Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Убежище

1

Док велел нам выключить электричество, потому что он не хотел, чтобы генераторы работали без необходимости, поэтому мы сидели в убежище при свечах, пили и играли в карты, слушая завывание ветра в темноте. В этот момент вошли Эрл и Сонни. Они прочесывали периметр и обнаружили нечто, отчего их лица приобрели цвет старого сыра, а глаза запали в глазницы.

– В чем дело? – спросил я.

Сонни сглотнул три или четыре раза и сказал: “Пора. Опять пришло время.”

Секунду я не понимал, о чем он говорит, а может, просто притворялся, что не понимаю. У Эрла был клочок бумаги в руке. Он был прикреплен к задней двери убежища, как политический флаер. Корявыми, почти детскими каракулями было написано:

ДРУЗЬЯ,

13 АВГУСТА ДОСТАВЬТЕ ШЕСТЕРЫХ

ЕСЛИ ВЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЕТЕ МЫ ПРИДЕМ ЗА ВСЕМИ

МЫ БУДЕМ СНИМАТЬ КОЖУ С ВАШИХ ДЕТЕЙ И НОСИТЬ ИХ ВНУТРЕННОСТИ

Д.

– Что это за чертовщина? Шутка? – спросил Шипман.

Остальные смотрели друг на друга мертвыми глазами. Это была не шутка, и мы это знали. То, что произойдет, будет отвратительно и ужасно.

– Кто этот Д? – спросил Шипман.

– Драгна – ответил Сонни, но больше ничего не сказал.

Шипман не понял. Он был одним из новичков, приехавшим в потрепанном автобусе из Скрэнтона с разношерстной группой выживших неделю назад. Он казался нормальным парнем. Одинокий. Напуганный. Как и все мы. Он был рад, что вступил в контакт с другими людьми. Но Мерфи, конечно же, начал спаивать беднягу из его личной заначки "Джим Бим". Некоторые люди могут справиться с алкоголем, а некоторые нет. Чем больше Шипман пил, тем громче становился. Он превратился из кроткого болтуна в плохом костюме в пьяницу, ищущего хорошей драки. Он начал рассказывать грязные анекдоты, утверждая, что они с ликером старые друзья. Сказал, что у него нет проблем с выпивкой – он пил, напивался, его рвало на себя. Нет проблем. Мерфи это показалось забавным. Так забавно, что он решил, что с Шипманом все в порядке, его человек. Он даже перестал называть его "Шитманом “ и звал более дружелюбно "Шиппи".

А теперь вот это.

– Это не смешно, – сказал Шипман. “Кто из вас, придурков, думает, что это смешно?”

– Успокойся, – сказал я ему.

– Пошел ты, – сказал он просто и ясно. Он был на взводе и готов снести мне голову с плеч. Его глаза были выпучены, зрачки остекленели и почернели, как у бешеной собаки. Он оскалил зубы, и на нижней губе у него выступила белая пена. “Лучше заткнись к чертовой матери, дружище, и скажи мне, какого хрена все это значит.”

– Спокойно, – сказал ему Мерфи. – Всё что тебе нужно, так это попробовать “Джимми”.

– Тринадцатое будет послезавтра, – сказала Мария, и в ее огромных темных глазах отразилась бездна, бывшая некогда её душой.

Мария и Шекс посмотрели на меня, а я – на Сонни. “Вам лучше позвать Дока, – сказал я.

Сонни помчался по коридору, как будто был рад уйти. Наверное, так оно и было. Но Шипман был далек от того, чтобы успокоиться, с Джимми или без него.

– Кто такой, черт возьми, этот Драгна? – потребовал он ответа.

– Он дьявол, – сказал Шекс.

2

В воздухе повисло напряжение. Тяжелое. Электрическое.

Шипман по очереди смотрел на нас, ожидая ответа, но у нас так пересохло в горле, что мы едва не плевались песком. Даже Мерфи ничего не сказал. Никаких пошлых шуток или пессимистических замечаний. Никаких диких историй о том, как он проснулся в подвале в Уичито с полудюжиной девочек-скаутов, трахающих его насухую.

Шипман с грохотом поставил стакан и пролил немного на себя.

– Что здесь происходит, черт возьми? Кто-нибудь ответит мне! Лучше бы кто-то ответил!

Дрожащей рукой Мерфи закурил сигарету.

– Время от времени Червивые требуют свежего мяса. Мы даем им его, и они оставляют нас в покое. Вот и все, что от нас требуется.

– Свежего мясо?

– Да, – сказал Шэкс. “Для еды.”

Шипман затряс головой из стороны в сторону.

– Но это же живые люди...

Мерфи выпустил облако дыма и улыбнулся ему желтыми зубами. “Совершенно верно. Мы даём им шестерых. Теперь остается только решить, кто останется, а кто уйдет.”

На лице Шипмана отразился ужас. Наверное, так мы все выглядели, когда впервые узнали о правилах выживания Дока и о том, сколько мы должны заплатить Драгне и его армии живых мертвецов, чтобы они оставили нас в покое.

– Лотерея, – сказал Эрл. – Мы играем в лотерею. Все.

Шэкс кивнул. “Это единственный справедливый способ.”

Я вздрогнул, вспомнив о Червивых, рыщущих в поисках мяса.

Мои внутренности завязались в восьмерки. Одна только мысль о том, что будет дальше, заставляла мою кровь холодеть, а душу увядать. Лотерея. Мысль о том, чтобы пожертвовать кем-то из своих на растерзание этим тварям, заставляла меня чувствовать себя недочеловеком, слизняком.

Мы все были так поглощены собой и возможностью “выиграть” в лотерею, что не обращали внимания на Шипмана. Я должен был это предвидеть. Я был в армии однажды... я много раз видел, как парни ломались. Но я, как и все остальные, был слишком занят жалостью к самому себе. Поэтому никто не заметил, что кровь отхлынула от лица Шипмана, он побелел, как слоновая кость, что мышцы его лица были напряжены, как у человека, находящегося на грани обширного инфаркта. И никто не замечал этого блеска в глазах, как у бешеного пса, или того, как он размахивал кулаками, пока они не стали красными, как сочные помидоры.

– Лотерея, – пробормотал он себе под нос. – Лотерея, черт возьми.

Потом он зашевелился.

Для парня, который был взбешен, но мягок в середине, он двигался чертовски быстро. Он вскочил, ударившись коленом о стол, расплескав напитки и карты и опрокинув пепельницу. Шэкс сделал попытку схватить его. И Мария тоже. Я схватил его за руку и получил кулаком в челюсть. Мерфи только засмеялся. Эрл даже не вздрогнул. Шипман выскочил из комнаты, пробежал по коридору, отпер главную дверь и выбежал наружу.

В ночь.

И что бы там ни поджидало снаружи.

Я пошел за ним. Одному Богу известно, зачем я это сделал. Я оторвал свою задницу от пола, куда он меня уложил, поднялся на ноги и побежал за ним, не имея в кармане даже ножа, чтобы защититься. Подойдя к двери, я услышал, как Мерфи громко смеется.

– Двое на ужин, – сказал он.

Наружу.

Стоянка была окутана тенями, они перетекали и хлопали, как простыни на веревке. Дул ветер, горячий и влажный, мертвое дыхание августовских дрянных дней. Воняло как из дренажной канавы, заполненной зелеными гниющими тварями. Я посмотрел в одну сторону, потом в другую. Потом я заметил Шипмана. Он направлялся к автобусу, который украл из баптистской школы в Скрэнтоне. Тупой ублюдок. Пьяный, растерянный, все ещё ворчащий и стонущий себе под нос о лотерее. Я был моложе его и в лучшей форме. Я знал, что смогу догнать его до того, как он сядет в автобус.

Вот тогда-то и зажегся свет.

Я был примерно в двадцати футах от него, и кто-то, вероятно Мария или Эрл, щёлкнул переключатель и стоянку залило светом. Это было все равно, что одновременно получить пощечину и пинок под зад. Непроглядная тьма, а затем свет, разрезающий её. Какое-то мгновение я ничего не видел. Я споткнулся, закружилась голова, упал на одно колено. Когда я встал, у меня по спине поползли мурашки, потому что я почувствовал запах чего-то грязного и гниющего. Вонь ходячего мертвеца.

Из темноты, окутывающей убежище, выступила тень.

Девочка. Лет семи-восьми в белом погребальном платье, ставшем серым и рваным. Она улыбнулась мне с явным нечеловеческим злом. Крысы или, может быть, собаки сгрызли мясо с левой стороны ее лица. Теперь там не было ничего, кроме серых мышц и связок, обволакивающих сверкающую белую кость. Ветер развевал ее волосы зловещим ореолом. Она посмотрела на меня единственным глазом, желтым и блестящим, как неоплодотворенное яйцо.

– Эй, мистер, – сказала она скрипучим голосом. “Хочешь потрахаться?”

Затем она приподняла платье, обнажив безволосую трупно-белую вульву призрачной плоти, которая сморщилась от личинок.

Мне кажется, я закричал.

Или может кричал Шипман. Червивые окружили его, как голодные собаки. Они шли отовсюду, и там, на стоянке, Шиппи был похож на одинокого пловца в залитом лунным светом неспокойном море, окруженный акулами. Он ринулся сначала туда, потом сюда, наконец упал на колени и начал молиться высоким, жалобным голосом.

За два года, с тех пор как они начали подниматься из могил, они поумнели, стали более изобретательными и племенными. Их лица были покрыты шрамами и ритуальными порезами, так что они напоминали фетишистские маски. Носы сгнили до дыр или были начисто срезаны, этакие полумесяцы или зазубренные треугольники, языки разрезаны надвое, губы содраны, так что десны и зубы непристойно торчали. У многих были выбриты головы, некоторые ободраны до голых костей, а у других свисали волосы, смазанные человеческим жиром и заплетенные в косички крошечными детскими косточками.

Можно сказать, что у каждого племени Червивых был свой уникальный облик.

Девочка была готова прыгнуть на меня, и я бы не успел увернуться. К счастью, Эрл вышел со своим обрезом двенадцатого калибра.

– Улыбнись в камеру, милая, – сказал он.

Девушка оскалила зубы, как волк, идущий на добычу.

Слюна свисала с ее сморщенных обескровленных губ.

Эрл выстрелил. Мозги, мясо и кровавая слизь разбрызгались по стене убежища, и она упала на землю бесформенной кучей.

– Ну же! – крикнул он мне.

Червивые схватили Шипмана. Он выл, как зверь, которого предают смерти. Они не ели его и даже не рубили на куски своими мачете, они просто кусали его. Один за другим, кусая и кусая, погружая в него зубы и мучая его.

Мёртвая женщина отделилась от них, посмотрела на меня и улыбнулась.

По крайней мере, мне показалось, что она улыбалась.

Ее лицо превратилось в извивающуюся массу личинок, в глазницах копошились черви. Она была обнажена, если не считать сумочки, которую зачем-то несла, и её кожа пульсировала и трепетала от того, что питалось ею. Она протянула ко мне руку, узловатую и шершавую, с черными и заострёнными, как у зверя, ногтями. Она бы легко выпотрошила меня, выпотрошила и набила свои кишки, пока я был бы ещё жив, если бы Эрл не уложил ее.

– Как насчет того, чтобы мы с тобой и бэби занялись групповухой? – сказала она глухим голосом.

Мертвые часто говорят такие бессмысленные вещи, я полагаю, перематывают, переигрывают кусочки прошлой жизни. Однажды червивая одетая в грязную униформу Burger King, спросила у меня, хочу ли я сыр в воппере перед тем, как она попыталась отрубить мне голову топором.

Эрл убил женщину, схватил меня за руку и потащил в убежище. Меня трясло. Меня тошнило. Я была разочарована в себе, из-за того что стоял как вкопанный. В основном, наверное, я был в шоке. Я вслепую поплелся обратно к столу, и Мерфи захихикал, когда Мария налила мне бурбона, а Шекс сунула мне в рот сигарету, хотя я не курил уже много лет.

– Отлично сработано, солдатик, – сказал Мерфи.

Я не обратил на него внимания. Это было легко.

– Спасибо, – сказал я Эрлу.

Он хмыкнул.

– Ты нужен нам для лотереи, не так ли?

Док стоял с тонкой улыбкой и качал головой со спокойным, терпеливым стыдом, который отец испытывает к сыну, который снова навлек на него позор.

– Это была не очень хорошая идея, правда, Томми? – сказал он.

– Я...я пытался остановить его. Я пытался спасти его.

– Гребаный идиот – хихикнул Мерфи.

– Заткнись к чертовой матери! – крикнула ему Мария. Мария приехала из Пуэрто-Рико, когда была ребенком, и благодаря своему крутому латиноамериканскому темпераменту, один взгляд ее пылающих темных глаз мог содрать краску с двери.

– Мистер Шипман был не в себе, – сказал Док. “Он просто не мог свыкнуться с мыслью. Я ожидал от него чего-то подобного. Но я ожидал от тебя большего, Томми. Ты был солдатом. Ты же знаешь, что ночью лучше не выходить одному и без оружия.

И он был прав.

Червивые были активны и днем и ночью, но ночью они становились чуть более смертоносными, чуть более коварными. Они использовали тени как маскировку. Я не уверен, предпочитали ли они ночь, но они были отвратительны при дневном свете и абсолютным адом после наступления темноты. Я помню, как один парень однажды сказал мне, что когда они оживали, большинство сохраняло рудиментарный интеллект, в то время как некоторые были неестественно хитры, но все были движимы хищническими инстинктивными побуждениями. И как любой хищный зверь, они нападали ночью.

Я сидел, поникнув под взглядом Дока, но сдаваться не собирался. Может быть, мои действия были не так хороши, но сердцем я чувствовал, что поступил правильно. “Я не мог позволить ему просто... я имею в виду, я не мог позволить этим тварям убить его.”

Док покачал головой.

– Томми, Томми, Томми. Ты недостаточно долго пробыл с нами. Ничего, привыкнешь. Жертвоприношение – это обыденность здесь.

– Лотерея, – сказал я.

– Да, отчасти так оно и есть.

Я провел в убежище два месяца. Я никогда раньше не играл в лотерею и не выводил “победителей” на поля смерти, чтобы их связать и принести в жертву. Сама мысль об этом вызывала у меня отвращение.

– Вы не должны это делать, Док. Ты не можешь просто отдать своих людей этим гребаным монстрам.

– Я должен.

Я хлопнул ладонью по столу.

– Это неправильно! Отвратительно! Вы не должны это делать! Просто не должны!

– Это необходимо сделать, Томми.

Мария держала меня за руку, а Шэкс похлопывал меня по спине, как бы делая меня частью их общины, я думаю. Но я не хотел быть частью... этого.

– Черт возьми, Док. Мы можем сражаться. У нас есть оружие. Мы можем сражаться.

– Тридцать семь человек против тысяч? – он снова покачал головой. – Нет, это будет настоящая бойня. Как битва при Литтл-Бигхорне. Мы должны выжить используя любые средства. Любой ценой. Это наша единственная причина существования.

Тысяч. Я не сомневался в этом... но как может подношение из шести человек через столько месяцев делать эти тысячи сытыми и счастливыми? Я спросил у Дока.

– Это символическое подношение, Томми. Драгна позволяет нам жить, пока мы выбираем, кто умрет. Все очень просто.

– Драгна – гребаное чудовище – только и смог я сказать. “И ты тоже.”

Док просто улыбнулся и вышел из комнаты, спокойный, как всегда, а я сидел, чувствуя, как внутри меня что-то разгорается.

– Он гребаное животное, – сказал я, на самом деле не имея в виду это, но все равно сказал. – Как он может это сделать? Как он может?

– Он делает то, что должен, – сказал Шекс.

Мерфи усмехнулся.

– Такова жизнь в большом городе, Томми. Привыкай к этому. Привыкай смотреть, как умирают твои друзья.

Я только покачал головой, пытаясь выбросить из головы вонь этой девчонки-червивой.

– Но Док...он такой ... такой холодный.

–Ты так думаешь? – сказала Мария. “Ну, он не требует от нас ничего такого, чего не требовал бы от себя.

– Неужели? – сказал я с таким сарказмом в голосе, что им можно было бы заткнуть окно.

Она кивнула.

– Да. Завтра это может быть ты или я, Томми, но в прошлом году, в прошлом году до твоего приезда... это была его жена. Она выиграла в лотерею.

– И он вывел ее из убежища?

– Чертовски верно, – сказал Шэкс, его глаза блестели и были влажными. “Я был там. И видел это. Он вывел ее и привязал к столбу. И когда они пришли за ней, он притворился, что не слышит ее криков.”

3

Именно Док организовал убежище.

И как разбросанные металлические опилки, притянутые магнитом, мы приходили со всех сторон, и он принимал нас, как сумасшедшая старушка, собирающая бездомных кошек. Видите ли, Док был чрезвычайно практичным человеком. Он работал в ЦКЗ за много лет до того, как мир обосрался и мертвые начали восставать. Он знал, что рано или поздно один из тех мерзких микробов, которые полевые команды ЦКЗ всегда изучали в отдаленных местах, таких как Гана и Заир, даст метастазы и станет инфекционной чумой библейских масштабов.

Поэтому он принял меры предосторожности.

Он купил заброшенную метеостанцию ВВС в округе Карбон, штат Пенсильвания. Она была построена еще во времена Холодной войны и состояла из центра управления сделанного из железобетона и стали и бомбоубежища внизу, которое могло вместить шестьдесят человек. Используя собственные деньги и финансовую поддержку нескольких богатых друзей и единомышленников, он обновил там всё: построил общежития и столовую, настроил генераторы, систему фильтрации воздуха и очистки воды. Он снабжал станцию сублимированной пищей и армейскими рационами питания, медицинским оборудованием, снаряжением для выживания и так далее.

А потом всё и произошло.

Мутировавший вирус появился из ниоткуда и имитировал симптомы легочной чумы. Распространяемый различными переносчиками, включая ветер, воду, укусы насекомых и человеческий контакт, он опустошал мир. В течение шестнадцати недель население планеты сократилось почти на две трети, а затем с последующим крахом правящей политической, промышленной и военной инфраструктуры наступил только хаос. Люди заболевали и умирали, а мир разваливался на части... и тогда случилось самое неожиданное: мертвые вышли из своих могил.

И они были голодны.

Никто толком не знал, откуда взялся вирус, но было много теорий. Большинство утверждало, что это имеет отношение к спутнику Биоком-13, который исследовал верхние слои атмосферы на наличие чужеродных микробов, был задет метеоритом и разбился недалеко от Кловиса, штат Нью-Мексико. Кловис стал первым городом в мире, который превратился в кладбище. Но позже они восстали.

Как оказалось, очень многие люди были невосприимчивы к вирусу. И один за другим они начали появляться в округе Карбон. Док и его ребята собрали столько, сколько смогли. Мария приехала из Питтсбурга, Шэкс – из Филадельфии, Сонни – из Ньюарка, а Мерфи – из Делавера. Эрл был с самого начала. Что касается меня, то я сбежал из Буффало. Люди продолжали прибывать: Новая Англия, Средний Запад, даже глубокий Юг. Некоторые умерли, других убили, а третьих забрали червивые. И до сих пор третьи выигрывали в лотерею и их забирали. Но всегда приходили новые люди. Всегда.

Сейчас в убежище находилось почти сорок человек... что значат шесть, чтобы спасти всех?

Что такое шесть?

Да, Док действительно был странным.

Он собирал свое стадо, ухаживал за ним, кормил и откармливал его, содержал в целости и сохранности. Потом однажды он заключил сделку с дьяволом, и Дьявола звали Драгна. Никто, казалось, не знал ни хрена о Драгне, кроме того факта, что он или оно объединил десятки племен зомби в одну сплочённую армию для глобального Холокоста. Для червивых он был тем же, чем Дракула был для кровопийц, более или менее.

Каким-то образом Док заключил своего рода сделку с этим чудовищем.

Так что каждые несколько месяцев Драгна требовал свою плату, свои деньги за защиту, как вымогатель из ада. И пока Док и его люди играли по правилам, была относительная безопасность. Но в тот день, когда мы этого не сделаем, Драгна пошлет свои войска.

Да, Док. Старый добрый док. Отец, терапевт, священник, генерал, святой и пророк для всех нас в убежище. Он был хорошим, добрым. Заботился обо всем: от того, чтобы его люди были заняты, до того, чтобы кормить и одевать их, принимать роды и даже время от времени руководить импровизированными свадьбами. Все смотрели на него снизу вверх. Все его любили. Все его уважали. Они делали то, что он говорил, и подчинялись его правилам, а он поддерживал в них жизнь и немного здравый рассудок.

С тем добром, что он сделал, было легко забыть, что он также создал лотерею.

И в моем сознании это делало его несовершенным, не совсем человеком. Он был фермером, а мы – скотом. Он растил нас, как свиней, и приносил на бойню в любое время года.

И из-за этого я ненавидел его так же сильно, как любил.

4

В ту ночь – ночь перед лотереей – меня вырвал из кошмара вой автомобильной сигнализации. Две минуты спустя, все еще натягивая одежду, с затуманенным сознанием от неясного сна об абсолютной тьме и абсолютной смерти, я обнаружил Сонни в башне, наблюдающего за происходящим на парковке через смотровой иллюминатор. Башня возвышалась на тридцать футов над стоянкой, и это была единственная часть убежища, в которой все еще было окно – пуленепробиваемое, но все же окно.

– Черт возьми, что происходит? – спросил я.

– Сам посмотри.

Сонни зажёг свет на парковке, но я почти пожалел, что он это сделал. Очевидно, еще несколько человек решили добраться до убежища. На этот раз их было четверо в маленьком микроавтобусе. Я не знал, что произошло, но они, должно быть, запаниковали, увидев всех этих червивых, волчьими стаями слоняющихся по периметру. Должно быть, именно это и заставило их вплотную подъехать к самому убежищу. К несчастью для них и к счастью для нас, Док со свойственной ему предусмотрительностью установил вокруг убежища ряд бетонных барьеров, так что никто никогда не смог бы протаранить нас таким образом.

Микроавтобус врезался прямо в один из барьеров и стал похож на расколотое яйцо, и из него вылезли четыре человека. Я увидел парня с раздробленными ногами, ползущего к убежищу, оставляя за собой темный след. Рядом кричала женщина, закрыв лицо руками. Она бросилась к кучке червивых, как будто в этих остывших мозгах таилось милосердие. Одна из червивых, женщина в розовом платье, повалила её. Даже с башни я видел, как от нее поднимаются тучи мух.

– Мы должны что-то сделать, – сказал я.

Сонни вытащил сигарету.

– Док и Эрл стоят у входа. Если кто-то из них доберется до сюда, они его впустят.

– Да, но ...

– Нет, Томми. Хоть раз пошевели своими грёбаными мозгами. Червивые повсюду. Любой, кто выйдет наружу, пойдёт им на закуску.

Конечно, он был прав. Я знал, что он прав, но даже в тот момент я не был таким отстранённым и холодным, как Сонни и все остальные. Бог свидетель, я должен был быть таким же после всего ужасного дерьма что я видел, но человечность и жалость все еще цвели во мне, как сладкие зеленые побеги, поднимающиеся из потрескавшейся, почерневшей кладбищенской почвы.

Я сбежал вниз и обнаружил, что Док и Эрл ждут, пока выжившие доберутся до двери. Они просто смотрели на меня, ничего не говоря. Они знали, о чем я думаю, и Эрл поднял ружье. Если бы я попытался открыть засовы и замки, он убил бы меня, не задумываясь.

Я знал это.

Он знал это.

Док знал это.

Я выглянул наружу через оружейную щель и прекрасно увидел происходящее. Червивые приближались со всех сторон, их восковые лица напоминали тающий козий творог или трепещущее папье-маше. Горячий пар гнили поднимался от них тошнотворным клубящимся туманом. Некоторые из них шли пешком, но другие выползали из канав и оврагов, и у многих не хватало конечностей. Я видел безголовые тела. Отрубленная рука. Что-то похожее на катящуюся голову. Женщина, чья плоть выглядела так, словно ее сварили, заметила, что я наблюдаю за ней, и повернулась, ковыляя к двери. Ее глаза напоминали тухлые яйца, выпирающие из сырых красных глазниц, а лицо напоминало пирог из червей. Она повернулась задом ко мне и приподняла рваные остатки своего платья. Что-то вроде сильной струи хлынуло у нее между ног.

Я отвернулся, с трудом сдерживая тошноту.

– Тебе не обязательно быть здесь, Томми, – сказал Док. “Почему бы тебе не вернуться в свою комнату?”

– Этим людям нужна помощь.

– Да, это так. И если это вообще возможно, мы им поможем.

– Мистер Обливающееся Кровью Сердце, – сказал Эрл.

Я не обратил на него внимания. Там зомби кормились ранеными, но один парень все еще мог передвигаться. Должно быть, он выскользнул из фургона после аварии, но побежал не в ту сторону. Теперь он возвращался. Он перебежал стоянку. Двое червивых попытались схватить его, но они были недостаточно быстры. Он пронесся мимо одного и перепрыгнул через другого.

Мысленно я была с ним, переполненный восторгом от мысли, что он сможет это сделать. Это было похоже на старые добрые времена, когда Эрл Кэмпбелл бросался в атаку, расплющивая защитников, прыгая, кружась, уворачиваясь, но никогда не переставая двигаться вперёд.

Он был не более чем в двадцати футах от двери, когда трое червивых встали у него на пути, и он рванулся вправо, поскользнулся и упал. Они обрушились на него со всех сторон, буквально покрывая своими рядами. Я услышал, как он закричал ослепительным, пронзительным криком абсолютного ужаса.

Но это был вовсе не он.

Это была женщина. Червивые схватили ее и мучили её, вырывая пригоршни плоти, впиваясь в нее, покусывая. Я видел ее лицо до того, как оно утонуло в этом мертвечинном океане. Боль, ужас... все это сводило ее с ума. Она выцарапала себе глаза окровавленными пальцами.

Я отвернулся и оказался лицом к лицу с Доком. “Мы могли бы спасти того парня. Мы могли бы броситься туда и уничтожить их, расчистив ему путь к двери.”

– Не без угрозы для нашего сообщества, – сказал Док.

Я сердито посмотрела на него. “Ты гребаный мудак” – сказал я и вернулся в свою комнату, беспомощный, лишённый всякой надежды, отчаявшийся. Я был обременён черным бетонным грузом, который тянул меня на дно день за днём.

5

Настал час лотереи.

Док собрал нас в столовой, потому что это было единственное место, достаточно большое, чтобы вместить нас всех. Разумеется, там были все. Все мы, кроме детей. В убежище было четырнадцать детей – от подростков до младенцев. Но, слава Богу, Док избавил их от участия в этой мерзости. Это была вечеринка для взрослых, и вы должны были видеть их – вытаращенные глаза, потные лица, дрожащие руки. Одни курили до тех пор, пока воздух не окутался синей дымкой, а другие бормотали молитвы снова и снова, пока не захотелось выбить им зубы. Иисус. Что за сцена!

Потом появился Док, улыбаясь своей пластиковой улыбкой, от которой у меня внутри все обливалось кровью. “Нам это не нравится, – сказал он. “Но это то, что мы должны сделать, и я думаю, мы все это знаем.”

Никто не соглашался и не возражал против этого, и я даже не мог смотреть на этого чопорного, правильного, отечески заботливого мясника, потому что при виде его у меня мурашки побежали по коже. Мы с Марией сидели рядом, держась за руки. Шэкс был с нами. И Сонни тоже. И Мерфи...только он был мёртвенно-бледный и не мог даже изобразить подобие усмешки.

Док показал всем коробку из-под сигар. “Здесь двадцать три сложенных листка бумаги. По одному на каждого взрослого здесь, в убежище. На шести из этих бумаг стоит буква "Х", и вы все знаете, что это значит. Теперь, по очереди…”

– Да, да, да, док, – сказал какой-то парень по имени Кори. – Мы знаем правила игры. Просто приступай к делу. Я собираюсь сорвать джекпот.

Женщина рядом с ним, которая приехала вместе с Шипманом, издала звук, который был чем-то средним между смехом и рыданиями, хрупкий звук, как будто что-то только что сломалось в ее горле.

– Ну что ж, – сказал Док. “Хорошо.”

Эрл и еще двое парней – Джером Конрой, бывший полицейский, и Эйб, бывший байкер – стояли у выхода с дробовиками. Они оба повидали немало насилия до того, как мертвецы начали восставать, и немало с тех пор. Но ни одному из них не нравилась работа, которую поручил им Док: охрана. Человеку свойственно убегать, когда тебе выносят смертный приговор, а они следят, чтобы этого никто не сделал.

Док, улыбаясь, как проповедник в шатре, – сплошные зубы и десны, – расхаживал вокруг со своей коробкой сигар. Сначала он достал свой листок бумаги. Затем один за другим мы все погрузились в ящик Пандоры. Бумага была из плотного пергамента, и сквозь нее ничего не было видно. Ничего не узнаешь, пока не развернул его.

Кори первым сказал: "Я остаюсь! Вы слышите? Я, блядь, остаюсь!”

К нему присоединились еще трое, включая Шэкса, которые могли похвастаться тем же. Женщина, сидевшая рядом с Кори, развернула свою и выпрямилась, словно ей в задницу только что воткнули что-то горячее. Она протянула ему листок бумаги, на котором стоял крестик. Она так сильно дрожала, что чуть не упала.

Она была избрана.

Кори и остальные отодвинулись от нее, как будто она была заразна.

Только Док подошел к ней, обнял за плечи и сказал: “Мне очень жаль, миссис Пирсон.– Она безвольно упала в его объятия.

Потом все стали разворачивать свои бумажки и смотреть на них. Некоторые, как и Сонни, подпрыгивали и танцевали от радости.

– Я знал, что это буду не я. Черт, да.

Другие плакали. Один парень потерял сознание. А другой потряс бумажкой в воздухе, говоря: "Хвала Господу, я был избран.” Потом он упал на колени и начал безудержно рыдать. Это был кошмар. Люди танцуют. Люди обнимались и целовались, другие лежали на полу, стонали и хныкали. Люди приходили и уходили из убежища, и я не знал их всех так хорошо. Но я знал, о чем все они думают каждый день: если мне удастся еще раз выиграть в лотерею, я буду строить планы, как выбраться отсюда. Я не буду флиртовать со смертью дважды. Да, это то, что они сказали себе, потому что я сказал себе что-то очень похожее. Если я смогу пройти через это, тогда я уберусь отсюда. Я больше не буду этого делать. Это был мой первый раз. Но многие из них уже несколько раз играли в эту больную игру. Такие люди, как Мерфи, Эрл и сам Док. И как бы ни был обманчив человеческий оптимизм, все они говорили себе, что это будет их последний раз, что они пройдут через это и уйдут.

Но очень немногие из них это делали.

То, что происходило в этой комнате в течение следующих пятнадцати минут, было более ужасным, чем все, что я когда-либо видел до этого момента, а я видел многое. Ибо зомби – это монстры, упыри, хищные существа, такие как голодные собаки, они действуют инстинктивно, их главная цель забить мясом свои пустые желудки. У них есть оправдание своей жестокости. Но как же мы. Мы были нормальными, незараженными, разумными человеческими существами, и все же мы были готовы играть в эту извращенную игру, пожертвовать чем угодно, чтобы получить еще несколько недель жизни.

Лотерея была величайшим злом, которое я когда-либо знал.

Было выбрано пять жертв.

Осталась одна.

Вздохнув, я развернул бумажку, и какое-то фаталистическое побуждение внутри меня надеялось, что на ней будет крест, и этот кошмар закончится, и мне не придется жить с чувством вины, что я отнял чью-то жизнь. Потому что он придет за мной. В этом не было никаких сомнений. Как неугомонный призрак, он придёт ко мне глубокой ночью, обхватит ледяными руками мое горло и будет душить меня, пока я не проснусь, обливаясь потом и дрожа.

Мой листок был пуст.

Я не подпрыгнул от радости. Я чувствовала себя ... нейтрально, я не был счастлив, но и не был подавлен ... ничего. По правде говоря, я чувствовал себя пустой консервной банкой. Наверное, сосуд, из которого была вылита каждая капля. Во мне ничего не осталось.

В этот момент, когда я попытался взять себя в руки, Мерфи поднялся со своего места, как будто его внезапно накачали. Он не встал, а поднялся, как столб горячего воздуха. Мы все обернулись, посмотрели на него и, конечно, все поняли. “Меня выбрали, – сказал он ровным голосом. “Вы меня слышите, придурки? Меня выбрали.”