как всегда теперь это делала, усадила Винус к себе на колени. Я чувствовала, что это важная часть процесса. Я при каждой возможности старалась применять тактильную стимуляцию: я обнимала ее, клала руку на плечо, дотрагивалась до щеки, привлекая ее внимание. Часто гладила ее по плечу во время чтения. Так это началось. После пяти месяцев Винус начала реагировать на происходящее.

Со времени нашей зимней размолвки мы с Джули много раз оказывались в схожей ситуации. Но больше не обсуждали причины наших разногласий.

Из-за этого в классе накапливалось напряжение. Джули недвусмысленно давала мне понять, что не чувствует за собой никакой вины. Это заставило меня задуматься о том, действительно ли в наших отношениях существуют проблемы или же это только я так думаю. В конце концов я решила посоветоваться с Бобом.

Я объяснила, что у нас с Джули разные взгляды на воспитание и мы, похоже, не способны прийти к согласию, и спросила, что, по его мнению, мне надо делать.

Боб был удивлен. У меня никогда не возникало никаких недоразумений с коллегами. Я всегда была со всеми в хороших отношениях. Более того, его удивило, что у меня возникли проблемы именно с Джули. Такой милой, такой приветливой.

– А в чем вы расходитесь?

Я задумалась. Хотя бы в том, что она упорно отказывалась распевать с нами наши глупые песенки. Но говорить об этом Бобу было как-то глупо. В ее контракте ничего не говорилось о пении. Однако, не присоединяясь к нам, она как бы ставила себя в особое положение, ей казалось, мы игнорируем ее, а мне казалось, она игнорирует нас.

Я попыталась объяснить эту Бобу.

– После того как мне несколько месяцев не удавалось объединить ребят, я наконец нашла что-то действенное. Я не настаиваю на том, чтобы она пела. Если бы она хотела нас поддержать, она могла бы хлопать в ладоши, подпевать или пританцовывать, чтобы показать свое одобрение, показать, что ей нравится то, что мы делаем это вместе.

Боб почесал в голове.

– Могу себе представить, – произнес он не без юмора, – как я вызываю к себе Джули и говорю: «Ну что ж, если вы не поете у Тори в классе, то, может быть, станете хотя бы хлопать в ладоши или танцевать?»

Мы оба рассмеялись.

– Нет, серьезно, – сказал Боб. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– А ее взгляды на воспитание? Честно говоря, они кажутся мне странными, – сказала я. – От них попахивает ханжеством. Она неизменно доброжелательна, словно ничего плохого не происходит. Я не понимаю, как можно одним и тем же тоном говорить: «Ох, ты разбил аквариум, и все рыбки погибли» и «Я тебя люблю». Она считает, что это правильно. А я думаю, что это не по-человечески. Сколько раздражения ей приходится подавлять. Как страшно будет, когда оно вырвется наружу.

– Думаешь, дети чувствуют то же самое?

– Не знаю. Кажется, они с ней ладят. Но они с ней распускаются. Дисциплина не ее конек, они это знают и становятся с ней совершенно неуправляемыми. Впрочем, возможно, она не устраивает одну меня.

– И чего ты от меня ждешь? – спросил Боб после паузы.

– Может, дашь мне другую помощницу? – сказала я.

– Навряд ли, она ведь ничего не нарушила.

– Да, я понимаю. Но я уверена, ей не легче моего. Если бы она работала в более спокойном, более предсказуемом классе, а у меня в помощницах была какая-нибудь обыкновенная женщина. Не святая…

Боб улыбнулся:

– Что, если для начала я с ней поговорю? Посмотрим, что она по этому поводу думает. Быть может, она немного изменит свое поведение. А ты станешь терпимее.

Я кивнула.

– Я одобряю методы, которые ты применяешь. Похоже, у Джули есть некоторые проблемы, но это можно как-то поправить.

Глава шестая

Со времени возвращения Винус в школу в начале декабря ее поведение на игровой площадке стало более управляемым. Частично это объяснялось тем, что она находилась под постоянным контролем. И до начала февраля у нас не возникало серьезных проблем.

Похоже, то был просто тяжелый для Винус день. Сначала она подралась перед началом занятий. Пока Ванда поднималась с ней в класс, один из близнецов, которому надоело тащиться за Вандой, их обогнал. Это привело Винус в ярость, она закричала и погналась за ним, но он припустил что было сил, влетел в класс, а я успела схватить Винус в дверях и усадить на «тихий» стул. Через несколько минут она пришла в себя и погрузилась в привычный ступор. Тогда я отправила ее на место. Однако в середине урока по математике произошла еще одна стычка, на этот раз с Билли. Не знаю, что послужило ее причиной, но Винус вдруг пробудилась к жизни, завопила и стукнула Билли по голове. И снова оказалась на «тихом» стуле.

Во время обеденного перерыва, находясь в учительской, я услыхала знакомый пронзительный визг, доносившийся с игровой площадки, и тут же побежала вниз.

Боб уже был там. Никто в точности не знал, что привело Винус в ярость, но она усмотрела оскорбление в действиях третьеклассницы и погналась за ней. Спасаясь от Винус, девочка залезла на горку. Винус схватила ее за ноги и попыталась стянуть вниз. Но не успела. В этот момент ее схватили две учительницы и дежурная. Третьеклассница орала как резаная, но Винус визжала еще громче. И отчаянно сражалась с тремя взрослыми женщинами, стараясь освободиться.

В тот момент я больше всего испугалась, что кто-нибудь предложит опять перевести ее на домашнее обучение. Поэтому первым делом постаралась увести ее с площадки.

Взяв Винус под мышки, я перекинула ее через плечо, как мешок с картошкой. Не знаю, чем это объяснить, моим внезапным действием или неудобством позы, но Винус сразу перестала сопротивляться. Крепко прижав ее к себе, я направилась к школьному зданию.

Я медленно тащилась по ступенькам, сетуя про себя на то, что наш класс расположен на верхнем этаже. Добравшись до цели, я открыла дверь в неосвещенный класс и поставила Винус на пол.

Она продолжала громко, сдавленно всхлипывать.

Я перевела дыхание. Поначалу я намеревалась посадить ее на «тихий» стул, но вместо этого опустилась рядом с ней на одно колено, чтобы наши головы оказались на одном уровне.

– У тебя трудный день, верно?

Винус смотрела на меня сквозь слезы. Ее взгляд не был совершенно отсутствующим, как обычно, но видно было, что она не готова мне ответить.

– Я знаю, дети иногда раздражают тебя. Но важно научиться владеть своими чувствами. Я хочу, чтобы ты осталась в нашем классе. Если ты будешь драться, мистер Кристиансон скажет, чтобы тебя опять перевели на домашнее обучение. И тогда тебе придется все время сидеть дома.

В ее лице что-то едва заметно изменилось. И я догадалась, что мои слова услышаны. Винус не хотела учиться дома.

– У тебя были неприятности до того, как ты пришла в школу?

Она перестала плакать, хотя ее темные глаза все еще были полны слез.

Взяв носовой платок, я протянула руку, чтобы вытереть ей слезы. Она слегка отпрянула назад.

– Я не сделаю тебе больно, не бойся.

– Ты хочешь ходить в школу, верно?

Она кивнула. Едва заметно. Если бы я так внимательно не наблюдала за ней, я бы этого не заметила. Я улыбнулась.

– Знаешь, что могло бы случиться, если бы ты не ходила в школу? – спросила я, слегка поддразнивая ее.

Винус не ответила, но по-прежнему не сводила с меня глаз.

– Ты могла бы превратилась в ослика! – Я засмеялась и запела одну из наших любимых песенок «Если хочешь очутиться на звезде»: – «Осел – это животное с длинными ушами. – Приложив ладони к голове, я помахала ими. – И он лягает всех подряд крепкими ногами».

Винус отреагировала. Она широко открыла глаза от удивления.

Я наклонилась и взяла ее за руки:

– Иди сюда. Поставь свои ноги на мои. Мы будем танцевать.

Винус явно этого не ожидала. Подняв глаза, она вздрогнула, затем посмотрела вниз, себе на ноги.

Я наклонилась и поставила ее ступню себе на туфлю. Потом выпрямилась и взяла ее за руки.

– Поставь на меня другую ногу.

Винус приподняла ногу и поставила мне на туфлю.

Продолжая петь, я начала кружиться с ней по классу.

Это было сюрреалистическое зрелище: я кружилась в танце со стоявшей на моих ногах Винус, распевая искаженную версию песни, модной в 1950-х годах. Я пропела все куплеты, а мы все продолжали танцевать. Я спела ее опять. Мы кружились и кружились по классу. Сначала я держала руки Винус в своих, но через некоторое время, по-прежнему держа ее левую руку в правой руке, я, чтобы двигаться свободнее, левой рукой крепко прижала ее к себе. Я была никудышным танцором, мы то и дело сбивались с ритма. Но это не имело значения. Когда я посмотрела сверху вниз на Винус, она взглянула на меня. И улыбнулась. Уголки ее плотно сомкнутых губ едва заметно шевельнулись, но это, несомненно, была улыбка.

Внезапно зажегся свет.

– Что вы здесь делаете?

Я резко остановилась и повернула голову. В дверях стояла Джули.

– Уже почти час, – сказала она, показывая на часы, словно почувствовав, что нарушила что-то очень личное и должна объяснить свое присутствие.

Я улыбнулась:

– Мы танцевали.

– Вижу. А я-то думала, вы поднялись наверх, чтобы посидеть на «тихом» стуле. – Джули иронически усмехнулась. – Никогда не знаешь, какой сценарий здесь разыгрывается.

Когда настала перемена и Джули вывела мальчиков погулять, я направилась в уголок для чтения. Винус добровольно последовала за мной, как она делала уже несколько дней подряд.

– Хочешь выбрать книжку? – спросила я.

До этого мы читали про Лягушонка и Жабенка и про Фрэнсис, и я ежедневно предлагала ей выбрать одну из двух книжек. Но в тот день я не стала снимать книжки с полки.

Услышав мои слова, Винус застыла на месте.

– Сегодня ты сама возьмешь книжку, – сказала я. Книжки, которые мы обычно читали, лежали на нижней полке, до которой было легко дотянуться.

Никакой реакции. Я ждала.

Винус подошла чуть ближе. Когда она двинулась вперед крошечными шажками, нас разделяло не больше метра. Но она направилась не к книжной полке, а ко мне.

Из имевшихся у нас двадцати минут она потратила уже десять на невыносимо медленный процесс пересечения ковра. Я не испытывала нетерпения, просто стояла и ждала.

Наконец Винус приблизилась ко мне вплотную. И посмотрела на меня. Потом осторожно приподняла одну ногу. Тридцать или сорок секунд Винус держала ее на весу, а потом медленно опустила ее на мою туфлю.

– А-а, – сказала я, – ты хочешь танцевать?

Не сводя глаз с моего лица, она едва заметно кивнула.

И мы стали танцевать. Я снова запела «Если хочешь очутиться на звезде» и закружила ее по классу. Винус крепко прижалась лицом к моему свитеру, и я почувствовала сквозь ткань тепло ее дыхания.

На следующий день в начале утренней перемены мальчики бросились одеваться, а я вышла в коридор, чтобы посмотреть, как они сбегают по ступенькам. Я собиралась отправиться в учительскую, но заметила посреди класса Винус.

– Винус, иди на перемену, – сказала я, стоя в дверях. Она подошла немного ближе.

– Быстро, быстро. Надень пальто. Джули тебя ждет.

Винус остановилась. Она посмотрела на меня, и я увидела в ее глазах ожидание.

– Похоже, ты сегодня не спешишь, – ласково улыбнулась я. Осторожно приподняв одну ногу, она тихонько опустила ее на мою туфлю.

– Сегодня ты не хочешь гулять. Ты хочешь танцевать.

Легкий кивок.

– Я вижу.

Винус внимательно смотрела на меня.

– Ты можешь сказать это словами? – спросила я. – Можешь сказать: «Я хочу танцевать»?

Пауза. Винус по-прежнему внимательно смотрела на меня, ее глаза изучали мое лицо.

– Танцевать, – еле слышно выдохнула она. Так мы и сделали.

Даже в первые месяцы учебы в школе Винус часто пропускала занятия, а после своего возвращения нередко пропускала день в неделю или больше. Всякий раз, когда я пробовала выяснить причину ее отсутствия, мне отвечали одно и то же: либо Винус была больна, либо Ванда забыла ее привести.

Несмотря на робкое начало отношений между нами на переменах, на уроках Винус пребывала в состоянии ступора. Предоставленная самой себе, она просто сидела без движения. Не брала в руки книжку. Не дотрагивалась до карандаша.

Я не знала, что с ней делать, мне нужно было уделять внимание другим ученикам. Я старалась хотя бы раз в час подсесть к Винус и пыталась хоть как-то вовлечь ее в урок. Если Винус категорически отвергала мои предложения, я продолжала уговаривать ее еще минут пять, а потом переключалась на других детей. Это все, что я могла для нее сделать, в моем классе было обычно много временных учеников.

После эпизода с танцами – точнее, эпизодов, потому что мы танцевали три или четыре раза, – мне удалось развить свой успех.

Однажды мальчики высыпали в коридор вместе с Джули, чтобы пойти на перемену, а Винус осталась в классе. Я ожидала, что, если я предоставлю ей возможность, она снова поставит ногу мне на туфлю, что служило приглашением к танцам, но мне хотелось посмотреть, нельзя ли нам продвинуться чуть дальше. Поэтому я направилась в уголок для чтения, оставив Винус у двери.

– Иди ко мне, – позвала я. Раньше я всегда сама приводила ее. – Давай почитаем.

Винус смотрела на меня.

– А хочешь, будем танцевать. Иди сюда. Винус осталась стоять на месте.

Я сделала вид, что это меня не волнует.

– Быть может, ты выберешь сегодня что-то новое? Или почитаем про Фрэнсис. Или про Лягушонка и Жабенка?

Медленно тянулись минуты. Я продолжала дружески болтать. Винус стояла у двери. Ее взгляд не был отсутствующим, как всегда. По тому, как она, чуть подавшись вперед, смотрела на меня, можно было догадаться, что она взвешивает возможность того, чтобы приблизиться ко мне. Такой пустяк для семилетнего ребенка, однако на ее лице было написано сомнение.

Разговаривая с ней, я снимала книги с полок. Отбирала одни и ставила на место другие.

Очень медленно Винус приподняла одну ногу, поколебавшись, опустила ее на пол. Потом приподняла другую.

Я болтала без умолку, возилась с книжками, делая вид, что не замечаю ее приближения. До конца перемены у нас оставалось всего пять минут. Чтобы пересечь классную комнату, Винус потребовалось целых пятнадцать минут.

В конце концов она справилась с этой задачей. Винус стояла рядом со мной.

– У нас осталось совсем мало времени, – сказала я. – И все же мы почитаем. Какую книжку? Про Лягушонка и Жабенка? – Я показала книжку «Лягушонок и Жабенок вместе».

Винус опустила глаза и посмотрела на полку. Настала пауза. Потом Винус, как бы забыв о всех своих прежних колебаниях, вполне решительно протянула руку и сняла с полки книжку комиксов про Ши-Ра. И снова посмотрела на меня.

Я как-то раз выбросила эту книжку. И не знала, что ее снова поставили на место. Книжка была потрепанной. Обложка оторвалась, и первые страницы помялись.

Я опустилась на пол рядом с ней.

– Иди сюда. – Я притянула ее к себе и обняла. – Скоро перемена закончится, поэтому мы просто быстро ее проглядим. А завтра я тебе ее почитаю. – Я перелистала страницы комиксов, объясняя рисунки: – Смотри, вот Адора. На самом деле она Ши-Ра. Это ее тайное обличье. Никто об этом не знает. А вот Спирит, ее конь. А что происходит на этой странице? – Я показала на картинку. – Адора применяет свою магическую силу, чтобы превратиться в Ши-Ра. Она поднимает свой волшебный меч и говорит: «Именем Седовласого! Я Ши-Ра!» – Я посмотрела на Винус. – Вот было бы здорово обладать волшебной силой, правда? Ты можешь так сделать?

Винус смотрела на меня. Я поднялась на ноги.

– Смотри, она поворачивается вокруг себя и высоко поднимает свой меч. – Взяв линейку, я подняла ее в воздух. – Потом она говорит: «Именем Седовласого! – с чувством произнесла я и повернулась кругом. – Я Ши-Ра!»

– Жду ваших приказаний!

Я вздрогнула и выронила меч. В дверях стояла Джули. Она смеялась. Я тоже рассмеялась. Винус опять ушла в себя.

На следующий день я повторила то же самое. Как только другие дети вышли в коридор, я оставила Винус у дверей и направилась в уголок для чтения. Взяла комиксы и показала Винус:

– Хочешь почитать?

Винус едва заметно кивнула.

Я села на ковер, скрестив ноги.

– Хорошо. – И похлопала по полу рядом с собой. Винус осталась стоять у двери. Я открыла комиксы. Склонившись над книжкой, изобразила неподдельный интерес.

– О боже! Я пытаюсь приготовить свежую порцию магического зелья, – прочла я и указала на картинку. – Это мадам Разз, ведьма. Смотри, какая она чудная, правда?

Я подняла книгу, показывая Винус картинку, словно она могла разглядеть ее от двери. Потом вернулась к чтению. Я надеялась, что если не стану требовать, чтобы Винус подошла ко мне и села рядом, то она сделает это сама. Иди, ну, иди же, думала я, но за те семь минут, что я провела в уголке, читая вслух про Ши-Ра, Винус не шевельнулась. События развивались так обещающе, когда она сама подошла ко мне и выбрала комиксы. Неужели я забегаю вперед? Я продолжала читать.

Винус так и простояла у дверей всю перемену, а я громко читала ей вслух про Ши-Ра.

На следующий день Винус не пришла.

На прошлой неделе я уже жаловалась Бобу, что Ванда забывает приводить Винус в школу. Боб позвонил Тери и заверил меня, что все уладил. На этой неделе Ванда снова забыла про Винус.

Я даже предложила позвонить в Социальную службу. Но Боб сказал, что после моих жалоб два или три раза уже звонил туда, и в последний раз ему напомнили, что они и так делают все, что в их силах – ведь в этой семье девять детей и они уделяют внимание каждому из них, так что прогулы – это не так уж серьезно.

Винус часто нездоровилось. У нее был то насморк, то лихорадка, то сыпь. Я постоянно наблюдала, нет ли на ее теле следов побоев, но их трудно было заметить, потому что Винус постоянно носила кофточки с длинным рукавом и брюки. Болячки скорее свидетельствовали о слабой иммунной системе и отсутствии должной гигиены.

Меня очень беспокоило то, что Винус пропускала занятия. После двух-трех дней невыносимо медленного прогресса она вдруг исчезала, потом наступали выходные, и мы оказывались почти на том же месте, откуда начали.

В феврале, в пятницу после занятий, я пошла в их фургон. Винус в тот день пропустила школу, так что у меня был предлог.

Выпал снег и сильно похолодало. Тери открыла мне дверь и пригласила зайти. Я обратила внимание на холод. Дети сидели у телевизора. Двое были в перчатках, еще двое натянули на себя грязное голубое одеяло.

– Обогреватель барахлит, – сказала Тери. – У нас немного холодно. Надеюсь, вы не замерзнете.

Мы сели за стол, и я объяснила, почему я здесь. Меня беспокоит, что Винус часто пропускает занятия, сказала я.

– Я знаю, это обязанность Ванды, но она часто забывает.

– Я работаю по ночам в супермаркете и прихожу домой только после восьми, поэтому я не могу за ними проследить.

– А кто остается с ними? – спросила я.

– Обычно Дэнни.

– Значит, он здесь ночует?

– Не всегда. Иногда он выходит в ночную смену. Он привратник в больнице. Но тогда здесь остается Ванда. И другие дети. Они достаточно взрослые и могут присмотреть за Винус.

– Нужно, чтобы ее водили в школу. Винус во многом отстает. Чтобы ей помочь, с ней надо заниматься каждый день.

Подавшись вперед, Тери поставила локти на стол и оперлась подбородком на ладони.

– Все мои дети так или иначе отставали. Не только Винус. Им всем требуется внимание.

Я кивнула:

– Вы правы, я понимаю ваши чувства. Но я отвечаю за Винус.

В этот момент дверь фургона распахнулась и появился Дэнни.

– Я и не знал, что у нас гости, – сердито сказал он Тери, снимая пальто.

– Это учительница Винус.

– Мне не важно, кто это. Ты не сказала мне, что к нам придут. – Он посмотрел на меня. – Зачем вы пришли?

– Я пришла поговорить о том, что Винус пропускает занятия.

– Она ходит в школу, – раздраженно ответил он.

– Но часто пропускает, – сказала я как можно спокойнее.

Я чувствовала, что он разозлился на Тери за то, что она впустила меня в дом, поэтому я поспешила объяснить, что пришла без приглашения.

Дэнни было нелегко разубедить.

– Ты сделала это, потому что знала, что меня не будет. Сделала за моей спиной.

Тери покачала головой:

– Ничего я такого не сделала. Она просто зашла… ничего я не сделала.

– Я пришла поговорить о Винус, – сказала я.

– Плевать мне на Винус. И не ходите сюда, когда меня здесь нет, – ответил Дэнни. – Поняли? А теперь проваливайте.

Я осталась на месте. Мне не хотелось оставаться. Признаюсь, мне очень хотелось уйти. Но я осталась.

– Могу я видеть Винус? Глаза Дэнни сузились.

– Она больна, – ответил Дэнни. – Простыла.

– И все же можно ее видеть? Дэнни вытаращил глаза.

– Нет, нельзя. Убирайтесь отсюда.

Я сидела, жалея о том, что со мной нет Джули, потому что не чувствовала себя и наполовину такой храброй, какой притворялась. В глубине души у меня зародилась смутная тревога. Чем упорнее Дэнни отказывался показать мне Винус, тем сильнее становилась тревога за нее.

– Вали отсюда! – Он подошел к столу и толкнул меня в плечо.

Наконец Тери поднялась.

– Я приведу ее, – устало сказала она.

– Сядь на место! – приказал Дэнни. – Я сам ее приволоку. Он исчез в проходе. Послышался его злой голос, глухой шум, и вскоре он появился в коридоре, толкая перед собой Винус. Она была босиком, в красном клетчатом фланелевом халате. Увидев меня, она широко открыла глаза от удивления.

– Ну что, довольна? – Дэнни подтолкнул Винус вперед. Я заметила, что у нее под халатом, похоже, ничего не было.

– Привет, Винус. Ты сегодня не пришла в школу, и я беспокоилась.

Винус смотрела на меня. Не тем пустым взглядом, который часто бывал у нее в школе, но так, словно я была чудесным, нереальным видением и она не знала, радоваться ей или пугаться.

– Надеюсь, завтра ты придешь, – сказала я. – Мне тебя не хватало.

– Ну что, довольна? – спросил Дэнни. Я сдержанно кивнула.