Текст книги "Адония"

Автор книги: Том Шервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 6

ЭКЗАМЕН

Минуло ещё четыре лета. Адония завершила изучение тех иностранных языков, которые рекомендовал Люпус. Больше того, в личных апартаментах бывшего инквизитора лежали кропотливо переведённые, переписанные, сшитые и обложенные переплётами так важные для монаха книги. Но в смысл, в глубинную тайну этих книг Люпус Адонию не посвящал. Годы неостановимо шли, а он ждал, как старый терпеливый паук. Он должен был подготовить и совершить главное: окропить душу послушной ему ученицы живой человеческой кровью.

Тупые шпаги

Этим утром Глюзий не спешил начинать тренировочный бой между учениками. Он был занят непривычным для всех и для него самого делом. В фехтовальный двор он принёс мешок с известью, длинную верёвку, колышек и молоток. Находившиеся во дворе ученики озадаченно смолкли. Повинуясь его властному жесту, отошли к манекенам. Он же, вбив колышек в землю в центре двора, привязал к нему верёвку, к другому её концу привязал нож и, словно гигантским циркулем, натянув верёвку и в полуприсяде шагая вокруг колышка, вычертил ножом большой, идеально ровный круг. Затем отложил в сторону нож, верёвку и выдернутый из земли колышек, развязал мешок и, набирая в пригоршни извести, отсыпал ею только что начертанный круг. В середине двора образовалось ярко-белое кольцо, шагов двадцать в диаметре.

– Николас! – сказал он, закончив работу. – Что ты стоишь? Краска готова?

Его ученик поспешно разложил на столе подле манекена стопу белой ткани, несколько шпаг, поставил два горшка с краской.

– С сегодняшнего дня, – сообщил ученикам Глюзий, – задание усложняется. Все схватки будут происходить внутри круга. Пора учиться раздваивать внимание. То есть следить не только за встречным клинком, но и за тем, куда ставишь ногу. Если кто-то выступит за линию, то, сколько бы он ни нанёс перед этим уколов – проиграл. Адония, Николас!

Николас, юноша, годами двумя постарше Адонии, спешно приготовлял шпаги. Они были безжалостно загублены местным кузнецом: их острые концы, раскалив, он загнул и сплющил, оставив в тупой оконечности тонкую щель. В этот просвет Николас вдевал шерстяной жгутик, завязывал его, обрезал концы и обмакивал в горшок с краской. Конец шпаги Адонии он окрасил жёлтой краской, а свою обмакнул в зелёную. Подняв её к лицу, он задумчиво проговорил:

– Похоже на цвет помёта лягушки.

В этом была издёвка, и больше того – оскорбление. Но оскорбление такое, что не придерёшься. Ничего не было произнесено в адрес самой Адонии, и всё же стоящие рядом понимали иносказание.

Адония, Николас, Маленький и пятнадцатилетний Робин взялись за свёрнутые белые ткани. Они оказались грубо сшитыми балахонами. Набросив их через головы, подростки обвязали балахоны в поясах, тотчас превратившись в отряд белых мундиров.

Вызванные Глюзием вошли в круг. Подняли безопасные шпаги с ярко окрашенными наконечниками, приняли боевые стойки. Качнулись тела, коротко звякнул металл. И тотчас на снежно-белом балахоне Адонии, в самом центре поместилось зелёное пятнышко. «Помёт лягушки…» Лицо её было бесстрастным. Она научилась прятать обиду, но, как любая девочка-подросток, страдала от её присутствия в сердце. Нет, Адония фехтовала даже по строгим меркам Глюзия хорошо, но потенциала воли, необходимого для того, чтобы на самом деле оставаться бесстрастной, у неё не было. Противник, который всё же время от времени проигрывал ей, бессовестно пользовался её ранимостью. Вот и сейчас Адония досадно пропустила вполне безобидный выпад, и плечо её оснастилось ещё одним зеленоватым пятном.

«Он всегда очень умело расстраивает меня перед боем. Я ведь двигаюсь быстрее его, и он… Выпад!., боится меня. Вот, явная дыра в его позиции, я могла бы сейчас… Тушэ!.. достать его… Выпад!.. Но локоть – как ватный».

Тушэ! Выпад! Укол!

– Два – один, – негромко произнёс стоящий за кругом Маленький.

«Вот только он всегда на моей стороне…»

– Три – один!

«У манекена я – как змея, даже самой нравится. Почему же здесь, в схватке передвигаюсь как кукла?»

– Четыре – один!

– Стоп! – скомандовал Глюзий. – Обновите краску.

Адония, опустив шпагу, стояла, не выходя из круга. Её краска была постыдно свежа. Обмакнуть свою шпагу в горшок отправился один Николас.

– Внимание! – сказал Глюзий, когда Николас вернулся. – Завтра я отправляюсь в маленькое путешествие по южному побережью. Того, кто сейчас выиграет, я возьму с собой и буду давать персональные уроки. Алле!

«Это не совсем честно. Ведь видно же, кто выиграет. На мне – четыре пятна, на Николасе – только одно. Конечно, Глюзию приятней путешествовать в мужской компании, а не со мной – сопливой девицей. Любимицей патера… Хоть и мастер – а не совсем честно!»

Действительно, это было нехорошо. Условие произнесено не перед схваткой, а позже, когда многое было уже очевидно. И это неравенство являлось, безусловно, обидным для Адонии, и должно было её ещё больше ослабить. Однако имелось в ней свойство, которое в своё время помогло ей остаться жизнерадостным человеком в неравной войне с донной Бригиттой: чем в более сложные условия её ставили, тем увереннее она себя чувствовала. «Чем хуже – тем лучше».

«Николас уже ликует… – Адония ушла в низкую стойку, провела точный синистр. – … Он считает, считает уколы… а о втором условии, похоже, от радости-то забыл!»

Николас, с холодной полуулыбкой наблюдая за её лицом, почувствовал неподдельное удовольствие: вот то, что всегда до дрожи приятно! Лицо этой гордой девицы, любимицы патера, сделалось злым и отчаянным. Сейчас она бросится в стремительную, нелепую, разрушающую собственную защиту атаку. Обеспечено ещё два или три укола…

Да, она сделала отчаянное лицо и обрушила ряд злых, жёстких ударов. Николас, отступая, без особенных усилий парировал – и точно бросал выпады, – есть укол, ещё есть укол… Есть! Вот и седьмой!..

– Заступ!! – во весь голос вдруг выкрикнул Маленький.

Николас, увидев вдруг, как, отбрасывая маску отчаяния и обиды, лицо Адонии делается улыбающимся и счастливым, похолодел. Он ещё не понимал, в чём дело, но чувствовал, что где-то эта маленькая змея его перехитрила. Заполошенно осмотрел свой балахон – всего два жёлтых пятна. Метнул взгляд на её – семь зелёных!

– Заступ! – с металлом в голосе подытожил и Глюзий.

Николас глянул под ноги – и похолодел. Обе ступни его находились за белой, отсыпанной известью линией.

– Робин, Маленький! – не обращая больше на него внимания, скомандовал Глюзий. – В круг!

– Действительно, помёт лягушки, – сказала Адония, проходя рядом с онемевшим противником и со скорбной миной глядя на свой запятнанный балахон. – Поеду-ка к морю. Отмоюсь.

Невероятное дело

Адония наслаждалась путешествием. Неторопливое передвижение по зелёным лесам и полям доброй матушки Англии. Глюзий – верхом. В распоряжении Адонии – лёгкий крытый возок. Она же сама и правила парой спокойных лошадок. Чистый воздух, простор, птицы самозабвенно поют, кузнечики неостановимо стрекочут. Какие-то весомые бумаги, а также деньги в кошельке Глюзия позволяют им ехать там, где они захотят – иногда и вовсе без дорог, по полям, по пригоркам, по затенённым лесным опушкам. А вечера! Лениво шевелящийся костерок, тёплые сумерки. Лошадки мирно хрустят травой неподалёку…

Но самым потрясающим для Адонии был миг, когда они выехали на край пригорка, с которого в просвете между деревьями открылось бескрайнее, на полземли, сверкающее под солнцем море.

– Это – море! – прошептала Адония, встав во весь рост на облучке возка.

Глаза её наполнились восторженными слезами.

– Да, – сказал Глюзий. – Море. Если я правильно взял направление, то внизу, на берегу, должны быть наши.

– Кто?

– Ты разве не знала? Они пораньше нас выехали. Регент и Фердинанд. О! Чувствуешь дым? Точно – они. Ждут. Правильное направление.

С болезненным стоном оторвавшись от созерцания сверкающего великолепия, Адония направила лошадей вслед за двинувшимся искать спуск Глюзием.

Здесь оказалась хорошо накатанная тропа, почти дорога, ведущая к самой воде. Сразу же и объяснилось присутствие этой тропы здесь, в стороне от большого проезжего тракта: пресная вода. Выбегая из скал, впадал в море довольно широкий ручей. Между ручьём и кромкой прибоя желтел ровный, уютный песчаный клин. Чуть в стороне, в камнях, горел почти бездымный костёр. Однако, когда лошади вытащили возок на песчаный пляж, ни Регента, ни Фердинанда там не оказалось. А копошился в ручье худой смуглый старик, с бритой головой, в коротких нательных панталонах. Адония спрыгнула с облучка, подошла ближе. Слез с коня Глюзий, привязал поводья к возку. Старик не обращал никакого внимания на прибывших. Он стоял, склонившись, в ручье, вглядываясь во что-то. Вот медленно опустил лицо в воду, на миг замер – и резко выпрямился. Выбрался из воды на берег. В руках у него билась небольшая серебристая рыбка. Он подошёл к незамеченному Адонией кругу, выложенному из камней на краю ручья, выпустил туда рыбку. И оказалось, что там их плещется уже примерно десяток.

– Я хотел, – проговорил старик, – добрые люди, на прутиках их изжарить. Но если у вас найдётся котёл и немного соли, то мы можем сварить уху.

Он наклонился, поднял лежавший среди камней коричневый балахон и проворно натянул его через голову.

– О, вы – монах? – приветливо произнесла Адония.

– Монах, дочь моя. Францисканец.

– Это так славно! Монахи – самые лучшие люди на свете!

Подошёл Глюзий, присел возле запрудки, посмотрел на бьющихся в ней рыбок.

– Меня зовут Адония, – улыбаясь, сообщила девочка. – А это вот – мастер Глюзий, он мой учитель.

– А меня зовут мастер Альба.

– Да, у нас есть котёл, – не глядя на монаха, не очень приветливо проговорил Глюзий. – И соль имеется, и картофель. Сварить уху – это хорошее предложение.

– А трудно ли ловить рыбу руками? – спросила Адония у монаха.

Но ответил не он, а Глюзий:

– Честно говоря, я бы не поймал ни одной, хотя и просидел бы в ручье до ночи.

– Ой, а как же тогда?…

Монах, улыбаясь, сказал:

– Понимаешь, она под камнями прячется. В открытой воде, разумеется, не поймать. А вот прижать к камню и вытащить – это возможно.

– Вы здесь не видели пару всадников? – спросил от возка Глюзий. – Нас ждать должны были.

– Нет, – сказал монах, бросив взгляд на песчаный пляжик. – Никого не было. Следы – только мои и ваши.

– Я никогда не видела моря, – доверительно сообщила ему Адония.

– Ты знаешь, – вдруг так же доверительно сказал монах, – море – живое. И, когда ты войдёшь в него, ты почувствуешь, что оно тебя любит.

– Правда?

– Конечно. Такая же правда, что море солёное. Вон за теми деревьями можно раздеться и поплавать.

Когда Адония вернулась к костру, – сияя глазами, отжимая мокрые волосы, – уха уже была готова.

Неторопливо поели.

– Как-то не так, – вдруг проговорила Адония.

Монах вопросительно поднял брови.

– Наш повар очень вкусно готовит, но всё же не так вкусно. А ведь всего лишь рыбка, соль и картофель!

– И простор этого моря, – сказал негромко монах, – и зелень этих деревьев, и йодистый воздух придали нашей ухе особенный вкус. Волшебные закономерности неволшебного мира.

– Выберусь-ка наверх, – пробормотал Глюзий, вставая. – Не могли же они мимо проехать…

Адония, оперевшись на локоть, стала смотреть на море. Монах вычистил песком и отмыл котелок. Вернулся к костру, подложил, легко переломив, толстую ветку. Пришёл хмурый Глюзий.

– Учитель недоволен, – встретила его добродушной фразой Адония. – Найдут. Куда же им деться.

– Конечно, найдут, – согласно кивнул Глюзий. – Странно только. Выехали раньше нас.

– Вы преподаёте что-то из классических наук? – поинтересовался ловец рыбы.

– Самую классическую, – небрежно ответил Глюзий.

– Фехтование, – закончила за него девочка.

– Фехтование – вам? – удивлённо посмотрел старик на Адонию.

– Да, – ответила девочка. – И у меня уже недурственно получается.

– Но зачем это вам?

– Отец так хотел, – вздохнув, проговорила Адония. – Он мечтал о сыне, а родилась я, девочка. На мой третий день рождения он подарил мне маленькую настоящую шпажку. А потом мы путешествовали в лесу, и его убили бандиты. Говорят – благородно убили, на поединке. И мама потом умерла. А меня спас один проезжавший мимо монах и оплатил моё обучение в пансионе. И сейчас… – она замолчала, подыскивая слова. – … Я неплохо фехтую.

– Какая злая судьба, – грустно проговорил монах и вдруг добавил: – Не позволите ли посмотреть?

– Что посмотреть? – не поняла девочка.

– Как вы фехтуете. Может, что-нибудь подскажу.

– А вы что же, имеете к этому отношение? – несколько насмешливо спросил Глюзий.

– Имею, – коротко ответил монах, вставая и отряхивая песок с балахона. – Шпаги найдутся?

Адония, с загоревшимися глазами, босиком, домчалась до возка, выбрала пару затупленных шпаг, а когда повернулась, монах уже стоял в центре песчаного пляжика. Лицо его разительно изменилось. Вместо приветливого оно теперь было отрешённо – спокойным. Приняв шпагу, он глянул на перекованное остриё, кивнул. Медленно вывел шпагу в сторону девочки. Та, встав в позицию, атаковала. Коротко звякнув, её шпага отлетела в сторону.

– Так, – задумчиво произнёс старый монах. – С этим – всё ясно. Удар поставлен, а кисть – слабая.

– Не понял, – произнёс, подходя, Глюзий. – Ты что, шпагу выпустила?!

– Кажется, да, – наклоняясь за оружием, пробормотала Адония. – Ну-ка, ещё раз. Алле!

В этот раз никакого блока её шпага не встретила. Монах стоял, открыв грудь, но удар до него не дошёл.

– Неуверенность вспыхнула в твоём сердце, – подытожил монах. – Тебя испугал первый жёсткий ответ, и теперь ты непроизвольно ожидаешь чего-то подобного. Вот, я напрочь убрал защиту. А где укол? Вставая в позицию, забывай об удачах и неудачах. Будь отрешённой. Эмоции так же губят фехтовальщика, как любопытство губит кота. Ещё раз.

– Алле!

Звякнула сталь.

– А вот локоть хорош, – кивнул Альба. – И главное есть: безупречно работают ноги.

– Спасибо, – ответила девочка. – Но что было в первом выпаде? Я не заметила. Можно ещё раз?

– Хорошо. Повторяем.

Снова шпага отлетела в сторону. Охватив кистью левой руки запястье правой, Адония пристально посмотрела на нежданного экзаменатора:

– А медленно можно?

– Обязательно покажу, – кивнул бритой головой монах. – Научиться этому не так уж и трудно.

Он провёл медленный контрудар, боковую сшибку, и вдруг Глюзий проговорил:

– Невозможно.

– Что именно? – посмотрел на него мастер Альба.

– Чтобы вывести такой боковой блок, нужно заранее знать, какой силы будет удар и куда он будет нацелен.

– Я и знаю, – согласно кивнул монах.

– Игра в угадайку?

– Нет. Просто знаю.

– Позвольте попробовать? – Глюзий взял у Адонии шпагу.

– Пожалуйста, – вежливо ответил монах.

Глюзий, несколько раз качнувшись взад-вперёд на носках, вдруг произвёл стремительный выпад. Его шпага звякнула и взрыла песок довольно далеко от места поединка.

– Глюзий! – прошептала Адония, глядя на учителя расширившимися, наполненными ужасом глазами. – Ты ведь это нарочно?!

– Невероятное дело, – оторопело пробормотал Глюзий. – Вот, значит, как. Это забавно.

– Ну пожалуйста, скажи, что ты это нарочно!

– Не угодно ли будет вам, мастер, провести учебный бой? – спросил, не отвечая ученице, Глюзий. – Открытым оружием. До первого касания.

– Хорошо, – сказал монах, склонив бритую голову. – Вы выбирайте любое оружие, а у меня – моё.

И он изъял из недр балахона кривой, недлинный, блеснувший жёлтым клинок.

Глюзий сходил к возку и принёс тяжёлую длинную шпагу. Переложил её в левую руку, встал в левостороннюю стойку. Адония заворожённо смотрела как, наметив пару лёгких синистров, её учитель взорвался эскападой перемежающихся дэкстров и выпадов. Звон стали слился не в цепь даже, а в какой – то единый длинный скрежещущий звук. И вот он прервался. Глюзий стоял растерянный, чуть разведя в стороны руки. Его шпага, воткнувшись в песок шагах в десяти от них, медленно раскачивалась. Солнце взблёскивало на эфесе.

– Это опасно, – сказал, опустив клинок, как палку, вдоль ноги, мастер Альба. – Вы сказали – учебный бой, до касания. А удары вели так, чтобы по настоящему поразить. Если я приму ваши правила, вам придётся стать убитым.

– Может быть, – принуждённо пожал плечами Глюзий, – я увлёкся… Ведь то, что происходит – это так необычно…

– Мастера Глюзия никто не мог одолеть в поединке! – звонко, со слезой в голосе сообщила Адония. – Никогда и никто!

– Ещё раз сойдёмся? – предложил Глюзий. – Учебный бой. До касания.

– Я готов, – сказал Альба.

На этот раз Глюзий осторожничал. Далеко выведя шпагу, он держал противника на дистанции, примеривался, выжидал. И вдруг монах, блеснув жёлтым клинком, сам рванулся вперёд, и снова протянулся почти непрерывный скрежещущий звук, и вдруг Глюзий оказался сбитым с ног, и монах так же шлёпнулся рядом, но оба проворно вскочили, разойдясь на три шага.

– Спасибо за бой, – вдруг поклонился монах. – Вы на редкость хороший боец. Единственное, что нас различает – это количество опыта. Но это различие определяет многое, если не всё…

– Подождите! – перебил его Глюзий. – Что значит «спасибо за бой»? Ведь касания не было!

– А, так вы не заметили, – монах приподнял подбородок. Посмотрел на растущие на берегу деревья. Кивнул. – Ваше сердце разделено на две половины.

– Глюзий! – хрипло сказала Адония. – У тебя куртка разрезана. Под левой лопаткой. – Глюзий сбросил куртку, невидящим взглядом уставился на широкий разрез.

– Вы, Адония, надеюсь, владеете иглой? – вежливо поинтересовался монах. – Извините, мастер, за куртку, но иначе вы бы не поверили. Теперь позвольте попрощаться. Заботы зовут. Спасибо за уху и за хорошую компанию.

И, поклонившись, вскарабкался на берег, мелькнул между деревьями и исчез.

Исчез. Глюзий подошёл к костру, бросил в него пару веток. Аккуратно свернул и положил сверху куртку. Оба сидели на нагретых солнцем плоских камнях и смотрели, как зеленоватый огонь съедает быстро чернеющую, хорошо выделанную кожу. Вот от куртки остался лишь бурый пепел.

– Ты можешь быть уверен, Глюзий, – тихо проговорила Адония. – Я никому не скажу.

– Может, убить тебя здесь, – медленно проговорил Глюзий. – Как раз ведь нет никого. Тогда точно не скажешь.

Это была не шутка. Это была твёрдая мысль, неосторожно высказанная вслух. Адония онемела. Бежать? Куда? В море? Так ведь и плавать она не умеет…

Адония сглотнула вязкую слюну. «… А эмоции фехтовальщика губят».

– Ты уверен, – с трудом разомкнув губы, сказала она, – что этот монах не смотрит на нас из-за деревьев? – И, встав и направившись к возку, добавила: – Пёс ничейный.

Влезла на облучок, повернула бледное лицо к морю. Не торопясь, подошёл Глюзий. Сказал:

– Давай считать это шуткой.

Адония не ответила.

Вдруг на берегу, над их головами послышался короткий свист. Между деревьями показались два всадника. Направились в сторону спуска.

– Ты помнишь, – торопливо заговорил Глюзий, как ты поступила однажды с Регентом? В кают-компании? Помнишь, как все капитаны восхищались тобой? Как аплодировали? Повтори, пожалуйста, этот поступок. Ну, не досадно ли потерять всё, что было?

Адония отвела взгляд от покрытого солнечной рябью моря. Посмотрела Глюзию в сузившиеся глаза. Сказала тихо:

– Ладно. Прощён.

Широко улыбаясь, уже скакали к ним Регент и Фердинанд. Из-под копыт вылетали и грузно шлёпали комья сырого песка.

Пепелище

На ночь Адония устроилась в своём возке. Мужчины же сидели возле костра, негромко переговаривались.

– Задержались потому, – поглаживая свежеобритый подбородок, объяснял Глюзию Регент, – что долго высматривали, где их пятый.

– Да! – подхватил обладатель короткой густой бороды Фердинанд. – Всё сходилось! Два года уже здесь пропадают люди. Так? Так. По тракту уже боятся ездить. Так? Так. Шериф уже дважды посылал войска, и они прочёсывали всё побережье, и нападения на экипажи прекращались. Так? Так. Но войска уходили, и люди опять начинали пропадать.

– Пятеро, – сказал Регент. – Двое – бывшие контрабандисты. Двое – беглые каторжники. Один – беглый матрос. Каждый – несерьёзный боец. Любого можно выпускать против Адонии. Конечно, хорошо бы, придерживая в сторонке, отдать ей всех пятерых, по очереди. Но патер сказал – достаточно одного.

– Где расположены? – поинтересовался Глюзий, поглаживая, как и Регент, бритую щёку.

– Дальше по берегу лежит вверх дном старая разбитая шхуна. Они обложили её камнями, и превратили в неприметный среди каменной россыпи холм. Печь есть внутри – наверное, с этой же шхуны. Железная труба видна, закопчённая.

– Да! Там вот точно такой же ручей, и песок. Видны борозды от киля шлюпки, так? Так! А самой шлюпки нет! И эти четверо всё время поглядывали на море! Ждали и мы.

– Появился и пятый! Что-то выгрузили из шлюпки и втащили её под обрыв.

– Ветками заложили.

– Ладно. Давайте ложиться. Адония спит? Завтра у неё важный день.

Но назавтра пошло всё не так.

– Здесь прячутся пять пиратов, – сказал девочке отлучившийся перед тем ненадолго Регент. – Следы я нашёл. Свежие. Если найдём их и хотя бы одного захватим живым – получим хорошее вознаграждение.

– Мы сами справимся, – добавил, почёсывая бороду, Фердинанд. – Ты будешь в сторонке, но на всякий случай держи при себе шпагу. Вдруг кто-то из них сбежит.

Фердинанд и Регент ушли вперёд. Глюзий с Адонией, привязав лошадей в лесу, скрытно двинулись следом. Начался спуск к берегу, и Глюзий тихо сказал:

– Стой здесь, на тропинке. Жди нас. Шпагу вытащи – на всякий случай.

Но таиться больше не было смысла. Громко топая, вернулись Регент и Фердинанд. Сокрушённо покачали головами. Все четверо быстрым шагом пошли вперёд.

– Всю ночь горело, – удручённо сказал Регент.

Они стояли у обширного пепелища. В середине высился заметный холм серой золы. По краям лежали несгоревшие, обугленные торцы толстых брёвен. Неподалёку круглился обложенный камнями бок небольшой шхуны.

– Их взяли не сонными, – сказал Регент, протягивая Глюзию два обломка, бывшие совсем недавно широкой абордажной саблей. – Думается, жаркая была схватка.

– Сожгли? – проговорил Глюзий. – Всех пятерых?

Фердинанд, разворошив палкой кучу дымящейся чадной золы, выкатил оттуда почерневшую половину человеческого черепа.

– Запах чувствуешь? – спросил он. – Как будто стадо быков зажарили.

– Жаль, камни, – покачал головой Регент. – Следов – никаких. Понятно, что не другие бандиты: те бы просто бросили. И не солдаты – те бы всех унесли. Кто бы это мог быть?

Адония и Глюзий быстро взглянули друг на друга.

– Какая теперь разница, – равнодушно проговорил Глюзий. – Всё одно – остались мы без вознаграждения.

– Что теперь будем делать?

– Как – «что»? Адония должна дышать морским воздухом, бегать, плавать. Её, кстати, нужно обучить плавать. Фехтовать положено по два часа в день. Регент, займёшься?

– Конечно, займусь. Ты не против, Адония?

– А ты сам-то что же? – спросил, продолжая ковырять палкой в золе, Фердинанд.

– А я помотаюсь денёк-другой по окрестностям. Вдруг где – то ещё объявится такое вот нежелательное соседство. Девочка должна быть в полной безопасности.

– Это так, – согласно кивнул Фердинанд. – Это точно.