Текст книги "Миямото Тэру"
Автор книги: Тэру Миямото
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Миямото Тэру
Мутная река
Цунэсима-кава и Досабори-гава сливаются, меняют название на Адзи-кава и впадают в Осакский залив. В том месте, где реки сливаются, три моста– Сёва-баси, Хататэкура-баси и Фунацу-баси. По одному из них ползет старенький трамвай, из окон которого видна желтая река с медленно плывущими по ней пучками соломы, щепками и каким-то гнильем.
Хотя река и называлась рекой, скопище складов судоходных компаний и множество грузовых суденышек говорили о том, что здесь уже море. На противоположной стороне, там, где Цунэсима-гава и Досабори-гава, видны маленькие домики. Они тянутся вверх по течению реки и переходят в кварталы высотных зданий Ёдоя-баси и Китахама.
Но те, кто живет в низовьях реки, не думают, что обитают на берегу моря. И действительно, когда вокруг тебя реки и мосты, громыхает трамвай и постоянно вздрагиваешь от выхлопов трехколесных автомобилей, вряд ли чувствуешь, что рядом море. Но во время прилива переполненная река, которую подталкивают морские волны, доходит до ломиков на берегу и приносит с собой соленый запах моря, напоминая людям, что оно где-то рядом. По реке снуют паровые катера, таская за собой деревянные баржи. Катера носят гордые имена «Каваками-мару» или «Райо-мару[1]1
«Каваками-мару» – букв. «Бог реки», «Райо-мару» – букв. «Король грома». – Примеч. пер.
[Закрыть]», но несколько слоев краски на их непрочных, как у ковчегов, корпусах, стыдливо прикрывающие бедность владельцев, красноречиво свидетельствуют об обратном. Порой капитаны, по пояс высунувшись из тесных надстроек, неожиданно тяжелым взглядом смотрят на рыбаков на мосту, и случается, что, смешавшись под таким взглядом, какой-нибудь рыбак свернет удочки и уйдет к опорам моста.
Летом почти все рыбаки собираются на Сёва-баси, укрываясь в тени больших арочных перил моста. Здесь толчется разный люд – и рыбаки, и просто зеваки (проходит мимо, случайно бросит взгляд на чью-нибудь удочку, да так и замрет), и те, кто бездумно смотрит на паровые катера, которые пыхтя и кашляя поднимаются по реке.
Напротив Сёва-баси – другой мост, Хататэкура-баси, у которого и расположилась столовая «Янаги».
– Дядя в будущем месяце грузовик покупает, а эту лошадку тебе, Нобу-тян, отдаст.
– Что, вправду? Ты вправду мне ее отдашь?
В дверь столовой пробивается летнее солнце, и за спиной посетителя играют круглые блики. Обычно этот мужичок появляется после обеда, переходит Хататэкура-баси вместе с лошадью и груженой подводой. Он всегда съедает принесенный с собой обед, а потом заказывает каки-гоори. Все это время лошадь ждет своего хозяина.
Нобуо подбежал к отцу, жарившему кинцуба.[2]2
Традиционные японские сладости: квадратные лепешки из бобовой массы, завернутые в тонкий слой теста. – Примеч. пер.
[Закрыть]
– А дядя говорит, что лошадку мне отдаст.
Мать мальчика, Садако, заливая шербет медом, неодобрительно посмотрела на них: «Что отец, что сын – шуток не понимают».
Лошадь неожиданно заржала, что случалось очень редко.
В 50-х годах в Осаке быстро росло число машин, но в те времена еще можно было встретить вот такого мужичка с лошадью и подводой.
– Собака, кошка, три цыпленка в комнате… Отец еще хуже ребенка… Только лошади им не хватает. Отдай сейчас им эту лошадь, они и ее приведут в дом…
Мужичок громко засмеялся.
– Да это мамка шуток не понимает. Правда, Нобу-тян? Хозяин столовой Симпэй сунул в руку сыну лакомство. Мальчик недовольно посмотрел на отца
– Опять кинцуба! Я шербета хочу.
– Не нравится – не ешь. А шербет тебе не полагается.
Мальчик поспешно затолкал в рот угощение. Он вспомнил, как мать отговаривала отца: «Да кто же летом кинцуба покупает-то…».
– Ах ты, скотина! Тут тебе не хлев! – крикнула Садако и выскочила из столовой.
– Ой, уж простите вы нас, вечно она… – виновато сказал мужичок и подозвал к себе Нобуо:
– Угощайся, половина – твоя.
Нобуо и мужичок склонились над одной чашкой с шербетом. Нобуо украдкой поглядывает на шрам от ожога на лице мужичка. Его левое ухо словно порвано. Нобуо ужасно хочется спросить у дяди, что у него с ухом, но, как только он собирается с духом, его сразу бросает в жар.
– После войны уже десять лет прошло. Вам и так, поди, понятно, что можно нынче в Осаке на лошади-то с повозкой заработать.
– Ты что, действительно грузовик покупаешь? – спросил Симпэй, подсаживаясь к мужчине.
– Да подержанный… Новый-то мне не потянуть.
– Хоть и подержанный, но грузовик – это все-таки грузовик. Ты всегда здорово работал, ты ж настоящий трудяга. А теперь у тебя все как по маслу пойдет.
– Да это не я трудяга, а лошадка моя. Никогда не отказывается, хорошо вкалывает.
Симпэй открыл бутылку пива и поставил ее перед мужичком.
– Давай заранее обмоем твое дело, я угощаю. Мужичок с явным удовольствием выпил пива и поблагодарил Симпэя.
– Когда на грузовике будешь ездить, хоть иногда к нам заглядывай. Ты ведь первым посетителем был, когда я открыл здесь столовую.
– Ну да, у меня тогда еще и рана толком не зажила.
Холодок от розового клубничного шербета тает где-то во рту, а потом словно пронизывает голову и добирается до самых мозгов. Нобуо невольно сморщился прямо с ложкой во рту. Отец ладонью вытер ему рот и сказал: «Это потому, что ты торопишься».
– А Нобу-тян тогда еще у мамки в животе был, – обратился мужичок к Садако, убиравшей у входа.
– Да и вправду мы с тобой давно знакомы. – Садако поставила перед лошадью ведро с водой. В душной столовой слышно, как лошадь пьет, и к этим звукам примешивается доносящийся откуда-то издалека шум парового катера.
– А я уже один раз умирал, – сказал мужичок. – Честное слово. Я это помню, как сейчас. Как будто лечу куда-то в темноту, а перед глазами у меня что-то наподобие бабочек. Я вроде как за них уцепился, может, потому и выжил. У меня минут пять дыхания не было и сердце не билось. Старшой мой, который держал меня все это время, так сказывал. А еще говорят, что если умер, то ничего не чувствуешь. Значит, вранье все это.
– Да ну ее к черту, войну эту.
– Опять идиот какой-нибудь от скуки, глядишь, начнет где-нибудь.
– Пора мне на Утасима-баси, – сказал мужичок. Было видно, что он доволен. – У меня сегодня груз тяжелый. Не знаю, как она на горку-то заберется у Фунацу-баси.
На улице жара. Горячий воздух струится над трамвайными рельсами, и от этого кажется, что они тихо подрагивают.
– Сколько уже Нобу-тяну?
Нобуо заглянул в добрые глаза лошади и, гордо выпятив грудь, выпалил:
– Уже восемь! Я во втором классе.
– А моему еще только пять.
Нобуо, прислонившись спиной к двери, проводил лошадь взглядом.
– Дядя! – вдруг крикнул Нобуо.
Мужичок обернулся, и Нобуо от этого вдруг стало неловко. Он не знал, что сказать, и только засмеялся. Мужичок тоже рассмеялся в ответ и продолжал идти, поддерживая лошадь под уздцы. Перламутровые мухи кружились над ним.
Лошадь не смогла взобраться на пригорок около Фунацу-баси.
Она сделала несколько попыток, но ей не хватало еще одного, последнего вздоха. Понемногу и лошадь, и хозяин стали уставать. Все вокруг – и машины, и трамвай, и прохожие – остановились. Люди молча наблюдали за мужичком и лошадью.
– Пошла! – Подстегиваемая криком лошадь напрягалась изо всех сил. На ее теле цвета жженой охры играли взявшиеся откуда-то необычные для нее мускулы, они сильно дрожали. Пот струился по ее бокам и капал на дорогу.
– Может, в два приема попробуете мост переехать? – Мужичок обернулся на оклик Симпэя, помахал ему рукой – «мол, все нормально» – и встал позади подводы. Он стал толкать груженую подводу, и они все же взобрались на пригорок.
– Пошла!
И тут копыта лошаденки поскользнулись на растаявшем от жары асфальте, и она отпрянула назад. Мужичка сбило, и через мгновение он оказался под грудой металлолома, свалившегося с подводы. Задними колесами ему переехало живот, а под передними оказались его шея и грудь.
Лошадь добивала копытами распластавшееся тело. Рядом с Нобуо вскрикнула Садако.
– Нобу-тян, не подходи!
Симпэй бросился к лежавшему мужичку, но тут же вернулся и вызвал по телефону «скорую помощь».
– Он же не умер? Все обойдется, правда? – повторяла сквозь слезы Садако, съежившаяся у входа.
В углу кухни Симпэй взял свернутую циновку и снова вышел на улицу.
– Нобуо, зайди-ка в дом! – Садако звала сына, но Нобуо не шевелился.
Симпэй накрыл тело циновкой. Это была летняя циновка с цветами, которую обычно расстилали по вечерам. Нобуо присел, чтобы укрыться от солнцепека, и сосредоточенно смотрел на сочные ирисы, нарисованные на циновке, и на струйки крови, которые, извиваясь, вытекали из-под циновки и ползли к опорам Фунацу-баси. Вскоре все заполонила толпа.
– Бедняжка… Наверное, пить хочет. Нобуо, давай ее напоим!
Симпэй набрал ведро воды. Нобуо схватил его обеими руками, перешел дорогу и приблизился к лошади. В лицо мальчику пахнуло запахом пены – белой крахмалистой кашицы, скопившейся на губах животного. Лошадь тяжело дышала. Она даже не потянулась к воде. Налитыми кровью глазами она смотрела то на Нобуо, то на ведро с водой, потом взгляд ее упал на тело хозяина, лежавшее под циновкой. И так она неподвижно продолжала стоять под палящим солнцем.
– Она не пьет воду! – Нобуо побежал к отцу. Симпэй все вытирал пот со лба:
– Наверное, думает, что убила его…
– Она умрет! Папа, она же умрет! – Неожиданно Нобуо стало холодно, по коже побежали мурашки. Он уткнулся отцу в колени и заплакал.
– Ну, будет тебе… Тут уж ни ты, ни я ничего не можем сделать.
Вскоре лошадку распрягли и увели, и только повозка несколько дней так и лежала у опоры моста.
У брошенной повозки под дождем стоял мальчуган без зонта. На повозку наброшена рогожа, а под ней так и лежит металлолом.
Чувствовалось, что приближается тайфун. Домишки словно испуганно съежились, ожидая его, их хозяева спешно забивали досками окна. Ветер с мелким дождем разносит по дороге клочки соломы и сломанные доски от ящиков.
Нобуо потихоньку приоткрыл ставни на втором этаже и стал смотреть на стоящего спиной к нему мальчугана. Он впервые за кем-то подглядывал. Казалось, спутавшаяся листва огромной ивы вот-вот поглотит и людей, и машины, и одиноко стоящего на краю пыльной, враз опустевшей дороги мальчугана. Осторожно, так чтобы не заметили родители, Нобуо спустился по лестнице и выскользнул на улицу. Он подошел к мальчугану. Какая-то непонятная сила влекла Нобуо к нему, и он уже не обращал внимания ни на дождь, ни на ветер.
Нобуо встал у мальчика за спиной, немного постоял так же молча, а потом из его груди вырвался такой неестественно звонкий голос, что он сам на миг ему удивился.
– Что ты здесь делаешь?
Мальчуган испуганно оглянулся и уставился на Нобуо. По его лицу стекали капли дождя. Потом он засмеялся и сказал: «Эти железки можно дорого загнать». И тут до Нобуо дошло, что мальчуган хочет украсть металлолом.
– Нельзя! Это чужое! Чужое нельзя брать! – взволнованно выкрикнул он, потому что знал, что эти железки были дороги умершему дяденьке.
– Да я знаю… Не возьму я ничего. – Мальчуган еще раз засмеялся, но уже как-то угодливо. Нобуо по-прежнему настороженно наблюдал за ним.
Откуда-то издалека послышался гудок грузового судна, дождь припустил еще сильнее. Нобуо снова украдкой посмотрел на лицо мальчугана. У него были симпатичные, странно притягательные большие глаза. За полуоткрытыми пухлыми губами виднелись мелкие белые зубы.
– Это ведь железки того дядьки с повозкой, – сказал мальчик.
– Ну да, – кивнул Нобуо и подумал о том, откуда он может об этом знать. – Этот дядя помер здесь на днях, – пробормотал Нобуо, бросил быстрый взгляд на мальчугана и снова опустил глаза. Обычно, когда он терялся и не знал, что сказать, то не смотрел на собеседника.
– Он иногда к нам приходил, – выдохнул мальчуган и пристально взглянул в лицо Нобуо. Несколько минут мальчики молча и насупившись смотрели друг на друга.
– А мой дом вон там, – неожиданно сказал мальчуган и показал рукой куда-то вдаль, в сторону Досабори-гава, но там, в тумане, угадывались только очертания опор маленького моста.
– Где? Там ничего не видно.
Мальчуган перешел трамвайные рельсы и добежал до середины моста Хататэкура. Нобуо последовал за ним.
– Да вон там, под тем мостом. Видишь, там наш катер стоит.
Когда Нобуо вгляделся получше, то увидел, что под Минато-баси и вправду привязано суденышко, казавшееся щепочкой, которую прибило к опоре моста.
– Ты прямо на катере живешь?
– Ну да. Раньше мы жили выше по течению, а потом переехали сюда.
Мальчуган прислонился к перилам моста, подперев рукой щеку. Нобуо встал рядом и последовал его примеру. Нобуо был чуть выше ростом.
– Тебе не холодно? – спросил мальчуган.
– Не-а.
Оба промокли до нитки. Дождь то припускал вкосую, то затихал, и казалось, что он никогда не кончится. Мальчики молча наблюдали за тем, как мутная вода подбирается к домикам на берегу, и вдруг мальчуган вскрикнул и схватил Нобуо за плечо.
– Смотри! Там оборотень!
– Что? Какой еще оборотень?
Нобуо заглянул в темноватую глубь реки – туда, куда был устремлен взгляд мальчугана.
– Да карп-оборотень… Видишь, там большущий карп плавает?
От дождя по глиняно-мутной реке идет рябь. В темно-синем омуте видны груды мусора, которые сталкиваются с опорами моста и несутся дальше, кружась по воде.
Вытирая ладонью лицо, Нобуо изо всех сил вглядывался в реку, и вдруг из его груди невольно вырвался крик.
Огромная светло-серая рыбина медленно чертила круги на воде. Казалось, она всплыла для того, чтобы подставить свое тело дождю.
– Я никогда такой большущей рыбы не видел.
Действительно, карп был размером с самого Нобуо. Каждая чешуйка его была окаймлена нежным рубиновым ободком, и казалось, от всей огромной круглобокой рыбины исходит странное сияние.
– А я уже третий раз ее вижу. Там, где мы раньше жили, два раза видел.
Мальчуган приблизился к уху Нобуо:
– Ты никому не говори, ладно?
– О чем?
– О том, что мы карпа этого видели.
Нобуо было не совсем понятно, почему об этом нельзя никому говорить, но он кивнул в знак согласия. Какое-то странное волнение овладело им оттого, что теперь его и этого незнакомого мальчугана связывает тайна. Рыба быстро перевернулась и скрылась в глубине быстрых вод Досабори-гава.
Нобуо показал в сторону своего дома.
– А мой дом вон там, где столовая.
– А-а, так вы столовую держите…
Мальчуган хотел что-то сказать, но вдруг резко повернулся и не оглядываясь побежал по мосту, потом скрылся за арочными перилами Сёва-баси. Ветер нес огромную доску прямо на Нобуо, и мальчик, спасаясь, побежал домой. В этот вечер у него резко поднялась температура.
– И что ты искал под таким дождем? – расспрашивала сына Садако, но тот молчал.
Он слушал звуки усиливающегося дождя и завывание ветра, и казалось, что запах пота склонившейся над ним матери липко обволакивает его и без того влажное от жара тело. Нобуо закрыл глаза – по мутной реке на огромном карпе плыл мальчуган.
– Лежи тихонько. Надо пропотеть как следует, чтобы жар вышел, – ласково сказал отец и укутал Нобуо в одеяло. «Наверное, отцу можно рассказать про карпа».
– Пап, там карп здоровущий…
Отключили электричество, и повсюду погас свет. На миг стало темно, хоть глаз выколи, и пока разгоралась свечка, Нобуо вдруг вспомнил умершего мужичка и его лошадь. Он поискал руку отца. Огонек спички, зажженной Симпэем, бабочкой вспорхнул в темноте.
– Ну и что тот карп?
Тень отца плясала на потолке.
– Да я хотел бы поймать здоровущего карпа.
– Лады, папка в следующий раз поймает и тебе принесет.
– А где?
– Да на рынке центральном…
Отец с сыном, захихикав, растянулись на постели.
Подождав, пока отец с матерью заснут, Нобуо тихо поднялся, подбежал к лестнице и стал смотреть в маленькое окно, которое отец забыл забить. Он поискал глазами дом мальчугана. Свет от свечей в домах на противоположном берегу едва пробивался сквозь разбушевавшийся ливень. И наконец, рядом с Минато-баси, низко, почти над самой водой он нашел одинокий, словно призрак, желтый огонек, раскачивающийся сверху вниз. Нобуо понял, что это дом того мальчугана и, припав лицом к стеклу, словно завороженный, стоял и смотрел вдаль.
От утреннего солнца на реке парит. Лохматые облака рассеялись. Слышатся жужжание пилы и стук молотка, к этим звукам примешиваются возбужденные голоса детей.
Что только не несет по реке после тайфуна – тут и циновки, и оконные рамы, и картины прямо в рамах, и какие-то деревяшки! Окрестная детвора собирается у реки и, вооружившись длинными баграми и сетками, вылавливает эти сокровища и сушит их на берегу.
Это самое главное развлечение после тайфуна. Именно в это время утомленные непогодой косяки карасей и карпов весь день плавают на самом верху для того, чтобы отдохнуть.
– Мне уже можно встать? – несколько раз спрашивал Нобуо у матери.
– Ты с ума сошел! Сегодня тебе весь день лежать надо. Ты ж у нас слабенький, чуть что, температуришь сразу.
Гвалт детей усилился. Оказывается, братья-близнецы Тойода, сидя в лодке, шарили шестом по воде. Братья учились в средней школе, и у них была своя лодка. А уж если есть лодка, можно доплыть до того места под мостом, где течение разделяется, и там хоть голыми руками рыбу лови. После уроков братья на зависть окрестной детворе всегда садились в лодку. Нобуо и его друзья не любили их, но старались с ними не ссориться. Очень хотелось на лодке покататься, но еще больше хотелось посмотреть огромный пруд, вырытый во внутреннем дворике их дома. Сколько раз Нобуо слышал, как братья похвалялись – мол, у нас там такие огромные карпы живут, какие вам и не снились.
И сегодня братья, как обычно, выбирали шестом самое хорошее из того, что принесла река. Нобуо смотрел и чувствовал свое превосходство. Сколько бы они ни хвастались, а их карпы уж явно не больше того карпа-оборотня. Нобуо напряг глаза и посмотрел на другой берег. На реке серебрились блики утреннего солнца, у самого берега стоял плавучий домик. Солнце аккуратно очертило тень складов, домов и столбов, и домик словно качался в лоне этой тени.
Садако сразу заметила, куда смотрит сын.
– Какое странное судно. – Симпэй отдирал доску от окна.
– Похоже на плавучий домик.
– Интересно, как там у них со светом и водой?
Во время обеда, когда в столовой было много посетителей, Нобуо украдкой от родителей выскользнул с черного хода. Он зашагал к плавучему домику.
О тайфуне напоминали поваленные рекламные щиты и солнце, обжигающее затылок. Оборванные провода свисали с перил моста, вокруг суетились рабочие-ремонтники.
От Минато-баси вниз вела узкая тропка. Ее явно протоптали те, кто живет на судне. Грохот трамвая и машин, звуки голосов, дальние гудки паровых катеров – весь этот гул раздавался вдалеке от плавучего домика. В прибрежной грязи гнили груды мусора, которые намокали во время прилива и высыхали во время отлива.
Нобуо с любопытством разглядывал плавучий домик. Под него, видимо, приспособили старый катер – кое-что переделали и соорудили крышу. Там было два входа, и к каждому из них перекинута доска.
Казалось, что домик необитаем. К тому же он выглядел таким грустным, что к нему вряд ли кто-нибудь решился бы подойти. И эта грусть передалась даже детскому сердцу. Нобуо молча стоял у моста, не решаясь спуститься.
Луч солнца упал на обшарпанную деревянную крышу. Нобуо посмотрел на реку. Почему-то именно сейчас желто-глиняная река, у которой он родился и жил, показалась ему как никогда грязной. Грязным было все – и асфальт, там и тут «помеченный» лошадьми, и кривые серые мосты, и прокопченные стены домов. Нобуо нестерпимо захотелось домой. Он взглянул на крышу своего дома на том берегу. Было видно, как на втором этаже покачивается бамбуковая занавеска… В этот момент кто-то хлопнул Нобуо по плечу. Он обернулся. Перед ним с большим ведром в руке стоял вчерашний мальчуган.
– Ты к нам в гости пришел?
Мальчуган, словно не веря своим глазам, заглянул Нобуо в лицо. Нобуо кивнул. Ему было неловко оттого, что он явился без приглашения. И тут у Нобуо вырвалось:
– А тот карп снова вон там плавает!
– Ты что? Вправду? – Мальчуган уже бежал. Нобуо понесся за ним. Пока они бежали, Нобуо стало казаться, что он и вправду видел карпа. Мальчики вглядывались в реку с середины Хататэкура-баси.
– А где он был? Где?
– Да он сразу же нырнул. – Нобуо показал пальцем на воду.
Мальчуган вздохнул с явным сожалением.
Лодка братьев-близнецов кружила по реке недалеко от дома Нобуо.
– А может, эти его видели?
– Да нет же, быть не может.
– А ты почем знаешь? Нобуо слегка растерялся.
– Так он тут же нырнул и исчез.
– Что же ты сразу мне не сказал, а то я бежал как угорелый.
На щеке мальчугана играло солнце. Нобуо посмотрел на его совсем недетскую улыбку, и ему показалось, что тот давно раскусил его хитрость. И только тут он заметил, что мальчуган обут в красные девчоночьи кеды. Из дырки в носке выглядывал большой палец.
– Пойдем к нам, а? – Мальчуган пристально взглянул на Нобуо и потянул его за руку. Мальчики вернулись к Минато-баси. Они спустились по тропке, и тут Нобуо, неловко встав на перекинутую доску, провалился в прибрежную топь,
– Ой, у меня даже в кедах грязь! – Нобуо вытащил ногу, и тут мальчик громко позвал:
– Сестрица! Сестрица!
Из домика выглянула белокожая девочка года на два-три старше Нобуо. Обеими руками она поправила челку и посмотрела на Нобуо. Глазами девочка очень походила на брата.
– Это мальчик из столовой на берегу.
Мальчуган объяснил сестре, где находится дом Нобуо.
Девочка вышла и, взяв Нобуо за руку, молча отвела его на нос посудины. Там она велела ему сесть и опустить ноги в реку. Потом принесла в ковшике воды.
– А тебя как зовут? – Девочка полила водой ноги Нобуо.
– Итакура Нобуо.
– А в каком ты классе?
– Во втором.
– Так вы же с Ки-тяном одногодки. Нобуо робко спросил, как их зовут: ему всегда казалось, что спрашивать полные имена – это взрослое дело.
– Я – Мацумото Киити, или Ки-тян, – сообщил мальчик. Девочка сказала, что ее зовут Гинко.
– А вы из какой школы?
Мальчуган на минуту смешался, взглянул на сестру и быстро сказал:
– А мы в школу не ходим.
По Минато-баси катил тележку торговец бамбуком. Вдалеке виднелись бритые головы близнецов, которые все еще кружили на лодке в поисках сокровищ.
Девочка вымыла ноги Нобуо. Она несколько раз ходила внутрь посудины за водой. Мальчуган помыл в реке кеды. Нобуо бездумно смотрел на плывущие по реке арбузные корки. Сидя на солнце, он вспотел, но где-то внутри ему все еще было холодно. Он подумал, что вечером опять поднимется температура. Девочка полила водой пальцы на ногах Нобуо. Было приятно, но Нобуо нарочно съежился:
– Щекотно! – и украдкой посмотрел на девочку, которая улыбнулась ему в ответ.
– Ну все, теперь ты чистый. – Девочка вытерла ноги Нобуо подолом потрепанного платья.
– У тебя такие длинные ресницы, Нобуо-тян.
– Да меня зовут вообще-то Нобу-тян, – пробормотал он, покраснев до корней волос.
– Ну, Нобу-тян, проходи. Внутри-то прохладнее, – пригласил Ки-тян.
Внутри было расстелено татами в четыре-пять дзё, стояли потемневший от старости комод и низкий обеденный столик. Пол качался, напоминая о том, что дом стоит на воде. Комната была разделена фанерной перегородкой. В другую часть домика нужно было заходить по второй доске, перекинутой с берега.
С потолка свисал старенький фонарь. Нобуо вспомнил, как вчера ночью он смотрел на желтоватый огонек.
– Воды принесли? – Из соседней комнаты раздался женский голос. Наверное, это была мать. Голос был низкий и слабый.
– Да в парке воду до вечера отключили, – сказала девочка.
У входа в дом стоял огромный кувшин для воды.
– Я пить хочу ужасно. Там немножко осталось?
– Ага.
Девочка зачерпнула ковшиком воды из кувшина, набралось всего полстакана.
– А кто пришел?
– Да это мальчик с того берега, из столовой, – почему-то сердито ответил Ки-тян.
– Ты посторонних-то не приводи.
– Так это мой друг.
– Когда это вы успели подружиться?
– Вчера.
– Вчера?
Мать обратилась к Нобуо:
– Мальчик, так ты из «Дарума-я»?
– Нет. Я из «Янаги».
– Будешь с моим дружить, тебя дома ругать будут. Нобуо не знал, что ответить, и растерянно молчал.
– Киити, там у нас кусочек сахару был, угости гостя.
Мальчуган взял с полки большую стеклянную банку, из тех, что стоят в дагасия,[3]3
Лавка, где продают дешевые сладости. – Примеч. пер.
[Закрыть] и вытащил из нее сахар. Он долго выискивал кусочки побольше, наконец выбрал три примерно одинаковых и угостил Нобуо и сестру.
За стенкой замолчали. Полутемную комнату охватила странная тишина. Дети молча грызли сахар. Где-то прошел паровой катер, и волны от него стали сильно раскачивать лодку.
Даже когда Нобуо вернулся домой, ему все казалось, что его покачивает. Он откинул занавеску и, подперев щеку рукой, смотрел на плавучий дом. Солнце падало как раз на то место, где была комната матери. От горячего речного ветра позванивал фурин[4]4
Колокольчик, который звенит от ветра. Его вешают для того, чтобы наслаждаться звоном. – Примеч. пер.
[Закрыть] в его комнате.
«Воду в парке до вечера отключили…» Он вспомнил, как девочка шарила ковшиком по дну кувшина.
Нобуо спустился до середины лестницы и заглянул в столовую. Матери не было, наверное, она пошла разносить заказы. Отец сидел в кресле, читал книгу о шахматах. Нобуо потихоньку вытащил из холодильника бутылку лимонада и направился к плавучему домику.
Прижав к груди холодную бутылку, он стал спускаться по узкой тропке у Минато-баси и неожиданно вспомнил, как девочка ласково прикасалась к его пальцам, и хотя где-то в пальцах оставалось это приятное чувство, ему вдруг стало грустно и одиноко.
Нобуо повернул назад. Он дошел до середины Сёва-баси и, сам не зная почему, бросил бутылку в воду.
В маленькой деревянной лодке может уместиться только один человек. На ней водружен флаг с названием лодки – черным по красному написано «Ямасита-мару». Хозяин лодки – молчаливый старик, которому можно дать лет за семьдесят, – ловит кольчатых червей. Если зачерпнуть грязь со дна реки, потом промыть ее, то на решете останется несколько червяков.
Если кто-то из рыбаков на мосту машет рукой, то старик медленно гребет к нему. Рыбак бросает в банку или коробку для наживки мелочь и на веревке спускает прямо в руки старику, а тот, вынув деньги, кладет в банку червей.
Нобуо не мог понять, как это в черной грязи на дне живут такие жирные красные червяки. Раньше ему снился сон: он разрезает себе грудь, а там толстый слой грязи и из нее выползает много червяков. Был случай, когда по реке принесло трупик младенца прямо с пуповиной. Именно тогда Нобуо и приснился страшный сон про червяков. Нобуо не нравились ни червяки, ни старик, который вытаскивал их со дна реки.
Солнце еще не встало, но на воде уже переливалась шафранового цвета рябь. Нобуо посмотрел на Досабори-гава. Посередине реки, как всегда, качалась лодка «Ямасита-мару», старик ловил червяков. Наверное, хочет половить, пока прохладно.
Несколько минут Нобуо наблюдал за стариком. Плавучий домик словно утонул в лучах утренней зари. Тут отец перевернулся на другой бок, и Нобуо посмотрел на него, а потом снова перевел взгляд на реку. Старика не было видно. Только лодку покачивало на волнах.
Подперев щеку, Нобуо стал думать, что же произошло, и решил, что что-то случилось.
– Пап, а пап! – Нобуо стал тормошить отца. – Дед с «Ямасита-мару» делся куда-то. Нету его.
– А-а? – Симпэй недовольно открыл один глаз. – Нету его, говоришь?
– Дедушка делся куда-то…
Убедившись, что лодка пуста, Симпэй подскочил.
– Нету, говоришь… Наверное, свалился. Ну и дела. Дед-то свалился, похоже.
По вызову Симпэя приехала полиция. Старика стали искать, но так и не нашли. Тех, кто видел старика, тоже не нашлось, и вечером Нобуо с отцом вызвали в полицейский участок. Полицейский угостил Нобуо сахаром и спросил:
– Ты успокойся и хорошо подумай. Дедушка действительно был на лодке?
– Ну да.
Полицейский, задавая вопросы, угощал Нобуо дешевыми конфетами.
Нобуо честно рассказал о том, что видел: как пришел первый трамвай, солнышка еще не было, он проснулся, потому что захотел в туалет.
– Ну, хорошо, хорошо. А теперь главное. Дедушка, что ли, упал? Или сам в воду кинулся?
– Я не знаю.
Настроение полицейского явно испортилось, и он нервно стал постукивать карандашом по столу.
– Да не может быть, чтобы ты не знал. Ты меня расстраиваешь. Вспомни хорошенько…
Но по-настоящему расстроенным был Нобуо. Он исподлобья посмотрел на полицейского:
– Я не видел и потому не знаю.
– Так ты же видел, как он червяков ловит! К тому же отца разбудил, потому что дедушка куда-то делся. Как же ты не видел, как он в воду падает?
– Так он же как раз в это время случайно на другое посмотрел, – сердито вмешался Симпэй.
– Я с вашим сыном разговариваю. Мы даже не можем установить, где этот дед жил.
– Так и узнавайте. Раз мой сын говорит, что не видел, значит, так оно и есть.
Нобуо неожиданно вставил:
– Наверное, этого дедушку съели.
– Что?
– Наверное, его карп-оборотень съел. Только тогда полицейский отпустил их домой. Пока отец вел его за руку, Нобуо повторял, словно одержимый:
– Дедушку карп съел. Правда. Я видел сам.
– Ну да, ну да. Он слишком много червяков ловил, вот его самого рыба и съела, – поддакнул ему отец.
В эту ночь С ада ко легла спать, прижав мальчика к себе. Ей было нестерпимо жалко сына, который, словно сумасшедший, повторял одно и то же про огромного карпа.
Тело старика так и не нашли.
– До чего беспокойный ребенок! Когда ешь, не смотри по сторонам! – Садако неожиданно стукнула Нобуо, который то и дело посматривал на другой берег.
Закат, словно красная ржавчина, медленно полз по реке, постепенно темнея. Когда по окрестностям разносится запах ужина, брат с сестрой из плавучего домика выходят поиграть на улицу. Их можно увидеть из дома Нобуо. В сумерках было видно, как Киити и Гинко играли во что-то, присев на корточки. И даже когда становилось темно, их фигурки все еще мелькали.
И свет в комнате их матери, который то гас, то снова разгорался, казался таким непрочным и слабым, словно голубизна мелкой ряби на воде. Совершенно непонятная сила влекла душу Нобуо в этот плавучий домик и к этим детям. Но это было совсем не то чувство, что испытывал Нобуо к своему веселому светлому дому.
– Можно, я как-нибудь Ки-тяна приведу?
– А кто это такой?
– Мальчик, который живет на катере.
– Ты уже успел подружиться с ним?
– Ну да. А мама его меня сахаром угощала. Садако зажгла свет.
– То-то ты все туда посматриваешь…
– У него есть сестра, Гинко-тян зовут. Нобуо рассказал, как он провалился в грязь и Гинко мыла ему ноги.
– А чем они занимаются?
Нобуо не знал. А действительно, чем же они занимаются?
– Да я не знаю. Когда Ки-тян придет, ты его шербетом угостишь, ладно?
– Ну, конечно, раз это твой друг, мы его примем как следует.
Садако поспешила вниз сменить Симпэя. Вечером посетителей почти не было, но так сложилось, что до восьми столовая была открыта. И Симпэй, которому скорее хотелось выпить рюмочку за ужином, торопил снизу жену.
– Нобу-тян, ну как уроки?
Поднявшийся наверх Симпэй прижал голову сына к себе.