Текст книги "Этот проклятый дождь"

Автор книги: Тимур Литовченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Литовченко Тимур
Этот проклятый дождь

Тимур ЛИТОВЧЕНКО

Этот проклятый дождь...

Как и вчера, и позавчера, и третьего дня, в подвале старого полуразрушенного "дворца" царила смертная тоска (если только подобное определение уместно по отношению к тем, кто среди живых давно уж не числится). Еще бы, ведь уже третий день... то есть, третью ночь кряду шел проливной ливень! И конца-края этому безобразию не видно.

– Слышь, Деда, чего делать-то будем? – спросил товарища по несчастью (или по заключению – как угодно) Феофил, или по-простому, по-свойски Филька.

– "Деда"... Какой я тебе, к лешему, "Деда"?! – басовито огрызнулся тот из своего гроба, потому что никаким дедушкой Фильке и вправду не приходился. И вообще даже родственником не был. – Это ж сколько раз тебе, паршивцу, повторять можно: зови меня просто, как все кличут.

– А это как же? "Ваше геройство", что ли?

Тот, кого назвали "Дедой", покряхтывая заворочался и недовольно засопел: еще бы, ведь в словах Фильки заключалась столь подлая подначка, что впору было обидеться всерьез.

– Ты слышь... Ты того... этого... – от обиды Деда не находил столь необходимых сейчас слов.

– Того... этого... – передразнил Филька, на всякий случай, впрочем, повыше надвигая крышку своего гроба, словно одеялом накрываясь. – А то чего?..

Впрочем, за три дня невольного заключения постоянные Филькины подначки любому надоели бы хуже тухлой мертвечины. Поэтому Деда выскочил из гроба так резко, что только крышка об пол загремела, схватил вредного Фильку за грудки и несмотря на отчаянное сопротивление здоровяка, выволок его из гроба, подтащил к пролому в стене и завопил во всю мочь:

– А святой водицы тебе хлебнуть не охота, а?! Слизняк ты раскисший, селезенка протухлая, клык поломанный... Силычем меня звать, Силычем – ясно тебе, ты, кровь дурная?!

Казавшийся с виду настоящим богатырем Филька орал благим матом, извивался, беспомощно молотил ногами и кулаками воздух, но вырваться никак не мог: слишком длинные руки были у сухощавого как жердь Деды-Силыча – не достать... "Экзекуция" продолжалась до тех пор, пока одна из дождевых капель, разбившись о камни пролома, не брызнула Фильке на затылок. От этого он завизжал так дико, что давно уже привыкший к предсмертным воплям бесчисленных жертв Силыч перепугался не на шутку и разжал пальцы. Филька плюхнулся на пол, откатился подальше от смертельно опасного пролома, вырвал из валявшейся в углу кучи хлама какую-то тряпку и аккуратно, чтоб только не попасть пальцами в дымящуюся язву, приложил к затылку. Силыч обошел стонущего Фильку и с опаской осмотрел его голову: из-под тряпки вился легкий сизоватый, но чрезвычайно вонючий дымок.

– Ну, Деда!.. Ну, ты и паскудник! – орал надломанным фальцетом Филька. – Ты что это, хрен старый, вытворяешь?! Или хочешь может, чтоб я вон как Демидка?..

Стремясь держаться подальше от разбрызгивающихся при ударе о камни капель, Силыч приблизился к пролому в стене, привстал на цыпочки и опасливо глянул в ночную мглу. Острый глаз упыря едва различил бесформенную кучу тряпья, давно уже переставшую дымиться – все, что осталось от Демидки, третьего члена их небольшой шайки.

И хоть негоже говорить о покойниках гадости (тем более о почивших вурдалаках!), однако же виноват во всем случившемся именно Демидка, самый младший и самый простодушный из них. Вампирская троица давненько уже обосновалась в подвале главного строения давно заброшенной полуразрушенной усадьбы. Некогда постройка имела вид вычурного дворца, из-за чего местные крестьяне иначе как "замком" ее не назвали. Так бы и сидеть упырям в подвале "замка", изредка вылавливать на обед случайных прохожих, спокойно их кровушку попивать да горя не знать, да вот беда: повадился дурак Демидка в близлежащую деревеньку, чтоб на девок молодых нападать. Уж больно кровушка у них здоровая да вкусная – ну, прямо спасу нет!

М-да-а-а... Насчет изумительного вкуса девичьей крови оно, конечно, чистая правда, да вот только после пятой безвременно погибшей девки селяне вконец переполошились. Они подозревали, что нечисть окопалась в "замке", но лезть туда с факелами и кольями боялись даже днем. А потому основательно пораскинув мозгами на деревенской сходке, всей толпой отправились к деревенскому священнику отцу Варсонофию: мол, спаси и сохрани нас, батюшка, а мы уж в долгу не останемся...

И надо признать, проклятый отец Варсонофий придумал действительно неординарную штуку: взмолился небесам, чтобы по ночам лил беспрерывный дождь – да вдобавок и благословил этот дождь! И вот проснувшись третьего дня, ничего не подозревавшие упыри собрались вылететь на ночную охоту, чтобы немножко подкрепиться. Первым, конечно же, в пролом стены сунулся нетерпеливый Демидка... и даже заорать толком не успел, как от него мигом осталась куча дымящегося тряпья!

Такая вот жуткая история. Но хуже всего была даже не ужасная смерть младшего вурдалака. В конце-то концов, это неизбежно: каждого кровопийцу ожидает осиновый кол или святая вода...

Вот именно: святая вода – но не в таких же диких количествах!!! По милости проклятого отца Варсонофия (чтоб ему ни дна, ни покрышки!) три ночи кряду с небес на землю низвергались потоки святой воды, а днем выйти наружу упырям мешал солнечный свет. Муки голода становились все ужаснее, они озверели почти окончательно. Силыч небезосновательно опасался, что в один далеко не прекрасный момент они с Филькой попросту растерзают друг дружку. Или очертя голову кинутся в пролом, чтоб умереть как Демидка. Только уже не случайно, а добровольно...

Впрочем, несмотря на бездну отчаяния и очевидную безнадежность положения, в душе Силыча шевелилось некое смутное ощущение надежды. Нет, не все предусмотрел проклятый отец Варсонофий, укуси его комар! Что-то он явно упустил из виду. Только вот что именно?..

– Деда... Эй, Деда...

Теперь Силыч не обиделся на прозвище. Он посмотрел на здоровенного, но такого жалкого и беспомощного теперь Фильку как-то даже виновато и буркнул нехотя:

– Ну, чего тебе?

– Ты ж не хочешь, чтоб я... чтоб ты... мы... В общем, чтоб как Демидка?

– Да ты чего, Филька?! Конечно, не хочу!

– Ну, так спасибо тебе...

– Это за что же спасибо? – изумился Силыч и склонился низко над сидящим, так что со стороны казалось, что сухощавая фигура старого упыря сейчас переломится пополам.

– Да за просто так...

– Эй, Филька... – Силыч вновь осторожно осмотрел затылок товарища: на месте попадания капли "святого" дождя зияла уже не просто язва, но глубокая рваная рана. Правда, дымок оттуда уже не шел, но все же...

– Слышь, Филька, а с головой у тебя все в порядке? Ты того... не повредился часом? – за насильно выдавленной насмешкой Силыч попытался скрыть собственную тревогу. Вместо ответа Филька зло плюнул на пол, но не проронил ни слова. Выждав немного, старый вурдалак вновь попытался сообразить, чего недоучел проклятый отец Варсонофий, как вдруг Филька вновь ляпнул:

– Силыч, а, Силыч... А как ты думаешь, какой конец лучше: от "святого" дождя – или от солнечного луча? А, Силыч? Скажи...

– Да ты чего!.. Филька, клоп тебя задери, в своем ли ты уме?! – Силыч был настолько возмущен подобным проявлением малодушия, что даже слегка подлетел в воздух и завис в нескольких ладонях над глинобитным полом. Да мало ли как не бывает! Он что, никогда не попадал в трудные, казавшиеся совершенно безвыходными ситуации? Да сколько угодно! И каждый раз удавалось выкручиваться.

– Силыч, а, Силыч...

– А ну цыц, окаянный!!! – вне себя от гнева, грозным басом взревел старый упырь. Вот тебе и молодежь: чуть что – мигом похоронное настроение! Эх, Филька, Филька!.. Конечно, неплохо было бы, если б ночью не было дождя или днем – солнца, тогда бы можно и...

Стоп!!! Днем – солнца?!

Вот оно...

Вконец отчаявшийся Филька лопотал еще что-то, но Силыч уже не слушал этого олуха, у которого от голода явно помутилось в голове.

– Ты вот чего... Ты погоди, парень, не хнычь – на улице и без того сырости вон сколько, – как можно бодрее бросил Силыч. – Давай-ка лучше забирайся в свой гроб да поспи до послезавтрашнего дня.

– Э-э-эк, легко сказать – до послезавтра... Голодный я, жрать хочу! огрызнулся было Филька, разминая крупной ладонью уныло урчащий живот, но тут же и спросил: – Деда, а, Деда, а чего послезавтра будет-то?..

– А того и будет, что другой день.

– Ну, а нам-то что с того? – не понял Филька.

– Эх, молодо – зелено, – пробормотал Силыч, забираясь в свой гроб. Запомни, Феофил: утро вечера мудренее, а баба девки ядренее.

– Деда...

– Кому говорят: замолчи да в гроб полезай! Можно подумать, мне легко терпеть! Я-то, поди, на чуточку совсем постарше тебя буду, лет этак на двести, а и то не хнычу, – и Силыч надвинул на гроб крышку.

– Деда, а все же чего послезавтра делать станем? – не унимался Филька.

– Да попа этого проклятущего поймаем, чего ж еще? – донесся из-под крышки замогильный голос Силыча.

– А как?! – встрепенулся Филька, но из гроба донесся лишь мощный храп. Да уж, на голодный желудок Силыч всегда зверски храпит! Делать нечего: придется спать.

* * *

Откушав, чего Бог на обед послал, отец Варсонофий удобно расположился за небольшим столиком на веранде и попивая чаек да отирая мелкий пот с блестящей лысины, принялся размышлять над темой воскресной проповеди. Впрочем, до воскресенья было еще три дня, чай был такой вкусный, а особенно яркое сегодня солнце с самого утра припекало так немилосердно... И хотя крыша веранды давала достаточно тени, после третьей чашки отца Варсонофия вконец разморило. Постепенно гудение пчел и шмелей слилось с мерным посапываньем священника...

Очнулся он от слабого дуновения ветерка, показавшегося почему-то ледяным.

– А?.. Что?.. – встрепенулся отец Варсонофий, протирая спросонья глаза. Происходящее казалось дурным сном. Вся округа быстро погружалась в странную душную мглу, солнечный свет меркнул прямо на глазах. Неужели наступил вечер? Но почему темнеет столь стремительно... Даже вечером так не бывает! И откуда этот ледяной ветер?..

Но только отец Варсонофий хотел подняться с места, чтоб осмотреться получше, как костлявая рука сжала ему губы, а в основание шеи сразу же и с левого, и с правого боков впились чьи-то острые зубы. От леденящего душу ужаса священник заорал что есть мочи, но из-за зажимавшей рот руки вместо отчаянного вопля вышло лишь сдавленное мычание.

– Вот тебе, понял?! Говорил же, что сегодня этого мерзавца сцапаем! рявкнул над левым ухом хриплый бас. – Давай, Филька, тащи его, пока солнце не показалось! А кровушку пей на ходу, на ходу!!!

Отец Варсонофий почувствовал, что надежно схвачен с двух сторон, при этом зубы с шеи не убирались. Он предпринял еще одну отчаянную попытку вырваться, попытался расправить плечи, взбрыкнул ногами. Где-то рядом треснула ножка стола, загремел опрокинутый на веранду самовар, разбилась глиняная чашка.

– Чего брыкаешься, окаянный?! – тоненько завизжал кто-то уже над правым ухом, и на макушку несчастного отца Варсонофия обрушился могучий кулак. Чувствуя, что его приподнимают над землей и влекут куда-то по воздуху, священник еще успел увидеть серый с багряно-красным отливом небосвод, в зените которого висел абсолютно черный диск с лучезарным нимбом по краям. Но тут кровавая пелена застлала отцу Варсонофию глаза, и под отчаянный крик перепуганного служки: "Упыри батюшку захватили!.." – он потерял сознание.

* * *

– Ну, и чего теперь будем делать-то? Опять друг на дружку крыситься, что ль?!

Вопрос был чисто риторическим, потому что в подвале полуразрушенного "замка" вновь были заперты трое упырей: Деда-Силыч, Филька и бывший сельский священник, а ныне новообращенный вурдалак Варсонофий, которого уже успели переиначить в Варсуньку. И самое обидное – практически ничего в их ужасном положении не изменилось: ночь напролет продолжал идти "святой" дождь, утром из-за горизонта вставало убийственное солнце, а к вечеру в небе вновь сгущались тучи...

Трудно сказать, кто был виновен в случившемся конфузе. Да, после многодневного сидения в подвале они вконец изголодались, потому и принялись пить кровь священника одновременно. С другой стороны, ясно, что сначала все же следовало заставить отца Варсонофия помолиться о прекращении ночного дождя, а уж после кусать... А так насытились один раз, а толку-то?!

– Слышь, Варсунька, а может, еще помолишься, а?.. – с надеждой обратился Силыч к сидевшему прямо на полу новообращенному. Тот лишь рукой махнул и с полнейшей безнадежностью забормотал "Отче наш..." Разумеется, результатов это не принесло: "святой" дождь шел себе и шел без изменений, ибо небеса не желали принимать молитв окаянного вурдалака.

– Ладно, замолчи уж, и без твоего бормотания тошно, – задребезжал Филька, когда бывший священник окончил читать в десятый раз "Богородицу" и отирая блестящую лысину рукавом изодранной в позавчерашней драке рясы, перешел на молитву Илье-Громовержцу.

– Замолчать? Да?.. А что ж тогда, по-твоему, делать? – Варсунька повернулся к молодому упырю и зыркнул на него из-под угрюмо насупленных седых бровей. Глаза бывшего священника зловеще светились от ненависти, жажды и голода одновременно, окаймлявшая рот жиденькая бороденка мелко подрагивала, так что Филька испугался и невольно отпрянул назад.

– Что делать, что делать... Но теперь-то ты, старый пень, понимаешь хотя бы, как мы по твоей милости мучались?! Понимаешь, да?! – обратился к нему Силыч.

– Вы, сатанинские отродья... – Варсунька начал брезгливо морщиться, но Силыч грубо перебил его:

– Да чего уж, теперь и ты точно такое же сатанинское отродье, как и мы, так что не очень-то ругайся.

– А по чьей милости со мной такая напасть приключилась, а?! – взвился на ноги невысокий дородный Варсунька, по привычке шаря на груди в том месте, где раньше висел ненавистный отныне крест.

– А по чьей милости мы тут пять дней сидели оголодавшие да злились друг на дружку?!

– А кто девок убивать повадился?!

– Демидка! Так он же и сгорел первый от дождя этого проклятущего!

– А вы, что ли, лучше?!

– А ты?!

– А ты сам?!

– Да!

– С чего это вдруг!

– А с того!

– Вре-о-ошь!

– Сам врешь!

– Да замолчите, наконец, оба! – не выдержал перепалки Филька и втиснулся между расходившимися вурдалаками, точно гора меж двух холмиков. Вот чтоб мне испепелиться на месте, ежели первому из вас, кто не замолчит, я самолично не залью смолой его старческую глотку!

– Ах ты ж ехидна... – начал Варсунька, но не дав ему докончить, Силыч грозно рявкнул:

– Это какой такой смолой, а?!

– Какой, какой... Смоляной! – огрызнулся Филька.

– А где ж ее взять-то? А ну, признавайся!

– Да здесь же! Всего через две комнаты и направо – там ее целая бочка. Трухи только со свода насыпалось, а под трухой...

Легко оттеснив Фильку, что при богатырской комплекции последнего казалось весьма невероятным, Силыч ринулся к бывшему священнику, резко толкнул его в плечо так, что Варсунька опрокинулся навзничь, и во все глаза уставился на его ноги.

– Чего ты? – опешил Варсунька. – Чего тебе от ног моих надобно?

– Сапоги, – пробормотал Силыч. – С чего ты сапоги нацепил в такую жарищу?

– Да ежели ливень льет которую ночь напролет, земля поневоле раскиснет, даром что жара. Как же иначе по грязи ходить... – забормотал Варсунька, не понимая, к чему клонит нынешний товарищ по несчастью, в недавнем прошлом бывший закоренелым врагом. Но Силыч без лишних слов принялся стаскивать с него левый сапог.

– Ты чего, Деда?.. – от волнения Филька забылся, однако Силыч совершенно не обиделся на прозвище, а весело молвил в ответ:

– Ничего, ребята, не унывайте – выберемся. Филька, примерь-ка Варсунькины сапоги.

– А почему...

– А потому! Ты самым молодым в упыря обратился, в тебе сил поболе наших будет – выручай же из беды всех нас!

Силыч стащил с ноги ошарашенного Варсонофия один сапог и принялся за другой.

– Деда...

– Давай, давай, меряй! А потом и смолой займемся.

Второй сапог шлепнулся рядом с Филькой.

– Ничего, ребятушки, сегодня поработаем, а завтра авось выберемся, вздохнул Силыч. – Пошли за смолой.

* * *

Днище гроба стукнулось о корягу. Филька со страхом подумал: "Только бы не пробило!.." Но тут снаружи донесся голос Силыча:

– Вылезай – приплыли!

Филька осторожно сдвинул крышку гроба и в образовавшуюся щелку увидел лица двух других упырей на фоне серого предрассветного неба.

– Вылезай, не бойся: все в порядке.

Пытаясь держать крышку горизонтально, Филька поднял ее и резко отбросил в сторону. Крышка плюхнулась в воду.

– Осторожно! Себя не забрызгал, так и нас "святыми каплями" не намочи! – предостерегающе крикнул Варсунька, но тут же поинтересовался:

– Сапоги-то в порядке?

– В порядке, в порядке, – проворчал Филька, спрыгивая из гроба в холодную с ночи воду. – Чего с ними станется? Только земли да песку на смолу поналипало, делов-то... Главное, что гробы не попротекали.

– Но и сапоги не подвели, а очень даже пригодились.

– Главное, Варсунька – это что я не подвел да не бросил тебя одного в "замке"! – просипел Филька. Он вспомнил, как прикрывшись от "святого" дождя крышкой собственного гроба, толкал к речке Быстрянке сначала гроб Деды-Силыча, а после и Демидкин гроб, ставший по наследству "колыбелью" бывшего священника.

– Мы своих не бросаем, – хитро подмигнул Силыч. – Хотя вообще-то главное в том, что я придумал гробы просмолить, чтоб вместо лодок на них уплыть. Да сапоги...

– А если бы я их в то утро не надел? – спросил Варсунька, но пользуясь правом старшего, Силыч оборвал бесполезный спор и вернул обоих к действительности:

– Ну, будет вам! Будет. Вон через час солнышко взойдет, так что до тех пор нам надобно либо в чащу схорониться, либо еще лучше – жилье найти. Хуторок какой-нибудь неприметный нам бы в самый раз подошел...

Долговязый упырь с удивительной легкостью вскинул свой гроб на спину и прикрикнул басовито:

– Филька! Долго ты там возиться будешь?

– Да уже, уже, – Филька как раз уложил в гроб выловленную крышку, взвалил "колыбель" на могучее плечо, вздохнул:

– Ох, и изголодался же я! Найти бы хутор, в самом деле...

И выбравшись из воды, троица упырей пошла на запад – подальше от стороны горизонта, из-за которой должно было вскоре показаться солнце.