Текст книги "Звездный час Уилта"

Автор книги: Том Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

6

Инспектор Флинт ввалился к себе в кабинет и, на ходу прихлебывая жиденький кофе из пластмассового стаканчика, провозгласил:

– Все! Отбой!

– Как отбой? – удивился сопровождавший его сержант Йейтс.

– А вот так. Мне с самого начало было ясно, что это ПД. Зато теперь старые хрычи узнали, почем фунт лиха. Жизни они не нюхали, вот что. Придумали себе, понимаешь, понарошечный мирок – уютный, стерильный. Потому что вместо жизни одни слова. А в жизни все по-другому, правда ведь?

– Я об этом не задумывался, – сказал Йейтс.

Инспектор вынул из картонной коробки журнал и уставился на фотографию, где затейливо переплелись три человеческих тела.

– Тьфу, гадость!

Сержант Йейтс через плечо инспектора тоже взглянул на фотографию.

– Надо же – вытворять такое перед камерой, – заметил он.

– Таким бесстыдникам место в камере, а не перед камерой. Да ладно. Это они только для вида. По-настоящему так не получится. Еще сломаешь себе чего-нибудь. Я эту пакость раскопал в котельной. У паскуды-проректора душа в пятки ушла. Даже в лице переменился.

– Но ведь это же не его журналы.

Флинт захлопнул журнал и положил в коробку.

– Почем знать, сынок, почем знать. Этих, с позволения сказать, образованных сразу и не раскусишь. Словами прикрываются. Вроде бы, люди как люди, а вот тут, – инспектор многозначительно похлопал себя по лбу, – черт-те что творится. Все-то у них не просто.

– Да уж, – согласился Йейтс. – Не просто и стерильно.

Флинт покосился на него. Он никак не мог понять, сержант Йейтс и правда дурак или прикидывается.

– Острить вздумал?

– Нет, что вы. Просто сперва вы сказали, что они живут в стерильном мирке, а потом – что у них с головой не в порядке. Ну, я и сделал вывод.

– И напрасно. Делать выводы тебе не по зубам. Свяжись-ка лучше с Роджером. Спихнем эту мутотень отделу по борьбе с наркотиками. Ни пуха им ни пера.

Сержант удалился, а Флинт, оставшись один, стал разглядывать свои бледные пальцы. В голове у него ворочались заковыристые мысли о Роджере, о Гуманитехе, о том, какая каша заварится, если столкнуть начальника отдела по борьбе с наркотиками и это кошмарное заведеньице. Да еще примешать сюда Уилта. То-то начнется потеха. Даром что ли Ходжу понадобилось оборудование для прослушивания телефонов? Все-то он темнит, все-то боится раскрыть карты. А толку? Играть все одно не с кем. Эх, только бы удалось навязать ему в партнеры Гуманитех и Уилта. Нет, Уилта и Гуманитех. Уж тогда несуразицы и недоразумения посыпятся, как из дырявого мешка. Надо же такому случиться, что и в этой истории не обошлось без Уилта. Зашел, вишь, не в ту уборную.

При этой мысли Флинт почувствовал, что пора и самому справить нужду. Снова долбанные таблетки, чтоб их…

В уборной, застыв над писсуаром, он уткнулся глазами в надпись на кафельной стенке: «Окурки в унитаз не бросать: плохо раскуриваются». Сперва Флинт содрогнулся от омерзения, но потом решил, что из надписи можно извлечь мораль: от разумной просьбы до гнусного предложения один шаг. На ум ему снова пришло слово «несуразица». Свести вместе бродягу Роджера и Уилта – все равно что связать хвостами двух котов, а там посмотрим, кто одержит верх. Если победит Уилт, значит, Флинт прощелыгу недооценил. Если инспектор Роджер в схватке с Уилтом, Евой и их ублюдками ухитрится не опростоволоситься перед начальством и выйдет победителем, то повышение он получил по заслугам. Зато инспектор Флинт поквитается с Уилтом. Довольный, Флинт вернулся в кабинет и принялся малевать на листе бумаги черт знает что. Каракули сии изображали кавардак, который задумал учинить инспектор Флинт.

Он все еще предвкушал грядущую месть, когда вернувшийся Йейтс доложил:

– Роджера нет. Оставил записку, что скоро будет.

– Вот-вот, – буркнул Флинт. – Сидит, небось, в кофейне и высматривает телку посмазливее.

Йейтс вздохнул. С тех пор как инспектору прописали членоблокаторы, или как их там, только и разговору что о девочках.

– Разве нельзя? – спросил Йейтс.

– Да ведь он так работает. Полицейский называется. Прихватит какую-нибудь сопливку с косячком, а воображает, будто расправился с наркомафией. Насмотрелся детективов по телевизору.

В этот момент Флинту позвонили из лаборатории сообщить о результатах анализа.

– Здоровая доза героина, – сказал эксперт. – Но это не все. Девчонка вкатила себе еще что-то. Что именно – пока не разберем. Неизвестный состав. Может быть, «формалин».

– Формалин? Чего это ей вздумалось? – Флинта, понятное дело, передернуло.

– Так прозвали один галлюциноген. Вроде ЛСД, но пострашнее. Ладно, будут новости – позвоню.

– Не надо. Звоните Роджеру. Это его крошка.

Флинт положил трубку и удрученно покачал головой:

– Говорят, девица отравилась героином и какой-то дрянью, которую называют «формалин». Представляешь? Дожили.

* * *

А в пятидесяти милях от полицейского участка, в доме лорда Линчноула шел званый ужин. В самый разгар к дому подкатила машина, и полицейский, вызвав лорда Линчноула, сообщил о смерти дочери. Лорд Линчноул был немало раздосадован. Как некстати: гости только-только покончили с паштетом из скумбрии, распили превосходное монтраше и собирались приступить к пирогу с дичью, хозяин только-только открыл несколько бутылок шато-лафита урожая 1962 года, чтобы порадовать министра внутренних дел и двух приятелей из министерства иностранных дел, – и вдруг это известие. Он не хотел портить гостям аппетит и до поры до времени умолчал о трагическом происшествии, а на вопрос о причине появления полицейских ответил: «Ничего особенного». Он и сам понимал, что выразился неудачно: жена непременно привяжется к этой фразе и закатит скандал. Разумеется, можно возразить, что старина Фредди, как-никак, министр внутренних дел, и потом нельзя же дергать гостей, когда они пьют лафит шестьдесят второго года, – все удовольствие пропадет. Но Хилери этим не урезонишь, и бурной семейной сцены не избежать. Лорд Линчноул положил себе порцию стилтона и предался мрачным размышлениям. Зачем только он женился на Хилери? Не зря мать предупреждала его, что «у этих Пакертонов» дурная кровь: «Помяни мое слово, дурную кровь не изжить. Рано или поздно беспородица даст себя знать». Мать занималась разведением бультерьеров и понимала толк в породе.

Дурная кровь Пакертонов сказалась в дочери. Пенни вела себя как полная идиотка. Вместо того чтобы заняться конным спортом, она, изволите видеть, потянулась к наукам, поступила в этот отвратительный Гуманитех и стала там якшаться со всяким сбродом. Хорошо же Хилери ее воспитала. Она, конечно, будет валить с больной головы на здоровую и винить во всем мужа. Надо бы что-то предпринять, чтобы она успокоилась. Позвонить главному констеблю и попросить Чарльза употребить власть. Оглядев присутствующих, Линчноул остановил задумчивый взгляд на министре внутренних дел. Ну разумеется, в первую очередь следует переговорить с Фредди. Пусть он сам командует парадом.

Разговор предстоял доверительный, и Линчноулу пришлось довольно долго караулить министра в укромном уголке возле гардеробной, слушая, как в кухне официантки, нанятые прислуживать за столом, обмениваются нелицеприятными отзывами о хозяине. Наконец он перехватил министра в гардеробной и дал волю негодованию, приправив его истинно гражданским пафосом.

– Дело не только во мне, Фредди, – вещал он, когда министр наконец поверил, что смерть дочери – вовсе не сомнительная шутка, коими Линчноул славился в школе. – В этом ужасном Гуманитехе она попала в лапы торговцев наркотиками. Ты обязан положить этому конец.

– Да-да, разумеется, – бормотал министр, отступая к подставке для шляп, зонтов и складных тростей. – Ай-яй-яй, какое горе.

– Вам, политиканам, не причитать бы, а взяться и навести порядок, – наседал Линчноул, притискивая собеседника к плащам на вешалке. – Теперь-то я понимаю, почему рядовые граждане так разочарованы в парламентских словопрениях. – («Неужели?» – подумал министр.) – К тому же словами дела не поправишь. – («Это точно», – подумал министр.) – Примите же, наконец, меры!

– Примем, Перси, – пообещал министр. – Можешь не сомневаться. Завтра же утром позвоню руководству Скотланд-Ярда. – Он достал записную книжку – жест, который неизменно успокаивал влиятельных просителей. – Как, говоришь, называется местечко?

– Ипфорд, – сказал лорд Линчноул, все еще сверля его взглядом.

– И она училась там в университете?

– В Гуманитехе.

– Вот как? – произнес министр таким тоном, что Линчноул смутился.

– Мать недоглядела, – сказал он в оправдание.

– Понятно. И все-таки, если разрешаешь дочери учиться в техническом колледже… нет-нет, я ничего против них не имею. Но все же человеку твоего положения следовало бы глядеть в оба.

Леди Линчноул в вестибюле услышала последние слова министра.

– О чем это вы там секретничаете? – пропищала она.

– Так, дорогая, пустяки, – отвечал муж.

Час спустя, когда гости разъехались, он готов был себя убить за эту фразу.

– «Пустяки»? – кричала леди Линчноул, оправившись от неожиданных соболезнований министра. – Как ты смеешь стоять здесь и называть гибель Пенни пустяками?

– Я вовсе не стою, дорогая, – возразил Линчноул, забившись в кресло. Но заговорить жене зубы не удалось.

– И ты знал, что она лежит там в мертвецкой, а сам без зазрения совести сидел с гостями за столом? Видела я, что ты бессердечная скотина, но такое…

– А что мне было делать? – рявкнул Линчноул, чтобы остановить этот словесный поток. – Вернуться к столу и во всеуслышание объявить, что твоя дочь – паршивая наркоманка? Вот тогда бы ты попрыгала. Представляю, как ты…

– Прекрати! – крикнула жена. Линчноул выбрался из кресла и прикрыл дверь, чтобы прислуга не услышала. – Не думай, что можешь…

– Тихо! – заорал Линчноул. – Я говорил с Фредди. Делом займется Скотланд-Ярд. Кроме того, я позвоню Чарльзу. Он главный констебль, и…

– К чему эти хлопоты? Чарльз все равно ее не воскресит.

– И никто не воскресит! А все ты. Ну зачем ты ей втемяшила, что она может сама зарабатывать на жизнь? Ведь было ясно как божий день, что она дура набитая.

Лорд Линчноул снял трубку и набрал номер главного констебля.

* * *

Уилт в «Гербе стеклодувов» тоже набирал номер. Он долго раздумывал, как бы ему расстроить черные планы Маккалема, не выдав себя начальству тюрьмы. Задача была не из легких.

После второго стакана виски Уилт наконец решился позвонить в тюрьму и, не называясь, попросить номер начальника, который в телефонной книге не значился.

– Это закрытая информация, – ответил дежурный.

– Знаю. Поэтому я и спрашиваю.

– Поэтому я и не могу его дать. Если начальник сам захочет, чтобы преступники трезвонили ему с угрозами, он свой номер рассекретит.

– Резонно. А что прикажете делать рядовому гражданину, которому угрожают ваши заключенные? Где ему искать вашего начальника, чтобы рассказать о подготовке массового побега?

– Массового побега? Какие у вас сведения?

– Об этом мы поговорим с вашим начальником.

Дежурный задумался, и Уилту пришлось скормить автомату еще одну монету.

– Может, вы расскажете мне? – спросил наконец дежурный.

Уилт пропустил вопрос мимо ушей. Он шел ва-банк, отступать уже некуда, и, если не удастся убедить дежурного, что дело пахнет керосином, не сегодня-завтра дружки Маккалема переломают ему ноги. В отчаянии Уилт попытался вложить в свои слова всю душу.

– Послушайте. Это действительно очень серьезно. Мне очень нужно поговорить с начальником лично. Я, через десять минут перезвоню, хорошо?

В голосе Уилта звучало такое неподдельное отчаяние, что дежурный смягчился:

– Боюсь, сэр, мы не успеем с ним сразу связаться. Оставьте ваш номер. Я попрошу его перезвонить вам.

– Ипфорд 23194. Честное слово, это не розыгрыш.

– Хорошо, сэр, постараемся его поскорее разыскать.

Уилт положил трубку и вернулся к стойке. Он понимал, что игра, которую он затеял, чревата ужасными последствиями. Стоило ли давать дежурному телефон бара, где его так хорошо знают? Чтобы унять тревогу, он допил виски и заказал третий стакан. «Зато теперь они поверят, что я говорю серьезно», – мысленно утешал себя Уилт. Почему это у чинуш так мозги устроены, что разговаривать с ними просто невозможно? Главное – как можно скорее добраться до начальника и все ему объяснить. А там, глядишь, Маккалема переведут в другую тюрьму, и Уилт сможет спать спокойно.

* * *

В Ипфордской тюрьме весть о готовящемся массовом побеге сразу же наделала переполох. Старшего надзирателя подняли с постели, и он кинулся звонить начальнику тюрьмы. Но у начальника никто к телефону не подходил.

– Небось, ужинает где-нибудь, – решил старший надзиратель, – а может, нас кто-то разыграл?

Дежурный покачал головой:

– Не похоже. Судя по голосу, человек образованный. Да и трусит порядком. Сдается мне, я этот голос уже слышал.

– Слышал?

– Ну да. Узнать я его не узнал, но уж больно знакомый голос. Нет, он не разыгрывает: вот и телефон свой оставил.

Старший надзиратель набрал номер. Занято: какая-то девица в «Гербе стеклодувов» болтала с приятелем.

– Почему же он тогда не представился?

– Я же говорю, трусит. Кто-то его здорово припугнул. Шутка ли! У нас тут такие головорезы сидят, что…

Про головорезов старший надзиратель все знал.

– Ладно. Не будем рисковать. Начинаем действовать, как в случае чрезвычайного положения. А ты звони начальнику, будь он неладен.

Через полчаса начальник тюрьмы вернулся домой и обнаружил, что телефон у него в кабинете надрывается.

– Алло. Что там у вас?

– Есть подозрения, что готовится массовый побег, – доложил дежурный. – Звонил какой-то…

Начальник не дослушал. Вот оно! Не зря он уже много лет с ужасом ждал чего-нибудь в этом роде.

– Еду! – крикнул он и бросился к машине.

Подъезжая к тюрьме, он услыхал вой сирены, увидел как по дороге перед ним мчатся пожарные машины, и задрожал мелкой дрожью.

У ворот его остановили трое полицейских.

– Куда это вы разбежались? – поинтересовался сержант. Начальник испепелил его взглядом.

– Я, с вашего позволения, начальник этой тюрьмы, – объявил он. – Пропустите-ка, пожалуйста.

– А документы у вас есть? Мне приказано никого не впускать и не выпускать.

Начальник порылся в карманах и достал пятифунтовую бумажку и расческу.

– Видите ли, – начал он. Сержант видел одно – деньги. На расческу он не обратил внимания.

– Вы эти штучки бросьте, – сказал он.

– Какие штучки? У меня больше ничего нет.

– Констебль, будьте свидетелем! Дача взятки…

– Взятки? Какая взятка? Что вы придумываете? – взорвался начальник. – Сами требуете у меня документы, а когда я пытаюсь их найти, болтаете про какую-то взятку. Черт знает что! Позовите охранника, он вам объяснит, кто я такой.

Начальник целых пять минут бушевал у ворот тюрьмы. Когда, наконец, он попал туда, он уже был ни жив ни мертв, и выправить положение оказалось ему не под силу.

– Что-что? – орал он на старшего надзирателя. – Какой вы отдали приказ?

– Я распорядился перевести заключенных с верхних этажей в нижние камеры. Чтобы не смогли выбраться на крышу. Правда, нижним пришлось немного потесниться…

– Потесниться?! И так в камерах для одного сидело по четыре человека. А теперь сколько? Восемь? Как они у вас еще бунт не подняли!

В этот миг из корпуса "Б" донеслись истошные крики. Старший надзиратель Блэггз со всех ног бросился туда, а начальник тюрьмы попытался выяснить, что происходит. Это оказалось не легче, чем проникнуть в тюрьму. На третьем этаже корпуса "А", как видно, шло сражение.

– Наверно, из-за того, что Фидли и Гослинга посадили в камеру к Стенфорту и Хейдоу, – сообщил по внутренней связи дежурный.

– Фидли и… Посадить детоубийц к добропорядочным грабителям банков, честнейшим парням? У Блэггза не голова, а кочан капусты! Они долго мучались?

– Да они вроде еще живы, – ответил дежурный. Нотки сожаления в его голосе начальнику не понравились. – Я только знаю, что Хейдоу захотел кастрировать Фидли, но его оттащили. И тогда мистер Блэггз решил вмешаться.

– А до этого он что – выжидал?

– Не совсем, сэр. Но из-за пожара в корпусе "Г"…

– Пожара? Какого пожара?

– Мур поджег свой матрац. И пока…

Начальник тюрьмы уже не слушал. Он понял, что его карьера висит на волоске. Дело за малым: вздумает полоумный Блэггз согнать всех скотов из корпуса особого режима в одну камеру – и смертоубийство обеспечено. Начальник решил было пойти проверить, но тут вернулся старший надзиратель Блэггз.

– Полный порядок, сэр, – радостно доложил он.

– «Полный порядок»? – выдохнул начальник тюрьмы. – По-вашему, когда заключенные того и гляди кастрируют своего сокамерника, это называется полный порядок? Боюсь, министр внутренних дел с вами не согласится. Уверяю вас, в нынешних правилах содержания тюрем «полный порядок» определяется иначе. Теперь – про корпус особого режима…

– Об этом не беспокойтесь, сэр. Там все спят, как младенцы.

– Странно. Уж если кто и готовил побег, то наверняка тамошняя публика. А они часом не прикидываются?

– Что вы, сэр. Я как только услыхал про побег, тут же плеснул им в какао двойную порцию того снотворного, – Блэггз был горд своей смекалкой.

– Господи Иисусе! – ахнул начальник. То-то обрадуется Лига тюремных реформ, когда узнает, какими новаторскими методами старший надзиратель предотвращает беспорядки. – Вы сказали двойную порцию?

Старший надзиратель кивнул:

– То самое зелье, которым мы угостили Фидли. Помните, когда он смотрел фильм с Ширли Темп<Темп Ширли – американская актриса. Сниматься в кино начала с трех лет. В 30-е годы считалась одним из самых популярных «молодых дарований» Голливуда > и чересчур возбудился? Ничего, после сегодняшнего он еще долго будет держать свою пипку на привязи.

– Там в каждой упаковке ударная доза люминала! – взвизгнул начальник.

– Так точно, сэр. Я так и прочел на этикетке: ударная доза. Поэтому и вкатил им двойную. Враз вырубились.

«Еще бы», – пронеслось в голове у начальника.

– Вы им дали вдвое больше положенного, – простонал он. – Они же все теперь передохнут. И чтоб на меня потом не кивать?

Блэггз огорчился:

– Я думал, так будет лучше. Люди от них и так натерпелись. Почитай, половина – убийцы-маньяки.

– Да, убийцы-маньяки у нас. как выяснилось, имеются, – проворчал начальник. Он подумывал вызвать «скорую помощь» и промыть скотам желудки. Вдруг по внутренней связи в разговор вмешался дежурный:

– В случае чего скажем, что их отравил Уилсон. Они боятся его как огня. Помните, они забастовали, отказались наводить чистоту в камерах и мистер Блэггз послал Уилсона на кухню мыть посуду?

Лучше бы он не напоминал. Только идиоту могла прийти мысль послать на кухню отравителя, который отправил на тот свет не одного человека.

– И ведь как подействовало, – продолжал дежурный. – Мигом перестали свинячить в камерах.

– И объявили голодовку, – добавил начальник.

– Уилсон, правда, заартачился, – взахлеб вспоминал дежурный. – Ему, видите ли, не понравилось, что его заставляют мыть посуду в боксерских перчатках. Так осерчал…

– Хватит? – рявкнул начальник. Надо было хоть как-то остановить этот поток безумия.

И вдруг зазвонил телефон.

– Вас, сэр, – произнес старший надзиратель со значением.

Начальник схватил трубку.

– Вы хотите рассказать о готовящемся побеге? – выпалил он, но услышал гудок, какие бывают, когда звонят из автомата и монета еще не проскочила. Не успел начальник спросить, почему это старший надзиратель решил, что звонят именно ему, как гудок прервался. Начальник повторил вопрос.

– Я как раз по этому поводу, – сказал звонивший. – Насколько верны эти слухи?

– Насколько верны… – опешил начальник. – А я почем знаю? Вы же сами подняли шум.

– Вот те раз! Это Ипфордская тюрьма?

– Ну да, Ипфордская тюрьма. И я, представьте себе, ее начальник. А вы думали, кто я такой?

– Никто, – незнакомец растерялся. – Совсем никто. В смысле, не то чтобы совсем никто, а… В общем, как-то не верится, что вы – начальник тюрьмы. Так все-таки, был побег или нет?

Начальник и сам уже начал сомневаться, что он – это он.

– Послушайте, – возмутился он. – Вы недавно позвонили сюда и предупредили, что готовится побег, а теперь…

– Я? Вы что – спятили? Когда мне было звонить? Я битых три часа торчал на Блистон-роуд. Там полетел погрузчик, а мне об этом заметку надо писать.

Начальник тюрьмы насторожился. Взяв себя в руки, он спросил:

– А с кем я, собственно, говорю?

– Моя фамилия Нейлтс, я корреспондент «Ипфорд ивнинг ньюс», и…

Начальник швырнул трубку и напустился на Блэггза:

– Радуйтесь! Подложили свинью! Это звонили из «Ивнинг ньюс». Интересуются побегом.

Старший надзиратель с готовностью сконфузился:

– Извините. Ошибочка вышла…

Но эти слова снова вызвали у начальника приступ гнева:

– Ошибочка? Ошибочка? Звонит, понимаете, какой-то маньяк, рассказывает сказки про побег, и вам приходит блажь отравить…

Неизвестно, чем кончился бы разнос, если бы начальнику не сообщили о новой беде. Предупреждение Уилта начинало сбываться: трое медвежатников всерьез поговаривали о побеге. Прежде они все вместе ютились в камере, которая в викторианские времена предназначалась для одного. Теперь их подселили к четырем мордоворотам из Глазго, по прозвищу «Трущобные Гомосеки», сидевшим за нанесение тяжких телесных повреждений. Медвежатники потребовали, чтобы их перевели к каким-нибудь убийцам с более привычными сексуальными наклонностями – иначе они дадут деру.

Когда начальник явился в корпус "Б", мятежная троица ожесточенно спорила с надзирателями.

– Не пойдем к пидорам – и все тут, – горячился один грабитель.

– Это только на время, – убеждал начальник. – Утром…

– Утром у нас уже будет СПИД.

– Кто спит?

– Синдром приобретенного иммунодефицита. В гробу я видал этих шотландских ублюдков с лишаями в заднице. Подберите нам лучше каких-нибудь приличных убийц. Когда нас тут ни в грош не ставят – ладно, привыкли. Но когда ставят раком – это уж дудки. Мы где – в тюрьме или в гареме для педерастов?

Начальник и сам не знал где. Ему казалось – в сумасшедшем доме. Кое-как утихомирив мятежников и уговорив их вернуться в камеру, он отправился в корпус особого режима. Там его глазам представилось и вовсе кошмарное зрелище. В ярко освещенных коридорах стояла кладбищенская тишина. Начальник переходил от камеры к камере, и ему чудилось, что он разгуливает по моргу. В камерах были подонки, о которых он в минуту гнева думал: «Чтоб они сдохли!» Похоже, его пожелание исполнилось. То есть их можно было бы принять за покойников, если бы время от времени не раздавался безобразный храп. Тела заключенных свешивались с коек, навзничь лежали на полу в неестественных позах, будто на них уже нашло трупное окоченение.

– Доберусь я до мерзавца, который заварил эту кашу! – бормотал начальник тюрьмы. – Я ему… Я ему… Я ему…

Он мысленно перебрал весь уголовный кодекс и махнул рукой: за такую вину как ни накажи – все мало.