Текст книги "Искусники планеты Ксанаду"

Автор книги: Теодор Гамильтон Старджон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Старджон Теодор
Искусники планеты Ксанаду

Теодор Старджон

Искусники планеты Ксанаду

И вот Солнце обернулось сверхновой звездой, а человечество раздробилось на части и рассеялось по всему космосу; и так хорошо люди знали себя, что понимали: надо сохранить не только самую жизнь, но и свое прошлое, иначе они утратят человеческую сущность; и так гордились они собой, что свои традиции превратили в строгие обряды и нерушимые правила.

Великая мечта воодушевляла человечество: куда бы ни занесло его осколки и частицы, сколь разной ни оказалась бы их судьба, им не придется начинать сначала, они продолжат извечный путь человечества; и по всей вселенной, во все времена люди останутся людьми, будут говорить как люди и мыслить как люди, стремиться к новым целям и достигать их; и когда бы ни повстречал человек человека, сколь бы разны и далеки друг от друга они ни были, они встретятся мирно, признают друг в друге родню и заговорят на одном языке.

Но такова уж человеческая природа...

Брил вынырнул из глубин космоса неподалеку от розовой звезды, поморщился от ее розового сияния и отыскал четвертую планету. Она повисла в пространстве, дожидаясь его, словно некий экзотический плод. (Зрелый ли это плод? И удастся ли заставить его дозреть? И не таит ли он яда?) Он оставил свой аппарат на орбите и в даровой капсуле опустился на планету. У водопада, наблюдая за спуском, ждал юный дикарь.

– Земля была мне матерью, – произнес Брил, не выходя из шара. Это было традиционное приветствие человечества, и говорил он на Древнем языке.

– И мне отцом, – докончил дикарь, выговор у него был ужасный.

Брил осторожно вылез из капсулы, но не отошел от шара ни на шаг. Оставалось довершить свою часть обряда.

– Я чту различие в наших желаниях, ибо каждый из нас личность, и приветствую тебя.

– Я чту равенство наших прав, ибо все мы люди, и приветствую тебя, отозвался юнец. – Я Уонайн, сын Тэнайна, сенатора, и жены его Нины. А это место называется округ Ксанаду на Ксанаду, четвертой планете.

– Я Брил с Кит Карсона, второй планеты в системе Самнер, сочлен Наивысшей Власти, – сказал гость и добавил: – Я прибыл с миром.

Он подождал, не отбросит ли туземец, согласно старинному дипломатическому этикету, какое-либо оружие. Уонайн ничего такого не сделал – оружия при нем явно не было. Единственная его одежда – легкая туника, перехваченная широким поясом из каких-то плоских черных, до блеска отполированных камней, под таким одеянием не спрячешь и стрелу. Брил, однако, выждал еще минуту, присматриваясь к безмятежному лицу юного дикаря: не подозревает ли Уонайн, что в тугом черном мундире, в сверкающих ботфортах, в металлических перчатках с крагами скрыт целый арсенал?

Но Уонайн сказал только:

– Так добро пожаловать, приди с миром! – и улыбнулся. – Войди в дом Тэнайна и мой и отдохни.

– Ты сказал, что Тэнайн, твой отец, – сенатор? Может он помочь мне попасть в ваш правительственный центр?

Подросток помедлил, чуть шевеля губами, будто переводил про себя слова мертвого языка на знакомое наречие. Потом сказал:

– Да, конечно.

Брил слегка стукнул пальцами правой руки по ладони левой, затянутой в перчатку, и шар-капсула взметнулся в воздух – скоро он достигнет корабля и останется там, на орбите, пока не понадобится вновь. Уонайн не ахнул, не изумился – должно быть, это выше его понимания, подумал Брил.

И он зашагал вслед за мальчиком по тропинке, что вилась среди чудесных, пышно цветущих растений – больше всего тут было лиловых цветов, попадались снежно-белые, а порой и ярко-алые, и на всех лепестках искрились алмазные брызги водопада. Тропа шла в гору, здесь по обе стороны росла густая мягкая трава: когда к ней приближались, она была красная, когда проходили мимо – бледно-розовая.

На ходу Брил пытливо осматривался, узкие черные глаза его все видели, все подмечали: мальчик поднимается в гору пружинистым шагом, дышит легко и свободно, тонкая ткань его туники переливается на ветру всеми цветами радуги; там и сям высятся могучие деревья, за иными может укрыться человек или оружие; а кое-где из почвы торчат каменные выступы, обнажения горных пород, по ним можно судить, какие тут есть ископаемые; летают птицы, слышен словно бы птичий свист и щебет, но, может быть, это и какой-то условный знак...

От взгляда этого человека ускользало только очевидное, но ведь очевидного в мире так мало!

Однако он никак не готов был увидеть такой дом: они с мальчиком уже наполовину прошли окружающий парк, когда Брил, наконец, понял, что это и есть жилище Уонайна.

Никаких стен и границ не заметно. В одном месте дом поднимается высоко, в другом это просто площадка меж двумя цветочными клумбами; там комната становится террасой, здесь лужайка служит ковром: над ней, оказывается, крыша. Дом разделен не столько на комнаты, сколько на открытые пространства – то подобием сквозной садовой решетки, то просто иной цветовой гаммой. И – нигде ни одной стены. Негде спрятаться, укрыться, запереться. Вся округа, все небо без помехи заглядывают в дом, видят его насквозь, и весь этот дом – одно огромное окно в мир.

При виде всего этого Брил несколько изменил свое мнение о туземцах. Высокомерие осталось, но прибавилась еще и подозрительность. Он-то знает людей, недаром сказано: "Каждому человеку есть что скрывать". И хоть здесь не видно было ни одного укромного уголка, он лишь стал еще зорче присматриваться к окружающему, спрашивая себя: как же они прячут то, что хотят скрыть?

– Тэн! Тэн! – кричал между тем мальчик. – Я привел друга!

По саду навстречу им шли мужчина и женщина. Мужчина настоящий великан, но в остальном так похож на Уонайна, что сразу ясно: это отец и сын. Тот же длинный и узкий разрез ясных серых, широко расставленных глаз, те же яркие огненно-рыжие волосы. Тот же крупный и, однако, изящно очерченный нос, губы совсем не толстые, но рот большой и добродушный.

Зато женщина...

Не сразу Брил позволил себе посмотреть на нее, позволил себе поверить, что может жить на свете такая женщина. Увидев ее, он торопливо отвел глаза и потом уже все время ощущал ее присутствие и лишь изредка украдкой взглядывал, чтобы увериться: да, это не почудилось, это все правда волосы, лицо, голос, тело. Как и мужа и сына, ее окутывало радужное переливчатое облако, и лишь когда ветерок замирал, видно было, что это схваченная черным поясом туника.

– Это Брил с Кит Карсона, из системы Самнера, – оживленно болтал мальчишка, – он сочлен Наивысшей Власти, и это их вторая планета, и он знает приветствие и сказал все правильно. И я тоже, – прибавил он, смеясь. – А это Тэнайн, сенатор, и Нина, моя мать.

– Добро пожаловать. Брил с планеты Кит Карсон, – сказала женщина.

Он с трудом отвел глаза и почтительно склонил голову.

– Войди же, – дружелюбно сказал Тэнайн и провел гостя под сводом, который оказался не отдельной аркой, как можно было подумать, но входом в дом.

Комната была широкая, один конец шире другого, хотя сразу не определишь, намного ли. Пол неровный, постепенно повышается к одному углу, который занимает какая-то поросшая мохом насыпь. Там и сям разбросаны белые и серо-полосатые глыбы, по виду это камни, а тронешь рукой – словно бы живая плоть. Иные из них гладкие, как стол, в иных и в той насыпи в углу есть углубления вроде полок, вот и вся мебель.

По комнате, журча и пенясь, струится вода, как будто обыкновенный ручеек; но Брил заметил: Нина прошла босыми ногами по чему-то невидимому, чем покрыт этот ручей во всю длину, до озерка, в которое он впадает в дальнем конце комнаты. Это озерко он видел, когда они только еще шли сюда, и непонятно, все ли оно заключено в доме или частью остается снаружи. У самого озерка растет огромное дерево, тяжелая листва клонится над насыпью, и похоже, что широко распростертые нижние ветви переплетены тем же невидимым веществом, которым покрыт ручей, и образуют сплошной навес. Над головой ничего больше нет, но ощущение такое, словно это потолок.

Все это безмерно угнетало Брила, и он даже поймал себя на внезапной острой тоске по дому, по многоэтажным стальным городам родной планеты.

Нина улыбнулась и оставила их втроем. Следуя примеру хозяина. Брил опустился наземь (или это был пол?) в том месте, где он переходил в насыпь (или в стену?). Все существо Брила возмущалось: расплывчатость, небрежность замысла – верный знак, что здешним жителям чужды решимость, дисциплина, строгость и собранность. Но он знал, как себя держать: на первых порах но следует выдавать варварам свои истинные чувства.

– Нина сейчас вернется, – сказал Тэнайн.

Брил, который неотрывно следил, как проворно и легко движется женщина во дворе, за прозрачной стеной, при этих словах чуть не подскочил.

– Я не знаю ваших обычаев и старался понять, что она делает.

– Готовит тебе поесть, – объяснил Тэнайн.

– Сама?

Тэнайн и его сын посмотрели с недоумением.

– Я полагал, что дама эта – супруга сенатора, – сказал Брил. Он считал, что это исчерпывающий ответ, но те двое не поняли. Он посмотрел на мальчика, потом на мужчину. – Возможно, под словом. "сенатор" я подразумеваю не то, что вы.

– Да, возможно. Не скажешь ли ты нам, что такое сенатор на твоей планете?

– Это член Сената, слуга Наивысшей Власти и вождь свободной Нации.

– А его жена?

– Жена сенатора пользуется теми же привилегиями. Она может прислуживать сочлену Наивысшей Власти, но, уж конечно, никому другому...

Мальчик что-то пробормотал с изумлением, какого не вызвали у него прежде ни сам Брил, ни шар-капсула.

– Скажи, – продолжал Тэнайн, – разве ты не говорил, кто ты и откуда?

– Говорил! Он мне сам сказал у водопада! – вмешался мальчик.

– Но я не представил доказательств, – сухо сказал Брил и, заметив, что сын с отцом переглянулись, пояснил: – Верительных грамот, письменных полномочий. – И коснулся небольшой плоской сумки, висевшей у него на энергопоясе.

– А разве верительная грамота говорит, что тебя зовут не Брил и ты прилетел не с планеты Кит Карсон из системы Самнера, а откуда-нибудь еще? – простодушно спросил Уонайн.

Брил хмуро глянул на него, а Тэнайн сказал мягко:

– Спокойнее, Уонайн. – И обернулся к Брилу: – Конечно, мы во многом различны, так всегда бывает с жителями разных миров. Но, я уверен, в одном мы схожи: молодость порою спешит напрямик там, где мудрость прокладывает обходной путь.

Брил помолчал, обдумывая эти слова. Видимо, это что-то вроде извинения, решил он и коротко кивнул. Молодежь у них тут жалкая и никчемная. На Карсоне мальчишка в возрасте этого Уонайна уже солдат, и готов нести солдатскую службу, и никто не станет за него извиняться. И уж он не допустит ни единого промаха. Ни единого!

– Мои верительные грамоты я должен вручить вашим правителям, когда с ними встречусь, – сказал он. – Кстати, когда это можно сделать?

Тэнайн пожал могучими плечами.

– Когда тебе угодно.

– Это далеко?

Тэнайн посмотрел с недоумением:

– Что далеко?

– Ваша столица – или где там собирается ваш Сенат.

– А, понимаю. Он не собирается в том смысле, как ты думаешь. Но, как когда-то говорили, он заседает непрерывно. Мы...

Он сжал губы, с них летел какой-то певучий короткий звук. И сейчас же Тэнайн засмеялся.

– Прости! – сердечно сказал он. – В Древнем языке не хватает некоторых слов, некоторых понятий... Вот если б ты научился говорить по-нашему! Согласен? Наш язык прост и удобен, и основан на том, что тебе хорошо знакомо. У вас на Кит Карсоне, уж наверно, тоже есть еще какой-то язык, кроме Древнего?

– Я чту Древний язык, – сухо молвил Брил. – Я хотел бы знать, когда я могу увидеться со здешними правителями и обсудить некоторые вопросы всепланетного и межпланетного значения.

– Обсуди их со мной.

– Вы – сенатор, – сказал Брил, и в тоне его ясно звучало: "Всего лишь сенатор".

– Верно, – сказал Тэнайн.

Стараясь не терять терпения, Брил спросил:

– А что такое сенатор на вашей планете?

– Тот, кто связывает людей своего округа со всеми другими людьми. Тот, кто хорошо знает дела и заботы небольшого участка планеты и может привести их в согласие с тем, что происходит на всей планете.

– А кому служит ваш сенат?

– Людям, – сказал Тэнайн так, словно его сызнова спрашивали об одном и том же.

– Ну да, конечно. А кто же служит сенату?

– Сенаторы.

Брил прикрыл глаза, с языка его чуть не сорвалось крепкое словцо.

– Из кого состоит ваше правительство? – спросил он ровным голосом.

Все это время Уонайн жадно слушал, переводя взгляд с одного собеседника на другого, словно увлеченный зритель какой-нибудь стремительной игры в мяч. Но тут он не выдержал:

– А что значит "правительство"?

В эту минуту появилась Нина, и Брил вздохнул с облегчением. Она вышла из тенистого уголка в саду, где занималась чем-то совершенно непонятным у подобия длинного рабочего стола, и теперь шла к ним по террасе. Она несла огромный поднос – нет, скорее вела его, заметил Брил, когда она подошла ближе. Тремя пальцами она поддерживала поднос снизу и одним сзади, ладони он почти не касался. Прозрачная стена комнаты исчезла при ее приближении, а может быть, Нина прошла в том месте, где стены не было.

– Надеюсь, хоть что-нибудь здесь придется тебе по вкусу, – весело сказала она и опустила поднос на бугорок рядом с Брилом.

Не поднимая глаз от еды, силясь замкнуться, чтобы весь его мир не заполонили благоухание и свежесть, исходящие от этой женщины, так близко наклонившейся к нему, Брил сказал:

– Все это очень кстати.

Нина отошла к мужу, опустилась наземь у его ног и, откинувшись, оперлась на его колени. Он ласково запустил пальцы в ее густые волосы, и она, вскинув глаза, блеснула ему мимолетной улыбкой. С еды, многоцветной, точно женское платье, тут дымящейся жаром, там источающей в воздух прохладу, Брил перевел взгляд на три улыбающихся, внимательных лица. Он не знал, как быть.

– Да, все это очень кстати, – повторил он, взял одно белое печенье и поднялся, озираясь по сторонам, осматривая этот нелепый прозрачный дом и все вокруг. Куда деваться?!

Пар, поднимающийся от подноса, защекотал ноздри, и у Брила потекли слюнки. Он отчаянно голоден, но...

Со вздохом он сел, положил печенье на прежнее место. Силился улыбнуться, но улыбка не получилась.

– Неужели тебе совсем ничего не нравится? – озабоченно спросила Нина.

– Не могу я здесь есть! – отвечал Брил, но тут же почувствовал в туземцах что-то такое, чего прежде не было, и прибавил: – Благодарю. Опять посмотрел на их невозмутимые лица. И сказал Нине: – Все это очень хорошо приготовлено, приятно посмотреть.

– Так ешь! – предложила она и улыбнулась.

Эта улыбка подействовала на Брила престранным образом. Ни их ужасающая распущенность, эта манера сидеть и лежать где попало и как попало, позволять мальчишке вмешиваться в разговор, ни бесстыдное признание, что у них есть какой-то свой варварский язык – ничто не могло вывести его из равновесия. А тут, ничуть не изменившись в лице и не уронив столь позорным образом собственного достоинства, он, однако, почувствовал, что краснеет! Он тотчас насупился и обратил эту ребяческую слабость в краску гнева. Ох, с каким наслаждением он наложит руку на самое сердце этой варварской культуры и стиснет его без пощады! Вот тогда будет покончено со всякими лицемерными любезностями! Будут знать, дикари, кого можно унизить, а кого нет!

Но эти трое смотрели так невинно и простодушно... на открытом лице мальчика – ни тени злорадства, на мужественном лице Тэнайна – искренняя забота о госте, на лице Нины... ох, какое у нее лицо! Нет, нельзя выдать смятение. Если они нарочно хотят его смутить, он не доставит им этого удовольствия. А если это неумышленно, пусть не заподозрят, в чем он уязвим.

– Как видно, – произнес он медленно, – мы, жители планеты Кит Карсон, ценим уединение несколько более высоко, чем вы.

Все трое удивленно переглянулись, затем цветущее здоровым румянцем лицо Тэнайна прояснилось: он понял.

– Вы не едите на людях!

Брил не вздрогнул, но дрожь отвращения была в его голосе, когда он ответил коротко:

– Нет.

– О, – промолвила Нина. – Мне так жаль!

Брил счел за благо не уточнять – о чем именно она жалеет. Он сказал только:

– Неважно. Обычаи бывают разные. Я поем, когда останусь один.

– Теперь мы понимаем, – сказал Тэнайн. – Будь спокоен. Ешь.

Но они все так же сидели и смотрели на него!

– Как жаль, что ты не говоришь на другом нашем языке, – сказала Нина. Тогда было бы так просто объяснить! – Она подалась к Брилу, протянула руки, словно хотела прямо из воздуха извлечь желанное понимание и одарить им гостя. – Пожалуйста, Брил, постарайся понять. В одном ты очень ошибаешься: мы чтим уединение едва ли не превыше всего.

– Очевидно, мы вкладываем в это слово разный смысл, – ответил он.

– Но ведь это значит – когда человек остается наедине с собой, не так ли? Когда ты что-то делаешь, думаешь, работаешь или просто ты один и никто тебе при этом не мешает?

– Никто за тобой не следит.

– Ну? – радостно воскликнул Уонайн и выразительно развел руками, словно говоря: "Что и требовалось доказать!" – Так что же ты? Ешь! Мы не смотрим!

Ничего нельзя понять...

– Мой сын прав, – с усмешкой сказал Тэнайн, – только по обыкновению уж слишком режет напрямик. Он хочет сказать: мы не можем на тебя смотреть, Брил. Если ты хочешь уединения, мы просто _не можем тебя видеть_.

Вдруг озлившись и махнув на все рукой. Брил потянулся к подносу. Рывком схватил бокал, в котором, по словам Нины, была вода, достал из кармашка на поясе какую-то облатку, сунул в рот, проглотил и запил водой. Грохнул бокалом о поднос и, уже не сдерживаясь, крикнул:

– Больше вы ничего не увидите!

С непередаваемым выражением лица Нина легко поднялась на ноги, изогнулась, словно танцовщица, и чуть дотронулась до подноса. Он взмыл в воздух, и она повела его по двору прочь.

– Хорошо, – сказал Уонайн, будто в ответ на чьи-то неслышные слова, и неторопливо пошел следом за матерью.

Что же это было в ее лице?

Что-то такое, с чем она не могла совладать: оно поднялось из глубины к этой невозмутимой поверхности, готовое явственно обозначиться, вырваться наружу... Гнев? Если бы так! – подумал Брил. Обида? Он бы и это понял. Но... смех? Только бы не смех! – взмолилось что-то в его душе.

– Брил, – позвал Тэнайн.

Опять он до того забылся, заглядевшись на эту женщину, что голос Тэнайна заставил его вздрогнуть.

– Скажи, что нужно сделать, чтобы тебе удобно было есть, и я все устрою.

– Вы не сумеете, – без обиняков ответил Брил. Холодными, недобрыми глазами он обвел комнату и все вокруг. – Вы тут не строите стен, сквозь которые нельзя было бы видеть, и дверей, которые можно закрыть.

– Да, правда, не строим, – уже не в первый раз великан принимал его слова буквально, не замечая их оскорбительного смысла.

"Конечно, не строите, – подумал Брил. – Даже для..." – и тут в нем шевельнулось чудовищное подозрение.

– Мы, жители планеты Кит Карсон, всегда полагали, что история человечества есть путь развития от животного к чему-то более возвышенному. Разумеется, мы слишком скованы и не можем совсем уйти от животного состояния, но мы делаем все, чтобы не выставлять напоказ то, что осталось в человеке от животного. – Он сурово повел затянутой в перчатку рукой, указывая на весь этот огромный, открытый дом. – Вы, очевидно, не достигли такого уважения к идеалам. Я видел, как вы едите; несомненно, и другие отправления организма совершаются у вас так же открыто.

– Да, – сказал Тэнайн. – Но с этим (он указал пальцем) совсем другое дело.

– С чем – с этим?

Тэнайн снова показал на одну из серых глыб. Оторвал клочок мха – это был самый настоящий мох – и кинул на гладкую поверхность глыбы. Протянул руку, дотронулся до одной из серых полос. Мох потонул, как тонет камешек в зыбучем песке, только гораздо быстрее.

– Живую ткань, достаточно сложно организованную, они в себя не вбирают, – пояснил Тэнайн, – но мгновенно, до последней молекулы поглощают все остальное, и не только с поверхности, но даже на некотором расстоянии.

– Так это и есть у вас... э-э...

Тэн кивнул и подтвердил – да, оно самое и есть.

– Но... но ведь это значит – у всех на виду!

Тэн с улыбкой пожал плечами.

– Вовсе нет! Вот почему я и сказал, что это совсем другое дело. Едим мы все вместе. А это... – Тэн сорвал еще кусок мха и следил, как он погружается в серую глыбу. – Этого никто не заметит. – Он вдруг рассмеялся и опять сказал: – Хотел бы я, чтобы ты узнал наш язык. Так просто и понятно можно все это выразить.

Но Брила заботило другое.

– Я ценю ваше гостеприимство, – сказал он напыщенно, – но хотел бы продолжать свой путь. И как можно скорее, – прибавил он, с отвращением покосившись на серую глыбу.

– Как тебе угодно. Ты привез нам какую-то весть. Передай же ее.

– Она для вашего правительства.

– Для нашего правительства. Я уже сказал тебе: когда будешь к этому готов. Брил, говори.

– Я не верю, что вы единолично представляете всю планету!

– Я тоже в это не верю, – весело отозвался Тэнайн, – потому что это не так. Но когда ты говоришь со мной, тебя слышит еще сорок один человек, и все они сенаторы.

– Другого способа нет?

Тэнайн улыбнулся.

– Еще сорок один способ. Говори с любым из остальных. Никакой разницы нет.

– И нет более высокого правительственного органа?

Тэнайн протянул руку и достал из углубления в поросшей мохом насыпи бокал резного хрусталя с металлическим сияющим ободком по краю.

– Найти высший орган правительства Ксанаду – все равно что найти высшую точку вот здесь, – сказал он, проводя пальцем по ободку. Бокал отозвался нежным звоном.

– Не очень-то надежная система. Естественно, что мальчик даже не знает слова "правительство", – сказал Брил презрительно.

– У нас этот термин не в ходу, – ответил Тэнайн. – Правительства в таком смысле у нас нет. Очень мало есть такого, с чем гражданин нашего общества не мог бы справиться сам. Хотел бы я показать тебе, как мало на Ксанаду таких вещей. Если ты у нас погостишь, я тебе это покажу.

Он посмотрел Брилу прямо в глаза – тот только что снова пугливо и с отвращением покосился на серую глыбу – и откровенно рассмеялся. Но когда он опять заговорил, в голосе его было столько доброты, что ярость, мгновенно опалившая Брила, угасла.

– Не может ли твое дело подождать, пока ты не узнаешь нас получше, Брил? Говорю тебе, у нас на планете нет единого правящего центра, в сущности, нет почти никакого правительства. Мы, Сенат, просто советуем людям. И еще говорю тебе: обращаться к одному сенатору значит обращаться ко всем сразу, ты можешь сделать это сейчас, сию минуту, или через год когда захочешь. Я говорю тебе правду, можешь ее принять, а можешь месяцы и годы странствовать по всей планете и проверять меня – воля твоя, ты всегда и везде получишь тот же ответ.

– Откуда я узнаю, насколько точно будет передано остальным все, что я тебе сообщу? – уклончиво сказал Брил.

– Это не будет передано, – прямо ответил Тэн. – Все мы слышим тебя одновременно.

– Что-то вроде радио?

Тэн, чуть помедлив, кивнул:

– Да, что-то в этом роде.

– Я не стану учить ваш язык, – резко сказал Брил. – И не могу жить, как живете вы. Если вы согласитесь на эти условия, я еще немного у вас побуду.

– Согласимся? Да мы только, этого и хотим!

Тэн весело вскочил, шагнул к углублению, где стоял хрустальный бокал, и протянул руку ладонью вверх. Сверху соскользнул широкий непрозрачный лист какого-то блестящего белого вещества и замер в воздухе.

– Нарисуй пальцем, – сказал Тэнайн.

– Что нарисовать?

– Жилище, какое тебе нужно. Как ты хочешь жить, есть, спать, все, что надо.

– Мне требуется совсем немного. Все мы на Кит Карсоне умеем обходиться малым.

Он прицелился пальцем в металлической перчатке, словно это было оружие, поставил на пробу несколько точек в углу белого экрана, затем вывел четкий, аккуратный параллелепипед.

– Если принять мой рост за единицу, мне нужна вот такая постройка, полтора в длину, один с четвертью в вышину. Узкие просветы – отдушины на уровне глаз, по одной в каждом конце, по две в боковых стенах, затянутые сеткой от насекомых...

– У нас нет вредных насекомых, – заметил Тэнайн.

– Все равно – просветы, защищенные самой прочной сеткой, какая у вас найдется. Вот здесь – крюк, чтобы вешать одежду. Здесь кровать – плоская, жесткая, с твердой подстилкой не толще моей ладони, один и одна восьмая в длину, одна треть в ширину. Под кроватью наглухо закрытый ларь, запирающийся на замок, и чтобы отпереть его мог только я. Здесь полка размером треть на четверть, на пол-единицы над полом, чтобы, сидя возле нее, можно было есть. И еще... вот такую штуку, если она закрывается наглухо и вполне надежна. – Брил с досадой ткнул пальцем в сторону приспособления, похожего на серую каменную глыбу. – Вся эта постройка должна стоять обособленно от других зданий, на возвышенном месте, чтобы над нею не поднимались никакие деревья, холмы и скалы, и ничто не заслоняло бы подходов к ней со всех четырех сторон; построить надо прочно и крепко, насколько это возможно за короткий срок; и нужен свет, который я смогу сам включать и выключать, и дверь, которую только я один смогу отпереть.

– Прекрасно, – беспечно сказал Тэнайн. – Какая температура?

– Как здесь сейчас.

– Еще что? Музыка? Картины? У нас есть, например, очень неплохие...

Брил только фыркнул презрительно и весьма красноречиво.

– Если сумеете, проведите туда воду. А все остальное... это ведь жилище, а не дворец развлечений.

– Надеюсь, тебе будет удобно в этой... в этом жилище, – сказал Тэнайн с едва уловимой насмешкой.

– Именно к такому я привык, – надменно ответил Брил.

– Что ж, идем.

– Куда?

Великан поманил его и прошел под аркой. Брил, жмурясь от розового вечернего света, вышел за ним.

На пологом склоне, на полпути между домом Тэнайна и горной вершиной позади него, простирался луг, поросший красной травой; Брил заметил его, когда шел сюда от водопада. Сейчас на лугу толпился народ – люди сновали, точно мошкара вокруг огня, яркие легкие одежды сверкали, переливались несчетным множеством цветов и оттенков. А посередине торчало что-то похожее на гроб.

Брил не поверил собственным глазам, просто отказывался верить, но чем ближе они подходили, тем ясней становилось: перед ним та самая постройка, которую он только что нарисовал!

Он все замедлял и замедлял шаг, изумление его росло с каждой минутой. Вокруг небольшой постройки хлопотало много народу и даже дети – скрепляли края стены и кровли при помощи какой-то жужжащей машинки, затягивали сеткой узкие щели – оконца. Крохотная девчурка – должно быть, она только-только научилась ходить – бесстрашно подошла к Брилу, шепеляво попросила на Древнем языке дать ей руку и приложила его ладонь к какой-то пластинке, которую она принесла с собой.

– Теперь тебе сделают ключи, – объяснил Тэнайн, когда малышка затопала прочь, к двери, где ждал ее один из строителей.

Человек этот взял у девочки пластинку и вошел внутрь, видно было, как он опустился на колени возле кровати. Тэнайна с Брилом обогнал мальчик-подросток, он почти бегом нес лист того же материала, из которого сложены были стены и крыша. Лист был светло-коричневый, чуть шероховатый, с виду очень легкий, и, однако, чувствовалось, что он необыкновенно прочен. Когда они подошли вплотную, мальчик как раз приладил его между входом и концом кровати. Тщательно выровнял, приставив ребром к стене, чуть пристукнул по другому ребру ладонью – и вот он, стол, который требовался Брилу: ровный, надежный да притом безо всяких ножек и подпорок!

– Кажется, тебе, хотя бы на первый взгляд, кое-что здесь пришлось по вкусу, – услышал Брил.

Это была Нина. Она по воздуху подвела груженный снедью поднос к новоявленному столу, весело помахала рукой и пошла прочь.

– Я сейчас приду! – крикнул ей вдогонку Тэн и прибавил три односложных певучих слова на языке Ксанаду – должно быть, что-то ласковое, решил Брил, во всяком случае, так это прозвучало.

И тотчас Тэн снова с улыбкой обернулся к нему:

– Ну, Брил, как тебе это нравится?

– Но кто же всем распоряжался? – только и нашелся спросить Брил.

– Ты, – сказал Тэн, но этот ответ ничего не объяснял.

В отворенную дверь Брил видел, что люди уже идут прочь, смеясь и переговариваясь на своем ласковом, певучем языке. Вот какой-то юнец сорвал среди розовой травы ярко-алые цветы, подал девушке, она улыбнулась ему, и отчего-то Брила взяла досада. Он резко отвернулся и пошел вдоль стен, постукивая по ним кулаком, выглядывая в узкие прорези окон. Тэнайн опустился на колени, подергал запертый ларь под кроватью; сильные плечи его напряглись, но ларь был неподатлив, как скала.

– Приложи сюда ладонь, – сказал он.

Брил хлопнул рукой в перчатке по указанному месту.

Створки раздвинулись. Брил наклонился и заглянул внутрь. Ларь внутри светился, в глубине видно было светло-коричневую стену, по бокам рубчатые переборки, на которые опиралась постель. Он снова тронул нужную пластинку – створки сошлись беззвучно и так плотно, что едва можно было разглядеть, где они смыкаются.

– Так же и с дверью, – сказал Тэнайн. – Кроме тебя, никто ее не откроет. Здесь вода. Ты не сказал, куда именно ее подвести. Если так, как сейчас, неудобно...

Брил протянул руку к крану, и сразу же в чашу полилась прозрачная струя.

– Нет, все годится. Они работали, как настоящие мастера.

– Они и есть мастера, – сказал Тэнайн.

– Так значит, им уже приходилось сооружать такие постройки?

– Нет, никогда.

Брил пронзил его взглядом. Нет, не может этот простодушный варвар умышленно его дурачить! Видно, он. Брил, не уловил смысла: за долгие годы, их разделившие, как-то изменилось значение слов, унаследованных от общих предков. Пока просто запомним это, а обдумаем после.

– Тэнайн, – внезапно спросил он, – сколько вас, жителей Ксанаду?

– В нашем округе триста. На всей планете около тринадцати тысяч.

– Нас полтора миллиарда. А какой у вас самый большой город?

– Город?.. – повторил Тэнайн раздумчиво, словно роясь в памяти. – А, да, город! У нас их нет. У нас сорок два вот таких округа, одни побольше, другие поменьше.

– Все население вашей планеты поместилось бы в одном здании какого-нибудь города у нас на Кит Карсоне. И давно вы здесь? Сколько поколений у вас сменилось?

– Пожалуй, тридцать два, а то и тридцать пять.

– Мы обосновались на Кит Карсоне около шести столетий назад по земному счету. Выходит, по времени ваша культура более древняя. Может быть, вам интересно узнать, каким образом мы сумели настолько вас опередить?

– С восторгом послушаю, – сказал Тэнайн.

– Вы тут недурно владеете кое-какими ремеслами, – вслух размышлял Брил, – и отлично умеете работать сообща. Вы можете создать великолепный мир, если только захотите и если вами по-настоящему руководить.