Текст книги "Луговые мастера"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Андрей Платонов
Луговые мастера

Небольшая у нас река, а для лугов ядовитая. И название у нее малое – Лесная Скважинка. Скважинкой она прозвана за то, что омута в ней большие: старики сказывали, что мерили рыбаки глубину деревом, так дерево ушло под воду, а дна даже не коснулось, а в дереве том высота большая была – саженей пять.

Народ у нас до сей поры рослый. Лугов – обилие, скота бывало много и харчи мясные каждое воскресенье.

Только теперь пошло иное. На лугах сладкие травы пропадать начали, а полезла разная непитательная кислина, которая впору одним волам.

Лесная Скважинка каждую весну долго воду на пойме держит – в иной год только к июню обсыхают луга, да и в себя речка наша воду начала плохо принимать: хода в ней засорены. Пройдет ливень – и долго мокреют луга, а бывало, враз обсохнут. А где впадины на лугах, там теперь вечные болота стоят. От них зараза и растет по всей долине, и вся трава перерождается.

Село наше по-нонешнему называется Красногвардейское, а по-старинному Гожево.

Жил у нас один мужик в прозвище Жмых, а по документам Отжошкин.

В старые годы он сильно запивал.

Бывало – купит четверть казенной, наденет полушубок, тулуп, шапку, валенки и идет в сарай. А время стоит летнее.

– Куда ты, Жмых? – спросит сосед.

– На Москву подаюсь, – скажет Жмых в полном разуме.

В сарае он залезал в телегу, выпивал стакан водки и тогда думал, что поехал в Москву. Что он едет, а не сидит в сарае на телеге. Жмых думал твердо и даже разговаривал со встречными мужиками:

– Ну, што, Степан? Живешь еще? Жена, сваха моя, цела?

А тот, встречный Степан, будто бы отвечает Жмыху:

– Цела, Жмых, двойню родила. Отбою нету от ребят.

– Ну ничего, Степан, рожай, старайся, – воздуху на всех хватит, – отвечал Жмых и как бы ехал дальше.

Повстречав еще кой-кого, Жмых выпивал снова стакан, а потом засыпал. Просыпался он недалеко от Москвы.

Тут он встречал, будто бы, старинного друга, к тому же еврея.

– Ну как, Яков Якович. Все тряпки скупаешь, дерьмом кормишься?

– По малости, господин Жмых. (Тогда еще господа были: дело довоенное), по малости. Что-то давно не видно вас, соскучились…

– Ага, ты соскучился. Ну, давай выпьем!

И так Жмых – встречая, беседуя и выпивая – доезжал до Москвы, не выходя из сарая. Из Москвы он сейчас же возвращался обратно – дела ему там не было, – и снова дорогу ему переступали всякие знакомые, которых он угощал.

Когда в четверти оставалось на донышке, Жмых допивал молча один и говорил:

– Приехали, слава тебе, господи, уцелел, Мавра, – кричал он жене, – встречай гостя! – и вылезал из телеги, в которой стоял уже четвертый день. После того Жмых не пил с полгода, потом снова «ехал в Москву». Вот какой у нас Жмых.

* * *

Позже, в революцию, он совсем остепенился:

– Сурьезное, – говорит, – время настало.

Ходил на фронте красноармейцем, Ленина видел и всякие чудеса, только не все подробно рассказывал.

Воротился Жмых чинным мужиком.

– Будя, – говорит, – пора нонешнюю деревню истребить.

– Как так, за што такое? Аль новое распоряжение такое вышло?

– Оно самотеком понятно, – говорил Жмых. – Нагота чертова. Беднота ползучая. Што у нас есть? Солома, плетень да навоз. А сказано, что бедность – болезнь и непорядок, а не норма.

– Ну и што ж? – спрашивали мужики. – А как же иначе? Дюже ты умен стал…

Но Жмых имел голову и стал делать в своей избе особую машину, мешая бабьему хозяйству. Машина та должна работать песком – кружиться без останову и без добавки песка, которого требовалось одно ведро.

Делал он ее с полгода, а может, и больше.

– Ну как, Жмых? – спрашивали мужики в окно. – Закружилась машина? Покажь тогда.

– Уйди, бродяга! – отвечал истомленный Жмых. – Это тебе не пахота – тут техническое дело.

Наконец Жмых сдался.

– Што ж, аль песок слаб? – спрашивали соседи.

– Нет, в песке большая сила, – говорил Жмых, – только ума во мне не хватает: учен дешево и рожден не по медицине.

– Вот оно што.. . – говорили соседи и уважительно глядели на Жмыха.

– А вы думали – что! – уставился на них Жмых. – Эх вы, мелкие собственники!

* * *

Тогда Жмых взялся на сочливые луга. И действительно – пора. Избыток народа из нашего села каждый год уходил на шахты, а скот уменьшался, потому что кормов не было. Где было сладкое разнотравье – одна жесткая осока пошла. Болото загоняло наше Гожево в гроб.

То и взяло Жмыха за сердце.

Поехал он в город, привез оттуда устав мелиоративного товарищества и сказал обществу, что нужно канавы по лугу копать, а самую Лесную Скважинку чистить сквозь.

Мужики поломались, но потом учредили из самих себя то мелиоративное товарищество. Назвали товарищество «Альфа и Омега», как было указано в примере при уставе.

Но никто не знал, что такое – «Альфа и Омега».

– И так тяжко придется – дернину рыть и по пузо копаться, – говорили мужики, – а тут Альфия. А может, она слово какое законное, мы вникнуть не можем, и зря отвечать придется.

Поехал опять Жмых слова те узнавать. Узнал: «Начало и Конец»– оказались.

– А чему начало и чему конец – неизвестно, – сказали гожевцы, но устав подписали и начали рыть землю, как раз работа в поле переменилась.

Тяжела оказалась земля на лугах: как земля та сделалась, так и стояла непаханая.

Жмых командовал, но и сам копался в реке, таскал карчу и разное ветхое дерево.

Приезжал раз техник, мерил болото и дал Жмыху план. Два лета бились гожевцы над болотами и над Лесной Скважинкой. Пятьсот десятин покрыли канавками да речку прочистили на десять верст.

И правда, что техник говорил, луга осохли.

Там, где вплавь на лодке едва перебирались, – на телегах поехали – и грунт ничего себе, держал.

На третий год луга вспахали. Лошадей измаяли вконец: дернина тугая, вся корневищами трав оплелась, в четыре лошади однолемешный плужок едва волокли.

На четвертый год весь укос с болота собрали, и кислых трав стало меньше.

Жмых торопил всю деревню – и ни капли не старел ни от труда, ни от времени. Что значит польза и интерес для человека.

На пятый год травой тимофеевкой засеяли всю долину, чтобы кислоту всю в почве истребить.

– Мудер мужик, – говорили гожевцы на Жмыха. – Всю Гожевку на корм теперь поставил.

– Знамо, не холуй! – благородно отзывался Жмых.

Продали гожевцы тимофеевку – двести рублей десятина дала.

– Вот это да! – говорили мужики. – Вот это не кроха, а пища!

– Холуи вы, – говорил Жмых. – То ли нам надо? То ли советская власть желает? Надобно, чтобы роскошная пища в каждой кишке прела.

– А как же то станется, Жмых? И так добро из земли прет, – говорили посытевшие от болотного добра гожевцы.

– В недра надобно углубиться, – отвечал Жмых. – Там добро погуще. Может, под нами железо есть аль еще какой минерал. Буди землю корябать – века зря проходят. Пора промысел попрочней затевать.