Текст книги "Его изумительный поцелуй"
Автор книги: Тереза Медейрос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 8
Вскоре после восхода солнца Фарук выскользнул из дворца в окружавшие его цветники в надежде не попасться на глаза бдительным телохранителям. Как правило, они, словно собаки, следили за каждым его шагом даже тогда, когда он находился в полной безопасности в стенах своего дворца. После вчерашнего утреннего нападения у него не оставалось иного выбора, кроме как последовать совету дяди Тарика и воздержаться от такой роскоши, как утренние прогулки верхом. По крайней мере когда он скакал туда-обратно по пустыне, когда глаза обжигал летящий в них песок, а горячий ветер рвал волосы, Фарук мог сделать вид, будто он свободный человек, не связанный многовековыми традициями.
За последнее время такие моменты свободы стали еще более редкими и драгоценными. От него без конца что-то требовали. Женщины из его гарема добивались его внимания. А дядя Тарик настойчиво советовал тратить больше золота на укрепление дворца, оборонительные сооружения которого были и без того в великолепном состоянии. Или убеждал его доказать собственное превосходство, объявив войну какому-нибудь соперничавшему султану. Его дядюшка всегда приравнивал мир к проявлению трусости и утверждал, будто каждый настоящий воин должен сойти в могилу с мечом в руке и с боевым кличем на устах.
Дядюшка безмерно стыдился того, что его собственный брат – отец Фарука – скоропостижно умер в самый разгар празднования перемирия с одним из старейших врагов Эль-Джадиды. Уж лучше бы подождал, пока его отравят. В результате его неожиданной смерти Фарука отозвали в Марокко, чтобы он принял на себя тяжелое бремя обязанностей султана после всего одного года обучения в Итоне.
Иногда Фарук чувствовал себя таким же узником в этих стенах, как и рабы, которые обслуживали его семью в течение многих поколений. Он радовался тому, что прибытие капитана Берка нарушило монотонное течение жизни, и очень надеялся, что церемония бракосочетания с Клариндой позволит несколько ослабить напряженность, терзавшую его в последнее время.
Султан проследовал по выложенной плитняком дорожке к своему излюбленному прибежищу.
Небольшой цветник был расположен на некотором возвышении и с противоположной стороны заканчивался крутым обрывом, что позволяло не обносить его стеной в целях обороны и открывало беспрепятственный вид на береговую линию. Порой ветер доносил сюда запах соленой морской воды, побуждая султана мечтать о других землях, о другой жизни, которую он мог бы прожить.
У входа в цветник Фарука ждало разочарование. Видимо, этим прекрасным утром ему следовало подняться еще раньше. Кто-то уже находился в его прибежище. В такие моменты он боялся, что все-таки унаследовал от дядюшки его темперамент, поскольку ему хотелось зарычать от ярости и потребовать снять голову с плеч незадачливого нарушителя его покоя.
Но когда Фарук понял, кто перед ним, он торопливо прикрыл лицо, надеясь выскользнуть из цветника, пока его не заметили.
– Ах, ваше величество, это вы? – услышал он. – Зачем торопиться? Почему бы вам не войти и не побыть здесь немного?
Фарук остановился, почувствовав бессовестную радость в этом голосе. Он предпочел бы столкнуться лицом к лицу с бандой мародеров, перелезших через стены, окружавшие дверец, с кинжалами, зажатыми в зубах, чем провести хотя бы минуту в компании мисс Пенелопы Монморанси.
Он и сам не мог бы сказать, что именно его раздражало в компаньонке Кларинды. Должно быть, дело в том, как она смотрела на него своими честными голубыми глазами, казавшимися огромными за толстыми линзами очков.
Разумеется, Фарук умел удовлетворять женские желания. Он рано понял, что большинству женщин достаточно красивых слов, дорогих украшений под цвет их глаз или обещания еще одной ночи в его постели.
Проблема с мисс Монморанси заключалась в том, что Фарук не понимал, чего она от него хочет, и, не зная, что может ей дать, он чувствовал себя беспомощным. Это состояние Фарук ненавидел: в Итоне он провел немало бессонных ночей, чувствуя себя абсолютно уязвимым, отданным на волю итонских хулиганов.
Фарук медленно развернулся, обычная приветливая улыбка на его лице погасла. Ответить на ее предложение он мог лишь коротким кивком.
– Мисс Монморанси!
Ничуть не смущенная его равнодушием, мисс Монморанси весело похлопала ладонью по свободному месту на каменной скамье рядом с собой.
– Не хотите присоединиться ко мне? Сегодня такое чудесное утро! Я просто обожаю дышать свежим воздухом по утрам, пока не началось дневное пекло. Я только вчера обнаружила этот уголок сада и теперь искренне верю в то, что он станет для меня самым любимым на свете!
«Чудесно!» – промелькнуло в голове у Фарука. Он сердито наблюдал за тем, как ветер играет с персиковыми кудряшками, выбившимися из пучка у нее на макушке. Несмотря на то что Пенелопу облачили, кажется, в дюжину слоев полупрозрачного шелка, она все равно походила на пышную английскую розу, которая неожиданно расцвела посреди пустыни.
Фарук скованно опустился на скамью, заставив себя одобрительно пробормотать что-то нечленораздельное в ответ. Очаровательные банальности, которые обычно с легкостью срывались с его языка, как-то вмиг забылись и покинули его вместе с улыбкой.
Впрочем, неспособность Фарука поддержать разговор ничуть не подействовала на неугомонную мисс Монморанси. Взяв в руки ивовую корзинку, стоявшую у нее под ногами, она поставила ее себе на колени.
– Одна из ваших кухарок была так добра ко мне, что собрала мне эту корзину, чтобы я могла перекусить, любуясь видом на море. – Поппи сняла с корзины кусок алого шелка, открывая его взору только что приготовленную ктефу. Традиционный марокканский десерт был посыпан сахаром и сбрызнут теплым медом. – Хотите присоединиться ко мне?
К ужасу Фарука, его живот ответил на этот вопрос раньше, чем он сам. Фарук почувствовал себя униженным.
Он смотрел на лакомства с таким видом, будто увидел перед собой корзину, полную кобр, и ему даже пришлось задержать дыхание, чтобы божественный аромат сладостей не защекотал его обоняние. Когда Фарук вернулся из Итона, ему понадобился почти год постоянных тренировок, проводящихся под безжалостным оком его дяди, чтобы избавиться от небольшого мягкого животика и обзавестись твердыми как камень мускулами.
Это удалось ему лишь благодаря тому, что он научился отказываться от подобных соблазнов. И, несмотря на то что почти каждый вечер ему устраивали настоящий пир, Фарук гордился тем, что у него хватает силы воли выбирать лишь самые свежие фрукты и самые тонкие кусочки мяса для того, чтобы слегка утолять голод. Он предполагал, что если позволит себе хотя бы попробовать что-то сладкое, то не сможет остановиться и снова станет трусливым толстяком, как безжалостно дразнили его итонские одноклассники.
Как сотни раз говаривал дядя после возвращения Фарука в Марокко, такой человек не достоин титула султана.
– Я уже поел, – проворчал он, хотя горсть гранатовых зерен и фиников, которые он проглотил, едва встав с кровати, лишь раздразнили его аппетит, и ему захотелось чего-то более существенного.
– Как пожелаете, – пропела мисс Монморанси тоном самой бесстыдной соблазнительницы. А когда она улыбнулась дразнящей улыбкой, на ее пухлых щечках появились милые ямочки. – Но я готова биться об заклад, что вы об этом пожалеете.
И наблюдая за тем, как Поппи вонзает зубки в слоеное тесто, Фарук действительно пожалел о том, что отказался перекусить. Мисс Монморанси ела с большим аппетитом. Эта женщина действительно любила поесть и не боялась показать этого. И было что-то невероятно чувственное в том, с каким энтузиазмом она предавалась этому первородному удовольствию, превращавшему простую трапезу в праздник чувственности. Когда ее розовый язычок дотронулся до уголка губ, чтобы слизнуть оттуда каплю заварного крема, Фарук с ужасом осознал, что его тело под многочисленными слоями одежды начинает испытывать голод иного рода.
Фарук давно привык к тому, что за ним ухаживали, соблазняли его и доставляли ему удовольствие невероятно красивые женщины, обученные всевозможным эротическим фокусам, не прописанным даже в «Камасутре». До сих пор Фарук никогда не испытывал возбуждения при виде женщины, с аппетитом поглощавшей пищу; наслаждение ему доставляла только настоящая близость.
Не на шутку встревожившись, султан прикоснулся рукой к своему лбу. Возможно, от голода у него просто закружилась голова. Думать так было куда спокойнее, чем признаться себе, что кровь, которая должна была циркулировать по сосудам головы, внезапно устремилась к другой, менее выделявшейся части его тела.
Надеясь скрыть беспокойство, Фарук спросил:
– Вам хорошо в моем дворце, мисс Монморанси? Вы всем довольны?
– Разумеется! – с готовностью ответила Пенелопа. – Но к чему эти церемонии? – Снова поставив корзинку к ногам, она слизнула сладкие крошки с губ. – Все всегда называли меня Поппи. Точнее, – извиняющимся тоном добавила она, – все, кроме этих ужасных девчонок в семинарии для юных леди мисс Трокмортон, которые дразнили меня Пигги-свинкой.
– Парни в Итоне звали меня Фрэнки, – к собственному удивлению, выпалил Фарук. – Или еще того хуже, – вполголоса добавил он. – Все они были Джеймсами, Эдвардами или Чарлзами, как и их отцы. До меня в Итоне никто не слышал о парне по имени Фарук. – Он пожал плечами. – Через некоторое время я просто позволил всем считать, что Фрэнки – это мое настоящее имя. Так было проще. Как-то раз они привязали два мешка с картошкой на спину пони, чтобы он походил на верблюда. Затем приволокли бедное животное в мою комнату и оставили там до моего возвращения с занятий. Когда директор школы услышал, как я пытаюсь с криками вытолкать его в дверь, он пришел разузнать, в чем дело. В общем, все кончилось тем, что это меня прогнали палкой перед всем классом.
Фарук уже приготовился к тому, что мисс Монморанси рассмеется, услышав его нелепый рассказ, однако вместо этого она сочувствующе похлопала его по руке, а в ее затуманенных лавандово-голубых глазах вспыхнула симпатия.
– Иногда люди бывают очень жестоки, не так ли? Особенно когда им приходится иметь делом с тем, чего они не понимают и из-за этого боятся. Должно быть, вам там было нелегко. А как вышло, что вы получили образование на другом конце света, в Итоне?
Рука Пенелопы осталась лежать на его руке. Фарук опустил на нее глаза и поразился контрасту между своей грубой загорелой кожей и ее бледными пухлыми пальчиками.
– Ваше величество! – тихо позвала мисс Монморанси.
Сбросив с себя оцепенение, Фарук рывком вырвал свою руку из-под ее руки.
– Мой отец смотрел далеко вперед и думал о будущем, – проговорил он. – И он был полон решимости дать своему единственному сыну и восточное, и западное образование.
– Так у вас совсем нет братьев?
– Нет. Только семнадцать сестер. – Фарук вздохнул. – Иногда мне хочется, чтобы Аллах благословил моего отца дюжиной сыновей. Правда, даже если бы это произошло, они уже переубивали бы друг друга в борьбе за то, чтобы выжить и стать султаном.
– А что произошло с вашими сестрами?
– Я нашел всем им хороших мужей, так что сейчас все мои сестры замужем, живут в своих домах… имеют своих детей.
– У вас ведь тоже есть дети, не так ли? Я хочу сказать, что раз уж у вас так много жен, то я решила, что… – Поппи замолчала и опустила глаза на колени, а ее щеки запылали еще более ярким румянцем.
– Так и есть, – кивнул Фарук.
– Сколько же их у вас?
Фарук заморгал, быстро производя в уме подсчет.
– Двенадцать девочек и семь мальчиков. Или семь девочек и двенадцать мальчиков? Или четыре мальчика и пятнадцать девочек? – Он безнадежно помотал головой. – Никак не могу запомнить. Они живут в другой части дворца, где прежде жил и я, пока отец не надумал отправить меня в школу в Англии.
– Я обожаю детей, – призналась Поппи. – И всегда мечтала о том, чтобы у меня было по крайней мере с полдюжины ребятишек.
– Это невозможно, – сказал Фарук. – Им же понадобится отец.
Несмотря на то что Фарук не понял заключенного в его собственных словах юмора, Поппи рассмеялась. А когда он искоса взглянул на нее, она расхохоталась еще громче, да так заразительно, что он почувствовал, как и его губы начинают подрагивать.
– Может, конечно, я и наивная глупышка, но даже я знаю, откуда берутся дети, – заверила она его. – Мне казалось, я нашла подходящего кандидата на роль мужа в лице мистера Хантингтон-Смита из Берикшира. Но, как выяснилось, у этого джентльмена были не слишком честные намерения.
Фарук нахмурился.
– Он пытался соблазнить вас, не сделав предварительно своей женой или наложницей?
Горький смешок сорвался с ее губ.
– Боюсь, что он интересовался мной лишь из спортивного интереса, желая надо мной посмеяться. Он заключил пари со своими приятелями, что уговорит меня спуститься из окна спальни по решетке для растений, чтобы оказаться на домашней вечеринке леди Эллерби и встретиться с ним в лунном свете.
– И что же, он выиграл это пари?
– Боюсь, что да, – кивнула Поппи. – Но решетке не повезло. Она сломалась, когда я уже наполовину спустилась.
– Вы поранились?
– Нет, ничуть! Мистер Хантингтон-Смит подхватил меня, но сломал ногу. К несчастью, когда остальные гости выбежали из дома, привлеченные его криками – а я должна уточнить, что они больше напоминали женский визг и как-то не вязались с образом настоящего мужчины, – они увидели меня. Я в халате лежала прямо на нем. Полагаю, вы понимаете, что гостей леди Эллерби это привело в ужас. Разразился настоящий скандал, что и положило конец моим надеждам найти себе подходящего мужа… отца для моих детей.
Тень печали омрачила лицо Фарука. В это мгновение ему хотелось одного: заставить негодяя ответить за то, что по его вине веселые ямочки на ее щеках исчезли.
– Этот ваш Хантингтон-Смит оказался подлым псом! – воскликнул он. – Лишь человек, понятия не имеющий о чести, может так обращаться с женщиной. Окажись я там, пронзил бы этого дьявола своей саблей и заставил визжать еще громче.
Поппи восхищенно всплеснула руками: вспышка гнева Фарука привела ее в восторг.
– Как это мило с вашей стороны, как галантно! Правда, должна заметить, что это стало бы причиной еще большего скандала, да и газон леди Эллерби превратился бы в сплошное месиво. Я ведь не из тех женщин, которые провоцируют мужчин на кровопролитие. Ни один из них ни разу не вызвал кого-то на дуэль из-за меня.
Опять она за свое: смотрит на него с таким видом, словно на кончике ее языка застыл вопрос, ответить на который может лишь он.
Фарука охватило нелепое желание протянуть к ней руку и снять очки с ее лица – чтобы увидеть ее глаза, которые наверняка окажутся еще более голубыми, когда перестанут прятаться под стеклами.
– Почему вы всегда так на меня смотрите? – спросил Фарук. Его голос прозвучал грубее, чем ему того хотелось.
Он ожидал, что Поппи зальется краской, смутится и станет отрицать, что имеет обыкновение глазеть на него. Однако вместо этого Поппи продолжала смело смотреть ему прямо в лицо.
– Мне кажется, вы должны привыкнуть к тому, что женщины не сводят с вас глаз, – ответила она. – Вы очень красивый мужчина.
– Да. Так и есть.
Ее улыбка стала мягче.
– У меня тут ямочки. – Прикоснувшись к своей щеке, она протянула к нему руку и дотронулась до впадинки в центре его бородатого подбородка. – А у вас ямочка здесь.
– Да, так и есть, – шепотом повторил он, когда ее пальчик задержался на его подбородке.
Поппи была очень близко от него в это мгновение. Так близко, что он увидел собственное отражение в линзах ее очков. Фарук был поражен, догадавшись, что в его взгляде отражается ее взор. Должно быть, его темные глаза выглядели сейчас именно так, как в то мгновение, когда она предложила ему отведать запретных сладостей, лежавших на дне ее корзины.
Фарук даже не смог бы сказать, какого рода голод он испытывал в этот миг. Ему хотелось испробовать лишь то, чем природа так щедро одарила мисс Монморанси: ее заразительный смех… ее румяные щечки… ее пухлые губы…
Когда он наклонился к ней, эти губы слегка приоткрылись. Он вдохнул в себя ее дыхание, которое показалось ему слаще меда и сахара. Странно, но ее тихий вздох, служивший явным признаком того, что Поппи готова сдаться, отрезвил Фарука.
Он вскочил на ноги.
– Вы не должны отказываться от мечты родить детей, – проговорил Фарук. – Как только Кларинда станет моей женой, я найду вам мужа из числа моих телохранителей. Такого, который подарит вам много сильных сыновей и с полдюжины дочек – таких же очаровательных, как вы. – Он испытал какое-то мучительное чувство, когда эти благородные слова сорвались с его уст. Фарук всегда гордился тем, что был человеком слова. Однако при мысли о том, что это обещание тоже придется сдерживать, он не испытал ни малейшего удовольствия.
Правда, ему наконец удалось освободиться от тяжести ее взора. Поппи теперь смотрела на его колени и отказывалась даже поднять глаза. Ямочки на ее щеках исчезли – равно как и прямой взгляд.
– Как я уже говорила, ваше величество, вы очень галантны, – тихо промолвила Поппи.
Если это так, подумал Фарук, поворачиваясь к ней спиной и позволяя взору мисс Монморанси блуждать по морским просторам, а ее непокорным кудряшкам – плясать на ветру, то почему у него появилось такое ощущение, будто он – последний мерзавец?
Хуже, чем этот невыносимый мистер Хантингтон-Смит.
Глава 9
Наутро после банкета, который Фарук устроил в честь капитана Берка, Кларинде меньше всего хотелось лежать у бассейна во внутреннем дворе гаремного цветника в окружении беспрестанно болтающих и хихикающих женщин. Но она опасалась, что малейшее отклонение от ее обычного расписания будет замечено и о нем тут же сообщат евнухам или даже самому Фаруку. Ясмин держала свой двор рядом с искрившимся на солнце фонтаном у противоположного края бассейна. И Кларинде было отлично известно, что и сама наложница правителя, и ее подружки следили за каждым ее движением в надежде, что она совершит какой-то непростительный проступок, который лишит ее милости султана.
А возможно, и головы.
Кларинда, растянувшаяся на согретой солнцем плитке, перевернулась на живот и уткнулась лбом в сложенные вместе руки. Несмотря на то что большую часть ночи она металась по своему алькову, вместо того чтобы спать, напряжение так и не оставило ее, и она была не в состоянии даже задремать. Уходя с пиршества, она осмелилась всего один раз украдкой взглянуть на Эша и тут же встретила его взгляд, устремленный на нее. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым, словно он увидел ее впервые после возвращения от мисс Трокмортон. Кларинда представила себе, какая радость вспыхнула в глазах Эша, когда он узнал, что она еще не побывала в постели султана.
Пока ей приходилось обмениваться с ним короткими фразами под бдительным оком султана, ей было трудно понять, отправил ли Эша сюда Максимилиан или он приехал по собственной воле. Правда, это ровным счетом ничего не значило. Даже если он и приехал сюда без подсказки Максимилиана, он опоздал на девять лет.
Кларинда снова беспокойно перевернулась. Круглое луноподобное лицо, покрытое тонким слоем грязевой маски, склонилось над ней, загородив солнце. Кларинда сдавленно вскрикнула.
Очки, державшиеся на самом кончике носа Поппи, казались еще более нелепыми, чем всегда. Можно было разглядеть только ее огромные голубые глаза да розовый бутон рта.
– Я вовсе не хотела пугать тебя, – сказала она. – Одна добрая женщина сказала мне, что от этой грязи моя кожа будет светиться, как попка новорожденного младенца.
Кларинда села, прижимая руку к сердцу, которое все еще тревожно билось в ее груди.
– В этом нет твоей вины, – кивнула она. – Просто нервы у меня на пределе – я боялась, что увижу склонившегося ко мне Фарука с ятаганом в руке. Но что ты тут делаешь? – Кларинда украдкой огляделась по сторонам и увидела, что несколько женщин вокруг посматривают на них с выражением презрительного удивления. – В мою сделку с Фаруком входит, в частности, и обещание, что ты не поддашься уговорам брать уроки по использованию этих нелепых средств для поддержания красоты.
Плюхнувшись рядом с ней, Поппи опустила босые ноги в прохладную воду бассейна. Даже грязевая маска не смогла скрыть ее задумчивого выражения.
– Разве ты не понимаешь, что я тоже хочу быть красивой?
– Но ты и так красавица! Только здесь не место для благопристойной британской леди. – Пододвинувшись ближе к подруге, Кларинда понизила голос до шепота. – Мне бы хотелось, чтобы одна из нас смогла вернуться домой и занять свое место в обществе, оставаясь невинной.
Поппи театрально вздохнула:
– Что ж, в таком случае это должна быть ты. Ибо, если ты забыла, именно я уехала из Англии, имея репутацию падшей женщины.
Кларинда покачала головой, в который раз возмущаясь такой несправедливостью. Стряхнув пальцем грязь с переносицы подруги, она горько усмехнулась:
– Ты сейчас выглядишь в точности как я, когда споткнулась о край угольной ямы в доме викария. Мне тогда было восемь.
– Господи, как это случилось?
– Я изо всех сил старалась сохранить равновесие, держась за открытую дверь, когда пыталась украсть кусочек мясного пирога, который поставили остывать на подоконник. Жена викария была о-очень хорошей кухаркой. – Улыбка Кларинды погасла, когда она вспомнила, что именно Эш услыхал ее вопли и вытянул ее из ямы за лодыжки. Вообще, если хорошенько подумать, он всегда оказывался рядом, когда приходилось спасать ее от чего-то.
Кроме того раза, когда она больше всего нуждалась в его помощи.
Кларинда даже обрадовалась, услышав леденящий душу крик, который оторвал ее от размышлений. Совсем недавно одна из наложниц Фарука исчезла за лакированной ширмой в дальнем конце сада в сопровождении двух женщин постарше.
Поппи испуганно взглянула на ширму, белки ее глаз стали казаться еще больше на фоне облепленного грязью лица.
– Бедняжка! Ее пытают?
– Весьма своеобразно, – мрачно ответила Кларинда.
Не возражая против того, чтобы по ее волосам ежедневно тысячу раз проводили щеткой, она вовсе не собиралась допустить, чтобы горничные Фарука тронули хоть волосок где-то еще на ее теле. Когда старые женщины начинали кружить вокруг нее, с надеждой заглядывая в глаза и держа при этом в руках котелки с кипящим воском, Кларинда клала ногу на ногу и сердито смотрела на них. В Англии лишь морально опустившиеся женщины позволили бы удалить пушок с ног, не говоря уже об остальных местах.
По взглядам и перешептываниям наложниц Кларинда уже поняла, что волосы, растущие на нижней части ее тела, служат источником бесконечного восхищения местных женщин. Она предполагала, что им даже в голову не приходит, что они так чудесно сочетаются с цветом ее волос на голове.
Прикусив губу, Поппи с облегчением огляделась по сторонам.
– Так это здесь тебя учат тому, как… доставить удовольствие мужчине?
Кларинда очень хорошо понимала любопытство и досаду подруги. Кларинда никогда не считала себя нежной фиалкой или робким колокольчиком. Однако когда она начала брать свои уроки у старших женщин, которые раньше прислуживали и угождали отцу Фарука, ей тоже хотелось умереть от смущения.
После нескольких дней обучения английским и арабским терминам, обозначающим те части тела, в наличии которых добропорядочная женщина вообще не должна признаваться, после разглядывания эротических гравюр, за одно обладание которыми англичанина бросили бы в тюрьму, Кларинда обнаружила, что ей даже нравится слушать безучастные инструкции женщин. Она всегда с уважением относилась к здравому смыслу, а что может быть более осмысленным, чем рассказ о том, что ждет женщину в первую брачную ночь… и во все последующие?
– Учитывая, что этих женщин даже дома держат практически взаперти, я понимаю, что все это может шокировать, – вымолвила Кларинда. – Но если хочешь знать правду, я считаю позором то, что каждая краснеющая от смущения невеста не получает такого образования. Если бы молодые женщины больше знали о супружеских отношениях, было бы больше счастливых браков. И счастливых мужей. Служащие в доме терпимости лишились бы работы, если бы женщины давали своим мужьям повод оставаться по вечерам дома.
Кларинда могла себе только представить, какой разразился бы скандал, если бы она продемонстрировала Максимилиану пару-другую эротических трюков, которым ее здесь обучили. Он был с ней всегда таким галантным и корректным, что даже вдали от любопытных глаз родных и друзей вел себя безупречно.
Зато Эш являлся прямой противоположностью Максимилиана. Даже когда они находились под пристальными взорами наблюдателей, Эш старался прикоснуться к ней, иногда ему удавалось всего лишь дотронуться до кончиков ее пальцев, когда она передавала ему чашку чаю, или поправить чуть съехавший набок бант ее шляпки. А уж в те редкие мгновения, когда им удавалось ускользнуть в какое-нибудь потаенное местечко и остаться наедине…
Встревоженная непредсказуемым направлением собственных мыслей, Кларинда заставила себя вернуться в настоящее и вспомнить о своем женихе. Да, Максимилиана недавно полученные ею знания привели бы в ужас, но разве исключено, что он получил бы удовольствие? Закрыв глаза, Кларинда попыталась представить себе все это, однако перед ее внутренним взором возникло лицо не Макса, а его брата.
И уж оно-то точно выглядело довольным.
Кларинда поспешно открыла глаза: она почувствовала себя виноватой.
– Где они держат мужчин? – спросила Поппи, словно ожидала, что в любую минуту во двор строем выйдут с полдюжины мускулистых рабов, у которых лишь чресла будут прикрыты кусочками ткани.
– О, Поппи, здесь не используют труд мужчин! – улыбнулась Кларинда. – За исключением самого султана и его евнухов, – пояснила она. – А если какой-нибудь мужчина осмелится сунуться в гарем, его немедленно убьют.
– Но в таком случае как же они учат тебя… О Господи, уже время ленча! – воскликнула Поппи, которая, к счастью, отвлеклась от своих расспросов при виде Соломона, распахнувшего высокие железные ворота, которые отделяли двор гарема от остальной части садов. На своей огромной ладони евнух удерживал бронзовое блюдо.
Сутулая пожилая женщина бросилась вперед, чтобы забрать блюдо. А евнух вновь шагнул к воротам, чтобы нести там свою службу. Он ступал уверенно и важно, глядя при этом прямо перед собой. Соломона можно было с легкостью принять за великолепную статую, изваянную из эбонитово-черного мрамора.
– О, свежие огурцы! – восхитилась Поппи, когда женщина поставила блюдо на низкую подставку возле бассейна. – Да это же деликатес!
Кларинда вздохнула.
– Они не для еды, Поппи, – сказала она. – Точнее, не совсем для еды.
– Ни один мужчина не будет в безопасности рядом с английской коровой. – Ясмин нарочно повысила свой хриплый голос, чтобы его было слышно в каждом уголке двора. – Она бы все съела! – Поддерживаемая смехом, пробежавшим по рядам женщин, Ясмин добавила: – Их бы следовало научить, как доставлять удовольствие самим себе, поскольку я сомневаюсь, что хоть один мужчина захочет взяться за это дело.
Поппи опустила голову, совершенно забыв о том, что слой глины скрывает ее багровый румянец.
– Не обращай внимания на Ясмин, Поппи, – громко произнесла Кларинда, не на шутку разозлившись на то, что Ясмин подначивает ее подругу. – Я слышала, все, что ей нужно, – это рыбья голова да блюдечко сливок по утрам.
Ей показалось, или крепко сжатые губы Соломона чуть-чуть дрогнули?
Остальные женщины уважительно затихли, когда морщинистая старуха взяла с блюда внушительных размеров огурец и подняла его вверх, а ее глаза, глубоко запавшие в складках кожи, весело заблестели.
– Традиции отцов учат нас, что мужчины сильные, а женщины – слабые. Но если женщина хочет поставить на колени даже самого сильного из мужчин, ей нужно всего лишь знать, что надо делать, когда на коленях стоит она сама.
Кларинда бросила на Поппи встревоженный взгляд. Если глаза ее подруги станут еще хоть немного больше, они вот-вот выскочат из глазниц.
– Кто-нибудь хочет показать? – спросила карга, обводя женщин полным надежды взглядом.
– Позволь мне. – Ясмин встала и направилась вперед, отбросив назад гриву блестящих черных волос.
Взяв у старухи огурец, она чуть вытянула вперед губы и сунула между ними круглый конец овоща.
Кларинда лишь изумленно охала в унисон с остальными женщинами, глядя на то, как огурец дюйм за дюймом исчезал в ее рту. Несколько мгновений ей даже казалось, будто Ясмин собирается целиком проглотить его, как питон глотает крысу. Но, издав сладостный стон, словно она только что выпила вкуснейший шоколадный напиток со сливками, вином, сидром и сахаром, она наконец вытащила изо рта влажный огурец и с ликующей улыбкой подняла его вверх.
Кларинда приподняла бровь – она невольно оказалась под впечатлением от поступка Ясмин. Неудивительно, что Фарук терпел ее злобный нрав и неучтивое поведение.
Положив огурец на блюдо, Ясмин бросила взгляд на Кларинду.
– Это всего лишь небольшая часть того, что ждет красавчика англичанина, когда меня позовут к нему в ванну, – заявила она.
Остальные женщины разделились на несколько групп и, хихикая, переглядывались, чтобы узнать, не желает ли кто-либо еще повторить впечатляющее выступление Ясмин. А Кларинда была вынуждена притворяться равнодушной, хотя слова Ясмин задели ее. Впрочем, у нее не было ни малейшего повода к ревности. Особенно учитывая то, что в данный момент она обручилась одновременно и с султаном, и с красавчиком братом красавчика англичанина.
Оглянувшись назад, Кларинда обнаружила, что Поппи исчезла. Кларинда внимательно огляделась по сторонам и наконец заметила подругу, которая притаилась в углу. Убедившись в том, что ни одна из наложниц султана не обращает на нее никакого внимания, Поппи взяла с блюда совсем небольшой огурчик и осторожно засунула его кончик себе в рот.
– Поппи! – воскликнула Кларинда, шокированная и удивленная неожиданной смелостью подруги.
Поппи заткнула себе рот. Грустно пожав плечами, она толкнула огурец глубже и весело откусила кусок.
На этот раз Кларинда не ошиблась: Соломон невольно вздрогнул.
Целый день Эш изучал дворец Фарука, делая вид, будто восторгается его красотой и роскошью, а на самом деле мысленно составляя его план, обращая внимание на каждую стену, каждую дверь, каждый коридор, в котором мог находиться вооруженный стражник. Он искал слабые места в его обороноспособности, любую щелку в великолепной броне Фарука, которая позволила бы ему увести Кларинду в безопасное место, как только он придумает способ похитить ее из гарема.
К несчастью, Эш не нашел ни единой прорехи. Его огорчение возросло, когда Кларинда не вышла к ужину, и он был вынужден терпеть компанию общительного Фарука, улыбаясь тому сквозь стиснутые зубы.
