Текст книги "Опасности зимнего леса (СИ)"

Автор книги: Таусита Полуденная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Опасности зимнего леса ==========

За окном царит долгая зимняя ночь. В небе, будто в чёрно-фиолетовой бездне, скупо мерцают звёзды – город не позволяет им одеться ярким, переливчатым серебристо-зелёным блеском. Снег отражает синий цвет неба и сам становится синеватым, только фонари заставляют его кое-где тлеть белым серебром. Свет фонарей заглядывает в давно потухшие окна, протягивая от них по комнатам чёткие неподвижные, словно нарисованные, голубоватые тени. Всё спокойно, всё спит; деревья, скованные морозом, ни разу не качнут чёрными голыми ветвями. Это зимнее сонное оцепенение вовсе не похоже на настороженную неподвижность тех же деревьев бархатными звёздными ночами августа.

В комнате покой и дрёма смягчены теплом батареи и поэтому кажутся ещё слаще. Кто же может проснуться сейчас, когда сон особенно крепок?

Только будильник, который с предательской верностью несёт свой неумолчный дозор! Дотикав до деления, где застыла тонкая золотая стрелка, он долю секунды сосредотачивается и разражается торжествующим дребезжащим звоном: вот, дескать, ты спишь, но я-то знаю, что тебе надо вставать! И не позже, чем в пять часов утра, сам ставил меня на это время!

Немножко поправим радостный будильник: в пять часов властвует долгая зимняя ночь. Приход января всего лишь на воробьиный скок урезал её время.

Василько судорожно вскочил и прихлопнул заливающийся будильник, так что бедняга повалился на тумбочку, выставив тоненькие золочёные ножки. Василько поставил его и несколько минут сидел с закрытыми глазами, укутавшись в ватное одеяло, которое так бережно согревало его мягким теплом. Потом он мрачно посмотрел на окно, за которым ночь только собиралась складывать огромные крылья, мужественно встал и поплёлся к ванной, то и дело натыкаясь на косяки.

Почти сразу выяснилось, что горячей воды почему-то нет. Отключили её, видимо, недавно, потому что батареи ещё не остыли. Василько бессильно выругался и умылся ледяной водой.

Одеться, убрать постель, поставить чайник и сделать скромный, в полбатона, бутерброд с колбасой было делом нескольких минут. Дожидаясь, пока вскипит чайник, Василько сидел на табуретке в углу между холодильником и стеной. На кухне было прохладно, но, несмотря на это, он снова начал задрёмывать. Теперь ему не дал поспать чайник, который весело, по-хулигански засвистел.

Василько налил чаю и не спеша позавтракал. Он вообще не любил торопиться, как большинство здравомыслящих оборотней, и делал это только в крайних случаях. Чай согрел его и приободрил, поэтому на улицу он вышел уже в более весёлом настроении.

Предстоял долгий путь на работу. Улицы были пусты, дороги пока свободны. Лёгкая чёрная «ауди» плавно неслась по асфальту. Василько тоскливо поглядел на редкие жёлтые огоньки окон.

«Ну почему, когда все нормальные люди спят, я должен вставать посреди ночи и ехать к чёрту на кулички, а потом ещё целый день торчать на морозе?» – думал он и мечтал о том, как вечером придёт домой, поужинает и ляжет под тёплое ватное одеяло, которое терпеливо дожидалось его, сложенное, в шкафу.

Тепло разморило его, и он с трудом удерживал себя от соблазна хоть на секундочку закрыть глаза. Когда-то он уже так не удержался и в итоге разбил машину своего начальника; с тех пор Василько не позволял себе спать за рулём.

Сегодня, однако, это стоило таких усилий, что дорога показалась вдвое длиннее, чем обычно. Василько был счастлив, когда добрался до автостоянки – на новую машину у него сейчас денег не было. Но, стоило ему выйти на ледяной воздух, как радость мигом улетучилась. Жгучий мороз обдал его со всех сторон, даже тёплая форменная куртка от него не спасала. Съёжившись и обхватив себя руками, Василько побрёл через поле к низкому строению, видневшемуся вдали. Ветер, который развлекался, пуская по заснеженной глади серебристые волночки, весело накинулся на него и едва не сбил с ног.

Никогда ещё конюшня не казалась такой милой и уютной. Василько поздоровался с товарищами – кто-то из них уже сдал ночную смену, кто-то только заступал на дневную, – огляделся и, не увидев никого из начальства, снял куртку.

Два его коня, Серебряный и Ласко, заинтересованно смотрели на него, гадая, что же он принёс вкусненького на этот раз. Основным был серый в яблоках Серебряный, на золотисто-гнедом Ласке Василько ездил реже. По-хорошему, именно его надо было брать сегодня, но Василько не чувствовал в себе сил для пресекновения причуд этого своенравного конька.

Когда он седлал коня, к деннику подошёл Барсик, который только что благополучно отдежурил ночную смену. Его имя в войске было Велизар, но прозвище прижилось настолько, что Барсик сам часто забывал, как его зовут на самом деле, а своё мирское имя не помнил совершенно. С доброй усмешкой оглядев товарища – тот его не заметил, так как усердно затягивал подпруги, – он ласково спросил:

– Всё мёрзнешь, Василёк?

Василько вздрогнул и оглянулся.

– Опять ты за своё, Барсик, – проворчал он и снова занялся подпругами. – Тебе, конечно, смешно, а мне не до смеха. Разве я виноват в том, что я пантерой оборачиваюсь?

– Начальство заметит, хвост оборвёт, а он у тебя длинный! – так же ласково предсказал Барсик.

Василько посмотрел сначала на товарища, который был в тонкой форменной рубашке, затем на свой шерстяной свитер.

– Знаю, – вздохнул он. – Мне уже попадало…

– От Аскольда?

– И от него тоже.

– А ещё от кого?

– От Великого князя.

Барсик присвистнул, из-за чего Ласко дал свечу и нервно заходил по стойлу.

– Ты мне ничего не говорил, – укоризненно заметил Барсик, косо взглянув на коня.

– А когда? Ты же в то время, счастливчик, со сломанной рукой дома отлёживался.

– И что же сделал Ворон Мирославич? Ты потом на ноги-то сам встать смог?

– Он меня не бил. Просто заставил на следующий день сдать Устав наизусть. От корки до корки.

Барсик расхохотался. Ласко взбрыкнул, развернулся и попытался цапнуть его через решётку, но не достал.

– Ух ты, – усмехнулся Барсик, даже не вздрогнув. – А лошадка-то у тебя нервная.

– Угу, – прорычал Василько. – Чёрт лысый…

Он вывел Серебряного, закрыл денник, надел куртку и повёл коня к выходу. Барсик пошёл с ними.

– За него-то тоже досталось? – спросил он, подразумевая Ласка.

– Ещё как… Это уже от Аскольда. Замучил он меня… «Это не лошадь, а салонная болонка!.. Да он у тебя от дождевых червей шарахается! Ему, наверное, при их виде дурно становится!» – передразнил Василько начальника и добавил уныло: – А что я сделаю?

– В дождь на нём не езди.

– Ха-ха…

На улице приятели расстались. Барсик, с курткой через плечо, весело насвистывая «А он тебя целует», бодрым шагом пошёл к машине. Василько стал проезжать Серебряного в ожидании напарника.

Ждать пришлось долго, Василько успел крепко закоченеть и начал завидовать Серебряному, которому холод явно был нипочём. Наконец появился Любомир на угловатом игреневом Шмеле. Едва увидев товарища, он принялся извиняться:

– Прости, Вася, не мог я раньше, никак. Обстоятельства не позволили…

– Да ничего страшного, – отозвался Василько, проницательно усмехнувшись: «Знаем, мол, какие у тебя обстоятельства». – Мог бы ещё минут десять подождать и потом подыскивать нового напарника взамен насмерть замёрзшего.

– Да ладно! На улице не так уж холодно.

– Вам, северянам, всегда жарко, – объяснил Василько. – Но не все же могут оборачиваться волками, рысями, уссурийскими тиграми и так далее. Я, например, пантера, а это просто издевательство при нашей погоде.

– Ага. Но в свитере из всех моих знакомых ходишь только ты, а среди них южан хватает, – заметил Любомир, поворачивая Шмеля к широкой дороге, выбитой конскими копытами.

– В чём я хожу, моё дело, и никого оно больше не касается, – спокойно ответил Василько, равняясь с ним, но его серые с желтизной глаза угрожающе блеснули.

Почему-то Любомир в этом ответе услышал… или, скорее, хотел услышать раздражение.

– Ты не с той ноги встал сегодня? А может быть, ты вообще не спал? – Он внимательно посмотрел на напарника. – Да нет, вряд ли, откуда у тебя при твоей роже девушка возьмётся…

– Любомир, давай не будем выяснять отношения, а? По крайней мере, сейчас. Иначе службу потеряем оба.

– Я и не выясняю. Это ты с утра злой, как собака, и тебе на ком-то нужно злость сорвать.

Злым Василька ещё никто никогда не видел, и Любомир, как ни старался, всё же не стал исключением. Но обозвать оборотня-кошку «собакой» было серьёзным оскорблением, и Василько не мог оставить это без ответа. Он просто решил подождать до конца смены.

Кроме того, Любомир, сам того не подозревая, нарвался не на обычную потасовку с целью слегка наказать провинившегося и поставить его на место. Василько не терпел намёков, касающихся его внешности. Лицо его уже начало принимать звериные черты, но это было обычным для воинов Братства. Дело было в старом глубоком шраме, который наискось пробороздил правую щёку и губы Василька. Василько получил его лет пять назад на стажировке; правда, битва оказалась вовсе не для воина-первогодка. С тех пор он не переносил, когда намекали на его уродство. Сейчас он по привычке сдержался, тем не менее Любомира в недалёком будущем ожидали большие проблемы.

Некоторое время всадники скакали молча. Однако общительный Любомир вскоре отыскал новую тему для разговора.

– Ты Ласка продавать не собираешься? – с невинным видом спросил он. – Хороший конь, я бы взял. Ради тебя даже торговаться не буду.

– Не собираюсь, – буркнул Василько.

– Зря. Жалко видеть, как такая лошадь пропадает. Вот и сейчас ты опять на Серебряном…

– Дальше что? – мягко и чуть-чуть ядовито поинтересовался Василько, которому надоело строить из себя пай-мальчика.

– Ничего, просто…

– Ну и заткнись, раз ничего.

– А ты не кипятись! – огрызнулся Любомир в лёгком замешательстве – он не знал, как расценивать тон напарника, но прибавил на всякий случай: – По морде получить можно!

– Тебе-то? Конечно, можно, – согласился Василько.

– Тебе, придурок! – рассвирепел Любомир, следуя случайно выбранной линии поведения.

– Это от кого же? – простодушно удивился Василько.

– От меня.

– Ну-ну, – хмыкнул напарник. – После смены мы это выясним.

Любомир кивнул, хотя внутренне уже начинал проклинать свою неосмотрительность. Он был очень способным воином и отличался большой силой, но, как оборотень-волк, не любил драться с оборотнями-кошками, потому что они вполне могли выцарапать глаза и причинить массу других неприятностей. Оставаться в человеческом облике на дуэлях и поединках было не принято, чтобы не искушать противника скинуться. Оборотни и без того не всегда могли сдержать себя, особенно молодые.

Смена прошла в полном молчании. Лошади безропотно шагали по широкому тротуару, глухо цепляя подковами асфальт. Василько мёрз всё сильнее, и всё неотвязнее становились мечты о тёплой уютной комнате. Любомиру холод никаких неудобств не создавал; как ни в чём не бывало, бравый воин посматривал по сторонам и то и дело заигрывал с очередной приглянувшейся ему девушкой.

День был ясный и звонкий, как серебряная монета. Со светло-медового, бледно-голубого по краям неба сияло холодное солнце, заставляя снег вспыхивать миллионами золотистых, в тени голубоватых, искр. Но зимний день короток, и он скоро уступил место одному из предвестников ночи – раннему вечеру. Медовое небо померкло, заалело на западе, где быстро, незаметно для глаза, опускалось солнце, светившееся внутри себя, как кусок остывающего железа. В восемь часов от солнечного света не осталось и следа, так что напарники возвращались по темноте.

Воины повели лошадей к денникам. У денника Серебряного стояли, о чём-то разговаривая, Аскольд и Витольд, рядом с Витольдом задумчиво склонил русую голову Барсик. Вокруг них толпились простые воины.

«Только этого мне и не хватало, – подумал Василько, мотнув головой, чтобы убрать с глаз чёрную чёлку – она мешала как следует разглядеть таинственное сборище. – Сейчас получу и за свитер, и за Ласка… Интересно, лишь из-за этого Аскольд собрал здесь половину войска? Хотя, может быть, они сами… И что здесь надо Витольду? В этом месяце же не его дружина дежурит, Барсик просто подменял кого-то».

Подбежавший конюх забрал Серебряного, который тревожно оглянулся на своего хозяина, и Василько совсем приуныл. Значит, князь Аскольд так хочет его видеть, что даже не даст ему расседлать и почистить коня. Видимо, взбучка будет не только за свитер и за Ласка…

Василько, гадая, что же ещё такого страшного он совершил, подошёл к Аскольду и, следуя обычаю, склонил голову, положив правую руку на сердце. Князь небрежным кивком ответил на его приветствие и обратился к Витольду:

– Вот, собственно, Василько, посмотри сам. Боец он неплохой, хотя, конечно, до Барсика ему далеко… Василько, ты опять в свитере?!

В толпе послышались смешки.

– Так точно, князь Аскольд, – подтвердил Василько. – Пантеры, к моему сожалению, на зиму не обзаводятся тёплым мехом.

– Остряк нашёлся… Ладно, об этом потом поговорим. Так что, Витольд?

– Нормальный парень, сойдёт, я думаю, – ответил Витольд, тщательно осмотрев Василько. – В конце концов, серьёзным заданием я бы это не назвал. Наверняка все эти байки о Чёрном камне – очередные слухи. Не понимаю, почему Ворон придаёт им такое значение.

– Хорошо бы, если б ты оказался прав, – отозвался Аскольд. – Василько, поедешь с Барсиком. Он всё объяснит тебе по дороге. Только, чёрт возьми, бери, наконец, Ласка!

– Да что вы, сударь! – раздался голос Любомира. – Как можно давать ему такую лошадь, он же с ней не справится! Не дай Бог, ещё убьётся по дороге!

Оборотни из компании Любомира рассмеялись, другие промолчали: они поняли, что дело закончится свирепой стычкой, за которую может достаться всей дружине. Поединки не были запрещены, но ставилось условие, чтобы они не приводили к смерти одного, а то и обоих противников. Воины достаточно хорошо знали и Любомира, и Василька, и сомневались в том, что, если они подерутся, это условие будет соблюдено.

Аскольд тоже в этом сомневался и приструнил Любомира:

– Любомир, когда мне понадобится твой совет, я тебе скажу. Но, пока тебя не спросят, изволь держать язык за зубами!

Василько молча седлал Ласка. Он сделал вид, что не слышал насмешки.

– Короче, дело тухлое, – говорил Барсик, сдерживая своего буланого Рассвета, который никак не мог нарадоваться тому, что он снова покинул конюшню. – Наши птички-разведчики пронюхали, будто «ночникам» удалось найти Чёрный камень и якобы сегодня вернётся посланный за ним. Нам надо его перехватить и добыть камень. Вот и всё. Согласись, чепуха полная. Кстати, о камне слышал что-нибудь?

– Не приходилось.

– При его помощи и нескольких заклинаниях на воду можно поднять из могил умерших и подчинить их своей власти. В общем, зомби, по большому счёту.

– Фу, мерзость… А посланный-то кто?

– По слухам, вроде оборотень-волк. Так, «шестёрка».

– «По слухам»! – возмутился Василько. – А толком что-нибудь известно?

– Ничего, – усмехнулся Барсик. – Я же говорю, дело тухлое.

– Ничего не понимаю. Если всё это правда, то посланный никак не может быть «шестёркой». А если нет, то почему именно тебя отрядили на это дело?

– Витольд сказал, чтобы я отдохнул. Развеялся немножко…

– Знаешь, я предпочитаю отдыхать у себя дома.

– Я тоже… Послушай, – Барсик решил сменить тему, – ты с Любомиром, что ли, поцапался?

– Не я с ним, а он со мной. После смены мы должны были потолковать. А тут Аскольд…

– А из-за чего?

– По большому счёту, просто так. Любомир был не в духе.

– Любомиру давно нужно по башке настучать, чтоб не задавался. Секундант нужен?

– Да не дуэль, вроде бы… Но, я думаю, не помешает.

Из кустов бесшумно выскочил заяц и белым комком шмыгнул у ног лошадей. Рассвет только удивлённо наставил на него уши; Ласко же закинулся и шарахнулся в сторону. Василько насилу его успокоил и нагнал Барсика.

– Да-а, ну и подарочек тебе достался, – негромко протянул Барсик. – Ладный конёк, не спорю, но нервишки ни к чёрту.

– Когда выбирал, с виду он мало отличался от других, разве что постройнее был. И конюх, который нам лошадей показывал, ни слова не сказал, хотя должен был бы.

– Ну да, если лошадь дёрганая, на службе ей делать нечего.

– Вот-вот. Поначалу, когда я его только тренировал, всё нормально было. Он никогда не артачился, слушался, словно шёлковый, усваивал всё с лёту. Только на первых порах наших ребят-волков боялся, но потом привык. А как я на нём в первый раз на задание поехал, тут он себя и показал…

– По-хорошему, возвращать его надо.

– Надо, но ведь жалко же! Он же на отличку обучен, все стати как на подбор.

– И что же ты собираешься делать?

– Не знаю… Слушай, что-то разболтались мы с тобой, ведь гонца-то спугнём.

– Как же, будет тебе гонец, целых два! Липа всё это…

Чёрные, в синеватых отблесках деревья обступали их со всех сторон. Луна, окружённая бледно-жёлтой короной, ярко светила посреди тёмного неба, затмевая звёзды, которые теперь казались совсем маленькими и тусклыми. Одна из звёзд – верный спутник ночного светила – изредка подмигивая светло-алым, незаметно плыла внизу и впереди него. На голубоватом снегу переплелись сложные чёткие тени от ветвей деревьев. Лошади шли привычным плавным шагом, ловко огибая стволы, только в снег они проваливались по запястья.

Вдруг Барсик насторожился и лёгким натяжением поводьев остановил коня. Василько последовал его примеру.

Человек решил бы, что лес мертвенно тих, но чуткие уши оборотней уловили мягкое поскрипывающее шуршание, как будто кто-то далеко впереди бежал лёгкой крупной рысью, вспарывая при каждом движении снег.

Воины переглянулись и пустили шагом настороженных коней. Барсик слегка нахмурился и показал напарнику два пальца. Василько кивнул – он и сам понял, что бегущих двое, – вздохнул и подумал: «Накаркал!».

Вскоре стали видны две цепочки следов. «Волки, – сразу решил Василько. – И не маленькие, особенно тот, что справа. Килограммов девяносто будет… Тот, что слева, поменьше, килограммов семьдесят… и не такой монстр, грудь уже, и ноги выше…».

Воины перевели лошадей на рысь и разделились. Обойдя оборотней далеко с двух сторон, они встретились на маленькой, залитой лунным светом полянке. Кони были спрятаны в овраге, после чего воины приняли звериное обличье. Барсик-рысь укрылся за стволом могучего дуба, Василько-пантера притаился в ложбинке, которую закрывал небольшой куст боярышника, почти напротив дуба.

Шум приближался. На поляну выбежали два волка, и Барсик увидел, что просчитался. Старый оборотень, которого он оставил для себя, оказался ближе к Васильку; это был огромный седой косматый зверь, больше метра в холке, с необычайно широкой грудью и крепкими ногами. При виде его Василько почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он понял, что перед ним опытный боец, много повидавший на своём веку. На «шестёрку» же походил другой волк, который, по плану Барсика, должен был достаться Васильку. Почти такой же высокий, но гораздо легче и изящнее, телосложением он больше напоминал борзую. Голова, шея и грудь его были белыми, потом шерсть темнела и становилась почти чёрной; на шее и плечах вздрагивала от каждого движения густая грива, наполовину белая, наполовину тёмная.

Выдержке Барсика можно было позавидовать. Несмотря на то, что вся его стратегия рухнула, он оставался абсолютно неподвижным. Что-либо делать сейчас представлялось ему совершенно бесполезным: он отлично знал, что спешка ни к чему хорошему не приводит. Подпустив длинноногого волка достаточно близко, Барсик лохматым комом обрушился точно на его загривок. Волка спасло только то, что в последний момент он оступился, из-за чего рысь оказалась не на загривке, а, скорее, на шее. Волк опустил голову, коротко тявкнул и метнулся назад; Барсик легко отпрыгнул от него и ударил его когтистой лапой по плечу, с одного раза разворотив мышцы.

Василько бросился на другого бойца, но тот успел отскочить и гигантскими скачками помчался в чащу. Василько, плохо соображая, что делает, бросился за ним.

Тем временем Барсик, понадеявшись на здравый смысл напарника, решил выжать всё, что можно, из своего противника. Он ловким движением опрокинул его на спину, поставил передние лапы ему на грудь и прорычал:

– Где камень?

– Не рычи, и так всё скажу! – замахал на него передними лапами волк, признав в нём одного из воинов Братства Ворона и удивляясь в душе, как может такая маленькая рысь доставить так много неприятностей. – Всё равно к вам переходить собирался. У второго он, у Павла… Ты только глотку мне не грызи раньше времени.

– А на черта ты мне теперь нужен?!

– Тебе, может, и не нужен, а твоему начальству могу пригодиться.

Барсик задумался. По Уставу, он не должен был убивать противника, который хотел пополнить их воинство, но никакого доверия к волку у него не было, и он опасался удара в спину.

– Слушай, парень, – снова заговорил волк, видимо, догадавшись о причине его замешательства, – мне смысла нет тебя убивать. Меня твои товарищи инвалидом сделают. И я не уверен, что, если мы с напарником всё же доберёмся куда нужно, мы останемся в живых.

– Ладно, чёрт с тобой, – рыкнул Барсик, снял лапы с его груди и лёгким, чуть неуклюжим скоком побежал по следам Василька и старого бойца. Волк встал и так быстро, насколько позволяло ему искалеченное плечо, устремился за ним.

… Василько нёсся во всю силу своих ног, мысли его занимала одна-единственная цель – ни за что не упустить противника. Поэтому он не сообразил, что старый волк не пытается скрыться от него, а уводит подальше от Барсика, так как расстояние между ними не увеличивалось. Ведь волк, если бы захотел, легко оставил бы Василька далеко позади, делом того было нападать из засады, а не преследовать жертву.

Достигнув опушки, старый боец неожиданно развернулся, налетел на преследователя и сбил его с ног. У Василька недоставало опыта, чтобы отразить такое нападение. Он лишь изловчился повернуться на бок, и волк вместо горла вцепился в его плечо.

Василько попытался встать, но противник был слишком силён. Он рвал его плечо и шею, и Василько едва мог вжиматься в снег, прикрывая горло, хотя знал, что это мало поможет. Его плечо было искусано до кости, мясо свисало лохмотьями, и он мог умереть уже от потери крови.

Наверное, и волк это понял. Он поднял голову, прислушался к чему-то, понюхал воздух и умчался прочь.

Василько чувствовал, что смерть рядом. Она, как ночь, опустилась возле него и развернула над ним необъятные крылья. Снег около его тела пропитался тёмной вязкой кровью. Время замедлилось, лунный свет сгустился, стал мягким и рыхлым, как мокрый снег, и сквозь этот клубящийся лунный снег он видел расплывчатый силуэт оборотня, который не спеша впитывала лесная чаща. Василько опять попробовал встать, но бессильно упал на бок. Он почти не чувствовал правой передней лапы, вместо неё, казалось, остался бесплотный сгусток текучей, словно вода, боли. В мозгу неумолчно стучала мысль: надо догнать волка и забрать обёрнутый в грубое сукно камень.

Василько рванулся, но ноги снова отказались служить ему. Оборотень почти скрылся в гуще чёрных безлиственных деревьев, напоминающих причудливые кроны оленьих рогов. Время, казалось, совсем прекратило свой бег, исчезло пространство. Вокруг плавно колыхалось густое сине-серебристое марево с редкими размытыми чёрными полосами, залитое светло-золотистым светом.

Василько уже не чувствовал своего тела – мороз намертво сковал его и превратился в медовое тепло. Воину хотелось спать, но неукротимая мысль о камне не отступала от него и как будто влекла куда-то. Серебристое марево потекло мимо Василька, и вскоре перед ним замаячил знакомый силуэт огромного волка.

… Старый боец уверенными широкими скачками мчался между чёрных стволов, жалобно постанывающих от мороза. Он забыл о воине Братства сразу, как только нырнул в густое переплетение деревьев. Раны, нанесённые им, были смертельны, и потому думать о повторном нападении противника не имело смысла. Его также не беспокоил и оборотень-рысь, который напал на Артёма. В том, что рысь прикончит напарника, волк не сомневался – он давно научился с первого взгляда оценивать оборотней и мигом понял, что рысь – опытный умелый воин, и не Кречетову тягаться с ним. Но сам старик её нападения не опасался, для него даже это лукавое пятнистое чудовище не было серьёзным соперником.

Старому оборотню единственно важным было принести таинственный камень своему хозяину любой ценой. Осталось ещё около пятидесяти километров – ничтожное, по меркам оборотней, расстояние.

Лес кончился, и перед волком тусклой светло-голубой пеленой развернулось широкое поле. Гонец облегчённо вздохнул и ускорил бег.

Что произошло потом, он не успел осознать. Из клубка низких кустов к нему метнулась чёрная тень и чётким движением впилась в горло. Волк дико и хрипло рыкнул, отпрыгнул назад, бешено закружил по снегу и, наконец, стал рвать её клыками. Короткая шерсть слабо защищала тело, но Василько не разжимал челюстей; густой мех противника не позволял добраться до глотки, поэтому он медленно душил его.

Волк отчаянно боролся за свою жизнь, это его и подвело. Василько прекрасно понимал, что между ним и смертью только одно препятствие – Чёрный камень, необходимый его Воинству, и, соответственно, посланный, владевший этим камнем. Он уже настолько свыкся с болью, что просто её не замечал. Мысль о смерти не пугала его. Его долгом было убить гонца; если же потом сам он умрёт, то смерть его уже не будет иметь значения.

Волк слабел и начинал задыхаться. Он не переставал трепать холку и плечи противника, но сам с трудом держался на ногах, пантера всем весом своего тела тянула его книзу.

Тишину распорол жуткий негодующий визг. Его издал Барсик, таким образом он оповестил о своём появлении Василька и предупредил старого волка.

Барсик хотел ринуться в бой, но его остановил один из неписаных законов Братства: никогда не нападать вдвоём на одного.

Соображать надо было быстро, и рысь мгновенно нашла выход. Она подобралась к волку сзади сбоку и перекусила шнурок, который удерживал на шее оборотня мешочек с камнем. Волк взвыл от ярости, но пантера не дала ему двинуться с места, и Барсик с добычей отскочил в сторону. Он не пытался помочь Васильку, так как видел, что это уже бесполезно. Волк слабел, и пантера повалила его на снег.

Артём сидел возле корявого узловатого дуба и наблюдал за происходящим, ни во что не вмешиваясь. Как он считал, для него невмешательство являлось самым разумным выходом: хотя он отошёл от Воинства Тьмы, совесть ему не позволяла помочь добить напарника.

Через несколько минут гонец был мёртв. Василько медленно разжал челюсти, отступил, шатаясь, назад и упал.

Барсик принял человеческий облик и бросился к другу, зная, что сделать ничего не сможет. Холка, плечи и шея Василька превратились в сплошную рану, с которой непрестанно сочилась тёмная кровь.

Барсик будто окаменел. За десять лет, которые он служил в войске, он дрался несметное число раз и столько же раз сталкивался со смертью. Всё было просто: если ты не убьёшь противника, он убьёт тебя. И Велизару везло, хотя он не один раз оказывался на волосок от смерти. Но никогда ещё не было, чтобы по его вине погибал его друг.

А вину свою Барсик сознавал очень хорошо. Она заключалась, прежде всего, в том, что он не учёл молодости и горячности напарника. Если бы Василько был в состоянии здраво рассуждать, он понял бы, что ему нужно, самое большее, выследить противника и потом подстраховать товарища, но никак не сражаться с волком, потому что победить его он не сможет – опыта нет. Однако Василько настолько увлёкся погоней, что ни о каких здравых рассуждениях не могло быть и речи… Вот о чём Барсик не подумал!

Чуткое ухо рыси уловило конский топот, и мозг привычно определил: три лошади со всадниками, одна принадлежит Ворону, две другие – Аскольду и Витольду.

Вороной остановился в нескольких метрах от Василька; князь Корвус, обругав кого-то безмозглыми идиотами, спешился и мигом очутился около пантеры. Аскольд и Витольд тихо подошли к нему. Видимо, им здорово досталось…

Быстро осмотрев Василька, Вранович снова ругнулся и обратился к безмолвному Барсику:

– Веди сюда лошадей, живо!

Барсик покорно вскочил и кинулся в лес. Когда он привёл Ласка и Рассвета, Вранович уже успел наспех перевязать Василька собственной рубашкой. Он осторожно положил пантеру на странно смирного Ласка, укрыл её сверху курткой и вскочил на своего коня. Аскольд и Витольд последовали его примеру.

Позабытый всеми Артём скинулся и подошёл к всадникам. Барсик, наконец, о нём вспомнил.

– Князь Див, вот… – тихо начал он.

Вранович оглянулся.

– Ещё один на мою шею! Ты с ним дрался, ты его и забирай. У меня нет на него времени.

Он пустил вороного галопом, ведя за собой Ласка.

…Василько с трудом разлепил веки. Он лежал в незнакомой комнате, наполненной светом до такой степени, что его глазам было больно после темноты, перемежавшейся бредовыми видениями. Он сощурился и посмотрел на ослепительно белое пятно окна, возле которого стоял какой-то человек и листал книгу. Этот неизвестный взглянул на Василька, отложил книгу и подошёл к нему.

– Ну наконец-то, сын мой! – сказал он. – Долго же ты пробыл без сознания. Как самочувствие?

– Всё в порядке, князь Авель, – едва слышно ответил Василько, узнав его. – Только слабость…

– Ещё бы! – усмехнулся Авель. – Не впадай в уныние, чадо мое, ибо избавить тебя от этого недуга уже соразмерно нашим силам…

– Авель, хватит на него тоску наводить, – оборвал его Вранович, неизвестно откуда появившийся с другой стороны кровати. – От тебя даже я впадаю в уныние… Он сейчас не в состоянии понять твою чудовищную манеру выражаться.

– Выражаются бомжи после пьянки, Корвус, – оскорбился Авель.

– Ну, изъясняться… какая разница…

Вранович бегло осмотрел больного.

– Ерунда, – заключил он. – Раны затянулись, но рубцы, конечно, останутся. Скоро поправишься.

– Благодарю вас, князь Див, – тихо отозвался Василько.

– Поменьше разговаривай! Благодарить будешь, когда выздоровеешь…

Князь Ворон оказался прав. Василько поправлялся удивительно быстро. Уже на следующий день слабость исчезла, и он даже порывался встать с кровати, но его всеми силами удерживали от этого Авель, Див и Брацлав, слуга Дива.

Тогда же Вранович пустил к больному толпу визитёров – его товарищей, которые все те полторы недели, когда Василько лежал в лихорадке, жили у Великого князя дома. Началось нашествие с Барсика, не пожелавшего оставить друга, и в следующие три дня – к тому времени весть о ранении Василька разнеслась по всему войску, – прибыло ещё человек пятнадцать. Среди них почему-то оказался Любомир. Остальные активисты, которых в квартиру уже просто не пустили, чтобы постоянно знать о здоровье Василька, упорно названивали шестнадцати счастливчикам и своему начальству. Они звонили бы и Великому князю, но тот предусмотрительно отключил телефон. Привело это к тому, что начальство вконец извелось от бессильной злобы и поклялось устроить подчинённым хорошую жизнь, когда Василько поправится.