Текст книги "Рашен"

Автор книги: Тимофей Дымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Когда мы подошли к стене, Иванх пару раз с силой стукнул по ней кулаком. Каково же было мое удивление, когда в ответ распахнулась не сама дверь, а одна из створок покосившегося шкафа.

– Проходь жива, только головой пригни, мебеля не попорти, – буркнул охранник.

На секунду я почувствовал себя Алисой в стране чудес и даже пожалел, что не имею в запасе пару бутылочек с волшебной жидкостью. Сначала бы я увеличил себя до неприличных размеров и расхреначил к свиньям собачим весь этот фашистский цирк. А потом, приняв дозу уменьшительного напитка, поймал первого пролетающего мимо воробья и умчался подальше от царившего вокруг маразма.

С такими мыслями я шагнул вглубь шкафа и оказался в узком коридоре со стенами из красного кирпича и полукруглыми невысокими потолочными сводами. И хотя здесь было не очень темно, но контраст с ярким жалящим светом зала допросов казался просто чудовищным, словно на тебя нацепили очки со светонепроницаемыми стеклами.

Иванх за мной не проследовал. Он быстренько захлопнул дверцу шкафа и снова гулко стукнул по ней два раза. Принимающей стороной оказался пожилой мужчина в форме, как мне показалось, германского солдата времен Первой Мировой войны, если судить по иллюстрациям из книги про бравого солдата Швейка. На его почти лысой голове были небрежно разбросаны несколько жидких седых волос. Сгорбленная спина и тоненькие кривые ножки, которые явно уже не справлялись с нагрузкой, отчего были слегка согнуты. Руки тряслись, заставляя побрякивать увесистую связку ключей на металлическом кольце, надетом на запястье.

– По всей видимости, я каким-то образом оказался в машине времени и теперь отрываюсь по полной. Сначала люди на улице, словно сошедшие с газетных страниц 50-60 годов прошлого века, потом фашисты времен Великой Отечественной войны. Теперь это чудо, вылезшее явно из 1914 года, если не раньше. Что же будет дальше – египтяне, мамонты, динозавры?

– Это есть твоя камера. Давай, не зевать. Пролази быстро! – вывел меня из царства фантазий старик, руки которого оказались не такие уж и слабые. Толчок прямо в позвоночник был весьма болезненным. Мои глаза понемногу привыкали к темноте, и я смог различить, что мы миновали длинный коридор и подошли к одной из многочисленных камер, расположенных по обеим сторонам. Пока охранник отпирал дверь, я обратил внимание, что в коридоре больше никого нет.

– Может, дать ему в морду и пуститься наутек? Только сколько этот мой «утёк» продлится? Я ведь даже не знаю, где нахожусь. В сторону шкафа бежать точно не стоило, за ним вооруженные гориллы Семенг и Иванх. А других маршрутов я пока не выучил. Может, все-таки рискнуть наудачу? Ведь у старого пердуна и оружия-то с собой нет, кроме болтающегося на поясе штык-ножа. Пока он его из ножен достанет, я уже буду в другом конце коридора.

– Даже не думать так! – отозвался «старый пердун» и, молниеносно выхватив нож, приставил его к моему горлу.

А дедулька-то не такой дряхлый, каким хочет казаться! – удивился я, в душе обрадовавшись тому, что не успел наделать глупостей, которые могли закончиться перерезанным горлом. Мгновенно отбросив мысли о побеге, я молча вошел в камеру и огляделся.

Небольшая прямоугольная темница имела малюсенькое окошко под самым потолком. Толстые прутья решетки дополнительно скрадывали скупые лучики солнечного света, нехотя заглядывающие с улицы. У самой двери находилась стандартная тюремная параша – овальная дырка в полу и чугунные пластины с засечками для ног по бокам.

Рядом висела небольшая эмалированная раковина с одним краном. Далее располагался небольшой столик с газетой вместо скатерти и остатками еды и два стула. У противоположной от входа стены, друг напротив друга, стояли две кровати. На одной из них лицом к стене лежал человек, накрывшись тонким клетчатым шерстяным одеялом. Казалось, он спал.

Под потолком болталась довольно-таки яркая лампочка в металлическом решетчатом плафоне. Стены были чистые, без блатных надписей и засечек арестантов о проведенном в застенках сроке. Да и в целом, несмотря на убогий интерьер, в камере было довольно уютно.

Как только дверь закрылась и замок с лязгом провернулся три раза, незнакомец скинул одеяло и с живостью вскочил на ноги. Юноша лет двадцати пяти, высокий, худощавый, с правильными чертами лица, но несимпатичный, приблизился ко мне. Прищурив глаза, впился взглядом своих голубых глаз и некоторое время внимательно рассматривал, словно силясь узнать. Потом, не говоря ни слова, отвернулся, подошел к столу и сел на стул.

– И тебе не хворать, соседушка, – равнодушно приветствовал его я и направился в сторону свободной койки. Сегодняшняя нервотрепка меня заметно вымотала, хотелось просто прилечь на что-нибудь теплое и мягкое, обдумывая в тишине положение, в которое поставила меня судьба, не преминув нагнуть раком.

Но этим планам сбыться было не суждено. Молодость и, возможно, длительное заточение сделали свое дело – юноша не смог хранить молчание более пяти минут.

– Ну что, стукач, какое задание тебе дали великие германские хозяева? – с издевкой в голосе бросил он в мою сторону.

– О, как я рад, что хоть твой рот не набит грецкими орехами, а мозги картофельными очистками. Будет теперь с кем поболтать на нормальном русском языке! – ответил я.

По возникшей паузе было заметно, как привела его в ступор моя чистая речь.

– Пого… погодите, что-то я недопонял…– промямлил он.

– Что ты не понял? – приподнялся я и присел на кровати, облокотившись спиной о стену. – Подозреваю, что в вашем дебильном городе вообще мало понимающих. Вот ты, например, сам-то кто есть такой? Убийца, насильник или просто слабоумный идиот, которого держат в клетке, чтобы не покусал прохожих?

Юноша явно сконфузился от моей пламенной речи.

– Что вы такое говорите! Я не убийца и уж точно не идиот, а всего лишь люблю читать. Разве я виноват, что некоторые книги находятся под запретом властей?

– Ну, если ты говоришь о «Майн Кампф», тогда да, эту заразу следовало вообще не издавать.

– Здесь вы ошибаетесь. Труды фюрера никто и не думал запрещать, их просто существенно переработали под новые реалии. Сегодня эта книга вторая по популярности после…

– Погоди, дай сам угадаю, – перебил я паренька. – На вершине хит-парада в вашей психиатрической клинике «Фашизм для чайников». Верно?

– Не понимаю, зачем чайникам нужен фашизм, а точнее национал-социализм. Наливай в них воду и ставь на огонь. Да не забудь снять, когда закипит, чтобы крышку не сорвало. Не угадали. На первом месте труд Иосифа Сталина «Железная немецкая дисциплина на благо русиянского народа».

– Сейчас точно 2021 год? – все больше впадал я в панику.

– Точно так. А что вас так удивляет?

Стараясь сохранять самообладание, я встал с кровати, пододвинул стул и подсел к столу, за которым мой сосед пытался смастерить бутерброд из куска хлеба и ломтиков сала. Только тут до меня дошло, что я не ел уже целый день. Это без промедления подтвердил урчащий желудок.

– Пожалуйста, – участливо протянул мне бутерброд юноша. – Не стесняйтесь – берите, закусывайте. Сейчас налью чайку. Кстати, меня зовут Дмитринг. Извините, что сразу не представился. Дело в том, что я принял вас за стукача, коих за время моего заточения в этой камере перебывало немало. Узколобые сволочи из службы морального контроля и учета пытаются разузнать, кто снабжал меня запрещенной литературой.

Повторюсь, я очень люблю читать, но, к великому сожалению, не все книги в нашей стране являются разрешенными для свободного ознакомления. Вот и приходится пользоваться услугами некоторых не совсем добропорядочных личностей, отдавая немалые деньги за прочтение очередного томика классической литературы.

– Угу, понимаю… – промычал я, не переставая жевать, вкусный, как оказалось, хлеб с изумительно нежным салом, запивая крепким сладким чаем. Про себя решил, что лучший способ хоть что-то выяснить о происходящем вокруг, – это дать юнцу выговориться.

– Так получилось, что во время очередной передачи книг меня задержали и доставили прямиком сюда.

– Это тебя барыга сдал, сто пудов! – с видом эксперта изрек я.

– Это невозможно. Самуил Яковлевич – добрый, интеллигентный человек, хоть и очень любит деньги. Если бы вы знали, сколько шедевров мировой литературы он мне перетаскал за эти годы! Нет, не может быть, не верю. Подлость людская тоже, знаете ли, имеет свои границы.

– Ну-ну. Что же этот твой Самуил не сидит сейчас с нами в одной камере? Его наверняка и не задерживали. Может, даже медальку прикрутили за очередную подставленную жертву.

– Об этом я как-то не подумал. И все равно мне не хочется наводить напраслину на этого пожилого ученого. Он много лет трудится в главной библиотеке нашего города, откуда и приносил мне книги. Бог с ним. Расскажите лучше о себе. Кто вы, откуда. И почему говорите таким вычурным заумным языком?

– Дмитрий Неверов, – представился я. – По всей видимости, мы тезки, если не принимать во внимание идиотское окончание твоего имени. Я из Санкт-Петербурга, работаю журналистом. В свободное время пишу детские книги, что само по себе утопично в наше время помешательства на цифровых гаджетах. Как-то так….

Как и почему оказался в вашей психиатрической лечебнице, не понимаю. Последнее, что помню, как заснул за рулем. Наверное, мою машину занесло в канаву, но вместо обычной больницы меня зачем-то привезли сюда. Надеюсь, что друзья, ехавшие со мной, живы и здоровы и скоро меня вызволят.

– Про какой Петербург вы говорите? – сделал удивленное лицо Дмитринг.

– Тот, который ранее был Ленинградом, а до этого Петроградом, а еще раньше Петербурхом.

– А, вот оно что. Есть такой городок на карте нашей державы. Только сегодня он называется Пиэтари.

– Городок? Ты в своем уме, молодой человек? Санкт-Петербург – второй по величине мегаполис в России. У нас только официально проживает шесть миллионов человек, а неофициально все десять. А Пиэтари нас называли немытые чухонцы и шведы, когда Петр Первый согнал их с насиженных земель.

– У вас действительно богатая фантазия. Город на шесть миллионов жителей – какой полет мысли! Вы, вероятно, забыли, что сегодня всё население Русии составляет тридцать миллионов человек. Даже в нашей столице, Московии, проживает не более полутора миллионов.

– Это в Москве, что ли? – снова пришло мое время удивляться.

– Да, в Московии, – терпеливо поправил меня собеседник. – Вы все время оперируете старыми, отжившими свое словечками. Словно появились в наших краях из далекого прошлого.

– Из Сибирейской, а точнее Сибирской тайги, – съязвил я, вспомнив недавний

разговор с офицером Хрусталвым. – Тридцать миллионов, говорите? А почему так мало? Если мне не изменяет память, до 1941 года на территории СССР проживали примерно сто пятьдесят миллионов человек. Пусть Великая Отечественная война и внутренние репрессии забрали около сорока миллионов человек. Но куда тогда делись остальные?

– Говорите странно и историю в школе, похоже, совсем не учили, – покачал головой Дмитринг. – Ну да ладно, времени у нас много, буду вас просвещать, хоть вы и старше меня.

Видя, с каким аппетитом я поедаю хлеб с салом, сокамерник протянул мне очередной внушительный бутерброд и подлил в кружку порцию кипятка.

– Значит, так: сразу же после капитуляции «красной плесени» и окончательной победы Великой Германии началось переустройство всего бывшего СССР. Азиатские и Кавказские республики отошли к Ближневосточным государствам – Ирану и Ираку, Крым достался Турции. Украину и Белоруссию поделили между собой Польша, Румыния, Венгрия и Болгария. Практически весь Дальний Восток заняли японцы. На Северо-Западе теперь ведет хозяйство Швеция, Финляндия и Норвегия. Так мудрый фюрер отблагодарил не только своих союзников, но даже тех, кто просто не мешал воплощению его грандиозных планов.

– Куда уж «мудрее»… Раздал направо и налево все, что собирали наши предки почти тысячу лет.

– Не раздал, а перераспределил с немецкой рачительностью. Нельзя жрать в три горла и ни с кем не делиться. От этого может случиться понос или того хуже – заворот кишок. При Адольфе Гитлере Германия стала еще более великой и уважаемой остальными странами.

– И как же это мы раньше жили, без всех этих премудростей? – съязвил я.

– Плохо жили. Как собака на сене. Владели самой большой территорией в мире с полным набором таблицы Менделеева в недрах, богатейшими ресурсами и полезными ископаемыми. А сами отменили рабство только в 1861 году. Да и то потом через 56 лет, в 1917 году, позволили снова накинуть себе ярмо на шею и вернуться в стойло.

– Прошу! Останови этот исторический фонтан! Я уже утратил нить твоих размышлений! – возмутился я. – Спешу напомнить, мой юный друг, что, начиная с Екатерины Великой почти на протяжении двухсот лет Россией правили чистокровные немцы, по крайней мере по материнской линии. И даже жена последнего императора Николая Второго, Александра Федоровна, урожденная Викто́рия Али́са Еле́на Луи́за Беатри́са Ге́ссен-Дармшта́дтская, также была немкой. Так что всё произошедшее с Россией и её народом за эти годы целиком и полностью лежит на их немецкой совести.

– Что есть кровь женская без сильного начала мужского? – возразил Дмитринг. – Мы же не сказочники-евреи, признающие чистоту крови по материнской линии. Русские, как, безусловно, и немцы – воины, мужики, исполины твердокаменные. Без сильного духом и телом зачинателя, вождя, главы семьи нам никак не прожить.

– Не слишком ли ты молод, чтобы рассуждать о чистоте крови и гендерном неравенстве? Ты сам-то женат, дети есть?

– Не женат, ну и что с того? В том, что именно мужик – главный в семье, ничуть не сомневаюсь. Этому нас с детского сада учат. А женская доля – молчать и терпеть, да еще рожать периодически. По такому принципу существовали самые могучие империи в истории, от древних египтян и римлян до наших дней.

– Ты, наверное, очень любишь книги про баталии и мифических героев?

– Не скрою, изучение военного дела – весьма увлекательное занятие. К сожалению, из-за проблем со здоровьем после школы меня не взяли на военную службу. А я всем сердцем рвался в очистительные бригады. Приносить пользу обществу – это же так здорово!

– Прости – «очистительные бригады»? Это что еще за зверь такой? – не понял я.

– Никакой и не зверь вовсе. Наоборот, бойцы этого подразделения приносят огромную пользу всему нашему народу.

– Экологи, что ли, или ассенизаторы? – пошутил я, разделавшись с едой и удовлетворенно откинувшись на спинку стула.

– Очень близко. Только чистят они не природу, а общество.

– Разве оно еще не совершенно и нуждается в каких-либо чистках?

– К сожалению, нуждается. Хотя за последние годы количество неблагонадежных элементов заметно снизилось. Но все равно то здесь, то там возникают очаги массового отклонения от общепринятых устоев. Люди вдруг становятся, словно бешеные животные, кусающие руку своего кормильца. Нарушают законы, выказывают неповиновение, начинают говорить абсолютно крамольные вещи, поносят наши святости направо и налево.

– Я у вас провел совсем немного времени, слава богу, но что-то не успел заметить особых святостей, кроме безумного поклонения фашистским выродкам.

– Тише, прошу вас! – сделал предостерегающий жест Дмитринг. – Мне очень не хочется из-за ваших необдуманных ругательств попасть в карцер. Я уже был там несколько раз. Ощущения не из приятных. А насчет святостей вы не правы. Когда выберемся отсюда, обещаю сводить вас на экскурсию по нашему удивительному городу. Это будет прекрасная прогулка. У нас столько исторических памятников, что к нам съезжаются туристы со всей Русии. Одних церквей 37 штук.

– И большой у вас город? – спросил я, но вдруг внезапно осознал, что мне очень не хочется ничего знать про то место, в котором я нахожусь. Сразу вспомнился фильм ужасов «Загадочный остров». Сюжет его заключался в том, что стоило персонажам догадаться, что они попали в ад, как они были обречены остаться в нем навечно. А те, кто пребывал в неведении, рано или поздно выбирались из проклятого места.

– Довольно крупный по нынешним меркам. Триста тысяч жителей! – с гордостью рапортовал Дмитринг.

– Крупнее не бывает, – улыбнулся я. – И зачем вам столько храмов? Неужели жители настолько набожные?

– Набожность здесь ни при чем. Религия для русиянского человека – это строительный раствор, скрепляющий фундамент прошлого и стремительно возвышающиеся стены будущего. Наши предки верили, мы верим, наши дети будут верить. С нами сила, с нами Бог! Так говорили идущие на смерть русиянские солдаты. Вера не требует разъяснений и осмысления. Вера – она просто есть, живет, пока жив человек.

– И во что же вы верите?

– В то, что человек создан по образу и подобию Божьему. Стало быть, люди – это воплощение Бога на земле. Нет вещей, которые были бы нам не подвластны. Горы по плечу и моря по колено. Вот чему учит нас религия. Только вперед, выше знамена, без страха в глазах.

– А как же окружающий мир, существа, его населяющие, другие люди, в конце концов? Как быть с теми, кому не по душе воинственный оптимизм, сдобренный религиозным перцем?

– Значит, им не место среди равных! Слабый всегда проиграет сильному. Жизненный путь человека слишком краток, чтобы тратить его на сюсюкание с теми, кто не разделяет наши идеалы и веру в светлое будущее. С такими нам не по пути. Наши правители четко обрисовали, кто и куда должен двигаться. Все расписано «до миллиметра». Порой даже размышлять не надо. Делай, что положено, и не думай о результате. А с теми, кто против, разберутся очистительные бригады.

– Всех в расход пустите? – со злостью спросил я, памятуя недавние похожие речи офицера Хрусталва.

– Почему всех? Мы же не звери какие. Что касается лично меня, то я вообще человек мирный. Мне противна сама мысль о смертной казни. Но, согласитесь, бывают совершенно вопиющие поступки, расплата за которые не может быть иной, кроме как смерть.

– Например? – пожелал я измерить уровень кровожадности своего соседа. А то, кто его знает, может, решит ночью меня прирезать как неблагонадежного. Одному Богу известно, чего он в своих книжках начитался.

Юноша на секунду задумался, слегка раскачиваясь на стуле.

– Пожалуйста, расскажу вам один из недавних случаев. Произошел он с моим соседом. Крайне странный был тип. Редко ночевал дома, почти всё время запирался у себя в комнате, ни с кем старался не общаться. На приглашения посидеть на кухне попить чайку отнекивался, придумывая совершенно идиотские предлоги. Подолгу нигде не работал. Часто прогуливал общественно-полезные работы, пропадал в это время не пойми где. А потом мы узнали, что он, сволочь такая, заделался альтернативным историком.

– Альтернативным – это как?

– Очень просто. Он вместе со своими дружками (человек пять или шесть их было) случайно обнаружил в лесу старую заброшенную школу. Здание почти разрушилось, но подвал сохранился в превосходном состоянии. И там под мусором покоилась гора допобедной литературы. Книги были аккуратно сложены в большие деревянные ящики. Тара тщательно запечатана и подписана. Очевидно, литературу приготовили к уничтожению, но по нелепой ошибке забыли про нее, да так и оставили.

И вот мой соседушка с компанией повадился в эти развалины. Они даже основали подпольный клуб под названием «Археологи правды». Проводили дни и ночи напролет, вычитывая книжки от корки до корки. Завели дневники, куда аккуратно переписывали наиболее важные, по их мнению, сведения. Отрывки, цитаты, цифры, многочисленные факты, даже рисунки, графики и формулы – чего там только не было.

– Ты что, их видел? Пронырливый Самуил и это сумел раздобыть?

– Что вы, не дай бог! – в ужасе отмахнулся юноша. – Я любопытный, но не сумасшедший. Мне интересна правда, а не художественный вымысел, реализованный под дулом чекистских револьверов. Даже школьнику в наши дни известно, что до Победы в Русии царили хаос и произвол.

В 1905 году сатана выбрал нашу страну в качестве очередного полигона для своих мерзостей и оторвался с народом на полную катушку. Людей содержали хуже, чем скот. Арестовывали, мучили и убивали. Крестьян закапывали живьем за отказ отдавать нажитое непосильным трудом. Интеллигенцию и профессуру извели на корню. И только Великий германский народ принес нам долгожданное освобождение и очищение.

– Ты отвлекся от истории про соседа, – поправил я Дмитринга.

– Ах да… Книг тех я, естественно, не видел и в руках не держал. Прочитал про историю в газетах, когда соседа и его подельников арестовали.

– Извини, но я так и не понял. Ну собрались дядьки в лесу, читали книжки, пусть и запрещенные. Делали какие-то пометки. Ну и что? Зла-то они никому не причинили!

– Вы до конца дослушайте. Они же не просто записывали. В будущем планировали свои дневники пустить в массы. Хотели, чтобы как можно больше людей прочитали ересь: «просветились» (на их языке). Они, видите ли, пытались вывести наше несчастное общество из германского морока. Рассказать русиянам, как на самом деле жили их предки, что любили и что ненавидели. Хотели изнасиловать мозги простого народа…

В общем, приговор привели в исполнение через неделю после поимки преступников. Пятерых повесили, одного расстреляли, по его же просьбе. Он не хотел предстать перед Богом со шрамом от веревки на шее. Можно подумать, на небесах определяют праведность по внешнему виду…

Я сидел ни жив ни мертв. Если здесь за такую ерунду вешают и расстреливают, то что же тогда ожидает меня, прилюдно облившего словесными помоями Гитлера и его приспешников и сорвавшего, по всей видимости, важное выступление авторитетных чиновников?

Дмитринг по глазам прочитал мои мысли:

– Не пугайтесь вы так. Как я понял из разговора между нашими охранниками Игорманом и Андреасом, власти считают вас скорее сумасшедшим, нежели политическим преступником.

– И что мне грозит в этом случае?

– Принудительное лечение. Потом выпускные экзамены.

– Звучит романтично – сразу вспомнилась школа.

– Ага, только без права на ошибку. В случае провальной сдачи вас просто утилизируют, как объект, не поддающийся перевоспитанию и социальной адаптации.

– Действительно, фашистские методы. И как при таком подходе у вас еще 30 миллионов граждан сохранились?

– Вы правы, раньше нас было больше. Естественная убыль увеличивается с каждым годом. Но, поверьте, виной тому вовсе не идеология и строгие порядки, установленные Великими германскими правителями. Дело в тяжелом наследии допобедного прошлого. Именно из-за него мы до сих пор не можем совершить качественный рывок и вывести страну на принципиально новый уровень развития. Плюс постоянные вирусные эпидемии, которые регулярно обрушиваются на наше население.

Хотя за границей, в других странах, дела обстоят гораздо хуже. Когда я еще был на свободе, увидел по телевизору репортаж из Франции. Тамошние приезжие арабы совсем распоясались и устроили бунт прямо в центре Парижа. Даже пытались поджечь Эйфелеву башню. И все из-за того, что им не хотели повысить пособие по безработице. А местные власти – политические импотенты, не видящие дальше собственного носа, погрязшие в содомии и коррупции.

– Франция, арабы? – повторил я за собеседником. – Ну хорошо, что на этой планете хоть что-то осталось без изменений к 21-му столетию. Почему же Россию-матушку так расколбасило? Где же это мы сплоховали-то? В какой момент колесо истории повернуло в сторону мрака, тупости и невежества?

– Не понимаю, о чем вы говорите? – удивленно вздернул брови Дмитринг. – Да, у нас пока еще не все идеально. Русии есть куда стремиться. Но мы не стоим на месте, развиваемся. Верим в Бога и великий русиянско-германский народ. Так и победим.

И насчет крена вы не правы. Все, что с нами произошло, – естественный эволюционный процесс. Сейчас наша страна однозначно лучше, чем Русия двадцатого и уж тем более девятнадцатого века.

– Наверное, из-за этого «улучшения» ты сидишь здесь, в камере, всего лишь за простое желание прочесть книгу? – Дмитринг меня порядком утомил, и я сорвался на хамство, чтобы поскорее закончить наш бесполезный разговор.

– Заключенный номеру 1644, на выходи! Слышать тебя надо уже! – прервал нас прозвучавший из-за дверной решетки громкий писклявый голос.

– Это они вам – поведут на допрос, – живо пояснил Дмитринг. – Не знаю, что вас ожидает, но прошу подумать над моими словами. Если выкинете из головы весь старообрядческий допобедный мусор, то, возможно, очень скоро отправитесь на непродолжительное лечение в клинику. И, как знать, может, через несколько месяцев снова окажетесь на свободе, вдыхая колючий воздух первых морозов!

– Спасибо за чай, за хлеб и сало и отдельно за советы, – ответил я, вставая и направляясь к двери. – Очень надеюсь, что вскоре этот кошмар кончится и я проснусь в тепленькой постельке в объятиях любимой жены.

Я не спеша подошел к двери камеры, которую уже открыл неизвестный мне охранник. «Если это не старик Игорман, стало быть, Андреас», – подумал я, вспомнив недавние разъяснения Дмитринга.

– Ты есть выходить. Лицом к стена, дверь сам себя не запрет, – бесцеремонно развернул меня за плечи солдат, ткнув лицом в холодные кирпичи.

Глава 3. Важная персона

– Проходите, не стесняйтесь, – раздался громкий звонкий голос, как только я, согнувшись в три погибели, вынырнул из уже знакомого шкафа.

Все тот же огромный зал, ослепительный свет хрустальных люстр и убогая обстановка. Только на этот раз место за столом занимал незнакомый мне пожилой человек лет шестидесяти. Вместо военной формы на нём был классический однобортный пиджак тёмно-вишневого оттенка, безупречно белая сорочка и узкий черный галстук. Незнакомец сидел, слегка откинувшись на спинку стула, и внимательно наблюдал за моим появлением в зале для допросов. Легкое ритмичное постукивание тупым концом карандаша по столу, очевидно, помогало мужчине справиться с обуревавшим его нетерпением.

– Присаживайтесь, не будем тянуть время. Как говорится, «раньше сядешь, меньше натворишь», – указал он мне рукой на стул. – Меня зовут Олег Августович. Я возглавляю департамент морального контроля и учета управы нашего города.

– Стало быть, вы начальник Семенга? – без видимого интереса спросил я. Хотя в глубине душе даже возгордился, осознавая, что стал важной персоной для этих господ. Не зря же на второй допрос приперся сам начальник их крысиного ведомства.

– В наш департамент входит много отделов, в том числе и тот, в котором имеет честь служить Семенг Хрусталв. К сожалению, не всегда ребятам удается справиться с особо запущенными случаями, такими как ваш, например.

Его слова снова пощекотали мое самолюбие.

– И в чем же вы видите мою запущенность? – осторожно спросил я.

– Я внимательно прослушал аудиозапись первого допроса. Пересмотрел видеопленку, наблюдая за вашей мимикой. И могу с полной уверенностью сказать, что вы либо искуснейший актер, либо профессиональный шпион, подосланный врагами нашего государства.

Выводы в целом верные, если бы не одна неувязочка, напрочь лишающая мои заключения малейшего смысла. Дело в том, что вы прибыли в наш город совсем недавно. Я навел справки, и выяснилось, что еще месяц назад никто и не знал о существовании Дмитрия Неверова. К сожалению, у нас довольно паршивая связь с коллегами из других городов. Межведомственное взаимодействие находится на уровне каменного века. Поэтому ответы на наши запросы мы пока не получили, а отсутствие при вас документов еще более осложнило поиски.

– Вы что-то упомянули про нестыковку, которая не позволяет считать меня Джейсом Бондом, – напомнил я Олегу Августовичу.

– К этому я и веду. Для актера главное – зрительское обожание. Будь вы комедиантом, ни за что бы не стали скрывать своего имени. Наоборот, город был обклеен афишами и наводнен слухами. Да и выступление ваше случилось совершенно в неподобающем месте, продлившись меньше минуты. Какой-то бред, а не триумф на сцене. И для шпиона подобное поведение – верх глупости. Прибыть с заданием в тыл врага и сразу же засыпаться? Даже тупые французы на такое не способны.

Из этого мы сделали вывод, что вы просто-напросто сошли с ума.

– Вот так элементарно? Жил не тужил, а потом кукуха поехала? – улыбнулся я.

– Да, так просто. И это не редкость в наши дни, к сожалению, – вздохнул офицер. – Проблемы в личной жизни, бытовая неустроенность. Все это, умноженное на кризис среднего возраста, рано или поздно приводит к помешательству. А главная вина, безусловно, лежит на родителях. Судя по вашей вычурной речи, мама и папа максимально оградили вас от влияния внешнего мира. Не удивлюсь, если узнаю, что вы не ходили в детский сад и школу, пребывая на домашнем обучении. Хотя это позволено только крайне больным детям, безусловным инвалидам. Кстати, меня только что осенило! – улыбнулся он внезапно посетившей его мысли.

– Вот где может быть скрыта разгадка тайны. Вполне вероятно, что вы еще с детства страдали психическим недугом: скажем, легкой формой шизофрении. Точно! Вот отсюда и проистекает ваше обучение на дому, бредовые мысли и высказывания. С течением времени болезнь прогрессировала, и на сегодняшний день мы имеем законченного шизофреника, опасного для общества. Вердикт оглашен!

– О-у-у – постойте! Не надо так спешить с выводами! – вскочил я со стула. В голове пронеслись кровавые кадры моего расстрела и разделывания на органы без наркоза во благо процветания нации.

– Господин офицер, Олег Августович, может быть, я и страдаю каким-либо психическим расстройством в определенной форме. Кто не без греха, пусть поставит рюмку на место! Но для вашего общества я абсолютно не опасен. Наоборот, могу принести немалую пользу. Например, преподавать Родную речь и Литературу школьникам.

Может, мне даже удастся научить сотню жителей вашего прекрасного городка заговорить на нормальном русском языке. Вы-то вон сами, да и прочие офицеры, изъясняетесь куда как изящнее. И те важные стариканы тоже говорили на чистом русском языке, в отличие от охранников и простых людей на улице.

Выслушав пламенную тираду, дядька в вишневом пиджаке прищурился и пристальнее принялся сверлить меня взглядом. Я почувствовал, что задел струны его души, и решил не снижать темп.