Текст книги "Ведьмы за границей"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– По-моему, ты раньше любила чеснок, – послышался возмущенный голос нянюшки Ягг.
– Колбаса хороша на своем месте, но место ее никак не в постели. И ни слова больше. Ну-ка повернись, а то все одеяло на себя стянула.
Некоторое время спустя бархатное молчание было нарушено глубоким звучным храпом матушке Ветровоск. Вскоре к нему присоединилось более изысканное похрапывание нянюшки Ягг, которой куда чаще доводилось спать рядом с другими людьми и которая вследствие этого выработала более приспособленный к присутствию посторонних носовой оркестр. Храпом же матушки можно было валить деревья в лесу.
Маграт накрыла голову ужасной круглой твердокаменной подушкой и зарылась под дюве.
Где-то там, внизу, барахталась на мерзлой земле очень большая летучая мышь, пытаясь снова взлететь. За эту ночь она была оглоушена уже дважды: один раз створками беззаботно распахнутых ставней, а второй – баллистической чесночной колбасиной. Поэтому сейчас ей было не по себе. Последняя попытка, думала она, и назад, в замок. Да и времени почти не осталось, вот-вот рассветет.
Мышь посмотрела на открытое окно в комнате Маграт, и ее красные глазки хищно сверкнули. Она поднатужилась…
Но тут на ее спинку опустилась чья-то лапа.
Мышь оглянулась.
Ночь у Грибо не задалась. Он обшарил все окрестности на предмет кошачьего женского пола, но ни одной кошки не обнаружил. Тогда он полазал по помойкам и тоже остался несолоно хлебавши. Такое впечатление, люди в этом городке вообще не выбрасывали мусор. Они его ели.
Потом Грибо потрусил в лес, разыскал там несколько волков, уселся напротив и улыбался им до тех пор, пока они не струсили и не убежали.
Да, на события ночь была небогатой. Пока.
Летучая мышь, прижатая его лапой, громко заверещала. Крохотному кошачьему мозгу Грибо показалось, что она пытается изменить форму, но он не собирался терпеть подобного безобразия от какой-то там мыши, пусть даже нацепившей крылья.
Особенно теперь, когда он наконец нашел с кем поиграть.
Орлея была сказочным городом. Люди здесь день-деньской улыбались и веселились. Особенно если хотели прожить еще один день-деньской.
Лилит об этом позаботилась. Возможно, кое-кто считал, что те дни, когда городом правил старый барон, были куда счастливее нынешних. Но то было беспорядочное, неаккуратное счастье – вот почему Лилит с легкостью добилась своего.
Нет, так жить не дело. Картина была какой-то нецельной.
Когда-нибудь они будут ее благодарить.
Разумеется, без нескольких трудных случаев никогда не обходится. Иногда люди просто не знают, как себя вести. Ты ради них из кожи вон лезешь, как следует управляешь их городом, заботишься о том, чтобы их жизни были осмысленными и счастливыми каждый час каждого дня, и после всего этого они вдруг ополчаются на тебя – причем без какого-либо серьезного повода.
Вдоль стен зала для аудиенций стояли стражники. Здесь и в самом деле шла аудиенция. На самом деле сама она никуда не шла, ее вели. И присутствовало на этой «аудиенции» довольно много людей. Лилит всегда говорила, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Грош примера заменяет фунт наказания.
К этому времени преступности в Орлее почти не стало. А тех преступников, что иногда встречались, вряд ли где-либо еще сочли преступниками. С такими вещами, как воровство, справиться было проще простого, и они едва ли требовали каких-то юридических процедур. Куда более важными Лилит считала преступления против исхода повествования. Эти людишки все делали как назло, будто ничего не понимали.
Лилит подносила зеркало к Жизни и обрубала все ее кусочки, которые не умещались в зеркале…
Дюк Орлейский безвольно развалился на троне, закинув одну ногу на подлокотник. Он все еще никак не мог привыкнуть к креслам.
– А этот чего натворил? – спросил он и зевнул.
Вот уж что-что, а рот разевать он умел.
Между двумя стражниками съежился сухонький старичок.
Всегда найдется кто-нибудь, желающий стать стражником, – даже в таких местах, как Орлея. Тем более что в придачу к должности выдают красивый, модный мундир – голубые панталоны, красный китель – и высокую черную шапку с кокардой.
– Но я… я не умею свистеть, – дрожащим голосом пробормотал старичок. – Я… я не знал, что это обязательно…
– Но ты же игрушечных дел мастер, – заметил дюк. – А игрушечных дел мастера целыми днями что-нибудь насвистывают и поют.
Он взглянул на Лилит. Та кивнула.
– Я не знаю ни одной… песни, – заикаясь, пролепетал игрушечных дел мастер. – Меня никогда не учили п-п-еть. Только делать игрушки. Я очень долго был подмастерьем. Целых семь лет, и только потом сам стал мастером. Ну там рубанок, молоток, но…
– А еще здесь говорится, – произнес дюк, правдоподобно делая вид, будто читает лежащий перед ним перечень обвинений, – что ты не рассказываешь детям сказки.
– Мне никогда ничего не говорили насчет… с-сказок, – оправдывался мастер. – Послушайте, я делаю игрушки. Игрушки. Больше я ничего не умею. Игрушки. Хорошие и-игрушки. Я всего лишь игрушечных дел м-мастер…
– Какой же из тебя игрушечных дел мастер, если ты не рассказываешь детям сказки? – подаваясь вперед, вопросила Лилит.
Игрушечных дел мастер взглянул на ее закрытое вуалью лицо.
– Я просто ни одной не знаю, – пожал плечами он.
– Как? Не знаешь ни одной сказки?!
– Зато я могу р-рассказать им, как делать игрушки, – прошептал старичок.
Лилит откинулась на спинку кресла. Разглядеть выражение ее лица под вуалью было невозможно.
– Думаю, будет справедливо и правильно, – сказала она, – если Народная Стража сейчас отведет тебя туда, где ты наверняка научишься петь. А через некоторое время, возможно, и свистеть. Разве это не здорово?
Подземные казематы старого барона наводили ужас. Лилит велела отремонтировать их и заново обставить. Множеством зеркал.
Когда аудиенция закончилась, одна из присутствовавших на ней женщин выскользнула наружу через дворцовую кухню. Стражники у боковой калитки даже не пытались задержать ее. Слишком уж важную роль сыграла эта женщина в их маленьких ограниченных жизнях.
– Здравствуйте, тетушка Приятка.
Она остановилась, полезла в корзинку и вытащила пару жареных куриных ножек.
– Попробуйте-ка мой новый ореховый соус, – сказала она. – Буду счастлива услышать ваше мнение, ребята.
Они с благодарностью взяли по ножке. Тетушку Приятку любили все. Она такое умела делать с курами, что птицы, наверное, почитали за великую честь очутиться на ее разделочной доске.
– А сейчас вот решила сходить купить кой-каких приправ, – сообщила она.
Стражники некоторое время смотрели, как тетушка Приятка, похожая на толстую целеустремленную стрелу, быстро удаляется в направлении городского рынка, расположенного на берегу реки. Затем принялись за куриные ножки.
Тетушка Приятка шествовала между рядами рыночных прилавков, причем изо всех сил старалась именно шествовать. Даже в Орлее встречались люди, готовые при первом же удобном случае доложить о тебе кому следует. Особенно в Орлее. Она была поварихой, а поварихе полагается шествовать. И тетушка Приятка всегда старалась оставаться толстой, ну а веселым нравом она, к счастью, обладала и так, от природы. Еще она тщательно следила за тем, чтобы руки у нее всегда были в муке. Если же она чувствовала на себе чей-нибудь подозрительный взгляд, то отпускала что-нибудь вроде: «Батюшки-светы!». И пока все проходило удачно.
Она поискала взглядом нужную вывеску. И наконец нашла. Навес над прилавком, что был заставлен клетками с курами, гусями, индюками и прочей домашней птицей, поддерживал столб, и на столбе этом сидел черный петух. Значит, колдунья вуду на месте.
Стоило взгляду тетушки Приятки упасть на петуха, как тот тоже повернул голову и в ответ уставился на нее.
Чуть в стороне от остальных лотков расположилась небольшая палатка, ничем не отличающаяся от своих товарок. Перед ней на огне булькал котел. Возле котла высилась стопка мисок и лежал черпак, а рядом с ними стояла тарелочка, в которой поблескивали монеты. Монет было довольно много – за варево госпожи Гоголь люди платили столько, сколько считали нужным, и тарелочка едва вмещала все, что в нее кидали.
Густая жидкость в котле была неаппетитного бурого цвета. Тетушка Приятка налила в миску немного похлебки и стала ждать. Госпожа Гоголь обладала определенными талантами.
Через некоторое время из палатки донесся голос:
– Ну, тетушка Приятка, что новенького?
– Она упекла игрушечных дел мастера, – ответила тетушка Приятка, ни к кому конкретно не обращаясь. – А вчера посадили старого Деверо, хозяина гостиницы. За то, что он слишком худой и у него недостаточно красное лицо. Итого, за этот месяц уже четверо.
– Входи, тетушка Приятка.
В палатке было темно и душно. Здесь горел еще один очаг, над которым висел еще один котел. Госпожа Гоголь, склонившись над ним, помешивала содержимое. Жестом она указала гостье на лежащие рядом мехи.
– Раздуй немного пламя, и посмотрим, что там к чему, – сказала она.
Тетушка Приятка повиновалась. Сама она волшебством не пользовалась, ну разве что подрумянить пирог или чтоб тесто поскорее поднялось, но волшебство других она уважала. Особенно волшебство таких людей, как госпожа Гоголь.
Угли раскалились добела. Густая жидкость в котле забурлила. Госпожа Гоголь вгляделась в пар.
– Госпожа Гоголь, а что ты делаешь? – тревожно спросила кухарка.
– Пытаюсь понять, что будет дальше, – ответила колдунья вуду. Ее голос стал гулким, как у медиума.
Тетушка Приятка, прищурившись, вгляделась в кипящее варево.
– Должно быть, кто-то будет есть креветочный суп? – наконец решила прийти на помощь она.
– Видишь эту часть гумбо? – спросила госпожа Гоголь. – И то, как наверх всплывают крабьи клешни?
– Уж на что на что, а на крабье мясо в супе ты никогда не скупилась, – поддержала ее госпожа Приятка.
– И видишь, в какой цвет окрашивают пузыри листья оку? А завихрения возле розовой луковицы заметила?
– Да! Да! Вижу! – воскликнула тетушка Приятка.
– А знаешь ли ты, что все это означает?
– Наверное, то, что суп получится просто отменный!
– Само собой, – добродушно согласилась госпожа Гоголь. – А еще это значит, что скоро появятся какие-то люди.
– Правда? И сколько?
Госпожа Гоголь зачерпнула ложкой немного кипящей похлебки и попробовала на вкус.
– Трое, – сообщила она и задумчиво облизала губы. – Все женщины.
Она снова зачерпнула ложку похлебки.
– Есть небольшой привкус, – поморщилась она. – С ними кот. По сассафрасу сразу ясно. – Она пожевала губами. – Серый. С одним глазом. – Она поковыряла кончиком языка в дупле. – С… левым.
У тетушки Приятки прямо челюсть отвалилась.
– Они найдут тебя раньше, чем меня, – продолжала госпожа Гоголь. – И ты должна привести их сюда.
Тетушка Приятка взглянула на мрачно улыбающуюся госпожу Гоголь, а потом снова уставилась на варево в котле.
– И они направляются сюда только ради того, чтобы попробовать вот это? – спросила она.
– Конечно. – Госпожа Гоголь уселась на стул. – Ты ведь навещаешь девушку – ту, что живет в белом доме?
– Юная Золушка, – кивнула тетушка Приятка. – Разумеется. Когда могу. Но это случается только тогда, когда сестры отправляются во дворец. Малышка страшно боится их, госпожа Гоголь.
Она снова взглянула на котел, после чего опять перевела взгляд на госпожу Гоголь.
– Неужели ты и впрямь видишь?…
– По-моему, ты собиралась что-то мариновать? – осведомилась госпожа Гоголь.
– Ах да, да.
Тетушка Приятка попятилась было к выходу, но двигалась она крайне неохотно. А потом и вовсеостановилась. Тетушку Приятку, коли уж она остановилась, не так-то просто было сдвинуть с места против ее желания.
– Эта Лилит утверждает, что в своих зеркалах видит весь мир, – сказала она с легким осуждением в голосе.
Госпожа Гоголь покачала головой.
– В зеркалах человек видит лишь самого себя, – сказала она. – Зато в добром гумбо можно увидеть буквально все.
Тетушка Приятка кивнула. Хорошо известный факт. С этим не поспоришь.
Когда кухарка наконец вышла, госпожа Гоголь печально покачала головой. Колдунье вуду приходилось очень стараться, чтобы люди поверили, будто она знает про все на свете, но ей было немного стыдно делать перед честной женщиной вид, что она и в самом деле видит будущее в котле с какой-то там похлебкой. По правде говоря, в котле госпожи Гоголь можно было увидеть лишь то, что в ближайшем будущем вас ожидает неплохой обед. В действительности все вышеописанное она увидела в горшке с джамбалайей, которую приготовила накануне.
Волшебную палочку Маграт держала под подушкой. Юная ведьмочка то проваливалась в легкий сон, то снова просыпалась.
Разумеется, лучше, чем она, для палочки хозяйки не сыщешь. Иного мнения здесь быть не может. Иногда Маграт даже начинала сомневаться, что ее старшие товарки вообще имеют какое-то отношение к ведьмовству. В большинстве случаев они прекрасно обходились без него. Впрочем, оказываясь под одной крышей с матушкой Ветровоск, Маграт не позволяла себе столь рискованных размышлений.
Но взять, например, всякие снадобья. Маграт точно знала, что разбирается в лекарственных растениях гораздо лучше матушки Ветровоск и нянюшки Ягг. От тетушки Вемпер, домик которой она теперь занимала, ей по наследству досталось несколько больших книг на эту тему, и она даже внесла в них кое-что от себя, так, для эксперимента. Маграт могла рассказать людям, как пользоваться чертовой скабиозой, причем излагала все так захватывающе, что слушатели тут же убегали, очевидно горя желанием поскорее поделиться этими изумительными сведениями с кем-нибудь еще. Она умела производить возгонку и двойную перегонку, умела делать многие другие вещи, которые требовали, к примеру, сидеть всю ночь до утра, наблюдая за цветом пламени под колбой. Она работала над этим.
Нянюшка же предпочитала пользовать больных горячими припарками и всегда рекомендовала пациентам раз в день употреблять большой стакан их любимого напитка, полагая, что если уж человек все равно заболел, то почему бы ему не поболеть с удовольствием. (Маграт в отличие от нее решительно запрещала своим пациентам принимать спиртное, поскольку оно вредно влияет на печень, а если они не знали, насколько губительным оно может быть для их печени, Маграт не ленилась подробно поведать им об этом.)
Ну а матушка… та просто давала больному бутылочку подкрашенной воды и авторитетно заявляла, что скоро ему станет гораздо лучше.
И самое обидное, очень часто так оно и случалось.
Но где тут ведьмовство?
Зато с палочкой все решительным образом изменится. При наличии палочки можно гораздо эффективнее помогать людям. Волшебство для того и существует, чтобы людям жилось лучше. Эту убежденность Маграт хранила в трепетном розовом будуаре своего сердца.
Она снова погрузилась в забытье. И ей приснился странный сон. Впоследствии она никому о нем не рассказывала, поскольку… просто о таких вещах не рассказывают, и все тут. Ей приснилось, что среди ночи она вдруг проснулась, разбуженная тишиной, и направилась к окну подышать свежим воздухом. Но, проходя мимо зеркала, заметила в нем какое-то движение.
Лицо в зеркале не было ее лицом. Отражение весьма походило на матушку Ветровоск. Затем лицо улыбнулось ей – куда более милой и дружелюбной улыбкой, чем она когда-либо удостаивалась от матушки, – после чего исчезло, растворившись в туманной серебристой поверхности.
Маграт поспешила обратно в постель и проснулась только утром – от звуков духового оркестра, что было сил наяривавшего на улице. Люди что-то кричали и смеялись.
Быстро одевшись, Маграт выскочила в коридор и постучала в дверь комнаты пожилых ведьм. Ответа не последовало. Тогда она подергала за ручку.
После пары рывков из-за двери послышался грохот, как будто там упал стул, которым была приперта дверь от всяких насильников, грабителей и прочих ночных татей.
С одной стороны кровати из-под одеяла торчали сапоги матушки Ветровоск. Рядом с ними виднелись босые ступни нянюшки Ягг. От дружного храпа даже кувшин на умывальнике подпрыгивал – это было уже не торопливое похрюкивание ненадолго прикорнувшего любителя, но размеренный, внушительный храп профессионала, собравшегося крепко проспать всю ночь.
Маграт постучала в подошву сапога матушки.
– Эй, просыпайтесь! В городе происходит что-то странное.
Пробуждение матушки Ветровоск представляло собой зрелище более чем впечатляющее, и мало кому доводилось его лицезреть.
Большинство людей, просыпаясь, непременно проходят сквозь поспешную паническую процедуру полусонной самопроверки: кто я, где я, кто он/она, Боже мой, а почему это я сплю в обнимку с полицейской каской, и вообще, что вчера вечером было?
А все это потому, что людей одолевает Сомнение. Именно оно является движителем, позволяющим людям благополучно прожить жизнь. Это резиновая петля в авиамодели их души, и они все натягивают ее, натягивают – пока она в конце концов не лопнет. Раннее утро – самое наихудшее время, поскольку именно по утрам вас подкарауливает коротенькое мгновение паники: вдруг вы ночью куда-то улетели, а ваше место занял некто совершенно другой?
С матушкой Ветровоск подобного никогда не случалось. Она прямо из глубокого сна мгновенно переходила в режим работы на всех шести цилиндрах. Ей незачем было искать себя, поскольку она всегда твердо знала, кто занимается поисками.
Матушка принюхалась.
– Что-то горит, – сказала она.
– Там костер разожгли, – кивнула Маграт.
Матушка снова принюхалась.
– Они жарят чеснок? – изумилась она.
– Ага. Только не могу себе представить зачем. А еще срывают со всех окон ставни, жгут их на площади и танцуют вокруг костра.
Матушка Ветровоск изо всех сил ткнула нянюшку Ягг локтем под ребра.
– Эй, а ну вставай!
– Чччшшшт?
– Из-за ее храпа, – укоризненно сказала матушка, – я всю ночь глаз не сомкнула.
Нянюшка Ягг осторожно высунулась из-под одеяла.
– Даже для раннего утра еще слишком рано, так что ничего происходить не может, – заявила она.
– Вставай, вставай, – велела матушка. – Без твоих заграничных языков нам нипочем не справиться.
Замахав вверх-вниз руками, хозяин гостиницы принялся нарезать по площади круги. Затем указал на возвышающийся над лесом замок. Яростно впился зубами в собственное запястье. Упал на спину. После чего выжидающе посмотрел на нянюшку Ягг. Все это время позади него весело полыхал костер из сушеного чеснока, деревянных жердей и тяжелых оконных ставней.
– Нет, – чуть погодя заявила нянюшка. – Все равно не компренимаю, майн хер.
Хозяин встал и отряхнул пыль со своих кожаных штанов.
– По-моему, он пытается показать, что кто-то умер, – встряла Маграт. – Кто-то в замке.
– В таком случае могу сказать, что все этому очень рады, – сурово промолвила матушка.
В свете нового дня деревня выглядела гораздо более симпатичной. Встречные радостно кивали ведьмам.
– Это, наверное, потому, что покойный – их хозяин, – предположила нянюшка Ягг. – Сдается мне, он был порядочным кровососом.
– А, ну тогда ладно. – Матушка потерла руки и бросила одобрительный взгляд на вынесенный на улицу стол, щедро уставленный блюдами. – Кстати, еда стала значительно лучше. Передай-ка мне хлеб, Маграт.
– Все улыбаются нам и машут руками, – сказала Маграт. – И вы только взгляните на угощение!
– Этого и следовало ожидать, – ответила матушка с набитым ртом. – Мы провели у них всего одну ночь, а они уже начинают понимать, что хорошее отношение к ведьмам приносит удачу. Ну-ка, помогите снять крышку с этой банки меда.
Под столом сидел Грибо и умывался. Время от времени он рыгал.
Вампирам, конечно, удавалось воскресать, восставать из могил, из склепов, но из кошачьего желудка еще ни один из них не возвращался.
«Дарагой Джейсон и все в д.№ 21, № 34, № 15, № 87 и № 61 но не в № 18 до тех пор пака она не вирнет миску каторую точно зажилила хоть это и атрицает.
Вот мы и там где мы есть, пока все в парятке толька о тыквах уже слышать не магу. Рисую тибе картинку где мы начивали прошлой ночью я пометила хрестиком нашу комнату там где нам отвели комнату. Пагода…»
– Что ты там делаешь, Гита? Нам пора.
Нянюшка Ягг подняла голову. Ее лоб все еще был сморщен от мук творчества.
– Я просто подумала, что пора черкнуть хоть что-нибудь нашему Джейсону. Ну, чтоб не беспокоился. Вот я и нарисовала на открытке это заведение, а майн хер потом передаст ее кому-нибудь, кто будет направляться в наши края. Кто знает, может, и дойдет.
«…Стаит Харошая».
Нянюшка Ягг погрызла кончик карандаша. Не в первый раз за историю вселенной человек, который обычно за словом в карман не лезет, вынужден был дожидаться вдохновения, оказавшись лицом к лицу с несколькими строчками на обратной стороне открытки.
«Ну вот пака и все, скоро напешу ишшо. МАМА. ПС Котик что-то Загрустил пахоже саскучился па Дому».
– Гита, ну скоро ты там? Маграт уже заводит мое помело.
«ППС. Матушка перидает всем Привет».
Нянюшка Ягг наконец удовлетворенно откинулась на спинку стула, как славно потрудившийся человек[13]13
Вообще, нянюшка Ягг отправила домой своим близким множество открыток, однако все они пришли много после того, как вернулась сама нянюшка. Впрочем, удивляться тут нечему, дело самое обычное и случается во вселенной повсеместно.
[Закрыть].
Маграт добежала до края городской площади и остановилась передохнуть.
Поглазеть на женщину с ногами собралась целая толпа. Правда, все любопытствующие вели себя крайне вежливо. Но от этого почему-то становилось только хуже.
– Она не взлетает, пока как следует не разбежишься, – объясняла всем Маграт, хотя и понимала, насколько глупо это звучит, особенно на заграничном языке. – Это называется заводить с разгона.
Она набрала в грудь побольше воздуха, сосредоточенно нахмурила брови и снова ринулась вперед.
На сей раз помело завелось. Оно дернулось у нее в руках. Прутья зашуршали. До того как аппарат успел поволочь ее по земле, Маграт ухитрилась переключить его на нейтралку. Помело у матушки Ветровоск было старомодным, сделанным еще в те дни, когда метлы делались надежно, так чтобы их не пожрал жучок. Хоть его и нелегко было завести, но уж заведясь, оно не желало ждать ни минуты.
Однажды Маграт хотела было растолковать матушке Ветровоск символическое значение помела, но потом решила, что лучше не стоит. Это было бы еще хуже, чем их спор по поводу предназначения майского дерева.
Отбытие заняло довольно долгое время. Местные жители все никак не хотели их отпускать без подарков и надавали им в дорогу кучу всякой провизии. На прощание нянюшка Ягг произнесла речь, которую никто не понял, но которая тем не менее была принята с большим энтузиазмом. Грибо, время от времени икая, занял свое законное место среди прутьев нянюшкиной метлы.
Поднявшись над лесом, ведьмы увидели, что над замком поднимается тонкая струйка дыма. Потом стали видны языки пламени.
– Я вижу танцующих вокруг огня людей, – сказала Маграт.
– Опасное это дело – сдавать недвижимость в аренду, – покачала головой матушка Ветровоск. – Видать, он не слишком часто делал жильцам ремонт, чинил крыши и все такое прочее. Людям это не больно-то по нраву. Уж сколько живу в своем домике, а мой домовладелец ни разу ремонта не делал, – добавила она. – Стыд и позор. А ведь я как-никак пожилая женщина.
– А я думала, что этот домик тебе и принадлежит, – удивилась Маграт, когда они пролетали над лесом.
– Просто она уже лет шестьдесят не платит за проживание, – сказала нянюшка Ягг.
– Разве ж то моя вина? – обозлилась матушка Ветровоск. – Вот уж никак не моя. Я бы заплатила со всем моим удовольствием. – Ее губы медленно растянулись в самодовольной улыбке. – Ему всего-то и надо, что попросить, – добавила она.
Это Плоский мир, вид сверху. Над поверхностью Диска медленно плывут по кругу облака. Из слоя облаков вынырнули три точки.
– Теперь понятно, почему путешествия никак не войдут в моду. Скука смертная. Сколько часов летим, а внизу все лес да лес.
– Верно, матушка, но, когда летишь, попадаешь куда нужно гораздо быстрее.
– Кстати, а сколько мы уже летим?
– С тех пор как ты в последний раз об этом спрашивала, Эсме, прошло минут десять.
– Вот видишь? Скучно.
– Что мне больше всего не нравится, так это сидеть на метле. Почему не делают специальные метлы дальнего следования, а? Такие, чтоб на них можно было прилечь, вздремнуть…
Эта мысль заставила ведьм призадуматься.
– И перекусить, – добавила нянюшка. – То есть как следует поесть. Первое и второе. А не просто там бутерброды всякие и прочая дребедень.
Некоторое время назад был поставлен эксперимент по воздушному приготовлению обеда на примусе, однако его пришлось срочно прекратить, поскольку нянюшкина метла чуть не сгорела.
– Наверное, это было бы возможно, если бы помело было действительно большим, – сказала Маграт. – Размером где-нибудь с дерево. Тогда одна из нас могла бы рулить, а другая в это время готовить.
– Ничего не получится, – возразила нянюшка Ягг. – За такое здоровенное помело гномы обдерут тебя как липку.
– Да, но на нем, – продолжала Маграт, все больше распаляясь, – можно будет возить народ и брать за это деньги. Наверняка полно людей, которым надоели все эти разбойники с большой дороги и… и морская болезнь и все такое прочее.
– А ты что думаешь, Эсме? – спросила нянюшка Ягг. – Я буду рулить, а Маграт – готовить.
– А я что буду делать? – подозрительно осведомилась матушка Ветровоск.
– О… ну… например, должен же кто-то приветствовать пассажиров, садящихся на помело, и разносить им всякие там коробочки с завтраками, – сказала Маграт. – И объяснять им, как себя вести, если чары вдруг откажут.
– Если уж чары откажут, то все грохнутся на землю и расшибутся в лепешку – тут веди себя, не веди… – заметила матушка.
– Да, но ведь кто-то все равно должен рассказать людям, каков тут порядок, – ответила нянюшка Ягг, хитро подмигивая Маграт. – Коли они доселе никогда не летали, то и знать не будут, как правильно расшибаться. А называться мы будем…
Нянюшка на мгновение смолкла. Плоский мир находится на самом краю нереальности, но крошечные частички реальности иногда залетают даже туда и попадают в голову тем, кто резонирует с ними в унисон. Что сейчас и произошло.
– …«Ведьмофлот», – сказала она. – Как вам, а?
– Или «Люфтпомеланза», – продолжала Маграт. – «Пан-ведьм»…
– Вы еще богов сюда приплетите, – фыркнула матушка.
– А эмблемой можно сделать моего котика, – нянюшка ласково погладила расположившегося сзади нее Грибо. – «Даже коты летают»…
В это мгновение порыв ветра подхватил все три помела и закружил их в воздушном водовороте. Ведьм охватила легкая паника, но вскоре они справились с управлением.
– Чушь все это собачья, – буркнула матушка.
– Зато помогает скоротать время, – усмехнулась нянюшка Ягг.
Матушка угрюмо взглянула на простирающуюся внизу зелень.
– Людей на такое помело калачом не заманишь, – сказала она. – Чушь собачья.
«Дарагой Джейсон и остальные,
К абаротной старане моево письма прилагаеца рисунок аднаво места где помер и пахаронен какой-то король, уж ни знаю пачиму. Это в адном гаратке где мы астанавились на начлек. Пакушали ихней еды вкусно даже не паверишь што это улитки, очень неплохо и Эсме три раза прасила дабавку пака все ни узнала тагда она накричала на повара а Маграт всю ноч потом была плоха при адной мысли и мучилась паносом. Думаю о вас ваша любящая МАМА. ПС удобства здесь проста УЖАСНЫЙ они у них пряма ВДОМИ вот вам и ГИ-ГИЕНА!»
Прошло несколько дней.
В тихой маленькой гостиничке в одной крохотной стране матушка Ветровоск сидела за столом и с глубоким подозрением рассматривала стоящее перед ней блюдо. Хозяин порхал вокруг с отчаянным выражением человека, который догадывается, что от нынешних гостей ничего хорошего ждать не следует.
– Добрая, нехитрая домашняя еда, – сказала матушка. – Вот и все, что мне надо. Вы меня знаете. Я не из привередливых. Хоть кого спросите, любой скажет, что я не из привередливых. Просто хочу обычной пищи. Чтоб поменьше там жиру и всего такого. А то бывалоча жалуешься, что в салате что-то не то, а потом оказывается: нет, это как раз то, что ты и заказывала.
Нянюшка Ягг заткнула салфетку за ворот платья и ничего не ответила.
– Взять, к примеру, ту забегаловку, где мы вчера останавливались, – продолжала матушка Ветровоск. – Если подумать, ну что такого особенного может случиться с сандвичами, верно? То есть я имею в виду… с обычными сандвичами. Во всем свете, казалось бы, нет еды проще. Так нет ведь, эти чужеземцы даже сандвичи криво готовят. Ха!
– Они называют их не сандвичами, матушка, – сообщила Маграт, не сводя глаз со сковородки хозяина. – Они называют их… кажется, они называют их будебородами.
– А по-моему, все было очень вкусно, – сказала нянюшка Ягг. – Особенно мне селедка солененькая понравилась.
– Зато они, похоже, решили, будто мы и не заметим, что верхнего куска хлеба не хватает! – торжествующе воскликнула матушка. – Ну я уж им высказала все как на духу! В следующий раз сто раз подумают, прежде чем лишать честных людей куска хлеба, который принадлежит им по праву!
– Это точно, – мрачно согласилась Маграт.
– Терпеть не могу, когда порядочной еде дают всякие там дурацкие названия и людям даже не понять, что они едят, – фыркнула матушка, твердо решившая до конца изобличить недостатки чужеземной кухни. – Человек должен есть то, что знает. Название должно быть простым. «Биг Смак» или… или…
– Фиг с Маслом, – рассеянно помогла нянюшка.
Она с нетерпением наблюдала за созреванием булочек.
– Вот именно. Достойная, честная пища. А взять то, что мы ели на обед? Ничего не скажу, вкусно, – милостиво согласилась матушка. – Разумеется, в заграничном смысле этого слова. Так они ж называли это «куйссес де греннолль», а кому ведомо, что сие означает?
– Лягушачьи лапки, – не подумав перевела нянюшка.
Тишину заполнило необычайно потяжелевшее дыхание матушки. Лицо Маграт стремительно залила зеленоватая бледность. Ситуация была критической – давно уже нянюшке Ягг не приходилось соображать так быстро.
– Конечно, это были не настоящие лягушачьи лапки, – поспешно исправилась она. – Ну, это вроде как «ежики» – там же не настоящие ежи, а на самом деле мясной фарш и хлеб. Просто название такое смешное.
– Не вижу ничего смешного, – заявила матушка.
Она повернула голову и посмотрела на булочки.
– По крайней мере, булочки им вряд ли удастся испоганить, – сказала она. – Как они, кстати, в здешних местах называются?
– Куроссаны вроде бы, – ответила нянюшка.
От комментариев матушка воздержалась. С мрачным удовлетворением она принялась наблюдать за хозяином гостиницы. Тот наконец довел булочки до ума и наградил матушку Ветровоск доброжелательной улыбкой.
– Ага, сейчас, жди! – хмыкнула она. – Они у него там бухнут, одни боги знают, что внутри понапихано, а он еще надеется, что мы их будем есть!
Возможно, со временем при помощи какого-нибудь там демографического исследования и станет возможным нанести на карту маршрут путешествия ведьм через континент. Спустя много лет в каких-нибудь тихих, увешанных связками лука кухнях, в сонных деревушках, притулившихся среди нагретых солнцем холмов, вам, возможно, удастся отыскать таких поваров, которые не станут вздрагивать при вашем виде и не будут прятаться за дверью всякий раз, когда в их кухни попытается войти какой-нибудь незнакомец.
