Текст книги "Сборник рассказов (СИ)"
Автор книги: Тимур Ибатулин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Тимур Ибатулин
Рассказы
Подарок друга
Посвящаю своему Другу – Путнику и Страннику в одном лице.
Человеку: с открытой душой – скромному и гордому.
Шел человек по полю. Из далеких мест шел. Устал и присел отдохнуть. Жарко, знойно ему: ни ветерка, ни тенечка. Кое-как попил, а есть вообще не хотелось, и собрался он дальше идти, посмотрел – ничего ли он не забыл. Сунул он руку в карман и нащупал желудь. На ладони желудь казался совсем маленьким, но путнику он был очень дорог.
В краю дубовых лесов у путника есть друг. Когда они расставались, друг протянул руку – на раскрытой ладони лежал зародыш могучего дуба, подарок леса, подарок друга.
– Серега, ты храни его как память, а когда приедешь, посади у дома. Вот я и буду рядом с тобой: в жару спасу от зноя, в дождь дам укрытие, зимой буду напоминанием, летом буду шелестеть листвой – разговаривать с тобой…
Ничего не ответил друг, ему было больно прощаться, и он старался запомнить каждую черточку на обветренном лице родного человека. Сергей лишь сжал в кулаке желудь и почувствовал твердую крепость семени. «Так и наша дружба – крепка с раннего детства», – подумал он, и ушел в ночь. Сергей не стал оборачиваться, чтобы не растравлять этим рану расставания.
Солнце напекло затылок, и путник перевернул кепку козырьком назад. В ладони тепло твердел подарок. Последние две недели были дожди. Куртка постоянно была влажной, наверное, поэтому желудь начал прорастать.
– Молодец малыш, тянешься к свету! – улыбнулся путник.
Решение созрело неожиданно. Сам путник не мог понять, что его подтолкнуло к действию. Он нашел низину, вырыл ямку, прокопал канавки к ней. Желудь упал в мягкую почву правильно – словно давно ждал этого.
– Хороший мой, не обижайся. У каждого существа во Вселенной есть свое место в жизни, мне кажется, что твое место здесь… Придет время, и я обязательно приду к тебе, но так будет лучше ВСЕМ, кто увидит и полюбит тебя, и… ты в конце концов поймешь, для чего ты живешь! Поймешь, что нужен, что ты не один и вокруг много хорошего. Видишь, я поливаю тебя из своей фляги – ты обязательно вырастешь, малыш!
Путник понял свою ошибку утром. С приходом нового дня пришло ласковое, а затем опаляющее солнце. И путник стал заложником своей дружбы. Нельзя бросаться подарками друзей и тем более нельзя бросать маленьких на произвол судьбы.
Потянулись дни ожидания дождя. Днем путник делился кровом – накрывая подолом куртки взрыхленную землю. Он поливал её понемногу – воды было мало. На третий день фляга опустела. В конце четвертого мимо проезжала машина. Водитель остановился, увидел канавки сходившиеся лучами к «солнышку» перекопанной земли. Он поинтересовался, что путник здесь делает посреди степи?
Путник рассказал. Водитель покрутил пальцем у виска, но водой поделился и обещал забрать на обратном пути. На пятый день и эта вода кончилась, а на шестой начали собираться тучи.
Никогда в жизни путник так не радовался дождю. Он знал, что дожди здесь бывают месяцами, и если зарядило, то закончится не скоро.
– Пока, малыш. Я буду скучать по тебе! – сказал Сергей.
Он нарвал травы и прикрыл землю над желудем – теперь земля напитается водой, а под травой и солнце, если проглянет, не страшно.
Человек так и не пришел больше к дубу, и как сложилась его жизнь, не знало ни дерево, ни друг путника.
А дуб рос и набирался сил, потому что в жизнь его была влита дружба, место для него выбирали с терпением, сажали с желанием, поливали с любовью… А любовь и дружба, как говорится в сказке про Золушку, может творить чудеса.
Сказка проросла в жизнь. Никто не скажет точно, было ли рассказанное ранее правдой или это вымысел. Но есть один неоспоримый факт – дуб вырос и стоит великаном степи уже много лет. Путникам он дарит прохладу, птицам предоставляет дом, грызунам еду в виде желудей… Всем нужен Дуб.
А что же чувствовал сам Дуб? Дереву было хорошо: он всем радовался, и только где-то глубоко внутри было нехорошо – он много лет чего-то ждал. Он и сам не знал кого ждет, но чувство жило, и однажды…
Под дубом остановился босой старик с обветренным лицом и огромного размера клюкой. Он подошел, прислонился к морщинистому стволу лбом, обнял ствол и на минуту застыл. За прошедшие годы многие люди обвивали дуб руками. Сегодня было иначе. Старик иногда смахивал рукавом слезу и тихо бормотал:
– Вот, значит, ты какой вырос… Ты один у меня только и остался, – жаловался старик. Руки его дрожали, в глазах светилась радость обретения, разбавленная болью, – а Серега… так тебя и не увидит никогда. Хорошо хоть мне передали его рассказы о тебе… Нет больше Сереги… и могилки не сыскать. А ты… стоишь. Молодец, малыш!
Дерево тихо шелестело листвой.
– Я пришел к тебе. Ты ждал меня?
И тогда, наконец, дуб почувствовал, как исчезла в нем спрятанная глубоко боль. Он радостно заскрипел, застучал ветками на ветру, и внутренне соединился со стариком. Они стояли, обнявшись: как друзья после долгой разлуки, как единое целое. Старик почувствовал себя дубом, большим и здоровым.
Он уже давно закрыл глаза и видел все каким-то внутренним зрением. А видел он многое. С высоты верхушки кроны открывался замечательный вид. Старик чувствовал, как птицы летают в кроне и вьют в его ветвях гнезда, как бесчисленные муравьи и букашки лазают по стволу, как…
На худое жилистое плечо легла рука:
– Дед… тебе плохо? – спросил парень лет четырнадцати.
Старик вздрогнул, увидел доверчивое детское лицо и улыбнулся:
– Нет. Спасибо. Мне очень, очень хорошо! Ты просто…, впрочем, подожди минутку! – попросил он парня.
Старик повернулся к дубу и всем своим нутром спросил безмолвно: «Можно?»
Дуб отозвался легкой дрожью.
Дед посмотрел на юношу:
– Прислонись к дубу, обними его, выкинь из головы все мысли и постарайся слиться, почувствовать его!
Парень опешил, но сделал, как требовали. Дед не успокоился на этом и добавил:
– Так не пойдет! Быстро снимай бахилы и носки!
Парень не сопротивлялся, он привык уважительно относиться к старости, хоть и считал порой нелепыми возрастные капризы. Он обнял ствол и стоял некоторое время неподвижно, а потом весь задрожал.
– Ощутил? – обрадовался старик. – Теперь ты никогда уже не сможешь безразлично относиться к деревьям. Помни: дуб даст сил, осина заберет боль, береза поможет разобраться в своих чувствах, ель… Неважно – разберешься сам. Главное, что в природе нет ненужных деревьев, надо только почувствовать, понять и найти подход. Деревья в лесу – единый организм. Стоит путнику зайти на окраину таежного леса, как уже вся тайга знает о нем.
– Дед, а ты кто?! – изумленно выдохнул парень.
– Про друидов слышал?
– Так Вы друид?!!!
– Нет, – засмеялся старик, – я лесничий. Простой таежный дед! И сегодня я встретил друга, которого давно не видел. Чувствуешь, задрожал как? Почти звенит! Узнал! Узнал меня…
Эпилог
Порой случайности в жизни бывают закономерны. В результате произошедших после встречи у дуба событий старик прожил у юноши некоторое время. Они часто приходили к дубу и говорили: о жизни, философии, истории… Сегодня Старец и парень появились позже обычного. К вечеру.
У дерева сидел человек. По фигуре, спиной прислонившейся к стволу, было заметно, что человек спит и, возможно, заснул уже давно. Левая нога, вначале стоявшая в полусогнутом состоянии, съехала по сухой степной пыли, и теперь упиралась полуботинком в штанину. Сон разгладил сухое лицо. На загорелой коже, в углублениях морщин, проступила у глаз и губ белая сетка, словно человек в жизни часто улыбался.
Старик с клюкой странно присматривался к отдыхающему, и, похоже, сильно волновался, не решаясь подойти ближе. Неизвестно как бы развернулась история дальше, но под ногой у парня хрустнула сухая ветка. Глаза сидящего открылись и посмотрели на юношу, а затем на его долговязого, в возрасте спутника. Отдыхавший неожиданно напрягся и одним рывком рванулся навстречу:
– Сашка… ТЫ!!!? – выдохнул он.
Спутник юноши вдруг начал оседать и оперся всем телом на свой посох, почти повис на нем. Парень быстро подставил плечо, и услышал, как едва слышно рядом шепнули губы старика:
– Я, не знал… Серега, я, думал…
Старик сильно сжал плечо юноши, отбросил клюку и шагнул навстречу Другу.
Ибо иногда в жизни случаются такие чудеса, что никакой случайностью их не объяснишь – это закономерность Жизни!
Еловый деда
Сентябрь месяц вступает в свои права лениво и величаво. Считается, что в первых числах обязательно должна быть хорошая погода. В этом году тоже так думали, и сентябрь так думал. Недолго. Два дня, первое и второе число – в подарок первоклашкам.
Потом у первого осеннего месяца настроеньице-то испортилось – сотворил он сговор с погодой и зарядили затяжные, холодные дожди. Люди горевали.
– Все! Бабье лето псу под хвост!
– …
– Что? Да какая там дача?!!! Спасать теперь надо всех, кто на даче!
– …
– Вот и я говорю: Тем кто возвращается с дач уже не помочь, пусть сами выбираются из пробок. Да, да, я про автомобильные…
– …
– Что, пробки?.. В ушах? Сгорели? П-подождите, к-кто сго-орел, в моей к-куартире?
– …
– П-пробки с-сго-орели? Электрические что ли?
– …
– Так какого …!!! Ну-у теща! М-мама д`рогая…
Ну, это у соседей. Они любят сериалы смотреть. А я смотрю на дождь. Он пахнет хвоей. У меня под окном четыре елки растут. Еще дедушка посадил, ныне покойный. Он всю жизнь лесником был, и не понимал, как можно жить без воздуха и зелени. Все грозился «…Вот я приеду и…». И много лет не приезжал. Тайга далеко, ехать долго… Я понимал это и не обижался. Скучал. Ждал звонка. Ведь сам не позвонишь – кто там с телефоном по тайге за лесником бегать будет – Медведь?!! Да и мобильных телефонов тогда не было. Зима в тот год для меня была неудачной. Беготни много, толку мало. Дело на работе встало… В общем умотал я на неделю на рыбалку. Приезжаю, а под окном дед с лопатой, елочки высаживает – две с одной стороны окна, две с другой. Я сразу подумал «Умный какой – окна все посередине, значит соседи против не будут, и от бокового дома, стоящего рядом, заслон!»
Дед увидел меня. Кивнул в ответ. С трудом разогнулся. Последнее время это у него получалось не так легко как пять лет назад.
– Ты внучек, наверное, думаешь, зачем дед тащил все это барахло через половину страны? А? Думаешь?
– Ну, зачем?
Дед довольно рассмеялся.
– А я не тащил! У меня и здесь знакомых лесничих хватит! Просто выйдешь ты, оболтус, лет через…дцать на балкон, а вокруг тайга… И не смотри на меня так! Я не выжил из ума – эти елочки из партии которую три года назад вывезли из тайги, с подведомственного участка к вам в город и область. Я по дороге заехал и откопал четыре штуки.
Дед говорил, а его узловатые руки проворно снимали черные ленты с елок.
– Дед, а зачем черные ленточки? Как с похорон… Или?!!.
– Эх-х, темнота ты, темнотища – сразу видно го-родище! Цвет не важен, что было – то и повязали. Главное при посадке стороны света не перепутать!
– Это как? – не понял я, – можно же по компасу – не перепутаешь!
– Да… можно, конечно, но перепутаешь обязательно – без лент.
Видать у меня было такое лицо, что дед снова расхохотался. Потом он объяснил.
– Видишь ленты? Перед тем как выкопать дерево их повязывают с северной стороны. По компасу, – с сарказмом добавил дед. Он, кажется не против был вновь рассмеяться – в карих с морщинками-лучиками глазах повисли искорки…
Таким я его и запомнил. В тот день он уехал загород – на заимку к другу. А там они не вовремя набрели на берлогу…
Больше я его не видел.
Дождь стекает по колючим веткам и крошечными каплями падает вниз. Сегодня небо серо-жемчужное и капельки как жидкое серебро. Отделяются и, растянувшись в форму болида, летят вниз, чтоб затеряться в траве или ударившись о камень разлететься тысячью блестящих, невесомых гранул. Иголки у ели не бывают мокрыми. На них специальный состав, позволяющий стекать лишней воде с иголок на ветку. Зато они дышат. Конечно поглощать и выделять умеют любые растения, но хвойные делают это по особенному. Ничто не сравниться с этим запахом, особенно сильным когда ветер раскачивает ветви и трет их иголками друг о друга.
– Здравствуй, дед, – говорю я и чувствую, как навернувшаяся слеза скатилась по щеке и смешалась с каплями дождя, – спасибо, что ты рядом. Что придумал, в любое время года радовать зеленью, подарил возможность в любое время дня и ночи разговаривать с тобой, прислониться к тебе, поведать радости и печали. Здравствуй дед! Сегодня у тебя день рождения, и идет так любимый тобой дождь. Он смывает мои слезы и охлаждает горящие щеки. Я чувствую себя ребенком. Твои руки на моих щеках, твои глаза смотрят мне в душу, твои слова в моем сердце… Помнишь ты всегда летом клеил мне змея из кальки, дранки и мучного клейстера. Дранку ты делал сам. Получался замечательный змей конверт… Я принял эстафету, теперь я делаю таких змеев своему сыну. Тебе не суждено было увидеть внука, но он часто, прибегая со школы забирается под твою ель и прислонившись к коре щекой обхватывает ствол руками. Я не знаю, что он спрашивает или чего загадывает. Он говорит, что все сбывается, надо только загадывать хорошее и верить, а еще помогать всем кого встретишь на пути. Я не отговариваю его – знаю, это формула жизни.
Здравствуй деда… и спасибо тебе за то, что придумал, как рядом быть всегда!!!
Я уже не плачу. Спасибо ДЕД…
Христова притча
Я всегда замечал за своим соседом свободу мышления и выражения своих мыслей, порой это выглядело довольно хамски. Несмотря на свой лексикон – человек он был добродушный сильный и веселый и это способствовало нашему общению. Я расскажу как однажды я попал в неловкое положение благодаря привычному стереотипу человеческого поведения или общения.
Прихожу я к соседу, звоню в дверь. Смотрю – новость – рядом с дверью стоит щетка для мытья полов. Николай дверь открывает, а я ему сходу, весело так:
– Привет! Вот молодец: и твоя швабра на стреме, у входа стоит! Чистоту блюдете?
– Хм… (с усмешкой). В доме может быть только одна швабра.
Пол года уже Николай жил с девушкой – молоденькой, красивой, вполне скромной, и я аж похолодел от такого неожиданного хамского отношения к женщине. Пусть даже и на словах. Но сдержался.
– Что ж, говорю, ты так к женскому полу антипатичен?
– В смысле? – отвечает он, и проявляет легкое недоумение.
Я уже чувствую себя не в своей тарелке – понимаю что-то не так, но как говориться сказал «А» – говори и «Б».
– В смысле – зачем так о женщине?!!! – спрашиваю я.
Он секунду молчал, и вдруг рассмеялся:
– Так я не о женщине, а о швабре, – пояснил он, и видя мое замешательство добавил, – мы с Катей швабру новую купили, так она и сказала: «В доме может быть только одна швабра!». Чаю будешь?
Я стоял словно ушатом облитый и медленно становился пунцовым. «Хорошо, что в коридоре полумрак» – подумал я и быстро согласился на чай:
– Мне три кусочка сахару, – быстро сказал я и убежал в ванную смывать позор.
Так я понял, что нельзя думать и говорить о людях плохое – тем более, основывая свои выводы на слухах и стереотипах. Чаще люди лучше чем кажутся! И вообще – как там сказано было: «…Кто из Вас сам без греха, пусть первым бросит в неё камень…».
Вот так всегда! Про самое главное молчат…
В жизни каждого человека есть встречи, что незаметно пролетают мимо сознания. Скажите, Вы часто запоминаете, во что одет билетный кассир в метро? Или о чем говорил таксист, пока Вы думали о своих проблемах? Более того для такого таксиста мы тоже «серая» людская масса. Мы носимся со своими проблемами, и беспокойны, как курица на насесте. Чужие беды, мимолетно встреченные нами в бешенном ритме жизни – часто не замечаем.
Сегодня у меня произошло как раз описанное выше – легкое касание с человеком.
Обычное, мимолетное знакомство с продавщицей киоска. На выходе из метро сынишка потянул к сладостям. Ребенок увидал леденцы на палочке, и на минуту весь мир перестал существовать для него. Были только леденцы в форме: жирафов, крокодилов, петушков, сердечек… Сын потерялся среди этого многообразия, а я заметил грустное лицо продавщицы. Нет лучшего способа развеять плохое настроение, чем сбить человека с толку, а затем развеселить. «Попробуем», – подумал я, и придав серьезность голосу сказал ей:
– Дайте мне, пожалуйста, Ваше сердце!
– Что?!! Мое сердце… отдать Вам?!! – опешила продавщица и разом потеряла грустный вид. Долю секунды она была донельзя растеряна. В палатке, за спиной женщины кто-то засмеялся. Было видно как напряглось и заострилось лицо продающей.
– Да, да, Ваше сердце… – которое на витрине, за семьдесят рублей! – пояснил я.
Продавщица с облегчением улыбнулась и, рассчитавшись, протянула леденец. Ребенок восторженно взял в руки подарок. В маленькой руке плоское сердечко на палочке казалось огромным. Малиново-алое, с белой надписью по центру, удерживаемое на уровне груди, оно выглядело почти как настоящее.
– Видишь, какое большое и красное сердце у тети? – продолжал я игру на публику в киоске.
– Да… пап, а вот еще язык. Смотри, какой он большой и ви-ти-е-ватый, – с трудом выговорил сынишка сложное слово, – пап ты скажи им что они не очень правильно назвали леденец!
– В смысле? – удивился я, – а как бы ты посоветовал назвать?
– Тещин язык! – во всех фильмах говорят, что он очень длинный и его надо бы укоротить, а тут никаких проблем – откусил лишнее и все!!!
В палатке раздался взрыв хохота. А сын обиженно сказал:
– Ну что они смеются? Пап, представляешь, как бы у них покупали?!
Громкие звуки из лавки постепенно затихли – хозяева продолжили свои дела, а может, и прислушались.
На следующий день мы опять были в дороге. Теперь мы торопились в цирк. Естественно меня снова потянули к леденцам. У окошка палатки стоял молодой мужчина и придирчиво осматривал выбранный товар. Он, кажется, уже все купил, и теперь обсуждал с продавцом:
– Так, петушок – ребенку, сердечко – жене, топор на полене – тестю, еще одно сердечко, его – теще… Нет, не то, понимаете перцу здесь не хватает!
– С перцем не производим, – огорченно сказали из палатки.
Я занервничал и запыхтел изображая недовольство – мы опаздывали на представление. Мужчина услышал мое сопение и заторопился:
– Да нет, Вы не поняли, мне бы что-нибудь с юмором – для тещи!
– Так возьмите это, как раз для тещи! – обрадовалась продавщица. Молодой человек секунду молчал, что-то разглядывая, а потом воскликнул:
– Ну, дела… в самый раз! – хохотнул он. – Спасибо, заинтриговали! Да… посмотрю на реакцию!
Меня забрало интересом, что же там может быть такое – «…специально для тещи!» припасенное? Я выглянул из-за плеча и увидел округлую сладость знакомых очертаний. На тонкой длинной трубке леденца болталась какая-то бирка. Я мигом нашел нужное на витрине. «Так и есть! – подумал я, – значит все же вчера услышали нас?!»
Я дернул сына за руку и показал жестом на леденец с биркой. Сын расцвел, и чтобы ВСЕ знали, почему он улыбается – простер руку в сторону витрины и воскликнул на всю улицу:
– «Тещин язык – покупайте, и сладкая жизнь Вам, обеспечена!»
Я заметил заинтересованные взгляды в нашу сторону, лицо обдало жаром, а потому я просто схватил чадо под локоть и мы быстро пошли прочь.
– Ну что у тебя язык раньше головы работает? – сказал в сердцах я.
– Пап, ну подумай, как он может раньше головы работать?!!
– Очень просто!!! Вот всегда у тебя так!
– И ничего подобного никогда не было!!! Папуль, не ругайся, я же не виноват, что у меня что в голове, то и на словах! И, ты сам говорил, что я у тебя самый, самый лучший!!!
– Ага, а кто в три года на руках у мамы в автобусе заорал на мужика услышанными на остановке от чужой бабули словами: «Подвинься твою …!!! Не видишь женщина с ребенком на руках стоит?!!!»
– А какими словами? – тут же заинтересовался сын.
Отец поперхнулся:
– Неважно…, это я так, к слову.
Сын задумчиво почесал затылок и констатировал:
– Вот так всегда! Про самое главное молчат…
Зеленый Патруль
Посвящается В.П. Крапивину.
Творящим дорогу жизни,
Плетущим канаты дружбы…
(от авт. – Всем детским писателям)
Одно к одному…
Мишка шел по улице Герцена. Жизнь не удалась. Холодный дождь лупил струями по клетчатой, прилипшей к телу рубашке. Это в июне-то месяце, холодный дождь, хуже только град. Он криво улыбнулся, поймал себя на очередном использовании запретного слова «круче». Бабушке Лиде категорически не нравились слова дворового лексикона: круто, блеск, перетрём, мрак, жуть… Лидия Васильевна была женщиной чопорной, и прямой во всех отношениях. Она говориа: «Эти словечки абсолютно не новы, почитайте «Двенадцать стульев», и, что более важно – не являются признаком ума!» Лидия Васильевна была родной сестрой Мишкиной бабушки по маминой линии. Родная бабушка умерла еще до рождения Мишки и Лидия Васильевна, как сестра покойной, считала своим долгом проявлять прямой интерес и участие в воспитании внука, а заодно и их родителей.
Погода испортилась вместе с настроением. С утра все вроде было хорошо, собирались в «Зоопарк». Потом родители в очередной раз поругались и все пошло вкривь и вкось. Мишка не стал ждать окончания перепалки. Схватил рубашку и выскользнул из дома. На улице было жарко и душно, по сизому от набухших туч небу проскакивали зарницы, «щас та-ак жахнет, а за ним как хлынет с неба! Плевать!» – подумал он, с мрачным удовлетворением. Заправлять рубашку в шорты не стал, завязал узлом на пузе, чтоб не моталась. Быстрыми шагами пошел через внутренний дворик – прочь от дома, проблем, тоски… Разве он мог понять, что от тоски не убежишь, и, уходя от дома, тоску уносишь с собой, а ведь и взрослые порой этого не понимают и бегут, бегут от проблем. Мишка не бежал. Ему надо было все обдумать. Он решил, что придет и поставит всех перед фактом – если все, как прежде, то лучше в интернат.
На выходе из двора, под аркой дома ковырялся в роботе-уборщике дядя Ваня. Отвертка соскочила. Внутри робота, со слабым перестуком, упала какая-то мелкая деталь. Дядя Ваня вслух вспомнил маму и полез с руками глубоко внутрь механизма. Здороваться с нижней частью туловища неудобно, и Мишка торопливо прошел мимо. Позади слышалось кряхтение. Напоследок до Мишки сдавленно донеслась старая поговорка:
«Если тебе нечем занять руки, купи себе «Москвич» – даже внуки будут обеспечены вечным ремонтом». Мишка улыбнулся – он знал, раньше выпускали такие легковые машины. Папа рассказывал, что именно с этой маркой машины, кажется, связана крылатая фраза: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!»
На улице Мишка почуял запах беды. «Может это просто мое настроение? – прислушался к себе Мишка. – Нет, причина в другом, в знакомом запахе свежерасколотого дерева». Мишка тревожно оглянулся, и увидел – по всей улице стояли пни. Кроны и стволы вековых тополей уже убрали, улицу подмели. Свежие срезы обиженно взирали в небо. Мишка почти бегом устремился по уличному спуску.
Тополь.
За последним домом справа его всегда ждал любимый тополь. Мишка обычно прибегал к нему, прижимался шекой к морщинистой коре, обнимал ствол руками, смеялся, что не хватает длины рук. Чтоб обхватить ствол целиком потребовалось бы трое ребят, таких, как Мишка. Запах дерева обволакивал, листва шумела – словно великан здоровался с маленьким другом. Клейкие семена, как наградные знаки прилипали к рубашке Мишку это не заботило. Он скидывал сандалии, становился босыми ступнями на землю, прислонялся спиной и затылком к нагретому за день стволу. Пальцы ног чувствовали под землей мощные корневища, ладошки охватывали богатырский ствол. Закроешь глаза и, кажется, что они с деревом единое целое.
Мишка даже разговаривал с тополем. Он не боялся насмешек людей. Здесь редко бывали прохожие – последний дом на затененной тополями улице, в стороне от оживленных кварталов. Взрослые встречали такую дружбу с пониманием и улыбкой, дети сюда забредали редко – что здесь интересного? Вот то ли дело на противоположной стороне улицы, через квартал, за рынком – там располагался парк развлечений.
Мишка радовался, что у них так тихо, он разговаривал с тополем, и дерево отвечало на его вопросы шумом листвы. Иногда соглашаясь тихим шелестом, порой протестуя, или лаская Мишку, укрывая его от солнца и дождя. Мишка часто лазил по веткам почти на самый верх дерева. Сквозь ветки, если прищуриться, можно было увидеть южные страны с зелеными пальмами. Открывающийся просвет моря представлялся синим океаном. Если долго сидеть в развилке, то иногда на горизонте появлялся пассажирский лайнер или рыболовный сейнер. Мишка сразу представлял, что это пиратский корабль, вышел на промысел. Надо было проследить за пиратами и предупредить капитана исследовательского судна, стоявшего на якоре невдалеке.
Для удобства Мишка соорудил гнездо в тройной развилке старого тополя. От гвоздей пришлось отказаться сразу – друзьям не делают больно. Мишка дома снял со шведской стенки канат и обвязал им развилку. За этим занятием его и застал отец Валерий Михайлович Сошкин. Папа спокойно попросил отпрыска спуститься. Во время всего спуска Валерий Михайлович пристально наблюдал за сыном, как показалось верхолазу – излишне спокойно. Стоило Мишке коснуться пятками земли, как он сразу узнал много неприятного о себе. О том, что могло быть с мамой, если бы он, Мишка, квокнулся с такой высоты. Лазить на верхотуру папа запретил, правда, и маме не сказал ни слова. Два дня папа с сыном вели молчаливую войну. На третий день у Мишки был день рождения и очень плохое настроение. Папа сказал, что они с сыном идут прогуляться за мороженным, и увел Мишку на улицу.
Слизывая белые холодные капли с рук Мишка сказал: «Па-а, давай сходим к Тополю, ну, три дня ведь уже прошло…»
– Два дня, – поправил отец, дожевывая пломбир, – хотя… ладно, пойдем.
Тополь встретил их радостным перешептыванием листвы. Легкий треск веток говорил, как дерево стосковалось по Мишке. В ветвях, что-то забелело и Мишка ускорил шаг, заглянул папе в глаза, и побежал.
– У-ух, ты!!! – раздалось от дерева, – папа да ты… гений!
Валерий Михайлович смущенный, довольный эффектом радостно потирал руки.
Не зря он два вечера, как обезьяна лазил по дереву и натягивал под развилкой сеть выпрошенную у знакомых ребят с рыболовного траулера.
Не зря натягивал капроновый фал – укрепляя гнездо.
Не зря устанавливал флагшток с самодельным Андреевским флагом, укреплял трап – веревочную лестницу, подаренную теми же ребятами.
Не зря ввязал под канат вертикальные балясины, и стянул их выбленочными морскими узлами, повесил компас, бинокль. Сделал небольшой навес из зеленой виниловой клеёнки, еще…
– Папа, как ты мог?…
– Что случилось? – спросил Валерий Михайлович, он почувствовал у сына перемену в голосе. Отец мысленно чертыхнулся «столько сил потрачено, неужели все впустую?!!!»
– Я все испортил?
– Нет, папа все здорово, – попытался не обидеть отца Мишка, – только ГВОЗДИ! Ему же больно!!!
Валерий Михайлович, казалось, стал ниже ростом и словно затвердел лицом. Миша тревожно смотрел на папу. Дети вообще чувствительны, а что говорить о чуткости к родным. Мишка ужаснулся такой остекленелости отца. Понимал, что лишним словом может разбить все. Пауза растягивалась, а вместе с ней связующая нить. Казалось, еще мгновение, и нить лопнет, тогда… Что будет «тогда» Мишка думать боялся, это показалось слишком страшно, а отец вдруг присел на корточки, заглянул в глаза, сказал:
– Прости… Знаешь, ведь можно вытащить гвозди, дырки залить садовым варом, а вместо гвоздей все привязать к дереву морским капроновым фалом. В древности в средиземноморье были такие корабли из дерева связанного просмоленными веревками, а в Египте лодки с парусом делали из тростника туго перетянутого веревками.
Мишка улыбнулся, пока еще робко, несмело:
– И корабль «Тополь» получиться настоящим! Он будет только из дерева и веревок? А можно, мы гвозди отдерем уже сегодня…
Они еще три дня возились с «кораблем». Зеленый друг был не против – одобрительно скрипел снастями-ветками, и прогибался под парусностью кроны.
Все было хорошо, пока мама не поругалась с папой. Все было бы хорошо. Только вот, Мишка, проговорился маме об их с папой секрете. Теперь все было плохо, и весь мир, казалось, мстит ему за предательство…
Недопиленный срез.
Мишка бежал вниз по улице, вдоль шеренги убитых «генералов» – вековых тополей. И трудные, совсем не детские мысли терзали его: «… кому такое надо, чем виноваты тополя? Они же чистый воздух дают и пух, невесомый пух всего неделю в году. Как снежная метель летом, пух летит, в носу щекотка. Ласковое касание щеки, что может сравниться с этим? Тополя, словно богатыри в зеленых кольчугах, стояли вдоль улицы – охраняли покой. Единственная такая улица была – тихая, прохладная в жару, и почти безветренная благодаря плотно стоящим великанам. Ну, кому они помешали?!!! Старые стали, могут упасть? Нет, это не ответ. Мишка слышал, что если спиленный кусок ствола закопать в землю и покрасить сверху, чтоб не засох, то он пустит корни и побеги. Так делали после войны – от бомб было много поваленных деревьев. Но здесь все спиленное уже убрано, а пни не замазаны краской и теряют сок. Значит, их будут выкорчевывать? Зачем? И почему взрослые не хотят жить среди зеленой сказки?».
Мишка на секунду остановился у огромного пня-великана, его раскололо пополам. Часть пня торчала корнями наружу. Мишка разглядел вмятины на асфальте: отпечатки гусеницы экскаватора, оставшиеся незамеченными осколки стекла кабины, следы боковой части трака и катков. Мишка как следопыт осмотрел отпечатки и злорадно улыбнулся своим выводам: «Рабочие зацепили за стрелу экскаватора обвязанный тросом ствол великана, надпилили, и потащили в сторону. Вот только массу векового тополя не рассчитали – в своей последней битве победил тополь. Дерево под нагрузкой начало заваливаться, и через стрелу, словно огромный рычаг надавила на машину – тополь победил, своей тяжестью завалив обидчика набок. Мишка вздохнул «победил, только тополю от такой победы не легче».
Среди этих мыслей где-то в подсознании сидела одна, главная – жив ли его тополь? Этот страх, всплыв на поверхность, заставил сорваться с места и побежать – жив ли его друг-тополь, его дом-корабль, его мир. Мишка упал, встал и побежал вновь, хромая, но от боли только увеличил скорость. Уклон помогал. Первые капли дождя застали его почти у цели. Мишка повернул за угол и встал, как соляной столп. Дерева не было. Сиротливо белел сколом недопиленный срез. Сплошной стеной хлынул дождь. Мишка отстраненно подумал: «Это даже хорошо, только так природа может выразить свое возмущение человеческой глупостью, только такой ливень может помочь смыть слезы…»