Текст книги "Медведи познают огонь"

Автор книги: Терри Бэллантин Биссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Биссон Терри
Медведи познают огонь

Терри Биссон

"МЕДВЕДИ ПОЗНАЮТ ОГОНЬ"

В машине, которую я вёл, сидели мой брат Уоллес (он проповедник) и его сын. Мы ехали по автостраде И-65, к северу от Боулинг-Грин, когда лопнула шина. Это случилось воскресным вечером, мы как раз собирались навестить мать в лечебнице. Конечно же, прокол вызвал причитания моих родственников – в глазах семьи я слыву отчаянным консерватором, и всё из-за того, что предпочитаю свои шины латать сам. Братец снова стал канючить, чтобы я не возился со всяким старьём, а приобрёл новые бескамерные покрышки.

Но я-то знаю, что если умеешь снимать и насаживать шины, то приобрести их за бесценок – плёвое дело.

Поскольку лопнула задняя левая, я вырулил на левую сторону и остановился на травке. По тому, как мой "кадди" захромал, я сообразил, что покрышку сжевало капитально.

– Догадываюсь, что нет необходимости интересоваться, есть ли у тебя запаска, – прокомментировал Уоллес.

– Сынок, подержи переноску, – попросил я Уоллеса-младшего. Он достаточно зрел для того, чтобы хотеть помочь, но слишком юн (пока), чтобы считать, что знает всё на свете. Если б я был женат и у меня были бы дети, то он именно такой парень, которого я хотел называть сыном.

У старика-"кадди" такой вместительный багажник, что обладает устойчивой тенденцией хранить всякое барахло не хуже чулана. Мой старичок – пятьдесят шестого года выпуска. Уоллес щеголял в рубашке, которую позволял себе надевать только в выходные, и поэтому помощи от него я не ожидал, пока в поисках домкрата вытаскивал старые журналы, рыболовные снасти, ящик с инструментами, кое-какую одежонку, вышедшую из моды пару десятилетий назад, и опрыскиватель табака. Запаска на ощупь была мягковата.

Свет погас.

– Встряхни, сынок, – посоветовал я.

Фонарь мигнул и снова вспыхнул. Ножной домкрат я давно потерял, но на подобный случай у меня был гидравлический, на четверть тонны. В конце концов я его обнаружил под подшивками "Южной жизни" 78-86 годов, которую выписывала матушка. Я давно собирался их выкинуть, да всё руки не доходили. Если бы старший Уоллес не маячил поблизости, я бы позволил Уоллесу-младшему закрепить домкрат под днищем. Пришлось встать на колени и сделать всё самому. Не вижу ничего зазорного, если парнишка научится менять шину. Даже если у тебя никогда не будет собственной машины, всё равно подобные манипуляции придётся выполнить хоть пару раз в жизни.

Фонарь снова потух, прежде чем я оторвал колесо от земли. Меня поразило, до чего быстро сгустились сумерки. Поздний октябрь – не шутка, стало зябко.

– Встряхни его как следует, – сказал я.

Снова зажглось, но лучик был слабенький, просто рахитичный какой-то.

– С бескамерными у тебя просто не было бы прокола, – не преминул встрять Уоллес таким тоном, словно обращался не ко мне, а к целой аудитории. – А если всё же что-нибудь случится, то заливаешь шину каучуковым клеем, 3 доллара 95 центов за банку, и едешь дальше.

– Дядя Бобби могёт заменить шину сам, – не выдержал племяш.

– Не могёт, а может, – поправил я из-под машины.

Если бы всё зависело только от Уоллеса, парнишка, по образному выражению нашей матушки, говорил бы как "тюха с гор", но ездил бы на бескамерных шинах.

– Потряси фонарь, – сказал я. Свет настолько потускнел, что ничего не было видно. Я отвернул болты и стянул колесо с оси. Шина треснула по ободу.

– Я не буду возиться с этой шиной, – известил я. Не то, что меня это слишком заботило. Дома, рядом с сараем, у меня целый штабель покрышек.

Свет замерцал, но затем загорелся достаточно ярко, чтобы я мог насадить запаску.

– Гораздо лучше, – обрадовался я.

Свет был какой-то странный, оранжевого цвета. И когда я повернулся, чтобы взять гайки, меня поразило, что светит-то не фонарь. Машину освещали факелы, которые держали в лапах ДВА МЕДВЕДЯ. Крупные такие экземпляры, фунтов по триста, и стояли на задних лапах, как дрессированные в цирке. И братец мой, и племянник их заметили раньше и застыли. Известное дело, в наших краях все знают, что лучше их не пугать резкими движениями. Я выудил непослушные гайки из колпака и завернул колесо. Обычно я капаю внутрь гаек немного масла, но на этот раз решил обойтись. Я подлез под машину, опустил домкрат и выволок его наружу. С облегчением я обнаружил, что подкачивать шину не нужно. Я собрал инструменты, лопнувшую шину и отнёс в багажник. Колпак я решил не ставить и тоже засунул туда же. За всё это время медведи не шелохнулись. Они просто светили факелами. То ли из любопытства, то ли из желания помочь – трудно было сказать. Чувствовалось, что за их спинами могут скрываться другие медведи.

Открыв одновременно три дверцы, мы вскочили в машину, и я дал газ.

Уоллес заговорил первым:

– Похоже, медведи познали суть пламени.

Когда мы впервые отвозили с Уоллесом матушку в приют почти четыре года назад (47 месяцев), она нам сказала, что готова к смерти.

– Не переживайте за меня, мальчики, – прошептала она, притянув наши головы к себе, чтобы медсестра не услышала. – Я проехала миллион миль и настало время переправляться на другой берег. Здесь я не собираюсь задерживаться надолго.

Она водила школьный автобус тридцать девять лет. Когда Уоллес ушел, она рассказала мне свои сон.

Врачи собрались в кружок обсудить её диагноз. Потом один поднялся и сказал: "Мы сделали всё, что можно, коллеги. Пусть она идёт!". Они проголосовали "за" и заулыбались.

Когда матушка не умерла той осенью, она казалась разочарованной. Правда, весной она забыла о своем сне.

В дополнение к моим воскресным поездкам вместе с Уоллесами, я навещал матушку каждый вторник и четверг. Обычно я заставал её сидящей перед телевизором, пусть даже она и не смотрела, что по нему показывали. Медсестры не выключают ящик круглосуточно. Они уверены, что пожилым людям нравится мерцание экрана. Это успокаивает расшатанные нервы.

– Что это я слышала про медведей, познавших огонь? – спросила она во вторник.

– Всё верно, – подтвердил я, расчёсывая длинные седые волосы перламутровым гребнем, который привёз ей Уоллес из Флориды.

В понедельник появилась статья в "Луисвильском курьере", во вторник прошло сообщение то ли по Эн-Би-Си, то ли по Си-Би-Эс. Люди встречали медведей по всему штату, то же было и в Вирджинии. Похоже, те перестали впадать в спячку и явно собирались провести зиму на обочинах автострад. В горах Вирджинии всегда водились медведи, но только не здесь, на западе Кентукки. По крайней мере, последнюю сотню лет. И последний мишка был убит, когда матушка была совсем девчушкой. По версии, изложенной в "Курьере", звери следовали вдоль И-65 из лесов Мичигана и Канады. Один старикан из графства Аллен в интервью национальному телевидению заявил, что на холмах всегда водились медведи и теперь они спустились, чтоб объединиться с сородичами, которые научились разжигать костры.

– Они больше не хотят впадать в спячку, – сказал я, – разводят огонь и греются возле него всю зиму.

– Подумать только! – воскликнула матушка. – Что они ещё придумают!

Пришла медсестра и забрала её табак, напомнив, что пора отходить ко сну.

Каждый октябрь Уоллеса-младшего оставляют на меня, чтоб его родители могли отдохнуть от него в кемпинге. Я понимаю, что мой рассказ сбивчив и то и дело перескакивает с одного на другое, но по-другому не умею. Я уже упоминал, что мой брат – проповедник. Проповедник реформистской церкви Праведного Пути. Но две трети своих доходов он получает от торговли недвижимостью. Они с Элизабет в октябре уезжают в Прибежище Христианского Успеха в Южной Каролине, где собравшиеся со всех концов страны практикуются в продаже вещей друг другу. Я знаю о том, чем они занимаются, не от них самих, просто встречал рекламное объявление, когда смотрел "Канал для полуночников".

Школьный автобус высадил Уоллеса-младшего около моего дома в среду. Парнишке не приходится паковать много вещей, когда он остаётся со мной. У него здесь собственная комната. Как старший в семье, я держусь за наш старый дом возле Смит-Гров. Конечно, со временем он обветшал, но мы с племянником ничего не имеем против. Нам так даже больше нравится. У него есть своя комната и в Боулинг-Грин, но поскольку его родители переезжают каждые три месяца в новый квартал, выполняя рекомендации плана "Как добиться успеха в жизни", он хранит свое мелкокалиберное ружье и любимые комиксы – вещи, наиболее важные для парня его возраста, – здесь, в доме предков. Эту комнату в своё время делили мы с Уоллесом.

Уоллесу-младшему – двенадцать лет. Когда я вернулся с работы – я занимаюсь страховкой урожая, – то нашёл его на заднем крыльце, которое выходит на автостраду.

Переодевшись, я показал ему два способа, как выправлять реборду на шине: молотком или наехав машиной. Чинить шину то же самое, что и молотить сорго ручным цепом – вымирающее искусство. Парень врубился сразу – со смекалкой у него всё в порядке.

– Завтра я покажу, как насаживать шину с помощью монтировки, – пообещал я.

– Дядя, больше всего мне хочется взглянуть на медведей! – Он смотрел через поле на шоссе И-65, которое срезало угол моего земельного участка. Иногда по ночам я просыпаюсь от мерного гудения на автостраде.

– Днём их огней не увидишь, – сказал я. – Подождём до темноты.

Вечером Си-Би-Эс или Эн-Би-Си – я всегда забываю, какая из них, посвятила специальный выпуск медведям, которые очутились в центре всеобщего внимания. Их замечали в Кентукки, Западной Вирджинии, Миссури, Иллинойсе и, конечно же, в Вирджинии. В Вирджинии всегда водились медведи. Кое-кто поговаривал, что неплохо бы устроить на них охоту. Учёный сказал, что звери двигаются в штаты, где не так много снега и где достаточно валежника для разведения костров. Он подобрался к ним с видеокамерой, но на экране можно было различить только смутные контуры греющихся у костра. Другой учёный заявил, что животных привлекают ягоды нового кустарника, который рос только вдоль автострад. Он объявил, что его ягоды – совершенно новое слово в биологии, и обозвал ягоду свежаникой. Климатолог объяснил феномен потеплением, что привело к нарушению зимней спячки (в последний раз снега в Нэшвилле не было совсем, а в Луисвилле выпало всего несколько дюймов осадков). Медведи, заявил он, могли открыть тепло огня ещё пять столетий назад, но просто забывали об этом.

В передаче показали больше людей, чем медведей, и вскоре интерес к ней у нас пропал.

После ужина, когда тарелки были вымыты, мы вышли из дома и прогулялись до ограды. За автострадой, среди деревьев, мы различили свет костра. Уоллес собирался вернуться за своей мелкокалиберкой, чтобы подстрелить хотя бы одного, но я объяснил, что так поступать нехорошо.

– Кроме того, – сказал я, – двадцать второй калибр способен только разъярить животное. Да и охотиться вблизи автострад запрещено.

Единственная хитрость, когда вы насаживаете шину вручную, это усадить её в желоб, если вам удалось натянуть край на обод. Это можно сделать следующим образом: зажимаешь покрышку между ног и садишься на неё, когда воздух поступает внутрь. Если реборда устанавливается в нужном положении, колесо издаёт чмокающий звук. В четверг я не пустил племянника в школу и продемонстрировал, как насаживать шины. Потом мы перелезли через ограду и пересекли поле, чтобы поглазеть на медведей.

В Северной Вирджинии, согласно передаче "С добрым утром, Америка", медведи жгли костры сутки напропалую. Здесь, на западе Кентукки, было всё ещё тепло для конца октября, и они собирались у огня только по ночам. Куда они исчезали и чем занимались днём, я не знаю. Может, они наблюдали из-за кустов свежаники, как мы перебирались через ограду и пересекали автостраду. Я нёс топор, а парнишка прихватил свой двадцать второй калибр, но не потому, что собирался подстрелить медведя, а потому, что в его возрасте приятно ощущать под рукой надёжный ствол. Под пологом леса мы попали в непроходимые дебри: тут тебе и клёны, и лианы, и уже упомянутый кустарник, и дубки, и сикоморы. И хотя мы находились всего в сотне ярдов от дома, нам никогда не приходилось здесь бывать. Да и никому другому из тех, кого я знал. Это было похоже на вновь созданный мир. Мы отыскали в чаще тропинку и перебрались через ручей, вытекавший из одной решётки и прячущийся в другой. Первыми признаками присутствия медведей, которые мы встретили, были отпечатки лап на серой глине.

Над всем витал отпечаток какой-то затхлости На поляне, под большим и дуплистым буковым деревом, где был замечен отблеск костра, мы ничего не нашли, кроме золы. Брёвна вокруг кострища были разложены по периметру. Я разворошил пепел и под ним обнаружил достаточно тлеющих угольев, чтобы снова разжечь огонь. Я быстренько присыпал всё, как было. Нарубил немного хвороста и сложил в кучку, чтобы продемонстрировать доброжелательность.

Может быть, они следили за нами из-за кустов даже сейчас. Трудно сказать. Я попробовал одну свежанику и выплюнул. Она была так кисла, что заныли скулы. Именно такие должны нравиться медведям.

После ужина я спросил у племянника, не желает ли он навестить бабушку. Меня не удивило, что он ответил утвердительно. У детей сильнее развито чувство сострадания, чем мы – взрослые – полагаем. Мы нашли её на крыльце клиники, она наблюдала, как движутся машины по И-65. Медсестра сказала, что она была взволнована весь день. Меня это не удивило. Каждую осень, когда опадают листья, ей не сидится на месте. Вернее сказать, что она снова полна надежд. Я привёл её в комнату отдыха и расчесал длинные седые волосы.

– По телевизору ничего, кроме медведей, – посетовала медсестра, переключая каналы.

Уоллес, после того как она ушла, подобрал пульт, и мы посмотрели специальное сообщение, переданное Си-Би-Эс или Эн-Би-Си, посвящённое охотникам Вирджинии, чьи дома были подожжены. Репортер взял интервью у охотника и его жены, у которых сгорел дом стоимостью в 117500 долларов в долине Шенандоа. Жена во всём обвиняла медведей. Муж этой версии не придерживался, но судился со штатом, требуя компенсации на том основании, что ему была выдана охотничья лицензия. Специальный уполномоченный штата по охоте появился на экране и заявил, что обладание лицензией не запрещает ("не возбраняет", такое слово он использовал) тем, на кого охотятся, применение ответных акций. Мне показалось, что уполномоченный либерально настроен. Даже чересчур. Правда, он был заинтересован, чтобы не выплачивать деньги. Я-то сам не охотник.

– Можешь не приезжать в воскресенье, – сказала матушка внуку, лукаво сощурив глаз. – Я проехала миллион миль и .одной ногой уже на другом берегу.

Я привык к подобным репликам, особенно частым осенью. Но меня беспокоило, что это может расстроить парня. И впрямь, он выглядел расстроенным, когда мы вышли. Я поинтересовался, в чём дело.

– И как она могла проехать мильён миль? – выпалил он. Я сказал ему – сорок восемь миль в день на протяжении тридцати девяти лет. Он не поленился просчитать на калькуляторе и у него получилось в результате 336960 миль.

– Не мильён, а миллион, – поправил я автоматически. – И не забывай, сорок восемь миль утром, и сорок восемь – вечером. Плюс ко всему – поездки на футбольные соревнования. Плюс к тому же старые люди склонны всё слегка преувеличивать.

Матушка была первой женщиной-водителем автобуса в нашем штате. Она работала каждый день, да ещё растила детей, а отец занимался фермерством.

Обычно я сворачиваю на Смит-Гров, но той ночью я проехал дальше, до Лошадиной пещеры. И там развернулся, нам обоим хотелось поглядеть на костры. Их было не так много, как могло бы показаться после телевизионных передач. Один на каждые шесть-семь миль, то в купе деревьев, то под прикрытием скального выступа. Возможно, медведи выбирают места, где не только сушняк, но и вода. Племянник просил остановиться, но это против правил на скоростной автостраде, и я опасался дорожной полиции.

В почтовом ящике белела открытка от братца. Супруги прекрасно проводили время, и всё у них было хорошо. Ни слова о собственном отпрыске. Парнишке этот факт, казалось, был до лампочки. Как и большинству сверстников, совместные поездки с родителями были ему не в кайф.

В субботу клиника связалась с моим офисом и известила, что матушка покинула их. Я в это время был в дороге. По субботам я работаю: единственный день, когда любого фермера можно застать дома.

Когда я позвонил в контору и мне передали сообщение, сердце на секунду замерло, но только на секунду. Я был готов к печальному известию. "Бог милосерден", – сказал я, дозвонившись наконец до медсестры.

– Вы не так поняли, ваша мать покинула клинику, а не всех нас. Сбежала из клиники, вы меня понимаете, сбежала.

Матушка выбралась через дверь в коридоре, когда дежурный отлучился, заклинив дверь гребнем и прихватив покрывало, принадлежащее клинике. А как насчёт её табака, поинтересовался я. Табак пропал. Точный знак, что она не собиралась возвращаться. Я звонил из Франклина, и мне потребовалось меньше часа, чтобы добраться до клиники. Там мне сообщили, что матушка в последнее время стала очень рассеянной. Конечно, им полагалось так говорить. Мы осмотрели окрестности. Территория клиники представляет собой пустырь без деревьев между автострадой и соевым полем. Потом администрация заставила оставить у шерифа просьбу о розыске. Я буду продолжать платить за содержание до тех пор, пока её официально не объявят исчезнувшей. А это произойдёт только в понедельник.

Уже стемнело, когда я вернулся домой. Парень готовил ужин. На деле это означало открывание банок консервов, промаркированных предварительно мною. Я рассказал, что его бабушка ушла из клиники, и он понимающе мотнул головой. "Она же говорила, что так и сделает". Я позвонил во Флориду и оставил для брата сообщение. Больше делать было нечего. Я сел и попытался понять, что там мелькает на телеэкране, но ничего интересного не было. Тогда, выглянув совершенно случайно за дверь, я увидел отблеск костра, мигающий сквозь ветви, и сообразил, что, может быть, знаю, где её искать.

Определённо становилось холоднее. Пришлось прихватить куртку. Я велел парню караулить телефон на случай звонка шерифа, но когда на полпути оглянулся, он шёл за мной. Куртки у него не было. Я позволил ему догнать меня. Он снова был вооружён до зубов своим двадцать вторым. Я настоял, чтобы он оставил ружьё прислонённым к ограде. В моем возрасте преодолевать изгородь в темноте сложнее, чем днём. Мне шестьдесят один, а автострада не замирала ни на секунду: легковушки спешили на юг, а грузовики мчались на север.

Когда мы вошли в лес, сначала не было видно ни зги, и паренёк вцепился в мою ладонь. Потом посветлело. Вначале я подумал, что выкатилась луна, но это были яркие лучи, которые пронизывали листву деревьев подобно лунному свету, позволяя нам находить дорогу сквозь кустарник. Мы скоро выбрались на знакомую тропинку и почуяли медвежий запах.

Мы топали по тропинке. Была не была. Свет ниспадал откуда-то сверху, из-под кроны окружающих нас исполинов, лился сверкающим дождем. Идти было легко, особенно если не смотреть под ноги, они сами знали, куда нас вести.

Затем сквозь ветви мы разглядели костёр.

Горели, в основном, ветви бука и сикоморы, тот тип костра, который не светит и не греет, зато дымит, как прадедушка современных локомотивов. Медведи ещё не разобрались во всех плюсах и минусах древесины, но ухаживали за огнём неплохо. Большой бурый медведь, явный уроженец севера, ворошил огонь узловатым суком, время от времени подкидывая ветви в пламя. Другие сидели вокруг огня на брёвнах. Большинство принадлежало к другому подвиду, чёрного цвета. Здесь же расположилась медведица с медвежатами. Кое-кто лакомился ягодами, причём выбирал их из автомобильного колпака. Тут же присутствовала матушка. Она не участвовала в трапезе, а плотно укуталась в похищенное из клиники покрывало.

Если звери и заметили нас, то не показали виду. Матушка похлопала по бревну, и я сел рядом с ней. Один из медведей подвинулся, чтобы мальчик мог сесть с другой стороны.

Запах медведей резок, но не неприятен, стоит только привыкнуть к нему. Не то что он напоминает запах хлева, просто дикий. Я наклонился, чтобы прошептать матушке на ухо, но она отрицательно покачала головой. НЕВЕЖЛИВО ШЕПТАТЬСЯ В ПРИСУТСТВИИ СУЩЕСТВ, НЕ ВЛАДЕЮЩИХ ДАРОМ РЕЧИ, – выговорила она мне безмолвно. Уоллес-младший тоже молчал. Матушка поделилась с нами своим покрывалом, и мы смотрели на огонь, казалось, целые часы.

Большой медведь поддерживал костёр, ломая ветки и сучья, придерживая их за один конец и наступая на середину, как это делают люди. Он весьма умело регулировал высоту пламени. Ещё один время от времени ворошил угли дубиной, но остальные не вмешивались. Похоже, немногие из зверей знали, как пользоваться огнём, и именно они увлекали за собой остальных. Но разве не то же самое у людей? Иногда появлялся небольшой медведь, входил в освещённый круг и сбрасывал в кучу принесённый хворост. Придорожный хворост отличался серебристым оттенком, как плавник, выброшенный морем.

Мой племянник был не таким непоседой, как большинство его сверстников. Было приятно греть кости, уставившись в огонь. Я одолжил у матушки щепотку "краснокожего", хотя обычно у меня нет привычки жевать табак. Подобное времяпрепровождение ничем не отличалось от посещения матушки в клинике, но было более интересным из-за медведей. Их было восемь или девять. Внутри самого пламени тоже интересно было, в нём разыгрывались маленькие драмы: создавались и тут же рушились огненные дворцы в водопаде искр. Мое воображение разыгралось. Я осмотрел круг медведей. А что они видят? Кое у кого были закрыты глаза. Хотя они собрались вместе, их души оставались одинокими, словно каждый медведь созерцал свой собственный огонь.

Колпак от автомобильного колеса обошёл весь круг, и мы тоже взяли по горсти свежаники. Не знаю, как матушка, лично я притворился, что свои ем. Парнишка скорчил гримасу и выплюнул. Когда он задремал, я закутал нас всех поплотнее. Холодало, а у нас не было тёплого меха, как у медведей. Я уже готов был податься домой, если б не матушка, Она подняла палец, указав на нависающие над костром ветви, сквозь которые пробивался свет, потом показала на себя. Может, ей казалось, что ангелы спускаются с небес. На самом деле это были отблески дальнего света фар грузовика, мчащегося по своим делам на юг. Матушка выглядела чрезвычайно умиротворённой. Я чувствовал, как в моей ладони её узкая кисть становилась всё холоднее и холоднее.

Уоллес-младший разбудил меня, похлопав по колену. Наступил рассвет, а его бабушка сидела мёртвой на бревне между нами. Костёр погас, медведи исчезли, а кто-то ломился напрямик через подлесок. Мой братец в сопровождении двух национальных гвардейцев. На нём была белая рубашка, и я понял, что наступило воскресенье. Под налётом печали при вести о смерти матушки проступала явная обида.

Гвардейцы принюхались к воздуху и глубокомысленно кивнули. Медвежий запах всё ещё не развеялся. Мы с племянником завернули матушку в покрывало и понесли к автостраде. Гвардейцы остались разбрасывать кострище и хворост. Это выглядело как-то по-детски. Они были как медведи, каждый одинок в своем мундире.

На обочине стоял "олдсмобиль" девяносто восьмого года. Бескамерные шины примяли траву. Перед ним торчала полицейская машина со скучающим гвардейцем у дверцы, а за ним – катафалк, тоже "олдсмобиль" девяносто восьмого года.

– Первый раз слышу, что медведи пристают к старикам, – сказал гвардеец моему брату.

– Да всё это не так, – попытался объяснить я, но никому это было не интересно.

Они занимались своим делом. Двое в чёрных костюмах выбрались из катафалка и распахнули заднюю дверь. Для меня только в этот момент матушка ушла в мир иной. После того, как погрузили тело, я положил руку на плечо племяннику. Он дрожал, хотя холодно уже не было. Иногда чужая смерть может вызвать такую реакцию, особенно на рассвете, в присутствии полиции, на мокрой от росы траве, даже если старуха с безжалостной косой приходит как избавление.

Мы стояли и смотрели, как мимо проносятся машины.

– Это благословение, – сказал Уоллес.

Надо же, какое оживлённое движение в 6.20 утра.

Днём я вернулся в лес и нарубил сучьев, вместо тех, что раскидали гвардейцы. Вечером я видел, что костёр снова пылал.

Пару ночей спустя после похорон я вернулся туда. Сучья весело трещали, а вокруг огня, насколько мог я судить, сидела та же медвежья компания. Я пристроился рядом, но, похоже, мое присутствие заставляло их нервничать и я ушёл домой, прихватив пригоршню свежаники из колпака. В воскресенье мы с племянником навестили могилу матушки. Я украсил этими ягодами её холмик. Снова пожевал одну. Безнадёжно. Их просто нельзя есть.

Если только ты не медведь.