Текст книги "'Темная лошадка' - No 50"
Автор книги: Темная лошадка Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Журнал 'Темная лошадка'
'Темная лошадка' – No 50
«Темная лошадка» (No 50)
"...чей-то слабый шанс, чей-то звёздный час..."
В печатном виде выходит с июня 1996 года Печатный орган Студии Доброго Слова. Новосибирск
В НОМЕРЕ:
Стр. 2-3 Камертон Стр. 4-5 Горит осколок счастья бесполезный
В до боли крепко сжатом кулаке: Стр. 6-7 Л.Л. Семенова Стр. 8 Маленькая Белошвейка Стр. 9 Босоножка Стр. 10 Несмеяна Стр. 11 Сын Сумерек Стр. 12 Людмила Белоусова Стр. 13 Дмитрий Ильин Стр. 14-15 Сказка о любви Стр.16 Памяти Д.Колоколова Стр.17 Музыкальные новости Стр. 18 СНЕГ-98 Стр. 19 Сотню лет спустя Стр. 20 СДС как структура
ПЕСНЬ ТЕМНОЙ ЛОШАДИ
Вот и пали снега, им долгонько лежать. Покатился ноябрь под гору. Поздравительно песню решила проржать В трехгодичную Студии пору.
Позволительно мне, в именинах я вся. Для меня и обложка открыта, Потому что уже номеров пятьдесят Я промчалась на темных копытах.
Вроде все как всегда, вроде мой экипаж, Что в огне ищет яростно брода. Не роняйте, пожалуйста, только тираж, Поднимали который три года.
Мне не вспомнить уже, кто же прав был из вас В этих спорах без сна и покоя. Понимать это стала я только сейчас, То, что было в начале вас трое.
Что ж, умножив ряды, имя вам – легион, А мечталось, чтоб была армада. Земляков бы поболе хотелось при том Потому что всегда я им рада.
А в других городах – очень жалуют нас Знаю точно, совсем не по слухам. Подарю иноземным я их ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС, Если только родные по духу.
На страницах всем места хватает вполне Мы за ДОБРОЕ СЛОВО в ответе. Так творите, дерзайте и, кажется мне, Скоро я пропишусь в ИНТЕРНЕТЕ.
Сколь отмерено мне? Долго ль я прослужу? Поспрошайте о том у кукушки. Лета многие все же студийцам проржу Я свои "иго-го игогушки".
Стилизованный перевод с лошадиного Александр Невеликий
стр. 2 Она сделает шаг вперед
КАМЕРТОН
Человеку надо мало: Чтоб искал и находил. Чтоб имелись для начала Друг – один и враг – один... Человеку надо мало: Чтоб тропинка вдаль вела. Чтоб жила на свете мама. Сколько нужно ей – жила... Человеку надо мало: После грома – тишину. Голубой клочок тумана. Жизнь – одну. И смерть – одну. Утром свежую газету С человечеством родство. И всего одну планету: Землю! Только и всего. И – межзвездную дорогу Да мечту о скоростях. Это, в сущности, – немного. Это, в общем-то, пустяк. Невеликая награда. Невысокий пьедестал... Человеку мало надо. Лишь бы кто-то дома ждал.
Роберт Рождественский
На странице приведена фотография г.Новсибирска. Вид с набережной реки Оби.
Открыта в клеточку тетрадь, Ты пишешь, рвешь и снова пишешь. Ты все пытаешься понять, Что ты одна. Одна! Ты слышишь? Одна, пойми. Вас больше нет. И не поэт он, и не рыцарь. И кажется: сквозь звездный свет Летят причудливые птицы. А тонкий рыжий лунный серп Тебе приветливо кивает: "Не хочешь спать? Не гасишь свет? В любви не ладится? Бывает!"
* * *
За окном тихо плачет дождь Над ее непонятной судьбой. Он ушел, и его не вернешь. Да и надо ли? Бог с тобой. В сонный город спускается ночь, Занимается теплый свет. За окном тихо плачет дождь, И его рядом с нею нет. Она выйдет на темный балкон, Она молча посмотрит вниз, И, стряхнув черно-белый сон, Она встанет на скользкий карниз. Она сделает шаг вперед, Сердце сладко замрет в груди... Вы решили – она упадет? Что вы. Нет. Она полетит.
Буревестница
ПОЭМА О ДРЕВНЕМ КИТАЕ
Болванчик на трюмо. Его головка качается, как "да" и "нет", Как "ночь" и "день", как "жизнь" и "смерть". Дракон глядит в зеленые глаза, Дитя-цветок, чья жизнь быстрее снега... Тончайший шелк, белейшая бумага. Безжалостное небо. Десять солнц. Вороны золотые на земле ярчайше черной. Алое сияет. Растет стена от гнева и печали, Мудрец на ласточку глядит не отрываясь, Неизменные болваны-мандарины Качают головою – "да" и "нет" И кости крушит палач. Вино поет, фарфором наслаждаясь, А в небе стаи змеев воздушных... Захлопываю старый школьный учебник...
Л.Ю.Трунева
стр.3 Банальный полет
ПРАЗДНИК
Я все чаще и больше думаю О празднике, Который для верности Пусть будет сложно по первости Я встречу один, сам с собой. Представлю себе: я изгой
Из массы всеобщей серости, Трусливый романтик-герой. Не надо шампанского брызг, Хрусталь будет пошл и невзрачен. На празднике этом назначен Банальный полет в пьяный дрызг.
И утренний свет ножом Разрежет меня на части. Красивое, хмурое счастье Я встречу с рассохшимся ртом. Ах, боже ты мой, Вот так праздник:
Данил Панфилов
Поэтизируя себя Я поступаю неприлично. Слова любви, как знаю я, На женщин действуют отлично. Богатство поз Вот те науки, Что я прилежно изучал. Твои возьму, целуя, руки Конец – вершина всех начал.
Затем, не мудрствуя лукаво, Смотрю в глаза, отбросив стыд Но после, поразмыслив здраво, Я скромный принимаю вид. И опуская многоточья Читатель сам расставит их Представьте, звезды тают ночью , Ритмичный звук уже затих.
И божество, вздохнув счастливо, Стреляет глазками игриво. И только шепчет: это – сила! Давай, кончай: трепаться, милый! А я, устало и небрежно ее целую нежно-нежно. И лишь отвечу, как обычно: Поэтизируя себя:
Вован
ЗИМА
Где тоскует души половина, Лунным светом окутан твой путь, Или это зима в том повинна, Не дает в часть души заглянуть. Закружились березы сквозь иней, В легкой дымке небесный рассвет, Где глаза твои ласковой сини, Только шорох снегов слышу вслед. Разделенной душой все тоскую, Все смотрю незнакомцам в глаза, Но застыть там во льдах не рискую, И блестит там хрустально слеза. Что же стало с душой половиной, Сердца храм остудило в снегах, Дни все катятся снежной лавиной, Только холодно, милый, во льдах.
Галина Кошелева
Снег врывается в лужи и продолжает идти. Улыбки снежинок ложатся и греют пути. И бесконечность, ладонью сжав сердце, начнет его бой. Это время для танго. Танго с самим собой.
Воздух странно пахнет. И, видимо, слишком чист. Когда ты посмотришь вверх, ты – одна из птиц. Тогда мечта сбылась, и весь небосвод – он твой! И это место для танго. Танго с самим собой.
Пусть на минных полях твоей души растут васильки. Пусть на длинных ресницах твоих сны будут легки. Пусть я буду любить тебя. Это будет нашей игрой. И мы станцуем танго. Сами с собой:
М.О.
ПОЧЕТНЫЕ ГРАЖДАНЕ КОССИИ Несмеяна (по нечетным – Инфанта Мари-Хуана).
Родилась 11 ноября 19** года. В детстве коллекционировала слова, собирая их в копилку, что очень пригодилась ей в дальнейшем. Окончила пединститут, который тут же, в честь этого события был переименован в университет. В КОСе с 1994 года. Наша героиня обладает незаурядным поэтическим дарованием. Её стихи сравнивают с творчеством Цветаевой и Ахматовой. Каждое стихотворение вспышка сверхновой. Кроме того, и артистические способности её таковы, что позволяют затмевать голливудских звезд. Каждая премьера с её участием в Большом театре Коссии – аншлаг, сопровождаемый аплодисментами, цветами, автографами, сходящими с ума поклонниками. В настоящее время ожидает приглашения от известной голливудской киностудии "ХХ Парамаунт Бразерз" на съемки фильма про вампиров "Пей легенду!" в главной роли. Как никто другой она знает, что такое Миг Вечности: он её родной брат и ангел-хранитель. И, конечно же, я, как мужчина, не могу не отметить, что: наша героиня ослепительно красивая женщина, мечта поэтов, художников, музыкантов и "новых коссиян". А потому – выходить замуж не торопится, чтобы подольше оставаться мечтой. Для большинства – несбыточной.
Говорил правду и ничего кроме правды – Сержант Пеппер
стр. 4 Все ветротекуче
Ночью сегодня мне снился мой старый дом Странная музыка странный ее перевод Кажется смысл мой утерян давным-давно Смыт унесен растворен в темном таинстве вод Между востоком и мной есть прямая связь Пусть ты не хочешь того, но ты брат моих дней Ночь я люблю – лишь она мне не даст пропасть Прошлое тянет живые побеги ко мне
* * *
Он кружится ветром на подступах к ночи Он падает в руки последним листом Эффектом присутствия мягко и точно Обводит мой путь тихим сумрачным днем Бесшумная осень немых ощущений Неверная радость придуманный свет И в чистом тепле этих странных мгновений Бессмысленна фраза: его с нами нет
***
Ожерелья звезд во мраке Час причудливых созвездий Ночь нашептывает сказки О прощеньи и забвеньи
Каждый раз приходит осень В дымке горькой расставанья Хризантем живые слезы Лепестками рассыпая
Не поверить и не вспомнить Как восходит солнце в мае Полусон остывших комнат Тихо двери закрывает
Лес
ОСЕННИЙ ВИЗИТ С.Лукьяненко
Плащ ляжет в угол, повиснет клинок на стене, Арфе одной лишь молчать по ночам не дано... Грустная сказка под вечер заглянет ко мне, В кресле устроится. Ветер стучится в окно. И под назойливый, но озорной перестук Снова польется рассказ об измене и лжи. Смерть размыкает пожатие дружеских рук. Миром владеть будет тот, кто останется жить. Свет и Добро, не смущаясь, по трупам пройдут. (О, дивный мир, что для нас приготовят они!) Раз мы способны поверить лишь в добрую Тьму Значит, нам выбор без выбора вновь предстоит. Нету геройства в убийстве ребенка – так что ж, Нам не обещано было геройских наград... Миром и так будут править насилье и ложь Собственный, нами самими построенный ад. Кровь и жестокость. Победа в руках подлецов. (Стань самым подлым устроит победы цена?) Честь умирает. И рядом погибнет любовь. А милосердие слепо, забыв, что такое вина. Голос умолкнет. Лишь ветер стучится в окно. Я прошепчу в пустоту: "Значит, выхода нет?" Но, из стакана граненого выпив вино, Сказка устало и горько смеется в ответ: "Будь же доволен, что ты не на грани сейчас, И не тебе суждено из двух зол выбирать. Снегом прикроет осеннюю слякоть и грязь Мне ж и на миг не позволено глаз закрывать. Ты же счастливчик ведь руки твои не в крови..." Сяду за стол, и пока я еще не устал, Вновь буду лгать о Добре, Красоте и Любви, Грустную сказку кроя под счастливый финал.
***
А ветер несет к их извечной судьбе Пожухшие листья. И бог, как всегда, равнодушен к мольбе Совсем обленился. С реки потянуло опять холодком Промозгло-колюче. Октябрь в своем праве. Извечный закон Все ветротекуче. Напрасно закат, что желаньем томим, Надменно янтарен. Ведь я не влюблен, и в ответ – не любим, А лишь уважаем.
* * *
Я не помню закатный луч, Осиявший священным светом Безмятежно спокойный лик В золотом окладе волос. Я не помню. Сломался ключ От шкатулки с ушедшим летом. Остановленный чудом миг Вместе с пылью ветер унес. Я не помню – ведь забывать Так естественно, так обычно, И бесследно канут во тьму Час за часом в слепой полет. "Я не помню," – себе солгать, Вот что трудно. Другим? Привычней. ...Неподвластное ничему, Безмятежно лицо твое.
Юрий Ломов
стр.5 В унисон с моим настроением
Я летать так и не научилась. Все мечты мои канули в Лету. В переулках ночных заблудилась, А в кармане моем ни монеты. И, по улочкам тихо блуждая, Собираю листву на подошвах В небе бледные звезды считая. Сколько можно так жить? Сколько ж можно?!? Я летать так и не научилась. Только падать умею, но это Совершенно не то. Что случилось? Все вопросы мои без ответа. Сонный город баюкает ветром. А луна, как и звезды, немая. Я блуждаю и только вослед мне Что-то шепчет листва, умирая. Я летать так и не научилась. Но на детских качелях бесстрашно, Не прося у небес Божью милость, Я все выше взлетаю: Так важно Мне хоть раз от земли оторваться! Все на свете отдать я готова! Буду падать и вновь подниматься: Сотни: тысячи раз: снова: снова:
***
Я люблю, когда капает дождь, Когда листья шуршат под ногами. Ты, наверное, сразу поймешь, Что хотела сказать я словами. Да, я осень люблю. Только в ней Нахожу я спокойствия силу. Растворяюсь в потоке дней, Наслаждаясь дождя текилой. И осеннее небо таинственное В унисон с моим настроением: Знаю, я на земле не единственная, Находящая в этом забвение:
Ирина Коршунова
ОДИНОЧЕСТВО
Я еду в никуда в пустом трамвае, Окоченев, без мыслей в голове, Я ничего вокруг не понимаю, И грустно так, что хочется реветь. Ночная чернь в слепом дверном проеме, Клочки помады на моих губах, Изогнутых в скептическом изломе, И тяжесть дня на сгорбленных плечах. А где-то далеко кипит веселье, Там кто-то чьей-то нежностью согрет. А у меня – нелепое похмелье Без повода, вина и сигарет. Я не мечтаю ни о чем хорошем, Оцепенев в предчувствии беды. Мой плач надрывный снегом припорошен, Овеян светом гаснущей звезды: Зима бушует холодна и люта, Придирчивая к мелочи любой. Как хочется мне ласки и уюта! Но где же ты, воскресный отдых мой? Закрыть глаза и опуститься в бездну! Лишь волосы струятся по щеке. Горит осколок счастья бесполезный В до боли крепко сжатом кулаке: Я ничего вокруг не понимаю. И здесь, быть может, не моя вина. Я еду в никуда в пустом трамвае И никому на свете не нужна.
***
Целой вечностью стали мгновения, Дни летят, равновесием маются: Гениальные в боли рождаются Только в горе творят гении.
Юлия Домникова
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ РЕАЛЬНОСТИ ВИРТУАЛЬНОЙ?
За хороший компьютер отдам я деревья и небо, Дыбом вставшие мысли курсором – аж блеск! причешу, Вместо жизни реальной познав нереальную небыль, Я в аллеях графических древ сам себя пропишу. Мне компьютер подарит дисплейные файлы и сиглы, Я в "азартные" игры играть у него научусь Если только освою смертельно разящие иглы, Если только кого-то я очень убить захочу... А не выйдет компьютер сменю я на хавчик и мебель, И гусиным пером я стихи про любовь сочиню, И в траву упаду, и увижу деревья и небо... И стихи про любовь на дискете тебе сохраню.
СОНЕТ
С компьютером общаясь, словно с братом, Ему вчера поведал я секрет: В моей душе, бессмысленной стократно, Родился вдруг осмысленный сюжет. Своей рукой нажал я на "reset", Чтоб запустить обратные процессы, Чтоб снять усталость, выжатость и стрессы, Чтоб засиял в душе надежды свет. В модели этой: ты и ребятишки, Вокруг – игрушки, одежонка, книжки, ПК, хранящий байтов тьмы и тьмы; Твое лицо, что я беру в ладони, Мои глаза в них не найдешь иронии, И губы, что в ночи целуем мы...
Теодор Драйвер
стр. 6 молятся кому попало...
БОЛОТНАЯ ЛИХОРАДКА
Было чисто. Леший кормил огонь одинаковыми крепкими полешками, разрубленными на четыре, и улыбался огню, а тот время от времени высовывал из языков пламени острые красные морды с голубыми глазами. Эти морды отпускали ужимки и плясали, плевали незлыми искрами, хихикали. – Счастливый, – сказала Лихорадка. – Делать ему больше нечего. – Да и тебе делать нечего, – ответил Леший. – Сиди, грейся. Он был белесый – и брови, и ресницы, и коротко остриженные волосы, зачесанные налево. Круглое лицо он чисто брил и не носил даже усов, за что подвергался осмеянию – равно как за чистоплотность и порядок в своем жилище. – Давеча заманил дровосека, – рассказывал Леший, бережно расщепляя деревяшку на лучины. – Вот спрашивается, зачем? Заманил. Он и сгинул, конечно. Закружился, забоялся – да и повесился под утро. – Сам же повесился... – Конечно, сам. – Леший протянул огню еще одно маленькое полено и тут же отдернул, опять протянул и опять отдернул; огонь сердито кусал полено, затем тоненько взвыл и цапнул так, что сухое дерево заполыхало, а Леший заболтал в воздухе обожженными пальцами. – Доигрался, – усмехнулась Лихорадка. Хлопнула дверь, и с холодком болотной тины ворвалась растрепанная кикимора – одна из опытных, умудренных веками разбойного веселья. Она была пьяна, лицо в синих пятнах, и мокрые волосы налипли ей на глаз. – Радуйся! – выпалила она и прислонилась к косяку. – Ух, задохнулась, во бежала! Радуйся, Лихорадушка, дело тебе привалило. Какие-то ратоборцы встали табором – ну, прямо на бережку, любо-дорого, ходить никуда не надо! – Много их? – тоскливо спросила лихорадка. Она не глядела на кикимору, зябко водила плечами, зубы у нее начинали стучать. – Тьма-тьмущая! Ты с ними и за неделю не расквитаешься. Пойдем, пойдем, скорее, чего сидишь? Рассиделась без дела, обленилась ты, девка... – Иди, – сказал Леший. – Раз надо.... – Кикимора еще что-то тараторила, обдавая перегаром. – Надо – оно и есть надо, раз такое дело... Лихорадка неохотно поднялась и стянула на груди концы черно-зеленого шевелящегося платка – водоросли, комары, мелкие гады и бесы добровольно сплелись в этот платок, чтобы обогревать тощие плечи своей повелительницы. И вслед за кикиморой, склонив русо-зеленую голову, побрела Лихорадка по родному болоту, и в ночной тьме сочувственно чавкала топкая жижа и обескровленно кричала птица. Да еще филин разухался и выползла луна – стало совсем уж мертвенно, а кикимора впереди бодро шлепала своими чунями и напевала под нос. Неподалеку от болота, на более-менее сухом месте, богатом каменными выступами и худосочными соснами, по правде расположилось немалое войско. Там жгли костры и ели кашу; ветер доносил смех и обрывки разговоров, звяканье железа, изредка лошадиное ржанье. – Вон их сколько! – радостно прошипела кикимора. – Каждый по сто жизней нахлебаемся, а то и поболе! Иди! Сотнями безобидных светлячков Лихорадка слетела на лагерь. Кикимора толстой мухой кружилась рядом и советовала: – Сразу бей наповал, сразу в кровь иди, а то вдруг они с утра уйдут? Нам-то ничего ни достанется, если они по дороге подохнут. А рослые могучие воины ничего не подозревали, отмахивались от комаров и мошек, смеялись, говорили о предстоящей битве. Часовые бродили по краям лагеря, зорко высматривали во тьме врага, но подлинного, смертельного врага не видели и видеть не могли. Только один – то ли воевода, то ли облаченный в доспехи волхв – вертел головой и хмурился, и втолковывал лежащему на плаще важному сотоварищу: – Не нравится мне это место. Гиблое оно. – Все-то ты преувеличиваешь, – басил сотоварищ полусонно. – У тебя от большого ума видения... На этих двоих – да еще на две трети засыпающих воинов – Лихорадке не хватило яду, и она вернулась на болото. Завернутая в свой живой платок, она до рассвета продрожала на кровати у Лешего, а тот отпаивал, утешал, жег одну за другой лучины и грустно, невыразимо печально смотрел в огонь. Когда небо расчистилось от предутренних облаков, и солнце заглянуло в гиблые заболоченные дебри, наведался старый Упырь – он давно уже никого не сосал и растерял зубы, и зла в нем почти не осталось. – Полегли, – сообщил он Лешему. – Остальные забегали, молятся кому попало... Как ты, Лихорадушка? – Ничего, – ответила Лихорадка. – Где моя гребенка? Леший протянул ей гребенку. Лихорадка долго раздирала волосы, пальцы у нее тряслись, и так было тошно, а тут еще Упырь вонял тухлятиной и нес околесицу, и добрый вежливый Леший не мог его выгнать. – Ты не расстраивайся, – сказал Леший, когда Упырь наконец ушел. – Я вот тоже давеча дровосека заманил... – Ах, оставь, – прервала его Лихорадка. – Хватит этих разговоров. – Нежить мы, – вздохнул Леший. – Существуем чужими смертями, ничего тут не поделаешь... Днем тоже пойдешь?
стр. 7 от этого еще хуже
– Да я что тебе – бездонная? – Ну, не сердись, я ведь только спрашиваю. – А ты не спрашивай! Мудрец нашелся. – Лихорадка замолчала, потому что почувствовала – кто-то из укушенных ею умер. И сразу жизнь его начали жадно растаскивать. Кикиморы ссорились и рвали куски побольше, и над болотом пошло гудение и хруст. К вечеру кикиморы объелись и уснули, а Лихорадка опять полетела на промысел. Войско уже не могло идти в поход – стонали и бредили больные, падали кони, на окраине стоянки полыхал огромный погребальный костер. В сутолоке Лихорадка не сразу отыскала давешнего волхва-воеводу: он пользовал страждущих, только усилия его были напрасны, и он сам это понимал. Лихорадка явилась ему воочию. – Уходи отсюда, – сказала она. – И уводи всех, кто еще здоров. Иначе я всех вас поубиваю. – А ты не убивай, – ответил волхв. Он будто и не удивился: может, потому, что устал и был возбужден – тревогой, страхом и горем. – Я не могу иначе. Я должна. Уходите. – Лихорадка поняла, что сейчас расплачется, и исчезла, и бросилась прочь, кусая всех без разбора, прямо на землю роняя тягучий яд. И к следующему вечеру уже бредил, бормотал и умирал весь лагерь. Лихорадка не тронула одного волхва, и он мотался между телами, несчастный и поседевший за одну ночь, и посылал Лихорадке такие проклятия, что она не могла от них избавиться даже в добротной горнице у Лешего. – Бедная ты моя, – говорил Леший сострадательно. – Да не жалей ты меня! – выкрикнула Лихорадка из-под кучи одеял. – Мне от этого еще хуже! – Да полно, полно, тебе хуже не от этого. Зря ты черную водицу не хочешь пить. Сразу полегчало бы. – Мне и так скоро полегчает, – мрачно пообещала Лихорадка. По мере того, как умирали воины, ее покидая озноб, прибывали силы. Вскоре, притихшая и потеплевшая, она сидела рядом с Лешим, они по очереди курили каменную трубку, набитую девятью разными мхами, и Леший озабоченно спрашивал: – Зачем ты волхва оставила? 3едь он когда-нибудь тебя победит. – Пускай, – отвечала Лихорадка. – Только вряд ли...не доживет. – Он тебе что – понравился? – Вот еще! Думай, что говоришь. – Да вот я и думаю. – Он ушел? – Ушел. Уехал. – Леший сосредоточенно смотрел в очаг. – И с ним еще сколько-то народу.. то ли ты их пропустила, то ли выжили... – Ладно, – оказала Лихорадка. – Что-то я устала. – Поспи. – Да не засну. Я от всего устала, жить не хочется. Зачем только я нужна. – Затем же, зачем и я. – А ты зачем? – Лесу хозяин нужен. – Да какой ты хозяин! Это медведь в лесу хозяин, а ты – так, пугало. Вроде меня. Леший ласковым взглядом одарил Лихорадку и сказал: – Не мучайся. Какие есть – такие есть. Как на роду написано – так и живем. Хотя бы и пугало. Без нас-то как? – Без нас никак, – согласилась Лихорадка. И вечно пьяные кикиморы, и обеззубевшие упыри, и весь выморочный болотный мир на какой-то миг показались ей родными, но лишь на миг, а затем тоска по другой судьбе вновь схватила и сдавила за горло. Но Леший подал водички и погладил по руке – тоска отступила, и то лучше, то хуже, то невыносимо, то изредка радостно потянулось то, что написано на роду.
Л.Л.Семенова
ФИШКА
В Новосибирске появилась новая еженедельная газета "СТЕНА" и сразу объявила конкурс на лучшее стихотворение и рассказ, которые повторно будут изданы в литературном альманахе. Редакция обещает опубликовать в порядке очереди все произведения, что будут ей присланы. Есть ограничение – 8000 знаков. Произведения большего объема не войдут на газетную полосу. В газете есть купон бесплатного объявления. И еще – Ваше произведение НЕ БУДЕТ опубликовано, если Вы не пришлете свои ответы на анкету, приведенную ниже. Анкета "СТЕНЫ" 1. Как Вас называть? 2. Как давно вы начали писать (рассказы, стихи) и почему? 3. Ваш возраст? 4. Чем вы занимаетесь и чем хотели бы заниматься? 5. Ваш любимый фильм? 6. Ваша любимая музыкальная группа (исполнитель)? 7. Ваша любимая книга? 8. Ваше пожелание газете "СТЕНА" и ее читателям? ********* АДРЕС РЕДАКЦИИ Газеты "СТЕНА" для визитов: ул Плахотного, 10, к 134
для писем: 630108, НОВОСИБИРСК, а/я 387, а также 630057, НОВОСИБИРСК, а/я 121.
стр. 8 Докричаться до Вашего неба,
КАРТОЧНЫЙ ДОМИК
Отвратительней нет Искривленного в вечной улыбке лица, И поэтому мне Не удастся сыграть эту роль до конца. Мне хотелось уйти Без упреков, без слез, без обиды и лжи. Попытайся простить И почти умоляю: меня не держи. Видишь, складки у рта Изогнулись, как змеи в смертельном броске. Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке. Руки помнят еще Холодок и покатость податливых плеч, Только это – не в счет, Понимаешь, почти невозможно сберечь Ту же радость в душе, Хоть на миг отдаляя агонию чувств. Я все чаще уже Ухожу, и когда-нибудь я не вернусь. И все ближе черта, За которой есть место слезам и тоске Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке. Губы верят губам, но потом в темноте мы все чаще молчим. Я жалею тебя, Как жалеют жильцов, потерявших ключи, А за окнами – жизнь, А за окнами дни продолжают свой бег. Нас вели миражи Мы хотели им верить и лгали себе. Это наша мечта Умирает синицей, зажатой в руке. Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке.
СИНВАНМУ*
Я выпускаю серебряных птиц, Крылья, как молнии Чертят вечернее небо, как лист чертит перо. И среди всех запрокинутых лиц, Глаз, удивления полных, Вижу, как взгляд твой пронзительно чист И осенен добром. Помню, как бились одна за другой Волны прибрежные, Грустную деву у призрачных вод С лютней в руках. Птицам волшебным неведом покой, Даже надежда, что Крылья прогонят все ветры невзгод Призрачна и легка. Вспомню на волнах далеких зарниц Алые лилии. Что суждено мне, с улыбкой приму И без обид. Я выпускаю серебряных птиц, Стань же их крыльями Той, что любима тобой и тому, Кто мной был забыт.
* Синванму – царица неба с веером, отгоняющим ветры невзгод. (Китай)
***
Под ногами Земля? Небо ли? Стали острее грани хрустальные. Это даже мечтой – не было. Это даже прошлым не станет. Но об этом ли думать хочется Таким беспечным радостным вечером, Что украден у одиночества И подарен тебе доверчиво? А чему я так глупо радуюсь Знают (и тайна иным не доверена) Только тающий луч радуги Да последний листок на дереве.
***
И с каждым часом ты все дальше от меня. Не знаю, есть ли этому предел и мера. И долго ль нам еще достанет сил и веры Любить сегодня, о прошедшем не скорбя. Нет, все в порядке, просто заедает быт. Нет вечно времени, а вот забот хватает. Друг другу старые обиды вспоминая, Мы забываем то, чего нельзя забыть. Слабеет некогда нервущаяся нить, И норны ножницы из рук не выпускают. И мы должны на что-нибудь решиться сами, Пока еще мы можем что-то изменить.
***
Мне опять не суметь Докричаться до Вашего неба, В слово "Вечность" сложить Не удастся мозаику дней. Умножая в уме Дождь и солнце на правду и небыль Получу "просто жизнь" И немного осадка на дне. Мы споткнулись о быт, Поскользнувшись на шкурке банана, На последнем снегу Отпечатались наши следы. Но, уйдя от судьбы, Не вернуться ни сдуру ни спьяна В горький вкус ваших губ, В сигарет моих сладостный дым. Мы начнем с полумер К получувствам и полупобедам. Пусть висит за окном Долгой памяти звездная плеть. Мне уже не суметь Домолиться до вашего неба. И заплакать о том, Как и прежде, увы, не суметь.
Маленькая Белошвейка
стр.9 Там каждый сам себе оракул
Затянут серым голубой навес, Погашена божественная просинь,Играя тихо струнами небес, Сонату грусти исполняет осень. Шуршащих капель быстрый перебор По листьям, словно по клавиатуре: И вновь, и вновь томительный повтор По выправленной ветром партитуре. К холодным стеклам слушатели льнут И зябко в предвкушении концовки, Заклеивая окна, снега ждут, Как дети ждут рождественской обновки.
* * *
Яд тягучий темной ночи Принимаю, как лекарство Капля к капле, по глоточку. Как помазанье на царство В мире призраков бессонных, Звуки музыки в квартире, Как алмаз моей короны, Рандеву в ночном эфире... Виртуальное пространство Переклички одиночеств Время пьёт, слагает в стансы Яд тягучий тёмной ночи.
ОСЕНЬ
Многоточием туч по асфальту Завершает поэзию лета, Свой узор выполняет из смальты Жёлто-ржавой на лужах проспекта. То – творит, то – смеётся, то – плачет... Словом, – женщина, жизни стихия! Ветром кудри взобьёт, на удачу Обрывает листочки сухие, Разогнав воробьиную стаю, Поворчит, по дворам похлопочет, Как котёнок, бумажкой играет И старухою охает ночью.
Пророчество, как ипостась, Канва – основа для творений. Несет рифмованная вязь Предназначение мгновений. Стежок к стежку, за строчкой – строчка: Орнамент слов как в книге судеб, Где в каждой букве, каждой точке Все то, что было, есть и будет. Затейливый узор событий По звукам собран и по знакам. Парнас – священная обитель: Там каждый сам себе оракул.
ПОЛНАЯ ЛУНА
Волшебство полнолуния: плавятся В дымке лунной рекламы огни И подмигивают, как посланнице, Одноглазые фонари. Свет, сползая, клубится туманово Ночь не справилась с ним, не смогла. Как на фотобумаге, всё заново Проявляет лучистая мгла. И колышется от полушёпота Еле-еле трава и листва, И, как призраки, трепетным ропотом Обозначились дерева. И бессонно волнуется, мечется От чего-то в тревоге зверьё... Фея магов, поэтов советчица Озарение дарит своё.
* * *
Мне нравится думать о вас, Мне нравится знать, что вы рядом, В надежде на встречу подчас Духи выбирать и наряды. Мне нравится – я влюблена! Нет, нет – не любовь, а влюбленность: И весело, как от вина, И к тихому творчеству склонность. Мне нравится взбалмошный шарм В намеках игры и кокетство Понравиться хочется вам Веками испытанным средством. СОНЕТ ( комете Хейла-Боппа )
Для человечества искус, Что возвестить ты пожелала: След поцелуя или жала, Какой в себе несёшь ты груз? Жемчужиной в оправе малых, Рассыпанных по небу бус, Когда родился Иисус, Скажи, не ты ли воссияла?! Твой путь меж звёзд, между планет, Путь бумеранга по лекалу Во всех галактиках воспет: Ты не прощалась, – ты мерцала. Пространством звёзды гасят свет... А люди – временем, пожалуй.
* * *
Мне говорят: "Ты занята не тем, Романтики не выживут. Свободней Не сделает высокий выбор тем И не решит твоих проблем сегодня!" Назвали неудачницей меня, Отметив, правда, званием Поэта: "О вечном мысли, добавляй огня"! Не забывая требовать при этом. Вы правы все! Ведь, если кто-то влип, Так сильно влип, что не освободиться, Так это – я, мечтающий полип О небе, распростёршемся для птицы... А можно я останусь той, как есть, Тоскующей, общительной, усталой, Чтоб на "моих костях" сумел расцвесть, Красивейший из выросших кораллов.
Босоножка
стр. 10 Нет обрыва – есть место взлететь
Фиал фиалки был вечерно-нежен Он был как фиолетовый ночник, Он тонким стеблем ко вселенной ник Ни весел, ни печален, безмятежен. И серебристо плыли шали фей, Мгновенно приглушая чьи-то звезды, "Ах, милая моя, сегодня – поздно:" Мне ароматом прошептал шалфей: А запах мяты был рукой измят, И венчан кипятком с индийским чаем, От губ горячим паром отлучаем Над чашкой руки паром воспарят Как два крыла одной замерзшей птицы Не замершей от страха в темноте Пусть эти не поймут постигнут те Две разницы забыть или забыться Любви исток открыл мне любисток Сирень сиреной пела колыбельной Земля качалась как-то корабельно, Летя в ночи, как брошенный листок: А ладан ландыша напомнил о дневном, О ласке простыней напели травы, Деревья и цветы вы были правы, Я – не о вас. Я – это все о нем:
***
Осиновым колом – да в колокол Гроза – заберет звонаря Душа его – огненным соколом, А тленное – примет земля. Душа его звоном серебряным От мира беду отведет, А пепел опустится медленно: Но новый звонарь подрастет.
На виду – да не на позоре Если горечь, не значит – горе Если стужа не значит стыдно На Оби – да не всем обидно Даже жалость не значит – жало Не забрать – опустить забрало. Есть позыв – но не значит поза. Мразью быть – да не на морозе Нахлебаться совсем не хлебом Ненавидеть не значит слепнуть: