Текст книги "Эхо плоти моей"
Автор книги: Томас Майкл Диш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Судьба создателя постигла и его творение. Передатчики, как мы видели, охранялись еще строже, чем их изобретатель, и использовались почти исключительно в военных целях. Только госдепартамент каким-то образом сумел обеспечить некоторые посольства малыми, на одного человека, установками. Кроме Пановского, такое положение вещей приводило в отчаяние нескольких журналистов, как правого, так и левого толка. Но это же положение вызвало тайный вздох облегчения во всех основных отраслях экономики. Легко представить, как боялся деловой мир широкого распространения установок мгновенной транспортации, которые в последней, усовершенствованной, модели весили не больше 49 с половиной унций и практически не потребляли энергии.
Тем не менее, и одного военного применения передатчика было достаточно, чтобы изменить лицо Земли. В 1983 году, году Волшебного Прыгающего Креста, русские основали на Луне процветающую базу с многочисленным персоналом. Соединенные Штаты в это же время бесславно потеряли два экипажа астронавтов при попытках высадиться в Море Ясности. Речь при этом шла не только о потере престижа. Русские объявили, что разработали стратегическую ракету, запускаемую с поверхности Луны и имеющую вдвое большую точность, чем прежние межконтинентальные ракеты. Такое заявление можно было бы счесть хвастовством, но ему придавало вес разоружение, которое в одностороннем порядке провела Россия на поверхности Земли. Мировая общественность требовала от США последовать хорошему примеру, не обращая внимания, что русское разоружение было чистой видимостью.
С появлением передатчика ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов.
К 1985 году, благодаря передатчикам, американский персонал на Марсе превосходил советский лунный персонал на 400 процентов. Все американское ядерное оружие было переведено на соседнюю планету, и к 1986 году мировое разоружение стало свершившимся, хотя и не особо важным фактом, поскольку дамоклов меч по-прежнему висел над человечеством, и ниточка, на которой он висел, была тоньше, чем когда-либо раньше.
Ракеты, лежавшие на марсианских складах, строго говоря, не должны были запускаться с этой планеты. Их предполагалось передавать на геостационарные спутники, которые, в свою очередь, направят их в цель. Как и все, касающееся передатчиков, спутники в значительной степени являлись декорацией. Их единственной функцией было удержание на орбите 49 с половиной унций приемного оборудования. Были там также миниатюрные радары и система самоуничтожения, которая сработает, как только радары обнаружат, что кто-то подошел к спутнику ближе чем на 15 футов. Все это было предусмотрено на случай, если русские попытаются захватить приемник.
Ах, если бы можно было обойтись без приемников! Пентагоновские стратеги мечтали о такой золотой возможности, но, к сожалению, все их математики подтверждали утверждения Пановского, что передача возможна лишь от одной установки к другой. Если бы не потребность в приемнике, то стало бы возможным все, что угодно. В том числе – решительное и победоносное завершение холодной войны. Абсолютно победоносное! Ибо, обладая способом мгновенной доставки бомб прямо с марсианского склада в любую точку на территории России… Хотя, при чем тут Марс? Бомбардировать русских можно было бы откуда угодно – с другого конца Галактики, если захочется. Когда отпадет необходимость сначала посылать в точку назначения приемник, расстояния теряют смысл. В таких условиях легко можно обойтись без Марса, можно обойтись без спутников, и, по большому счету, имея в своем распоряжении всю Вселенную, можно, пожалуй, обойтись и без Земли.
Но для передачи, увы, требовались приемники и, значит, промежуточные спутники тоже были неизбежны. И был неизбежен Марс или какой-нибудь другой склад вроде него.
Но самое главное, ради чего затеяли все это дело, была фатальная неизбежность ядерного Армагеддона. В конце концов, бомбы делают для того, чтобы их сбрасывать.
– Добро пожаловать на Марс, Натан.
– Всегда приятно вернуться, сэр.
– Вернуться? А, понятно. Спасибо. Приятно, что вы вернулись. Садитесь и расскажите о путешествии.
Генерал Питман уселся в одно из кресел, стоявших друг напротив друга, и положил ногу на ногу, так что щиколотка одной оказалась на колене другой. В такой позе он мог бы сойти за манекен из витрины. Сшитая на заказ форма идеально сидела на нем, сохраняя безупречность каждой складки. Идеальными были также ухоженные ногти, густые волосы с первыми следами седины, ровный, глубокий загар, искусственная обветренность лица и легкая, чуть насмешливая улыбка.
– Ничего существенного в пути не произошло, но скучать не пришлось ни минуты. В этом чемоданчике, сэр, находится адресованное вам письмо. Особо важное. Генерал Фосс приказал, чтобы вы достали и прочли его при мне.
– А, старое трепло Фосс? Натан, вот ключ. Откройте, пожалуйста, ваш чемоданчик. Честно говоря, я ждал чего-нибудь в этом роде.
По мере того, как генерал Питман читал письмо, улыбка исчезала с его лица и выступали хмурые морщинки на лбу. Хотя на его лице даже такое выражение казалось немного искусственным.
– Этого я и боялся, – сказал генерал, протягивая письмо Хэн-зарду.
Хэнзард с сомнением глядел на письмо, не осмеливаясь его взять.
– Да, Натан, прочитайте, что там написано. Мне будет легче, если я с кем-нибудь поделюсь этим. Я уж рискну поверить, что через вас утечки информации не произойдет.
Письмо содержало приказ сбросить ядерный арсенал, находящийся в лагере Джексон/Марс, на противника. Кто этот противник – не уточнялось, в том не было нужды. Сроком операции согласно действующему оперативному плану “В” было назначено первое июня 1990 года. Письмо было подписано президентом Ли Мэйдигеном и заверено Большой Государственной Печатью.
Хэнзард вернул письмо командиру. Он не знал, что сказать, и потому заметил неопределенно:
– Да, тут и вздохнуть не успеешь.
Улыбка попыталась вернуться на лицо генерала.
– Мы можем спокойно дышать еще шесть недель. К тому же я уверен, что прежде наступления срока приказ будет отменен. Разумеется, будет. Это обычные игры на краю пропасти. Соответствующие службы организуют утечку информации об этом приказе, и русские отступят в том вопросе, который все это вызвал. Я думаю, в данном случае речь идет о Ямайке. Ну и, кроме того, Мэйдиген хочет доказать всему миру, что он вовсе не размазня. А русские будут бояться наших бомб только в том случае, если мы будем готовы их сбросить. Мы ведь готовы их сбросить, правда, Натан?
– Не в моей компетенции отдать такой приказ, сэр.
– И не в моей. Это в компетенции президента, и он такой приказ уже отдал. А мы обязаны его выполнить. Именно наш палец: мой или ваш, – Питман, словно демонстрируя, неподражаемым жестом молодого баптистского проповедника вознес ввысь наманикюренный палец, – должен быть готов нажать кнопку. Но не кажется ли вам, что такое действие будет чем-то вроде геноцида?
– Как вы только что сказали, сэр, концепция сдерживания становится бессильной без готовности применить оружие.
– Это не ответ на мой вопрос.
– С вашего разрешения, сэр, я не думаю, что мое положение позволяет отвечать на такой вопрос.
– А мое – не позволяет его задавать. Вы правы, Натан. Иногда самое мудрое – отойти от слишком верного понимания последствий. Это одна из причин, почему мы находимся на Марсе, а русские – на Луне. Здесь мы можем отвлеченнее смотреть на вещи.
– Здесь…– откликнулся Хэнзард, уходя от неприятной темы. – Это странно, но у меня вовсе нет ощущения, что я здесь. Лагерь Джексон/Марс и лагерь Джексон/Вирджиния очень похожи друг на друга.
– Ничего, скоро вы заметите различия. Но если вы очень торопитесь, можете посетить обзорный купол и полюбоваться на пыль, на пыльные камни и на пыльные, усеянные камнями кратеры. Здесь это единственное зрелище, которое может представлять интерес для туристов. Ощущение различия происходит больше от отсутствия Земли, чем от наличия пыли и камней. Вы это быстро поймете. Скажите, Натан, вы задумывались, почему именно вас выбрали для выполнения этого задания?
– Как вашего помощника, сэр.
– Конечно, конечно… но у меня в Вашингтоне была дюжина помощников, и некоторые из них, между прочим, более близкие, чем вы.
– Я крайне благодарен, что вы выбрали именно меня.
– Вас выбрал не я, а психологи. Я только одобрил их решение. Мы с вами попали сюда по результатам мультифазных тестов, что проводились в декабре. Помните, те, с неприличными вопросами? Тесты говорят, что мы с вами – очень цельные личности.
– Очень рад слышать.
– Но ведь, Натан, вы не всегда были таким?
– Вы видели мое личное дело, сэр, и все знаете. Но это было давно. С того времени я стал более зрелым.
– Зрелость… Ну, конечно же. Несомненно, мы вполне созрели для такой работы. Мы можем сделать то, что от нас требуют, даже если нам не хочется называть это дело его настоящим именем.
Хэнзард в недоумении глядел на генерала. Подобные речи были в высшей степени необычны для Питмана, каким Хэнзард знал его на Земле. Должно быть, на генерала действовал Марс. Впрочем, Питман быстро взял себя в руки.
– Все это к делу не относится, – поспешно сказал он, – а вам, верно, не терпится познакомиться со своим жильем и полюбоваться прелестным марсианским пейзажем. Вы и без моей помощи быстро разочаруетесь в Марсе. Главная проблема здесь – скука. Скука – везде большая проблема, но здесь она острее. Библиотека здесь приличная, хоть и не очень современная. Наша армия смотрит на книги, которым меньше десяти лет, как на подрывные. Я бы посоветовал взять что-нибудь солидное, нудное и очень длинное, вроде “Войны и мира”. Впрочем, тут нет этого романа, его тоже сочли подрывным. Я лично продираюсь сквозь книгу Гиббона “Упадок и разрушение Римской империи”. Как-нибудь, когда у нас будет побольше времени, напомните, чтобы я рассказал историю Стилихона. Варвар родом, он стал римским генералом. Этот Стилихон был образчиком верности. Гонорий, император, которому он служил, был несомненным кретином, все свое время тратившим на разведение домашней птицы. Империя расползается по швам, повсюду готы и вандалы, и один Стилихон их сдерживает. Разумеется, Гонорий велел убить его по ложному доносу евнуха. Таков единственный решительный поступок этого императора. Вам не кажется, что вся эта история – великолепная аллегория? Хотя, я вижу, вам не терпится насладиться местными видами. Обед в офицерской столовой в тринадцать ноль-ноль. Мы тут единственные офицеры, так что, возможно, я увижу вас там. И последнее, капитан…
– Слушаю, сэр.
– Не надо хмуриться. Уверяю вас – все это игры на краю пропасти и политический блеф. Я точно знаю, что подобное бывало уже раз десять. Через неделю-другую все кончится.
– …или, – тихо добавил генерал сам себе, когда Хэнзард вышел, – в крайнем случае, все кончится через шесть недель.
Глава 3
Эхо
Тамбур пристыковался к стальной стенке передатчика, и люк, тихо щелкнув, открылся внутрь. Хэнзард и рядовой, пригнувшись, вошли. Люк закрылся за ними.
Здесь не было никаких сценических эффектов, ни гудения, ни мигающих огоньков. Единственным звуком оставался собственный пульс, отдававшийся в ушах. Хэнзард чувствовал, как судорожно сжимается желудок. Словно на тренажере, Хэнзард уставился на слова, написанные по трафарету на белой краске стены:
ЛАГЕРЬ ДЖЕКСОН / ЗЕМЛЯ ПЕРЕДАТЧИК МАТЕРИИ
На кратчайшее мгновение ему показалось, что слово “Земля” сменилось на “Марс”, но нет – надпись оставалась прежней. Должно быть, просто нервы шалят.
Он ждал.
Чтобы щелкнуть тумблером и перенести их на Марс, техникам, сидевшим в стеклянной кабине, хватило бы пары секунд. Хэнзард подумал, не случилось ли там чего-нибудь.
– Они, похоже, не торопятся, – пожаловался негр-рядовой. Хэнзард глядел на часы: секундная стрелка уже дважды обошла циферблат. Рядовой, сидевший напротив, поднялся и неестественно спокойно подошел ко входному люку, который изнутри казался тонкой как волос линией, нарисованной на сплошной стальной стене. Для предотвращения приступов клаустрофобии люк был украшен массивной, хотя и бесполезной, ручкой.
– Эта дерьмовина сломалась, – сказал рядовой. – Мы застряли в проклятом склепе.
– Успокойтесь, рядовой, и сядьте. Вспомните, что говорили на тренировках. Стены нельзя трогать. И ручку нельзя трогать тоже. Но рядовой, запаниковав, уже не слушал Хэнзарда.
– Я выберусь отсюда… Я не собираюсь…
Рука негра была в нескольких сантиметрах от люка, когда он увидел еще одну руку. Эта чужая рука, покрытая веснушками и рыжеватыми волосками, тянулась к нему из стальной стены.
Рядовой завопил, попятился и упал на спину. Даже эти неуклюжие движения получились у него по-кошачьи плавными.
Из стены возникла вторая лишенная туловища рука. Она отличалась от первой тем, что в ней был зажат револьвер. Потом мало-помалу на плоскости люка проступила часть туловища. Получилось нечто вроде барельефа на стене. Отползавший в угол негр негромко, но безостановочно кричал.
Сначала Хэнзард не узнал Уорсоу. Может быть, это и вообще был не он, ведь Хэнзард видел Уорсоу несколько минут назад, и тогда он был в форме, а этот носил майку и шорты. Тот был гладко выбрит, а этот щеголял большой рыжей бородой.
– Привет, чучело, – сказал он голосом Уорсоу, обращаясь к затихшему негру. – Как тебе понравится, если я тебя сейчас разделаю?
Вопрос, видимо, был риторическим, так как, не ожидая ответа, призрак трижды выстрелил негру в лицо. Тело солдата обмякло, откинувшись назад. Оно прислонилось к стене и отчасти погрузилось в нее.
Хэнзард не слыхал о случаях сумасшествия, вызванных процессом передачи, но для него это ничего не значило. Он вообще мало что знал о передаче материи и не задавался вопросом: сошел ли он с ума или видит все это во сне. Хотя спящего не смущают странности того, что происходит во сне.
– Ну вот, с одним сукиным сыном покончено, – сказал призрачный Уорсоу.
Прежде чем этот человек смог осуществить свой угрожающий намек, Хэнзард начал действовать. Резким движением он бросился вперед и метнул “дипломат” с секретным донесением в руку Уорсоу, державшую револьвер. Револьвер выстрелил, повредив только “дипломат”. Прыгнув со скамьи, Хэнзард упал на стальной пол или, точнее, в него, потому что руки погрузились в сталь на несколько дюймов. Казалось, будто он вляпался в холодную жидкую смолу.
Все это было до крайности странно, но Хэнзарду пришлось, не рассуждая, проглотить полную ложку этого призрачного мира. Он не мог позволить чувству удивления отвлечь себя от ближайшей цели – разоружить Уорсоу. Хэнзард рванулся, чтобы схватить руку Уорсоу, но от этого движения его ноги погрузились в пол до колен.
Его спасло то, что Уорсоу после удара чемоданчиком покачнулся и отступил на полшага назад. Этих дюймов хватило, чтобы лицо исчезло в стене, из которой оно ранее материализовалось. Но рука вместе с револьвером осталась внутри, и Хэнзард, дергаясь и увязая в полу, сумел дотянуться и схватиться за револьвер.
Он попытался вывернуть оружие из руки Уорсоу, но тот держал крепко. Пока они вырывали револьвер друг у друга, Хэнзард провалился в пол еще глубже и попросту повис на руке Уорсоу. От тяжести Хэнзарда Уорсоу потерял равновесие. Хэнзард резко повернул руку падающего сержанта. Револьвер выстрелил, пуля попала в Уорсоу.
Хэнзард, сидя по пояс в хром-ванадиевой стали, тупо глядел на истекающее кровью тело. Он старался ни о чем не думать, опасаясь, что любая попытка логически рассуждать лишит его способности действовать. В мире сна трудно и рассуждать, и сохранять при этом хоть какое-то доверие к происходящему.
Он обнаружил, что если двигаться медленно, то можно выбраться из пола, и тот, как и обычный железный пол, выдерживает его вес. Он подобрал “дипломат” (даже в мире сна Особо Важное Послание вызывало почтение) и осторожно присел на скамью. Стараясь не глядеть на трупы, он уставился на слова, написанные по трафарету на белой стене:
ЛАГЕРЬ ДЖЕКСОН / ЗЕМЛЯ ПЕРЕДАТЧИК МАТЕРИИ
Хэнзард сосчитал до десяти (ничего лучшего в голову не приходило), но трупы оставались на месте, а ударив носком ботинка в пол, он пробил его. Было похоже, что он надолго застрял в этом своем сне.
Хэнзард прекрасно понимал, что это значит. Он сошел с ума. Но, черт возьми, он совсем не чувствовал себя сумасшедшим!
Однако времени углубляться в дебри эпистемологии у него не было, так как из стены появился еще один человек. Это был Уорсоу. На этот раз он был в трусах, с голой грудью и, к радости Хэнзарда, без оружия. Живой Уорсоу посмотрел на мертвого Уорсоу и выругался. На этот раз нервы Хэнзарда не выдержали, он ударился в панику. Впрочем, запаниковав, Хэнзард поступил умнее, чем мог бы сделать по здравому размышлению. Он убежал. Просто вскочил, повернулся и пробежал через металлическую стену.
Выскочив из стены, он свалился с высоты в четыре фута и почти до колен ушел в бетонный пол. Прямо перед ним, не далее чем в двух футах, стоял один из охранников, стороживших передатчик.
– Часовой! – закричал Хэнзард. – Часовой, тут кто-то…– слова остановились у него в горле, ибо рука, которой он схватил плечо охранника, прошла сквозь него, как сквозь легкую дымку.
Караульный ничем не показал, что он почувствовал прикосновение или услышал крик. Зато его услышали другие. Неожиданно Хэнзард обнаружил, что зал полон посторонних. В некоторых Хэнзард узнал солдат своей роты, хотя, подобно двоим Уорсоу, все они были бородаты и одеты, словно для отпуска на Гавайях. Другие были ему совершенно незнакомы. Они разгуливали по залу безо всякой помехи со стороны охраны. Было похоже, что их попросту не видят.
Из стены следом за Хэнзардом появился Уорсоу. В руке он держал пистолет своего мертвого двойника.
– Значит, так, капитан, порезвились, и будет. Теперь давай поглядим, что у тебя в портфеле.
Хэнзард бросился бежать, но двое дружков Уорсоу загородили ему путь.
– Не трать патроны, Снуки, – крикнул один из солдат, костлявый патлатый парень, в котором Хэнзард узнал капрала Леша. – Мы его возьмем.
Хэнзард свернул вправо, обогнув угол передатчика. Здесь он споткнулся о груду тел. Возле самого люка Стальной Утробы были горой свалены тела половины солдат роты “А” – все восемь негров и пятеро белых. Все они либо умирали, либо были уже мертвы. Рядом валялась другая груда тел: она состояла из остальных солдат роты, связанных по рукам и ногам. Еще один капрал Леш и какой-то незнакомый Хэнзарду солдат сторожили их, стоя с винтовками в руках.
Уорсоу, тот Уорсоу, который недавно на глазах Хэнзарда входил в передатчик в составе последнего взвода, завозился и, сумев приподняться, крикнул:
– Эй, не убивайте этого ублюдка! Не троньте его! Я хочу сам с ним разобраться!
Леш, уже вскинувший винтовку, в сомнении опустил ее и повернулся к пленнику, не зная, слушать его или пинком вернуть в общую кучу. Его сомнения разрешил другой Уорсоу – тот, что с револьвером. Он приказал Лешу выполнить требование своего двойника (или теперь следует говорить – тройника?).
– Не стреляй! Если мы, четырнадцать человек, не сумеем поймать этого проклятого пидора, значит, он заслуживает того, чтобы спастись.
Хэнзард был окружен, и круг неумолимо сжимался. Хэнзард стоял, прижавшись спиной к передатчику, на котором снова радостно мигали новогодние огоньки, и выбирал, куда сделать бросок – вправо или влево. И там, и там путь был закрыт. И тут он понял, что окружение – одна видимость, и, если угодно, он может бежать назад.
Он повернулся и вновь бросился через стальную стену. Забыв, что пол внутренней камеры на два фута выше бетонного пола, он оказался по колено в металле.
“Словно озеро вброд переходишь”, – подумал он.
Эта несвоевременная мысль спасла ему жизнь. Ведь если можно идти вброд, то, значит, можно и плыть!
Набрав в легкие воздуха, он втиснулся в податливый пол. Закрыв глаза и сжав зубами ручку “дипломата” (Особо Важное – это же высшая категория секретности!), он стал двигать руками, словно плывя под водой. Руки двигались в изменившейся стали легче, чем в воде, но понять, движется ли он куда-нибудь или просто барахтается на месте, было невозможно. Не было ощущения воды, обтекающей кожу, которое подсказывает направление пловцу. Вместо этого во всем теле, не только снаружи, но и внутри, ощущалось легкое покалывание, будто его окунули в слабый раствор чистого электричества, если, конечно, такое возможно.
Он продолжал плыть, пока не решил, что, если он действительно плыл, то находится уже за пределами зала. Тогда он свернул направо. В конце концов, задыхаясь, Хэнзард вынужден был вынырнуть. Он оказался в чулане со швабрами. Для того, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, это место было не хуже любого Другого.
Хэнзард выставил из пола голову. Остальное тело, погруженное в плотную материю, кажется, не собиралось ни тонуть, ни всплывать.
Он боялся, что громкое дыхание выдаст его… кому? Кто они такие – заговорщики?.. привидения?..
Или, может быть, плод его взбунтовавшейся фантазии, результат овладевшей им паранойи?
Но теперь он был уверен, что не сошел с ума. К тому же он знал, что даже если и начнет сходить, то паранойя ему все равно не грозит. Совсем недавно, в декабре, он проходил психиатрическое обследование, и генерал Питман показывал ему заключение. Трудно было представить человека психически более здорового, нежели Натан Хэнзард.
При слабом свете, просачивавшемся в чулан через щель под дверью, Хэнзард различал пылинки, толкущиеся в воздухе. Он подул, но это никак не отразилось на их броуновской пляске. А в то же время кончики его пальцев ощутили движение воздуха.
Из происходящего можно было сделать только один вывод: он сам и его рота, столь кровожадно его преследующая, состоит из иной субстанции, чем остальной физический мир. Короче говоря, он стал духом или, если угодно, призраком.
Но значит ли это, что он мертв? С такой мыслью Хэнзард был решительно не согласен, ибо давно решил для себя, что смерть – это просто неодушевленность и бесчувствие. Но даже если он действительно умер внутри передатчика и теперь ведет посмертное существование, то брать вместо путеводителя дантовское описание ада, видимо, совершенно бесполезно.
Ясно одно: что бы там ни случилось, это произошло, пока Хэнзард был в передатчике. Из-за какой-то неисправности вместо прыжка на Марс произошел сбой, результатом которого стало его теперешнее состояние. Можно, конечно, предположить, что сам он остался прежним, а изменился весь мир, но, по существу, это ничего не меняло.
А как же остальные призраки – трое Уорсоу, двое Лешей, груда тел – они, что, результат таких же сбоев? Тогда бородатый Уорсоу, убитый им в камере передатчика, был продуктом предыдущего нарушения передачи. Но откуда взялись двое других Уорсоу? Видимо, они появились при нескольких последовательных сбоях. Но это значит, что первый Уорсоу, проходивший через передатчик – настоящий Уорсоу – продолжал жить в реальном мире, отслужил свой срок на Марсе, вернулся на Землю и совершил еще один прыжок на Марс. Даже два прыжка, считая сегодняшний. И этот настоящий Уорсоу продолжал жить в полном неведении о существовании двойников, отщепившихся от него.
Если все это верно, то должен быть и другой Натан Хэнзард, стоящий сейчас на марсианском командном пункте, а Натан Хэнзард, голова которого торчит из бетонного пола рядом со шваброй – только копия, возникшая из-за плохой работы передатчика. Хотя откуда он взял, что это плохая работа? Может, это совершенно нормальное положение вещей.
В подтверждение придуманной теории Хэнзард вспомнил, что надпись на стене будто бы на долю секунды сменилась с “Земля” на “Марс”. В таком случае получается, что он все-таки совершил прыжок, но в то мгновение, пока щелкал тумблер передатчика, отскочил назад как резиновый мячик.
Неплохое сравнение: как резиновый мячик, или… как эхо.
Однако ни время, ни место не располагали к измышлению сложных теорий. Несомненно, в эту минуту Уорсоу и его дружки рыскают по зданию и всем окрестностям в поисках капитана.
Хэнзард снова нырнул в пол и начал вплавь пересекать фундамент, выныривая только для того, чтобы отдышаться и решить, куда двигаться дальше. Он оказывался то в канцелярии, полной занятыми работой клерками, то в длинном коридоре, то в совершенно пустой, без мебели, комнате, которыми это здание изобиловало, словно гигантский коралловый риф. Через некоторое время он оказался за пределами секретного комплекса под ярким солнцем апрельского полдня. Тут он увидел двоих бородатых товарищей Уорсоу, но те его не заметили.
Оставаться в лагере было нельзя. Он где-то потерял форменную фуражку -и был подозрительно заметен среди одетых по форме военных. А вот в городской толчее он будет практически невидим, если воздержится от хождения сквозь стены и других свидетельств его дематериализованного состояния.
Хэнзард стал выбирать, как ему побыстрее добраться до окраин Вашингтона. Разумеется, не вплавь. В прежней жизни он поехал бы автобусом.
Было очень странно и непривычно выходить из лагеря, не предъявляя пропуска. Автобус, отправлявшийся в город, стоял на остановке. Хэнзард вошел в него, стараясь не провалиться сквозь пол, и занял свободное место у окна. Но почти сразу какой-то рядовой сел на то же самое место, прямиком на Хэнзарда. Потрясенный Хэнзард пересел напротив.
Автобус тронулся медленно, и Хэнзард сумел не провалиться сквозь сидение. Каждый раз, когда автобус тормозил или набирал скорость, Хэнзард рисковал вывалиться из него. У светофора перед въездом на мост через Потомак автобус неожиданно затормозил, и Хэнзард проделал сальто через кресло напротив, сквозь пол автобуса и трансмиссию и, в конце концов, глубоко вбился в дорожное полотно.
После этого он решил, что лучше пройдет остаток пути пешком.
