Текст книги "Чудо-христианин"

Автор книги: Терри Сазерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 13

– В лучших произведениях литературы, – говорила Джинджер Хортон, – все идет от сердца, а не от ума!

– Я согласен! – сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. – Если я плачу деньги, – возбужденно заговорил он, – то хочу получить… самое-самое лучшее произведение – то, что идет из самого нутра, видит бог! – и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение.

– Боже милостивый! – воскликнула Эстер, заходясь смехом.

– И не переписывать! – продолжал Гай. – А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу!

– Гай! – воскликнула Агнесс, – в самом деле, Гай! – Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала – писала непрестанно – непрерывным потоком – глубоко исповедальную прозу.

– Извините, – пробормотал Гай, откидываясь назад, – я иногда немного забываюсь…

– Чувства и страсть! – согласно воскликнула Джинджер Хортон. – Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют!

– Это очень интересно. Следует это обсудить, – сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку.

Пролистав ее, он продолжил:

– Человек, которого я встретил в поезде – если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея – довольно забавная – пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие.

Суть проекта – писать заново известные рассказы, – продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. – И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема – и я хотел бы сыграть пробную партию – выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее.

– Господи боже… – начала Джинджер потрясенно.

– Его идея, – продолжил Гай, – честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет – выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам.

– Нет, я никогда… – сказала Джинджер с возмущением.

– Да-да, вот оно, – сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. – Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки – пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит:

«Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов».

Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее:

– И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»:

«Ну так что, читатель-писатель – понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер? Да? Прямо посреди чьей-то комнаты, когда все на вас смотрят? Да? Да, черт возьми, вы можете это, вы можете, и так далее, итак далее».

– Скажу только, что это не вполне готовый образчик, конечно. Его нужно еще слегка подправить, сделать поярче… Так что ты думаешь по этому поводу, Джинджер?

– Что? Да я в это… ни единого цента не вложу! – пафосно заявила Джинджер.

– О, это слишком страшно, Гай. Ты не должен в этом участвовать! – воскликнула Агнесс.

– Хммм… Полагаю, ты права, – сказал Гай, – хотя на самом деле трудно сказать. Может получиться, может не получиться… Просто хотел посмотреть, кто и что по этому поводу думает. В этих инвестиционных играх самое главное – принимать свежие решения.

Гай придумал еще одно развлечение и опять повеселился на славу. Он вовлек одного человека в мероприятие по разбиванию крекеров огромным отбойным молотком на Таймс-Сквер.

Этот стойкий товарищ прибыл на место со своим арсеналом – коробкой соленых крекеров и шестидесятифунтовым молотком – приблизительно в 9 утра. Там он, как выразился Гай, «открыл свой магазин», – прямо рядом с выходом из метро на Сорок второй улице, на самом оживленном в это время суток перекрестке мира.

Одетый в хаки и жестяную каску, странного вида человек пробрался через людской поток к выходу из метро, и, нырнув в самую гущу толпы, открыл обитый медью сундук, прикрепленный к поясу ремнем, вытащил соленый крекер и наклонился, чтобы осторожно положить его на пешеходной дорожке.

– Смотрите собственными главами! – закричал он, выпрямившись и нетерпеливо жестикулируя. – Будьте осторожны! Не подходите близко! – И за тем, подняв молоток на высоту плеча, мощным ударом обрушил его на крекер – не только рассеяв его в пыль, но также разбив на куски часть пешеходной дорожки.

Через несколько минут вокруг него собрались зеваки. Все собравшиеся, кроме тех, которые стояли в непосредственной близости, должны были вытягивать головы или подпрыгивать, чтобы увидеть хотя бы мельком человека в жестяной каске. А он разглядывал почти невидимую пыль, оставшуюся от крекера.

– Я размял его, не правда ли? – пробормотал он самому себе тоном профессионала.

– Что он сказал? – поспешно переспросили не сколько человек – из тех, что стояли ближе.

– Он сказал, что размял его, – объяснил кто-то.

– Размял его? – фыркнул другой. – Чувак, ну-ка повтори!

Гай Гранд также присутствовал при этой сцене. Он выслушивал различные комментарии и иногда присоединялся к дискуссии.

– Эй, как так случилось, что ты этим занимаешься? – спросил он человека в жестяной каске.

Человек вытащил еще один крекер и с великой осторожностью положил его на асфальт.

– Вот этим? – переспросил он, вставая и поднимая огромный молоток. – О, да это всего лишь дело техники.

– Что он сказал?

– Говорит, это дело техники.

– Что?

– Дело техники.

– Да, хорошо, а что он разбивает своим молотком? Что это? Похоже на крекер.

– Да для чего ему крекер-то разбивать, вы шутите?

– Чувак, смотри, как молоток поднимается над асфальтом! Смотрите, у него там молоток!

Через короткое время собравшихся было столько, что они заполонили всю улицу и даже вылезли на проезжую часть, мешая проезжать машинам. В результате полицейскому Сорок Второй улицы пришлось, ругаясь, протискиваться в центр толпы. «Дайте пройти!» – кричал он. – «Уберитесь с дороги!»

Когда он пробрался к центру, где в самом разгаре шла операция по разбиванию крекеров, то остановился, заломил кепку назад, сложил руки и скорчил гримасу отвращения, наблюдая, как человек в жестяной каске разбивает несколько крекеров огромным отбойным молотком.

– Ты на службе у городских властей, приятель? – дрогнувшим голосом спросил полицейский.

– Так точно, – сказал человек в жестяной каске, не оборачиваясь. – Городское планирование. Технические дела.

– Да, – сказал полисмен. – Местечко ты выбрал хуже некуда, вот что я тебе скажу. – После этого, поправив кепку, он начал разгонять толпу. – Двигайтесь! Расходитесь! – орал он. – Освободите место! Идите на работу! Это технические дела! Прочь с дороги!

Разогнать толпу в такой час оказалось делом нелегким. Через некоторое время пришлось пригнать пожарные машины и пустить в ход шланги. Когда причина происшествия была раскрыта, полиция доставила Гранду некоторое беспокойство.

– Наверное, Джинджер подошли бы кое-какие твои вещи, – предположил Гай.

Эстер по-детски прикрыла рот, чтобы скрыть смешок, и весело поглядела на остальных, а Агнесс, задержав дыхание, выпалила:

– Я боюсь, что мы носим другой размер, Гай!

Агнесс, тоненькая словно тростинка, носила максимум девятый размер, а Джинджер – минимум шестидесятый.

Джинджер покачала головой.

– Чарльз просто умрет, если я надену вещь, которую шил не он! – сказала она.

– А Чарльз делал для тебя балахоны? – спросил Гай.

– Я хотела бы, чтобы Чарльз сшил для меня маленькие итальянские балахоны, Гай, – ответила Джинджер. – Я думаю, они мне, с моей полнотой, вполне подойдут – но это значит, мне придется отказаться от всех моих женственных оборок и кружев, а Чарльз и слышать об этом не хочет! Он сказал, это будет «сверхпреступлением» – он ведь так любит работать с кружевом, Гай. И мне просто совесть не позволит! А что ты думаешь по этому поводу, Гай? – спросила она, гордо вскинув голову, словно сама Кармен.

– Чарльз нрав, конечно, – сказал Гай после минутного размышления.

Гай поверг в полный шок британских охотников в Конго (а заодно и пожилых знаменитых американских писателей, которые в тот момент находились на сафари), организовав большую охотничью экспедицию с 75-миллиметровой гаубицей.

– Она выстреливает с начальной скоростью в две тысячи футов в секунду, – любил посмеяться Гранд. – Она остановит все что угодно на этом континенте.

Как правило, используемая Французской Армией в артиллерии, эта огромная пушка, даже разобранная на части, весила тем не менее больше ста пятидесяти фунтов.

– Остановит все, что движется, – повторял Гай, – даже кита, если тот вынырнет на поверхность.

Для перевозки оружия Гай нанял трех туземцев. Сам же, одетый в огромный бронежилет, обернутый вокруг живота, и каску таких чудовищных размеров, что половина его лица оказалось спрятанной, гордой походкой следовал рядом, со знанием дела обсуждая с другими участниками мероприятия тонкости обращения с огнестрельным оружием и прелести большой охоты.

– У нас на днях в Кении была заваруха, – говорил он, – огромная кошка утащила двоих наших лучших парней. – Он с любовью поглядывал на пушку и со знанием дела продолжал: – Но у кошки изменились вкусы, когда она испробовала нашу семидесятипятимиллиметровую подружку! Да, сэр, эта малышка издает чудовищный грохот, можете жизнь свою на это поставить!

Примерно раз в час Гранд останавливался и делал театральный жест рукой, объявляя всем о привале. После этого он вместе с одним из верных ему туземцев (известным как «лучший гид по Центральной Африке») начинали принюхиваться, поводя ноздрями и безумно выпучив глаза.

– Там, в кустах, кошка, – внезапно говорил Гай, и, на глазах всей изумленной публики, в шлеме, который полностью закрывал ему видимость, хватал оружие, шатаясь под его тяжестью, прижимал его к покрытому бронежилетом брюху и вслепую палил в какой-нибудь камень, скрывавшийся за кустами. Выстрел клонил к земле высокие заросли и сносил верхушки деревьев, как если бы они были кукурузными стеблями. Отдачей Гранда отшвыривало футов на сорок, и он приземлялся в отвал практически без сознания.

– У этой крошки нечеловеческая отдача, – позже говорил Гай. – Маннлихер, конечно, по сравнению с этим – просто детская игрушка.

Семидесяти миллиметровая гаубица издавала невероятный грохот, земля дрожала, и любая охота в радиусе нескольких миль вокруг прекращалась. Все остальные сафари прошли от начала до конца без единого выстрела, кроме, естественно, случайных выстрелов из пушки Гранда.

Охотничьи экспедиции в Африке – мероприятия серьезные, дорогостоящие, и развлечение это потребовало от Гранда огромных затрат. И все же Гай всегда вспоминал эту историю с превеликим удовольствием. Всем гидам-туземцам это развлечение также пришлось по нутру.

Глава 15

– Вот смотрите, последние новости, – сказал, внезапно просветлев, Гранд, сидевший в своем огромном кресле. Он, шурша, развернул газету и показал статью окружающим. Заголовок гласил:

НАЧИНАЯ ГИГАНТСКУЮ КОСМИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ, ПРЕЗИДЕНТ ПРОСИТ НАРОД О ДОВЕРИИ.

«ОСЕЛ» ОБЕЩАЕТ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКАМ…

Он прочитал это громко и звучно, но Джинджер отнеслась к данной просьбе весьма пренебрежительно.

– Вероятно, один из этих малолетних мексиканских ослов! – воскликнула она. – Воистину осел! – Она была большим противником президентской администрации.

– На твоем месте я бы не стал недооценивать нашего большого дядю Сэма, – предостерег ее Гай, обведя хитрым взглядом присутствующих.

– Да эти мексиканские ослы – просто мелочь! – настаивала Джинджер.

– Джинджер права, – резко вставила Агнесс, надевая очки – как и всякий раз, когда разговор с Гаем переходил на политические темы, – чтобы смерить его серьезным осуждающим взглядом. – Будет гораздо полезнее, если в космос отправят самого этого простофилю! – Она вскинула голову, явно довольная своей идеей. – Запустить бы этих болванов куда подальше!

Гай отложил газету.

– Я считаю тебя человеком терпимым, – мягко, но уверенно сказал он, поднимаясь. – И не люблю делать скоропалительных выводов. Но в случаях, подобных этому, когда речь идет о национальной чести, такие высказывания недалеки от гнусной государственной измены! – И так же серьезно станцевал чечетку шажка и раскланялся. – Боюсь, у меня не получится остаться на обед, – сообщил он.

– Гай, да я слышать об этом не желаю! – пронзительно вскрикнула Агнесс, сорвав с носа очки и сердито уставившись на Гая. – Ты обязательно должен остаться!

– Гай, Гай, Гай, – проворковала Эстер, покачав седой головой, – всегда куда-то спешит…

– Да, я бы так хотел остаться, – с грустью добавил Гай. – И все же – обратно в упряжку, обратно к станку.

Наша история про Гая Гранда уже подходит к концу. Однако понастоящему скандальную славу он заслужил после того, как вышел в открытое море на большом корабле «С.С.Чудо-Христианин»… Это судно впоследствии стали называть «Ужасный мистический корабль капитана Клауса». На самом деле это был старый «Гриффин», пассажирский лайнер, который в свое время Гранд приобрел приблизительно за пятьдесят миллионов.

«Христианин», водоизмещением в 30000 тонн, мог перевозить около тысячи ста пассажиров. Гранд переоборудовал его в корабль первого класса, способный разместить на борту четыреста пассажиров. Корабль был отделан с небывалой роскошью, какая бывает только на Востоке. Каждая каюта на «Христианине» была дворцом в миниатюре: все детали интерьера были созданы с такой любовью и аккуратностью, что их скорее можно вообразить, чем описать. Все каюты находились над палубой, в каждой было двенадцатифутовое окно и застекленные двери, выходившие в отдельное патио, с которого открывался великолепный вид на море и небо. В каютах были расстелены ворсистые мягкие ковры и расставлена первоклассная мебель, кроме того, там были мини-бары, шезлонги, камины, огромные королевские кровати с балдахинами, библиотека (с полным комплектом Британники и первосортным чтивом для интеллектуалов), магнитофоны, дамские комнаты, маленькая итальянская ванная и сауна. Стены, выкрашенные в мягкие коричнево-желтые тона, были отделаны панелями из тика и розового дерева.

Столовая корабля была сделана в стиле парижского ресторана «Максим». Сам персонал этого всемирно известного дорогого ресторана был занят приготовлением блюд и сервировкой. Они должны были грациозно, но ненавязчиво передвигаться по залу под легкую музыку в исполнении Джиллиан Стринг Квартет.

Все на этом корабле было продуманно и гармонично. Театр, словно настоящий драгоценный ларец, ровно на четыреста мест, был точной копией казино Монте-Карло, а театральная труппа – «Олд Вик Плэйерс» – имела большой репертуар и была готова давать по два представления в день.

Корабельный доктор был не только терапевтом, но также высококлассным психоаналитиком. За помощью в решении душевных проблем пассажиры могли приходить к нему все двадцать четыре часа в сутки.

Но, вероятно, главным чудом «Христианина» была его гостиная, Марина-рум, огромная, расположенная гораздо ниже палубы. Стены в ней (которые одновременно являлись самим корпусом корабля) были из прозрачного стекла, так что пассажиры, сидевшие в комнате, могли любоваться морскими глубинами. Эффект океанского дна был произведен следующим образом: с бака корабля регулярно выбрасывались поднятые из глубин морские существа. И перед глазами, освещенная мощными солнечными прожекторами, представала захватывающая дух панорама: огромные спруты, гигантские лучи всех цветов радуги, змеи, снежные морские ангелы и светящиеся стаи фантастических рыб, безмолвно скользящие или извивающиеся в молчаливой битве всего в нескольких футах от отдыхающих пассажиров.

В ходе подготовки к вояжу «Чудо-Христианина» (журнал «Лайф» посвятил ему целый номер) была дана единственная платная реклама – объявление о дате отплытия, которое опубликовали The Times и National Geographic. Стоимость путешествия не указывалась (хотя «Лайф» упомянул, что стоит это удовольствие около пяти тысяч), а анонс, набранный маленьким жирным шрифтом, был заключен в толстую черную рамку. Начинался он с таких слов: «Для тех нескольких счастливцев…» и содержал краткое извинение за то, что не каждый желающий может быть взят на борт. Также указывалось, что заявления на участие в вояже на «Чудо-Христианине» были тщательно рассмотрены, а получивших отказ просят не обижаться. «Наш критерий отбора, – заканчивался анонс, – может не совпадать с вашими представлениями».

Пока подавший заявку на участие в вояже не был утвержден, он не допускался на корабль. Встреча назначалась только после окончательного утверждения.

Судно было наречено самой Королевой Англии.

Все это привлекло небывалое внимание, и заявления потекли рекой. Многие прямо-таки требовали, чтобы их взяли в первый круиз «Христианина». Те, кто только что вернулся с отдыха, в суматохе планировали новое путешествие.

Казалось, людям жизненно необходимо попасть на борт «Христианина».

Между тем Гай Гранд самолично отбирал заявления, руководствуясь только своими, никому не понятными критериями. Естественно, между делом он хорошо развлекся. Например, рассмотрев заявление от очень почтенной римской аристократки, он просто начирикал поверх него: «Вы шутите? Никаких итальяшек!» Позже говорили, что женщина получила нервный срыв и потребовала миллион за моральный ущерб. Гранд дорого заплатил, чтобы уладить дело.

С другой стороны, он принимал – или, лучше сказать, вовлекал – в качестве пассажиров – группу шутов из убогих ярмарочных шоу, большинству из которых не следовало бы вообще уделять внимание, нескольких цыган с Бродвея, и других людей странной внешности и сомнительных достоинств. Однако в первые несколько дней они должны были находиться под палубой. Таких было всего сорок человек, то есть десятая часть списка из тех элитных гостей, которые стояли на палубе, когда «Христианин» отплывал под звонкие фанфары с Восточного побережья. Все стоявшие на палубе были аристократами голубых кровей и джентльменами до кончиков ногтей.

Среди всех достопримечательностей «Христианина» его система видеокоммуникации, способная транслировать изображение с капитанского мостика, была уникальна.

В каждой каюте над камином был вмонтирован маленький телевизионный экран, через который можно было наблюдать напрямую за капитаном в рубке и видеть, что происходит снаружи. Изображение на экране позволяло видеть пространство вокруг всего капитанского мостика.

Эти экраны могли включаться и выключаться. В первый день путешествия экраны были включены еще до того, как пассажиры разместились в каютах. Это было сделано, чтобы всем было ясно назначение этих экранов. Так что, заняв свои каюты, гости немедленно увидели на своих экранах Клауса, капитана корабля. На роль капитана Гай Гранд нанял профессионального актера, весьма представительного седовласого мужчину. Каждое его слово и жест должны были вызывать глубочайшее доверие. Он носил двойной ряд офицерских полосок на темном лацкане, а его манера поведения была властной, и в то же время умилительно добродушной.

Как только все расселись, капитан повернулся лицом к камере. Он набил трубку, затем улыбнулся и приветственно коснулся фуражки.

– Капитан Клаус, – по-свойски представился он. Такая раскованность, впрочем, не нанесла ущерб его имиджу. – Я рад приветствовать вас на борту.

Он взял указку и направил ее на карту, висевшую на стене.

– Это наш маршрут, – сказал он. – Север-северо-восток, сорок семь градусов.

Потом он начал рассказывать о технических характеристиках и расположении капитанского мостика, погодных условиях в настоящее время, планах путешествия, используя при этом столько технического жаргона, чтобы стало ясно: свое дело этот человек знает досконально. Он сказал, что время от времени будет использоваться автоматический пилот, но что он лично предпочитает держать штурвал сам, и иронически добавил, что «Судно предпочитает людей машинам».

– Может быть, это прозвучит старомодно, – сказал он, хитро подмигивая, – но для меня корабль – это женщина. Я рад приветствовать вас на борту, – снова произнес он и повернулся к своему огромному штурвалу.

Этот прямой контакт с капитанским мостиком и с самим капитаном, казалось, давал пассажирам ощущение полной безопасности и причастности к происходящему. В первые несколько часов все действительно шло как нельзя гладко.

Первая неожиданность произошла ранним-ранним утром. Около трех – естественно, уже почти все крепко спали.

Некоторое время пассажиры следили за тем, что происходит на экране: капитан в уютной рубке на мостике, один, с попыхивающей трубкой, всматривается вперед, в черную воду… После этого они выключили телеэкраны. Всего несколько человек продолжали бодрствовать и смотреть на включенные экраны. Среди них было трое обративших внимание на то, что вдруг произошло на экране: из-за угла рубки появилась тень, таинственное движение… кто-то взобрался за спиной Капитана в рубку, ударил его по голове и схватил руль. После этого экран погас.

Очевидцы происшедшего были очень обеспокоены. Вскоре начали бить тревогу, будить остальных пассажиров с целью выяснить, что произошло. Собранная наконец экспедиция смельчаков вышла на капитанский мостик. Как выяснилось, только затем, чтобы встретить наверху лестницы капитана собственной персоной, невозмутимого, как всегда. Он мягко заверил их, что все в порядке, ничего не произошло, всего лишь небольшое досадное недоразумение. И когда они вернулись в каюты, он снова был на экране, капитан Клаус, твердо стоящий у руля.

Те трое, которые оказались свидетелями случившегося, пребывали в настроении упадка и безысходности. Все решили, что они были пьяны или просто слегка не в себе. Их вежливо попросили навестить корабельного доктора, психоаналитика. В итоге этот досадный инцидент прошел практически незамеченным.

Все шло по-прежнему гладко, пока на следующий вечер любители азартных игр не заполнили роскошные игровые комнаты рядом с Марина-рум. В тот вечер один из крупье был обвинен – причем несколькими пассажирами одновременно – в жульничестве… воровато стреляя вокруг глазами, он брал ставки, подбрасывал их вверх и заполнял ими свои карманы. А также выкидывал другие фокусы. Это была такая неслыханная выходка, что один престарелый герцог просто упал в обморок. Крупье был выдворен из игровой комнаты собственноручно Капитаном Клаусом. Капитан искренне извинился за инцидент, а затем объявил, что следующая дюжина ставок может быть сделана бесплатно прямо в казино, потерянные же ставки остаются за игроками. Эта неслыханно щедрая компенсация была встречена аплодисментами играющей публики. И все же этот случай был не скоро забыт.

Еще одна курьезная вещь приключилась, когда несколько присутствующих дам отправились, в частном порядке, повидаться с корабельным доктором. В ходе беседы они советовались, какой лучше выбрать аспирин, пилюли против морской болезни, или же просто болтали с дружелюбным терапевтом. Некоторые из этих дам, однако, были проинформированы о том, что они «явно испытывают некоторое недомогание», и должно быть проведено обследование.

– Береженого бог бережет, – сказал доктор.

В ходе осмотра он постоянно обнаруживал некие, его словам, «скрытые повреждения» – на талии, боку, бедре или плече женщины – и хотя эти «повреждения» были невидимы, доктор настаивал на том, чтобы сделать компресс.

– Ничего серьезного, – объяснял он. – Просто всегда мудро принять заранее меры предосторожности.

С этими словами он накладывал огромный компресс, что-то вроде гигантского пластыря размером в фут и толщиной в несколько дюймов, оборачивая его вокруг тела. Огромных размеров компресс оказывался досадным неудобством, создавая отчетливые выпуклости под изысканными платьями женщин. Компрессы практически невозможно было снять. Одну из дам заметили с таким компрессом на голове. Он смотрелся как большая белая шляпа.

Первая учебная тревога на спасательных шлюпках была запланирована на следующее утро. Незадолго до этого капитан Клаус появился на экране и, вежливо извинившись за возможные неудобства, неспешно и дружелюбно прочел лекцию о необходимости такого мероприятия.

– Береженого бог бережет, – произнес он в заключение своей маленькой лекции.

Когда прозвучал сигнал грузиться на спасательные шлюпки, все получили спасательные жилеты, которые несколько отличались от стандартного пассажирского снаряжения. Затем пассажиры выстроились возле шлюпок, но тут случилось нечто невероятное: через две минуты после того, как жилеты были надеты, они стали раздуваться до гигантских размеров. Видимо, само их надевание привело в действие некий надувательный механизм. Невероятным было то, что каждый жилет раздувался настолько быстро и становился таким большим, что попросту закрывал человека. Жилеты раздувались выше голов, ниже ног, до диаметра приблизительно в двенадцать футов. Так что если люди были на открытом пространстве – в своих комнатах, в Марина-рум или на палубе – они катались или лежали на полу, практически невидимые под раздутыми жилетами, а если находились в коридоре, то оказывались зажаты со всех сторон.

Все до одного гости стали жертвами бракованных спасательных жилетов. После того как жилеты сдули, пассажиры вернулись в свои кабины, будучи сильно раздосадованными, и вскоре были вполне готовы выслушать объяснения капитана Клауса о том, чья же это была ошибка.

К сожалению, хотя во время учебной тревоги громкоговоритель работал нормально, теперь он, вероятно, был сломан. Капитан Клаус говорил в полный голос, однако его было еле слышно. Все равно что слушать человека сквозь несколько толстых стекол. Сам капитан, казалось, не осознавал, что его никто не слышит, и речь его была долгой, при этом он подкреплял свои объяснения жестами, стараясь таким образом выразить всю гамму своих чувств.

Проблема с громкоговорителем была серьезнее, чем казалось в первый момент. Звук, едва появившись, сходил на нет, и так продолжалось до окончания вояжа.

После того, что случилось во время учебной тревоги на шлюпках, пятнадцать членов команды обошли последовательно все каюты, комнаты, столовую и другие помещения, меняя одну ножку у каждого стула, стола или шкафа на длинную тонкую ножку из бальзы.

Закончив свое долгое и беззвучное выступление, капитан улыбнулся, отсалютовал и покинул капитанский мостик. В это время вся мебель начала рушиться – через полчаса на «Христианине» не осталось ни одного целого стула, стола или шкафа.

В игральных комнатах, салонах, в бассейне стали появляться какие-то странные люди. Во время послеобеденного дансинга в зал ворвалась, расталкивая танцующие пары, огромная бородатая женщина, абсолютно голая, и была немедленно схвачена корабельным доктором.

Водопроводная система пришла в негодность, а в конце концов одна из дымовых труб «Христианина» опрокинулась – да так, что упала прямо на столовую, и все помещение оказалось затянуто облаком маслянистого дыма. С этого момента вояж превратился в один сплошной кошмар.

По всему кораблю были развешены таинственные плакаты:

Поддержка психоаналитика ПОГОДИТЕ АПЛОДИРОВАТЬ ЧАТТАКВИДДИКУ!

На стенах и палубах огромными неровными буквами были нацарапаны разнообразные лозунги, в основном политического содержания:

СМЕРТЬ БОГАЧАМ! США – ОТСОСИТЕ!

После всех этих неприятностей почти всем пассажирам потребовались утешение и поддержка корабельного доктора, этого великого целителя душ.

– Доктор, ради бога, что здесь происходит? – в ярости спрашивал пассажир. Доктор отвечал с загадочной улыбкой, поднимая брови, слегка строго.

– Морская болезнь? – с мягким упреком спрашивал он. – Да? Вы раздражены, потому что происходящее не вполне вас удовлетворяет? Так в чем же проблема?

– Проблема?! – восклицал выведенный из себя пассажир. – Господи, доктор, неужели вы думаете, что моя жалоба беспричинна?

Доктор отворачивался и пристально смотрел на море, подперев тонкими пальцами подбородок, пытаясь отвлечься от происходящего. Потом он поворачивался к пациенту и дружелюбно продолжал:

– Давние и беспричинные страхи, – говорил он громким, звучным голосом, – чаще всего стоят за нашими тревогами… – И продолжая в том же духе, пока пассажир не взрывался от нетерпения.

– Боже мой, доктор! Я пришел сюда не для того, чтобы послушать лекцию по психологии – я пришел выяснить, что, черт возьми, происходит на борту этого корабля?!

Однако и после этих вспышек гнева доктор оставался спокойным и дружелюбным, успокаивал пациента и делал какие-то пометки в своем блокноте.

– Так вы говорите, спасательный жилет раздулся чрезмерно? И таким образом вы оказались зажатым в коридоре? – это же было ваше выражение – «зажат в коридоре» – и в тот момент вы испытали чувство сильной тревоги, скажем так.

А теперь позвольте у вас спросить…

Он мог вести себя и более эксцентрично: трясти головой из стороны в сторону, тайком наблюдая за реакцией пациента, и коварная, сумасшедшая улыбка играла на его губах, издававших неслышный шепот, а то и шипение.

В конце концов, пациент вскакивал на ноги.

– Ну хорошо, доктор, но вы же можете, черт возьми, хотя бы выписать мне транквилизаторы?

Но доктор не был похож на человека, готового выписывать лекарства всем без разбора.

– Хотите спастись с помощью наркотиков? – спрашивал он, медленно качая головой. – Спрятать свои страхи в искусственно созданном тумане? – И с горькой улыбкой продолжал: – Нет, уважаемый. Я полагаю, что проблема находится внутри нас, знаете ли. Бегство от проблем едва ли поможет их решению. Думаю, пройдут годы, и вы помянете меня добрым словом. – Тут он доверительно наклонялся к пациенту. – Вы не будете возражать, если я вам задам вопросы о вашем раннем детстве?

Когда в следующий раз капитан Клаус появился на экране, он выглядел так, как будто спал прямо в море. Весь взъерошенный, лацканы свисали, перекрутившись, расстегнутое пальто хлопало на ветру, еле повязанный галстук болтался на шее. И сам он выглядел пьяным или не в себе. Он грубо прогнал людей с капитанского мостика, шатаясь, подошел к экрану, чуть не ударившись об него, и встал так близко, что все изображение оказалось полностью смазано.