Текст книги "Сигнал бедствия"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Черт возьми! – воскликнул Страйкер, который до того времени не вмешивался. – Нет, Гомес придумал неплохо! Мне приходилось видеть в австралийских лесах, где люди не так кровожадны, нечто в этом роде. Там пленника просто привязывают к дереву и оставляют его. Почему же не сделать того же с капитаном, старым испанцем и негром?

– Он правду говорит! – поддержал своего товарища Девис.

– Да и дело-то простое! – продолжал старый каторжник. – Одним нужно золото, а другим девушки. И то, и другое мы возьмем без всякого убийства.

– Что значит убийство? – с усмешкой сказал Падилья. – Какая разница, потопите вы людей или перережете им горло? А если и есть разница, то слишком ничтожная, чтобы так долго это обсуждать.

– Даже если вы ее не видите, она все-таки есть. Я совершенно против пролития крови там, где это не нужно. Пусть они потонут, но, по крайней мере, руки у нас не будут в крови, – возразил Гарри.

– Это правда! – закричали все остальные. – Поступим как австралийцы, свяжем их!

Было решено поступить по-австралийски.

Теперь надо приводить дело в исполнение, назначить каждому его роль.

Старший помощник с помощью Девиса, который был когда-то плотником на корабле, должен, сделать течь в дне шхуны. Гомес и Хернандес перенесут девушек в шлюпку. Страйкер должен стоять у руля и править. Падилья смотрит за теми, которые будут брать золото. А Старина со Стряпкой и французом свяжут несчастных.

Все было продумано до мелочей, роковая минута приближалась.

XLIX. Акулы

Все паруса подняты, и шхуна тихо скользит навстречу гибели. Гомес следил за рулем, так как он единственный, кто знает это побережье.

Оно всего в какой-нибудь полумиле от него. Судно плывет параллельно черте бурунов. Ветер, дующий с берега, держит его вне опасности. Гомес уже различает гору, которую не забудет тот, кто хоть раз ее видел. Она имеет две вершины, и между ними пропасть.

Но этого еще недостаточно для того, чтобы выбрать место, где пристать. Одно несомненно – сейчас они войдут в большой залив берега провинции Верагуй. Устье этого залива имеет несколько миль в ширину. Войти в него трудно: от мыса до мыса тянутся буруны.

Миновав этот залив, шхуна идет вдоль берега, оставив позади гору с двумя вершинами. На освещенном луной небе ясно вырисовываются ее очертания.

Наконец Гомес заметил в белой черте бурунов гладкую поверхность тихой воды, резко ограниченной набегавшими пенистыми гребнями. Он дал еще некоторые указания рулевому, а сам отправился на корму. Там уже были готовы приступить к делу.

В руках Страйкера и Лакросса веревки, предназначенные для несчастных пассажиров. Падилья и его помощники вооружились топорами и ремнями, чтобы открыть и связать ящики с золотом. У большой мачты с зажженным фонарем стоит старший помощник, рядом с ним – Девис с молотком и долотом.

Все столпились у отворенного уже люка, готовясь сойти в трюм.

Гарри Блью, с фонарем под полой, спрятался в тени мачты, как будто стыдясь смотреть людям в лицо. Можно даже подумать, что он вообще не собирается идти в этом предприятии дальше.

Каждый занят своим делом, и на него не обращают внимания. Он подошел к борту и смотрит на воду. Луна освещает его лицо.

Подойдя еще ближе к борту, он всматривается в черную бездну, как будто ищет в ней спасения от жизни и ее тягот.

В это время до его слуха долетают женские голоса, и две фигуры с мантильями на плечах, все в белом, поднимаются на палубу. Месяц освещает доверчивые, веселые лица девушек. Они идут прямо на палубу, не подозревая, что их ждет.

Гарри осторожно подходит к люку и, держа фонарь в руке, тихо опускается в трюм.

Несмотря на то что шхуна плывет только в нескольких градусах от экватора, ночью, особенно около полуночи, довольно свежо.

Девушки закутались в свои мантильи и стоят, облокотившись на борт. Они молча следят за отливающей фосфорическим блеском дорогой, пролагаемой шхуной. То в одном, то в другом месте они замечают длинные полосы огней. Кажется, что рядом со шхуной так же быстро, как она, плывут какие-то неведомые существа. Девушки, уже плававшие по Тихому океану, знают, что это за существа. Это акулы, непримиримые враги водолазов, спускающихся на дно Панамского и Калифорнийского заливов для ловли жемчуга.

В эту ночь акул было особенно много. Они близко подплывали к судну, потому что наблюдательные глаза прожорливых тварей заметили спущенную лодку и почуяли добычу.

– Пресвятая Дева! – воскликнула Кармен, увидав, как акула схватила что-то у кормы. – Не дай Бог упасть за борт, когда эти животные близко. От них нельзя спастись. Кровь стынет при мысли, что они совсем рядом с нами. Вон там внизу акула. Видишь ее? Она изготовилась к прыжку. Ах! Я не в силах смотреть на нее. Я вся дрожу. Мне кажется, у меня сейчас закружится голова, и я упаду ей прямо в пасть.

Она отступила на шаг и остановилась.

– Ты рада, племянница, что наше путешествие скоро кончится?

– Конечно, дорогая. Я действительно радовалась бы, если бы мы были близки к истинной цели нашего путешествия. Но нам предстоит еще длительное утомительное плавание, прежде чем мы попадем в Испанию.

– Да! Длинное и утомительное плавание! Но только при лучших условиях. Через Атлантический океан мы поплывем на великолепном пароходе, с прекрасной рубкой, со спальнями-каютами, одна из которых стоит всех кают "Кондора". У нас будут и спутники; может быть, они окажутся приятными собеседниками, и тогда наш переезд через Атлантический океан будет для нас развлечением, не то что путешествие по Тихому океану.

– Разве нам плохо на "Кондоре"? Капитан Лантанас сделал все, что только мог, чтобы нам было приятно.

– Да, конечно. Очень милый человек! И я на всю жизнь сохраню к нему благодарность. Но его монотонные лекции изрядно надоели.

– Да, Иньеса, здесь скучно и утомительно.

– Теперь я понимаю. Ты хочешь, чтобы вокруг тебя была толпа молодых людей, возвращающихся с Кубы и из колоний.

– Не в этом дело, ведь ты сама знаешь! И, честно говоря, не от скуки и утомительности я страдаю, а совсем от другого.

– Я, кажется, догадываюсь, от чего.

– Ну, так ты же очень догадлива.

– Может быть, это происходит оттого, что мы не так простились, как хотелось? Но ведь ты обещала мне, Кармен, не говорить больше об этом, по крайней мере, до нашего приезда в Кадис, где мы с ними увидимся, и тогда все разъяснится.

– Дело не в этом!

– Так в чем же? Не в морской же болезни, жаловаться на которую приходится разве только мне. Я страдаю даже тогда, когда море тихо, а ты переносишь качку, как матрос. Из тебя выйдет прекрасная жена морского офицера. Когда твоему мужу дадут корабль, ты, наверное, отправишься с ним в кругосветное плавание.

– Ты как всегда шутишь, Иньеса!

– Конечно, мне приятно думать, что мы скоро будем на земле. Терпеть не могу моря! Когда выйду замуж за моего морского офицера, то прикажу ему бросить морскую службу и избрать какую-нибудь более приятную профессию. А может быть, он согласится ничего не делать. Благодаря моим поместьям, мы будем себе жить да поживать в нашем городском доме в Кадисе. Однако, что тебя так беспокоит, Кармен? Скажи мне, что с тобой?

– Я сама не знаю, Иньеса!

– Боже мой! Вот странно! Может быть, ты жалеешь о разлуке с нашими калифорнийскими рыцарями, например, с доблестным и прекрасным Франциском Ларой, которого мы имели удовольствие видеть в последний раз, когда он барахтался в пыли? По-моему, нам надо радоваться, что ты избавилась от своего обожателя, а я от Кальдерона.

– Куда они подевались, хотела бы я знать. Наверное, с ними что-нибудь произошло! Я думаю, папа слышал о них, но не хочет рассказывать. Помнишь, после нашего отъезда из дома какие-то люди ночью стучались. Папа уверен, что они приходили, чтобы украсть золото. И мало того, он подозревает, что из этих четверых двое были Франциск Лара и Фаустино Кальдерон.

– Пресвятая Дева Мария! – воскликнула Иньеса. – От одной этой мысли я вся содрогаюсь. Надо благодарить Бога, что мы спаслись от этих негодяев и что теперь так далеко от страны, где находятся подобные люди.

– Ну, так я тебе скажу, что все это время мысль о них не выходит у меня из головы, с того самого времени, как мы покинули Сан-Франциско. На сердце у меня точно камень. В нем живет страх, что нам не избегнуть встречи с ними. Я хорошо знаю Лару. Он сделает все, чтобы отомстить. Мы боялись поединка. Может, он и состоялся бы, но ведь фрегат ушел. Человек с таким отчаянным характером, как Лара, способен погнаться за Крожером и убить его, когда настигнет. Я боюсь, что он так и сделает.

– Пусть! Твой жених не даст себя в обиду. Мой тоже, если Кальдерону вздумается погнаться за ним. Только бы они были подальше от нас.

– Я не уверена, что они не явятся к нам в Испанию. Такие люди проникнут повсюду. Азартные игроки ездят по всему свету. В каждом городе они найдут возможность жить и играть. Кадис не хуже других городов в этом отношении. Но я тебе еще не сказала кое о чем, боюсь, ты будешь смеяться надо мной. Я несколько раз была напугана.

– Напугана? Чем?

– Обещай мне, что ты не будешь надо мной смеяться!

– Честное слово, не буду!

– Хотя это, может быть, только моя фантазия!

– Какая фантазия? О чем ты, Кармен?

– Я говорю о матросах. У них у всех страшные лица. А один произвел на меня неизгладимое впечатление. У него глаза, как у Лары, и черты лица очень сходны с его чертами. Но у этого матроса борода, а у Лары ее не было. Сходство это, может быть, случайное, но, когда я увидела его в первый раз, я вся задрожала. А сегодня утром это впечатление было особенно сильно. Поднявшись сюда, я увидела этого человека у руля, а когда я повернула к нему голову, я поймала его наглый взгляд, устремленный прямо на меня. Я даже хотела пожаловаться на него капитану, но подумала, что путешествие наше скоро кончится.

Она замолчала, потому что точно из-под земли вырос перед ней тот матрос, который был похож на Лару. Низко поклонившись, он с усмешкой сказал:

– Ваше путешествие подошло к концу, сударыни! Сейчас надо съезжать на берег. Шлюпка готова. Сочту за честь проводить вас.

В это же время к Иньесе подошел Хернандес и тем же тоном предложил ей свои услуги.

На мгновение девушки оцепенели, но, когда уяснили себе истину, они пришли в ужас и с криком бросились от них.

Но им не дали бежать. Сильные руки схватили их и привлекли к себе, несмотря на сопротивление. Крики их были заглушены. На них набросили шерстяные колпаки.

Они ничего не видели, не слышали, а только осознавали, что их куда-то несут. Их перенесли в шлюпку и положили там на дно. Им казалось, что они находятся в пасти ужасных акул, которых они несколько минут тому назад видели.

L. В трюме

В трюме "Кондора" находились Гарри Блью и Билл Девис. Они добрались сюда по грудам красного дерева и по сваленным в кучу черепаховым щитам.

Кое-как разобрав сложенный груз, они обнажили стенку судна. Им осталось пробурить дыру, и через несколько часов трюм заполнит вода и потянет шхуну на дно.

У Девиса в руках дрель. Он только ждет приказания сверлить дыру. Но Блью почему-то медлит. Оба думают об одном и том же и вопросительно переглядываются.

– Черт возьми, это дело не по мне! – первым воскликнул Блью.

– Да и не по мне тоже! – согласился Девис.

– Это убийство и больше ничего! – сказал старший помощник. – Я не вижу в нем нужды и совсем не понимаю, как говорил и наверху, зачем топить нам корабль? Пусть идет себе в море. Мы никогда его больше не увидим. А если брошенные на произвол судьбы спасутся, что нам за дело? Мы будем далеко. Поздно будет за нами гнаться. Во всяком случае, нас-то с тобой не поймают, Девис. Ведь, наверное, ты пойдешь в какой-нибудь порт, а там уж не встретишь испанцев. Я по крайней мере поступлю так, когда получу свою долю.

– А я уеду в Австралию. Там нашему брату хорошо! Там безопасно!

– И на душе у нас будет легче, если не будет этого греха на совести. Давай спасем им жизнь!

– А этого не делать? – спросил Девис, указывая на дрель и стенку судна.

– В этом нет никакой нужды! И какая польза топить корабль?

– А как посмотрят другие?

– Да ведь они не узнают. Мы им не скажем. Зачем болтать? Я ведь говорил, что ветер отнесет шхуну далеко от берега. Слушай, Билл Девис, пусть другие говорят и делают, что хотят, а нам с тобой не следует брать греха на душу. Когда-нибудь мы этому порадуемся.

– Если товарищи не узнают, я, пожалуй, согласен.

– А откуда они узнают? Здесь нас никто не видит, а слышать тоже некому. Ну-ка, постучи молотком!

Плотник стукнул несколько раз в кадку для пресной воды, и гул разнесся через открытый люк по верхней палубе. Оттуда слышался женский крик и топот ног.

– Они о нас и не думают, – сказал помощник капитана. – Испанцы заняты другим. Они несут девушек в шлюпку.

– Да, должно быть!

– А какие девушки! Просто прелесть! А, Девис?.. Настоящие красавицы! Вот что, товарищ! На одном деле мы с тобой сошлись. Поговорим теперь о другом, которое стоит внимания. Гомес и Хернандес, эти сухопутные мыши, хотят их себе заполучить. А почему они им должны достаться? Ведь и другим девушки могут понравиться. Мне очень пришлась по сердцу та, у которой золотистые волосы. Я не стал спорить с Гомесом, когда он говорил, что отнесет ее в шлюпку. Но на берегу я потребую свою долю. Ты постоишь за меня?

– Провались я на этом месте, если нет! Мне понравилась черноволосая с первого взгляда. И я тоже молчал до поры до времени, и, как ты, Блью, уступать ее не намерен. Ты только научи, а уж я тебя поддержу, а дойдет до драки, я легко справлюсь с кривоногим Хернандесом, да Джек Страйкер нам придет на помощь, и датчанин, и голландец, и француз. Француз-то косится на испанцев. Ну, как бы там ни было, а мы потребуем девушек! Ты себе бери блондинку, а я возьму брюнетку. Я готов драться за нее насмерть!

– А я за свою! – воскликнул бывший военный матрос.

Билл вздохнул.

– А что с нами будет на берегу? Попадем мы в чужую страну. Испанцы там у себя дома, и язык для них там родной. А что мы будем делать?

– Мне это представляется очень ясно. Девушки боятся обоих: они ненавидят их. Мы прежде всего спасем их, шепнем девушкам, что хотим вступиться за них, и они сами тогда пойдут за нами. А там уже увидим, что делать. Ты, Билл, дай только мне клятву, что вместе со Страйкером поддержите меня.

– Да уж я буду стоять за тебя. А Джек будет заодно с нами, я уверен. Чу! Нас зовут! Они уже в шлюпке. Побежим наверх. Живо!

Гарри Блью поднял фонарь к люку, и оба бросились вперед так стремительно, как будто от того зависела их жизнь.

LI. Покинутое судно

Пока одни в трюме составляют новый заговор, а другие на палубе похищают молодых девушек, в рубке разыгрывается другая драма.

Капитан и дон Грегорио разбивали грецкие орехи и потягивали вино, когда до их слуха донесся топот на лестнице. Торопливый, тяжелый, он не был похож на легкую поступь молодых девушек, которые должны были возвратиться с палубы. Не мог так идти и негр, не говоря уже о том, что его голос слышался сверху. Он что-то сердито кричал. Два матроса посадили его в камбузе на скамью спиной к перегородке и связали.

Те, кто сидел в рубке, и не подозревали об этом. Они услышали его крик, потом крик девушек, но не успели ничего предпринять, как дверь распахнулась, и в рубку ворвались несколько человек с младшим помощником капитана во главе.

Первым увидел их Лантанас, так как он сидел лицом к двери.

Решительный вид вошедших и выражение их лиц говорили обо всем.

С необычайной быстротой обоих осужденных на гибель крепко привязали к креслам. Они сидели неподвижно, как истуканы, разражаясь проклятиями и угрозами, пока им в рты не сунули кляпы. Вслед за этим начался грабеж. Взломав ящики, матросы начали носить золотой песок в бочонках на шлюпку. Разбойники несколько раз ходили из рубки в шлюпку, пока не перетащили все золото.

Наконец, все разместились в шлюпке. Только один отстал от других, тот самый дьявол в человеческом образе, который требовал, чтобы жертвам перерезали горло. Оставшись с ними, он подошел сначала к одному, потом к другому и освободил им рты. Затем, зверски усмехаясь, проговорил:

– Черт возьми! Я не могу позволить себе оставить двух господ за таким богато убранным столом, перед целой батареей бутылок, и не дать им возможности чокнуться и выпить за здоровье друг друга. А вы, капитан, – обратился он к Лантанасу, – знайте, я незлопамятен и охотно оказываю вам эту вежливость, хотя вы назначили меня только младшим помощником.

Затем, подойдя к дону Грегорио, он крикнул ему:

– Ты не узнаешь меня, Монтихо? Не припомнишь ли ты, что произошло пять лет тому назад в Иерба-Буэне, когда ты был там судьей? Помнишь, ты приказал за контрабанду привязать одного бедняка к столбу и выпороть его? Этим неудачником был я. Теперь я мщу за тогдашний позор. Будьте покойны в ваших креслах, господа. Щелкайте себе орехи, да попивайте винцо. Пока вы тут сидите, шхуна пойдет на дно и вас унесет с собой.

Злодей захлопнул за собой дверь и поднялся по лестнице. Выйдя на палубу, он увидел, что остался один. Младший помощник поспешно перелез через борт и спустился в шлюпку. Там недоставало старшего помощника и Девиса. Они остались в трюме.

Кое-кто из находящихся на шлюпке предложил отваливать от шхуны и не дожидаться их. Падилья, спустившись в шлюпку, тотчас же подхватил это, и испанцы поддержали его. Но Страйкер с горячностью восстал против такого вероломства. Как ни низко пал беглый каторжник, он не считал возможным предать соотечественника. Его возражение находит отклик в датчанине, голландце, французе, Старине и его приятеле.

– Я пошутил! – воскликнул Падилья. – Я совсем не собирался оставить их на шхуне. Поступи мы так, – со смехом прибавил он, – нас можно было бы счесть самыми позорными изменниками.

Между тем Страйкер позвал своего товарища и Гарри Блью. Ему ответили, и Девис появился у борта и спустился в шлюпку. За ним шел и Блью. У него фонарь в руках.

Месяц спрятался за тучи, и не видно, что происходит на судне.

– Блью! – закричал Страйкер. – Идите скорее! Испанцы хотят уехать без вас.

– Черт возьми! – воскликнул старший помощник, подходя к борту. – Конечно, это неправда!

– Ну, разумеется! – подтвердил Падилья. – Мы боялись, как бы вы не замешкались так долго, что пошли бы ко дну вместе с судном.

– Этого нечего опасаться, – возразил Блью, прыгая в шлюпку. – Шхуна не скоро потонет. Руль прикрепили?

– Прикрепил! – ответил рулевой.

– Отлично! Ветер отнесет "Кондор" прямехонько в открытое море. Весла на воду, братцы! Отваливай!

Весла ударили с брызгами по воде. Шлюпка отошла от борта корабля и поплыла к берегу.

"Кондор", предоставленный самому себе и ветру, на раскрытых парусах тихо уносится в безбрежный океан.

Осторожно минуя буруны, разбойники подходят к берегу против горы с двумя вершинами, где есть бухта, защищенная скалами. Еще несколько ударов весел, и шлюпка вошла в бухту и поплыла к самому отдаленному ее концу.

Вспугнутые морские птицы с тревогой поднялись в воздух, когда шлюпка стала касаться берега. Орлиный клекот, напоминающий хохот сумасшедшего, особенно резко слышится среди разноголосых, диких звуков. Как они приятны тем, кто их теперь слышит! Они говорят о необитаемости берега, о широком просторе, которого так жаждут эти люди.

Наконец причалили к берегу. Одни выносят своих пленниц, а другие золото. Потом все отыскивают места, где можно было бы провести ночь, потому что идти вперед теперь поздно. У подножия скалы им удается найти покрытую жесткой травой площадку, возвышающуюся на несколько футов над уровнем воды.

Из шлюпки взяли парус, чтобы устроить из него палатку, но скоро убеждаются, что это лишнее. Вдоль всей подошвы скалы идут пещеры. Одна так обширна, что в ней легко поместится весь экипаж "Кондора".

Корабельный фонарь освещает ряды кристаллов, которые сверкают, как призмы, подвешенные к канделябрам. Люди, усевшись в пещере на камнях или ни холщовых мешках, предаются бесшабашному кутежу и веселью, благодаря винам, украденным из погребов шхуны. Крики, песни, ругательства.

Пленницы, на свое счастье, не принимали участия в пиршестве и даже не слышали его. Им отвели пещеру поменьше, и вход в нее загородили парусом. Придумал это Гарри Блью. Бывший военный матрос еще способен на нежные чувства.

В пещере дым коромыслом, а на дворе – непогода. Разразилась гроза. Молния сверкает и освещает заревом небо. Не умолкая, гремят раскаты грома. В горах поднялась буря. Хлынул дождь. Но тропическая гроза непродолжительна. Через каких-нибудь полчаса все стихнет. Но сейчас волны с бешенством несутся к берегу, на который высадились матросы, привязав кое-как шлюпку. В борьбе с приливом и отливом она отрывается и уносится в море. Налетев на коралловый остров, шлюпка опрокидывается, и вскоре от нее остаются одни обломки, кружащиеся в водовороте.

LII. Два Тарквиния

После полуночи наступило затишье. Вокруг пещеры, где укрылись разбойники, царит тишина.

Морские птицы угомонились. Только изредка раздается пронзительный крик орла, когда мимо пролетит какой-нибудь ночной хищник и нарушит покой морского тирана. Слышно, как глухо бьются волны о рифы. Сердито журчит прилив, набегающий на берег.

Не слышно человеческих голосов. Разбойники отпировали, и их кощунственные песни, неприличные шутки и пьяный хохот не врываются резкими, нарушающими гармонию звуками в однообразный плеск волн. Все они растянулись в пещере, и их громкий храп и тяжелое дыхание раздаются под ее сводами.

Но спят не все, и даже не все находятся в пещере. Двое разгуливают у подошвы утесов.

Луну закрыла туча, и в темноте невозможно рассмотреть их лица. Можно только различить, что они не в матросской форме, а в одежде калифорнийских испанцев – широкополых шляпах, длинных, широких шароварах и плащах, накинутых на плечи. Один в красном, а другой – в светло-голубом. В этом наряде трудно узнать Хиля Гомеса и Хозе Хернандеса. Но это они. Они разгуливают без всякого опасения, не подозревая, что за ними наблюдают.

А между тем еще один человек вышел из пещеры и, крадучись, подкарауливает их. Он одет как матрос. Под расстегнутой широкой курткой видны пистолет и нож, заткнутые за кожаный пояс.

Сначала он следит за прогуливающимися только глазами. Он невидим для них. Темный силуэт его не выделяется на черном фоне отверстия пещеры. Тень от утесов может скрыть его совсем, и он подвинулся к расселине скалы, куда не попадает ни один луч света. Иначе можно было бы узнать лицо Гарри Блью.

Прогуливающиеся остановились. Гомес обращается к своему спутнику со словами:

– Пока все идет прекрасно, дружище! Я думаю, нам удастся устроить здесь и другое дело.

– Какое дело ты подразумеваешь?

– Разумеется, бракосочетание.

– Вот что! Как же с ним быть?

– Надо послать за патером. А если он сам не сможет, пусть пришлет помощника. Правду сказать, я совсем не знаю, где мы высадились. Быть может, мы далеко от Сантьяго. А до прибытия туда у нас могут украсть наших красоток. Как ты думаешь?

– Действительно.

– Вот и надо помешать этому. Самое лучшее средство побыть здесь, пока мы не обвенчаемся. Одного из калифорнийских друзей мы отправим гонцом. Он привезет нам священника, который и совершит эту маленькую церемонию. Тогда мы можем ехать вперед, торжественно и открыто, под ручку с молодыми женами, в Сантьяго, где и отпразднуем медовый месяц. Чудная перспектива!

– Безусловно чудная!

– Не будем же рисковать лишиться такого удовольствия. А это может легко случиться, если мы пустимся в путь холостыми. Говорю тебе: ни шагу вперед, пока мы не обвенчаемся.

– А как же другие? Они будут свидетелями?

– Зачем!

– А как помешать этому?

– Завтра утром поделим добычу. Каждый возьмет свое, и я попрошу их убираться, куда им угодно.

– А если они не согласятся?

– Это почему? Если все двенадцать человек отправятся вместе, да еще двое из них с женщинами, то не слишком-то поверят нашему рассказу о крушении. Надо внушить это нашим помощникам. Тогда они сами позаботятся о своей безопасности. Я сумею как следует убедить их. Но калифорнийцы должны остаться с нами. Они должны будут взять на себя обязанности шаферов. Да надо еще сделать предложение. Мы с тобой раз уже пробовали, и нам отказали. Теперь будет все в порядке.

– Как раз наоборот, нам тем более откажут.

– Пусть откажут. Это ничего не изменит! Кармен Монтихо через три дня все равно будет моей женой. Пойдем. Мне хочется сейчас же поговорить с ней.

С этими словами Гомес и его приятель направились к пещере, как два Тарквиния, готовые разбудить спящую невинность.

LIII. В гроте

Находящиеся в гроте не спят, несмотря на мрак. Они так несчастны, что им не до сна. Они во власти самого глубокого отчаяния и оплакивают, как покойника, того, кто был им дороже всех. Сомневаться в том, что дон Грегорио погиб, не приходится. Еще в шлюпке из разговоров разбойников они узнали, что шхуна получила течь и должна пойти ко дну. Вероятно, она уже теперь затонула вместе с теми, кто был оставлен на ней.

Они ничего не видели, но знают, что преступление совершено с целью грабежа. Но это еще не все! Впереди их ждет то, о чем они даже думать боятся.

– Иньеса, – прошептала Кармен, – я не сомневаюсь, что мы в руках известных нам людей. Я уверена, что не ошибаюсь. Если это так, спаси нас, Господи!

– Да, только Бог может нас спасти. Даже разбойники нас пощадили бы, а эти люди – никогда.

Иньеса вздохнула.

Опять возобновляется разговор. Несчастные пленницы советуются, нельзя ли рассчитывать на чью-либо помощь. Но нет! Даже английский матрос и тот им изменил. Он стал во главе заговора.

– Помолимся Богу! – говорит Кармен.

– Помолимся, надежда только на него одного.

Они опускаются на колени на холодное, жесткое дно грота и с горячей мольбой обращаются к Богу. Они молят спасти жизнь тому, кто им дорог, и молят оградить их от опасности. Голоса их дрожат, когда они в заключение произносят наконец "аминь" и осеняют себя крестным знамением.

Внезапно до их слуха доносится шум. Они невольно отрываются от молитвы. До них доносятся голоса, и одновременно парусина, ограждающая вход, отодвигается, и в пещеру входят два человека.

– Простите за вторжение в столь позднее время, сеньориты, – говорит один из них. – Но мы вынуждены. Надеюсь, что вы не будете требовать соблюдения того строгого этикета, которым вы окружали себя, когда мы имели счастье быть у вас в последний раз.

Не дожидаясь ответа, он продолжал:

– Донья Кармен Монтихо, мы старые друзья, хотя, кажется, вы не узнали моего голоса. Шум моря так долго наполнял ваш слух, что я не удивляюсь. Быть может, зрение скорее напомнит вам о старом друге.

Он вынул из-под полы фонарь и осветил пещеру.

Кармен Монтихо увидела перед собой Лару, а рядом с ним Фаустино Кальдерона. Это они, отвергнутые женихи, но уже не в матросской одежде, а в той самой, которая была на них в день их последней встречи. Они сознают, что девушки в их власти, и торжествуют.

– Как видите, мы опять встретились. Наше появление вас удивило, хотя и не очень.

Ему не ответили и теперь.

– Нежелание отвечать надо счесть за неудовольствие. И лица у вас испуганные. Но чего вы боитесь?

– Чего вам бояться? – поддерживает его Кальдерон.

– Мы не желаем вам зла, – пробормотал Лара, – напротив, только добра. Мы имеем предложить вам нечто очень приятное.

– Дон Франциско Лара, – с упреком воскликнула Кармен, – и вы, дон Фаустино Кальдерон, как решились вы на такое злодейство? Чем мы вызвали его?

– Перестаньте, прекрасная донья Кармен. Слово "злодейство" слишком грубо. Мы не сделали решительно ничего такого, что бы заслуживало подобного наименования.

– Как? Так это еще не злодейство? О, отец, мой бедный отец!

– Не оплакивайте его. Он в полной безопасности.

– В безопасности? Его убили! Он утонул!

– Уверяю вас, это неправда, – сказал Лара, не останавливаясь перед ложью. – Дон Грегорио плавает себе по океану и, может быть, проплавает очень долго. Ну, да все это – прошлое, а лучшее впереди. Вы спрашиваете, чем вы вызвали такое отношение к вам? Пусть Фаустино Кальдерон ответит сам прекрасной Иньесе, а с вами я буду говорить с глазу на глаз.

Он взял ее за руку и отвел в сторону. Точно так же поступил Кальдерон с Иньесой.

– Донья Кармен! – говорит Лара. – Вы мне сделали зло.

– Как так? – спрашивает она, брезгливо освобождая руку.

– А так, что влюбили меня в себя, внушив мне мысль, что моя любовь пользуется взаимностью.

– Вы лжете!

– Никогда я не делал ничего подобного! Вы сами лжете, донья Кармен! Это первая ваша вина. Вторая та, что вы отвергли меня, когда я вам надоел. Как видите, мы снова соединены и уже не расстанемся, пока я не отблагодарю вас за все. Когда-то я вам намекнул, а теперь скажу прямо, что вы глубоко ошиблись, вообразив, что можно безнаказанно оскорблять Франциско Лару.

– Никогда я не оскорбляла вас! Но чего вы хотите? Если вы не дьявол, а человек, то сжальтесь надо мной! Что вам нужно от меня?

– Ничего, что бы оправдывало ваше отчаяние и ваши возгласы. Я привез вас сюда – не отрицаю, что это сделал я, – с единственной целью, чтобы доказать вам мое расположение и не быть зависимым от вашего. В этом вообще моя месть. Словом, не имея достаточно времени для объяснений, я прямо говорю вам: я желаю, чтобы вы были моей женой. Я этого хочу, и это будет!

– Вашей женой?

– Да, моей женой. Незачем делать вид, что вы изумляетесь, и притворяться, что вы глубоко потрясены. Бесполезно также сопротивляться. Мое решение неизменно. Вы будете моей женой!

– Женой убийцы моего отца! Да лучше смерть, негодяй! Я в ваших руках! Убивайте меня!

– Это все я отлично знаю без ваших слов. Убивать вас я не собираюсь. Напротив, я желаю, чтобы вы остались живы, и хочу посмотреть, какой женой вы будете. Если вы окажетесь ласковой и доброй, мы благополучно проживем до конца наших дней. А если мой брак будет неудачен, я могу вернуть вам свободу и тем способом, на который вы изъявите свое согласие. По истечении медового месяца я предложу вам выбор. Так вот вам мои условия, донья Кармен.

Оскорбленная девушка стояла молча, переполненная негодованием и уверенная, что говорить бесполезно. Гнев ее не имеет границ. Но вместе с тем она охвачена страхом и трепещет. Что ее ждет – смерть или бесчестие?..

Негодяй повторяет свое предложение, и она восклицает в отчаянии:

– Убейте меня, убейте меня!

Почти в тех же словах и тем же тоном отвечает Иньеса своему недостойному обожателю.

Вслед за тем воцаряется молчание. Переждав немного, Лара говорит за себя и за своего приятеля:

– Сударыни, мы уходим, а вы можете ложиться спать. Отдохнув, вы, надеюсь, станете разумнее. Обдумайте наши предложения. Примите, однако, к сведению, что уйти вам от нас удастся не иначе, как поменяв свои фамилии на наши. Вам не придется стыдиться за фамилию одного из древнейших родов в Калифорнии. До приятного свидания!