Текст книги "Мужская тетрадь"

Автор книги: Татьяна Москвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В стиле исполнения этой роли Меньшиковым есть нечто высокопарно-романтическое и шутовское одновременно. Такой аккорд – не редкость в современной культуре, избегающей натурального пафоса. Даже в самом низу ее идут поиски пластической иронии – как, скажем, в клипе Бориса Моисеева «Черный лебедь», где этот мученик поп-культуры, утыканный перьями а-ля Марлен Дитрих в «Шанхайском экспрессе», утверждает, что он не такой, как все, а напротив того: он – черный лебедь (я когда первый раз увидела, меня от смеха чуть удар не хватил). Но у Меньшикова, разумеется, не кич – а ирония преднамеренная, так сказать спасительная. «Уж не пародия ли он?» Его герой не «черный лебедь», а более таинственный и аристократический «черный квадрат» – но обведенный по ходу спектакля каемочкой шутовства. К концу представления он объясняет: предыдущее сообщение о том, что он не человек, неверно, и он является человеком. Кто ж так шутит! Мы прямо испугались все. Даже столь хорошенькому королю бургундов непозволительно троекратно мочить приятеля и высокомерно декларировать, что так и надо…

Свобода, свобода, самая пленительная и жестокая вещь на свете. Со времен «Калигулы» Петра Фоменко артист Олег Меньшиков не знает режиссуры. Он давно живет всеми радостями и ужасами своеволия. Он может выбирать все что угодно – пьесу, партнеров, форму самоосуществления… все, кроме смысла собственной воли, а это – вне выбора. И обнаруживается коварство простых вещей – нибелунги нибелунгами, но надо же на сцене куда-то девать руки и ноги. Фоменко – тот знает куда. Меньшиков – пока не знает, потому что способность к сочинению пластического, образного сценического решения есть способность редкая, ни в какой связи не находящаяся ни с умом, ни со знаниями, ни с воспитанием, ни с волей. И поэтому половину второго действия «Горя от ума» актер таскал в руках пальто (собираясь уходить, что ли?) и стоял на коленях. А почти все первое действие «Кухни» держит в руках серый пуховый платок и тоже много стоит на коленях. Иногда простудно подкашливает. Ему явно нечем заполнять сценическое время – ему, умевшему вести счет на секунды… Скованная пластически, невнятная по смыслу постановка «Кухни» не выказывает явных признаков горячего интереса к людям – как-то все (на мой личный взгляд) абстрактно, безжизненно, отвлеченно. Все-таки режиссеру драматического театра надо знать, понимать (а в идеале – и любить) людей, их разнообразие, пестроту, нелепицу и сумбур их трудной жизни. Но сорок лет, прожитые Меньшиковым, – это мираж. Ему не то в два раза меньше, не то в сто раз больше. И интерес ко всяким там «историям поколений» и житейской канители не для него. Недаром он так редко играет роли своих современников – на опаленных крыльях нашего героя не лежит пыль земных дорог. Однако вечность, созданная им в этой постановке, довольно отвратительна. Эта вечность еще кошмарнее свидригайловской баньки с пауками – стерильно-холодная, мрачная пустота подземелья с бутафорским трупом юноши в центре. Бр-р…

При субъективном идеализме на грани солипсизма наилучшим выходом для Меньшикова-актера был бы моноспектакль, на основе фрагментов классической драмы, составленный опытным драматургом и поставленный специально приглашенным режиссером. Но ведь Ф.М. Достоевский предупреждал нас, что человеку прежде всего надобно не разумно-выгодного, добродетельного хотения, а – самостоятельного. «Кухня» – такое вот самостоятельное хотение. В стране, где «звездами» называют загадочных Носковых-Басковых, говорить это слово уже неудобно, но Олег Меньшиков – самая что ни на есть звезда. Он молодо выглядит. Обворожительно улыбается. По-прежнему таит в себе «вещество мечты». Билеты по две тысячи рублей были раскуплены в один миг. Зрители по-прежнему его любят. Пока память о «Сибирском цирюльнике» не выветрилась из населения, можно и с «Кухней» знатно прокатиться по России. Какие времена, такие и кумиры. Хотите жаловаться? и куда? и на что?

А какие силы победили в нашем герое – человеческие или нечеловеческие, об этом мы узнаем от Олега Меньшикова или, точнее, от его «даймона»-вдохновителя в следующий раз. Как говорил Гамлет Шекспира-Пастернака, «актеры не умеют хранить тайн и все выбалтывают».

Февраль 2001

Герой нашего романа

Как положено герою, взлелеянному авторским вымыслом, он должен появиться в конце сложноподчиненного предложения, точно в конце гостиничного коридора, дойти до зеркала, войти в него и выйти, продолжая свой призрачный фатальный путь то ли один, то ли уже вдвоем. Олег Меньшиков. Герой. Наш ответ Голливуду. Три раза фильмы с его участием номинировались на «Оскар» («Утомленные солнцем», «Кавказский пленник», «Восток-Запад»), и один раз заветный символ был получен; прошлым летом наш герой отправился в Кремль за третьей по счету Государственной премией (за невезучего «Сибирского цирюльника», который бы и «Оскар» получил, если б не полное отсутствие у этого фильма, что называется, фарта); он живет в Москве на Энской набережной, ездит на джипе «Мерседес» с шофером, имеет просторный офис с репетиционным помещением на Энском бульваре; билеты на поставленный им спектакль «Горе от ума» с собой в главной роли стоили семьсот рублей (верхняя граница цены) и продавались мгновенно; билеты на новую постановку, пьесу «Кухня» М.Курочкина, ценой перевалили за тысячу с тем же результатом; он прекрасно выглядит, отлично одевается, окружен преданными друзьями и товарищами; его любят неистово и беспредельно, как исстари положено любить натуральную звезду; недавно он согласился стать лицом швейцарской фирмы «Лонжин» – это чуть ли не самые дорогие часы в Европе.

Ну, и что в нем особенного?? —

раздраженно спрашивают мужчины, настоящие мужчины, лысоватые, на кривых ногах, с мобилами и кредитными картами, когда и их жены открывают глянцевый журнал и говорят: «А, Меньшиков…» – голосом, не обещающим ничего хорошего для семейной жизни. Что особенного? Как раз – ничего особенного. Среднего роста, нормальных пропорций, брюнет, глаза карие, но кажутся черными, улыбка правильная, открывающая зубы аж до восьмерки. Универсальное лицо – в любой европейской стране примут за своего, а немного грима – так и в Древний Рим или в Иудею или в Персию, пожалуйста, за милую душу. Человек вообще, идеальный человек, ни родинки, ни плешинки, ни кривинки, ни временных, ни национальных примет, можно на картинке печатать как пример образцового кроманьонца за подписью: Отряд хордовых, Гомо сапиенс, белая раса.

А почему его так любят?

В отечественном меньшиковедении сложилось два направления, изучающих феномен любви к Олегу Меньшикову: это теория пустоты и теория фатума. Теория пустоты гласит, что на безрыбье и рак рыба, что публика постоянно нуждается в приятных красивых парнях и девчатах для обожания, что к девяностым годам прежние кумиры постарели или изменились до неузнаваемости и перестали соответствовать запросам времени и народа. И тогда неплохой, но вовсе не гениальный артист Меньшиков, будучи интуитивно расчетливым и обладая некоторой интересной пустотой в личностном устройстве (что позволяет вчитывать в него любые свойства, как это происходит с литературными героями), был демократическим путем выбран в российские кумиры. Нам надо на кого-нибудь молиться – вот и молимся на Меньшикова, хотя его человеческий и актерский масштаб вполне себе средней руки. О нем легко мечтать, потому что он – никакой: заполняй пустоту чем хочешь. Сторонники теории фатума полагают, что теория пустоты – это чистой воды русофобия и декаданс. Отчего же так обижать родную землю, подозревая ее в полной неспособности породить настоящую звезду, подлинного рокового мужчину, носителя таинственного и жуткого дара – вызывать любовь к себе и служить образом массового соблазна. Фатумисты считают, что Олег Меньшиков – во-первых, замечательный артист, прямо-таки не хуже никого (во всяком случае, в Англии его оценили высоко – он получил премию Лоуренса Оливье за спектакль «Когда она танцевала», во Франции у него, после фильма «Восток-Запад», берут автографы, и так было бы в любой другой стране, надо полагать, сыграй там Меньшиков). Во-вторых, он – орудие провидения, заложник рока, призванный рождать в зрителях материю мечты. На вопрос, почему к этому призван именно он, наш жалкий, земной, эвклидовский ум ответить не может, слава богу. Однако не все товары лежат на витрине, человек не может быть измерен суммой внешних примет успеха, а «между чашей и устами всегда найдется место для несчастья», как писал Альфред де Мюссе. Я довольно хорошо знаю творчество Меньшикова, и к тому же мы слегка знакомы. И вот если по-простому, по-обывательски спросить меня, дескать,

И что за человек Олег Меньшиков?

Отвечу искренне и честно: «А черт его знает!»

Взять, к примеру, интервью с ним. Они случаются, вопреки мифу об их отсутствии. Его спрашивают, он отвечает. Говорит какие-то слова, вполне связные. При этом ничего не остается в памяти, никакого впечатления личности не происходит и вообще нет ощущения, что состоялся какой-то диалог в информационном поле Земли. Мастер исчезновения, Меньшиков возвел вокруг себя крепостную стену, за которой растет заколдованный лес. Таинственное зеркало, вмонтированное в его психическое устройство, рьяно бережет своего хозяина и отражает все энергетические потоки, к нему направленные, обратно. Тут есть что беречь. Меньшиковский роковой дар – талант то есть – интереснее и обширнее своего носителя. Этот дар, рожденный из духа музыки, живет за словами, между словами, вне слов и на слове его не поймать. На дружеских вечеринках Меньшиков обязательно садится за фортепьяно или включает караоке и облегченно и с видимым наслаждением поет. В этой стихии ему привольно.

Меньшиков родился и вырос в мирной благополучной семье и во всю жизнь не имел никаких видимых неурядиц, кроме разве язвы желудка и попадания в больницу по сему поводу. Тем не менее много лет он с исключительной силой играет одних только трагических неудачников, несчастливцев с изломанной судьбой, больными нервами, расшатанной психикой, нелюбимых, ненужных, обманутых, покинутых, страдающих и плачущих. Только в последних картинах у него появились хоть какие-то родственники (мама там, жена), а до того его герои пребывали еще и в отчаянном сиротстве. Затопленный обожанием и поклонением, он сыграл тем не менее отверженного поэта А.А.Чацкого в «Горе от ума», и, когда артист был в ударе, люди плакали в финале спектакля вместе с ним.

Никогда не жил в нужде (говорит: не было денег – занимал под будущие съемки, значит, было у кого занимать, что неудивительно) – и в переносном смысле слова тоже, то есть не нуждался ни в чем и ни в ком. Сами появлялись, приходили, предлагали, увозили, награждали, дарили, затянутые в некий строго очерченный магический круг. Однажды среди приятелей, в «Театральном товариществе 814», зашел шутливый разговор о том, что каждый из нас делал бы, окажись он на тонущем «Титанике». Галина Дубовская, сорежиссер Меньшикова по «Горю от ума», предположила о Меньшикове: «Ну, три варианта: либо плакал и отчаивался, либо впал в полную прострацию, либо распоряжался, помогал и командовал, а может, по очереди все сразу». Я развеселилась и говорю: «Господь с вами. Да он и не заметил бы никакой катастрофы на „Титанике“. К нему бы пришли и сказали: Олег Евгеньевич, будьте так добры, перейдите в шлюпочку, у нас тут небольшие проблемы. И отвели бы под белы руки, и он только в море заметил бы, что, оказывается, проблемы были большие».

Он засмеялся. Потом сказал: «Абсолютно точно».

Люди, попадающие в магический круг этой судьбы, обязаны выполнить свое предназначение, а потом безропотно идти восвояси. Тут все по доброй воле – их никто не приглашает входить и никто не держит, когда они уходят. Вот вам картинка с Московского фестиваля 1999 года. Банкет в саду «Эрмитаж». Меньшиков проводил церемонию открытия с щегольским артистизмом идеальной модели. Теперь сидит за столом, пьет, закусывает, болтает, ослепительно улыбается знаменитой улыбкой прирожденного превосходства, охотно раскланивается, правда, его покой берегут два увесистых, но добродушных с виду охранника. Заходит разговор о том, что накануне в Москву приехала Ванесса Редгрейв, знаменитая актриса, которая в свое время, потрясенная Меньшиковым в роли Калигулы, увезла его в Лондон играть спектакль «Когда она танцевала». Год где-то Меньшиков жил в Лондоне, играл Есенина с Редгрейв-Дункан. Теперь Редгрейв, появившись в Москве, сразу, с порога рассказала прессе, как высоко она ценит этого блистательного, неповторимого русского актера. «Так трогательно, – говорит неповторимый актер и поворачивается к сидящим слева. – А где, кстати, Ванесса Редгрейв? – Поворачивается направо. – Вы не видели Ванессу Редгрейв? Нет?» Нет, не видели. Разговор заходит о другом. И так ясно-ясно, что, пройди сейчас мимо Ванесса Редгрейв, раздастся чарующий баритон: «Ванесса, боже мой!» А не пройдет мимо – как говорится, и бог с ней…

Велик ли его талант?

Все режиссеры и все партнеры всегда давали меньшиковской работе на сцене и экране высшие оценки. Но его творческая жизнь двигается негладко, неровно, какими-то импульсами – резко взлетел на «Покровских воротах», а потом долго, до мрачно-романтического фильма «Дюба-дюба» Александра Хвана (1992) жил в кино полупроявлениями, мгновениями, не в настоящую силу. Поставил, почтительно и прилежно, «Горе от ума» и вдохновенно играл месяца три – а потом заскучал, надоело, искра высекалась с трудом (так неровно, на даре Аполлона, игрывали в прошлом веке русские трагики-гастролеры). Сейчас, в спектакле «Кухня», играет что-то совсем странное – владельца замка и кухни, короля Гюнтера – холодную эгоцентрическую гадину, не признающую мира вне своего злобного и неврастенического «я». Но этот проект – его самостоятельное хотение, значит, была внутренняя необходимость сыграть именно такую роль.

В силу абсолютной музыкальности он может сыграть на любом языке – его французский в картине «Восток-Запад» безупречен фонетически, при том что языка он не знает. Но вот любую роль он сыграть не сможет. Вряд ли ему удалось бы создать некий отдельный от себя, объективированный характер. К тому же ни в одном его герое нет никакой оценки «от автора». Он представляет себя в предлагаемых обстоятельствах и переводит себя, обыкновенного и бытового, в нечто высшее и творческое. Как в любом большом актере, в нем заключена некая весть современникам, некое послание.

Это рассказ не про маленького, простого, обыкновенного человека, но про существование гордое, обособленное, отдельное, высокое, упрямо сопротивляющееся – вплоть до преступления и безумия. Рассыпавшийся в начале 90-х русский социум выбросил в хаос жизни массу упрямых индивидуалистов – и Меньшиков, конечно, их герой, но герой артистически идеализированный и романтизированный. Вот, скажем, его последняя работа – Алексей Головин из фильма Режиса Варнье «Восток-Запад». Человек совершил трагическую ошибку – вернулся в сталинскую Россию и погрузил себя и свою семью в ад. Все, что он совершает в фильме, далеко от нравственности – он и отрекается, и обманывает, и предает, во спасение жены и сына из ада. Это странным образом ничуть не касается его личности и души. Как был дивный и чудесный, так им и остался. Поступки – сами по себе, человек– сам по себе. Трагический накал горя, отчаяния и вины обеспечивает полное сочувствие меньшиковскому герою. Точно так же не подвержено никакому сомнению право Чацкого судить, насмешничать и разрушать чужую жизнь – он поэт, он существо высшей породы, он живет своими страстями и мечтами, он прав, а не мир, который оттолкнул его в испуге…

Время активного разворота России к миру превознесло такого актера – с лицом, уместным в любом европейском или американском фильме, гордого индивидуалиста, воинственно хранящего собственное достоинство и талант и убежденного в том, что жизнь дает за человека ту цену, которую он сам себе назначит. Своего рода «русская мечта».

А почему он не женится?

Самое интересное в этом вопросе – то, что ответ всем (в Москве, в этом кругу) известен. Но даже отпетые журналюги из желтой прессы принимают участие в общем заговоре умолчания. «О личной жизни ничего не известно». «Тайна, тайна – никто не знает». Проще говоря – не хотим, не желаем знать, подите все прочь, оставьте нам хоть одного героя, про которого – «ничего не известно». Затыкаем уши, закрываем глаза, ничего не желаем слушать. Он другой, он не такой, как вы все, свиньи. «Туман, секрет, загадка». Не надо никаких жен, ничего не надо. Чей? Ничей, твой, мой, всеобщий. Любовник для всех – покупай билет, смотри и мечтай, будь ты хоть кривобокой старушкой. Не отбирайте последнее, гады.

Что хотите пишите – не поверим. Будем твердить как заклинание, как молитву, как просьбу о пощаде – неизвестно, неизвестно, неизвестно…

Меньшиков сыграет Эраста Фандорина?

Видимо, так: Никита Михалков собирается продюсировать экранизацию романа Б. Акунина «Статский советник», с собой в роли князя Пожарского и Меньшиковым – Фандориным, и это было бы идеальным совпадением. Фандорин – фантомный герой. Но вот же он осуществился на словах, и полюбили же его читатели – вместе с седыми висками, японской гимнастикой, «это раз, это два, это три» и графинями в будуаре. Теперь фантомный герой имеет возможность экранного воплощения, и, я думаю, он это сделает. Потому что своего Фандорина Акунин не выдумал, а заметил, уловил какую-то пока бесплотную тень, какой-то носящийся в эмпиреях и эфирах дух. И этот фантом наверняка давно облюбовал Олега Меньшикова, мастера изображать «некто» и «нечто», как своего возможного воплотителя.

Есть актеры, пришедшие в искусство «от земли», «от времени», «от общества», «от знакомого театра», а есть – «из ниоткуда с любовью». Странное это племя, точно призраки или привидения, и замедленными шагами марионеток рока проходят они свое жизненное поприще. Они прославляются мгновенно. Бывает, что их вдруг перестают снимать, неизвестно почему (могу напомнить нашего давнего Овода, немыслимого красавца Олега Стриженова). С ними вообще мало происходит понятного и объяснимого. Так что Фандорин для Меньшикова – это было бы хорошо, это еще один шаг в тумане национальных грез, еще одно «зеркало для героя», которого нет и который есть.

Современники, любя Меньшикова и его фантомного героя, начинают уважать сами себя и что-то понимать о ценности отдельного человеческого существования. Сказать, что нет в этой отдельности, вызывающей массовый интерес, никакой печали, не берусь. При всем моем восхищении его творчеством Меньшиков для меня – пришелец из другой галактики. Он и играет чаще всего таких пришельцев, которые метеорами пронзают окружающее пространство, проездом из ниоткуда в никуда, к вящему несчастью свидетелей сего трагического падения. В девяносто девятом году о нем вышла книга. Продираясь сквозь высокопарные благоглупости этого сочинения в четыреста страниц, читатель с удивлением может обнаружить, что герой книги не беседовал с ее автором. Но дело обстоит еще хуже. Он ее даже не читал. Можете вы себе такое представить? «Да я посмотрел, там на обложке написано – Олег Меньшиков, заслуженный артист России… Я не заслуженный артист России, все вранье. Ну, значит, и остальное не лучше».

Действительно, из-за бюрократических несуразиц (Меньшиков не работает в стационарном театре, и некому его «выдвинуть») официального звания у него нет. Фыркнул как-то: «Ну и ладно, подумаешь… пускай им будет стыдно».

На руке – ясная, глубокая, длинная-длинная линия жизни.

Соблюдает православные обряды.

Железная воля.

Раздражителен и нервно подвижен в высшей степени. Любит гостиницы… все, коридор закончился, наш герой входит в свой номер.

Дверь закрыта. Просьба не беспокоить.

Ноябрь 2001

Джентльмен неудачи

О сериале «Золотой теленок»

Когда, набравшись мужества, я нырнула в канализацию, то есть вышла в Интернет, дабы посмотреть, что пишут об Олеге Меньшикове, сыгравшем Остапа Бендера в «Золотом теленке», то чуть не заболела от мутного потока злобной и безграмотной ругани, которую изрыгала анонимная чернь. С тем же лакейским сладострастием, с каким эта чернь когдато превозносила артиста, теперь она желает его уничтожить. Какое-то мерзкое, тлетворное жужжание раздается из этих «форумов», несоразмерное поводу, – и мы, люди доброй воли, обязаны дать ему решительный отпор.

Сериал – это одно, а Меньшиков – совсем другое. Сериал мы глянули и забыли, а с артистом нам еще, надеюсь, жить и жить в культуре.

Да, новая попытка телевидения приручить «Золотого теленка» Ильи Ильфа и Евгения Петрова и присвоить таким образом драгоценный памятник антикварного острословия, не удалась. Переключаясь на «фильм режиссера Ульяны Шилкиной» после просмотра очередной серии «В круге первом» Солженицына-Панфилова, консервативный зритель вообще переставал изъясняться членораздельно и начинал хрипеть что-то вроде: «Кто разрешил?! Кто такая?! Доколе!!!»

Действительно, по режиссуре – ноль. Какой-то фантик. Аккуратно нарезанная и мило упакованная пустотка (правда, приятно озвученная музыкой Алексея Паперного). За всю картину я, может, раза три улыбнулась – и то потому, что некоторые фразы Ильфа-Петрова успела подзабыть. Перенося на экран события авантюрного комического романа, режиссер не придумал ни одного трюка, ни одного самостоятельного кинематографического образа, ни одной шутки. Так и шпарили: раз написано «он подошел к двери, расписался за телеграмму и сказал», то и в кадре ровно это и будет. Эдак восемь серий. Человеку выдали диплом и забыли объяснить, что у кино есть свой язык, – интересно там живут эти веселые ребята во ВГИКе.

Вы думаете, Первый канал, как выдающийся «отравитель колодцев», специально искал самого бездарного режиссера и наконец с воплем счастья нашел и поручил испортить любимый роман всех советских инженеров? Нет, дело обстоит совсем не так плохо – оно обстоит гораздо хуже. Ульяна Шилкина самый обыкновенный представитель новейшего поколения, уже начинающего действовать в искусстве. Проще говоря, они чуть не все такие – с полной расслабухой в головах, промытых мобильным музоном, отравленные профанной болтовней в «блогах» и «чатах», не способные ни на какую концентрацию, несчастные, инфантильные, обманутые, всем довольные, беспомощные и, боюсь, что безнадежные «детки из клетки». Это в лучшем случае визуальные дизайнеры, и память о смысле, чувство авторского стиля и вкус к слову у них отсутствуют начисто – им просто-напросто нельзя поручать связанную с этими вещами работу.

Вот чем руководствовались, подбирая актеров? Нет даже подобия ансамбля, так, с бору по сосенке. Если бы авторы намекнули, что у Шуры Балаганова было дворянское детство в собственной усадьбе, то обаятельный и утонченный Никита Татаренков был бы вполне на месте в этой роли – но Шура мелкий воришка, неграмотный дурачок. Дмитрий Назаров (Козлевич) – это луч света в темном царстве МХАТа, артист, крупный во всех отношениях, и своего добродушного молчуна он, конечно, изваял. Но как-то совсем на особицу, изолированно-одиноко существует его забавный усатый великан, никак не сочетаясь, к примеру, с патологическим, несмешным Паниковским (Леонид Окунев). Алексея Девотченко (Корейко) мы знаем в Петербурге как превосходного эксцентрического актера, и он играет интересно – загадочно молчит, таинственно смотрит, видно, что непростая штучка этот Корейко, – и все-таки что и зачем он играет, неясно. Для чего-то потревожили почтенные седины Игоря Дмитриева (Хворобьев), который появился в невнятном и плохо снятом эпизоде. Мелькнула одна из лучших актрис современности Инга Оболдина (Варвара), дабы оттенить жирное комикование Михаила Ефремова (Лоханкин). Но ни в какой узор эти камешки не сложились, так и остались – каждый сам по себе. Песня ни о чем – ни того времени нет, ни нынешнего; время стилизовано без цели и своего отношения к нему, и про обывателя не понять – смеются над ним или, наоборот, жалеют? А что советская власть – это не только прикольный дизайн, были догадки, нет?

Сам по себе и главный герой – ослепительно улыбающийся невеселый озорник в щегольском белом пиджаке, с тоскливыми глазами и легкой, красивой речью. Олег Меньшиков в роли Остапа Бендера не похож ни на кого из предшественников – ни на беспечного заводного южного живчика Арчила Гомиашвили, ни на фрондера и задаваку-интеллектуала Сергея Юрского, ни на мрачно сверкающего клоуна-романтика Андрея Миронова. В том, что играет Меньшиков, определенно есть смысл – поскольку смысл есть в нем самом, но нет плотности, точных ритмов – поскольку нет режиссуры. Меньшиков вообще не способен к художественному лицемерию, к изображению чего-то отвлеченного и неприсвоенного, он не характерный актер, а потому в этом Остапе Бендере мы видим прежде всего героя, знакомого по всему творчеству артиста.

Этот узнаваемый герой, вечный и современный, – неприрученный обществом «человек ниоткуда», невыросший мальчик, бывший мечтатель, упрямый и артистичный индивидуалист, последняя надежда которого сегодня как раз и есть «золотой теленок», заветный мильён, который даст покой и волю, изолирует от житейской пошлости, защитит личность. В сущности, все пропало, и зацепиться не за что – мир не переделать и личного счастья не найти, но, может быть, возможна хотя бы игра на деньги, в деньги, с деньгами. Как-то это развлекает все-таки… В меньшиковском Бендере нет никакого высокомерия, он обаятелен, как всякий аристократ, идущий в демократию, и неподдельно добродушен, как ни странно. Его жульничество – только форма творчества, необидная игра. Этот Бендер находится в таком давнем, закоренелом, привычном отчаянии, в таком хроническом одиночестве, что быть с другими людьми – с любыми другими людьми – для него чистое счастье. Ему все нравятся, он всех любит и глядит с нежностью. Пока куда-то идешь, с кем-то говоришь, чего-то добиваешься, жить еще возможно, и для этого Бендера жизнь заканчивается с получением мильёна, а не начинается. Монолог при получении от Корейки чемоданчика – наверное, лучший в картине. Командор пытается ликовать, самому себе заговаривая зубы и усмиряя медленно и неотвратимо подступающую тоску. Которая теперь будет «тоска с чемоданчиком» – вот и весь итог долгой и запутанной дороги. Дальше вообще ерунда, какая-то Зося, какая-то попытка загробной заграничной жизни, дурацкий постскриптум…

Без ложного блеска и фальшивого шика, просто, искренне и печально Олег Меньшиков рассказывает нам о добром и талантливом человеке, которому нечего делать на свете, который лишний в общей житейской суете. Остап ли это Бендер? Наверное, нет. Но это как-то ужасно трогательно. Кругом все гремит, шумит, рокочет, запускаются «проекты» один другого круче… А Меньшиков, как одинокий зяблик, все о чем-то своем поет.

Не надо ругаться. Не нервируйте артиста. Кто знает, может, его грустная песенка на каких-нибудь Главных весах перевесит три тонны громокипящих современных «проектов».

Но вот что радует безоговорочно: бурная реакция многотысячной аудитории на экранизацию «Мастера и Маргариты», «В круге первом», «Золотого теленка» подтвердила единственную объединяющую нас силу, и имя ей – отечественная словесность. Наша вера – русское слово, наш царь – русский язык, наше отечество – русская литература. Разве плохо?

2006