Текст книги "Дверь в глазу"
Автор книги: Тауэр Уэллс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– А ты поплачь, Стивен, – посоветовал я. – Побесись как следует, авось полегчает.
Для примера я похныкал, и лицо брата посерело.
– Ладно, скотина, я улетаю. – Его голос был хриплым от ярости. – Поездочка удалась. Рад, что ты все такая же сволочь, Мэтью. Счастливо оставаться, козел.
Он вскинул на плечо сумку и ринулся на летное поле. Крошечная головка, хлюпающие ботинки – ни дать ни взять утенок, закативший истерику.
Старое удовлетворение захлестнуло меня волной. Я потрусил за Стивеном и сорвал сумку с его плеча. Когда брат обернулся, я крепко стиснул его в объятиях и поцеловал в лоб.
– Отвали, – сказал он.
– Это кто такой сердитый? – заворковал я. – Кто у нас такой сердитый малыш?
– Я, а ты подонок, – сказал он.
– Да-да, ясное дело. Ну давай. Лезь в машину.
– Отдай сумку, – сказал он. – Я уезжаю.
– Не идиотничай, – посмеиваясь, сказал я.
Подойдя к машине, я сдвинул переднее кресло, чтобы Стивен мог забраться назад. Когда Стивен увидел, что мы не одни, он перестал хвататься за сумку и угрожать, что уедет. Я познакомил его с Джорджем. Потом брат устроился на заднем сиденье, и мы покатили по дороге.
– Это ведь дедушкино ружье? – спросил Стивен. Сзади, в деревянной раме, лежала трехсотка “Уэзерби Магнум”, которую я взял из дома нашего деда несколько лет назад. Это была прекрасная вещь с ложем из тигрового клена и стволом, отливающим синевой.
– Ага, – сказал я, ожидая обвинения в том, что умыкнул ружье без его ведома, и уже готовясь защищаться.
Стивен, наверное, не стрелял лет пятнадцать, но, честно говоря, прав на эту винтовку у него было больше, чем у меня. В детстве мы часто ходили с дедом на охоту, и Стивен всегда терпеливее выслеживал дичь и лучше стрелял, хотя и не хвастался этим передо мной. Но сейчас он не стал поднимать шум из-за ружья.
– Да, кстати, – сказал он немного погодя. – Общая сумма – восемьсот восемьдесят.
– Какая сумма? – спросил я.
– Восемьсот восемьдесят долларов, – повторил Стивен. – Цена билета плюс присмотр за Беатриче.
– Это ваша дочь? – спросил Джордж.
– Собака, – ответил Стивен.
– Джордж, – сказал я, – это собака, которая помнит, как убивали Кеннеди. Ты что, до сих пор прокачиваешь ей кишки, Стивен? Вообще-то не говори. Не хочу это заново представлять.
– Я хотел бы получить свои деньги, – сказал Стивен.
– Не гони волну, Стив. Тебе заплатят.
– Отлично. Когда?
– Господи ты боже мой, да заплачу я тебе, Стивен, – сказал я. – Просто сложилось так, что в данный конкретный момент я сижу за рулем автомобиля, неужто не видно?
– Видно, видно, – ответил Стивен. – Я только хочу сказать, что ни капли не удивлюсь, если приеду домой с пустыми руками.
– Черт бы тебя драл! – взвыл я. – Заткнись же ты наконец! Тебе что, залог выдать? Мои часы тебя устроят? – Я легонько тряхнул руль. – А может, лучше я возьму да врежусь в ближайшее дерево? Как тебе это понравится, дебил?
Джордж засмеялся с одышливым музыкальным присвистом.
– Рекомендую вам вылезти и подраться на обочине. Тогда будет ясно, кто из вас прав.
Я покраснел. Вынудить меня показать перед Джорджем эту идиотскую сторону моего характера… Мое отвращение к Стивену получило дополнительную подпитку.
– Извини, Джордж, – сказал я.
– Ладно, забудем, – сказал Стивен.
– Нет уж, Стив, давай решим эту проблему раз и навсегда, – возразил я. – Джордж, достань из бардачка мою чековую книжку, пожалуйста.
Джордж заполнил чек, а я подписал его прямо на рулевом колесе и отдал брату. Тот сложил его и спрятал в карман.
– Вуаля, – сказал Джордж. – Мир восстановлен.
Посрамленный в истории с чеком, Стивен обрушил на Джорджа град бессмысленных светских вопросов. Долго ли он тут живет? Целых десять лет? Поразительно – какой чудесный уголок страны для того, чтобы уйти на покой! А что, он здесь и вырос? До чего же ему повезло – не то что нам, которые провели детство в гнетущей атмосфере стандартного жилого пригорода! А в Сиракьюсе Джорджу доводилось бывать? Слыхал он о Нильсе Отерарде, биографе знаменитых музыкантов, который там преподает? Так вот, его книга о Гершвине…
– Эй, Стивен, – вмешался я, – ты ничего не сказал о моей новой машине.
– Во сколько она тебе обошлась?
– Лучшей тачки у меня никогда не было, – сказал я. – Движок вэ-восемь, пятилитровый. Сцепное устройство четвертого класса, намертво приварено к раме – буксировочная мощность три с половиной тонны. Полный привод, максимальная комплектация. Когда ляжет снег, все это окупится вдвое.
– Ты правда не собираешься возвращаться в Чарлстон? – спросил он.
– Пока нет. – Я услышал, как Стивен открыл крышку холодильничка, потом пшикнула банка с пивом. – Дай мне тоже, – попросил я.
– И мне, – сказал Джордж.
– За рулем? – спросил Стивен.
– Да, твою мать, за рулем! – сказал я.
– Не ори на меня, – сказал Стивен.
– Я не ору, – сказал я. – Просто хочу выпить пива.
– Елки-палки, – сказал Джордж. Повернувшись, он дотянулся до холодильничка, взял две банки и кинул одну мне на колени. – Теперь мы довольны?
– Да, – сказал я.
Прошла минута, и Стивен опять подал голос.
– Значит, у вас с Амандой правда все?
– Ага.
– Надо же, – сказал Стивен, – а я думал, ты от нее без ума.
Стивен никогда не скрывал неприязни к моей невесте. Аманда была ревностная прихожанка из консервативной семьи, и, когда они встретились в последний раз, у них завязался спор об Ираке. Дело было за ужином, и Стивен спровоцировал ее на заявление, что весь Ближний Восток давно пора разбомбить вдребезги. Он спросил, как эта тактика сочетается с “Не убий”. Аманда ответила, что заповедь “Не убий” из Ветхого Завета, так что ее можно не считать.
В зеркальце над приборной доской я видел, как Стивен смотрит на меня с жалостью и нетерпением, явно надеясь услышать еще что-нибудь интересненькое о нашей размолвке. Я взял лежащий под рукой кулек с семечками и высыпал в рот хорошую порцию. Перемолов семечки зубами, выплюнул шелуху в окно.
– Честно говоря, – сказал я брату, – не вижу смысла в покупке автомобиля, у которого нет приваренного к раме сцепного устройства четвертого класса.
Наступило молчание. Мы ехали по унылым трассам, которые ветвились по высокогорной глухомани, а потом свернули на ребристый и колдобистый проселок, ведущий в наши с Джорджем земли. На его хребте между колеями росла высокая трава – она шуршала по днищу, как осенний дождь. Мы миновали симпатичный кедровый домишко Джорджа, я включил привод на четыре колеса, и мой “Додж”, ворча, полез в гору.
Впереди показалась моя хижина. Я думал, что Стивен станет язвить по поводу ее кружевных декораций, но он не обронил ни слова.
Джордж отлучился по надобности. Я взял сумку Стивена и повел его в дом. Несмотря на внешнюю отделку в стиле позднего рококо, внутри он выглядел попросту недостроенным. Глядя, как Стивен озирается, я сам остро почувствовал убожество жилища. Под ногами были пыльные листы фанеры. Стены я не успел обшить панелями. Гипсокартон кончался в четырех футах от пола, и розовый изоляционный материал выглядывал из-под дымчатого пластикового покрытия, как труп, подготовленный к аутопсии. Посреди комнаты валялся матрас, на котором я спал.
– Когда будешь писать мне рождественскую открытку, можешь тоже что-нибудь приукрасить, – сказал я.
Он подошел к окну и поглядел на облетевшие деревья, покрывающие склоны долины путаной колючей проволокой. Затем обернулся и посмотрел на матрас.
– А где моя лежанка? – спросил он.
Я кивнул на скатанный спальный мешок в углу.
– Ты не говорил, что я буду жить в походных условиях.
– Если это ниже твоего достоинства, могу отвезти в мотель.
– Нет-нет, что ты! У тебя шикарно. Честно. Я ожидал чего-то вроде блочного шале с джакузи величиной с бассейн и гаражом на четыре машины. А тут так мило. Скромно.
Носком ботинка я отодвинул к стене горку опилок, и оттуда вывалился кусок серебряного припоя – дорогая штука. Я поднял его и сунул в карман.
– Когда приедешь в следующий раз, я разденусь и залезу в бочку, – сказал я. – Тогда ты действительно сможешь мной гордиться.
– Нет, я серьезно. Я бы за такое что хочешь отдал, – сказал он и, подняв руку, провел пальцами по гладкой стропилине. – Ей-богу, Мэтью, мне ведь через месяц уже сорок стукнет. А я снимаю двухкомнатную дыру без раковины в ванной.
– Все ту же?
– Ну да, – ответил он.
– Брось, – сказал я. – А как же квартирка в новом комплексе, к которой ты приценивался?
– Прицениваться-то приценивался, но потом этот ипотечный кризис… – сказал Стивен. – Просто не хочу, чтоб меня облапошили.
– Слушай, чудак, чего ты мне-то не позвонил? Они еще продаются?
– Уже нет.
– А дедовы деньги, твоя доля? Их хватит на первый взнос?
Он кивнул.
– Вот что, когда вернешься в Орегон, мы тебе что-нибудь найдем. Оглядись там, пришли мне какие есть предложения, я помогу разобраться. Мы тебе подыщем нормальную хату.
Стивен посмотрел на меня с опаской и сомнением, будто я предложил стакан с лимонадом и он не был уверен, что я туда не помочился.
Я хотел доделать крыльцо до темноты и сказал Стивену, что мы с Джорджем займемся этим, а он пока может взять выпивку и пойти на вершину – там подвешен гамак. Но Стивен сказал, что он с удовольствием помашет молотком часок-другой.
Мы разгрузили доски, и они с Джорджем принялись за работу, а я ушел в дом и начал промазывать светлые листы рифленой панели золотистой морилкой “Минвакс”. Всякий раз, выглядывая наружу, я видел, как Стивен совершает надругательство над крыльцом. Забивая гвозди, он гнул каждый третий, а потом калечил покрытие, выдирая их гвоздодером. Я знал, что в эти вмятины будет просачиваться вода и дерево начнет гнить, но Стивен трудился в охотку, и я не стал его трогать.
Через закрытые окна было слышно, как Джордж со Стивеном болтают и смеются. Прожив здесь несколько месяцев, я привык к тишине, и теперь она мне даже нравилась. Но меня все равно согревали долетающие с крыльца голоса, хотя где-то в глубине души шевелилось подозрение, что они смеются надо мной.
Когда Джордж и Стивен приколотили все доски, наступили сумерки. Мы вместе отправились к крошечному пруду, который я сделал, запрудив ручей позади дома. Там мы сбросили одежду, плюхнулись в восхитительно черную воду и, фыркая, поплыли в разные стороны. “Ах, ах, ах, до чего ж хорошо!” – восклицал Стивен с таким животным упоением, что мне стало его жалко. Но это было прекрасно – небо и вода слились в единую апокалипсическую тьму, и мы парили в ней, пока не онемели, как настоящие мертвецы.
Вернувшись домой, я приготовил этак с галлон бефстроганов, посолив его по методу Джорджа – так круто, чтобы на глаза наворачивались слезы.
Благодаря удачному спазму Гольфстрима сюда пришло ночное тепло, и мы с комфортом поужинали на свежеобшитом крыльце. По ходу дела мы употребили две бутылки вина и полпинты джина. Когда настал черед кофе с коньяком и черничного пирога, который Джордж принес из своего дома, на крыльце было уже столько дружелюбия, что хоть топор вешай.
– Нет, ты глянь, – сказал Стивен, топая по одной из только что прибитых досок. – Черт возьми, я десять лет работаю с клиентами, и какой им с этого прок? Не знаю. Но постучи два часа молотком – и у тебя уже есть на чем стоять. Вот он, результат. Вот чем мне надо заниматься. Перееду-ка я сюда. Поселюсь на холме и буду кайфовать.
– Вообще-то я рад, что ты поднял эту тему, – сказал я. – Сколько там у тебя осталось от наследства?
Он жеманно пожал плечами.
– Ну-ну? Штук двадцать пять примерно?
– Пожалуй, – сказал он.
– Я почему спрашиваю, – сказал я, – потому что есть предложение.
– Угу.
– Я вот о чем: прикинь, сколько на свете людей вроде нас, вроде меня? Хотя бы приблизительно?
– Что значит “вроде нас”? – спросил Стивен.
И я стал разворачивать перед ним картину, которая давно маячила у меня в голове и казалась особенно привлекательной после обильно сдобренного выпивкой ужина, когда мое восхищение этой землей, звездным небом и огромными лягушками в моем пруду достигло максимума. Я думал о легионах наших грустных, начинающих полнеть собратьев, которые еженощно меряют шагами снятые внаем квартирки по всей Америке, от Спокейна до Чаттануги, и страстно мечтают о собственном укромном уголке. Я собирался протянуть им руку помощи. Идея была проста. Я даю на последних страницах мужских журналов рекламу о продаже одноакровых участков, строю несколько стандартных домиков, сам беру подряды на другие, ставлю тир, прокладываю трассы для мотосаней, добавляю маленький бар на вершине – и они повалят сюда толпой, наши новые друзья, захватив с собой пару миллиончиков на мою безбедную старость!
– Ну, не знаю, – промямлил Стивен, плеснув себе очередную щедрую порцию бренди.
– Чего ты не знаешь? – сказал я. – Давай свои двадцать пять штук, и я возьму тебя в долю. Получишь столько же, сколько остальные вкладчики за пятьдесят.
– Кто это – остальные? – спросил Стивен.
– Рей Лотон, – соврал я. – Лотон, Эд Хейз и Дэн Уэлш. Ты что, не въехал? Я могу взять тебя даже с двадцатью пятью. Вложишь свои двадцать пять и получишь равную долю со всеми.
– Звучит, конечно, здорово, – сказал Стивен. – Но мне с этими деньгами надо поосторожнее. Это ведь все мои сбережения.
– Черт возьми, Стивен, я хочу тебе кое-что объяснить. Я делаю на этом деньги, – сказал я. – Я беру землю и немного денег, а потом превращаю их в целую прорву денег. Понимаешь? Вот что я делаю, а я очень хорошо умею это делать. Все, чего я прошу, – это просто занять у тебя твои двадцать пять штук этак на месячишко, а взамен даю тебе шанс кардинально изменить всю свою жизнь.
– Не могу, – ответил он.
– Ладно, а сколько можешь? Десять? За полный пай? Десять тысяч можешь вложить?
– Послушай, Мэтью…
– Пять? Три? Две тысячи?
– Да постой…
– Как насчет восьми сотен или, к примеру, двух? На две ты можешь подняться. Или это тебя разорит?
– Две сотни будет в самый раз, – ответил Стивен. – Считай, что за эти деньги я твой.
– Пошел ты, – сказал я.
– Хватит, Мэтью, – вмешался Джордж. – Охолони.
– Я спокоен как никогда, – сказал я.
– А, по-моему, тебя несет, – возразил Джордж. – И вообще, нечего препираться попусту. Эта твоя затея с ранчо для придурков все равно не прокатит.
– Почему?
– Во-первых, округ никогда не позволит строиться на водосборной площади. Десятиакровая полоса…
– Я уже говорил с ними насчет допуска. Они запросто…
– А во-вторых, я переехал сюда не для того, чтобы жить в толпе раздолбаев.
– Извини, Джордж, но речь же не о твоей земле.
– Понятно, Мэтью, – сказал Джордж. – Я только говорю, что если ты накромсаешь этот холм на дольки и натащишь сюда разных кретинов из Бостона, очень может статься, что как-нибудь вечерком, в межсезонье, я малость переберу пива и захочу наведаться в твою коммуну с канистрой керосина под мышкой.
Джордж вперился в меня неестественно свирепым взглядом, как актер на сцене захудалого театра.
– Зачем тебе керосин, Джордж? Вполне достаточно молотка с гвоздями, – сказал я, повернувшись и махнув рукой на резные финтифлюшки над входом. – Просто загляни сюда ночью и соверши рейд с лобзиком. Преврати все дома в гигантские кружевные салфетки, и их обитатели мигом разбегутся куда глаза глядят.
Я расхохотался и продолжал хохотать, пока живот не заболел, а на подбородке не задрожали слезы. Снова посмотрев на Джорджа, я увидел, что его губы сжаты в плотную маленькую черту. Он явно очень ценил свои ремесленные таланты. Мне стало неловко. Я еще держал в руке тарелку из-под пирога и вдруг неожиданно для себя самого швырнул ее в кусты. Раздался треск без утешительного звона разбитого фаянса.
– Зараза, – сказал я.
– Что? – спросил Стивен.
– Ничего, – ответил я. – Что за поганая жизнь!
Потом я ушел в хижину, лег на матрас и скоро заснул крепким и глубоким сном.
Я проснулся в начале четвертого. Пить хотелось, как отравленной крысе, но я лежал, парализованный опасением, что прошлепать к раковине – значит прогнать сон насовсем. Сердце колошматилось в груди. Я подумал о спектакле, который устроил на крыльце, и о хорошей толстой веревке с петлей – как она раскачивается, поскрипывая. Подумал об Аманде и о двух своих бывших женах. О своей первой машине, у которой заклинило двигатель, потому что я не прошел техосмотр, когда накатал сто тысяч миль. О том, как два дня назад проиграл Джорджу в криббидж тридцать долларов. О том, как после смерти отца по уже забытым мною причинам перестал носить исподнее и как-то в школе узнал о дырке на заду своих штанов благодаря холодной заклепке в стуле. Я подумал обо всех, кому задолжал деньги, и обо всех, кто задолжал мне. Я подумал о нас со Стивеном, и о детях, которых мы так до сих пор и не произвели, и о том, что если мне все же удастся запихнуть в кого-нибудь свой генетический материал – а вероятность этого неуклонно уменьшается, – то к моменту, когда наш малыш научится завязывать шнурки, его папаша превратится в краснорожего пятидесятилетнего полустарика и будет высасывать из своего отпрыска восторг и невинность с жадностью скитальца, нашедшего в пустыне апельсин.
Я хотел, чтобы встало солнце, хотел сварить кофе, отправиться в лес и выследить вожделенного Джорджева оленя, хотел вернуться к плетению из бессмысленных мелких действий той циновки, которой все труднее становилось прикрывать полную сожалений яму, притягивающую взгляд бессонными ночами. Но солнце не торопилось. И пестрые кадры в голове продолжали сменять друг друга до самого рассвета, а звуковой дорожкой для них служила утешительная музыка петли: скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип.
Я встал, как только в восточных окнах забрезжили первые розовые лучи. Воздух в хижине загустел от холода. На запасном матрасе Стивена не было. Я надел ботинки, джинсы и холщовую парку, налил в термос горячего кофе и поехал к домику Джорджа, отстоящему от моего на четверть мили.
У Джорджа горел свет. Сам он делал приседания, а Стивен пек вафли на завтрак. Счастливая парочка! На кухонном столе пыхтела кофеварка, и я со своим термосом в шотландскую клетку почувствовал себя лишним.
– Салют, – поздоровался я.
– А вот и он, – сказал Стивен.
Потом он объяснил, что спал у Джорджа на диване. Вчера они допоздна засиделись за нардами. Он сунул мне вафлю, излучая прямо-таки миссионерские благожелательность и великодушие.
– Ну что, Джордж, – сказал я, когда старик покончил с зарядкой. – Поедем постреляем?
Он потер искорку пирита в одном из печных камней.
– Можно. – И взглянул на Стивена. – Ты с нами, маленький братец?
– У меня для него ружья нет, – сказал я.
– Могу дать ему свою запасную тридцатку, – ответил Джордж.
– Не возражаю, – сказал Стивен.
Посовещавшись, мы выбрали местом назначения Пиджин-лейк – решили, что переплывем озеро, чтобы добраться до хвойного леса на дальнем берегу.
Мы поели, прицепили к моему “Доджу” прицеп с лодкой Джорджа и покатили по тряской дороге, окутанной белым туманом.
Мы спустили лодку на воду. Я сел на корме, подальше от брата, и мы понеслись вдоль берега на север, мимо бесконечных зарослей камыша и горбатых массивов розового гранита, облитых ярким рыжим солнцем и оттого похожих на рубленую солонину.
Джордж причалил в илистом закутке, где, по его словам, ему когда-то улыбалось счастье. Мы привязали лодку и отправились в лес.
Меня мучило тяжкое похмелье. Я чувствовал себя отсыревшим и нечистым; жизнь казалась конченой, и я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме видения прохладной постели со свежими простынями и стакана ледяной газировки с ли моном.
Первым на след оленя напал Стивен: он заметил под молодой сосенкой, ободранной рогами самца до оранжевого мяса, кучку его испражнений. Придя в восторг от находки, он набрал горсть какашек и принес их Джорджу, а тот обнюхал темные комочки с такой жадностью, что на миг мне почудилось, будто он вот-вот их съест.
– Свеженькие, – сказал Стивен, который не охотился со старших классов школы.
– Наверное, почуял нас и удрал, – сказал Джордж. – Хороший глаз, Стив.
– Просто повезло, – возразил Стивен. – Бывает.
Потом Джордж нашел лабаз – помост из жердей, про который он знал, – и залез туда, а мы со Стивеном устроили засаду в чаще поблизости. Стонала гагара. Верещали белки.
– Эй, Мэтти, – сказал Стивен. – Я насчет вчерашнего вечера.
– Может, не будем? Я уже выкинул это из головы.
– Нет, правда. Насчет того, что ты говорил, – чтобы мне вложить сюда деньги. Надо бы обдумать, я так считаю.
– Как хочешь.
– Я в смысле, что необязательно же строить здесь мужской лагерь, а вообще. Купить клочок земли. Джордж говорил, он продал тебе по девяносто долларов за акр.
– Нормальная рыночная цена, – ответил я.
– Да, конечно, я не об этом. В смысле, я бы всего за штуку мог купить целых одиннадцать акров, и еще осталось бы на домик.
– Допустим, но что ты здесь будешь делать? Как же твоя работа?
– А ты что делаешь? Буду ходить на охоту. Рубить дрова. Работать руками. Восстанавливать гармонию души и тела, слыхал про такое? Я устал как собака, Мэтти. Я двадцать лет упираюсь рогом. Вкалываю без передышки и что имею? С месяц назад я заполнил анкету на сайте знакомств в Интернете. Там был вопрос: “Если бы вы были животным, то каким?” Я написал: “Шмелем, который пытается трахнуть мраморную статую”. И это правда. Гудишь, жужжишь, стараешься, а в ответ – ни хрена. Все без толку.
– Люди, которым ты помог, вряд ли так думают, – сказал я.
– Я не про занятия, – пояснил Стивен. – С этим любой справится. Даешь им стандартные упражнения, и все. Нет, я про музыку. Это все, что я делаю, Мэтти, – сочиняю. Никуда не выхожу. Ни с кем не встречаюсь. Только сижу в своей занюханной дыре и пишу. Все эти двадцать лет я мог бы колоть себе героин, и результат был бы тот же, разве что у меня за плечами было бы побольше впечатлений.
