Текст книги "Эсперанса"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

IV

После холодной, пасмурной ночи путешественники медленно тронулись в путь, обдумывая свое положение, а главное, соображая, где бы им найти какую-нибудь живность. Ослабели не только люди, но и лошади, одну из вьючных лошадей пришлось оставить на месте, а кладь переложить на верховую, где сидели Матильда и Том, которые теперь должны были идти пешком.

Вдруг шедший в нескольких шагах впереди Джек рванулся вперед и исчез в чаще леса. Опасаясь, как бы пылкий мальчик не подвергся опасности, Люис бросился за ним. Но догнать его было нелегко. Вдруг раздался выстрел, и это еще больше обеспокоило Люиса, он знал, что у Джека не было с собой ружья. Значит, стрелял кто-то другой. Люис кинулся на звук выстрела и, взобравшись на скалу, поглядел вниз. И что же? Он увидел Джека, склонившегося над каким-то незнакомцем.

Доктор с трудом спустился вниз и сразу же занялся раненым. А Джек тем временем рассказал о своей неожиданной встрече:

– Идя впереди, я заметил сквозь чащу деревьев гуанако. Подкрасться и бросить в него шары было делом одной минуты. Но шары обмотались вокруг шеи гуанако и только испугали его; он громко заржал. Я нагнулся, чтобы подползти еще ближе к животному, как вдруг раздался выстрел. Стой я на ногах, пуля непременно угодила бы в меня. А так он попал только в гуанако, которое, обезумев от боли, прыгнуло через меня, столкнулось с охотником и вместе с ним полетело с обрыва. До меня донесся стон раненого; я сполз вниз и увидел охотника, всего окровавленного, в забытьи. Что бы я делал с ним, если бы не явились вы, доктор!

– Ну, хорошо, Джек, что все так окончилось, – сказал Люис. – А теперь сбегайте за моим докторским саквояжем.

Мальчик проворно стал вскарабкиваться по обрыву, а Люис, содрав кору с ближайшего дерева, завернул в нее переломанную руку незнакомца, отложив операцию до более удобного времени.

Скоро вернулся и Джек, с ним прибежали Том и Нанни, которые притащили большое одеяло. Люис дал понюхать незнакомцу нашатырный спирт, и тот очнулся. Открыв глаза, он с недоумением поглядел на наших друзей, затем пробормотал по-испански: «Дайте мне умереть!»

Люис, хорошо знавший испанский, спросил его, почему же он не хочет, чтобы его перенесли к родным или друзьям?

– Родные, друзья! – с горькой улыбкой повторил незнакомец. – Увы, у меня никого нет.

– Ну, так мы будем вашими друзьями! – пылко воскликнул Джек. – Скажите, где вы живете, и мы отнесем вас туда!

Мальчик произнес эти слова на очень ломаном испанском, но незнакомец все-таки понял его и жестом указал на небольшую поляну в лесу. Больного осторожно подняли на одеяло и понесли через лес, покрывавший пологий склон; пройдя с милю, вышли на ровное открытое место, где струился веселый светлый ручей. Здесь, у скалы, стояла низенькая хижина, сплетенная из ветвей и крытая шкурами. Внутри она представляла собой одну светлую комнату, обитую мехами и меблированную сплетенными из прутьев сиденьями да едва отесанным пнем вместо стола. В углу лежала куча сена, крытого шкурами; это была постель хозяина. Сюда и положили больного, опять впавшего в беспамятство, наверное, от тряски при переноске.

Доктор немедленно принялся за работу: вправил сломанную руку, перевязал раны и ушибы, дал больному успокоительное, после чего тот крепко уснул.

Наши друзья огляделись. Маленькая долинка была покрыта сочной травой, на которой паслись мул и две ручных ламы; на огороде росли кукуруза, бобы и картофель.

Вечерело. Сгущался мрак, предвещавший грозу, – и доктор, подумав немного, попросил мальчиков сбегать к остальным и привести их сюда на ночлег.

Нанни, между тем, сидя возле больного, с любопытством оглядывала его хижину. С балок спускались длинные полосы сушеного мяса (чарки), а на полке стояли грубые деревянные сосуды, один с водой, другой – с молоком.

Заметив любопытство Нанни, доктор смеясь посоветовал ей заняться разведением огня в очаге, так как пошел дождь, и промокшим путникам надо будет обсушиться. Нанни взялась за дело. Нелегко было развести огонь, когда не было ни печи, ни трубы, и дым уходил в отверстие в крыше, откуда шел дождь. Наконец, костер осветил хижину.

Измученные путешественники вскоре добрались до нежданного приюта. По дороге Джек, заметив, что в одном месте кондор, неподвижно паривший в небе, вдруг стремительно бросился вниз, пошел взглянуть и заметил мертвую гуанако с обмотанным вокруг шеи боласом. После схватки с крылатым хищником добычу удалось отбить и перетащить в хижину.

Нанни поджарила мясо гуанако, и голодные путники с жадностью накинулись на него, запив потом жаркое чаем с молоком. Больному тоже дали этого напитка, совершенно незнакомого ему, и он ему очень понравился. После этого по настоянию доктора он принял еще раз успокоительное, но перед тем, как уснуть, попросил Нанни подоить самку-ламу, которая несколько раз уже с жалобным блеянием подходила к хижине.

Хижина гаучо, как зовут в Южной Америке впавших в полудикое состояние потомков испанцев, при всей своей убогости, стала для путников надежным убежищем в эту бурную ночь, и они с удовольствием уснули, закутавшись в свои одеяла.

Наутро все встали бодрыми. Больной тоже выглядел хорошо и мог наконец ответить на вопрос, что заставило его скрываться в этой дикой, безлюдной пустыне.

– Я вынужден прятаться здесь от врагов, – начал он свой рассказ. – Они превратили мою жизнь в мрачную и безотрадную.

Меня зовут Альмагро. Родился я в пампасах. Наш род ведет начало от первых покорителей и цивилизаторов Чили. Отец много рассказывал мне про подвиги Вальдивии, который с горстью храбрецов покорил многие земли, пройдя Перу из края в край, до южной границы Чили. Даже отчаянные арауканцы не могли устоять перед доблестью Вальдивии и вынуждены были признать его господство.

Раздавая завоеванные земли своим сподвижникам, Вальдивия подарил и нашему предку богатый надел на востоке от Анд, где вскоре была образована цветущая колония. Однако южные, еще не покоренные племена индейцев, разъяренные жестокостью испанских правителей, решили не оставлять в покое колонистов и мало-помалу разорили колонию. Немногие оставшиеся в живых семейства, в том числе и наше, вынуждены были бежать в пампасы, чтобы там укрыться от врагов.

Несчастные жили здесь в большой бедности. Жилищами их были разбросанные в одиночку по пампасам низкие плетенные из прутьев хижины, крытые соломой и окруженные персиковыми деревьями. Такая хижина, стоявшая совершенно особняком, вдали от других жилищ, была и у нас. Из страха перед индейцами отец окружил хижину непроходимой изгородью из колючих кактусов.

Мы жили бедно, но не голодали: у нас были посевы кукурузы, были лошади, отец приручил несколько лам, дававших молоко и шерсть, из которой мать ткала нам одежду.

Отец учил нас, меня и брата Педро, езде на лошади, стрельбе из ружья, затем – чтению и письму, а мать научила нас играть на гитаре.

Мир и согласие царили в нашей семье. Но отец стал что-то задумываться и грустить, наконец – о, как мне памятен этот злосчастный день! – возвратившись с охоты, бледный, испуганный, закричал. «Индейцы! Нужно бежать!» Мы стали быстро собирать вещи, а в это время отец рассказывал, что давно уже заметил следы индейцев, а сегодня увидел и их самих. Нам уже оставалось только сесть на лошадей, как вдруг резкий, пронзительный крик потряс воздух. В одну минуту наша изгородь запылала со всех сторон, и хижину окружила стая краснокожих демонов. Мать упала в обморок. Отец наклонился было, чтобы помочь ей, но в это время удар палицы уложил его на месте. Брата Педро, вступившегося за отца, постигла та же участь. А потом враги безжалостно убили и мать. Меня же, как самого младшего, пощадили, но взяли в плен.

После долгого и опасного странствия по горам индейцы привезли меня в свою деревню. Я попал к вождю (токи) Кадегуала, под властью которого находилось несколько племен арауканцев, живущих у подножия Анд. Это был человек благородной, воинственной наружности. Я невольно любовался им, когда он шел, завернувшись в длинные складки своего пончо, украшенного вытканными пестрыми цветами и роскошной длинной бахромой.

– Скажите, пожалуйста, Альмагро, – вмешалась Матильда, – а дома у арауканцев такие же, как ваша хижина?

– У нас была крытая соломой, глиняная мазанка, это было лучшее строение во всей деревне. Она разделялась на две комнаты: одна служила спальней, а другая – приемной для гостей; здесь лежали циновки, ковры, стояли низкие столы. В отдельной хижине размещалась кухня, снабженная очагами, глиняными горшками, противнями и корзинами. Чашки и блюда были из тыквы, а в качестве ложек использовались раковины; что касается пищи, то она была очень разнообразна: мы питались и молоком, и пшеницей, и картофелем, и тыквами; о мясе нечего и говорить – его было вволю; были даже домашние куры. И помню, мы с Кариельпой, маленькой дочкой вождя, не раз горько плакали, когда резали какую-нибудь нашу любимую курицу.

Кариельпа отличалась вообще добрым, нежным сердцем. Вдобавок она была так прекрасна, как могут быть прекрасны только ангелы на небесах. От матери, креолки, она научилась жалеть христиан, которых ненавидели ее соплеменники, и любила христианского Бога. Общий кров еще более сблизил нас, и нечего удивляться, что, по мере того как мы оба входили в возраст, наша любовь все больше соединяла нас. Я возмужал и окреп, научился владеть оружием и стал хорошим наездником. Только в набегах индейцев на христиан я не принимал участия: меня ужасала мысль проливать кровь своих.

Вдруг токи объявил дочери, чтобы она готовилась стать женой вождя соседнего племени. Это известие как громом поразило меня. Я обезумел от горя. Много передумали мы с Кариельпой, но ни на чем не могли остановиться. Тут пришло известие, что после одного набега, кончившегося полным разгромом наших, токи был убит. Верные друзья едва успели спасти тело вождя от поругания… Место умершего как раз и занял жених Кариельпы. Медлить было нечего: нам оставалось одно – бежать. Я приготовил двух быстрых коней, и темной ночью мы покинули индейскую деревню. Путь наш лежал в мрачные дебри Кордильер, у подножия которых, как мне было известно, поселился один испанский миссионер. Мы вскоре отыскали его убогую келью. Добрый священник прежде всего благословил наш союз, затем дал нам мулов, более пригодных для путешествий по горам, оружие и посоветовал скрыться где-нибудь в горной долине, а потом, когда все успокоится, спуститься в пампасы и там начать жизнь гаучо.

Мы так и сделали. После нескольких дней странствования в горах нам понравилась одна уединенная долина. Мы решили здесь поселиться. Я выстроил хижину, выложив ее внутри шкурами убитых пум и альпага.

Долгое время счастье наше ничем не омрачалось. Я охотился, ловил вигоней, из шерсти которых искусная Кариельпа ткала одежду. Я посеял взятые у миссионера семена, и теперь кроме мяса у нас были на столе и картофель, и бобы, и кукуруза. В саду росли яблоки и персики. Наконец, я приручил несколько лам, и мы могли питаться еще и молоком.

В довершение этой счастливой, безмятежной жизни Господь даровал нам прелестную девочку. Зара, как мы назвали ее, была здоровым, умным ребенком. Она лазила по горам, ловила цветных попугаев или нежных колибри, приносила нам душистую землянику и бесконечно радовала нас с женой. Мы просто не могли налюбоваться на свою дочку.

Так прошло более десяти лет. Заре было уже девять. Однажды, уйдя в горы за попугаями, она что-то долго не возвращалась. Жена почувствовала беспокойство. Я бросился на поиски, но тщетно облазил все окрестные высоты: Зары нигде не было видно. Сердце мое похолодело от ужаса. Что с ней случилось? Еще раз, уже отчаявшись найти ее, я влез на крутую скалу и – кто опишет мои чувства! – увидел вдали скакавший во весь опор отряд диких индейцев, а среди них – развевающийся алый пончо моей дочери.

Не помня себя от отчаяния, я бросился в хижину и сразу рассказал все жене. Бедняжка только взглянула на меня и упала в обморок. Я понял, что убил ее своей неосторожностью. Я звал ее, молил, внушал надежду; но жена, хотя и очнулась, только качала головой, ничего не говоря… Бедняжка так и зачахла от тоски, – и скоро мне пришлось копать для нее могилу.

После ее смерти наша хижина опротивела мне, – и я, нагрузив мулов и лам пожитками, стал скитаться по горам, в тщетных поисках дочери. Наконец потеряв всякую надежду, измученный, я построил себе хижину в этом уединенном месте, где и влачил печальное существование. Жизнь мне в тягость, и, право, я сожалею, зачем вы спасли меня, добрые люди!

– Полноте отчаиваться, – проговорил мистер Мертон, – верьте, Господь, спасший вас, очевидно, ведет вас к какой-то цели, известной ему одному. Молитесь и уповайте!

Со своей стороны, и доктор Люис прибавил:

– Вы – человек здоровый, сильный! Могли бы перебраться в другую страну и там приносить пользу людям, как и мы стараемся это делать.

– Спасибо вам, господа, за ваши утешения, – проговорил Альмагро, – постараюсь последовать вашему совету!.. Я случайно открыл еще никому неведомый проход через Анды и постараюсь провести вас. Но помните, по пути нам будут грозить большие опасности!

– Будем надеяться на Господа, и он не оставит нас своей помощью! – набожно проговорил мистер Мертон.

На общем совете порешили остаться в хижине до тех пор, пока Альмагро совсем не поправится, а тем временем – заняться уборкой посевов. Мы выкопали картофель, сжали зрелую кукурузу, сорвали бобы и навялили мяса. Все эти припасы, запаковав в шкуры, разложили на трех лошадей, которые к тому времени достаточно окрепли (а двух остальных, все еще слабых и больных, решили оставить у хижины на воле). Воспользовались для клади и мулом Альмагро, выносливым животным, особенно пригодным в горах.

Наконец все было готово, и на следующий день мы собирались уже двинуться в путь. В хижине оставалось провести одну ночь.

До сих пор ясное небо вдруг заволоклось черными тучами, и полил страшный дождь. В отверстие крыши, служившее дымоходом, хлынули целые потоки воды и в одну минуту затопили всю хижину. Едва-едва, с помощью шкур, удалось заделать отверстие… Вслед затем послышался глухой подземный грохот, земля заколыхалась. Все в ужасе ждали смерти. Раздался страшный треск – казалось, горы расселись, громадные скалы покатились в долины. В одно мгновение хижина была завалена камнями. Подземные толчки все не прекращались, сопровождаемые оглушительным грохотом и треском.

Так прошла долгая мучительная ночь. Землетрясение прекратилось только к утру, но дождь продолжал лить, а под дождем нечего было и думать приниматься за работу, чтобы освободить хижину от заваливших ее камней. Пришлось молча дожидаться окончания ливня. Это случилось только через три дня. Только тогда мы смогли снять с отверстия в крыше шкуры и зажечь огонь.

– А теперь пустите меня посмотреть, что делается снаружи! – проговорил Джек и с этими словами стал взбираться через отверстие на крыше. Ему наказали как можно скорее возвращаться назад, но прошло немало времени, – а мальчика все не было. Его отсутствие уже стало тревожить родителей. Вдруг раздался жалобный крик.

Все в ужасе взглянули на своего доброго друга и советчика, доктора Люиса.

– Ничего, не волнуйтесь, – успокоил он родителей мальчика, – крик выражает скорее удивление, нежели испуг. Впрочем, не мешает поглядеть, что там. Полезайте теперь вы, Чарльз, да захватите с собой ружье!

V

Чарльз безмолвно вылез в отверстие и выбрался на крышу. Вид, который открылся перед ним, поразил его: цветущая долина стала неузнаваема; всюду виднелись лежащие в беспорядке камни и куски скал; все было разрушено, исковеркано, разбито. От возделанных полей и следа не осталось.

С трудом пробираясь среди этого хаоса, Чарльз отыскал, наконец, Джека; мальчик сидел на обломке высокой скалы весь в слезах.

– Что с тобой? – бросился к нему Чарльз.

– Ах, Чарли, – ответил мальчик. – Посмотри кругом, какая картина! Как вырваться нашим из хижины, заваленной камнями? А если и выберутся, на чем поедут? Ведь наши лошади, наверно, все пропали!

Чарльз утешил мальчика как мог, и они вдвоем стали осматривать хижину снаружи. Оказалось, огромная масса камней завалила вход выше крыши и этим спасла хижину от разрушения. Джек и Чарльз, подняв одно из поваленных деревьев, приставили его вместо лестницы и легко оказались на крыше, а оттуда попали внутрь хижины, где уже с нетерпением ждали их возвращения.

Все стали размышлять, как же лучше выбраться из полуразрушенной хижины, и решили наконец разобрать балки и крышу. Так и сделали. За этой работой и застала их ночь. А наутро веселый крик мула поднял всех. Альмагро со слезами радости приветствовал верное животное. На мула усадили госпожу Мертон, затем припасами нагрузили лам и, плотно позавтракав, пустились в путь.

По дороге то и дело приходилось объезжать груды поваленных деревьев и скал, а у ручья путников ждало новое разочарование: от ливней он превратился в бурный, непроходимый поток.

– Ну что ж, – проговорил Люис. – Надо делать мост, вброд ручей не перейти. Альмагро поможет нам!

Тот подумал немного и высказал свои соображения.

По его указаниям свалили два дерева достаточной длины, очистили от ветвей и, уперев один конец в большой камень, подняли другой конец при помощи лассо и опустили на другом берегу. Деревья легли так, что между ними было не более одного фута ширины; затем этот мост застлали ветвями и листьями – и благополучно переправились через ручей.

На другом берегу развели костер и разбили палатку для ночлега. Ночь прошла без приключений. Утром всех разбудило трескучее пение попугаев и каких-то чернобородых птичек – Fringilla barbata, по объяснению Люиса.

Позавтракав, путешественники стали подниматься по склону горы, через заросли кустарников. По мере того как дорога шла все выше и выше, деревья становились реже и мельче, а трав – меньше и меньше. Надежды на дичь исчезли; приходилось довольствоваться только запасами «чарки» (толченого сушеного мяса) и кукурузы. К счастью, хоть не было еще недостатка в воде.

Так прошло несколько дней утомительного пути. Однажды вечером, когда готовились расположиться на ночлег, внимание привлек топот. Все с изумлением оглянулись и увидели в свете костра морду Нигера. Лошадь выглядела здоровой и свежей. Ее без труда поймали, отдав мистеру Мертону, изредка подсаживавшему теперь к себе попеременно дочерей. Остальные по-прежнему шли пешком, отчего каждый день у них пухли и болели ноги, а обувь превратилась в клочья.

– Эй, мистер Джек, – заметила как-то раз Нанни. – Погляжу я на ваши ботинки и не сравню со своими сабо! Возьмите-ка их, у меня есть еще пара запасных!

Оказалось, предусмотрительная Нанни запаслась в дорогу деревянными башмаками, которые пришлись теперь очень кстати. Джек, у которого ноги были изранены, с благодарностью сбросил остатки своей обуви и надел сабо. Да и другие с завистью поглядывали на это; даже щеголеватый Чарльз, истрепавший за короткое время путешествия несколько пар изящных лондонских штиблет, заявил, что при первом же удобном случае обзаведется сабо.

При всех этих трудностях путешественники были, однако, здоровы и веселы. У Альмагро почти поправилась рука. Словом, все было бы хорошо, если бы не скудость питания и трудности пути. Который уже раз путники поднимались на горы и спускались в долины, а перед ними все еще высилась вдали исполинская гряда главного хребта Кордильер. Девочки с трепетом поглядывали на увенчанные вечными снегами вершины и беспрестанно обращались к Альмагро с тревожными вопросами, неужели им придется проходить их. Но тот успокоил их, уверяя, что проведет караван ущельями.

Наконец, после долгого и утомительного пути, добрались до высшей точки перевала через хребет. Это была плоская обширная равнина, где круглый год не таял снег. Посредине виднелось замерзшее озеро, очевидно, кратер потухшего вулкана. По обеим сторонам перевала чернели угрюмые скалы, а впереди – горы сбегали вниз уступами, перемежаясь с заметенными снегом лощинами. И только там, на краю горизонта, за этим широким, бесконечным скатом, виднелись казавшиеся легким голубоватым туманом пампасы.

С надеждой наши путешественники стали спускаться вниз, забыв даже про голод и усталость. Животные, давно уже питавшиеся впроголодь, едва тащились.

Но вот уже вышли в первую долинку, где из-под снега выглядывало несколько сухих растений и прошлогодняя трава. Животные с жадностью набросились на этот скудный корм. Теперь предстояло спуститься еще ниже, на несколько сот футов, чтобы попасть в лощину, где в горах Альмагро знал несколько пещер. Там можно было укрыться от столь частых в этих местах горных метелей. Альмагро сообщил, что во время своих странствий ему неоднократно приходилось отдыхать в этих пещерах.

Да, но как попасть в лощину? Спуск был довольно покат, но скользок, а проезжая тропа шла большими обходами, и, идя по ней, нужно было потратить понапрасну много сил. Альмагро решил этот вопрос просто – предложив скатиться в ложбину по снегу. Сначала предложение это показалось диким и странным, но потом все пришли к убеждению, что другого выхода не остается. Скатили ящики, чемоданы, за ними отправили животных, из которых мул и ламы (между ними была уже маленькая, родившаяся среди гор во время путешествия) спускались весело, а лошади с трудом. Наконец благополучно спустились и люди. Отыскали пещеры, о которых говорил Альмагро, в одной из них нашли связку хвороста, которую Альмагро признал за свою, набранную про запас; под хворостом же в земле был зарыт целый мешок кукурузы; отыскали и его.

Находка развеселила путников; а случайно пойманный Альмагро у пещер огромный, полупудовый пампасский заяц (изредка встречающийся и в Андах) и совсем привел их в восторг, обещая давно уже исчезнувшее у них жаркое на ужин.

Нанни умело состряпала из зайца вкусное блюдо, и его с аппетитом съели; вместо хлеба, правда, пришлось довольствоваться кукурузой.

Ночью всех разбудил страшный вой ветра и шум катившихся с гор камней; к этому присоединялось ржание и блеяние испуганных животных.

– Вот этого-то я и боялся все время, – проговорил Альмагро, когда к нему обратились с расспросами. – Это – Temporales, страшные осенние вьюги! Верная смерть ожидает тех несчастных, кого они застают в горах! Нужно благодарить Бога, что мы вовремя добрались до надежного убежища!

Действительно, когда отвалили камни, которыми закрыли на ночь вход в пещеру, увидели завалы снега, и он все еще продолжал падать, крутясь в диком вихре.

Целых три дня и ночи беспрерывно валил снег, и наши друзья уже стали падать духом, так как запасы их почти истощались, да и животных было нечем кормить.

Один мистер Мертон, глубоко верующий, не унывал.

– Не бойтесь, друзья мои, – говорил он. – Господь, до сих пор простиравший свою десницу над нами, и теперь не покинет нас! Его завет: «воззрите на птицы небесные, яже не сеют, не жнут, не собирают в житницы свои, а Отец наш Небесный питает их!»

И действительно, словно в оправдание его глубокой веры, на четвертый день вьюга стихла.

Все, с нетерпением дожидавшиеся этого момента, поспешили выйти на свежий воздух. Глазам их представилась необозримая белая пелена, покрывшая и горы, и долины.

Однако ничего не поделаешь: надо было отправляться на охоту. Немедленно собрались Люис и Альмагро, к ним присоединился и неугомонный Джек, вооружившийся копьем, лассо и боласом.

Охотники пошли по глубокому снегу. Вдруг Джек, дойдя до утеса, свистнул из-за него, сообщая условным сигналом, что он увидел дичь и… внезапно исчез из глаз охотников. Оказалось, он провалился сквозь снег. Но как глубоко, – никто не знал. Тогда Люис окликнул мальчика, – и скоро в одном месте появился кончик копья; вместе с тем послышался глухой, как из-под земли, голос Джека. Наши друзья немедленно решили, что делать. Связав крепко два копья, к концу их прикрепили прочный, длинный аркан и, подвинув копья настолько, чтобы петля аркана опустилась в отверстие в снегу, крикнули Джеку, чтобы он обвязался, а они станут его тащить. После некоторых безуспешных попыток мальчика удалось-таки вытащить, невредимого, но бледного, с разбитыми руками и вывихнутой ногой.

– Спасибо! – слабо проговорил Джек. – А теперь оставьте меня полежать здесь, а сами не упустите гуанако: ведь я из-за них и попал впросак!

Действительно, невдалеке виднелось целое стадо этих животных, спокойно отыскивавших под снегом траву. Охотникам удалось свалить с ног двух здоровенных животных, которых они едва-едва приволокли к тому месту, где лежал Джек. Тащить же до пещеры эту дичь не было уже сил, и Альмагро отправился за своим мулом и связкой веревок, с помощью которых и удалось приволочь добычу, да кстати и Джека. Здесь доктор осмотрел раненую ногу, положил на нее компресс и перевязал. Потом все с аппетитом принялись за обед, состряпанный умелой Нанни.