Текст книги "Нанерль и ведьма"

Автор книги: Тимур Литовченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Литовченко Тимур
Нанерль и ведьма

ТИМУР ЛИТОВЧЕНКО

НАНЕРЛЬ И ВЕДЬМА

(зависть)

Не желай... ничего, что у ближнего твоего. (Исход, гл. 20, ст. 17)

1.

Жуткая была ночь! Ветер налетал порывами, запутывался в раскидистых кронах дубов, негодуя на сопротивление начинал бешено трепать и ломать ветви, срывать и без того немногочисленные жухлые листья, а освободившись обрушивался на земную твердь, расшвыривал кучи истлевшей прошлогодней листвы, сучьев и хвороста, вздымал тучи этого мусора в воздух, но окончательно растратив силы в бессмысленных своих забавах тут же ронял обратно. Иногда к мусору добавлялись две-три пригоршни первого снега, хотя мельчайшую ледяную сечку, таявшую при прикосновении к любому предмету, и снегом-то назвать было трудно. К тому же гуденье и свист ветра время от времени заглушали иные, более тоскливые и протяжные звуки, от которых кровь стыла в жилах: отдаленный вой голодной волчьей стаи. Но что делает в такую пору на узенькой лесной тропке совсем молоденькая девушка? Зачем и куда пробирается она в почти полной тьме? Лучше бы ей остаться дома, сидеть в тепле у очага и занимаясь какой-либо необременительной работой слушать занимательные и поучительные истории, которые рассказывает ласковая матушка. Чего ради понадобилось ей менять домашний уют на опасности ночного леса, монотонное жужжание прялки и стук веретена на рыдание ветра и волчий вой, а исполненный романтической таинственности трепетный свет очага на непроглядный мрак?.. Где-то впереди мелькнул едва различимый огонек. Вот она, долгожданная цель рискованного путешествия! Завидев искорку света девушка моментально потеряла всякое самообладание. Нелегко ей было преодолев страх и предрассудки отправиться в одиночку в такое гиблое место. И она почти что добралась... Именно ПОЧТИ! Неведомые и невидимые ОБИТАТЕЛИ ТЬМЫ все еще могли наброситься на девушку и вмиг растерзать. Хуже того – ЖИВЬЕМ увлечь в мир загробных теней и ужасных духов! И это несмотря на непосредственную близость человеческого жилья!! А может наоборот – БЛАГОДАРЯ такой близости? Ведь здесь живет ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНЫЙ человек... Так и есть! Вот! Вот!.. Призрачные существа, прежде таившиеся за кочками, валунами, пнями и стволами деревьев расправили широкие кожаные крылья, взмыли ввысь, оскалили огромные клыки, растопырили когтистые пальцы и приготовились схватить путницу! Сейчас она умрет... Девушка слабо вскрикнула. Ее сердце забилось в груди как птичка в силке, сознание помутилось. Не разбирая дороги она бросилась напролом через низкорослый чахлый кустарник. Только бы успеть увернуться, ускользнуть от страшилищ, которые изо всех сил стараются вырвать из рук небольшую корзинку, хватают цепкими лапами, похожими на шипастые ветви за подол домотканого шерстяного платья, за теплый чепец и выбившиеся из-под него пряди светло-каштановых волос, подставляют под ноги толстые змеиные хвосты, почти неотличимые от узловатых корней... – Кто там? Девушка тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение, и обнаружила, что стоит перед покосившейся, вросшей по окна в землю, примыкающей одной стеной к довольно крутому склону холма лачугой и что есть мочи молотит кулачком в дверь. – Откройте, это я! – отчаянно пискнула она и принялась стучаться с новой силой, потому что в этот миг ветер взвыл особенно громко и дунул так мощно, что девушка едва удержалась на ногах. В лачуге завозились, пробормотали: "Сейчас, сейчас, оставь дверь в покое". Потом послышались тихие шаги, шаркнул деревянный засов – и в слабо освещенном дверном проеме обрисовался четкий силуэт. Девушка почувствовала слабость в коленках, пошатнулась и схватилась рукой за косяк, потому что хозяйка лачуги была самой настоящей ВЕДЬМОЙ в прямом смысле слова. – Ну, чего стоишь? Входи, коли пришла, нечего дом выстуживать. Голос ведьмы не был страшным, грозным или противно-скрипучим, хотя девушка подсознательно ожидала от женщины, специализирующейся на такого рода деятельности чего-либо противного, грозного и страшного. – Да входи же скорей,– нетерпеливо повторила приглашение ведьма и пробубнила себе под нос: – Сущее наказание с этими девчонками. Определенно ничего угрожающего не было в ее голосе. В нем лишь чувствовалась безмерная усталость, словно говорившая имела за плечами невидимую, но непосильно обременительную ношу. А позади бесновался ветер, ревела и секла снежной крупой кромешная тьма, подстерегали ужасные чудовища. А впереди было жилье, пусть и неказистое, и человеческое существо, хоть и ведьма. И девушка отважно переступила порог, правда, для верности осенив себя крестным знамением. По поводу чего хозяйка лачуги глубокомысленно изрекла: – Ну давай, давай, крестись. Все вы шарахаетесь от меня в первый-то раз. Посмотрю вот, как ты дальше являться станешь. – А что... еще раз надо будет прийти? – с замиранием сердца пролепетала путешественница, не смея поднять устремленных на глиняный пол глаз. Ведьма тихо хмыкнула. – Как же, как же: НАДО! Сама прибежишь, знаю я вас, БЛАГОНАМЕРЕННЫХ. Ты поди часто будешь сюда бегать, как я понимаю... А ну-ка подойди к очагу. – Зачем это?! – моментально всполошилась девушка. Ведьма испустила короткий резкий вздох (точно ветер прошелестел в зарослях камыша на болоте) и поспешила успокоить гостью: – Что ты, что ты, не собираюсь я тебя есть. Это в сказках только бывает: попала в ведьмин дом – полезай в печь. Я просто хочу получше рассмотреть тебя. – Для чего это? – не унималась девушка. – Понять надо, КТО И ЧТО ты есть. А то тарабанят в дверь среди ночи, почти ломают ее, спрашиваешь, кто пришел, а тебе кричат: "Я!" Хорош ответ, нечего сказать. Понять мне тебя надо,– пояснила ведьма, взяла гостью за руку (отчего девушка вздрогнула), вытащила на середину единственной в доме комнаты, поставила напротив очага и принялась пристально разглядывать. Девушка и сама решила повнимательнее присмотреться к хозяйке лачуги. Она думала, что ведьма окажется этаким безобразным косматым страшилищем, одетым в рубище. Однако вопреки ее ожиданиям во внешности ведьмы, как и в голосе не было ничего отталкивающего. Напротив, то была довольно миловидная женщина лет сорока со здоровым цветом лица, одетая так, как одеваются простые крестьянки. Необычным был один лишь проницательный ВЗГЛЯД глубоко сидящих зеленых глаз. От этого взгляда делалось чрезвычайно неуютно, хотелось уменьшиться, мышкой забиться в самую неприметную щелку в полу и сидеть там тихонечко-тихохонько... Но уменьшиться и спрятаться, к сожалению, не удавалось. Приходилось выдерживать этот взгляд, внутренне содрогаясь. – Так, я знаю, чья ты дочь. Твою мать зовут Жаклин, верно? – ведьма улыбнулась и прищурила правый глаз, который был чуть-чуть темнее левого.И живешь ты в небольшой деревушке в двух с половиной лье– Как вы угадали? – девушка была крайне удивлена. – Я тебе не цыганка, чтоб гадать,– презрительно бросила ведьма.– Просто я знаю твою мать. – Мою матушку? Но откуда? – Оттуда же, откуда и остальных БЛАГОЧЕСТИВИЦ,– ведьма выговорила это слово ОСОБЫМ образом, слегка растягивая и делая ударение на каждом слоге, в зеленых же глазах читались одновременно презрение, жалость и сознание собственного превосходства.– Когда Жаклин вынашивала под сердцем тебя, ей было очень плохо. Мало того, что ее постоянно тошнило, так еще время от времени боль, судороги и прочее. Она страшно боялась потерять плод чрева своего, все твердила о чьем-то "черном" глазе и проклятии. А кто поможет ЧЕСТНОЙ СУПРУГЕ порадовать мужа ребенком, а ДОБРОЙ ХРИСТИАНКЕ облегчит страдания в дни беременности? Может, ВАШ Бог? Ведьма гордо подбоченилась. – Как же, жди! Бог наоборот проклял нашу праматерь и заставил всех нас страдать во время вынашивания. Поможет только всеми гонимая ведьма. То есть я. Конечно, пришлось твоей матушке помучаться, а мне с ней изрядно повозиться. Зато вон какая красавица выросла. Вдобавок и лицом, и фигурой вся в Жаклин. Только... вру, ТОЛЬКО НЕ ФИГУРОЙ! – она понимающе ухмыльнулась.– Ты тоже в положении? Может, избавиться хочешь?.. Ко мне ведь со всяким делом идут, не с тем, так с другим, если не сохранить, так наоборот... Ты только не стесняйся. Под проницательным взглядом ведьмы девушка залилась краской смущения от шеи до корней волос и пролепетала: – Что вы, я еще не... не замужем... – А это незамужним и надо, чтоб позор скрыть,– деловито сказала ведьма.Замужней-то чего? Знай свое бабье дело. Да и поопытней они, приспят ребенка или еще как вывернутся... Ну да ладно, поняла я, что ты хотела сказать: ты пока не познала мужчину, и не о ребенке речь. Тогда о чем? Девушка молчала. Ведьма подтолкнула ее к столу, усадила на колченогий некрашеный табурет, сама прошла в угол, где была свалена охапка соломы, покрытая облезшей шкурой неопределенного цвета, растянулась на ней и потребовала: – Хватит запираться да отмалчиваться. Сумела добраться сюда, сумела меня разбудить, сумей и говорить. Чувствуй себя как дома. В конце концов можно считать, что ты здесь уже была... в материнском чреве! Так что С ВОЗВРАЩЕНИЕМ! И хоть не я тебя крестила, В НЕКОТОРОМ СМЫСЛЕ я твоя добрая крестная. Так что смелее. Как тебя зовут? Девушка встрепенулась, повернулась к хозяйке лачуги и почти уже решилась ответить... Но в последний миг что-то все же удержало ее, и с прелестных коралловых губок не слетело ни слова. Ведьма лишь вздохнула. – Ладно, голубушка, не хочешь – не говори, дело твое. Только я ведь все равно дознаюсь, ты особенно не надейся на молчание. А впрочем помолчи, может, так тебе полегчает. Девушка между тем и впрямь оживилась, принялась озираться по сторонам и внимательно ко всему приглядываться. Единственная комната лачуги была обставлена крайне скудно: кроме кое-как сложенного из грубо отесанных камней очага, охапки соломы со шкурой, стола и колченогого табурета, предложенного хозяйкой гостье, в ней имелся еще один такой же точно табурет, да вдоль стены с дверью шли в несколько рядов полки, уставленные разнообразными горшками, горшочками и коробочками. Стена, около которой был пристроен очаг, являлась на самом деле вертикально срытым склоном холма. Из земли торчали концы древесных корней. Тут же имелась небольшая дверца, служившая вероятнее всего входом в кладовую. В стене напротив кучи соломы имелось малюсенькое окошко, затянутое потемневшим от времени бычьим пузырем. В общем, изнутри лачуга имела такой же неказистый вид, как и снаружи. И все же находящийся в жилище ощущал некую НЕОБЫЧНОСТЬ. Как и при виде хозяйки лачуги, при весьма заурядной наружности обладавшей до жути странными, насквозь пронизывающими зелеными глазами и пугающей честных людей профессией. Во-первых, комнату озарял багровый свет очага, придававший дому таинственный вид. А поскольку в трубу иногда задувал ветер, пламя начинало трепетать, и очертания предметов ломались и мешались с тенями. Также трудно было сказать наверняка, спит ли сама ведьма, бодрствует ли, скалит зубы в улыбке или беззвучно рыдает. Во-вторых, в лачуге было полным-полно трав. Не только глиняный пол был усыпан мелко нарезанной травой. Во всех углах комнаты, под каждой стеной были свалены охапки трав. Пучки трав, листьев, свежесорванных и сушеных, связки корешков свешивались с потолка и были развешаны по стенам. В очаге вместе со смолистыми поленьями также горели какие-то травы. И все эти разнообразные растения, из которых девушке была знакома едва ли четверть, наполняли комнатушку совершенно непередаваемыми горьковато-сладко-острыми ароматами и смесью очарования девственно-дикой природы, свободы без конца и края и... тайны. Ощущение свободы разбивало последние оковы страха. Таинственность будоражила рассудок, заставляла работать ум, дремлющий в обычные серые будни. Очарование природы будило инстинкты. А поскольку все дыры в стенах лачуги были плотно законопачены мхом, а дверь тщательно подогнана, в комнате было очень тепло, почти жарко, и закоченевшее тело вскоре согрелось. И вот ОТТАЯВ ДУШОЙ И ТЕЛОМ девушка окончательно осмелела, поставила на стол корзинку, которую до тех пор судорожно сжимала в руках, тихо вымолвила: – Да, я пришла не из-за ребенка,– и тут же вновь умолкла, ожидая, что ответит ведьма. – Я слушаю, слушаю,– сказала та, когда молчание сделалось невыносимым.Слушаю внимательно. Говори. – Но хоть я и... не знаю мужчины,– личико и шея девушки вторично сделались пунцовыми.– Я пришла... именно из-за мужчины. – Бедняжка, ты безнадежно влюбилась,– ведьма сочувственно вздохнула.Будучи не в силах смотреть на твои страдания крестная (НАСТОЯЩАЯ крестная!) посоветовала тебе собрать корзинку подарков и наведаться ко мне. Широко раскрыв глаза девушка воззрилась на хозяйку лачуги и дрожащим голосочком спросила: – С чего вы взяли?.. – Ах, брось, все женщины одинаковы,– ведьма презрительно ухмыльнулась.Разве может ДОБРАЯ матушка посоветовать ЛЮБИМОЙ доченьке отправиться в логово проклятой колдуньи?! Да ее нежное сердце прежде разорвется на кусочки! Нет-нет, кто угодно, только не она сама. Вот крестная – дело другое. Впрочем, готова поклясться чем угодно, и эта БЛАГОНАМЕРЕННАЯ женщина знает меня и пользовалась моими услугами. Я ведь, почитай, всей округе известна. Так что кумушки не объяснялись долго. Перемигнулись и поняли, что к чему. Да, безусловно все женщины одинаковы. Девушка часто-часто задышала и понурилась. Если это правда... Крайне неприятно осознавать, что такие близкие и горячо любимые с детства люди давно уже ЗАПЯТНАНЫ общением с нечистой силой... если только это действительно так! Но она-то сама разве лучше матери и крестной?.. К тому же как здорово ведьма угадывает... Просто диву даешься! Увлеченная собственными мыслями она не обратила внимания на следующие слова хозяйки лачуги: – ВСЕ МЫ одинаковы. Все можем безнадежно влюбиться. Настолько безнадежно, что... пытаемся скрыться от проклятой любви... ДАЖЕ В ЧАЩЕ ЛЕСА. Но и это не помогает: от себя не убежишь. Душа... она остается. Израненная на веки вечные, изъязвленная незаживающими язвами. Что делать с ней, со своей болью? Волей-неволей начинаешь помогать другим, учить других. Только себе самой помочь не в силах. Такова ЦЕНА!.. Ведьма то ли сухо кашлянула, то ли отрывисто и горько хохотнула. От этого резкого звука девушка вздрогнула и словно очнувшись после забытья как можно мягче спросила: – Ох, простите меня, я не поняла... Что вы сказали? – Не поняла, и ладно. Вовсе незачем тебе понимать. Не твое это дело,ведьма стремительно вскочила с подстилки, подбежала к столу, уселась на второй табурет и раздраженно произнесла: – Надоела мне твоя нерешительность. Либо выкладывай все начистоту, либо убирайся на все четыре стороны. А не захочешь уйти сама – я тебе ТАКОЕ устрою... Глаза ведьмы хищно сверкнули. Девушка съежилась и слегка отодвинулась от нее. Оказывается, ОПАСНО не доверять ведьме. Это все равно что совать руку в змеиное логово... – Да-да, устрою, не сомневайся. Есть я тебя не буду, но – заколдую! В жабу превращу. Или в рыбу, в скользкую холодную рыбу. В ящерицу. В толстомясую крольчиху. В косулю. Другие сожрут!! Глаза ведьмы налились кровью и устрашающе вращались, губы сжались и вытянулись в сизую линию. – Его зовут Кола!!! – выкрикнула вконец перепуганная девушка. – Ага! Так-то лучше. Продолжай,– в единый миг ведьма переменилась в лице, вновь сделавшись радушной хозяйкой и доброй советчицей. – Кола, сын мельника,– девушка стала понемногу успокаиваться.– Статный такой парень, красавец прямо. – Младший сын? Старший? – переспросила ведьма со скучающим видом, точно заранее знала ответ. Девушка отважилась наконец взглянуть на нее – и неожиданно прочла в по-кошачьи ярко загоревшихся глазах действительно неподдельный интерес к своей истории. Ведьма поспешила отвернуться, хотя отлично понимала, что оплошность уже допущена. – Средний вообще-то... То есть БЫЛ средним. Младшие брат и сестра умерли от поветрия еще в младенчестве, старший брат утонул года два назад, купаясь в пруду. И теперь Кола единственный. Девушка неотрывно следила за хозяйкой лачуги, ожидая, что она вот-вот вновь обернется. – Единственный, значит. Так-так... Ведьме явно не понравилось, что собеседница пытается заглянуть ей в глаза. Поэтому она предпочла вернуться на подстилку и уже оттуда ободряюще проговорила: – Хорошо, просто умница. Дальше. – Ну вот. Мы с Кола были помолвлены. С детства. Еще до смерти старшего брата. Наши родители сговорились... Ну, как водится. Трудностей не было никаких. Кола конечно получал свою долю наследства, но мельница должна была отойти со временем к старшему брату, вот ему-то невесту надо было выбирать тщательно, а младшему... – Ну да, ну да, как в сказке: старшему – мельницу, среднему – осла, младшему – кота. До чего же люди суетны. Смотришь – нет уже главного наследника, зато остается неглавный,– ведьма сокрушенно вздохнула. – Да, теперь мой жених получал все,– подтвердила девушка, но тут же поспешила добавить: – Но вы не думайте, я не за это его любила, я за просто так... – Любила! – ведьма энергично тряхнула головой и причмокнула. – Мы вместе росли, вместе играли,– продолжала девушка мечтательно.– И вся деревушка знала, что когда я вырасту, то обязательно выйду за него. А он непременно женится... Девушка замялась, как-то разом погрустнела и добавила уже совсем неуверенно: – Непременно на мне... – Так, ясно, он тебя обманул,– быстро вымолвила ведьма, которой уже порядком надоела нерешительность гостьи.– Кола, сын и единственный наследник мельника, взял в жены другую. – Да, Ивонн...– начала было девушка, однако хозяйка лачуги вновь перебила ее и резко сказала: – Ивонн с детства БЫЛА твоей ЛУЧШЕЙ подругой. А тебя зовут Нанерль. – Как, вы И ЭТО знаете?! – изумлению девушки не было границ. Ведьма как-то странно посмотрела на нее и ответила уклончиво: – Смотря что иметь в виду. Имя твое я... вспомнила. Да, Жаклин как-то забегала ко мне и делилась радостной вестью: мол, представляешь, какую прекрасную девочку я родила – просто загляденье! Нанерлью назвала. Отлично помню. Если бы гостья хорошенько поразмыслила над словами хозяйки, то возможно нашла бы их не слишком убедительными. Или даже подозрительными. Но ее гораздо больше волновало, откуда ведьма знает про Ивонн. Так и не догадавшись соединить эти две странности она кивнула. – А насчет подруги и вовсе просто,– продолжила ведьма.– Старая как мир история! Все устроено заранее. Твои родители обещали выдать тебя за Кола, его родители согласились. Добрые матушки и добрые батюшки заранее обстряпали дельце – и все успокоились. Включая В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ тебя! Играла ли ты с куклами – то были словно ТВОИ И ЕГО дети. Помогала матери по хозяйству – знала, что повзрослев станешь хлопотать ДЛЯ НЕГО. Танцевали вы на сельском празднике – никто не претендовал на тебя всерьез, потому что вся деревня знала: Кола и Нанерль – ЖЕНИХ И НЕВЕСТА. С САМОГО ДЕТСТВА привыкла ты РАЗЫГРЫВАТЬ хозяйку ЕГО дома. Он был твоей ЗАКОННОЙ собственностью!!! КАК ПРЯЛКА, ПОСТЕЛЬ И СУНДУКНо рядом неприметно для тебя подрастала подруга, сделавшаяся со временем соперницей, тихо завидовавшей тебе. Никто не принимал ее в расчет. Никому и в голову прийти не могло, что маленькая Ивонн способна на такое предательство. Вы же выросли вместе, вы ВТРОЕМ! Ты же так доверяла Ивонн! Она наверняка была наперсницей и поверенной во всех твоих сердечных делах. И вдруг совершить ТАКОЕ... – Вот именно: ВДРУГ! – с жаром подхватила девушка.– Кола очень быстро переменился ко мне, переменился совершенно. Всего за каких-то два с половиной месяца, представляете?! – Отчего же не представить,– поддакнула ведьма. – Его точно околдовали... – Может и околдовали. Очень даже может быть,– спокойно подтвердила хозяйка лачуги. – Да, наверно так и есть,– гостья окончательно утвердилась в своем мнении и нетерпеливо затараторила: – Кола точно уснул с открытыми глазами, а глаза его оказались прошитыми суровой ниткой и привязанными к Ивонн. Он потерял всякий стыд! Ко мне и не подойдет, и словом не обмолвится, а все торчит под ее окнами или подкарауливает где-нибудь вне дома. Побледнел даже, похудел. Хозяйство и то забросил, на мельнице один старик-отец управлялся. Тот и грозил сыну, даже сильно поколотил его – ничего не помогало. Что же до Ивонн... Поначалу она вроде бы отвергала его ухаживания, неудобно ей передо мной было, что ли. Но потом не устояла и... и... Губы девушки исказились, затряслись, из глаз медленно покатились крупные слезы. – Кола вернул свое обещание жениться на мне и посватался к Ивонн. Не знаю как, но родителей своих он уломал, отец с матерью его поддержали. А на прошлой неделе они... ОБВЕНЧАЛИСЬ. Нанерль произнесла эти слова неожиданно грозным голосом, ее лицо исказилось от злобы. Ведьма молча смотрела в очаг, в зеленых глазах метались отблески пламени. – Наши семьи поссорились, но какой-то этого прок! – продолжала сокрушаться девушка.– Кола связан теперь нерасторжимыми узами брака с другой, а я обманута, опозорена. Все в деревне, от детей до стариков показывают на меня пальцем, замолкают при моем появлении, а за спиной начинают шушукаться. И я знаю о чем говорят: "Кола оставил Нанерль с носом! Нанерль теперь БРАКОВАННАЯ!.." Кто после случившегося возьмет меня замуж, кому я такая нужна?! Зачем Ивонн оттяпала все, что по праву должно принадлежать мне?! Я лишилась всего: мужа, мельницы, доброго имени, чести... – Вы были близки? – деловито спросила ведьма. – Слава Богу, нет, но какое это теперь имеет значение?! Меня ЗАБРАКОВАЛИ, понимаешь, старуха? Господи, почему только я не умерла?! Опозорена, опозорена!..– в отчаянии воскликнула гостья. Ведьма досадливо поморщилась (она была еще слишком молода, чтоб заслужить титул СТАРУХИ), однако прекрасно понимая душевное состояние посетительницы ничем не ответила на эту маленькую дерзость, а попыталась успокоить ее: – Ну так чего причитать? Найдется и для тебя жених, непременно найдется. Еще почище сына мельника. И девичество твое при тебе осталось, нечего бояться, что муж с позором выгонит тебя. – Найдется, как же,– на лице Нанерли отразилось полнейшее недоверие к словам ведьмы, и она продолжала с горечью: – Все вы говорите одно и то же. И матушка, и крестная, и священник, у которого я исповедовалась в воскресенье. И теперь вот ты. А я хочу совсем другого! Гостья порывисто вскочила, упершись руками в стол наклонилась к ведьме и принялась отрывисто выкрикивать: – Не желаю состариться в невестах! Не пойду замуж ни за вдовца, ни за калеку! И я хочу отомстить! Отомстить обоим, Ивонн и Кола! Меня ограбили, а я должна мириться?! Не бывать тому! Никогда! Ни за что! – Да, ты пришла за местью,– эхом откликнулась ведьма.– Вот оно, твое БЛАГОЧИНСТВО. К проклятой колдунье потянуло... Что ж, выкладывай, каким способом ты желаешь извести бывшую свою подругу? Она говорила со скучающим видом, точно знала все ответы гостьи наперед. Тем не менее ответ девушки явился для нее неожиданностью. – Нет, этого слишком мало. – Недостаточно лишить Ивонн красоты, здоровья, а затем и самой жизни? хозяйка лачуги перевела взгляд с очага на собеседницу, в ее голосе чувствовался пробуждающийся интерес. – Я всегда успею добраться до этой распутницы, отбивающей чужих женихов. И я еще доберусь до нее, будьте уверены. Однако прежде я хочу, чтобы она мучалась точно так же, как мучаюсь я! Я желаю, чтобы Кола стал в конце концов моим мужем... но прежде пусть убежит от Ивонн ко мне! Бросит живую, здоровую, полную сил жену ради меня! Пусть раскаивается в своем предательстве, рвет на себе волосы и на коленях вымаливает у меня прощение! Вот тогда я потешусь, посмеюсь над ним. Потом уж можно будет расквитаться и с подлой дрянью. – Ну-у-у, совсем неплохо,– ведьма заметно повеселела, подошла к Нанерли, попыталась ласково обнять ее за плечи. Девушка отстранилась и горячечно зашептала: – Да, вот потом можно извести Ивонн. А когда Кола женится на мне, когда после смерти отца останется владельцем мельницы – изведи его, потому что я и его ненавижу! И никогда уже не полюблю! Я желаю лишь отомстить и получить то, что по праву принадлежит мне. Вот... Вот это вам. Как задаток. Но это на первый раз. Надо будет – еще принесу. А когда стану МЕЛЬНИЧИХОЙ, можете быть уверены, вам тоже кое-что перепадет. А пока берите вот это. Ведьма заглянула в корзинку, которую гостья услужливо пододвинула ей со словами: "Только помоги". Обычное подношение, какое могла собрать крестьянская девушка: в основном продукты, пара безделушек. Сверху лежал крохотный узелок. Ведьма взяла его – в ладони звякнули медяки... – Спасибо за гостинец,– хозяйка лачуги обогнула стол, открыла дверцу кладовки, спрятала корзинку.– Вообще-то принесенного, сама понимаешь, за ТАКУЮ услугу маловато... Но ты мне нравишься. Ведьма вернулась к Нанерли, встала рядом с ней и подмигнув пообещала: – Так и быть, помогу тебе. После с тобой сочтемся, пока хватит нести. Но мне не только гостинцы твои нужны. И СЕЙЧАС даже НЕ СТОЛЬКО. – Вот как? Чего же вы хотите? – изумилась девушка. – Не велела ли тебе крестная прихватить с собой какую-нибудь вещичку, подаренную Кола? – вкрадчиво спросила ведьма. Нанерль вздрогнула и растерянно разведя руками проговорила: – Советовала, но я как-то не... – А вот надо было как раз послушаться советов той, которая уже пользовалась моими услугами,– назидательно сказала хозяйка лачуги. – Да не знала я ведь, согласитесь ли вы помочь мне,– попыталась оправдаться девушка. – Я НИКОМУ не отказываю,– заверила ее ведьма. – Да и боязно как-то... А впрочем погодите! – девушка сняла чепец, ловко расплела волосы и со словами: – Вот это. Точно, Кола привез ее с ярмарки прошлой осенью,– подала ведьме ярко-голубую шелковую ленту. – Ага! – ведьма с необычайным интересом рассмотрела ленту, поднеся ее к лицу так близко, точно обнюхивала или хотела лизнуть ткань.– Ты долго ее носила, это и хорошо, и плохо разом. Но ничего, пока сойдет. Просто в следующий раз принеси то, что находилось в руках Кола достаточно долго. А когда у тебя будет женское? – Что-что? – гостья попыталась сделать вид, что не поняла слов хозяйки лачуги, уставилась под ноги, принялась приводить в порядок волосы, всячески заслоняя рукавом разрумянившиеся щеки. – Здесь тебе не монастырь, так что не красней и не пытайся обмануть меня стыдливостью, все равно ничего не выйдет. Когда у тебя месячное истечение? – продолжала допытываться ведьма. -А-а-а... вам зачем? – Нанерль все же нашла в себе силы превозмочь смущение и посмотреть прямо в глаза хозяйке лачуги. – Здесь Я спрашиваю. И не я к тебе за помощью пришла, а ты ко мне,– строго сказала ведьма. – Просто я слышала... это не очень хорошо,– осторожно заметила девушка. Видя ее нерешительность ведьма смягчилась и спокойно пояснила: – Ничего страшного не будет, просто тут требуются сильные средства. – А кровь... нельзя другую? Я палец могу порезать,– продолжала колебаться Нанерль. Ведьма лишь насмешливо фыркнула. – Уж не лучше ли меня ты знаешь, что и как делать! Нет, СЕЙЧАС другая кровь не подойдет. Потом может быть да, но не теперь. Приходи в первую же ночь, когда самая сила. И не бойся ничего. Будет Кола бегать к тебе как миленький. А более мягкими средствами его сейчас не одолеть. Уж я-то знаю,– добавила ведьма загадочно, однако девушка вновь не потрудилась задуматься над СКРЫТЫМ СМЫСЛОМ ее слов. – Теперь уходи. Вещица же пусть побудет у меня. Ведьма аккуратно скатала ленту, положила ее в один из стоявших на полке горшочков и присыпала сверху какими-то истолченными в порошок растениями. – Как же я пойду теперь? Ночь ведь уже совсем, я и сюда-то еле добралась,срывающимся голоском пролепетала Нанерль. Хозяйка лачуги посмотрела на нее свысока. – Разве ты не знаешь, что ведьме подвластны стихии? Открой-ка дверь. Последовав совету ведьмы девушка с удивлением обнаружила, что в продолжение их разговора ветер совершенно угомонился, небо очистилось от туч, ночной лес залило холодное серебро лунного света, а волчий вой стих. Она вопросительно посмотрела на довольную собой хозяйку лачуги и вместо прощания нерешительно протянула: – Ну-у-у... так мне... идти? – Конечно. До СЛЕДУЮЩЕГО раза. Да смотри, не забудь: В ПЕРВЫЙ ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ. И кланяйся от меня матушке. Она помнит. Когда дверь за гостьей закрылась, ведьма постояла немного посреди комнаты в раздумье. – Дитя! Куда ж ты метишь, на какой путь становишься,– произнесла она наконец сочувственно. И добавила тихо: – Ну, чему бывать, того не миновать. Видно, так уж судьбе угодно. Дитя...

2.

За несколько лет, истекших со времени первого визита к ведьме, Нанерль отлично изучила дорогу, ведущую к лачуге. Она, пожалуй, смогла бы добраться сюда и с завязанными глазами. Правда, сейчас в том не было нужды. Стоял погожий зимний денек, отнюдь не ТЕМНОЕ ВЕДЬМИНО ВРЕМЯ. Однако белый свет в глазах молодой женщины померк, мир погрузился в вечный мрак... в связи с неким СОБЫТИЕМ ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА. Она почти не различала, день на дворе или ночь, вечер или утро. Ей было просто все равно. Поэтому едва проснувшись она покормила скотину, действуя вслепую, почти автоматически справилась с самыми неотложными хозяйственными делами и даже не позавтракав толком направилась прямиком к лесу, хотя подобное поведение, весьма красноречиво свидетельствовавшее об определенного рода интересах, могло вызвать пересуды и кривотолки во всей деревне. Нанерль это, впрочем, мало заботило. Что значит загубленная репутация в сравнении с крушением всех жизненных планов! Подумаешь, еще одна неприятность... Она долго стучалась в дверь лачуги. Наконец раздался знакомый сонный голос: "Кого там принесло в такую рань?" – Открывай, это Нанерль,– угрюмо сказала женщина и раздраженно добавила: День давно на дворе, а ты все храпишь. Удивляться не приходилось. Обитательница лачуги вела ночную жизнь, подобно совам и нетопырям, почитавшимся ее родственниками. Посетительницы приходили к ней исключительно по вечерам и по ночам, и хотя ведьма вечно ворчала: "Вот, опять разбудили," – в это время она всегда бодрствовала, а ругала гостей больше для порядка. Теперь же, в самый разгар дня, было время ее настоящего отдыха. Нанерль злилась на колдунью, имея на то ВЕСКУЮ ПРИЧИНУ, и после долгого перерыва в посещениях нарочно выбрала самый неудобный час для визита. Дверь приоткрылась, в ее проеме показалось заспанное лицо. – Ладно, входи, коли пришла,– и будучи не в силах сдержаться ведьма широко зевнула, проглотив наполовину последнее слово. Молодая женщина прошла мимо хозяйки в комнату, бросила в угол теплую шерстяную накидку, пододвинула один из колченогих табуретов поближе к очагу, не дожидаясь приглашения молча уселась и протянула руки к огню, чтобы согреться. Тщательно закрыв дверь ведьма проследовала к куче соломы, завернулась в шкуры (по случаю зимы их было не меньше трех), вновь зевнула и спросила: – Так с чем ты на этот раз пожаловала? Нанерль молчала. Ведьма повозилась немного, переворачиваясь на другой бок и заговорила: – Холодно нынче, да и день на дворе. Спать охота. Ты уходи, если не знаешь, что сказать. Посиди, погрейся и иди. Дверь только прикрой, дует. А у меня косточки что-то ноют. Видать, старею, ревматизм беспокоить начинает, надо бы попробовать мазь из... – Ничего, потерпишь,– оборвала ее словоизлияния гостья и вновь замолчала. Ведьма подождала, затем осторожно начала: – Ты того, не груби мне. Смотри, не забывай, кто здесь есть кто... – Я-то смотрю, а ты? ТЫ СМОТРИШЬ? – Нанерль зыркнула исподлобья на хозяйку лачуги.– ТЫ СЛЫШИШЬ? – ЧТО я должна слышать? – ведьма сделала вид, что не понимает, о чем речь. А может и в самом деле не понимала, кто ее знает. Только Нанерль теперь опытная, ее не проведешь... Однако решив не говорить больше загадками молодая женщина сказала напрямик: – Кола умер, вот что. – Умер? Кола? Ай-я-яй, какая жалость! -Ведьма вполне искренно огорчилась, зацокала языком и закивала головой.– Эх, Кола, Кола! Такой здоровый мужчина был, хозяйственный такой. И красавец хоть куда. Ай-я-яй, вот беда-то, ай-я-я-я-яй! – Точно, вроде совершенно здоровый был. И вдруг за неделю истаял. Разом,посетительница повернулась к хозяйке лачуги всем телом, пристально посмотрела ей в глаза и выговорила медленно и раздельно: – ТЫ не знаешь, С ЧЕГО бы это ему умирать вздумалось? – С чего бы? Гм-м-м, интересно,– ведьма пожала плечами.– Но если подумать... Нет, ума не приложу! – И я вот не знаю,– сказала Нанерль, продолжая неотрывно смотреть на ведьму. Та скосила в сторону засветившиеся вдруг нахальством зеленые глаза и самым невинным тоном предложила: – Слушай, а давай я твоего Кола вызову! Сама его и спросишь. А? – Это как же? – иронически поинтересовалась гостья, ожидавшая от собеседницы какого-нибудь предложения в этом роде. – Очень просто. Дам тебе напиток. Возвращайся домой. Дождись ночи. Крепко запри дверь, ставни закрой... даже печную заслонку, чтоб уж точно никто не подсмотрел за тобой. Тогда разденешься, выпьешь снадобье и ляжешь в постель. И он придет к тебе во сне! – Ну да, ВО СНЕ. Гостья откровенно насмехалась. Колдунья посмотрела на нее удивленно, а Нанерль продолжала: – В ВЕЧНОМ СНЕ мы непременно встретимся. Конечно, это будет ад. Отравленный и отравительница, убившая теперь саму себя. – Погоди, погоди, почему УБИВШАЯ? Ведьма вылезла из шкур и подошла к посетительнице. Ее взволновало ощущение того, что она утрачивает влияние на эту женщину. А Нанерль сказала едко, задиристо: – Как же не отравительница? Разве не Я опаивала его всякой пакостью, которую ТЫ мне совала? Разве не накормила его ЧУДО-ПИРОЖКОМ, запеченным на моей пояснице? Бедняга Кола, его можно только пожалет ь... И ПО-НАСТОЯЩЕМУ можем пожалеть его лишь мы с тобой. ТЫ ДА Я! – А разве было ему плохо хоть от одного любовного напитка, который я приготовляла? Постыдилась бы меня обвинять,– промолвила ведьма укоризненно. – Не было, твоя правда,– немного подумав согласилась Нанерль, однако тут же как бы возразила сама себе: – Но не в последний раз! – А что же случилось в ПОСЛЕДНИЙ раз? Гостья содрогнулась. – Ну вот, значит...– начала она неуверенно.– Собрался, значит, Кола вновь уйти к Ивонн... к жене своей, то есть. Ну я как всегда кинулась к тебе... Ну, ты же помнишь!.. – Помню,– спокойно подтвердила ведьма. – Лежали мы тогда... вместе,– Нанерль как всегда сильно покраснела. Она все еще не отучилась краснеть несмотря на то, что за годы их знакомства не раз посвящала ведьму в самые интимные подробности своей жизни. При виде смущения посетительницы к хозяйке лачуги окончательно вернулась былая самоуверенность. Несомненно, она по-прежнему имела безусловное влияние на Нанерль. И ведьма сказала строго: – Меня не интересует, лежали вы вместе или порознь. Дальше. – Лежали мы вместе,– повторила как заклятие гостья.– Тут Кола и заявил, что утром уходит к этой... к жене, в общем. Отвернулся и заснул. Я к тебе: помоги, мол. Ты и предложила испечь привораживающий пирожок. – Я в него вот это клала? – спросила ведьма, быстро подойдя к полке и сняв с нее хорошо знакомый Нанерли горшочек. – Как всегда,– несмело подтвердила та. И вновь засомневалась: – Погоди, но может ты подменила... – На, нюхай! – ведьма сунула горшочек под нос посетительнице. Та осторожно принюхалась и разочарованно потупилась. – Нет, ты смотри! Вот! И вот! И еще,– запрокинув голову хозяйка лачуги бросила в рот три щепотки мелко истолченных пахучих листьев, глотнула и торжественно изрекла: – Это тройная доза. Как видишь, я ни капельки не боюсь. Так что, яд был в пирожке? – Да кто ж тебя знает!!! – в сердцах выкрикнула Нанерль.– Вдруг ты туда еще что подмешала... – Подмешала, как же! При тебе все было. А тесто кто делал! Женщина потупилась и заговорила сбивчиво: – Но должна же быть случившемуся причина... Дыма без огня ведь не бывает. Иначе что случилось с Кола? Прибежала я тогда перед рассветом, он спал еще, понятно. Я быстренько новых пирожков налепила, испекла, а твой положила с самого верха. Едва Кола проснулся, сунула ему тарелку: на, мол, поешь напоследок, будет за что меня добрым словом вспомнить. ТОТ пирожок он вторым проглотил. Зачавкал еще так жадно, видать, понравилось. В этом месте рассказа ведьма вдруг самым глупым образом хихикнула. Молодая женщина непонимающе уставилась на нее. – Ничего, это я так,– пробормотала хозяйка лачуги.– Травка с жучками в тройной дозе... не так действует... Слишком сильно,– она конвульсивно дернулась и вновь хихикнула.– Все такое розовое... – Пошла бы да сблевала,– процедила сквозь зубы гостья. Судорожная и весьма неуместная веселость колдуньи раздражала ее. – Э-э-э, нет! – ведьма хитро прищурилась и погрозила собеседнице пальцем.Ни за что! Скажешь еще, что я не захотела переварить яд. А вот и переварю! Тебе на зло!! Потому как не у меня яды вовсе! Нету их у меня-то, нету и на нюх!.. У колдуньи подкашивались ноги. Она хотела сесть на табурет, но промахнулась и плюхнулась на пол, разорвав об угол стола левый рукав платья. Это нелепое падение вызвало новый приступ хохота. Нанерль отвернулась. – Да ты... не обращай внимания,– собрав последние силы еле выдавила из себя ведьма.– Со мной теперь и не такое может быть... Посетительница недоверчиво посмотрела на хозяйку лачуги, на лице которой отражалась титаническая борьба двух духовных начал: стремительно теряющего мощь Разума, отравленного ядом наркотика и столь же стремительно разрастающегося Бесшабашного Веселья. – Ты говори, не... говори... Я слушаю,– страдальчески морщась и гримасничая попросила ведьма.– Поздно блевать... Порошок начал действовать... Говори, мне от этого легче... Хотя смешно... Нет!.. Нет!.. Не могу!.. Ему пирожок ПОНРАВИЛСЯ!.. Ведьма напряглась, набычилась так, что глаза едва не вылезли из орбит. Однако вместо того чтобы покраснеть наоборот побледнела, лоб ее покрылся испариной. – Очень понравился,– подхватила Нанерль.– Ему нравилось все, что я притаскивала от тебя. Все, в чем была хоть капля любовного зелья. Еще Кола и те пирожки прихватил, которые не доел. Сказал, пусть и в самом деле будут на потом. Уходить собрался... Да, тут он заметил, что у меня свежий шрам на ладони под большим пальцем. Такая внимательность у Кола сразу наступала после того, как любовное средство проглотит. Как волной накатывала. Значит, думаю, точно съел. Ну, это так, чуть-чуть совсем, вроде как ветер перед грозой дунет да тут же и утихомирится, знала я это. А про порез сказала, что так получилось, когда пирожки лепила. Не могла же я признаться, что нарочно кровь в приворотное средство пустила... – Еще бы, попробовала бы ты сказать такое! – задорно выкрикнула хозяйка лачуги и громко фыркнула. – В общем, поцеловал меня Кола на прощанье, собрал кое-какие пожитки, пирожки в узелок завязал и ушел. Я-то не боялась, он уж который раз так вот уходил... Ждала его дней через десять, не раньше. Снадобье твое все же слабое какое-то, он меньше чем через неделю и не показывался ни разу, тогда только и можно было ему вторую порцию дать... А тут вечером примчался!!! Нанерль выкрикнула последнюю фразу изо всех сил и схватилась за голову. Клевавшая носом ведьма вздрогнула, выпрямилась и даже проделала безуспешную попытку подползти к столу и взобраться на табурет. – Понимаешь?! ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ!!! Ведьма то ли в очередной раз клюнула носом, то ли утвердительно кивнула. А гостье было теперь безразлично, слушают ее или нет. Необходимость выговориться так и распирала Нанерль, и она затараторила: – Это был Кола, но это был не человек! Не знаю, что за зелье ты подмешала к начинке, что за заклинания нашептала, только в Кола точно легион чертей вселился. Он вломился в дом, сграбастал меня в охапку, схватил как мешок, как сноп, швырнул на кровать, разодрал в клочья мою одежду и навалился сверху. Он был неутомим как жеребец во время случки и ненасытен как пьяные баронские дружинники, ворвавшиеся во время ночного кутежа в деревню! Меня-то Бог миловал, но так рассказывают, я знаю. Ведьма промычала в ответ нечто нечленораздельное. – Я думала, что не вынесу такого и там же на месте умру. И точно, чуть не умерла. Смутно помню, как он сорвался и выскочил из дома. Рычал как зверь. А по мне точно с десяток громадных бочек прокатилось, едва с кровати сползла, обессилела, как ты вот сейчас... – Ты бы вынесла и не такое,– сказала ведьма неожиданно четко. Нанерль взглянула на хозяйку и увидела, что та постепенно приходит в себя. По крайней мере сидела она уже не на полу, а на колченогом табурете, к тому же довольно прямо. – Все мы способны вынести гораздо больше, чем думаем. Такое наше бабье дело,– продолжала свое ведьма. – Но посмотрела б ты на меня тогда. Ох и хороша была! – молодая женщина грустно усмехнулась.– Весь живот в ссадинах, грудь исцарапана да еще к тому же распухла, на руках живого места не осталось. Вот,– и закатав рукава она продемонстрировала многочисленные бледные с розовой окантовкой шрамики. – Два ребра раньше щемило, аж дышать было больно. Думала, не сломаны ли часом. Теперь вроде успокоились. Про синяки я вообще не говорю, дня четыре на улицу не выходила, на людях показаться стыдилась. А как вышла, новость узнала: Кола занемог. Дома-то он хуже чем у меня разбуянился: не только Ивонн поколотил, но вдобавок стол и стулья переломал, всю посуду вдребезги рассадил, старика-отца чуть до смерти не пришиб! Мать Кола, говорят, насилу оттуда вырвалась, бегала как оглашенная, народ сзывала, чтоб сына помогли связать. Ну, людям это потеха, дело ясное. Пошли они туда, когда все кончилось и никакой нужды в них уже не было. Просто посмотреть решили, что к чему. Кола совершенно выдохся и упал на пол прямо посреди комнаты. Его перенесли на кровать, так он и не встал с нее больше. Так и умер там не приходя в себя, без исповеди умер, как последний разбойник, хоть священник, которого к нему пригласили, чуть ли не ведро святой воды на него вылил. Высох весь бедняга, пожелтел. Я как увидала его в гробу – не узнала. Чистый скелет, воском облепленный! Не узнала я Кола, представляешь?! Я – КОЛА – и вдруг НЕ УЗНАЛА! Хозяйка лачуги радостно кивнула и от возбуждения подпрыгнула на табурете. Кажется, у нее начинался новый приступ безудержного веселья. – А уж как этот одержимый Ивонн напоследок отделал – просто жуть! У нее и лицо все в шрамах осталось, и губу нижнюю он ей рассек, смотреть страшно. Я по сравнению с ней еще легко отделалась. Сказать по правде, мне Ивонн даже жаль. Ведь у нее на глазах Кола помирал, не у меня. Ей и смотреть на него ежеминутно пришлось. Ведьмин рот все больше кривился, в глазах прыгали искорки смеха. Можно было подумать, что она вот-вот не выдержит, вскочит и крикнув: "А я знаю! Я ТАКОЕ знаю!.." – пустится в пляс. Однако Нанерль не смотрела на собеседницу, а опустив глаза продолжала откровенничать: – И поделом ей! Это Бог наказал ее за то, что чужого жениха увела. Не принесли ей счастья коварство и подлость. Она почему-то тоже считала себя виновницей смерти Кола, как я считаю себя. Я ее вполне понимаю, но молчу. А она всем это говорила, представляешь? Всей деревне! Тоже как безумная стала, рыдала беспрестанно, от слез аж распухла. Да все кричала: "Это я виновата, я!.." Ведьма не выдержала. Сначала она хихикнула тихонечко, затем громче, затем еще громче. И вот приговаривая: "Себя считала... виновной... себя..." хозяйка лачуги хохотала уже надрывно, с повизгиванием. – А где-то с месяц назад вообще из деревни сбежала и, говорят, то ли в монастырь ушла, то ли отшельницей поселилась в пещере... Это сообщение вызвало такую бурю восторга, что гостья вынуждена была наконец замолчать. А ведьма после примерно трех минут изнуряющего истерического хохота взяла себя в руки и с трудом выдавила: – Бе... бед... няжки вы мои... обе... Нанерль и Ив... Ивонн... Кро... кроткие ове... овечки... дурочки обе... бе-е-е... Она задохнулась от нового приступа смеха, затем принялась блеять и строить пальцами "козу". Молодая женщина посмотрела на хозяйку лачуги так, будто видела ее впервые в жизни. Медленно встала. Опрокинув табурет попятилась, отклонилась назад и выставила вперед руку, словно отстраняясь или защищаясь. Она действительно пыталась защититься от внезапно возникшей ДОГАДКИ... – Так ты... Так мы... Мы ОБЕ, что ли, к тебе ходили?! – спросила Нанерль внутренне содрогаясь от отвращения. Утирая ладонью выступившие на глазах слезы ведьма утвердительно кивнула. – И ты... нам ОБЕИМ помогала? – А что ж поделать! – весело воскликнула ведьма.– Ты меня знаешь, я НИКОМУ не отказываю, всех и всегда выручаю. Ну подумай хорошенько: чем ты лучше Ивонн?! Или чем она лучше тебя?! Ведьма еще раз хихикнула, однако по всему было видно, что приступ судорожного веселья вновь переходит в вялую апатию. – Но я пришла к тебе первой! Как после этого у тебя хватило совести действовать против меня?! – возмутилась Нанерль. – А с чего ты взяла, что пришла ко мне раньше Ивонн? Этот простой вопрос привел молодую женщину в полное замешательство. Внезапно она с особой остротой ощутила, что НЕ ЗРЯ Кола обманул ее и женился на другой... – Вижу, ты поняла свою ошибку,– забормотала сонным голосом хозяйка лачуги.– Верно, лучшая подруга жутко тебе завидовала по поводу твоей будущности, а ты ничегошеньки не замечала. Любящая мягкосердечная матушка была также у Ивонн, не у тебя одной. И эта женщина, как и остальные БЛАГОЧЕСТИВИЦЫ округи, тоже пользовалась моими услугами, поэтому отлично знала, куда следует обратиться ее доченьке. Между прочим, именно матушка твоей бывшей подруги попросила ПОЗАБОТИТЬСЯ о старшем брате Кола... Ага, ты задрожала. Не ожидала? Но именно я проткнула тогда отравленным шипом ноги восковой фигурки мальчишки – и во время купания у него случилась судорога. Так Кола сделался единственным наследником в семье. Так что не возводи на меня напраслину. Не я боролась вместе с Ивонн против тебя, а наоборот: заключила с тобой союз против Ивонн. Нанерль собралась что-то возразить, однако помолчав передумала и спросила: – Но выходит, что ты И НЕ СОБИРАЛАСЬ перетягивать Кола на мою сторону? Не собиралась помочь мне заполучить мельницу и все причитающееся по справедливости? Ведь так? Ведьма долго не отвечала, хотя было заметно, что она пытается сделать это. Очевидно, она как раз проходила стадию наибольшей апатии, являвшейся полной противоположностью беспечно-радужному веселью. Наконец собравшись с силами едва выдавила из себя: – А ты... как... думаешь? – Да или нет?! – воскликнула возмущенная гостья, от возбуждения хлопнув ладонью по столу. – Не злись,– простонала ведьма.– Не то гляди, желчь разольется. Нанерль издала звук, похожий на рычание рассерженной медведицы. – А ну тебя,– ведьма тряхнула головой, пытаясь прогнать сонливость и постепенно крепнущим голосом продолжала: – Я еще не сошла с ума, чтоб вредить себе самой. Первой ко мне обратилась Ивонн, я ей помогла отбить у тебя жениха и сделаться МЕЛЬНИЧИХОЙ. Можешь не сомневаться, она меня щедро отблагодарила. И продолжала благодарить за все услуги, оказанные впоследствии. Я УЖЕ УСПЕЛА убедиться в том, что твоя соперница действительно помнит сделанное ей добро и платит в ответ тем же. В то время как ты лишь СУЛИЛА награду. Так зачем мне терять синицу в рукаве?! Ради такой же точно "синицы", а не журавля в небе? Сделавшись мельничихой вряд ли ты дала бы мне больше, чем УЖЕ сумела дать Ивонн. Нанерль недовольно закусила губу, осознавая, НАСКОЛЬКО права ведьма. Видя ее отчаяние хозяйка лачуги бодро воскликнула: – Но не отчаивайся! Ты все же получила от меня неизмеримо больше всех прочих, вместе взятых. Молодая женщина изумленно посмотрела на ведьму, а та продолжала говорить, интригующе подмигивая и все более возбуждаясь: – Еще когда ты прибежала ко мне впервые, замерзшая, перепуганная до полусмерти, вконец отчаявшаяся, еще когда вслед за тем принялась разглядывать мое скромное жилище, в глазах твоих светилось ЛЮБОПЫТСТВО. Поверь, на своем веку я перевидала немало девушек и женщин. Когда они впервые приходили ко мне, всем было интересно, что творится в моей халупе да кто я такая. Однако искорка интереса сверкала в твоих глазах сильнее, нежели у прочих. Нанерль, образумься, оставь недоумение и признайся себе самой: ТЕБЯ ЭТО НЕОДОЛИМО ВЛЕЧЕТ! Против твоей воли! И даже против воли Бога! Что мог поделать В ТУ ПЕРВУЮ НОЧЬ этот дряхлый старец, сидящий на облаке? Напугать тебя волчьим воем? Послать против тебя тьму и ледяной ветер? Обессиленно кидаться снежным крошевом? Ты преодолела все эти жалкие страхи и примчалась ко мне! Единственное, от чего ты не смогла тогда избавиться, так это от ПРЕЗРЕННОЙ, МЕРЗОСТНОЙ ЦЕЛИ: от твоего предателя-жениха. Подумаешь, большое дело выйти замуж за деревенщину, разжиреть, наплодить ему кучу выродков, ежедневно терпя от него грубости и побои! Скажешь, нет? Или я не знаю наших неотесанных мужланов! И чего ради? Чтоб называться госпожой мельничихой? Вздор! Я дала вам с Ивонн великолепную возможность вашими руками разбудить зверя, дремавшего в душе Кола! Нанерль в ужасе отшатнулась от хозяйки лачуги, а та принялась задорно выкрикивать: – Да, ВЫ ВМЕСТЕ разбудили его, вы соучастницы! Знаешь, что произошло на самом деле? Я дала вам обеим совершенно одинаковые средства, пробуждающие равные по силе чувства к каждой из вас! Сперва я немного поколдовала, и в конце дня Кола почему-то захотелось забежать домой, где он получил из рук покинутой законной жены привораживающий пирожок. Потом Кола пошел ночевать к тебе, как и задумал. Но снадобье начало действовать, и он принял роковое для себя решение: вернуться к Ивонн! Тогда уже ты со всех ног бросилась сюда и на рассвете подсунула любовнику свой пирожок. И что же? В его груди растут и крепнут два взаимно уничтожающих желания! ОДНОВРЕМЕННО! Бедняга Кола хочет и уйти от каждой из вас к другой, и быть женатым на вас обеих разом! Но как?! Как выберет он одну из вас, если вообще не в силах выбрать?! И его душа раскололась надвое!! Он надругался над тобой и избил тебя, затем проделал то же самое с женой, еще и отцу попутно досталось!!! Или ты в самом деле не заметила сходства следов, оставшихся на лице Ивонн с нанесенными тебе побоями?! Ну, милочка, тогда ты глупее, чем я думала! Но это... не беда!.. Это... дело поправимое!.. Ведьма вновь дико расхохоталась. Нанерль смотрела на нее как завороженная. – Ты все же выгодно отличаешься от бывшей своей соперницы. Ивонн тоже не поняла, в чем дело. Она тоже свято поверила, что отравила мужа пирожком... хотя никто его не травил, просто сердце не вынесло душевной раздвоенности и разорвалось! И уверовав в свою виновность и неисправимую порочность Ивонн бросила все! Она ведь действительно сбежала, чтоб заживо заточить себя в крохотной клетушке и строжайшим постом и умерщвлением плоти заслужить прощение свыше за мнимое убийство! Дура!!! Пошатываясь как пьяная стояла хозяйка убогой лачужки и бешено вращая налитыми кровью глазами грозила стиснутыми до побеления суставов кулаками низкому потолку. Внезапно сбитая с толку зельем мысль вернулась в прежнее русло, и ведьма бросилась к молодой женщине, впилась пальцами в ее плечи и горячечно зашептала: – Но ты-то не совершила подобной глупости! Ты пришла ко мне несмотря на все подозрения и опасения! Несмотря ни на что. И впредь будешь приходить сюда, только сюда!.. Нанерль попыталась высвободиться, однако хозяйка лачуги обняла ее и продолжала нашептывать коварные слова: – Девочка моя, пойми: я ИМЕЮ на тебя ПРАВО! С самого твоего рождения! Я помогла тебе появиться на свет, без моей помощи твоя матушка потеряла бы плод чрева своего. И явилась ты сюда однажды не из-за неверности жениха, а по воле судьбы. Что такое жених? Что такое муж? Подруги? Враги? Вздор! Все они окажутся у твоих ног, никто не будет стоить и кончика ногтя твоего, если только захочешь! Лишь пойди ко мне в ученицы! Столь неожиданное предложение подействовало на посетительницу как шпоры на скакуна, нерешительно топчущегося перед барьером. Одним мощным толчком вырвалась Нанерль из ведьминых объятий. А та забегала по комнатушке, цепляясь за жалкую мебель и стены, сбрасывая с полок коробочки и горшочки и приговаривая: – Думаешь, со всеми я так откровенничала? Всем показывала, что где лежит, рассказывала о травах, кореньях, цветах, жучках и букашках? Каждой ли я дозволила бы хоть тесто для чудо-пирожка замесить? Тебе и только тебе! Девочка моя, давным-давно и я была молодой да неопытной. Как и ты переступила я в минуту отчаяния порог этой хижины – и осталась здесь навсегда. ТЕПЕРЬ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ! Мне нужна ученица, мне нужно передать свой опыт дальше. Станешь могущественной! Вся округа будет ходить к тебе, пресмыкаться перед тобой!.. – Нет!!! – вскричала Нанерль, до полусмерти испугавшись подобной перспективы. – Да!!! – завопила ведьма.– Потому что все остальное в этом никчемном мире – обман!!! Ты уже убедилась, что любовь мужчины – это дерево без корней: тоже мне чувство, если оно разгорается и гаснет под влиянием снадобья! Кола расплатился жизнью за неумение выбрать одну из вас, так поделом ему! И Ивонн не жалей. Имея то же, что и ты и даже заполучив чужого жениха в придачу она не смогла всем этим воспользоваться! Не жалей ни богатства, ни положения, ни ускользнувшего прозвища мельничихи. Все это пустой звук, сегодня есть, завтра нет! Вчера Ивонн все это имела, сегодня она жалкая затворница, завтра же превратится в заживо гниющий в одинокой пещере труп. Такова жизнь! Вот и лови свое счастье да смотри, не упускай из рук! Я предлагаю тебе, на этот раз ТЕБЕ ОДНОЙ: стань моей ученицей и наследницей! Не смотри, что наследство неказисто с виду. Зато оно настоящее! ИСТИННОЕ! ! Я не обману тебя, ни за что не обману... потому что люблю тебя, девочка моя! Весь мир люблю, но тебя ОСОБО! Я причинила тебе боль, заставила пережить потерю Кола? Нет, ТЫ САМА СЕБЕ изранила сердце!.. Открою тебе великие тайны. Ты и не подозреваешь даже, С КАКИМИ ЛЮДЬМИ я связана, КТО ходит ко мне и посещает ночные бдения, которые я время от времени устраиваю в лесной глуши. Да по сравнению с ними покойный сын мельника – тьфу, и нету! Хозяйка лачуги азартно плюнула на пол. – Тоже мне важная персона. Вот и не будь дурой! Тем более что с помощью НЕКОТОРЫХ МОИХ НАПИТКОВ эти мужчины превращаются в та-а-аких мужчин!.. Ведьма совершенно по-звериному оскалила крупные желтые зубы, ее ноздри хищно раздулись, левый глаз посветлел гораздо больше против обычного, из зеленого превратившись в почти что янтарный. – Люблю, всех их люблю! И они меня любят!! – совершенно неожиданно созналась она.– Но тебя люблю еще больше их. Больше других! БОЛЬШЕ ВСЕХ!!! Ты достаточно настрадалась. Кола и Ивонн разбили тебе сердце, втиснулись в твою душу как жених и лучшая подруга, а затем предали тебя. Но Я тебя не предам НИКОГДА! Я уже помогла тебе отомстить, так доверься мне окончательно! Положи к моим ногам свое разбитое сердце, истерзанную душу и не пожалеешь! Я возвеличу тебя! Сделаю ХОЗЯЙКОЙ НОЧИ, потому что дела ведьмы творятся во тьме. Станешь и ХОЗЯЙКОЙ ДНЯ, поскольку благодарные станут благословлять тебя и днем. Ты превратишься в КОРОЛЕВУ ШАБАША! Там ты получишь столько МУЖЧИН-КОЗЛИЩ, сколько твоя душа пожелает! Изведаешь неземную страсть, познаешь сладость и упоение высшей власти и силы!! Только согласись быть моей ученицей!!! Глядя прямо в глаза Нанерли своими дикими зелеными глазами, широко расставив руки ведьма легкой кошачьей походкой двинулась к молодой женщине, приговаривая: – Я люблю тебя и весь свет! Только стань моей!.. Я помню, тебе мало было сжить со свету соперницу в любви, тебе хотелось помучить ее! Так не держи в себе это чувство, сожми мир в кулак, выдави из него сок, пей и наслаждайся!.. Я люблю тебя!.. И посетительница не вынесла всего, что обрушилось на нее в этот необычный зимний день. Попятившись Нанерль вдруг развернулась и опрометью бросилась вон из проклятой лачуги, даже не подобрав теплую шерстяную накидку, которая так и осталась лежать в углу. А ведьма разметав по плечам пышные иссиня-черные волосы повалилась на солому, взахлеб хохоча принялась кататься по шкурам и выкрикивать: – Нанерль, девочка моя, ты еще вернешься!.. Ты пришла сюда днем, все видели!.. Значит, скоро ты поселишься здесь и останешься навсегда, очень скоро!.. Ты любишь завидовать, и тебе все позавидуют!.. Станешь моей душой и телом!.. Потому что я люблю тебя!.. Тебя и весь мир!..