Текст книги "Прекрасное воскресенье для пикника [другой перевод]"

Автор книги: Теннеси Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Теннеси Уильямс
Прекрасное воскресенье для пикника

A Lovely Sunday for Creve Coeur by Tennessee Williams (1979)

Перевод с английского С. А. Мак

Действующие лица:

Доротея.

Боди.

Элина.

Софи Глюк.

Действие первое

Позднее воскресное утро, начало июня в Сент-Луисе.

Интерьер представляет собой квартиру в доходном доме середины или конца тридцатых годов – время, когда разворачивается действие пьесы.

Квартира расположена в Вест-Энде Сент-Луиса. Попытки придать квартире блеск и великолепие могут оказаться губительными. Это ощущение усиливают резкие желтые отблески отраженного от стен соседних домов света, падающего сквозь огромные окна. Урбанистический пейзаж напоминает квартиры Бена Шана[1]1
  Бен Шан (1898–1969) – американский живописец и график, работал в экспрессионистической манере. Одна из его основных тем творчества – бездушие американского образа жизни. (Прим. переводчика).


[Закрыть], передающие холодящий душу ужас американских городских построек средней руки.

Внимание зрителей приковывают звуки в спальне налево, где очень молодая и привлекательная женщина Доротея с отчаянными усилиями делает гимнастику.

Голос. Девяносто один, фу! – Девяносто два, фу! – Девяносто три, уф! – Девяносто четыре, фу!

Задыхаясь, Доротея продолжает считать до тех пор, пока со вздохом огромного облегчения не произносит «сто один». В какой-то момент из противоположной двери выходит невысокая полная женщина, не так давно достигшая среднего возраста. В руках она держит газету большого формата – это воскресный выпуск «Сент-Луис Пост-Диспетч».

Когда Боди, которая плохо слышит, садится на диван, стоящий в центре гостиной, раздается звонок телефона. Боди, увлеченная чтением газеты, не обращает на него внимания, но Доротея делает глубокий резкий вдох и на мгновение вся застывает. Затем, хватаясь за предметы, как во время шторма, она бросается к двери спальни и выбегает в гостиную, драматично хлопнув дверью.

Доротея. Почему ты не подошла к телефону?

Боди(вставая и направляясь в кухоньку, расположенную справа). Где, где, какой телефон?

Доротея. Здесь что, несколько телефонов? Может, здесь есть еще какие-то телефоны, которые я не успела заметить?

Боди. Дотти, мне кажется, что эти упражнения слишком возбуждают тебя, эмоционально, я имею в виду.

Доротея (продолжая). Звонил телефон, а я ведь тебя предупредила, когда проснулась, что жду звонка… от Ральфа Эллиса. Он обещал мне сообщить что-то очень важное и будет звонить сегодня утром.

Боди. Верю, что ему надо было что-то тебе сообщить, но ведь он не сообщил.

Доротея. Боди, ты не слушаешь или не понимаешь, что я тебе говорю. На твоем лице написано полное безразличие. Я сказала: Ральф Эллис – ты слышишь, что я говорю о Ральфе?

Боди. О, да, Ральф. Ты все время говоришь о нем. Это имя настолько застряло в моей голове, что я никогда не забуду его.

Доротея. А-а, ты хочешь сказать, что я не имею права при тебе упоминать имя Ральфа Эллиса?

Боди(готовит жареного цыпленка в духовке). Дотти, когда две девушки снимают одну небольшую квартиру, каждая вправе чувствовать себя полностью раскрепощенной, когда говорит о своих делах. Мне кажется, что это просто невозможно, чтобы две девушки, которые снимают одну небольшую квартиру, не обсуждали всего, что касается каждой из них, – когда бы – и что бы с ними не произошло. Но я так же знаю, Дотти, что я тебе не старшая сестра. Однако, будь я ею, у меня возникло бы подозрение, что ты потеряла голову из-за этого Ральфа Эллиса, и как старшая сестра, я чувствовала бы себя обязанной посоветовать тебе, ну, что ли осмотреться, прежде чем ты прыгнешь в эту сторону. То есть просто, мне кажется, тебе не стоит ставить на карту все, пока ты на сто процентов не будешь уверена, что это та самая карта… Вот и все, что мне кажется… (Пауза.) Да, прекрасное воскресенье для пикника на Крав Кёр[2]2
  Creve Coeur – огорчение, горе. (франц.)


[Закрыть]… Ты не заметила в прошлое воскресенье на Крав Кёр, как Бадди похудел в талии?

Доротея. Нет.

Боди. А?

Доротея. Не заметила.

Боди. Но это было заметно, Дотти.

Доротея. Боди, ну почему я должна интересоваться какими-то незначительными изменениями, происходящими с талией твоего брата – как будто мы на бирже Уолл-Стрита, и я являюсь солидным вкладчиком?

Боди. Значит, тебе все равно, в хорошей Бадди форме или нет?

Доротея. В хорошей форме для чего?

Боди. Естественно, для тебя, Дотти.

Доротея. Он что, рассматривает меня как спортивное явление, удачный прыжок с места или прыжок с шестом? Пожалуйста, прошу тебя, Боди, убеди брата, что его форма меня вовсе не интересует.

Боди(без паузы). Бадди обычно не говорит со мной о работе, но недавно он сказал, что босс в Анхойзер-Буш заметил его.

Доротея. Ну как же его босс мог так долго игнорировать столь заметный объект? Боди, чем ты занимаешься в этой прелестной крошечной кухоньке?

Боди. Вчера по пути с работы, милая, сойдя с трамвая, я зашла в Пигли-Уигли и купила трех чудесных цыплят для жарки, знаешь, таких хорошеньких, жирненьких цыплят.

Доротея. Лучше я побуду здесь, пока Ральф не позвонил снова, чтобы самой услышать звонок. (Она ложится на бордовый ковер и начинает делать новую серию гимнастических упражнений.)

Боди. Цыплята так громко шипят, что я просто не расслышала, Дотти. Знаешь, когда в субботу работаешь только полдня, легче заготовить продукты на воскресенье. Рузвельт, с моей точки зрения, все-таки кое-что сделал для страны, укоротив наполовину рабочий день по субботам. Обычно, когда я после Интернешнл Шу сходила на углу с трамвая, Пигли-Уигли был уже закрыт, а сейчас в это время его двери все еще широко раскрыты. Так вот, я зашла в Пигли-Уигли прямо в мясной отдел и сказала этому милому старому человеку – мистеру Батсу, мяснику: «Мистер Батс, нет ли у вас хорошеньких цыплят?» – «Уж будьте уверены, – сказал он, – я только и ждал, когда вы заглянете. Пощупайте вот этих прекрасных жирных цыплят…» Мистер Батс всегда разрешает мне пощупать мясо. Определить, какое мясо можно только пощупав его. Это во мне немецкое. Мне необходимо пощупать мясо, чтобы убедиться в том, что оно хорошее. Но среди мясников сегодня лишь очень немногие разрешают это. Кусок мяса на прилавке может выглядеть очень привлекательным, но чтобы узнать наверняка, я все-таки должна пощупать его. Так как мистер Батс немец, он понимает это и всегда говорит мне «Пощупайте, не стесняйтесь, пощупайте его». Поэтому я их пощупала. «Какие они чудесные и свежие!» – сказала я. – «Да, мистер Батса, но долежат ли они до завтра?» – «Разве у вас нет льда в леднике?» – спросил он меня. Я ему ответила: «Надеюсь, что есть, хотя в жаркую погоду лед расходуется быстро. Я поручила девушке, с которой мы вместе снимаем квартиру, оставлять карточку на двадцати пяти фунтовый кусок льда, но она порой забывает об этом. Слава Богу, на этот раз ты не забыла. Чем только забита твоя голова по утрам – гражданским правом и всякими другими вещами, связанными с колледжем. – Над чем ты смеешься, Дотти?» (Она оглядывается, чтобы посмотреть на Доротею, которая прикрывает рот, чтобы скрыть беззвучный смех.)

Доротея. По правде говоря, Боди, мне кажется, что ты не нашла своего призвания в жизни. Тебе надо было бы отвечать за организацию обструкций в конгрессе. Вот уж никогда не думала, что можно так долго говорить о льде и мяснике.

Боди. Дотти, мы же договорились, когда ты въезжала сюда, что за покупки буду отвечать я. И мы вполне укладываемся в бюджет. Разве не так? Мы никогда не спорим о расходах и не ссоримся относительно того, что мне следует купить. О-о!

Доротея. Что там такое?

Боди. На меня брызнуло со сковородки. Капля растопленного жира попала мне прямо в лицо. Я присыплю содой.

Доротея. Ты что, действительно по всем правилам жаришь цыплят в этой жуткой жарище?

Боди. И варю яйца. Хочу приготовить еще фаршированные яйца. Дотти, что случилось? Дотти, это похоже на истерию!

Доротея (чуть не задохнувшись от смеха). Так что же все-таки сначала – жареные цыплята или фаршированные яйца? Клянусь, это забавно. Право, Боди, ты для меня неистощимый источник удивления и развлечений. Но все-таки, Боди, умерь, пожалуйста, свой кулинарный пыл, пока телефон не зазвонит снова, чтобы на этот раз ты услышала его до того, как он замолчит.

Боди. Дотти, я все время была здесь, но этот телефон не звонил. Даю тебе честное слово, что он не издал ни одного звука. Он был тих, как мышь.

Доротея. Ничего себе, он трезвонил как сумасшедший.

Боди. Дотти, относительно некоторых вещей ошибаются все, но в этом заблуждаешься только ты. Мне кажется, эти упражнения вызвали звон в твоей голове. Они слишком трудны для тебя, особенно по воскресеньям, в день отдыха, развлечения…

Доротея. Мы с тобой придерживаемся разных точек зрения, Боди, но уверяю тебя, что звоном в голове я не страдаю. Этот телефон звонил. А ты не слышала просто потому, что не вставила слуховой аппарат!

Крикливый разговор согласуется с неистово яркими красками интерьера.

Боди. Откровенно говоря, я не такая уж глухая. Клянусь, я не настолько глухая, Дотти. Ушной врач говорит, что у меня лишь небольшое обизвествление – кальций в барабанных перепонках. Но телефонный звонок я слышу, пронзительный, громкий звук вроде этого, я слышу и отчетливо его слышу.

Доротея. Ладно, будем надеяться, Ральф не подумал, что меня нет дома и перезвонит через некоторое время. Но ты все-таки вставь слуховой аппарат. Я не очень-то верю, что ты без него услышишь звонок телефона или даже взрыв динамита, да и вообще, Боди, ты должна приспособиться к нему. Через некоторое время, когда приладишься, то без него уже не сможешь обходиться.

Боди. Ну ладно. Все-таки такого воскресенья для пикника на Крав Кёр как сегодня еще не было.

Доротея. Об этом поговорим попозже. А теперь вставь слуховой аппарат. Прежде чем я продолжу свои упражнения. Вставь прямо сейчас, чтобы я посмотрела на тебя.

Боди. Ты все еще не закончила свои упражнения?

Доротея. Я сделала сто наклонов и упражнения на полу. Мне остались упражнения для груди, вращения бедрами и БОДИ! ВСТАВЬ СЛУХОВОЙ АППАРАТ!

Боди. Я слышу, милая, вставлю. Вставлю прямо сейчас же. (Она входит в гостиную и берет со стола слуховой аппарат вместе с несколькими крупными искусственными цветами. Она поспешно перекладывает газету с дивана на стул позади себя, а затем со страдальческим лицом вставляет в ухо устройство.)

Доротея. Его, наверное, совсем не трудно вставлять. А глядя на тебя можно подумать, что ты делаешь себе хирургическую операцию… да еще без анестезии…

Боди. Я просто не привыкла к нему. (Пауза. Она прикрывает больное ухо искусственной хризантемой.)

Доротея (в дверях). Ты сама все время напоминаешь себе об этом, прикрывая ухо огромными искусственными цветами. Но если ты считаешь, что это так необходимо, почему бы тебе не выбрать цветок, который подходил бы по сезону? Хризантемы для осени, а сейчас июнь.

Боди. Да, июнь. А что если этот мак?

Доротея. Ну, нет, дорогая, этот большой мак – какой-то липкий.

Боди. Красную лилию?

Доротея (безнадежно). Да, красную лилию! Ведь дело в том, Боди, что твоя идея скрыть слуховой аппарат с помощью большого искусственного цветка просто неудачна.

Боди. Каждый в чем-то чувствителен…

Доротея. Но комплексы и навязчивые идеи не надо культивировать. Ладно, возвратимся к упражнениям. Постарайся не пропустить звонок. Теперь Ральф может позвонить мне каждую минуту. (Она начинает прикрывать за собой дверь в спальню.)

Боди. Дотти?

Доротея. Да?

Боди. Дотти, я все-таки собираюсь попросить Бадди отправиться с нами на Крав Кер сегодня. Ты согласна, а?

Доротея (задерживаясь в дверях). Боди, Бадди – твой брат и я вполне понимаю твою привязанность к нему. У него много достоинств, по-настоящему твердый характер, и все такое прочее. Боди, но, мне кажется, что с твоей стороны нечестно по отношению к Бадди продолжать сводить нас вместе, потому что, ну, каждой ведь нравится свой тип мужчины, а в случае с Бадди, вне зависимости от того, насколько я ценю его безупречные качества и все такое… он просто не… (Она уже в спальне и начинает делать вращательные движения бедрами.)

Боди. Что «не», Дотти?

Доротея. Не тот тип, который мне нравится. Ты знаешь, что я имею в виду. В романтическом смысле, милая. А для меня романтика – это главное.

Боди. О-о, но помимо романтики есть еще и другие вещи, которые надо учитывать…

Доротея (во время разговора продолжая делать вращательные движения бедрами). Боди, неужели ты действительно думаешь, что Бадди и я идеально подходим друг к другу? Мне кажется, что Бадди лучше было бы поискать крепкую девушку немецкого типа в южной части Сент-Луиса, – чтобы они вместе могли пить пиво, есть венские шницели и толстеть, а не девушку, – ну… романтически настроенную – не нальешь мне немного кофе? – Спасибо. Почему ты постоянно забываешь о взаимопонимании между мной и мистером Эллисом? Разве это честно по отношению к Бадди? Подавать ему надежды, обреченные на неизбежное разочарование?

Доротея прекращает вращение и выходит в гостиную, чтобы выпить кофе, который ей налила Боди.

Боди. Этот мистер Ральф Эллис, он…

Доротея. Что он?

Боди. Ничего, только…

Доротея. Что?

Боди. Он может оказаться не таким надежным, как Бадди – на длинной дистанции.

Доротея. Что такое «длинная дистанция», милая?

Боди. Длинная дистанция – это жизнь.

Доротея. Ах, вот что такое длинная дистанция, длинная дистанция – это жизнь! С Бадди! Нет, тогда я предпочту короткую, уж извини, но я выберу короткую дистанцию, менее утомительную как днем, так и ночью.

Боди. Послушай, Дотти, длинная дистанция или короткая, я бы ставила на Бадди, а не на ночные призрачные мечты вроде твоего романтического представления о человеке, о котором ты знаешь в основном лишь по заметкам из отдела светской хроники…

Доротея. Ты просто ничего не понимаешь! – в том, о чем не имеешь совершенно никакого представления. Каждый раз, выходя из класса гражданского права в Блюэт, я вижу Ральфа Эллиса в коридоре, в нескольких шагах от себя. Он притворялся, что пьет воду из автомата на моем этаже, который на два этажа выше, чем его кабинет.

Боди. На самом деле не пьет, но притворяется? Это не очень хороший признак, Дотти, – что он притворяется…

Доротея. Я хочу сказать – мы вынуждены были встречаться тайно, чтобы избежать сплетен в Блюэт.

Боди. Но я…

Доротея. ЧТО?

Боди. Никогда не верила тем, кто притворяется.

Доротея. Тогда зачем бумажные цветы над слуховым аппаратом, дорогая?

Боди. Это – просто – некоторая чувствительность. И все…

Доротея. Послушай, но тебе ведь придется примириться с ним, поэтому убери это прикрытие, бумажную красную лилию, и усиль слуховой аппарат, или я буду вынуждена закончить вращение, чтобы не пропустить звонка от Ральфа.

Боди(в то время, как она поворачивает слуховой аппарат, он издает резкий звук). Видишь? Видишь?

Доротея. То есть, ты хочешь сказать «слышишь, слышишь» – поверни его немного в обратную сторону, найди правильное положение.

Боди. Да, да, я… (Она неумело поворачивает слуховой аппарат, смещая при этом бумажный цветок.)

Доротея. Ради бога, разреши я сама пристрою его тебе! (Она стремительно направляется к Боди и возится со слуховым аппаратом.) Вот! Не пищит! – а ты меня слышишь? Я сказала, ты слышишь меня! При таком положении?

Боди. Да. Где моя красная лилия?

Доротея. Упала на ярко-бордовый ковер. Вот. (Поднимает и передает Боди.) Что с тобой?

Боди. Я расстроена. К тому же, это доверие, которое ты питаешь к намерениям Ральфа Эллиса, может оказаться опасным…

Доротея (мечтательно, глаза теплеют). Я не люблю говорить об интимных вещах, но – в последний раз, когда я ехала на Рео Ральфа Эллиса с этим новым «седаном» под названием «Летучее облако»…

Боди. Облако? Летучее?

Доротея (поднимая голос до крика). Реклама Рео – «Летучее облако».

Боди. А-а. Да. Это его и привлекло.

Доротея. Лил дождь, и на Арт-Хилл никого не было, никаких машин, только Ральф и я в его Рео. По окнам струился дождь, поблескивая в отсветах фонарей.

Боди. Дотти, надеюсь, ты не ведешь свой рассказ к чему-то такому, что не должно было случиться в этом «Летучем облаке» на Арт-Хилл. Это несколько пугает меня, Дотти…

Доротея. Откровенно говоря, я в тот момент сама немного боялась, потому что ведь мы с тобой никогда не говорили на эту тему, это довольно трудно для меня, но ты должна понять – потому что до этого раза я никогда не переступала определенной черты в отношениях с мужчиной.

Боди. Дотти, ты хочешь сказать —?

Доротея. Все было так волшебно, окна, занавешенные дождем, мягкий взгляд его глаз, теплота его дыхания, всегда пахнущего гвоздикой, его пальцы, прикасающиеся так нежно, когда он…

Боди. Дотти, я, кажется, не хочу слушать продолжение рассказа о приключении на Арт-Хилл, потому что у меня возникло подозрение, Дотти, что с ним ты не остановилась у этой определенной черты…

Доротея. Ее просто не существовало, когда он припарковал машину, повернулся и посмотрел на меня, а я повернулась и посмотрела на него. Наши глаза, наши глаза —

Боди. Ваши глаза?

Доротея. Испепелили эту черту, как будто она никогда не существовала!

Боди. Я и не собираюсь сообщать об этом Бадди!

Доротея. Знаешь, ведь я до этого не знала, что Рео оборудован сиденьями с откидывающимися спинками.

Боди. Спинками, которые —?

Доротея. Опускаются под давлением. Да, откинулись подо мной, когда он нажал на рычаг.

Боди(отрываясь от телефонной книжки, которую она начала листать). И насколько же эта спинка откинулась под тобой, Дотти?

Доротея. Почти горизонтально. И так плавно, что я не заметила этого пока, пока… Пока, вдруг, земля не стала вращаться, а небо не полетело над головой.

Боди. О-о-о, он напоил тебя, напоил бутылкой ликера в этом «Летучем облаке» на…

Доротея. Напоил одной порцией Розовой Леди?

Боди. Розовой?..

Доротея. Леди. Самый слабый коктейль! Делается из сливового джина и гранатового спирта.

Боди. Джин может быть медленно действующий, но мужчина этот оказался из быстрых, обольстил девушку откидывающимися сидениями и бутылкой ликера в этом «Летучем облаке», на…

Доротея. Не бутылкой, а коктейлем, и не в Рео, а в небольшом частном клубе «Оникс», настолько элитарном, что ему пришлось предъявить свою визитную карточку при входе.

Боди. О да, знаю я эти заведения!

Доротея. Откуда ты можешь их знать?

Боди. Я видела в кино, когда мы с тобой ходили в Вест-Энд Лирик. Ты была совершенно выбита из колеи, ожидая от этого самого Эллиса звонка, который так и не раздался. Мы тогда видели, как Рой д’Арки вел белую Джанет Гейнор в один из этих частных клубов! (Боди не нашла телефон Блюэт в телефонном справочнике. Она вызывает коммутатор.) Блюэт, Блюэт. Дайте мне колледж Блюэт.

Доротея. Боди, что ты делаешь около телефона, который я просила не занимать, пока не позвонит Ральф?

Боди. Хочу доложить о нем в Блюэт!

Доротея. Боди, это уже переходит все границы, докладывать в Блюэт о директоре Блюэт! Да еще в воскресенье, когда колледж закрыт. Какая потрясающая…

Боди(мечется). Бумагу, ручку!

Доротея. Это зачем?

Боди. Письменное заявление в Совет по образованию Сент-Луиса, уверяю тебя, что Совет захочет узнать обо всех подробностях того, как директор колледжа овладел тобой, пьяной и беззащитной в «Летучем облаке» в бурю на Арт-Хилл, с помощью обыкновенных трюков неотразимого Валентино[3]3
  Валентино Рудольф (1895–1926) – английский киноактер – «божество публики, величайшая звезда немого экрана», герой экзотических мелодрамм. Вошел в историю киноискусства не как выдающийся киноактер, но как символ эпохи «звездного безумия».


[Закрыть], проделанных над невинной учительницей гражданского права, только что приехавшей из Мемфиса.

Доротея. ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ.

Боди. НЕ ЗАПРЕЩАЙ МНЕ!

Доротея. ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ РЕПУТАЦИЮ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ, КОТОРОМУ Я ОТДАЛА СЕБЯ НЕ ПРОСТО ОХОТНО, НО СТРАСТНО И С РАДОСТЬЮ!

Боди(произнося вслух то, что пишет). Совет по образованию Сент-Луиса, Миссури. Я думаю, вам следует знать, что Ваши директор в Блюэт использовал свое служебное положение для того, чтобы добиться омерзительного преимущества над молодой учительницей, с этой целью принятой им на работу. Я не знаю об этом, у меня есть факты, включаю число и…

Доротея выхватывает письмо и мнет его.

Мое письмо, ты разорвала мое..!

Доротея. Боди, если бы ты написала и отправила это письмо, знаешь, что ты бы заставила бы меня сделать? Я пошла бы в Совет по образованию и рассказала им другую историю, более верную! Что я, возможно, желала Ральфа Эллиса больше, чем он меня!

Боди пыхтит и сопит, пока вновь не обретает дар речи.

Боди. Да поможет тебе бог, Дотти! Но я даю честное слово, что не расскажу этого Бадди.

Доротея. Ну при чем здесь Бадди?

Боди. Это касается Бадди и меня, потому что Бадди испытывал глубокое чувство и уважение к тебе, Дотти. Он слишком тебя уважает, чтобы переступить ту самую черту прежде, чем вы станете рядом в первой Лютеранской церкви на Саут-Грэнд.

Доротея. Даже сейчас ты все равно допускаешь такое?

Боди. Нет, это именно ты делаешь такие страшные допущения, что они могут отвратить Бадди от его серьезных намерений.

Доротея. Ты допускаешь, что —

Доротея опять в гостиной начала делать вращательные движения бедрами, но когда Боди ей пригрозила, Доротея прекратила их. Негодующе смотрит на Боди.

Ты заранее планировала и замышляла женить меня на своем брате-близнеце, чтобы моя жизнь превратилась в один бесконечный пикник на Крав Кер в перемешку с – кровяной колбасой – кислой капустой – и с салатами из горячей картошки на обед. Разве я не должна буду их готовить? Даже летом? Я знаю, вы, немцы, считаете, что это является – пределом мечтания для женщины. Женщины, при этом, еще постоянно отравляемой дешевыми сигаретами, которые будет курить ее муж. Прошу прощения, но моя жизнь, как я ее представляю себе, не укладывается в эти рамки. моя жизнь должна включать романтику. Без романтики я не смогу жить, как без воздуха. Я должна найти себе партнера, или моя жизнь не будет иметь смысла. Но что я непременно должна иметь и что фактически я уже обрела, так это роман сердца, двух сердец, настоящий возвышенный роман – да, возвышенный, я не стыжусь этого слова! (Покачнувшись, она ловит ртом воздух.)

Боди. Дотти, Дотти, присядь и отдышись!

Доротея. Мне душно в этой меблированной квартирке. Мне нужно жизненное пространство.

Боди. Я тебе уже говорила, что Бадди уже внес деньга на Бьюик?

Доротея. Нет, не говорила, да и с какой стати, ведь меня это не касается – О Боже ты мой!

Боди. Дотти, что с тобой, Дотти? Дать тебе твои, твои – как их там – таблетки?

Доротея. Мебарал? Нет, я еще не совсем дошла, но ты легко можешь довести меня до нужной кондиции.

Боди. Вдохни глубоко, вдохни как перед решающей подачей в баскетболе, а я пока —

Доротея. Боди, эта комната сверкает, она не просто яркая, но СВЕРКАЮЩАЯ!

Боди. Ляг, вытянувшись, на диван и посмотри вверх, потолок белый!

Доротея. Не знаю, почему я сегодня все время задыхаюсь.

Боди. Не делай больше упражнений. Ты выпила слишком много кофе и колы. Это все возбудители для такой нежной девушки, как ты, да еще с нервным сердечным расстройством.

Доротея. Функциональным – а не нервным.

Боди. Приляг на минутку.

Доротея. Я отдохну немного – но не потому, что ты сказала. (Хватая ртом воздух, она садится на стул.) Ты любишь командовать – и при этом еще очень любопытна.

Боди. Я старше тебя и всем сердцем охраняю твои интересы.

Доротея. Фью-и!

Боди. Представь, как будет прохладно в открытом трамвае, когда мы поедем на Крав Кер.

Доротея. Ты, наверное, вынула слуховой аппарат, когда я говорила, что у меня другие планы.

Боди. Я все время говорю Бадди, чтобы он пил меньше пива, и Бадди прислушивается к моим словам. Он уже сократил их до восьми в день – это с дюжины-то, и еще сократит…

Доротея. Боди, может быть, хотя бы в это жаркое воскресное утро ты не будешь говорить о Бадди? Это не очень подходящая тема для разговора в такую жаркую погоду. Я знаю, что отношения между братом и сестрой очень глубоки, но дело не только в пиве, а в полном отсутствии общих интересов, тем для разговоров – обоюдных увлечений.

Боди. Они появятся. Я знаю, что Бадди просто очень стесняется. Он еще не раскрылся. Дай ему время, и он раскроется.

Доротея. Боди, этот разговор абсолютно беспредметен, так как я уже соединила свою жизнь с Ральфом Эллисом и все-таки должна доделать вращения бедрами… (Она возвращается в спальню, по пути прихлебывая кофе, и возобновляет упражнения.)

Боди(бросаясь к телефону). Олив 2697, Олив 2697! Бадди? Это я! Grosser Gott![4]4
  Великий Боже! (нем.)


[Закрыть] Я не могу сейчас говорить, но ты обязательно должен поехать с нами на Крав Кер сегодня, в воскресенье. – Оденься получше. Сигары не кури! И смейся над ее остроумными замечаниями. Нет, они действительно, действительно остроумные! Она преподает гражданское право.

Звонок в дверь.

Будь на остановке Крав Кёр в час тридцать, понял? Пожалуйста! – Там кто-то пришел, я не могу разговаривать. (Не повесив трубку на рычаг, бросается к двери и открывает ее.) О-о, здравствуйте!

Элина. Доброе утро!

Боди. Вы подруга Дотти?

Появляется модно одетая женщина с глазами хищной птицы.

Элина. Доротеи? – Да.

Боди. Тогда входите. Подруга Дотти также и моя подруга.

Элина. Неужели?

Боди(в замешательстве). Да, у меня – жир на руке. Я жарила цыплят для пикника.

Элина. А-а! Надо же! (Она несколько раз механически поворачивается, внимательно осматриваясь.)

Боди. Извините, мне следовало бы представиться.

Элина. Да – мисс Боденхейфер.

Боди. Хафер, а не хейфер. (Она нервно смеется.) Хейфер – это значит – корова.

Элина. Поверьте, я не имела это ввиду. (Она делает шаг вперед.) Так это и есть приют Шлегера?

Боди. О, приют Шлегера – это просто шутка Дотти. Шлегер – имя домовладельца, вот и все – и все…

Элина. Доротея всего лишь пошутила?

Боди. Да, она много шутит, она очень остроумная. И мы много хохочем. (Боди вытягивает руку.)

Элина. Я вполне могу это допустить в отношении вас, мисс Боденхейфер.

Боди. Не говорите «мисс». В оффисе все зовут меня просто Боди.

Элина. Но ведь мы не в оффисе – мы в приюте Шлегера. (Она загадочно продолжает.) Хмм… Я никогда раньше не отваживалась попадать в эту часть Блюэта.

Боди. Никогда не были в центре?

Элина. Я посещаю магазины только в Вест-Энде, поэтому, естественно, меня удивило, что я шла улицами без единой тени дерева. И свет. Свет и жара, излучаемая кирпичом, бетоном и асфальтом – настолько одолели меня, что я едва не почувствовала себя дурно. Кажется, у меня одновременно случилась фото– и светобоязнь.

Боди(неосознанно отступая на шаг, будто боясь заразиться). Я никогда не слышала ни об одной из этих болезней – а у вас обе сразу?

Элина. Повышенная чувствительность к теплу и сильному свету.

Боди. А-а.

Элина. Однако, вы не могли бы сообщить Доротее, что я хочу ее видеть?

Боди. Дотти ждет вас, мисс э-э?

Элина. Элина Брукмайер. Нет, не ждет, однако столь раной зайти меня заставило одно неотложное дело.

Боди. Она никому не разрешает входить к ней. Она делает упражнения.

Элина. Но мы очень хорошие знакомые с Доротеей.

Боди. Хорошо знакомые или вовсе незнакомые – нет никакой разницы. Мне кажется, что современные девушки чересчур увлекаются этими разрекламированными упражнениями и сгоняют вес настолько, что это становится вредным для их здоровья.

Элина. Сохранение молодости требует жертв. (Она продолжает оглядываться, поблескивая своими птичьими глазами, как будто ослепленная светом.)

Боди. Вы, наверное, вместе с Дотти преподаете в Блюэт колледже?

Элина. Отдельно.

Боди. Вы хотите сказать, что не работаете в Блюэте, где Дотти преподает гражданское право?

Элина(как будто объясняя отсталому ребенку). Я тоже там преподаю. Когда я сказала «отдельно», я имела в виду, что мы преподаем в разных классах.

Боди. А-а, конечно же. (Она пытается засмеяться.) я тоже училась в колледже.

Элина. Учились?

Боди. Да. Я знаю, что два учителя не преподают в одном и том же классе в одно и то же время два разных предмета.

Элина(широко открывая глаза). Это было бы странно.

Боди. Да. Это было бы странно.

Элина(неприязненно фыркнув). Это даже могло бы вызвать замешательство среди учащихся.

Боди. Да, я считаю, вызвало бы.

Элина. Особенно, если бы это были такие разные предметы, как гражданское право и история искусств.

Боди снова делает попытку засмеяться. Элина удачно имитирует смех. Пауза.

Да-а, все действительно та-ак!

Боди. Что «так»?

Элина. Это самая удивительная комната, в которой я когда-либо была! Особенно – сочетание красок! Такой яркий контраст! Можно мне присесть?

Боди. Да, да, извините, я сегодня сама не своя. Это жара и —

Элина. Краски? Яркий контраст красок? (Она вынимает из сумочки круглые темные очки в белой оправе и надевает их.) Мисс Боденхейфер, Доротея помогала вам обставлять эту комнату?

Боди. Нет, когда Дотти въехала, она уже была такая, как сейчас.

Элина. Значит, это вы в ответе за столь вдохновенный подбор красок?

Из кухоньки раздается громкое шипенье кипящего жира.

Боди. Извините, я на минутку, только переверну цыплят.

Элина. О, я ни в коей мере не позволю себе прерывать ваши приготовления к пикнику.

Боди. Не поняла. Я иногда не очень хорошо слышу.

Элина. А-а.

Боди. Видите ли, у меня отложения кальция в ушах… И мне посоветовали сделать операцию, но это очень дорого, да и не всегда помогает.

Голос из телефонной трубки «Бо-о-о-о-у-д-и-и-и!». Элина обращает на это внимание, но не говорит Боди о том, что трубка не повешена на рычаг.

Элина. Я бы вам не советовала. Одной моей подруге, старше меня, у которой была та же проблема с затвердением, просверлили в голове дырку, чтобы все исправить. Эта операция называется фенестрация – она достаточно опасна, и к тому же невозможно было определить, успешно она прошла или нет, так подруга никогда больше не пришла в сознание.

Боди. Никогда больше не пришла..?

Элина. В сознание.

Боди. Да, понятно. Я думаю, мне лучше привыкнуть с этим жить.

Голос из телефонной трубки снова кричит «Боди-у-у-у-Боди-у!»

Боди. Что это?

Элина. Я тоже не могу понять. Какие-то странные, лающие звуки доносятся из телефонной трубки.

Боди(смеясь). О боже, я забыла повесить ее. (Она берет трубку.) Бадди, извини, тут только что пришли, и я забыла, что ты все еще на проводе. Бадди, перезвони мне через несколько минут, Бадди, это, э-э, очень важно. (Она вешает трубку.) Это был мой брат Бадди. Он говорит, что успел выпить два пива и сделать себе сэндвич с ливерной колбасой, пока я снова подошла к телефону. Слава богу, что он такой добрый… Мы с ним сегодня едем на пикник на Крав Кер вместе с Дотти во второй половине дня. Мой брат очень интересуется Дотти.

Элина. Интересуется? Романтически?

Боди. О, да, Бадди серьезный человек.

Элина(вставая). Я весьма удивлена!

Боди. Чем же это, это чем?

Элина(со сдерживаемой яростью). Той искусностью, с какой вы приспосабливаетесь к этому замкнутому пространству. Кажется, каждый дюйм использован или – украшен? (Она берет большую раскрашенную фарфоровую лягушку.) Лягушка?

Боди. Да, лягушка.

Элина. Она настолько похоже сделана и раскрашена, что кажется, вот-вот заквакает. – О, да у вас есть и канарейка… чучело!