Текст книги "Дом Голода (ЛП)"

Автор книги: Том Фюильри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Том Фюильри
Дом Голода

Мы привыкли прятаться от ужасов окружающего нас мира за красивой ложью. Да, серийные убийцы существуют, но не в нашем районе. Некоторые люди умирают, крича от ужаса, но со мной такого не случится. В мире есть зло, но я непременно узнаю его, если увижу. Эта удобная ложь успокаивает, особенно, если заставить себя поверить в нее.

Иногда для спокойствия достаточно выдумать жуткую историю, страшилку о чем-то невозможном, чтобы отвлечься от настоящих ужасов, которые затаились по соседству. Но бывает так, что выдуманная страшилка, которая должна отвлекать от реальности, вдруг оказывается с реальностью связана. Настолько, что эту связь тоже приходится прятать за очередной ложью.

В районе, где я рос, как раз гуляла страшная история. В самом конце Шрадер Лэйн стоял, да и сейчас, насколько я знаю, стоит дом, который дети называли Дом Голода. Это было потрепанное временем, но довольно приятное строение. Большой особняк в колониальном стиле, покрытый деревянным сайдингом, остатки краски возле окон когда-то могли быть красивого светло-фиолетового цвета. Наклонную лужайку перед домом покрывала высокая трава, которая окаймляла каменную дорожку к крыльцу, из травы выглядывала табличка. На ней, под словом «Продаётся», было имя моего отца и поблекший логотип агентства недвижимости.

Этот был его Моби Дик. Неограненный алмаз, что продавался по цене стеклянных бус. Но слухи, связанные с этим домом, сильно усложняли продажу.

К шестнадцати годам, когда мне уже хватало самодовольства, чтоб ставить под сомнение все подряд, я недоумевал, почему его не назвали Голодным Домом. Согласно местным легендам, Дом пожирал людей. А название Дом Голода подходило скорее благотворительной организации, которая кормит неимущих. Не то, чтоб это имело для меня значение, я все равно не воспринимал всерьез эту страшилку.

Ходили слухи, что есть даже некие документы – доказательства реальности этой страшной истории. Но мало кто из подростков стал бы копаться в архивах местного суда или корпеть над микрофильмами старых газет в поисках подтверждений городской легенды. И уж тем более это не нужно было мне. Я только начал открывать для себя прелести травки, а еще у меня была девушка. Я ни разу не видел доказательств страшных историй о Доме Голода, зато видел грудь Кейтлин. Это тоже отвлекало от ужасов реальности, причем гораздо менее зловещим образом.

Мой младший брат Коннор в истории верил, в нашей семье он был неофициальным хранителем знаний о Доме Голода, чем сильно огорчал отца. Впрочем, тут папа пожинал плоды, которые сам же и посеял. Когда мне было тринадцать, мы с ним смотрели «Изгоняющего дьявола», пока мама была в ночной смене. Коннор упрашивал отца разрешить ему посмотреть кино вместе с нами, и папа уступил.

– Это всего лишь кино, – вздохнул он, когда Коннор устроился на диване между нами.

Он был прав. Но последствия этого всего лишь кино явились нам не в виде ночных кошмаров Коннора. Последствием стал сам семилетний фанат ужасов. Он смотрел их столько, сколько мог, сколько позволяли мама с папой. А когда узнал о Доме Голода, то был просто покорен его историей.

Пока я делал сэндвичи на кухне, Коннор пичкал Кейтлин своей коллекцией мифов о нем. Кажется, это вызывало у нее веселое любопытство.

– Ну, и почему он ест людей? – спросила она.

– Точно никто не знает, но говорят, что во время Великой Депрессии 1929 года в нем жила семья Стэнбридж, – Коннор буквально дрожал от нездорового возбуждения. – У них не хватало денег, чтоб прокормить трех своих детей, поэтому они заморили младшего голодом, чтоб остальные смогли выжить. Мерзкая история, да?

– А почему младший не воровал еду? Или не убежал?

– Зима была очень снежной. Бураны. Сбежать было невозможно, а вот красть еду – вполне. Так что они ее связали – младшую дочь – в одной из спален.

– Пикантно, – усмехнулась Кэтлин.

Эта реплика привлекла мое внимание, и я заметил, что Коннор возмущен этим легкомысленным замечанием.

– Не, не пикантно, крипово. Они оставили ее умирать в одиночестве. Отец приносил ей воду, но он знал, что остальные члены семьи будут ее подкармливать, так что запирал дверь. Изолировал ее от остальных.

– Изолировал… тебе точно всего десять?

– Той девочке и десяти не было, – огрызнулся Коннор. – Всего восемь. А две недели спустя отец нашел в комнате ее кости. Только кости, и на каждой – следы зубов.

Кэтлин нахмурилась.

– Похоже, у дома есть рты, – пояснил я, – и немало.

Это была еще одна странность легенд о Доме Голода. Хотя я понимал, что десятки голодных ртов, растущих из пола, это гораздо страшнее, чем комната, в которой плоть просто исчезает.

– Странно, – сказала Кейтлин. – И крипово.

Коннор кивнул с видом победителя. За ланчем он продолжал сыпать жуткими историями про других хозяев дома, его жильцов, и просто любопытных подростков, которые рискнули туда пробраться.

Как раз когда он дошел до истории про ребенка Моррисов – одной из самых свежих, – домой вернулся папа. Он застонал, и я мысленно поддержал его. Папа терпеть не мог слушать истории Коннора, а я жалел о впустую потраченном на них времени. Наши эксперименты с Кейтлин уже опустились ниже пояса.

– Кейтлин, милая, какой бы жути не наплел тебе мой сын – это все выдумки. Дом в порядке. А если учесть, как долго он пустует, состояние просто отличное, деревянная отделка по большей части сохранилась, дом очень светлый. Но из-за этих нелепых историй дом невозможно продать. Смехотворно, – папа отобрал у меня сэндвич и откусил кусок. – Коннор не говорил, что побывал там уже раз пять? И съели его всего разок. Ну, может, дважды.

Кейтлин рассмеялась. Я тоже хмыкнул, а Коннор тут же закипел.

– Я в нем ни разу не ночевал, – парировал он, – а дом пожирает только тех, кто остается в нем на ночь. Вот для чего там Постель из Кровавой Губки.

– Извини, постель из кровавой губки? – переспросила Кейтлин.

– В одной из комнат есть кровать, она, типа, магический алтарь для человеческих жертвоприношений, – объяснил я. – Магический потому, что сколько бы людей на ней ни съели, она впитывает всю кровь, как губка, и всегда выглядит магически не окровавленной.

– Это антикварная дубовая кровать, сделана в конце XIX века, – невозмутимо объяснил отец, открывая пиво. – Продается вместе с домом. Великолепная работа по дереву. Никакой крови.

Папа всегда вел себя так, словно пытался продать дом, даже если говорил с подростками. Возможно, так он пытался противостоять дурной славе этого дома. Или просто был продавцом до мозга костей.

– Почему вы сами его не купили, мистер Китинг? – спросила Кейтлин, поглаживая ногой мое колено под столом.

– Если бы шестнадцать лет назад, когда я подыскивал себе жилье, моим агентом по недвижимости был я сам, дом бы уже принадлежал мне. К сожалению, сейчас на мне кредит за землю под залог дома, это как гиря, которую цепью приковали к цене…

– Пап, – вклинился я в его монолог, – это все очень круто, правда, но нам с Кейтлин нужно заняться уроками.

Он сделал вид, что опечален этими новостями, и бросил на Кейтлин удрученный взгляд. Она пожала плечами и виновато улыбнулась.

– Ладно, – сказал он наконец, – но к приходу твоей мамы лучше бы вам открыть дверь.

– Конечно, пап.

Папа наверняка включил телек и принялся за свое пиво. Коннор, насколько я могу судить, следующие несколько часов покрывал черновики потоками безудержных фантазий о Доме Голода. А мы с Кейтлин пошли наверх и только начали входить во вкус, как вдруг она меня остановила. Лицо ее стало серьезным и торжественным.

– Мне кажется, у меня есть для тебя сюрприз. Но мне надо все обдумать, – закончила она с усмешкой, от которой безудержными фантазиями вскипел уже мой шестнадцатилетний разум.

Мы встречались уже восемь месяцев, а до этого около года играли в неуклюжие подростковые кошки-мышки. Я с какой-то идиотской юношеской уверенностью считал, что отлично знаю ее, но иногда она была способна выдать нечто неожиданное. Это казалось мне очаровательным.

К примеру, я совершенно не ожидал, что во время короткой паузы в нашей бурной возне она вдруг вернется к разговору о Доме Голода. Ее интересовал Джек Моррис – ребенок Моррисов. Я разочарованно вздохнул.

– Нет, серьезно, мне интересно. Ты знаешь эту историю?

– Это весь настрой испортит…

– Не испортит, а даже если так – мы быстро его вернем, – лукаво улыбнулась Кейтлин.

Оставалось только надеяться, что она права.

Мне было четыре, когда погиб Джек Моррис. В моей памяти этот случай отложиться не мог, но среди моих ровесников он был на слуху, так что основные версии произошедшего я знаю. В папиной версии фигурировал ребенок с отклонениями в развитии, который поймал оленя и съел его в доме, и еще один ребенок, который сбежал из дома. Версия Коннора была гораздо более жуткой, так что я рассказал Кейтлин именно ее.

Джек и его друг Кайл Рутледж пошли в Дом Голода на спор. Оба были в курсе дурной славы дома, как и их друзья, с которыми и был спор. Мне хочется думать, что никто из них не верил этим историям. Ребята провели в доме ночь, а наутро один из их друзей пошел проверить, как у них дела.

Он нашел Кайла, парень истекал кровью из раны на руке. Руку пришлось ампутировать. О том, что в Доме произошло что-то ужасное, говорили также следы зубов на его плече и ноге. А больше говорить было некому, сам Кайл не сказал ни слова, только трясся, потел и не сводил глаз с окон. До тех пор, пока не нашел то, которое было достаточно далеко от земли, чтобы покончить со всеми страхами раз и навсегда.

Он был свидетелем того, что случилось с Джеком. От парня, который скорее всего не верил в страшилки о Доме Голода, остались только начисто обглоданные кости. Из некоторых был высосан мозг.

История все же испортила настрой. Коннор рассказывал и пересказывал ее мне раз десять. Не удивительно, что я очень красочно ее воспроизвел. Кейтлин помрачнела и погрузилась в раздумья.

– Значит, тех, кто это сделал, так и не нашли?

– Не знаю. Вряд ли.

– Думаешь, это был один из их друзей?

– Может быть. Честно говоря, я никогда всерьез не размышлял на эту тему.

– А Коннор что думает?

Несмотря на пропавшее настроение, я хмыкнул.

– Однажды он сказал мне, что этот дом похож на хищное растение. Страшные истории и легенды о нем, это как нектар, на который он приманивает новые жертвы. Коннор странный паренек.

Она согласилась, но добавила, что он может быть гением. Определенно, парень был развит не по годам, да и читать любил. Может, он и был им.

* * *

Кейтлин вспомнила о Доме Голода через несколько дней. Мы остались после занятий для репетиции пьесы, какой-то современной трактовки Шекспира, что на самом деле было просто предлогом для неспортивного общения. Я болтал с Кейтлин за кулисами и ждал, пока мой куда более спортивный друг Эван закончит нарезать круги на стадионе. Потом мы планировали все вместе поехать куда-нибудь и покурить травку.

– Так, если твой папа продает этот дом, то у него и ключи есть, верно? – спросила Кейтлин.

– Ага. В смысле, думаю, да.

– А ты можешь незаметно взять их?

– Ну, если найду… Но, слушай, там вообще ничего интересного. Дом почти пустой.

– Почти. Но там есть… – Кейтлин глянула вокруг и, никого поблизости не увидев, понизила голос:

– Мне кажется, я хочу заняться сексом. Я готова и …

Если честно, я толком не помню, что именно она сказала после того, как мой мозг заклинило в гормональном спазме. Что-то про постель, но она, вроде бы, не стала использовать словосочетание «Кровавая губка».

– Ну?

– Угу. Я найду ключи.

Она лукаво улыбнулась и дернула меня за рубашку.

– Хорошо.

Как оказалось, никаких проблем с поиском ключа не было. Они висели в шкафчике в прачечной. На каждом ключе был адрес. Я на время позаимствовал нужный ключ и, при некоторой помощи моего бравого шофёра Эвана, сделал дубликат в хозяйственном магазине. Но этот процесс заставил меня задуматься о том, как именно Джек Моррис и Кайл Рутледж попали в дом двенадцать лет назад. К тому же не они одни за эти годы умудрялись как-то оказаться внутри Дома.

Когда мне было лет четырнадцать, девушка по имени Мелисса Как-то-там рассказывала, что она с двумя друзьями ходила в дом и они провели там ночь, выпивая и играя с доской уиджи. Она сказала, что там произошло что-то нехорошее, что в доме обитают демоны. Друзья, с которыми она ходила – парочка с другого конца страны, – исчезли бесследно.

Проблема была в том, что им всем было по 18 лет. Исчезновение взрослой парочки выглядело, как обычный побег влюбленных или что-то в этом роде. Правда Мелисса настаивала на том, что имело место какое-то чудовищное происшествие, но не вдавалась в подробности. После ночи, проведенной в доме, у нее недоставало кусков мяса на руке и ноге, но кроме этого у нее была уже целая коллекция шрамов от порезов, которые она наносила себе сама. Все это рисовало картину довольно неприглядную и жутковатую, но все же укладывалось в рамки нормальности.

Меня тем не менее заинтересовал сам способ проникновения в закрытый дом, так что я обратился с этим вопросом к Коннору. Он отнесся к этому с подозрением. Не удивительно, я частенько раззадоривал его на длинные монологи о городских легендах, просто чтобы поразвлечься за его счет. В этот раз я постарался выглядеть искренним.

– Коннор, я сейчас не пытаюсь тебя подъебать. Мне правда любопытно. Дом ведь продается, он все время заперт. А про разбитое окно папа упоминал примерно вечность назад.

Он глянул с подозрением, но до ответа снизошел.

– Люди слишком серьезно относятся к способностям этого дома, чтоб ломать в нем что-то.

– Ладно, но…

– Говорят, в нем есть дворецкий. Не кто-то конкретный, а просто часть самого дома. Некоторые считают, что это призрак, но я не думаю, что этот дом – с привидениями. Он впускает людей, когда хочет есть. Хочет, чтоб они вошли.

– Что-то я не слышал про дворецкого ни в одной из историй.

– Ну, это типа метафора.

Я ухмыльнулся. Коннор и в самом деле знал много сложных слов для десятилетнего.

– Но иногда, – продолжил он, – его можно увидеть, точнее, признаки его присутствия. Внутри дома бывает виден свет. Я сам видел его как-то ночью.

За исключением постоянных стенаний отца о его запустении, Дом Голода никогда не привлекал моего внимания. И уж конечно, я никогда не таскался по ночам вниз по Шрадер Лэйн, чтоб посмотреть на него. Улица заворачивала и упиралась прямо в Дом, а по бокам от него стояли дома моложавой вдовы мисс Донован и бездетной пары, которая дружила с моими родителями.

Я переварил информацию о доме-хищнике, а также тот факт, что Коннор полностью освоил эту, довольно абстрактную, концепцию.

– Откуда ты вообще все это узнал? – спросил я.

– В основном от папы, – он пожал плечами.

– От папы? Он же терпеть не может эти истории.

– Да, наверное. Но он знает, что я их люблю.

Я раздумывал над этим почти минуту. Истории мешали продаже Дома, сделки отца постоянно срывались. Но, судя по всему, он использовал их в качестве мостика. Я невольно улыбнулся, и тут мне в голову пришла другая мысль.

– Погоди-ка, а зачем ты ходил туда ночью?

– Мама была на работе, и папа пошел проведать мисс Донован, – опять пожал он плечами.

– Ночью?

– Ага. Наверное, она позвонила ему. Или он позвонил ей и потом пошел. Я хотел посмотреть, нет ли их на улице, но заметил в Доме свет и испугался.

В свои шестнадцать я видел достаточно фильмов, чтоб понимать, что такое супружеская измена. Но в тот момент я нашел оправдания поступку отца. Он любил маму, а она любила отца, хоть и проводила уйму времени на работе. У них все было в порядке, они любили нас, и я был не против забыть о таких вещах.

И я забыл о интриге, которая закрутилась по соседству, полностью поглощенный своей собственной интригой.

Я сказал родителям, что в пятницу собираюсь заночевать у Эвана. В этом не было ничего необычного, так что вопросов у них не возникло. Пока Кейтлин рассказывала похожие басни своим родителям, я решил после школы проверить дубликат ключа. Он отлично работал, а когда я рискнул заглянуть внутрь, то начал понимать, почему отец так расхваливал Дом. Он был старым – он выглядел старым, – но он был чистым. И, к моему удивлению, на постели обнаружилось белоснежное постельное белье и даже две подушки. Это было очень кстати. Вполне достаточно, на мой взгляд, чтобы создать романтичную атмосферу в комнате, которая даже без всей остальной мебели выглядела грандиозно.

В пятницу вечером Кейтлин пришла к нам на ужин, и мы молча жевали, пока папа расспрашивал Коннора о школе. Коннор за уши натягивал какую-то прочитанную им в интернете историю о мистических лестницах в лесу на рассуждения о лиственных деревьях. Это было очень на него похоже. А потом, когда мы уже заканчивали ужин, папа выдал подрывное в своей логичности предложение.

– Что ж, Кейтлин, как только будешь готова, дай мне знать, и я отвезу тебя домой.

Блядь. Предложение было очевидным, но я даже не думал о нем. У Кейтлин не было машины. Папа был прискорбно трезв. Я судорожно искал выход из ситуации, но тут…

– Ой. Спасибо, мистер Китинг. Но вообще-то от вас я пойду к Дарси Чайлдрес. Это недалеко отсюда.

Умно. Даже коварно.

– Все было очень вкусно, – она улыбнулась. – Бэн всегда говорил, что вы замечательно готовите вафли, но карбонара у вас тоже превосходная.

– Говорил, серьезно? – по пути к холодильнику папа покосился на меня. – Ну, так может вам с Дарси заскочить к нам завтра утром и попробовать их самим?

– Дарси на диете, кажется, – ответила она, – но я с удовольствием зайду, если это не доставит вам неудобств.

Блядь! Я уставился на Кейтлин в восхищении и замешательстве. Она все это спланировала или в самом деле была такой фантастической лгуньей?

– Тебя ждет настоящее наслаждение, Кейтлин, – улыбнулся ей папа, открывая пиво.

– Жду не дождусь, – хихикнула она, касаясь рукой моей ноги.

Я вызвался проводить Кейтлин до дома Дарси и проверил свои запасы на ночь. Презервативы, одежда и коробка свечей, которые мама держала дома на случай, если отключат свет. Я чуть ключи не забыл, до того спешил сбежать. Но не забыл. И пока мы шли вниз по улице, я все пытался выбросить из головы то, что меня тревожило. Я был девственником. Кейтлин девственницей не была.

Я как-то спросил, сколько парней у нее было, и она просто посмотрела на меня. В конце концов она сказала: «Я не сплю с каждым встречным». Я знал это, но года два назад у всех было иное мнение. Одна популярная в школе девчонка с моего потока, Триша, порвала со своим бойфрендом, не менее популярным парнем по имени Дэн. Кто-то из шестерок Триши видел, как Кейтлин и Дэн чем-то занимались в школьном туалете. И сфотографировал. Триша разослала фотографию всем, и от Кейтлин отвернулись. Я тоже видел это фото.

Когда я заинтересовался Кейтлин, мой друг Эван выразился емко и мудро: «Люди трахаются». Он был прав. Я знал, что это не имеет значения. Я надеялся, что это не будет иметь значения.

Завернув за последний изгиб Шрадер Лэйн, я остановился. Все малодушные мыслишки испарились.

– Я думала, дом пустует, – сказала Кейтлин.

Я сглотнул в молчаливом согласии, наблюдая за светом, который двигался в окнах первого этажа.

Я не рассказывал Кейтлин про дворецкого, а свет, который видел в окнах Коннор был, скорее всего, фонариком моего папы. Но сейчас папа был дома. Окна соседних домов – Бэнсонов и мисс Донаван – тоже были освещены, все были дома.

Свет в окнах Дома Голода мигнул и пропал. Я предложил подождать немного в тени деревьев, которые отделяли участок Бэнсонов от Дома. Все эти подкрадывания и подглядывания были даже забавными.

– Как думаешь, кто это может быть? – спросила Кейтлин.

– Не знаю. Хочешь соскочить?

– И похерить все дело? Даже не думай, – ухмыльнулась она.

Мы выжидали довольно долго, перешептывались, как заговорщики, стараясь не засмеяться. Наконец из-за Дома выскользнула чья-то фигура. Она юркнула к деревьям и быстро затерялась в тенях.

– Ну, ничего необычного, – саркастически прошептала Кейтлин.

– Думаешь, он вернется? – спросил я.

– Запрем двери, – пожала плечами Кейтлин. – Скорее всего, кто-то из детей нашел открытую.

Я надеялся, что она права, от волнения растеряв остатки своей осторожности. Мы пробрались внутрь, я проверил замки, а Кейтлин пошла прогуляться по первому этажу.

– Твой папа не шутил, место и правда довольно крутое.

Что было, то было. Не такое уж и жуткое, если не считать гробовой тишины. Но тишина – это даже хорошо, думал я. В смысле, мы были одни. Я вернулся от двери в сад и обнаружил, что я был один. Кейтлин нигде не было.

– Кейтлин?

Мгновение спустя я услышал шаги на лестнице. Я последовал за ними и по пути наверх обнаружил висящую на перилах футболку. На полу второго этажа лежал бюстгальтер. А в главной спальне была Кейтлин.

– Итак…

На пороге под ноги мне попали юбка и трусики. Я не придумал, что бы такого сказать в ответ, так что огромную спальню пересекал молча.

После всего мы лежали на Постели из Кровавой Губки. Простыни были мягкими, и, когда Кейтлин спросила, не хочу ли я повторить, у меня уже был подходящий ответ.

– Ага.

Все, что мы делали потом, было похоже на приливы и отливы до тех пор, пока Кейтлин не сделала нечто ожидаемо неожиданное. Когда она достала из своей сумки наручники, я почувствовал себя как ребенок, которому во время первой поездки на велосипеде открутили на ходу боковые колесики. Но она держала их и ухмылялась.

– Я как-то раз смотрела одно видео, и, не знаю, оно было… горячим. Это слишком?

– Э… в смысле… – я опять завис.

– Они для меня, не для тебя, – сказала она. – Просто немного… ну, знаешь… пикантно.

Это слово, опять слетевшее с ее губ, звучало так же возбуждающе, как действия, которые оно предполагало.

– О, – отозвался я.

Передышка была слишком короткой, но, когда наручники звякнули, я вдруг обнаружил, что вещи, которые раньше даже не приходили мне в голову, вызывают у меня рефлекс, как у собаки Павлова. Мне не понадобилось много времени, чтобы освоиться с новой идеей. И это было горячо.

И утомительно.

Я вдруг почувствовал себя совсем разбитым, помню, я еще подумал, как это странно. А спустя пару мгновений… ничего.

Следующее, что я помню, это утренний свет, который беспрепятственно проникал в незанавешенные окна. Мне было нехорошо. Простыни вокруг казались влажными. Я открыл глаза… все было красным. Кейтлин исчезла. Наручники свисали со спинки кровати.

– К-Кейтлин?

Ничего. Кровать была пропитана чем-то похожим на кровь. Я натянул трусы и заметил ее юбку, все еще лежащую на пороге.

– Кейтлин!

Я лихорадочно огляделся, заглянул под кровать и отпрянул. Рот наполнился слюной, потом меня скрутило в рвотном позыве. Она была… Нет… Истории всегда рассказывали о костях, обглоданных начисто. Но то, что я увидел под кроватью… Там было знакомое лицо, частокол окровавленных ребер и разорванное тело, куски которого были разбросаны по полу. Ее глаза были открыты, такой знакомый взгляд был пустым и безжизненным, и я все пытался стереть его из памяти.

Меня вырвало. Выбежав из комнаты, я увидел себя в зеркале холла, полуголого, с размазанными полосами крови на левой стороне тела. Я знал, что не могу пойти домой в таком виде. Я не мог пойти домой в таком виде. Я не мог. Я не мог пойти домой. Я не мог пойти. Я ведь не мог?? Кейтлин была… У меня не получалось думать об этом, так что я просто ходил кругами, ошеломленный.

Я не мог. Я не мог.

Больше в голову ничего не приходило. Мне нужно было что-то… Нужен был кто-то. Я позвонил Эвану. Мы дружили с первого класса. Он поможет. Он придумает, что делать. Он скажет, что я сошел с ума, что у меня галлюцинации. И будет прав. Так ведь?

В трубке зазвучали гудки, потом сонный Эван принял звонок.

– Утречка, Ромео. Дай-ка угадаю. Ты не…

– Эван… Я… Дом Голода, он… он… Мне кажется, произошло что-то ужасное.

– Воу, бро, это звучит очень хуево. Что стряслось?

Я рассказал ему, что видел. Думаю, по голосу было ясно, что я не вру, как бы безумно ни звучал мой рассказ. Он велел мне оттереть кровь и валить оттуда.

– Я не могу просто оставить ее тут. Не в таком виде. Там столько крови и… и…

От мыслей о ней желудок снова скрутило, и я кинулся к кухонной раковине. Когда я снова взял трубку, Эван был на связи.

– Бэн, тебе нельзя оставаться. С ней был только ты. Подумай. Я понимаю, что это отстой и ситуация хуевая, но, ты думаешь, полиция поверит в то, что твою подружку съел Дом Голода?

Блядь.

– Слушай. Я тебя люблю, парень. Ты знаешь это. Если ты не свалишь, то отправишься в тюрьму. И за что?

После звонка я нарисовал в своем воображении с десяток разных сценариев последующих событий. В некоторых полицейские, выслушав меня, видели мой ужас и верили мне. Но в конечном счете эти сценарии выглядели такими же надуманными, какими выглядели для меня сами истории о Доме Голода. До сегодняшнего дня. Папа не верил этим легендам, и часть меня – взрослеющая часть – понимала, что и мне он тоже не поверит.

Я, как мог, попытался оттереть кровь с тела футболкой Кейтлин. Но ткань только размазывала ее, так что я попробовал открыть кран на кухне. Он зашипел, несколько раз плюнул, и в лужу едкой рвоты потекла струя коричневой воды. Я намочил футболку и попробовал еще раз, но этого было недостаточно. Чтобы принять душ, надо было подняться наверх. Пройти мимо Постели из Кровавой Губки. Мимо нее.

Путь дался нелегко. Вода в душе пахла серой – неприятное фишка для дома, который папа рекламировал как европейский, но была теплой. Голова немного прояснилась, и вся тяжесть смерти Кейтлин, ее окончательность наконец настигла меня. Покидая дом, я выглядел чистым, но нес это пятно на душе.

Эван ждал меня в своей «хонде». Он вел машину. Я старался не заплакать.

Пока я предавался унынию, Эван болтал. Наверное, он понимал, что нужно заполнить тишину, чтоб мой мозг не сделал это сам. Он был хорош в таких вещах. Но, в конце концов, он снова заговорил о Доме.

– Нам надо будет вернуться. – сказал он, глядя на дорогу. – Вы занимались сексом. Ты использовал презервативы. Когда ее найдут, то найдут и… ну, ты знаешь… ДНК.

Его практичность просто вымораживала. Все это было так неправильно. Но я вздохнул, соглашаясь.

– Что насчет Дарси? – уточнил он. – Думаешь, Кейтлин сказала ей, что будет с тобой?

– Нет. Кейтлин ее терпеть не может. Она просто живет неподалеку, вот и… Блядь, Эван, у Кейтлин друзей-то нет. Настоящих. Та история с Тришей, это…

– Триша пизда. Кейтлин была хорошей девчонкой. Та фотография показала только одну вещь: у Дэна маленький хуй, – Эван сделал паузу, но я был не в том настроении, чтоб смеяться над его шутками. – В общем, я имею в виду, она была хорошим человеком. Вы были классной парой.

Я не ответил. Не мог. Она умерла не от болезни и не в автомобильной катастрофе. Ее смерть была ужасной, а я… спал.

Когда мы вернулись к Дому, Эван спросил, в порядке ли я. Я не стал врать. Он помрачнел.

– Бэн, если хочешь, я могу сам все уладить.

Я хотел, но Кейтлин была моей девушкой. Она оказалась в этом доме из-за того, что встречалась со мной. Она осталась в нем из-за моего скептицизма.

– Нет. Мне нужно пойти туда.

В этот раз дом выглядел зловеще, его красота казалась коварной, жестокой. Я поднялся по лестнице, пошел к спальне… ее бюстгальтер пропал. И ее юбка.

Нерешительно я вошел в спальню и увидел удобную постель. Две подушки. Белое постельное белье.

Никакой крови.

Мне понадобилось время, чтоб заставить себя заглянуть под кровать. И, когда я сделал это, то увидел жутковатое, но совершенно пустое пространство. Я ничего не понимал. Возможно, не хотел понимать.

* * *

В последующие недели мое состояние колебалось от горестного отупения до острой тревоги. Если мне удавалось найти силы, чтобы улизнуть от всех, я курил травку. Но мое состояние для окружающих выглядело не следствием ужасной тайны, которую я хранил, а нормальной реакцией на произошедшую трагедию. Кейтлин пропала. Полицейские опрашивала Дарси, говорили со мной. Они поговорили с Эваном, который рассказал, как подвез меня тем вечером, пока Кейтлин ждала у дороги. Наврал. Полиция потеряла след. А однажды ночью Эван поехал куда-то один и не вернулся. Его машину нашли в конце Шрадер Лэйн.

Об этом мне рассказал папа. Он старался держать Коннора с его россказнями подальше от меня. Но я знал правду. Смерть Кейтлин – ее исчезновение – тяготила Эвана, а мое шоковое состояние в тот день пробудило в нем любопытство. Он стал расспрашивать Коннора о Доме, начал свое собственное расследование.

За неделю до своего исчезновения Эван сказал мне, что нашел в газете 1935 года статью. Она была о семье Стэнбридж – о тех, с кого началась жуткая история Дома Голода. В тот год и правда были сильные метели, а в семье и в самом деле было трое детей. Но они не морили голодом младшую дочь. Они ее съели. Эван выглядел взволнованным, когда рассказывал об этом. И когда он закончил, я понял почему.

Стэнбриджи были богаты, еды у них было вдоволь. Они не голодали, но все равно съели своего ребенка.

– Зачем они сделали это? – спросил он. – Просто, это как-то… чудовищно.

Эван считал, что в истории о Мелиссе и пропавшей парочке, которая произошла пару лет назад, тоже могло быть что-то. Девушка говорила, что в Доме обитают демоны. Может, так и было.

Мама как-то сказала мне, что существует множество никому не ясных причин, по которым люди совершают те или иные поступки. Она была медсестрой скорой помощи и не раз видела то, что называла «неизбежными последствиями суровой жизни». Нередко она рассказывала о наркотической зависимости, психических расстройствах и других незаметных вещах, которые понемногу лишали людей их человечности. Может быть, что-то подобное лишило человечности и семью Стэнбридж.

А может быть, обе версии истинны. Может быть, человечность – это плоть, которая делает нас людьми и усмиряет демонов внутри. Может быть, Дом умеет пожирать ее, обнажая то, что под ней.

Может быть. Но у меня не было ответов, и никакая философия не могла заполнить пустоту, оставшуюся после исчезновения людей, которых я любил. Все, что у меня было, – изогнутая улица с пустым домом в конце. Безлюдное место, полное жутких историй.

Дом Голода не покидал мои кошмары целый месяц. Сны, полные криков в темноте, искаженных ужасом лиц и разрываемой плоти. Иногда мне снились Кейтлин и Эван. Иногда просто люди или мелькающий в темных окнах свет, закрытые двери и тени среди деревьев. Так выглядела ткань легенд. Нектар хищного растения, которое, распахнув пасть, ожидало очередной незадачливой мухи.

Но я никому не рассказывал о том, что я видел. Долгие годы. До тех пор, пока мой младший брат не забросил свое увлечение страшными историями, сделавшись скептиком. Он рос и отказывался от мрачных легенд о темных местах в пользу света и уверенности. Наверное, его растущее желание разрушить легенды о Доме Голода было неизбежным. Когда он поделился со мной своими планами, я рассказал ему свою историю.