Текст книги "Девять воплощений кошки"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Конечно, меня ей представили у директора музея, как и нашего куратора Викторию Феофилактовну. Я получила указания всячески содействовать членам комиссии и Юдиной.

– И вы содействовали?

– Естественно. Предоставили все наши финансовые документы, всю отчетность музея. Открыли полностью для нее отдел учета и комплектования, бухгалтерию. Юдина вместе с помощником побывали в нашем спецхранилище. Затем они изъяли документы для комплексной ревизии, и ее помощник и секретарь все это увезли на машине. А она осталась работать с документами, которые не подлежат выносу из здания без особого распоряжения руководства.

– С какими же это документами?

– У нас целый перечень, я не помню наизусть. В основном это касается нашего собрания, коллекций, фондов и новых поступлений из числа личных коллекций – вся сопутствующая документация.

– Где Юдина работала с этими документами?

– Мы ей выделили специальную комнату, то есть кабинет. У нас не так много свободных помещений. Это кабинет в научной секции, так называемый «запасник».

– Это тут внизу или наверху?

– Внизу.

– Далеко от места, где ее убили?

Катя в своем шкафу напряглась: ах ты Елистратов, каким тихим невинным голосом ты расставляешь опаснейшие ловушки для допрашиваемой.

– Простите, я не знаю точно, где она была убита.

Кристина благополучно миновала ловушку. Голос спокойный.

– В служебном коридоре у двери на служебную лестницу.

– У нас много служебных коридоров и три лестницы.

– Там, куда вас не пустили мои сотрудники, когда вы проявляли любопытство.

– Ах там, значит. Нет, это не любопытство. Я отвечаю за музей и за все, что в нем происходит. От кабинета, который мы ей выделили, это далековато. Хотя все находится в одном научном крыле музея.

– Почему Юдина задержалась так поздно?

– Я не знаю. Но они и вчера и позавчера допоздна тут сидели. Правда, не до ночи, но все равно задерживались. И приходила она в музей рано, к девяти. Это же проверка, у них сроки, а у нас тут такой массив документации. И все надо посмотреть, всюду нос сунуть.

– Вот именно, всюду сунуть нос, – кивнул Елистратов. – А нос этот самый любопытный кто-то и прищемил. Впервые такой случай на моей более чем солидной практике – зверское убийство в музее. Были в музеях кражи, хищения. Но убийство…

– А ее зверски убили, да? Как?

– Нанесли множественные удары по голове. Вы где находились в период с девяти до половины двенадцатого?

Ни у кого из нас… то есть их, других очевидцев, он не спрашивал, где мы находились в это время, – подумала Катя.  – Ей единственной он задал этот вопрос.

– В разных местах. У нас репетиция ночи музеев, я с ног сбилась.

– Вниз в технические службы спускались?

– Да, конечно. И на первом этаже была. Второй этаж мы на ночь музеев закрываем для посетителей.

– Какие отношения у вас были с гражданкой Юдиной?

– Какие отношения? Никакие. Я ее впервые увидела в понедельник, когда она сюда явилась с комиссией. Нормальные рабочие.

– Но у вас ведь был с ней конфликт?

– Нет.

– Как нет? Разве не было конфликта? – Елистратов удивился так наивно, так простодушно.

– Да нет. Ничего такого. Кто вам сказал?

– Ну, возможно, я перепутал.

– Нет, ну кто вам такое сказал?

Катя… она тоже почувствовала – в поведении менеджера Кристины что-то изменилось.

– У вас нет предположений, кто мог убить Юдину? – спросил Елистратов.

– Нет. У меня никаких предположений нет. А у вас уже есть версии?

Кристина постоянно задавала вопросы тому, кто ее допрашивал. Правда, сейчас ее голос звучал не так повелительно, как в первую минуту.

– Мы будем отрабатывать все версии, которые возникнут. Но сами понимаете – она официальное лицо, руководитель государственной комиссии, присланной для проверки финансовой деятельности вашего музея. Версия того, что Юдину убили в связи с выполнением ею профессиональных обязанностей – главная.

– Так вы что же, нас подозреваете в убийстве? Нас? Музей?

Кристина вскочила со стула.

– Один человек или организованная группа… мы разберемся, – пообещал Елистратов, – не надо так нервничать, Кристина Львовна, мы во всем разберемся.

– Я не нервничаю, я просто… у меня нет слов.

– Вы можете быть свободны, большое спасибо вам за помощь следствию.

Вошел оперативник – Катя обратила внимание, что это все тот же самый, который приводил-уводил их всех, и к ней, к Кате он тоже подходил. Оперативник вывел Кристину из кабинета…

Катя на этот раз не делала попытки покинуть свой постылый шкаф. Потому что… сейчас еще кого-то приведут.

В комнату вошла Анфиса.

– Добрый вечер… то есть ночь… я ознакомился с показаниями, которые вы дали нашему сотруднику, – Елистратов снова предложил даме стул. – В общем и целом они совпадают с показаниями вашей подруги.

– Где Катя Петровская? – тревожно воскликнула Анфиса. – Где моя Катя?! Куда вы ее дели? Почему вы не даете нам с ней видеться? Она же сотрудник полиции, как и вы. Она в Главке на Никитском работает, это полиция Московской области. Думаете, вам все можно, да? Схватить человека… то есть нас, арестовать…

– Да вас никто не арестовывает, несмотря на то что на вас, Анфиса, и на вашей подруге улик полно, следов крови жертвы.

– Я сто раз уже объясняла, как это получилось, это я виновата, я на лестнице упала и Катьку сбила с ног. Мы грохнулись в темноте. Кто же знал, что там труп за дверью! Где моя Катя?!

– Екатерина, будьте добры, покажитесь. А то у меня мигрень от женских истерик, – сказал Елистратов.

Катя вздохнула полной грудью и распахнула створки шкафа.

Немая сцена.

Анфиса таращилась на нее, как на призрак… Призрак музея, призрак из шкафа.

– Анфис, слушай, тут такое дело. Генерал Елистратов предлагает нам поработать на МУР, – сказала она. – И у нас нет никакой возможности от этого предложения отказаться. В общем, мы в ужасной заднице, подружка.

Глава 19
Цветок лотоса

Когда с объяснениями и церемониями было покончено и Анфиса, уразумев, сказала, что она «тоже согласна и это в принципе интересно, даже заманчиво», Елистратов попросил их подождать в коридоре.

В комнату тут же набились оперативники, после блицдопросов МУР проводил блицсовещание на месте происшествия.

Катя посмотрела на часы – с ума сойти, четвертый час ночи! Или уже утра?

– Какой противный дядька, – поморщилась Анфиса. – Я вон по телеку смотрю, там МУР это МУР, орлы все, такие мужчины, майоры…

– Елистратов генерала недавно получил.

– Жутко противный. Смотрит, прямо дырку в тебе высверливает взглядом. И такой страшный, волосы прилизывает, чтобы лысину скрыть! По телеку в сериалах в МУРе такие мужчины, такие красавцы, прямо одинокие рейнджеры. А этот препротивнейший мужичок.

– Он умный, Анфиса. Профи настоящий.

– Так он ведь нас подозревает, что мы эту тетку прикончили! А я ее даже не видела тут в музее. И ты не видела.

– Я ее видела, Анфиса.

– Где?

– Не в музее, я тебе потом расскажу.

Анфиса озадаченно притихла. Но ненадолго.

– Как же это мы здесь на него работать станем тайно? – спросила она. – Вообще это, конечно, страх как заманчиво: поучаствовать в раскрытии зловещего убийства в музее… Нет, ты послушай, как это звучит – зловещего убийства в музее! Я сразу бы согласилась, не будь двух обстоятельств.

– Каких обстоятельств? – Катя прислушивалась к мужским голосам за дверью. О чем совещается опергруппа? Что еще Елистратов надумал?

– Ну, у меня разрешение на съемку подписано только на сегодня. На эту вот ночь. Как же мы будем тут ошиваться все время? Ведь тут ошиваться надо, слушать, разузнавать все. И не там, в залах, а здесь, в Нижнем царстве, в самом чреве музея.

– Об этом не беспокойся, думаю, Елистратов это устроит. Мы зависнем тут, Анфиса. Зато ты сможешь спокойно делать свой проект – снимать. Мы работаем под твоим прикрытием фотографа.

– Да я бы поработала, даже на этого противного дядьку, лишь бы убийцу найти, – в четвертом часу ночи, после нудных допросов и ожиданий, после шока, пережитого у мертвого тела, Анфиса все еще лучилась остатками энергии и жизнерадостности, – не будь второго, самого главного обстоятельства: мы ведь тоже подозреваемые. Кать, лично я в подобной ситуации впервые. И я не в своей тарелке. А он такой подозрительный, этот твой Елистратов. Ну ладно я, меня он впервые видит. У меня они жилетку отняли на экспертизу, потому что на ней кровь. Спасибо брюки не сняли! Но ты! Он же тебя знает по прошлым делам. Знает, что ты из ГУВД области, сотрудник полиции, его коллега. И он смеет тебя подозревать, обыскивать, ставить под сомнения твои слова?

Катя хотела сказать, что когда происходит убийство – нет ни коллег, ни друзей, ни товарищей, ни сослуживцев. Есть лишь подозреваемые. И свидетели. И порой они пересекаются. И ничего хорошего из этого не выходит. Часто лишь разочарование и боль.

Но взглянув в лицо Анфисы, она решила не говорить того, о чем подумала, не добавлять печали. Пошарила в кармане пиджака (ей хоть переодеться разрешили, и на том спасибо) и нашла шоколадку, которую сама же (только вот когда, наверное, сразу) переложила из сумки в карман.

– На, поешь. Надо заесть всю эту дрянь.

Анфиса развернула обертку и разломила шоколадку пополам.

В этот момент дверь открылась, и оттуда повалили сотрудники опергруппы, наглотавшиеся елистратовских ЦУ под завязку, что ясно читалось по их хмурым невеселым лицам.

Елистратов вышел последним, с ним вместе невзрачного вида парень в очках. Глянешь на такого парня – лица никогда не запомнишь.

– Вот, познакомьтесь. Это наш сотрудник Тимофей Дитмар. Я его тут на связи в музее для вас оставляю. Будет находиться постоянно на посту вневедомственной охраны у гардероба. С вневедомственной охраной я сегодня утром это утрясу.

Катя разглядывала «связного», пытаясь запомнить его лицо. Оказывается это тот самый, который привел ее к Елистратову и потом приводил-уводил свидетелей. На вид интеллигентный, но уж очень неприметный. Хотя, наверное, тут такой и нужен – для связи. Надо же, у них с Анфиской теперь, как в шпионском романе, будет свой связник!

– Из нашего антикварного отдела я бы тебе прислал спеца. Все-таки это их хлеб – музейные дела, да они там все такие зазнайки… сразу кобениться начнут, права качать. Больно умные, – Елистратов закурил сигарету. – Еще палки начнут в колеса вставлять, одеяло на себя тянуть при раскрытии. А старший лейтенант Дитмар у нас в управлении первый по делам, связанным с экономическими преступлениями, шантажом, финансовыми злоупотреблениями. Очень толковый. И потом, все же эта среда ему не в новинку, у него дед – полярный географ, писал Большую Советскую энциклопедию по части географии. Ученая семья.

– Алексей Петрович, я предупредил свидетельницу Вавич, что вы к ней зайдете сами, – бесцветным голосом доложил Дитмар. – Нам надо урегулировать этот вопрос как можно скорее.

Елистратов (генерал!) кивнул послушно старшему лейтенанту.

– Пошли со мной, – сказал он Кате и Анфисе. – По дороге как раз проверим кое-что вместе.

По служебным коридорам они двинулись вслед за Дитмаром. Тот уже прекрасно ориентировался в «чреве» музея.

– Ну вот, коллега, поприсутствовали вы на допросах первичных. Как впечатление? – спросил Елистратов у Кати.

– Пока не слишком много информации.

– Да уж. Но два важных факта к размышлению уже есть.

– Какие? – наивно спросила Катя.

– Лгут свидетели-то. Нагло лгут.

– Я что-то не заметила… А кто из них лжет?

– Электрик Тригорский Михаил лжет о том, где он находился, когда услышал ваши крики. Он ведь сказал, что был у трансформатора недалеко от комнаты техников. А я с вашей, Екатерина, помощью специально предварительно маленький эксперимент провел. И понял, что крики и Юдиной, если она кричала, и ваши тоже, когда вы ее тело нашли, можно слышать лишь непосредственно в самом коридоре.

– Зачем парню врать? – спросила Катя.

– А вот это вопрос. Он находился в неосвещенном коридоре, где у двери – труп. И не хочет нам в этом признаться.

– А вы… то есть, ваши эксперты осмотрели его, как нас? На нем есть следы крови?

– Визуально ничего не обнаружено. Но мы взяли пробы.

– Вы во время допроса вида не показали, что он лжет, Алексей Петрович.

– Причину его лжи надо выяснять. Имейте это в виду.

– Это какой Тригорский? – спросила тихо Анфиса у Кати.

– Это тот юнец, который с фонарем явился, помнишь?

– Я его там в суматохе даже не разглядела.

– Успеете еще, разглядите. Вам с ним предстоит познакомиться, – утешил Анфису Елистратов.

– А еще кто лгал? – спросила Катя.

– Критстина Ольхова, здешний менеджер, по голосу было ясно. Может, и другие тоже… например, смотрительница Шумякова. Но это мы сейчас проверим.

– Кристина отрицала, что у нее был конфликт с Юдиной. Вы об этом? – спросила Катя.

Елистратов кивнул:

– Шумякова сказала, что видела, как они ругались. Кристина Ольхова это отрицает. Кто лжет, я сейчас проверю с вашей помощью.

Они вышли в сумрачный вестибюль к подножию главной лестницы. За окнами уже начало светать. И освещение на лестнице, покрытой бежевой дорожкой с алой полосой – совершенно фантастическое. Свет утренней зари, свет электрических ламп, а над всем этим – сумрак.

Анфиса застыла, хотела было достать камеру, но Катя увлекла ее за собой – сейчас не до съемок.

Они вошли в Египетский зал. Он был, как обычно, освещен мертвенным желтым светом (электричество уже наладили). И в четвертом часу утра выглядел тоже как-то нереально. Колонны из желтого песчаника в виде связок стеблей папируса вырастали из Нижнего царства, превращая Египетский зал одновременно в храм и в гробницу.

Ладья Вечности из смерти в жизнь плыла навстречу…

Елистратов, кажется, даже не заметил эту великолепную фреску. Он быстро пересек Египетский зал, его влекло иное.

Катя увидела в дверях охранника. Обе смотрительницы, и Шумякова и Василиса Одоевцева, в зале отсутствовали. Их либо еще допрашивают, либо уже отпустили домой. А зал под охраной.

Елистратов направлялся к комнате Мумий и саркофагов. Не заметивший ни этих величественных колонн, ни статуй фараонов, ни гранитных стел с иероглифами, ни Ладьи Вечности на стене, он внезапно задержался у маленькой стеклянной витрины.

Кате стало до ужаса любопытно, что же там привлекло его взор?

Она подошла. В витрине на подставке – засохший цветок, сморщенные лепестки.

– Гербарий какой-то у них тут, – Елистратов улыбался (!).

– «Цветок лотоса с мумии фараона Рамзеса», – прочла Катя табличку сбоку. – Этому гербарию больше трех тысяч лет.

– Надо же, цветы они тоже любили, эти египтяне… Я очень люблю цветы, на даче у меня такой сад, – Елистратов вздохнул. – Коллега, ступайте назад с вашей подругой. Сделайте вид, что вы ругаетесь, громко спорите.

Девушки послушно вернулись. Елистратов встал в дверях комнаты Мумий и саркофагов.

– Начали эксперимент! – скомандовал он.

– Анфиска, ты такая-рассякая!

– Нет, это ты такая-рассякая!

– Девушки, громче!

– Анфис, это все из-за тебя, из-за твоих фантомов ночи мы в историю влипли!!

– Да ты сама вечно в истории влипаешь, надо же, я во всем, оказывается, виновата!!

– Все ясно, – гулко оборвал их Елистратов. – С этого места, где находилась Шумякова, она могла видеть споривших Юдину и Кристину Ольхову. Слышать содержание их ссоры она могла лишь, если они говорили на очень повышенных тонах. Чрезвычайно громко. Она утверждает, что не слышала. Вероятно, громкость была недостаточной.

– Значит, получается, что менеджер Кристина лжет? – спросила Катя.

Елистратов вернулся через весь Египетский зал. Снова на секунду остановившись у витрины с засохшим цветком лотоса.

– Уличить ее нетрудно. Тут же камеры, залы просматриваются, – сказал он, оглядывая стены и потолок. – Я склонен верить Шумяковой: ссора действительно имела место. Вот только по поводу чего две молодые женщины, прежде не знакомые друг с другом, ссорились?

Катя поняла, что этот вопрос на засыпку им с Анфисой тоже предстоит прояснить.

Следом за лейтенантом Дитмаром они вышли из Египетского зала, пересекли Античный зал и открыли дверь в служебный коридор.

– Мы сейчас все вместе зайдем к куратору Вавич, – сказал Елистратов. – Она тут сейчас за главную. Она курирует отдел личных коллекций. Игнорировать ее я не вправе. Только она будет знать, кто вы и что тут делаете. Она продлит вам разрешение на работу в музее.

По служебной лестнице (другой) лейтенант Дитмар привел их в коридор – хорошо отреставрированный: двери из темного дуба, дубовые панели на стенах, светильники – матовые шары, как и в хранилище, но горят через один, а на вощеном паркете – алая «кремлевская» дорожка.

Дверь одного из кабинетов открыта, оттуда льется свет. Елистратов постучал, и Виктория Феофилактовна ответила:

– Входите, прошу вас.

Кабинет куратора Катю очаровал с первого взгляда. Кроме старинной мебели и изящных вещей, кроме античных бюстов на шкафах, полных книг, картин – еще что-то, неуловимое, поднимающее дух и настроение даже в четвертом часу утра после кошмарной ночи.

Аромат крепкого чая с липой и медом…

Аромат (едва уловимый) духов «Шанель № 5»…

Аромат старых книг…

И легкий ветерок из приоткрытого окна с тяжелыми синими гардинами, пахнущий свежей майской зеленью.

– Рад с вами познакомиться, Виктория Феофилактовна, я – начальник МУРа Елистратов Алексей Петрович, – объявил Елистратов. – Это вот наш сотрудник, старший лейтенант Дитмар, а по поводу ваших фотографов я бы хотел с вами переговорить.

Катя поняла, что это теперь у них с Анфисой такая кличка подпольная – «фотографы». Или оперативный псевдоним.

– Прошу, располагайтесь, – Виктория Феофлиактовна сидела за своим большим столом. Она сняла жакет, оставшись в блузке, и куталась в пунцовую пашмину из кашемира. – Хотите чая? Я сейчас заварю.

– Нет, спасибо. Дела неважные, час поздний, не до чаев-сахаров.

Катя сейчас все бы на свете отдала за чашку горячего чая… с медом. Она почти возненавидела Елистратова за этот отказ.

– Мне безумно жаль эту бедную женщину. Юдину. И я в страшной тревоге. Как такое вообще могло случиться в нашем музее. Что теперь с нами будет?

– Это случилось, – отрезал Елистратов. – А что будет… мы раскроем это убийство. МУР и не такие преступления раскрывал. Но вы понимаете, кто убит в ваших стенах?

– Я прекрасно отдаю себе отчет…

– Государственный чиновник с особыми полномочиями. Глава государственной проверочной комиссии. Старший финансовый эксперт Счетной палаты, находившаяся у вас в музее при исполнении своих служебных обязанностей.

– Да, она все у нас проверяла, и мы оказывали ей полное содействие. Мы старались как могли.

– Что Юдина проверяла в музее вчера вечером? Вот конкретно вчера вечером?

– И вчера, и позавчера – всю нашу финансовую документацию. Часть документации ее команда с собой увезла.

– Это я в курсе. Секретарь и помощник уехали, а Юдина осталась допоздна. Зачем?

– Я не знаю. Ко мне она не заходила, не звонила мне.

– Ее тело обнаружили в служебном коридоре внизу у двери на лестницу. Куда она могла направляться?

– Кто же это знает? Хотела проконтролировать работу наших технических служб, пульта… Может быть, ее интересовало, как у нас охраняется спецхран. А, возможно, она хотела лично увидеть нашу новую коллекцию. Шла в хранилище.

– Что за новая коллекция?

– Музей получил в дар к столетнему юбилею замечательное собрание предметов древнеегипетского искусства. Это огромное событие для нас. Мы не раз получали в дар собрания картин из частных коллекций. Но с момента приобретения нашим музеем в десятых годах прошлого века египетской коллекции Владимира Голенищева у нас не было таких ценных и масштабных поступлений по истории Древнего Египта. Это ли не знак судьбы к нашему столетнему юбилею.

– Юдина выражала интерес к новоприобретенной коллекции?

– Да, и огромный интерес. Очень тщательно проверяла все документы по получению музеем коллекции. Больше того, скажу вам: я уверена – вся эта проверка Счетной палаты и затеяна именно из-за того, что мы получили в подарок египетское собрание.

– Очень ценные вещи, да? Юдина хотела проверить состояние и сохранность коллекции?

– Возможно. Но я думаю, у нее имелись иные причины.

– Какие?

Виктория Феофилактовна многозначительно приподняла свои брови-ниточки, аккуратно выщипанные пинцетом.

– Кто подарил коллекцию вашему музею? – спросил Елистратов.

– Ибрагимбек Саддыков.

– Какой еще Саддыков?

– Алексей Петрович, вы, как начальник МУРа, должны этого человека хорошо знать, то есть, помнить… его уже нет в живых.

– Саддыкова? Это… это что же, Узбек?!

– Я много раз слышала по телевизору его криминальное прозвище. Я не одобряю криминальных кличек.

– Вы хотите сказать, что бандит Узбек преподнес в дар музею ценную коллекцию?

– Бесценную коллекцию! И мы готовим экспозицию. И его имя и фамилия будут в анналах музейной истории. Это появится в газетах. И, возможно, это не всех устраивает.

Елистратов смотрел на Викторию Феофилактовну.

Катя пыталась вспомнить… Узбек… что-то было ведь весной… криминальный авторитет, которого застрелили на улице…

– У Узбека на совести много преступлений. Много крови, Виктория Феофилактовна, – сказал Елистратов.

– Но вы же так и не смогли посадить его в тюрьму. Не пойман – не вор, мудрая пословица.

– Подлая пословица. Так что же… Юдина пыталась воспрепятствовать получению этой коллекции?

– Музей уже получил ее в дар. Но они прислали нам проверку из Счетной палаты.

Елистратов о чем-то напряженно раздумывал, но больше вопросов не задавал. Потом, после паузы он спохватился.

– Ладно, будем выяснять. Я вот о чем с вами хотел поговорить, Виктория Феофилактовна. С сегодняшнего дня в вашем музее будет работать наш сотрудник – лейтенант Дитмар. Если что-то возникнет… нет, если какие-то вопросы появятся – прямо к нему обращайтесь за помощью. И у меня еще одна к вам просьба. Фотографы Екатерина и Анфиса… пусть они тоже некоторое время поработают у вас в музее. У вас же проект для фотовыставки, как я узнал, и он не окончен из-за сегодняшних трагических событий. Не бросать же недоделанным такой проект.

Виктория Феофилактовна внимательно смотрела на Катю и Анфису. Им под ее испытующим взглядом стало как-то не по себе в этом прелестном уютнейшем кабинете окнами на Знаменку.

– И как долго вы хотите их тут у нас оставить, генерал? – спросила она.

– Пока не раскроем убийства.

– Девушки, зачем вам это нужно? – спросила Виктория Феофилактовна.

– Они нас заставляют на них работать, – честно (лживо), горячо плаксивым голосом «призналась» Катя. – Это мы ведь вместе с вашей смотрительницей Шумяковой нашли труп Юдиной и в крови там перепачкались. Они… то есть, МУР, то есть, генерал, заставляет нас работать на расследование, иначе грозится в тюрьму посадить как подозреваемых.

Катя выпалила всю эту честную беспардонную ложь. Елистратов даже глазом не моргнул. Анфиса лишь горько кивала: да, да, да.

– У вас варварские методы работы, Алексей Петрович, – сухо сказала Виктория Феофилактовна. – Ну что ж… Хорошо. Проект фотовыставки продолжается. Я выпишу вам постоянные пропуска. Но прошу заметить, это музей. У нас тут свои законы.

– Законы везде одинаковы, – отрезал Елистратов. – Спасибо за понимание.

– Не стоит благодарить. Я не меньше вашего заинтересована в том, чтобы убийцу изобличили как можно раньше!..