Текст книги "Джордан (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Тиффани Райз
Джордан
Серия: Грешники (новелла)
Перевод: Skalapendra
Сверка: helenaposad
Бета-коррект: lildru
Редактор: Amelie_Holman
Оформление: Eva_Ber
*обложка предоставлена http://vk.com/shayla_black
Когда это случилось? Когда-то давно все, что волновало Элеонор, – это конец дня в школе, дорога домой, сон, еда и как бы побыстрее спрятаться. Но теперь она считала секунды до окончания занятий, не для того чтобы пойти домой, а чтобы побежать в школу и увидеть Сорена.
Наконец прозвенел последний звонок, и Элеонор отправилась к шкафчику ее подруги Джордан. Она хотела пошутить насчет того, что придумала новую историю об Эсфирь, которую условно назвала «У Эсфирь и Артаксеркса еще больше секса». Безусловно, она включила инцидент с Аманом и дядей Модекаем. Интересно, почему Аман так сильно ненавидел евреев? Может, Аман ненавидел их из-за одного еврея, назовем его Гименом, и он не мог встретиться с ним один на один. Скорее всего, Джордан скажет ей не сочинять грязные истории о Библии, из-за чего Элеонор придется читать самой все строки о семенных жидкостях, ослиных гениталиях и какашках. Она вспомнила одну о какашках. Книга Судей 3:22. Убийство и испражнения. Противнее уже не найдешь.
Джордан подошла к своему шкафчику, и Элеонор открыла блокнот.
– Подруга, мне нужна твоя помощь. У меня список из семнадцати шуток о девственности, и нужно, чтобы ты выбрала самую смешную. Готова? – спросила Элеонор, перелистывая страницы.
– Я не могу. – Джордан смотрела на замок.
– Не можешь, что? На это уйдет всего несколько часов. Шутка №1. Плева заходит в бар. «Угадайте, кто кончил», – говорит она.
– Элли, я не могу.
Элеонор оторвалась от блокнота и заметила, что Джордан выглядит необычайно бледной. Она смотрела на замок.
– Что случилось?
Джордан держала в руках замок и будто не узнавала его.
– Я не могу открыть замок, – ответила Джордан.
– Ты в порядке? – Элеонор поставила рюкзак на пол. Она заметила, как тряслись руки Джордан. – Ты паршиво выглядишь. Ты не заболела?
– Да. Думаю, заболела.
– Присядь на лавочку. Я достану твои вещи.
Джордан пересекла коридор и села на лавочку. Она закрыла лицо руками. Элеонор знала кодовую комбинацию от замка Джордан, как свою собственную. Она открыла его, достала рюкзак Джордан и принесла его ей.
– Ты сегодня на автобусе? – спросила Элеонор, Джордан поднялась со скамейки, словно ей стоило это огромных усилий.
– Нет. Меня заберет мама.
– Я подожду с тобой.
Джордан кивнула. Элеонор никогда не видела ее такой. Джордан нечасто говорила с другими людьми, но всегда общалась с ней. Они, может быть, и были неожиданной парой, но они были близки с начала старшей школы, когда сели рядом на классном часу. У Элеонор были разведенные родители, не было денег и плохая репутация из-за пошлого языка. Джордан была слишком милой, слишком застенчивой, слишком хрупкой, чтобы показать себя и завести других друзей. Они стали близкими по умолчанию. Им больше никто не был нужен.
Когда мама Джордан остановилась на своей сияющей «Акуре», Элеонор провела ее к машине и сказала маме, что Джордан плохо себя чувствует. Джордан не любила врачей, не любила внимание, не любила, когда люди прикасались к ней или заставляли принимать лекарства. Только мама могла уговорить ее отправиться к врачу, если та была больна.
– Увидимся завтра, – попрощалась Элеонор и начала закрывать дверь.
На мгновение темные глаза Джордан встретились с глазами Элеонор, и в это мгновение Элеонор увидела в них ужас. Страх. Но чего? Кого?
На следующий день Джордан не пришла в школу. Элеонор позвонила ей из церкви и ответила мама Джордан:
– Дорогая, ей все еще нездоровиться, – ответила мама. Сердце Элеонор сжалось. Она хотела, чтобы ее мама так же говорила. «Дорогая» звучало так аристократично. Мама Джордан всегда говорила аристократично.
– Она настолько больна, что даже не может поговорить со мной?
– Она хочет побыть в одиночестве и поспать. Не переживай за нее. Уверена, завтра она вернется в школу.
– Надеюсь. Обнимите ее за меня.
– Непременно, солнышко.
Элеонор повесила трубку и начала делать домашнее задание. Но что-то было не так. Джордан не была больной, это Элеонор знала наверняка.
После двух часов бездействия Элеонор отправилась в кабинет Сорена. К счастью, он работал над диссертацией, а это означало, что он хотел, чтобы его как можно чаще прерывали. На прошлой неделе она стояла за порогом его кабинета, и они говорили о том, почему у иезуитов репутация либералов в католической церкви. В итоге все сводилось к тому, что иезуиты не считали гомосексуальность или противозачаточные таблетки проявлением греха. Некоторые их них даже допускали аборты при некоторых обстоятельствах. Она спросила Сорена, что он считал уместными обстоятельствами для аборта. Он ответил: «Когда в животе есть что-то, кроме еды», – и она бросила в него стакан. К счастью для нее и для него, стакан был пластиковый.
Теперь она хотела поговорить с ним серьезно. Она начала своё выступление, стоя у дверей и произнеся...
– Я хочу серьезно с вами поговорить.
Сорен оторвался от чтения и поднял руку.
– У тебя нет с собой наполненных жидкостью контейнеров, верно?
– Не сегодня.
– Тогда говори.
– С Джордан что-то не так, и она не говорит мне, что.
– Твоя подруга Джордан?
– Та самая. Вчера после школы она странно себя вела. Сказала, что не может открыть свой шкафчик.
– Она заболела?
– Сказала, да, но только после того, как я сама ее спросила.
– Она выглядела больной?
Элеонор покачала головой.
– Нет. Она выглядела напуганной.
– Напуганной?
– Запуганной. Но не мной. Она была напуганной, когда пришла и когда садилась в машину к маме. И сегодня ее не было в школе.
– Тогда ее что-то напугало в школе. Знаешь, кто мог ее донимать? Говорить что-то в ее адрес?
– Нет, она не говорила со мной. Я пыталась позвонить, и ее мама сказала, что она хочет побыть наедине. Думаю, она злится на меня.
– Уверен, это не так.
– Тогда почему она не захотела со мной говорить?
– Элеонор, нежелание разговаривать с тобой не признак обиды. Иногда люди не могут говорить с другими по совершенно не связанным с их личным отношением причинам. Я священник. Я не могу рассказать, что некоторые говорят на исповеди, даже когда кто-то признается в желании убить тебя.
– Кто-то хочет меня убить?
Сорен прищурился.
– Это всего лишь гипотетический пример.
– Ваш гипотетический пример о том, как кто-то хочет меня убить?
– Не могу представить почему.
– Ладно. Тогда убейте меня. Но придется подождать, пока мы не выясним, что с Джордан.
– Заставь ее рассказать.
– Заставить ее? – повторила Элеонор. – Я не могу заставить ее сделать что-либо. Я никого не могу заставлять.
– Должно быть, это самые бредовые слова, которые ты когда-либо говорила, юная леди. Ты сидела в полицейском участке в ожидании тюремного заключения и выкручивала мне руки, пока я не заключил с тобой сделку, чтобы вытащить из той катастрофы.
– Я была в затруднительном положении.
– Элеонор... – Сорен подошел к ней. Он стоял на своей стороне порога. Она стояла на своей. Только несколько дюймов отделяло их, но это было похоже на километры. – Она твоя подруга. Если что-то случилось, ей нужно с кем-то поговорить. У нее может быть какая-то проблема.
Слово «проблема» ударило Элеонор по лицу как бейсбольная бита.
– Вот черт, думаете, она беременна?
– Вероятно. Это объяснило бы слабость и страх.
– Ни за что. Она девственница. Она не такая.
– Какая?
– Ну, вы понимаете, она не из тех, кто занимается сексом.
– Все занимаются сексом. Мы люди. Люди для жизни руководствуются тремя С – сохранность, средства к существованию и...
– Трах.
– Это слово начинается не на С, Малышка.
Она проигнорировала его замечание, даже проигнорировала Малышку. Она не могла перестать думать о беременной Джордан.
– Сорен... я знаю ее, – Она посмотрела вверх и встретилась с его взглядом, стальным из-за беспокойства. – Она бы рассказала мне о таком. Разве нет?
– Необязательно. Люди постоянно скрывают такие секреты. Она подросток. Она будет бояться родителей, переживать за репутацию, бояться того, что люди могут подумать, что произойдет с ней. Ты знаешь это лучше меня. Ты говорила, что вы с Джордан почти не виделись все лето.
– Да, потому что я была здесь, – напомнила она ему. – Мыла полы и облизывала конверты.
– Да, но где была она?
У Элеонор не было ответа. У Джордан был парень все лето, и она ей ничего не сказала? Они могли быть вместе и расстаться через неделю. Такое постоянно происходит с девушками, которые не влюблены в своего священника, чтобы замечать существование других людей.
– Если это правда, что мы можем сделать?
– Это решать Джордан. Но пока ты не начала планировать ее будущее, пожалуйста, заставь ее поговорить с тобой. Поклянись молчать, если придется. У священников это срабатывает. Через что бы она ни проходила, она проходит через это одна.
– Вы правы. Завтра в школе я поговорю с ней. Заставлю ее рассказать.
– Знаю, что заставишь. Если понадобиться моя помощь, ты знаешь, где меня найти.
– Вы просто милый или же пытаетесь отвлечься от работы над диссертацией?
– Почему не могут быть оба варианта?
– Вы жалкий, вы знаете об этом?
– Ты бы тоже была жалкой, если бы писала диссертацию.
– Вы дуетесь. Никто не любит надутых священников.
– Я не дуюсь. – Он оперся головой о дверной косяк и нахмурился. Она взорвалась смехом.
– Делайте домашнее задание, – приказала она, пытаясь говорить твердо, но потерпела неудачу.
– А я должен? – спросил он, и хмурость ушла, в глазах блеснуло веселье. Она знала, он пытался подбодрить ее, заставить улыбнуться, заставить рассмеяться. Разве он не понимал, что ей становится лучше благодаря его существованию? Хотя об этом она ему не скажет. Его голова и так достаточно высоко витала над облаками.
– Я должна делать свое домашнее задание? – парировала она.
– Ладно. Я буду делать домашнюю работу. Но мне она не понравится.
Элеонор закатила глаза и начала возвращаться в общинный зал.
– Элеонор?
Она развернулась. Блеск веселья и фальшивая хмурость исчезли. Теперь он выглядел как ее непреклонный и серьезный священник.
– Если твоя подруга в беде, тогда ей следует поговорить со мной, а не с другим священником. Доверься мне.
Элеонор улыбнулась и кивнула.
– Я доверяю вам во всем.
На следующий день в школе Элеонор ждала Джордан у шкафчиков. Когда та приехала, Джордан едва смотрела на нее.
– Ты беременна? – спросила Элеонор.
– Что? Нет, я не беременна. Кто тебе такое сказал?
– Никто. Просто гадаю, почему ты так странно себя ведешь.
– Я же сказала, заболела.
– Ты не заболела, ты была напугана до усрачки. Расскажи мне, что происходит.
– Ничего не происходит.
– Ничего? Ты ужасно выглядишь, без обид. Твоя форма помятая, волосы не расчесаны, ты без макияжа и похожа на долбаного енота. Что-то происходит.
– Я не хочу это обсуждать.
– Мне плевать. Ты расскажешь мне.
Джордан посмотрела на нее, и Элеонор снова увидела страх.
– Я не могу об этом говорить, – прошептала она.
– Ладно, это нелепо. Давай же.
Элеонор захлопнула дверцу шкафчика Джордан и потащила ее за руку по коридору к неработающей женской уборной. Она затолкала Джордан в кабинку и заперла за ними дверь.
– Что, черт возьми, происходит? Джордан, говори сейчас, или, клянусь Богом, я засуну твою голову в унитаз.
Джордан усмехнулась, и Элеонор едва не упала в обморок от облегчения, когда увидела признаки жизни.
– Голову в унитаз?
– Я не шучу. Твою голову. В этот унитаз. Решай сейчас.
– Элли… Я расскажу тебе, но пообещай больше никому не рассказывать. Никому, – повторила она.
– Обещаю. Никому не скажу, даже Богу.
Поначалу Джордан молчала. Элеонор указала на унитаз, полный вонючей воды.
– Ладно, ладно. Два дня назад тренер Кокс отдал нам наши работы. Я получила 3 с минусом.
– Это все из-за плохой оценки? Иисусе, Джордан...
– Дело не в оценке. Он написал от руки на моей работе, что мне нужно остаться после уроков. Я осталась, и он сказал, что знает, как мне было трудно с заданием, и хочет помочь мне.
– Ты рассказала ему о той штуке?
Дело было в легкой неспособности Джордан к обучению. Девушка была ходячим калькулятором и могла посчитать чаевые и налоги за считанные секунды в голове, но дайте ей прочитать что-то длиннее трех абзацев, и ее мозг отключался.
– Я сказала ему о той штуке, – подтвердила Джордан. – Он сказал, что именно поэтому хочет поговорить со мной. Сказал, что несправедливо, что моя дислексия держит мои оценки на низком уровне. Сказал, что может помочь мне, если я захочу.
– Как помочь?
Глаза Джордан наполнились слезами, и она опустила голову.
– Элли, он поцеловал меня и засунул руку мне под блузку.
Элеонор могла только смотреть на Джордан. Ее руки онемели. Сердце ушло в пятки.
– Я убью этого ублюдка. Я убью его прямо сейчас. – Элеонор потянулась к замку, но Джордан схватила ее за руку.
– Нет, Элли, нет. Ты не можешь. Он всеобщий любимчик.
– Да мне начхать, даже если он Папа Римский, ему крышка.
– Ты сказала, что не расскажешь.
– Я не собираюсь рассказывать. Я собираюсь его убить.
Джордан вцепилась в нее и толкнула к стене. Элеонор никогда не видела, чтобы Джордан выглядела такой напуганной и серьезной.
– Ты на испытательном сроке, – медленно произнесла Джордан, выделяя каждое слово. – Сделаешь что-либо, что повлечет проблемы, и все, и ты это знаешь. Ты отправишься в тюрьму.
Она знала. Заместитель директора Уэллс уже предупредил ее, что еще одно замечание, и ее не только исключат из школы, но она снова предстанет перед судьей.
– Черт. – Элеонор стукнула затылком по двери кабинки.
– Знаю. Прости.
– Джордан, тебя лапал учитель. Тебе не за что извиняться. Это он должен просить прощения.
– Я не могу вернуться в класс. Я недостаточно умна, чтобы перевестись в другой класс.
– Иисусе, Джордан, ты умнее любой другой девчонки в школе.
– Не в английском.
Джордан выглядела беспомощной. Она посмотрела на унитаз, словно увидела в нем свое будущее. Элеонор не могла ее винить. Школа обожала тренера Кокса. На данный момент баскетбольная команда была первой в штате. Всего немного за сорок, мужчина по-прежнему был привлекательными, и большинство девочек в школе были тайно влюблены в него. Элеонор считала, что он выглядит как полнейший мудак, щеголявший в хаки и с золотым крестом на шее, как у какого-то сутенера. У него были жена и дети, один из них учился в этой школе. Его сын Макс был так же популярен, как и отец. Если Джордан создаст проблемы тренеру Коксу, ее будет изводить вся школа.
– Элли, помнишь, что случилось с Синди Гаррен? Со мной они сделают то же самое.
Она помнила Синди. Их первый год в старшей школе, Синди Гаррен, годом старше, обвинила футбольного игрока в изнасиловании. После публичного появления в школе она продержалась две недели, две недели слов «шлюха», «проститутка» и «лгунья», написанных на ее шкафчике и криков в коридоре, пока она не ушла из школы. Она сдала выпускной экзамен и исчезла. Элеонор хорошо помнила Синди. Кто-то выбил книги из рук Элеонор в кафетерии в первую неделю в Святом Ксавьере. Обычная дедовщина. Не сказав ни слова, Синди покинула друзей за столом и помогла ей собрать книги.
– Я не знаю, что делать, – прошептала Джордан. – Я не могу вернуться в класс. Прошлый раз я убежала. Что, если он завалит меня? Что, если сделает это снова?
Элеонор знала, что делать.
– Пропусти сегодня занятие. Я пропущу свой последний урок, и мы пойдем в церковь.
– Я уже молилась об этом. Два дня я только и делала, что молилась.
– Ты можешь поговорить об этом с моим священником. Он тоже никому не расскажет. Ему ты можешь доверять. Я все ему рассказываю.
– Но он не мой священник. Я даже не...
– Не важно. Он поможет, ладно? Он спас меня от колонии. Тебе он может помочь.
– Никто мне не поможет.
– Ты так говоришь потому, что еще не видела его. Послушай, я его знаю. Я знаю его так... даже объяснить не могу. – Элеонор покачала головой. – Но он хороший, и он сильный, и он на нашей стороне. И даже лучше...
– Что?
– Он может быть пугающим придурком, когда хочет.
Джордан усмехнулась и кивнула.
– Ладно. Я поговорю с ним.
В тот день Элеонор едва удавалось сконцентрироваться, а время ползло словно черепаха. Тысяча сценариев кровавой расплаты поглощали ее мысли. Она хотела избить тренера Кокса голыми руками, выпороть его, бить досками, кастрировать его и заставить съесть собственные яйца. Что за человек мог так поступить с Джордан? Девушка никогда ни с кем не целовалась. Теперь она боялась собственной тени. Она планировала свою большую католическую свадьбу с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. У нее был уже составлен список имен всех ее детей, библейских имен, конечно же. Если бы тренер Кокс сделал что-то подобное с ней, Элеонор ударила бы его по шарам, врезала по морде и выкрикивала бы оскорбления в его сторону до самой тюрьмы. А Джордан просто убегает и обвиняет себя.
После шестого урока Элеонор встретилась с Джордан возле ее шкафчика. Они сразу пошли в Пресвятое Сердце. Сорена не было в кабинете, и Элеонор спросила у Дианы, его секретаря, где они могут его найти.
– Сегодня он работает дома. Это срочно? – спросила Диана.
– Пойдем, Элли, – прошептала Джордан. – Его тут нет.
– Очень срочно, – ответила Элеонор Диане, проигнорировав Джордан. – Вы можете ему позвонить?
Диана кивнула и взяла трубку.
– Нам не стоит беспокоить твоего священника, – сказала Джордан, заламывая руки. – Он занят. Его даже здесь нет.
– Он дома, Джордан. А не в гребаном Ватикане. Его дом рядом. Ты можешь дойти туда за двадцать семь секунд. – Она знала это, потому что однажды посчитала, когда Сорен был на встрече. Двадцать семь секунд между боковой дверью церкви и парадной дверью. Может, еще три секунды от главной двери к спальне. Но кто засекал? Кроме нее.
– Он будет злиться, что мы ему помешали?
– Нет.
– Элли, я не...
– Элеонор? – Она повернулась и увидела Сорена, идущего к ней по коридору. У него было обеспокоенное выражение лица.
– Эй, простите, что тревожим вас, – извинилась она, немного разочаровавшись, увидев его в сутане. Она почти надеялась, что он прибежит в церковь в повседневной одежде. Она никогда не видела его в чем-то другом кроме церковного облачения. Очевидно, ее фантазии о том, что он пишет свои проповеди, лежа в ванной, были всего лишь фантазиями.
– Что случилось?
– Это Джордан. Я рассказывала вам о ней.
– Верно. Очень рад познакомиться, – сказал он и протянул руку. Джордан посмотрела сначала на Элеанор, затем пожала ему руку. – Давайте пройдем в офис? Элеонор, пожалуйста, подожди здесь.
Джордан зашла в его кабинет, и Сорен закрыл за ними дверь. Правила Отца Стернса запрещали всем моложе шестнадцати лет переступать порог его кабинета. Ей уже исполнилось шестнадцать, но Сорен по-прежнему не впускал ее. Она не решила, было это комплиментом или оскорблением. Когда она спросила его, почему, он только ответил «Для самосохранения». Что бы это ни значило.
Элеонор вышагивала перед кабинетом, казалось, целый год, а не пятнадцать минут.
Дверь, наконец, открылась, и Джордан вышла с бледным лицом. Элеонор заглянула в кабинет и увидела, как Сорен надевает куртку, которую носил, когда ездил на мотоцикле. В руках так же был шлем.
– Что происходит? – спросила Элеонор, беря Джордан за руку.
– Элеонор, Диана отвезет Джордан домой. Я бы хотел, чтобы ты поехала с ней. Помни, что у тебя общественные работы во второй половине дня.
– Вы куда? – задала она следующий вопрос, когда он вышел из кабинета и запер дверь.
– В твою школу.
– Что вы собираетесь делать?
– Все, что должен.
И не сказав больше ни слова, он уехал из церкви.
Как только они оказались наедине в комнате Джордан, Элеонор уложила ее со стаканом молока и пакетом «Орео».
– Что говорил Отец С?
– Он спросил, что случилось, и я рассказала.
– И все?
Джордан кивнула.
– По большей части. Он сказал, что это не моя вина, и я не должна испытывать угрызения совести или стыд из-за произошедшего. Сказал, что в аду существует отдельный круг для мужчин, которые злоупотребляют властью.
Элеонор улыбнулась.
– Восьмой круг. По Данте.
– Никогда не читала.
– Что еще он говорил?
– Это все. Элли, клянусь, это все, что произошло. Он даже не попросил меня повторить историю.
– Конечно же, нет. Он поверил тебе с первого раза.
– Как думаешь, что он делает? Послушает версию тренера Кокса?
– Нет.
– Что тогда? – Джордан взяла стакан молока и снова поставила, даже не отпив.
– Насколько я знаю Отца С, он опишет тренеру Коксу дальнейшую его судьбу хуже ада.
– Неудивительно, что тебе так нравится твой священник. – Джордан взяла печенье и съела его целиком.
– Нравится? Джордан, клянусь Богом, я выйду за него.
Элеонор провела все выходные с Джордан. Сорен сказал, она может отдохнуть от общественных работ, чтобы помочь подруге.
В то воскресенье Элеонор отправилась на службу с Джордан в ее церковь, но она все-таки пошла в Пресвятое Сердце, чтобы полить свою веточку. Она не пропустила ни единого дня за почти четыре месяца. Еще два месяца, и она, наконец, получит ответы, которые хотела у него узнать. И, Боже, она хотела ответов. Сорен был загадкой, самой сводящей с ума загадкой. Дебрями. Лабиринтом. Паззлом, который она должна собрать. И все же с ним она чувствовала себя в безопасности, безопаснее, чем дома, безопаснее, чем где-либо. Она должна узнать его, понять, узнать, почему он так обращается с ней – приказывает, ведет себя, будто владеет ею, но и будто она владеет им. Что все это значит? В День благодарения она узнает.
В понедельник утром они с Джордан пошли в школу вместе. К концу первого урока все в школе знали новости. Тренер Кокс уволился без объяснений и записки. Даже его сын, Макс, больше не учился в Святом Ксавьере.
Ученики предполагали, что его уволили по какой-то тайной причине. Или что Макс обрюхатил девушку, и тренер уволился, потому что хотел забрать Макса из школы. Теории заговора становились все безумнее и безумнее. К концу дня обсуждались любые возможные причины, не исключая, что тренер Кокс был геем и/или был похищен инопланетянами.
Имя Джордан ни разу не упоминалось.
Они ничего друг другу не сказали, когда встретились в коридоре. Элеонор видела, как Джордан пытается не улыбаться и не плакать одновременно.
– Сегодня пойдешь в церковь? – спросила Джордан Элеонор.
– Черт возьми, да.
Джордан посмотрела вдаль и смахнула слезу.
И самым тихим голосом произнесла: – Передай ему мою благодарность.
Это все, что было сказано, и все, что нужно было сказать.
Элеонор едва не побежала в Пресвятое Сердце после школы. Она прибыла запыхавшейся и кашляющей и клялась, что больше никогда не будет бегать, если только ее не будут преследовать, хотя даже и в этом случае не станет.
Когда она вошла через главные двери, то обнаружила Сорена у алтаря перед Девой Марией, склонившим голову в молитве.
Она натянула рукава толстовки на руки, чтобы скрыть, как те тряслись, и встала рядом с ним.
– Джордан благодарит вас, – прошептала она Сорену. Он улыбнулся, но глаза оставались закрытыми.
– Передай Джордан, что ей не нужно меня благодарить, – прошептал он в ответ.
– Он уехал. Тренер Кокс просто уехал. Говорят, он никого не предупредил, не объяснил причину. Он и сына забрал из школы. Пуф. Исчез.
– Хорошо.
– Вы напугали его. Это потрясающе.
– При правильных обстоятельствах я могу быть убедительным.
– В это я верю.
Сорен открыл глаза и посмотрел на нее.
– Как ты держишься, Элеонор? Должно быть, тебе тяжело.
Она пожала плечами. На самом деле, она не задумывалась о своих чувствах.
– Я в бешенстве, – призналась она. – Джордан не заслужила такого отношения. Она девственница. Она милая. Она хорошая. Она слишком хорошая.
– Элеонор, даже если Джордан была бы сексуально активной и грубой, она бы по-прежнему не заслуживала этого.
– Верно. Я просто хочу, чтобы на ее месте была я, а не...
– Элеонор, если бы на ее месте была ты, тренер Кокс не бросил бы работу. Он перестал бы дышать.
Элеонор смотрела на свечу, пока в нее проникали слова Сорена. С их первого разговора, когда он назвал свое настоящее имя, Элеонор ощущала какую-то глубокую связь с ним. Он руководил ее общественными работами, он служил пастором и священником, но это ничего не значило. Даже в большей степени, чем Джордан, Сорен стал ее лучшим другом. Никому в мире она не доверяла больше, чем ему. Даже родителям. Особенно родителям. Ради Джордан, совершенно незнакомой девушки, он запугал самого популярного учителя в школе, вплоть до увольнения. Но что, если это ее...
– Вам было трудно? – наконец спросила она. – Устроить разнос тренеру Коксу?
Сорен взял спичку, зажег ее и поджег свечу.
– Трудно? Нет. На самом деле, мне понравилось. Наверное, слишком. Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Подумала, вам было трудно. Или, по крайней мере, неловко, – объяснила она, не понимая, о чем говорит. Только она не знала, о чем говорит, и сказала, что понимала, поскольку Сорен ждал от нее этого. – Потому что вы влюблены в меня.
Сорен посмотрел на нее с искренним удивлением в глазах. Она не была уверена, видела ли когда-либо его лицо таким. Ей даже понравилось.
– Элеонор, ты опаснее террористов-смертников из Сектора Газа.
Покачав головой, он отошел от Девы Марии и направился в кабинет. Она бежала за ним, пытаясь не отставать из-за его раздражающе широких шагов.
– Это «да»? – спросила она, когда они дошли до кабинета. Он остановился на пороге и посмотрел на нее.
– Мне давно нравились цистерианские монахи. Может, знаешь Траппистский орден, соблюдающий обет молчания. Подумываю присоединиться к ним.
И он захлопнул дверь перед ее носом.
– Я приму это как «да», – прокричала она у двери.
И следующие две недели Элеонор не могла перестать улыбаться.
Конец
