Текст книги "Капитал в XXI веке"

Автор книги: Томас Пикетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Что касается Франции, то, сравнивая декларации о доходах с другими имеющимися источниками (особенно с национальными счетами и источниками, непосредственно касающимися распределения имущества), мы можем предположить, что коррекция недоучета доходов с капитала может составлять несколько пунктов национального дохода (вероятно, вплоть до пяти пунктов, если считать уклонение от налогов максимальным, и около 2–3 пунктов, если придерживаться более реалистичных позиций), что довольно значительно. Иными словами, доля верхней децили в иерархии доходов, которая, согласно графику 8.1, уменьшилась приблизительно с 45–50 % национального дохода в 1900–1910 годы до примерно 30–35 % в 2000–2010 годы, на самом деле была ближе к 50 % в Прекрасную эпоху (и даже немного выше 50 %), а сегодня немного выше 35 %[254]254
  См. техническое приложение.


[Закрыть]. Однако это не оказывает существенного влияния на общую эволюцию неравенства в доходах, поскольку даже несмотря на то, что возможности законного и незаконного уклонения от уплаты налогов в последние десятилетия увеличились (особенно благодаря развитию офшоров, к которым мы еще вернемся), не стоит забывать, что недоучет доходов с оборотного капитала уже представлял собой очень существенную проблему в начале XX века и в межвоенный период (а все указывает на то, что «ведомости о выплате процентов», придуманные правительствами того времени, не были безупречнее сегодняшних двусторонних соглашений об избежании двойного налогообложения).

Иными словами, в первом приближении мы можем считать, что учет законного или незаконного уклонения от налогов приведет к повышению уровня неравенства, измеренного на основании деклараций о доходах, в сопоставимых для разных эпох пропорциях, а значит, наблюдаемые тенденции не претерпят существенных изменений.

Тем не менее стоит подчеркнуть тот факт, что до настоящего времени мы не пытались систематически проводить подобную коррекцию для различных стран. Это важное ограничение World Top Incomes Database, из-за которого в используемых нами данных рост неравенства, наблюдавшийся в большинстве стран с 1970-1980-х годов, немного недооценивается, а мы недооцениваем роль доходов с капитала. На самом деле декларации о доходах являются все менее надежным источником для изучения доходов с капитала, поэтому их необходимо дополнять другими источниками, будь то макроэкономические (как те, что были использованы во второй части книги для исследования динамики соотношения между капиталом и доходом и распределения национального дохода между капиталом и трудом) или микроэкономические (эти источники позволяют непосредственно изучать распределение имущества; к ним мы обратимся в следующих главах).

Уточним также, что сравнения между странами могут искажаться и вследствие различия в нормах налогообложения, касающихся доходов с капитала. В целом правила учета арендных платежей, процентов и дивидендов в разных странах довольно схожи[255]255
  Так, для всех стран мы всегда учитывали всю совокупность арендных платежей, процентов и дивидендов, которые указываются в декларациях, в том числе и в тех случаях, когда некоторые из этих доходов не подпадают под общепринятые нормы и на них распространяются особые налоговые вычеты или сниженные ставки.


[Закрыть]. Однако существуют значительные вариации, касающиеся прироста капитала. Например, во французском налоговом учете он не указывается полностью и в однородной форме (поэтому мы ее просто исключили), тогда как в американском налоговом учете он регистрируется достаточно точно. Это может приводить к значительной разнице, поскольку прирост капитала – особенно прибыль, полученная за счет продажи акций, – представляет собой разновидность дохода с капитала, которая сильно сконцентрирована в группе высоких доходов (иногда даже сильнее, чем дивиденды). Например, если бы мы исключили прирост капитала на графиках 8.3–8.4, то доля доходов с капитала на уровне верхней десятитысячной части составила бы не 60 %, а скорее 70–80 % (в зависимости от года[256]256
  См. техническое приложение.


[Закрыть]). Для того чтобы не искажать сравнения, результаты по США мы будем представлять как с учетом, так и без учета прироста капитала.

Другое важное ограничение деклараций о доходах состоит в том, что этот источник по определению не содержит никакой информации о происхождении имущества. Мы видим, какие доходы дают капиталы, принадлежащие в определенный момент времени налогоплательщикам, однако мы не знаем, получены ли эти капиталы по наследству или же они были накоплены человеком в течение жизни за счет трудовых доходов (или же за счет доходов, полученных с других капиталов). Иными словами, схожее неравенство в доходах с капитала может скрывать совершенно различные ситуации, и мы никогда не узнаем истины, если будем ограничиваться лишь декларациями о доходах. В целом, что касается очень высоких доходов с капитала, соответствующее им имущество настолько велико, что трудно представить, что оно было накоплено благодаря скромным сбережениям, откладываемым с зарплаты (пусть даже с более высокой зарплаты руководителя высшего звена). Все указывает на то, что в этом случае наследство играет преобладающую роль. Тем не менее, как мы увидим в следующих главах, относительное значение наследства и сбережений в формировании имущества сильно изменилось с течением времени, и этот вопрос заслуживает более подробного рассмотрения. Для этого нам придется обратиться к источникам, непосредственно касающимся имущества и наследства.

Хаос межвоенной эпохи. Вернемся к хронологии и к эволюции неравенства в доходах во Франции в течение минувшего столетия. С 1914 по 1945 год доля верхней центили в иерархии доходов сокращалась практически непрерывно – с более чем 20 % в 1914 году до всего 7 % в 1945 году (см. график 8.2). Это безостановочное падение отражает длительную череду следовавших одно за другим потрясений, которые пережил капитал и доходы с него в течение этого периода. В то же время снижение доли верхней децили в иерархии доходов было намного менее постоянным. Сокращение началось в течение Первой мировой войны, однако за ним последовал неравномерный рост в 1920-е годы, который, как это ни странно, заметно усилился в 1929–1935 годах; ему на смену пришло падение в 1936–1938 годах, за которым последовал обвал в течение Второй мировой войны. В итоге доля верхней децили, составлявшая более 45 % в 1914 году, упала ниже 30 % национального дохода в 1944–1945 годах[257]257
  Уточним, что на протяжении всей Второй мировой войны французсние налоговые власти как ни в чем не бывало продолжали собирать декларации о доходах, обрабатывали полученные данные и на их основании составляли статистические таблицы: это был золотой век механизированного учета (незадолго до этого был изобретен метод автоматической сортировки перфорированных карточек, который позволил очень быстро составлять различные таблицы перекрестных ссылок, тогда как прежде обработка данных производилась вручную), вследствие чего статистические сборники Министерства финансов в эти годы были как никогда богаты и подробны.


[Закрыть].

При рассмотрении всего периода 1914–1945 годов как единого целого эти два снижения логично вытекают одно из другого: доля верхней децили, по нашим оценкам, сократилась почти на 18 %, причем 14 пунктов из них пришлось на верхнюю центиль[258]258
  Доля верхней децили уменьшилась с 47 до 29 % национального дохода, а доля верхней центили – с 21 до 7 %. Подробные данные доступны онлайн.


[Закрыть]. Иными словами, сокращение неравенства в период с 1914 по 1945 год на три четверти произошло за счет группы «1 %» и всего на четверть – за счет группы «9 %». В этом нет ничего удивительного, если учесть крайнюю концентрацию капитала в руках группы «1 %», которая к тому же осуществляла наиболее рискованные вложения (мы к этому еще вернемся).

Вместе с тем различия, наблюдавшиеся в рамках этого периода, на первый взгляд кажутся удивительными: как могло случиться, что доля верхней децили сильно выросла во время кризиса 1929 года и продолжала расти до 1935 года, тогда как доля верхней центили сокращалась, особенно с 1929 по 1932 год?

На самом деле, если исследовать ситуацию более внимательно и обратиться к данным по каждому году, эти колебания можно легко объяснить и тем самым внести некоторую ясность в хаотическую историю межвоенного периода, отмеченного очень напряженными отношениями между различными социальными группами. Для того чтобы в этом разобраться, нужно учесть тот факт, что группы «9 %» и «1 %» не живут за счет одних и тех же доходов. Представители группы «1 %» живут прежде всего за счет доходов, получаемых с имущества, в первую очередь с процентов и дивидендов, которые им выплачивают компании, чьими акциями и облигациями они владеют. Вполне логично, что доля верхней центили сильно уменьшилась во время кризиса 1929 года, когда экономическая активность замерла, прибыль компаний резко уменьшилась и банкротства стали следовать одно за другим.

Группа «9 %», напротив, представляет собой мир менеджеров, которые, в сравнении с другими категориями, заметно выиграли в кризис 1930-х годов. Безработица затронула их намного меньше, чем наемных работников, занимавших более скромное положение (им были неведомы колоссальные масштабы безработицы, от которой страдали промышленные рабочие), а сокращение прибыли компаний не оказало на них такого значительного влияния, как на лиц, получавших более высокие доходы. В группе «9 %» менеджеры на государственной службе и преподаватели оказались в наиболее выгодном положении. Они выиграли от повышения зарплат госслужащих в 1927–1931 годах (надо сказать, что последние сильно пострадали во время Первой мировой войны и во время инфляции начала 1920-х годов, особенно верхние страты), и им совершенно не угрожала безработица. Уровень зарплат в государственном секторе до 1933 года оставался неизменным в номинальном выражении (и лишь немного снизился в 1934–1935 годах вследствие знаменитых декретов-законов Лаваля, которые преследовали цель урезать зарплаты госслужащих), тогда как уровень зарплат в частном секторе упал более чем на 50 % с 1929 по 1935 год. Центральную роль в этом процессе сыграла сильнейшая дефляция, охватившая тогда Францию (цены упали в целом на 25 % с 1929 по 1935 год в результате сокращения торговли и производства). В разгар дефляции у тех счастливчиков, кто смог удержаться на рабочем месте и сохранить номинальную зарплату, – ими, как правило, были госслужащие – выросла покупательная способность и реальная зарплата на фоне падения цен. Добавим, что доходы с капитала, которые в группе «9 %» в основном состояли из арендных платежей, жестко привязанных к номинальным показателям, также увеличились благодаря дефляции: их реальная стоимость значительно выросла, в то время как дивиденды, выплачиваемые группе «1 %», рухнули.

По всем этим причинам во Франции в период с 1929 по 1935 год доля группы «9 %» в национальном доходе сильно выросла – намного сильнее, чем сократилась доля группы «1 %», в результате чего доля верхней децили в целом увеличилась более чем на пять пунктов национального дохода (см. графики 8.1–8.2). Этот процесс обратился вспять с приходом к власти «Народного фронта», за которым последовало резкое повышение зарплат рабочих в результате Матиньонских соглашений и девальвация франка в сентябре 1936 года. Эти меры привели к возобновлению инфляции и к падению доли группы «9 %» и верхней децили в целом в 1936–1938 годах[259]259
  Подробный анализ всех этих процессов по годам см.: Piketty Т. Les Hauts Revenus en France au XX' siecle…, особенно главы 2–3, с. 93–229.


[Закрыть].

Объясним попутно, почему имеет смысл раскладывать неравенство в доходах на центили и на категории доходов. Если бы мы попытались исследовать динамику неравенства в межвоенный период, используя обобщающий показатель неравенства, такой как коэффициент Джини, мы бы ничего не поняли, так как не смогли бы определить, что относится к трудовым доходам, а что – к доходам с капитала и как эти две категории меняются в кратко– и долгосрочной перспективе. Более того, сложность периода с 1914 по 1945 год заключается в том, что на сравнительно ясный общий фон (сильнейшее падение доли верхней децили в 1914–1945 годах, обусловленное обрушением доли верхней центили) накладывается второстепенный сюжет, сотканный из множества противоречивых поворотов как в 1920-е, так и в 1930-е годы. Интересно отметить, что такую же сложность в межвоенный период мы обнаруживаем во всех странах, у каждой из которых есть свои специфические особенности. Например, в США дефляция закончилась с приходом к власти Рузвельта в 1933 году, в результате чего описанный выше поворот произошел там в 1933-м, а не в 1936 году. История неравенства во всех странах тесно связана с политикой и развивается хаотично.

Нестыковка временных периодов. В целом при изучении динамики распределения богатства очень важно отличать различные временные периоды. В рамках настоящей книги мы исследуем прежде всего долгосрочную эволюцию, глубинные процессы, которые зачастую можно осмыслить, лишь изучая периоды продолжительностью тридцать-сорок лет или даже больше, как показывает процесс структурного роста соотношения между капиталом и доходом, начавшийся в Европе после окончания Второй мировой войны и длящийся уже около 70 лет. Его невозможно было четко выявить еще 10 или 20 лет назад, поскольку этому мешало наложение друг на друга различных эволюций (а также отсутствие необходимых данных). Однако, сосредоточиваясь на длительных периодах, мы не должны забывать, что, помимо долгосрочных тенденций, имеют место и более короткие движения: зачастую они уравновешивают друг друга, но людям, непосредственно их переживающим, они кажутся самыми значимыми явлениями их эпохи. Это тем более справедливо, что «короткие» движения порой могут длиться долго – 10–15 лет и даже больше, а значит, занимают важное место в масштабах человеческой жизни.

История неравенства во Франции, как, впрочем, и в других странах, полна таких кратко– и среднесрочных движений, причем не только в хаотичный межвоенный период. Напомним вкратце основные эпизоды. В течение каждой из Двух мировых войн мы наблюдаем феномен сжатия иерархии зарплат, на смену которому в послевоенный период (в 1920-е годы, а затем в конце 1940-х и в 1950-1960-е годы) приходит процесс восстановления и увеличения неравенства в заработной плате. Эти движения носят масштабный характер: доля 10 % самых высоких зарплат снижалась примерно на пять пунктов в ходе обоих конфликтов, а затем восстанавливалась (см. график 8.1[260]260
  Применительно ко Второй мировой войне движение сжатия зарплатной иерархии на самом деле началось с 1936 года, когда были подписаны Матиньонские соглашения.


[Закрыть]). Мы можем наблюдать такие колебания в тарифной сетке как в государственном, так и в частном секторе, причем в обоих случаях они протекают по следующему сценарию. Во время войны экономическая активность сокращается, растет инфляция, реальные зарплаты и покупательная способность снижаются. На этом фоне самые низкие зарплаты, как правило, повышаются и оказываются защищены от инфляции несколько лучше, чем более высокие заработки, что в условиях сильной инфляции может привести к важным изменениям в распределении общего фонда зарплаты. Лучшая индексация низких и средних зарплат может объясняться важностью того, как наемные работники понимают социальную справедливость и нормы равенства: правительство стремится избежать слишком сильного падения покупательной способности у лиц с наиболее скромным достатком и просит наиболее обеспеченных дождаться окончания конфликта для восстановления их доходов. Этими соображениями до определенной степени обуславливается и замораживание зарплат государственных служащих и – пусть и отчасти – зарплат работников, трудящихся в частном секторе. Можно также представить, что мобилизация значительной части молодых и низкоквалифицированных работников для службы в армии – или их удержание в лагерях военнопленных – улучшает на время войны положение низких и средних зарплат на рынке труда.

В любом случае это сжатие неравенства в зарплатах всякий раз уравновешивалось в послевоенный период, в связи с чем может возникнуть соблазн вообще его не учитывать. Тем не менее для людей, живших в то время, эти эпизоды, разумеется, имели огромное значение. Вопрос восстановления иерархии зарплат как в государственном, так и в частном секторе стал важной составляющей самых острых политических, социальных и экономических конфликтов двух послевоенных эпох.

Если же обратиться к изучению истории неравенства во Франции в период с 1945 по 2010 год, то в ней можно выделить три стадии. Неравенство в доходах быстро росло с 1945 по 1966–1967 годы (доля верхней децили увеличилась с менее чем 30 % национального дохода до примерно 36–37 %). Затем неравенство значительно сократилось с 1968 по 1982–1983 годы (доля верхней децили упала до 30 %). Наконец, после 1983 года неравенство стало планомерно увеличиваться, в результате чего доля верхней децили достигла приблизительно 33 % в 2000-2010-е годы (см. график 8.1). Более или менее те же колебания мы обнаруживаем на уровне верхней центили и в том, что касается неравенства в зарплатах (см. графики 8.2–8.3). Эти различные стадии также более или менее уравновешивают друг друга, поэтому есть соблазн не учитывать их вовсе и сосредоточиться на относительной долгосрочной стабильности периода 1945–2010 годов. Действительно, если мы будем обращать внимание лишь на изменения в очень долгосрочном плане, то ключевым феноменом в XX веке во Франции окажется сильное сжатие неравенства в доходах в период с 1914 по 1945 год и относительная стабильность после него. На самом деле каждая из этих точек зрения по-своему важна и обоснована, поэтому, на наш взгляд, крайне важно мыслить в категориях различных временных периодов: долгого времени, с одной стороны, и кратко– и среднесрочной перспективы – с другой. Мы уже касались этого аспекта, когда изучали эволюцию соотношения между капиталом и доходом и распределения дохода между капиталом и трудом во второй части книги (см. прежде всего шестую главу).

Интересно отметить, что вариации в распределении дохода между капиталом и трудом и колебания неравенства в трудовых доходах явно движутся в одном направлении и усиливают друг друга в кратко– и среднесрочной перспективе, но совсем необязательно в долгосрочном плане. Например, обе мировые войны характеризовались как снижением доли капитала в национальном доходе (и соотношения между капиталом и доходом), так и сжатием неравенства в зарплатах. В целом неравенство демонстрирует тенденцию скорее к «проциклическому» развитию (т. е. оно движется в одном направлении с экономическим циклом, в отличие от «контрциклических» процессов). В периоды экономического бума доля доходов в национальном доходе, как правило, увеличивается, а высокие зарплаты, в том числе надбавки и бонусы, зачастую растут быстрее, чем низкие и средние зарплаты. Напротив, в периоды замедления экономического роста или рецессии (крайними формами проявления которых можно считать войны) они сокращаются. Тем не менее существуют самые разные факторы, прежде всего политические, вследствие которых эти колебания зависят не только от экономического цикла.

Сильное повышение неравенства во Франции с 1945 по 1967 год совпадает со значительным увеличением доли капитала в национальном доходе и неравенства в зарплатах на фоне мощного экономического роста. Политическая атмосфера, безусловно, также сыграла свою роль. Страна была полностью сосредоточена на восстановлении, поэтому приоритет отдавался явно не сокращению неравенства, тем более что всем было и так очевидно, что оно очень сильно сократилось в результате войн. В 1950-1960-е годы зарплаты менеджеров, инженеров и других квалифицированных работников росли быстрее, чем низкие и средние зарплаты, и поначалу это никого не беспокоило. Минимальный размер оплаты труда был введен в 1950 году, однако затем он практически не повышался и, соответственно, заметно отставал от роста средней зарплаты.

Перелом произошел в 1968 году. Движение мая 1968 года имело студенческие, культурные и социальные истоки, которые, разумеется, выходят далеко за рамки вопроса о зарплатах (хотя усталость от экономической модели 1950-1960-х годов, основанной на росте производства и на неравенстве, давала о себе знать). Однако его наиболее непосредственным политическим результатом стали изменения в оплате труда: для выхода из кризиса правительство генерала де Голля пошло на подписание Гренельских соглашений, согласно которым минимальная зарплата повышалась на 20 %. Она была официально проиндексирована на основе средней зарплаты в 1970 году, и все правительства, находившиеся у власти с 1968 по 1983 год, когда сохранялась бурная политическая и социальная обстановка, считали себя обязанными каждый год проводить значительные «поправки». Благодаря этому покупательная способность минимальной зарплаты выросла более чем на 130 % с 1968 по 1983 год, тогда как средняя зарплата увеличилась всего на 50 %, что привело к очень сильному сжатию неравенства в зарплатах. Произошел полный разрыв с предшествующим периодом, ведь с 1950 по 1968 год покупательная способность минимальной зарплаты выросла всего на 25 %, в то время как средняя зарплата увеличилась более чем вдвое[261]261
  См.: Piketty Т. Les Hauts Revenus en France au XX siecle… P. 201–202.0 том, что в 1968 году в эволюции неравенства в зарплатах произошел сильнейший перелом, современники прекрасно знали. См. прежде всего подробные исследования К. Бодло и А. Лебопена: Baudelot С., Lebeaupin A. Les Sataires de 1950 а 1975. INSEE, 1979.


[Закрыть]. Под влиянием сильного повышения низких зарплат общий зарплатный фонд в 1968–1983 годах вырос заметно больше, чем производство, что привело к значительному снижению доли капитала в национальном доходе, которое мы исследовали во второй части книги, и к особенно сильному сокращению неравенства в доходах.

Процесс вновь обратился вспять в 1982–1983 годах. Новое социалистическое правительство, пришедшее к власти по итогам выборов мая 1981 года, безусловно, предпочло бы, чтобы все развивалось в прежнем русле. Однако было объективно непросто и дальше увеличивать минимальную зарплату в два с лишним раза быстрее, чем росла средняя зарплата (особенно если учесть тот факт, что сама средняя зарплата росла быстрее, чем производство). Поэтому в 1982–1983 годах было решено начать «поворот к экономии», как это тогда называли: зарплаты были заморожены, а от политики постоянных «поправок» окончательно отказались. Результат не заставил себя ждать: доля прибыли в производстве взмыла вверх и продолжала быстро увеличиваться до конца 1980-х годов, а неравенство в зарплатах – и еще больше в доходах – вновь стало расти (см. графики 8.1–8.2). Перелом был столь же резким, как и в 1968 году, но в обратном направлении.

Рост неравенства во Франции с 1980-1990-х годов. Как охарактеризовать стадию повышения неравенства, которая началась во Франции с 1982–1983 года? Может возникнуть желание отнестись к нему как к небольшому феномену в длительном процессе, как к простому повторению предшествующих колебаний – ведь, в конце концов, около 1990 года доля прибыли лишь вернулась к показателям, достигнутым накануне мая 1968 года[262]262
  См. шестую главу, график 6.6.


[Закрыть]. Однако такой подход будет ошибочным по нескольким причинам. Прежде всего, как мы видели во второй части книги, в 1966–1967 годах доля прибыли достигла исторически высоких показателей, что стало следствием увеличения доли капитала, начавшегося после завершения Второй мировой войны. Если в доходы с капитала включить арендные платежи (а не только прибыль), как это и следует делать, то обнаружится, что в 1990-2000-е годы рост доли капитала в национальном доходе на самом деле продолжился. Мы видели, что для правильного понимания и изучения этого долгосрочного феномена его необходимо поместить в контекст длительной эволюции соотношения между капиталом и доходом, которое во Франции начала XXI века практически вернулось к показателям, достигнутым накануне Первой мировой войны. Невозможно в полной мере оценить последствия, которые оказало на структуру неравенства возвращение имущественного процветания Прекрасной эпохи, если мы ограничимся лишь анализом эволюции доли верхней децили в иерархии доходов, – во-первых, потому, что недоучет доходов с капитала приводит к небольшой недооценке повышения высоких доходов; а во-вторых, потому, что главный вопрос заключается в наследстве. Правильное изучение этого длительного процесса, который проявился еще далеко не в полной мере, возможно лишь при непосредственном анализе эволюции роли и значения наследства как такового. К этому вопросу мы обратимся в следующих главах.

Также стоит добавить, что в конце 1990-х годов во Франции дал о себе знать новый феномен – тенденция к резкому росту очень высоких зарплат, особенно руководителей высшего звена в крупных компаниях, и заработков в финансовой сфере. На настоящий момент этот феномен носит намного менее масштабный характер, чем в Соединенных Штатах, однако было бы неправильно им пренебрегать. Доля верхней центили в иерархии зарплат, которая оставалась ниже 6 % от общего объема зарплат на протяжении 1980-1990-х годов, стала планомерно повышаться с конца 1990-х – начала 2000-х годов и приблизилась к уровню 7,5–8 % на рубеже 2000-2010-х годов. Речь идет об увеличении примерно на 30 % за 10 лет, что довольно существенно. Если мы поднимемся еще выше в иерархии зарплат и бонусов и исследуем 0,1 % или 0,01 % самых высоких зарплат, то обнаружим еще более сильный рост, который привел к повышению их покупательной способности на 50 % за 10 лет[263]263
  См. прежде всего исследования К. Ланде (Landais С. Les hauts revenus en France (1998–2006). Une explosion des inegalites? // PSE. 2007) и O. Годешо (Godechot O. Is finance responsible for the rise in wage inequality in France? // Socio-Economic Review. 2012).


[Закрыть]. В условиях очень слабого роста и застоя покупательной способности зарплат и наемных работников в целом подобная эволюция не могла не привлечь к себе внимания. Речь идет о совершенно новом феномене, который нельзя правильно оценить без анализа международного контекста.

Более сложный пример: трансформация неравенства в Соединенных Штатах. Перейдем теперь к изучению примера Соединенных Штатов, оригинальность которого заключается в том, что в этой стране в последние десятилетия сложилось общество «топ-менеджеров». Уточним прежде всего, что мы сделали все возможное для того, чтобы установить для Соединенных Штатов серии исторических данных, максимально сопоставимые с нашими французскими сериями. На графиках 8.5–8.6 мы отразили ровно те же серии для Соединенных Штатов, что и для Франции на графиках 8.1–8.2: речь идет о сравнении эволюции долей верхней децили и верхней центили в иерархии доходов, с одной стороны, и в иерархии зарплат – с другой. Уточним, что в Соединенных Штатах федеральный подоходный налог был введен в 1913 году, после длительного разбирательства в Верховном суде[264]264
  Для 1910–1912 годов мы дополнили серии, использовав различные доступные данные, прежде всего различные расчеты, проведенные в Соединенных Штатах в преддверии введения подоходного налога (так же, как и для Франции). См. техническое приложение.


[Закрыть]. Американские декларации о доходах в целом менее подробны, но все же отлично сопоставляются с французскими данными. Так, обработка деклараций по уровню дохода проводилась каждый год начиная с 1913 года, однако лишь в 1927 году стал проводиться анализ по уровню зарплаты, вследствие чего серии данных, касающихся распределения зарплат в Соединенных Штатах до 1927 года, несколько менее надежны[265]265
  Для расчета эволюции неравенства в зарплатах в 1913–1926 годах мы использовали результаты обработки данных по уровню доходов и по категориям дохода. См. техническое приложение.


[Закрыть].

При сравнении французского и американского пути обнаруживается не только немало общих черт, но и существенные различия. Начнем с изучения общей эволюции той доли национального дохода Соединенных Штатов, которая приходится на верхнюю дециль (см. график 8.6). Самый поразительный факт заключается в том, что в течение XX и в начале XXI века

График 8.5

Неравенство в доходах в Соедтненных Штатах в 1910–2010 годах.

ордината: Доля верхней децили в национальном доходе.

Примечание. Доля верхней децили выросла с менее чем 35 % в 1970-е годы до примерно 50 % в 2000-2010-е годы. Источники: pikettvpse.ens.fr/capital21 с.

График 8.6

Структура верхней децили в Соединенных Штатах в 1910–2010 годах.

ордината: Доля различных групп в национальном доходе.

Примечание. Повышение доли верхней децили с 1970-х годов было обусловлено прежде всего ростом доходов верхней центили. Источнини: piketty.pse.ens.fr/capital21с.

Соединенные Штаты стали страной с заметно более высоким уровнем неравенства, чем Франция, да и вся Европа в целом, тогда как в начале XX века ситуация была противоположной. Сложность состоит в том, что речь не идет о простом возвращении к реалиям прошлого: в США неравенство в 2010-е годы принимает столь же крайние формы, что и в старой Европе в 1900-1910-е годы, однако структура его совершенно иная.

Исследуем все по порядку. Прежде всего, в Прекрасную эпоху на Старом континенте неравенство в доходах было заметно сильнее. Согласно имеющимся в нашем распоряжении данным, в 1900– 1910-е годы на верхнюю дециль в иерархии доходов приходилось чуть более 40 % доходов в Соединенных Штатах и 45–50 % во Франции (и, несомненно, немного больше в Великобритании, как мы увидим ниже). Этот факт отражает двойную разницу: во-первых, соотношение между капиталом и доходом, равно как и доля капитала, в национальном доходе в Европе было выше, как мы выяснили во второй части книги; во-вторых, неравенство в собственности на капитал в Новом Свете принимало не столь крайние формы. Разумеется, это не означает, что в 1900-1910-е годы американское общество соответствовало мифическому идеалу эгалитарного общества первопроходцев. На самом деле уже в ту эпоху Соединенные Штаты представляли собой общество с высоким уровнем неравенства, намного более высоким, чем, скажем, сегодняшняя Европа. Достаточно перечитать произведения Генри Джеймса или вспомнить, что ужасный Хокни, путешествовавший на роскошном «Титанике» в 1912 году, существовал не только в воображении Джеймса Камерона, но и в действительности, чтобы понять, что общество рантье процветало не только в Лондоне и в Париже, но и в Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии. Просто неравенство в распределении капитала, а значит, и в получаемых с него доходах было не столь выраженным, как во Франции или в Великобритании. По сравнению с Европой в Соединенных Штатах рантье были более малочисленны и менее состоятельны относительно среднего уровня жизни в стране. Теперь нужно выяснить, почему это было так.

Тем не менее в 1920-е годы неравенство в Америке быстро усиливалось и достигло первого пикового значения накануне кризиса 1929 года, когда на долю верхней децили приходилось около 50 % национального дохода, что было выше, чем в Европе того же времени, где капитал пережил серьезные потрясения после 1914 года. Однако американское неравенство не было таким же, как в Европе: следует отметить, что в США прирост капитала играл ключевую роль в высоких доходах уже во время биржевой эйфории 1920-х годов (см. график 8.5).

Во время мирового экономического кризиса 1930-х годов, который начался в Соединенных Штатах и затронул их особенно сильно, а затем в годы Второй мировой войны, когда вся страна мобилизовалась для ведения войны (и для того, чтобы выйти из кризиса), за океаном произошло очень сильное сжатие неравенства в доходах, сопоставимое в некоторых аспектах с тем, что имело место в Европе в ту же эпоху. Действительно, как мы видели во второй части книги, американские капиталы пережили весьма существенные потрясения. Конечно, в США не было физических разрушений от боевых действий – потрясения были обусловлены Великой депрессией и значительными изменениями в налогообложении, предпринятыми федеральным правительством в 1930-1940-е годы. Наконец, если рассматривать период с 1910 по 1950 год как единое целое, то обнаружится, что сжатие неравенства в США было заметно меньшим, чем во Франции (и в целом в Европе). Таким образом, накануне Первой мировой войны неравенство в Соединенных Штатах находилось на более низком уровне, чем в Европе, и не достигло столь низкой точки по завершении Второй мировой. Период 1914–1945 годов был отмечен историей самоубийства Европы и ее общества рантье, но не самоубийства Америки.

Взрывной рост неравенства в Соединенных Штатах начиная с 1970-1980-х годов. С 1950-х по 1970-е годы неравенство в Соединенных Штатах было наименьшим в истории: верхняя дециль в иерархии доходов владела примерно 30–35 % американского национального дохода, т. е. ее доля была более или менее такой же, как и во Франции сегодня. Это была та самая «любимая нами Америка», о которой с ностальгией говорил Пол Кругман, Америка его детства[266]266
  Недавние исследования П. Кругмана (Krugman P. The Conscience of a Liberal. Norton, 2009) и Дж. Стиплица (Stiglitz J. The Price of Inequality. Norton, 2012), посвященные росту неравенства в США, показывают, насколько сильно привязаны американцы к этому эгалитарному периоду в истории страны.


[Закрыть]. В 1960-е годы, в эпоху генерала де Голля и во времена, когда развивается сюжет сериала «Безумцы», неравенство в Соединенных Штатах было ниже, чем во Франции (где доля верхней децили сильно выросла и превзошла отметку в 35 %), по крайней мере для белого населения.