Текст книги "Отряд апокалипсиса (СИ)"
Автор книги: Тимофей Печёрин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Серое небо над владениями чудовища аж потемнело от полчищ ворон, слетевшихся на зов.
– Ого! – воскликнул Освальд, поглядев на чернеющую над ним живую каркающую тучу, – а я думал, птицы даже гадить на Скверну брезгуют.
– Смотря, какие птицы, – печально возразила Равенна, снова вспоминая битву за Веллесдорф и участие в атаке на деревню оскверненных летучих мышей.
Эти вороны, слетевшиеся на зов здешнего источника Скверны, оказались под стать летучим обитателям чердаков замка Веллесхайм. Когда птицы начали снижаться, Равенна, Освальд, Сиградд и сэр Андерс заметили, что их глаза-бусинки (обычно черные) светились красным огнем. По всей видимости, эти вороны заразились Скверной, кормясь на объедках от трапезы зверя. И оттого оказались подчинены его воле.
В отчаянии Равенна выпустила по крылатой рати несколько небольших молний. Пара ворон, обгоревшие, пали на землю, но это не отпугнуло остальных. И уж тем более не проредило их ряды хоть сколько-нибудь заметно.
Хлопая крыльями, вороны налетели на четверку людей, яростно тыкая их клювами, царапая когтями лап. Вынуждая закрывать руками лица, глаза. А об атаке – в том числе на оскверненную тварь – даже не помышлять.
Впрочем, к чести Сиградда, он изловчился-таки и сумел лишить зверя одной задней ноги.
Судорожно отмахиваясь и отворачиваясь от когтей, клювов и крыльев множества пернатых противников, Равенна лихорадочно соображала, ища способ отбиться. Во время достопамятной атаки летучих мышей волшебнице помогло заклинание «Песнь ночного леса» – с его помощью она сама призвала защитникам Веллесдорфа крылатую подмогу.
Вот только даже тогда, заблаговременно насытившись, Равенна потратила на «Песнь» все силы и свалилась без чувств. Теперь же волшебница не стала даже пробовать – понимала, что такого напряжения просто не потянет. Но что тогда?
Развернув ладони к черным супостатам, Равенна растопырила пальцы. Из рук ее вырвалось пламя, опалив и повергнув наземь нескольких ближайших ворон. Капля в море.
А на земле бился, придавленный к земле, чудовищный зверь. И корчился от боли – огонь, охвативший дерево, добрался, наконец, и до него. Но не похоже было, что тварь готовилась умереть. Напротив, пыталась вырваться, стряхнуть с себя горящее дерево – частично сгоревшее и оттого сделавшееся легче.
Что-то пролетело недалеко от Равенны, прорезав на миг тучу оскверненного воронья. Что-то большое, тяжелое… повернувшись, волшебница заметила упавшую на землю отрубленную лапу зверя. И восхитилась смекалкой, бдительностью и проворством Сиградда. Несмотря на непрерывную атаку пернатых бестий, у варвара дошли-таки руки позаботиться и о главном противнике. Вспомнил, не иначе, как другой источник Скверны – демон Скарукс – приладил обратно на плечи отрубленную голову. И не хотел, чтобы его труды, изувечившие лесное чудовище, пропали даром.
И надо сказать, эта судорожная попытка принесла плоды. Даже выкарабкавшись, наконец, из-под горящего ствола, зверь уже не имел шанса воссоединиться с отрубленной лапой. Потому что еще раньше, чем он обрел свободу, на лапу налетели, отвлекшись от посланцев мастера Бренна, сразу не меньше десятка ворон. И принялись жадно рвать клювами оскверненную плоть, точно это было самое изысканное лакомство.
Нечего сказать, повезло зверю с союзниками! Впрочем, от существ, порожденных или изуродованных силами Преисподней, и не стоило ждать иного.
А вот чудовище, похоже, было разочаровано таким поворотом – даже у отродья Скверны имелись чувства. Разочаровано, обескуражено. И потому не стало даже предпринимать новые атаки на четверку людей. Предпочло оставить их заботам ворон и убраться восвояси.
Неуклюже ковыляя, зверь двинулся прочь, недовольно бурча.
– Ах… демоны! – воскликнул заметивший эту попытку отступления, Освальд, – да он драпает ведь… тварь!
Не отрекаясь от все того же правила, что готовиться нужно к худшему, бывший вор не сомневался: отродье Скверны уходит не умирать в гордом одиночестве, но зализывать раны и восстанавливать силы. Возможно, со временем у него даже отрастет новая лапа, взамен отрубленной Сиграддом; снова прорежется второй глаз. Это если дать твари шанс – а никому из посланцев мастера Бренна не хотелось такого исхода.
Вот только как не дать чудовищу избежать заслуженной смерти? Как – если атака ворон не ослабевает?
Конечно, для начала нужно было избавиться от треклятых птиц с красными глазами. От птиц, которых слишком много, чтобы надеяться сладить с ними в открытой схватке.
Способ пришел в голову к Равенне так же внезапно, как мудреца, говорят, посещает великая мысль, а художника – муза. Волшебница даже чуток рассердилась на саму себя оттого, что не сообразила сразу. Ведь способ-то был поистине гениален в своей простоте.
Вскинув руки над головой, Равенна скороговоркой произнесла нужное заклинание. Привычная серая мгла, застилавшая небо, вмиг покрылась темными пятнами туч. Сверху сорвались первые капли: одна, две… пять, десять. А потом их стало просто много – сбился бы даже самый дотошный подсчетчик.
Разойдясь, дождь лил считанные мгновения – но воронам хватило и этого. Со стремительно намокающими перьями и тяжелеющими от влаги крыльями птицы в панике бросились врассыпную.
– Знай наших! – выкрикнул им вслед Освальд, еще зачем-то грозя небу кулаком, – мокрые курицы!
Затем все четверо обернулись к пытавшемуся скрыться источнику Скверны.
Уйти зверь успел недалеко – на несколько шагов всего. Да и спрятаться на открытой местности, каковой являлась оскверненная земля, было затруднительно.
Рванувшись следом, первым тварь настиг Сиградд. И атаковал на этот раз даже без оружия – просто пинком в покрытый жесткой шерстью бок.
Будь огромный зверь целым-невредимым, он бы устоял. Но зверь хромал, да и пинок у варвара вышел мощный. Так что, пошатнувшись, порождение Скверны рухнуло, завалившись на бок. Чем заставило Освальда, например, вспомнить народную мудрость про могучий дуб, который лишь громче падает. А больше ни в чем более тонкие деревья не превосходит.
Следом подоспел сэр Андерс и с яростью вонзил меч в открывшееся брюхо – где шкура, вполне ожидаемо, оказалась мягче и уязвимее, чем на спине и боках.
Снова зверь заревел, только теперь – почти жалобно.
Освальд, лишившийся ножа, сначала потянулся было за тесаком, но почти сразу передумал, сочтя его в качестве оружия неподходящим для этой схватки. Оглядевшись в поисках хоть чего-нибудь, что можно с успехом использовать в убиении зверя, бывший вор наткнулся на одну из головешек, оставшихся после давеча горевшего ствола мертвого дерева.
Увы, дождь, вызванный Равенной, потушил тот огонь почти полностью. Только тоненькая струйка дыма струилась с ее конца. Подняв с земли головню, Освальд смотрел на эту струйку с выражением какой-то детской растерянности.
– Может, так лучше? – с улыбкой окликнула его Равенна и, подойдя, щелкнула пальцами.
Головня вспыхнула вновь. Поднеся ее к поверженному, пронзенному мечом, зверю, к его уродливой морде, оскаленной пасти, исторгавшей жуткий рев, бывший вор ткнул горящим концом головни в эту пасть.
«Очищающее пламя!» – прошептал он при этом.
Результат превзошел ожидания Освальда… как, впрочем, и его спутников. Голова твари вспыхнула, взорвалась изнутри, разлетевшись на куски. Ни дать ни взять, перезрелая тыква, по которой ударили кузнечным молотом.10
После боя Равенне более всего на свете хотелось куда-нибудь прилечь. Ну, хотя бы под какой-нибудь куст, живой и зеленый, да хорошенько выспаться. Сил было потрачено много, волшебница еле стояла на ногах и, наверное, упала бы от мало-мальски сильного ветра. Но она сумела-таки превозмочь себя и еще раз воспользоваться диадемой с рубином в форме глаза. Поискать следы Скверны, а по ним – останки некроманта Лира.
Труп зверя, даже мертвого, все равно оставался оскверненным – все так же продолжал маячить красным пятном под магическим взглядом. Только было то пятно уже неподвижным и каким-то тусклым. Для того чтобы оно исчезло совсем, требовался уже пустяк: сжечь тело, предать очищающему огню. Хотя бы здесь взгляды колдунов и Святой инквизиции сходились. Поймав себя на этой, последней мысли, Равенна внутренне усмехнулась.
Но и без предания огню сделано было главное: то, что осталось от некогда грозного чудовища, больше не могло служить источником Скверны. И потому ее влияние на этот отравленный, опустошенный кусок земли посреди леса, стремительно слабело.
Остывали защитные амулеты, уже сделавшись просто теплыми. А взамен единого исполинского пятна Равенна видела с помощью амулета-диадемы россыпь небольших пятнышек, постепенно уменьшавшихся в размерах. Пройдет неделя-другая, думала волшебница, и из этой земли, смоченной дождями, проклюнется первая зеленая травка.
Но, сосредоточившись на цели поиска и мысленно отвлекшись от агонизирующих остатков Скверны, волшебница приметила невдалеке еще одно пятнышко. Маленькое и слабенькое – правильнее было бы, наверное, назвать ее искоркой. Но в отличие от остальных тускнеть не спешившее.
– Туда! – Равенна указала в сторону этой «искорки» дрожащей от усталости рукой.
Путь, подсказанный волшебницей, привел ее и соратников куда-то к небольшому пологому холму с черневшей в нем дырой берлоги.
– Не видать ни-и-и…чегошеньки, – посетовал Освальд, опустившись на колени и заглядывая в берлогу, – вот надо же, такое чудовище, а живет… жило как простая лесная зверюга. Хотя, если подумать, то где ж ему жить? Вряд ли даже Скверна способна научить простого медведя построить себе дворец.
– Скверна и человека ничему научить не может, – сухо ответила на эти рассуждения Равенна, – наоборот, заставляет забыть даже то хорошее, что когда-то в человеке было.
А затем добавила извиняющимся тоном:
– Еще раз огонь сделать я не потяну. Вообще не потяну никакой волшбы… меня как будто выжали… нет, обглодали – как кость.
Ее спутникам ничего не оставалось, кроме как добыть огонь способом, доступным для простых смертных: с помощью кремня, огнива… а также секиры Сиградда, превратившей остатки ближайшего к берлоге мертвого дерева в дрова.
Когда костер был разожжен, сэр Андерс вытащил из него горящую головню и поднес этот импровизированный факел к входу в берлогу. Тусклый огонек осветил довольно просторное, хотя и с низким потолком, помещение – способное вместить, по меньшей мере, две зверюги, размером с ту, что была убита посланцами мастера Бренна.
Едва ли, впрочем, зверь был склонен к расточительству и роскошеству – даже оскверненный зверь. Скорее всего, столь солидные размеры жилища объяснялись тем, что делить этой твари его пришлось с соседом. Даром, что с мертвым.
Пошарив дрожащим огоньком внутри берлоги, сэр Андерс обнаружил этого «соседа» – белеющую на земляном полу кучку костей. Человеческих костей, на что хотя бы косвенно указывала форма лежавшего рядом с ними черепа.
Лезть за костями в берлогу поручили Освальду – как наиболее ловкому и гибкому. А также имевшему недальновидность похвастаться, как когда-то, еще не найдя в мире лихих людей свою нишу, он пролез в чужой дом через каминную трубу.
С поручением, данным ему теперь, он, впрочем, справился добросовестно. Без препирательств и особого труда прополз в берлогу и осторожно выгреб из нее кости. Все до одной. После чего столь же бережно сложил их в поданный Сиграддом холщовый мешок.
За этим, способным со стороны показаться странным, занятием все четверо, сгрудившись возле берлоги, не заметили человеческую фигуру, что крадучись и короткими перебежками подобралась к ним сзади. Вообще забыли – еще в пылу схватки – о своем проводнике, оставленном у границы оскверненной земли. Но вот теперь вышеназванный проводник сам настиг своих подопечных. Только отнюдь не за тем, чтобы поздороваться или поздравить их с блестящей победой.
Подойдя незамеченным, Леон буквально возник за спиной у Равенны. И, ухватив одной рукой ее за волосы, другой приставил к шее лезвие ножа.
– Прекрасно! – веско и громким голосом окликнул он остальных, – а теперь передайте мне этот мешочек… пожалуйста.
– Что… происходит? Леон! – недоуменно воскликнул обернувшийся первым сэр Андерс.
– Услуга за услугу, – охотник осклабился, – я привел вас сюда, не дав заплутать в лесу. А вы за это обещали… согласились оказать мне услугу. Как люди с оружием… забыли? Так вот она, эта услуга. Добыть косточки одного невезучего некроманта. Которые вы зачем-то тоже искали… так уж совпало, бывает.
– Вон оно что! Так я и думал… коз-зел! – выкрикнул Освальд, – ну так слушай ты, крыса бородатая… если с нее упадет хоть волосок… клянусь, ты той зверюге позавидуешь!
– Не думаю, что у тебя получится, парень, – самодовольная ухмылка исчезла, и лицо Леона снова сделалось серьезным и деловитым, – просто… оглянись.
Встревоженно осмотревшись, Освальд, Сиградд и сэр Андерс заметили, как выходят из окружающего леса и подбираются с разных сторон к холму с берлогой люди в таких же, как у вероломного проводника, зеленоватых плащах. Не меньше двух десятков человек приближались к Леону и его визави, держа наготове заряженные луки и арбалеты.
– Будьте благоразумны, – произнес охотник подчеркнуто миролюбиво, даже с какой-то терпеливой мягкостью, как будто разговаривал с несмышлеными детишками, – у нас численный перевес – это раз. Два: вы выдохлись в битве с адской тварью. Особенно ваша ведьма. Три – вы окружены, а без ее колдовства хороши только в ближнем бою. А мы не подпустим вас близко. Так стрелами утыкаем, что будете похожи на огромных ежей. А эта ведьма… скорее всего, умрет.
Равенна напряглась и судорожно сглотнула, когда лезвие ножа Леона прижалось к ее шее немного плотнее, чуток надавило. А охотник продолжал:
– Ну и, наконец, четвертое. У нас была сделка, и условия ее нужно выполнять. Да, вам пришлось ради этого драться с адской тварью, а не с обычными зверями или разбойниками, как я рассчитывал. И честно скажу: я рад, что вы победили…
– А что ж вы сами ее не укокошили? – с язвительностью поинтересовался Освальд, – раз такие резвые, да так много вас?
– Зачем класть своих бойцов, если грязную работу можно поручить кому-то другому, – Леон пожал плечами, – особенно если эти «кто-то» – твои должники. Да-да, не морщитесь, ребята. Или думаете, что без моей помощи вы дошли бы досюда? Не ходили бы по лесу кругами, не утонули бы в первом же болоте? Это вам не потешный охотничий выезд какого-нибудь барона… с загонщиками и сворой собак, да и то у опушки. Тут дикое место, где людям по-хорошему вообще делать нечего! Безраздельное владение зверья… включая таких созданий, о которых люди вроде вас, если и слышали, то разве что из легенд. Поэтому не будем препираться. Будем честными. Просто отдайте мне кости некроманта – и разойдемся миром.
Сиградд, Освальд и сэр Андерс переглянулись.
– Главное, учтите, – подгонял их охотник, – так или иначе, мы возьмем свое… просто еще раз напоминаю очевидное: нас больше и позиция у нас более выгодная. Так что, если будете артачиться, добьетесь лишь одного – все умрете. Все… а в первую очередь эта бабенка.
– Похоже, больше ничего не остается, – растерянно проговорил сэр Андерс. По выражению его лица, а паче – по руке, лежавшей на эфесе меча, было заметно, что рыцарь был готов хоть в одиночку броситься в схватку против всего этого отряда стрелков с Леоном во главе.
Но… только, увы, в одиночку. Будь он один, наверняка так бы и поступил. А подставлять соратников из-за собственной гордости Андерсу фон Веллесхайму не хотелось.
Освальд молча кивнул, соглашаясь с ним, а Сиградд протянул мешок с костями Лира охотнику Леону. Тот резким движением руки сграбастал, выхватил мешок, не отводя лезвия ножа в другой руке от шеи Равенны.
– Может, представитесь хоть? – мрачным тоном обратился к бывшему проводнику Освальд, – напоследок? Хоть знать, с кем имеем дело.
– С Братством Ночи, – нараспев, с заметной гордостью в голосе отвечал Леон, сообразивший, что представиться попросили отнюдь не его лично, – запомните это имя… и не советую переходить нам дорогу. Не то пожалеете. Ну и последнее.
Не торопясь отпускать Равенну, он, напротив, еще сильнее прижал к ее шее лезвие ножа.
– Ведьму мы забираем с собой, – отчеканил охотник, словно выносил приговор, – ничего личного, просто для нашей же безопасности. Для вас ведь она – немалое подспорье в битве. Сам видел. И вы наверняка увяжетесь следом. Ну, хотя бы, чтоб не заблудиться. И потому не хотелось бы… как говорят церковники, вводить вас в искушение.
С этими словами Леон развернулся вместе с Равенной и заветным мешком, и двинулся к своим людям, подталкивая волшебницу перед собой. К Сиградду, Освальду и сэру Андерсу он при этом повернулся спиной, но никто из троих, разумеется, так и не решился напасть. Тем более что лучники и арбалетчики так называемого Братства Ночи были начеку.
Но искушение ударить в эту спину имелось. По крайней мере, у Освальда. «Это ты пожалеешь, что перешел мне дорогу, – с ненавистью подумал бывший вор, – нам всем. А имена можешь не запоминать. Поздно!»11
– И зачем все это? Ради чего? – уже на привале, когда сгустились сумерки, а люди Леона встали лагерем на большой поляне, на ночлег, обратилась к одному из них Равенна. К совсем еще молодому пареньку, пока тот привязывал пленную волшебницу к стволу толстого древнего дерева.
Поручение это парень в зеленоватом плаще выполнял молча, без проблесков энтузиазма и даже прятал глаза, стараясь не встречаться с Равенной взглядом. Хотя, что было тому причиной – стыд или набивший оскомину суеверный страх перед колдунами – сказать с уверенностью было трудно.
Скорее всего, второе, решила Равенна, заметив, как парень из Братства вздрогнул, услышав ее голос.
– Старший велел, – проговорил он сдавленным голосом, – ну… чтобы не сбежала. И чтобы нас порешить не попробовала… колдовством-то своим.
И принялся особенно тщательно завязывать узел, стягивая руки волшебницы за спиной.
«Трогательная наивность, – едва заметно усмехнувшись, подумала та, – можно подумать, я колдую руками… не головой!»
– А знаешь, – как бы между делом произнесла Равенна вслух, – некоторые заклинания достаточно просто произнести. Голосом. И тогда…
Паренек вздохнул и, сунув руку за голенище сапога, достал оттуда грязную мятую тряпицу. На миг задержал на ней взгляд… оценивающий. Равенна тоже успела оценить эту тряпку, а еще представить такую гадость у себя во рту – в качестве кляпа. И почувствовала нарастающую тошноту: чересчур живое воображение снова ее подвело.
– Подожди! – выпалила волшебница, когда рука парня, держащая тряпицу, двинулась в направлении ее лица… и замерла от него в нескольких дюймах, – я вообще-то не об этом спрашивала… подожди! Просто не понимаю, зачем вам кости некроманта? Для чего?
– Ну, так… Старший приказал, – в нерешительности промямлил паренек, опуская руку с тряпкой и вновь пряча взгляд. Вид у него при этом сделался как у мальчишки, впервые в жизни (да и то, наверное, на спор) забредшего в бордель.
Леон возник у него за спиной по обыкновению внезапно – точно лягушка на блюде, поданном к королевскому столу. Положил руку на плечо паренька и обратился к нему с такими словами:
– Слышал ли ты когда-нибудь сказку… о ведьме, которая любила забалтывать, а потом соблазнять таких вот симпатичных, но глупеньких юношей? Не слышал? Ну, так перескажу тебе в двух словах. Она заезживала этих бедных молокососов до полусмерти, а потом запихивала в котел, варила и с аппетитом, мой юный друг, пожирала. Все до последней косточки обсасывала, да-да – так ей было вкусно. А за счет их жизненной силы могла долго оставаться здоровой, вполне симпатичной и с виду совсем не старой. Хоть и успела разменять уже не первую сотню лет.
– Э-э-э… не понимаю, – пролепетал парень.
– И в этом, определенно, твоя главная беда, – Леон вздохнул, – что ж, может, хоть вот это мое поручение ты поймешь… а главное – выполнишь. Сходи, погуляй немножко… не отходя далеко от лагеря, да заодно собери хворосту для костра. Услышал? Понял?
Паренек торопливо закивал и столь же спешно удалился. А Леон обратился к прислоненной и привязанной к стволу дерева Равенне, присев на трухлявый пенек.
– Зачем, хотела ты знать? – начал он без присловий, – зачем кому-то в здравом уме понадобились чьи-то непогребенные кости?
– Да уж, – проговорила волшебница, немножко ошеломленная его напором и той резкостью, с какой охотник перескочил с одной темы на другую, – поясни…те… хотя бы из вежливости.
– Объяснить-то, конечно, можно, – молвил Леон, – только я ведь могу спросить то же самое. Вам ведь те кости тоже зачем-то понадобились, я прав? Так что, я думаю, ты и твои друзья могли бы и сами ответить на этот вопрос.
– Мы обещали принести их… одной душе, не обретшей покоя. Заточенной в древнем капище. Тогда она… вроде как сможет освободиться.
Это сбивчивое объяснение человек из Братства Ночи слушал с лицом серьезным… точнее, с напускной серьезностью. Но когда Равенна замолчала, в голос хохотнул, хлопнув себя ладонью по колену.
– С кем я говорю? – затем задал он вопрос вроде как самому себе, – думал-то, что с колдуньей. С мудрой волшебницей, которой ведомы загадки природы. Неужели я ошибся… и на самом деле передо мной наивное дитя? Или деревенская дурочка, вроде того Младшего, которому я поручил ее стеречь… по глупости? Зачатая в том же кабаке и при похожих обстоятельствах?
– А оскорблять – обязательно? – недовольно вопрошала Равенна.
– Необязательно, – с готовностью согласился Леон, снова посерьезнев, – скажу даже больше: необязательно тебя убивать… и даже долго держать в плену. Как и всю вашу шайку фигляров, которые и в трех соснах заблудятся… а уж если ежика заметят, так немедленно спустят портки да еще начнут толкаться – споря, кому плюхнуться первым.
Так что, дорогая ведьма, я обещал, что мы разойдемся миром – и мы разойдемся миром. Отпустим тебя… как только сделаем то, что задумали.
– А задумали – что? – осторожно поинтересовалась волшебница.
– То, что поручило нам Братство, – с напускной важностью отвечал Леон, а Равенна не преминула подметить: их двуличный проводник, оказывается, вовсе не главный в этой банде. Точнее, если и предводительствует, то и над ним все равно кто-то стоит.
– И что же это? – спросила она вслух, не отступаясь и не унимаясь.
Леон вздохнул. Ну что, мол, с тобой делать.
– Ладно, – были его слова, – любопытная ты моя. Поделюсь, так уж и быть… не думаю, что Братству сильно навредит твоя осведомленность, когда дело будет сделано. Только позволь кое-что пояснить тебе сначала. Ну, чтобы ты более-менее понимала, с кем… и мы, и вы имеем… имеете дело.
– Я вся внимание, – вежливо молвила Равенна, и человек из Братства продолжил:
– Не уверен, знаете вы или нет… ну, в общем, эта ваша «неприкаянная душа» – на самом деле колдун… вернее, был колдуном-некромантом при жизни. Гнусные создания, честно признаюсь. Неприятные даже просто как собеседники. И в силу гнусности своей этот некромант попал в какую-то древнюю ловушку… проклятье, что-то в этом роде.
«Скверна!» – вертелось правильное слово на языке волшебницы, которую, вдобавок, так и подмывало сказать: знаем мы и про то, что Лир некромант, и про беду его. Сказать хотя бы для того, чтобы этот самоуверенный бахвал понял – не он один такой умный и осведомленный. Что его пленница и ее соратники, названные фиглярами, тоже чего-то стоят.
Сдержалась Равенна еле-еле. Но все-таки промолчала. Вспомнила, как привыкла держать язык за зубами в той, прежней жизни, которая закончилась на костре инквизиции. Да, вдобавок, смекнула, что Леон именно этого и добивается – чтобы пленница тоже проболталась. Еще она решила, что в любом случае ничего своему собеседнику не должна. В том числе и что-то доказывать.
А Леон продолжал:
– Обнаружили пещеру двое обалдуев… вроде вас, но, конечно, не так хорошо вооруженных. Ой, далеко не так. Бродяги, охотники и кладоискатели… что-то в этом роде. И конечно, подумали, что в пещере может храниться что-то ценное. А даже если и не найдется, то такая большая дырка в скале вполне сгодится хотя бы как место ночлега.
Ну, так вот. Насчет первого те двое, можно сказать, не ошиблись. Только вот ценности своей находки – призрака этого – понять не смогли. Не хватило на то их незатейливых мозгов. К тому же один после встречи с духом некроманта повредился рассудком, а второй спился. Ну, начал просиживать часами в каком-нибудь трактире или деревенском кабаке, заливая в себя кружку за кружкой до состояния полного свинства. Но прежде… прежде чем удрученно хрюкнуть напоследок да свалиться на грязный пол под столом, пьяницы – они ведь становятся такими разговорчивыми!
«Как ты или больше?» – едва не съязвила, но вновь смогла удержать язык за зубами Равенна. И продолжила молча слушать Леона.
– Уж как хочется им, беднягам, открыть душу… ну хоть кому-нибудь, – говорил тот с усмешкой, – вернее, облегчить. Думают, что и вправду от этого полегчает. Впрочем, речь не об этом. Главное, что я тоже захаживаю в подобные заведения. Благодаря чему и подвернулся однажды этому незадачливому искателю приключений в качестве свободных ушей. И открытого кошеля, разумеется. Если ты не только готов выслушивать пьяную болтовню, но и оплатить ее источнику возлияния, то становишься в его глазах не просто случайным благодетелем, но и лучшим другом.
Вот я и стал. И узнал про пещеру и призрака. После чего наведался к этому призраку в гости, где услышал о его беде из первых… хоть и бесплотных уст. И хотя помочь ему делом я не мог, но, по крайней мере, сумел дать полезный совет. Воспользоваться своими некромантскими талантами: поднять мертвяков и попробовать связаться через них с живыми. Авось, кто откликнется… кто-то, кто сможет найти эти треклятые останки и беднягу освободить.
Как видим, надежды оправдались. Всегда знал, что мир не без добрых людей. Только вот… как ты… вы все это себе представляете – освобождение несчастного призрака? Как, по-твоему, ему помогут найденные вами кости?
Равенна настолько успела настроиться на то, чтобы слушать Леона (просто слушать, сама слов не вставляя), что вопрос его застал волшебницу врасплох. Она даже вздрогнула от неожиданности. Точнее, вздрогнула бы, не мешай ей веревки.
– Ну… – проговорила Равенна с осторожностью, – хоть от этого некроманта осталось немногое… но свое же! Он сможет вселиться в свои останки и покинуть пещеру… как покидают ее живые люди… почти.
– И? – нетерпеливо вопрошал, требуя продолжения, Леон, – дальше что?
– А дальше его дух отправится… не знаю, на небо – вряд ли. Скорее, всего, в Преисподнюю.
– С чего это ради? – охотник иронически хмыкнул, – зачем? Да-да, зачем колдуну, способному подчинять своей воле трупы других людей, превращая их в то, что вполне способно видеть и двигаться… зачем ему куда-то отправляться? Особенно если, как ты правильно подметила, ждет его за чертой вовсе не вечное блаженство, а совсем наоборот? Не лучше ли колдуну с такими возможностями как можно дольше продлить свое существование хотя бы в качестве нежити… но нежити разумной? Какое ни на есть подобие жизни да свобода в придачу – будь я на месте некроманта, поступил бы именно так.
Ошарашенная его доводами, Равенна не знала что ответить. Что возразить – тем более что крыть рассуждения Леона ей было и вправду нечем. Конечно, не забыла волшебница слова мастера Бренна по этому поводу: «Надолго в паре костей или черепушке никакая душа не удержится». Вот только после разговора с человеком из Братства Ночи вынуждена была признать: на сей раз, похоже, даже ее многомудрый учитель допустил промашку.
То есть, душа простого смертного-то, конечно, не удержится. Но речь именно о простом смертном – в чьем распоряжении нет огромного запаса Скверны, и кто не способен при помощи этого запаса поднять и подчинить своей воле целую толпу мертвяков.
Но уж если мертвяк или скелет, принадлежавший совершенно чужому человеку, покорен воле некроманта – и ходит себе по земле, не спеша обретать покой – то почему нельзя так же, с помощью Скверны подчинить собственное тело, сколь бы мало от него ни осталось?
Иначе говоря, и мастер Бренн, и его подопечные опростоволосились – даром, что пока без серьезных последствий. Едва не сели в лужу… из-за неожиданной легковерности Освальда. Заболтал его этот хитрюга-некромант, назвавшийся Лиром, взял на жалость, рассчитывая – на что? Как не жаль было признавать, но, похоже, Леон был прав: едва ли на спокойный уход туда, откуда нет возврата. Скорее всего, хотел лишь свободы, но свободы в мире живых.
Впрочем, самого Освальда, пустившего их всех по ложному следу, Равенна не винила почти. Куда ему, простому деревенщине, бродяге и вору разбираться в колдовских хитростях. Тут ведь даже волшебники порой ошибаются.
– Ну… если бы ничего не вышло, – сказала она вслух и голос ее звучал робко и неуверенно, – если бы эта задумка не удалась… мы бы могли похоронить останки.
– Во-первых, так некромант… восставший и дал бы вам себя похоронить, – отрезал Леон, – а во-вторых, сама идея так себе. Глупо, бессмысленная трата сил. Ведь, если подумать… зачем зарывать талант… в прямом смысле; зачем пытаться уничтожить бессмертное, да-да, не забывай – бессмертное существо, этим талантом обладающее; существо, не нуждающееся в еде, равнодушное к деньгам и роскоши? Зачем – если можно это существо поставить себе на службу? Бессмертный, могущественный колдун, да некромант, вдобавок, мог бы неплохо послужить Братству… да что там – кому угодно!
Разгорелся костер, освещая поляну тусклым дрожащим светом. А охотник, переведя дух, подытожил:
– Вот, кстати, и ответ на твой вопрос – с которого и началась наша беседа. Зачем, зачем… да затем же, зачем вообще все делается на этом свете! Из стремления к лучшему, к пользе, выгоде. К силе и власти.
– Для себя, – не то вопросительно, не то утвердительно внесла Равенна уточнение, – из стремления к лучшему для себя любимых.
Леон развел руками.
– Ну, знаешь, – не без укоризны произнес он при этом, – во-первых, я стараюсь не лично для себя. Не только ради собственной выгоды. Во-вторых, даже ханжи в сутанах призывают паству не протягивать руку помощи каждому встречному, но… помогать ближнему своему. А для меня нет никого ближе Братства. Я был в таком дерьме… по горло, что наверняка захлебнулся бы, не вытащи меня Братство оттуда; не приюти и не обучи всему, что я умею сейчас. Так почему я не должен искать для моих братьев выгоды? Я, обязанный Братству жизнью? К чему этот осуждающий тон – будто разговариваю со святошей, а не с ведьмой?
Ну и в-третьих. Не знаю, кому служишь или на кого работаешь ты… и вся ваша ватага обвешанных оружием балбесов, но осмелюсь предположить: он, она или они этого вряд ли достойны. Просто сравни – Братство-то… наши старейшины… мы называем их Первенцами – поступили разумнее. Не стали людьми разбрасываться… своими людьми, я имею в виду. Рассчитали так, чтобы грязную работу сделал кто-то другой. В данном случае вот вы подвернулись. Потому что ваши хозяева без малейших терзаний и жалости использовали именно вас. Именно вас бросили навстречу опасностям. Бойцов умелых, отдаю вам должное… но, уж прости, недалеких.