Текст книги "Отель последней надежды"
Автор книги: Татьяна Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Он сильно и ловко затянул петлю, она даже не хрипела, и сразу же послушно осела на пол.
Ну вот. Готово.
Он аккуратно выпростал струну из складок ее порванной шеи, тщательно смотал и сунул в карман. Ногой перевернул тело – она когда упала, ее сюртук задрался до трусов, нехорошо, неприлично. Все должно быть пристойно и красиво, особенно в такой важный момент, когда совершается благое дело.
В то, что дело благое, он свято верил.
Потом он поднялся по лестнице, выглянул в окно, какое-то время смотрел, а затем тихонько засмеялся, обнаружив, что менты разматывают вокруг трупа полосатые ленточки и слоняются вокруг.
Он презирал их от души. Ленивые, жирные, убогие умом скоты. Тупые и лживые, не способные ни на что.
Он сильнее. Он каждый раз побеждает их и будет побеждать всегда.
Он добрался до чердачной двери, ловко, как кошка, вскарабкался по железной лестничке, потянул дверь и еще какое-то время повозился в полной темноте.
Потом шагнул на чердачную балку, аккуратно и нежно закрыл дверь, прижал поплотнее и ударил точно в середину. С той стороны в пазы плотно упала железная перекладина, только чуть задребезжала.
Теперь домой и завтра в Питер. А тупые скоты пусть поищут!.. Пусть думают, что душитель кто-то из жильцов этого убогого подъезда, где сильно пахло кошками и тянуло затхлым сквозняком.
Он победитель. Он умнее. Он сильнее всех.
Управляющий сильно нервничал, и следом за ним нервничали все менеджеры, которых собрали на совещание.
Нервничала служба приемки и размещения, нервничала служба персонала, нервничала служба охраны, банкетная служба, служба консьержей, служба дежурных по этажам, которую недавно отменили и слили со службой персонала, но они по-прежнему держались кучно, потому что затевали революцию и мечтали освободиться из-под гнета нового начальства. Нервничали повара, нервничал Коля Саньков, отвечавший за «лагидж-сервис», то есть за подносчиков багажа, грузчиков и прочих. Даже доктор, безобидный пожилой алкоголик Трутнев, нервничал, и в его мутных тоскливых глазах явственно читалось единственное и всепоглощающее желание удрать и поскорее напиться.
Только Лидочка не нервничала и из-за колонны строила Надежде рожи.
Когда управляющий драматически возвышал голос, Лидочка поднимала брови. Когда управляющий произносил слова «американские коллеги» и отдавал легкий поклон в сторону набычившихся коллег, Лидочка делала сладкое лицо и при этом тоже отдавала поклон, не совершая, кажется, никаких движений. Когда вступал кто-то из американцев, Лидочка делала очень кислое лицо и вооружалась очками, которые почему-то немедленно съезжали на кончик носа, и она их ловила.
Лидочка проработала в отеле тридцать лет, и для нее не существовало никаких авторитетов.
Она была богиней отельного дела, и все, включая управляющего, об этом знали. Сам сэр Майкл Фьорини, владелец сети, в которую входил отель, прилетая в Питер, в первую очередь прикладывался к Лидочкиной нежной ручке, и только во вторую очередь пожимал мужественную длань управляющего.
Сейчас Лидочка старалась исключительно для Надежды. Надежда об этом знала, и приходилось ей несладко. Как только Лидочка проделывала очередной фокус, Надежда, чтобы не захохотать в голос, начинала усиленно работать лицом – тянуть себя за нос, кусать губы и тереть подбородок. От усилий она немедленно теряла мысль и все время пугалась, что управляющий сейчас обратится к ней – начальник службы портье, как-никак! – а она в это время тянет себя за нос и понятия не имеет, о чем идет речь!
Управляющий-ирландец говорил по-английски как-то не так, как говорят англичане, со странным, еле уловимым акцентом. Лидочка называла акцент «кельтским», и управляющего было приятно слушать. В другое время Надежда и слушала бы с удовольствием, но предстоящий президентский визит и подготовка к нему уже сидели в печенках у всех сотрудников отеля, включая швейцара Пейсаховича, который каждый раз при слове «визит» возводил к небу глаза и говорил так:
– Да что вы убиваетесь за этим визитом! Вот если бы мы ожидали в нашу гостиницу Моисея, вот был бы визит! Только не надейтесь, Моисей этой осенью к нам все равно не приедет!
– …это означает, что стандартные процедуры по обеспечению безопасности первого лица будут проведены в соответствии со всеми существующими международными требованиями. Позвольте вам представить, дамы и господа, полковника Уолша. С американской стороны он отвечает за безопасность первого лица и его окружения.
Встал огромный детина, геометрическим образом постриженный, как в боевике, и двинул бычьей башкой – кивнул.
Надежда вдруг подумала, что, наверное, он очень тупой. Сто килограммов хорошо разработанных мышц, пригодных, чтобы бегать, прыгать, стрелять из всех видов оружия, которое в принципе стрелять может, и из некоторых видов оружия, которое в принципе стрелять не может. Ну, и в голове сто граммов инструкций на разные случаи жизни.
Следует ли пускать президента – нет, они говорят исключительно «первое лицо» и никогда «президент»! – в сортир, если ему туда срочно понадобилось, а сортир не был должным образом оборудован системами безопасности? Следует ли направиться за «первым лицом» в сортир, если оно все же настаивает на его посещении, несмотря на отсутствие там систем безопасности?
И так далее.
– Полковник Уолш на два месяца, пока будет готовиться визит, – продолжал управляющий, – получает все мои полномочия. Все вопросы, связанные с проживанием и размещением первого лица, сопровождающих его лиц, мы будем решать непосредственно с ним. Как всем вам известно, наш отель с сегодняшнего дня закрыт для обычных гостей, и все наши силы будут всецело отданы подготовке к визиту. С завтрашнего дня наши американские коллеги заменят детекторы и «рамки» на всех входах и выходах из отеля.
Тут управляющий вдруг слегка улыбнулся, как будто извинялся перед своей командой. Все же он был ирландец, кельт, и, наверное, его, как и остальных, слегка забавляла серьезность, с которой к делу подходили американцы.
Ну, Моисей-то ведь точно не приедет, прав швейцар Пейсахович!
– Таков порядок, – заключил управляющий. – Всем службам запрещается проносить в отель колющие, режущие предметы, оружие, газовые баллоны, легковоспламеняющиеся аэрозольные вещества любого типа.
– Так у нас все вещества аэрозольного типа, – взволновалась служба уборки. – Куда ж мы без них? Мы и стекла, и мебель, и паркеты только аэрозолями чистим! Да у нас ничего другого и нет!
– Мы проверим аэрозоли и вернем их вам в том случае, если они безопасны, – провозгласил полковник Уолш и улыбнулся американской улыбкой во все свои сто шестьдесят восемь зубов. Щеки резиново натянулись. Вообще, казалось, что при чрезвычайной полковничьей упругости кожа натянута на нем слишком сильно, как будто он сделан из высококачественного каучука.
– Девочки, вы не должны беспокоиться, – по-русски сказала из-за колонны Лидочка. – Это же совершенно естественно! Если вам нечем будет мыть полы, полковник Уолш возьмет их помывку на себя. Верно?
Последнее слово она выдала по-английски, обращаясь к полковнику и улыбаясь самой-самой из своих улыбок.
– Surely, – немедленно согласился полковник, уверенный, что его поддерживают. – Конечно.
Управляющий хихикнул, а по всем остальным лицам прошла судорога. Хихикать они не смели.
– Госпожа Лидия Арсентьева, директор по персоналу, – быстро представил Лидочку управляющий. – Наш самый главный помощник во всех делах. Имеет огромный опыт работы, и весь нынешний коллектив отеля сложился исключительно благодаря ее четким рекомендациям и профессионализму.
Лидочка вскочила и поклонилась.
Надежда опять взяла себя за кончик носа.
Выглядела Лидочка безупречно, как английская королева, – строгий костюм строгой длины, светлая блузка, консервативные, но изящные туфли на умеренных каблуках, консервативная, но изящная стрижка строгой формы.
Никто не знал, что утром она бегала по отелю и искала булавку, чтобы заколоть юбку, которая падала из-за того, что оторвалась пуговица.
– Представляете, – говорила Лидочка плачущим голосом, – что выйдет, если на совещании я буду левой рукой придерживать юбку, а правой здороваться с американцами, дай им бог счастья!
Все веселились, и юбка была закреплена на Лидочке надежно.
Потом искали золотой значок с символикой отеля, полагавшийся менеджерам высшего звена, а Лидочка свой подарила сыну Пейсаховича. Сын приехал за папой на работу на велосипеде и, по мнению Лидочки, выглядел недостаточно счастливым. Лидочка его осчастливила, но сама осталась без значка.
– Вечно со мной истории, – сокрушалась она, но ничего не предпринимала для того, чтобы истории с ней не происходили. Она любила себя такой, какая есть, и все окружающие обожали Лидочку именно такой.
– С завтрашнего дня начнут завозить оборудование для службы безопасности, – продолжал управляющий. – Его разместят на складе, в секторе «Б». Это секретное оборудование, и, кроме работников склада, доступ всем остальным сотрудникам будет закрыт. Кроме того, вводится особая система передвижения по отелю.
Лидочка за колонной сделала ногами нечто типа антраша, словно демонстрируя, как именно теперь все станут передвигаться.
– Карточка-ключ, блокирующая все лифты, будет передана мной полковнику Уолшу. Как вы знаете, эта карточка существует в единственном экземпляре и используется только во время визитов первых лиц государств и правительств. Вы все получите особые ключи от лифтов и черных лестниц. Любые перемещения с этажа на этаж разрешены только парами – сотрудник отеля и сотрудник службы безопасности. Один ключ без второго не откроет двери и лифты. Прошу все время это учитывать, особенно службу уборки, которая в любом случае должна передвигаться по всем этажам. Первое лицо займет третий этаж, сопровождающие – второй и четвертый. Все остальные этажи на время визита будут закрыты.
Управляющий замолчал и обвел взглядом своих сотрудников.
Ну вот, было написано у него на лице. Началось. И неизвестно, когда закончится! До визита еще два месяца, и все это время американцы будут иметь нас, как пожелают. Они начнут играть здесь в шпионов, потому что им так положено, а мы все станем им подыгрывать.
Домой хочу, подумал управляющий скорбно. В Дублин.
– Быть может, американская сторона хочет что-то добавить? – вслух спросил он. – Прошу!
И присел на свое место. Полковник Уолш не встал, видимо, считал, что в этом нет никакой необходимости.
– Мы все, – начал он, – осознаем важность доверенной нам миссии. Вы обеспечиваете первому лицу максимальный комфорт, мы обеспечиваем безопасность. И то и другое одинаково важно. Сейчас мы играем в одной команде, и только от нас самих зависит, насколько наша игра будет слаженной, а работа точной и оперативной. Мы сделаем все, что в наших силах, для того чтобы во время визита ни наша, ни ваша сторона не испытывали никаких проблем и дискомфорта.
Надежде все казалось, будто полковник ожидает, что все менеджеры сейчас хором крикнут: «Всегда готов!» – или что там полагается кричать в таких случаях? «Но пасаран!»?
Впрочем, говорил он так, что его все слушали, надо отдать должное. Даже доктор Трутнев вытянул куриную шейку и сверлил американца глазками.
– Мы глубоко уважаем русскую культуру и традиции вашей страны, мы тронуты гостеприимством русских. Репутация вашего отеля так высока и надежна, что первое лицо лично пожелало остановиться именно в нем и уведомило об этом службу протокола.
Надежда посмотрела на Лидочку, а Лидочка на нее.
Даже представить невозможно, сколько взяток было роздано – и каких! – чтобы первый американец планеты жил именно у них! Сколько роздано взяток, сколько сделано ходов, сколько кляуз написано на конкурентов! Сколько пролито слез, сколько нервных клеток потрачено, какой удар хватил управляющих конкурирующих отелей, которых в Питере было еще два, такого же класса и уровня комфорта.
Сколько было написано писем «в инстанции», суть которых сводилась к тому, что «мы лучше» – нам сто пятьдесят лет, и из наших окон виден знаменитый Исаакий, а из ваших не виден! И городские крыши вокруг больше всех остальных крыш пригодны для того, чтобы на них залегли американские снайперы, а за ними русские снайперы, когда подъедет кортеж! И мы уже принимали у себя американского президента двадцать лет назад, и сейчас опять готовы принять в лучшем виде! И королевы у нас живали, и принцы с принцессами, вот и списочек прилагается, читайте! И наш собственный президент однажды благосклонно явился в наш отель на чашку кофе, отобедав в ресторанчике на углу Вознесенского проспекта, вот и справочка прилагается и лист из книги почетных гостей, где он не менее благосклонно расписался!
Только к нам, и больше никуда! Только к нам, и больше ни к кому!
Проблем возникнет грандиозное количество. Ответственность такая, что даже страшно подумать, что станет со всеми, если вдруг что-то пойдет не так. Много месяцев отель будет существовать в военном режиме, и к этому придется привыкнуть. Персонал, не задействованный в обеспечении визита, будет отправлен в отпуска, и когда вернется, ему придется заново учиться работать, потому что все отвыкнут!
И все равно – только к нам!
Потому что это статус – в нашем отеле жил американский президент!
Потому что это почет – лучше всех в городе, а может, и в России мы умеем встречать высоких гостей!
Потому что это деньги – целая река денег! «Обеспечение визита главы государства» – это вам не конференция компьютерщиков или операторов мобильной связи!
Главный в вопросах безопасности между тем продолжал:
– Есть одно обстоятельство, о котором я обязан проинформировать начальников всех служб. – Каучуковое лицо стало еще серьезней, и надо лбом зашевелился геометрический ежик. – Незадолго до подтверждения визита в Россию мы получили агентурные данные о том, что одна из международных экстремистских организаций готовит террористический акт с целью вынудить глав наших государств пойти на уступки в отношении некоторых тоталитарных режимов. Никакие экстремисты не в состоянии нарушить планы нашего президента, и визит в Россию и Санкт-Петербург был подтвержден, но меры безопасности, которые мы вынуждены применить, будут беспрецедентными. Прошу всех с пониманием отнестись к ситуации, потому что, только действуя вместе, мы сможем дать решительный отпор тем, кто намеревается сорвать планы наших правительств.
Надежда вдруг подумала, что, наверное, он говорит это в сотый раз. Должно быть, перед каждым визитом появляется некая «оперативная информация» или «агентурные данные» о том, что некие «экстремистские организации» замышляют некое темное дело, и этому каучуковому человеку в безупречном костюме и полосатом университетском галстуке приходится говорить одно и то же – о том, что меры будут беспрецедентными, и только сообща мы сможем противостоять, и прочая, и прочая, и прочая…
Нелегкая у него работа – отвечать за президента.
Хорошо, если президент не болван, а если болван?.. Приходится тогда отвечать за болвана, а это грустно, наверное!..
Интересно, какой номер ему отвела Юля Беляева, начальница службы размещения? Наверняка «сьют», окнами на Исаакиевский собор, все-таки шишка.
Потом началось «поименное представление», когда русских представляли американцам, а американцев русским, и Надежда старательно запоминала имена.
Каучуковый герой боевика носил имя Дэн. Интересно, Дэн – это Дэниэл? Или какие еще возможны варианты?
Доктора Трутнева тоже представляли, и он вскидывал головку на куриной шее и щелкал воображаемыми шпорами – очень старался.
Москвич Коля Саньков, переведенный из Москвы с повышением, сильно нервничал. Все-таки в столице он был всего лишь начальником отдела, а тут его поставили возглавлять целую службу! Служба, конечно, так себе – подносчики багажа, складские рабочие и грузчики, – но лиха беда начало! Надежда тоже когда-то начинала дежурной по этажу.
Вспомнив это, она улыбнулась.
Ее пристроила на работу Марья Максимовна, соседка. Марья Максимовна дружила с Лидочкой, а Надежда была без работы. После университета никуда не брали, пугались, что в дипломе написано «учитель английского языка». Никто не хотел брать на работу учителя! В конце концов ей удалось получить тепленькое местечко банковской операционистки, поспособствовали какие-то дальние знакомые. На поверку место оказалось никудышным. Банчок был не совсем «чистым», мягко говоря. Не совсем легальным. Бандитским, если одним словом. «Левые» платежки были делом практически ежедневным, а когда она растерянно сказала главному бухгалтеру, что ничего такого выписывать не будет, потому что не хочет оказаться в Крестах, тот посмеялся немного, а потом, глядя ей в глаза, объяснил, что к чему.
Объяснял он так, что Надежда потом несколько недель просыпалась от каждого шороха и пугалась любой милицейской машины.
Уволиться тоже оказалось проблемой, ее не отпускали, она «слишком много знала», как в кино, хотя что такого она знала!..
Почти ничего.
Ее выручил будущий муж, который придумал какую-то хитроумную схему, с кем-то договорился, и ее уволили без потерь и даже без «волчьего билета».
А потом Марья Максимовна помогла.
Однажды Надежда зашла к ней на кофе. Марья Максимовна была большая любительница кофе и пила его всегда по утрам, говорила, что на ночь не решается, опасается, что бессонница скрутит.
Надежда пришла и принесла рассыпчатое печенье, до которого Марья Максимовна была большая охотница, и Надежда покупала его всегда в одном и том же месте, в крохотной булочной на Сенной. Только там оно было таким, как надо, – толстеньким, масляным, не слишком сладким и не слишком мягким.
Она пришла и сразу поняла, что у соседки гости.
На холодильнике лежали перчатки, поразившие тогдашнее Надеждино воображение. Раньше она никогда не видела летних перчаток – тонких, как паутинка, очень изящных, с удлиненными пальцами, как будто специально сделанными для того, чтобы их носили женщины с длинными миндалевидными ногтями. От перчаток пахло духами.
Косясь на них, Надежда сунула Марье Максимовне коробку, которая уже слегка замаслилась с одного боку, и сказала, что, пожалуй, пойдет. Не будет мешать.
Перчатки ее смущали.
– Ну отчего же! – воскликнула Марья Максимовна. – Нет, нет, проходите, милая!
В комнате, заставленной старинной мебелью, про которую Марья Максимовна рассказывала, что знаменитый питерский режиссер Алексей Норман одалживал ее для съемок фильма о последнем российском императоре, сидела женщина. Она сидела так, как сидят королевы и принцессы на церемонии вручения Нобелевской премии – на самом краешке стула, скрестив безупречные ноги и сильно выпрямив спину. Сидеть так ей, похоже, было очень удобно. Она улыбалась и показалась Надежде сказочно красивой.
– Это Лидия Арсеньевна, – представила Марья Максимовна. – А это Наденька, моя соседка. Наденька, проходите, не стесняйтесь!..
– Здравствуйте, дружочек мой, – неожиданно сказала красавица басом. – Почему у вас такой вид, будто перед тем, как зайти сюда, вы спешно доедали в парадном лимон?
– Н-нет, – пробормотала Надежда.
– Или я ужасно выгляжу?
Теперь красавица сделала испуганное лицо и стала оглядывать себя, как бы проверяя, нет ли изъянов.
– Однажды я пришла на работу в разных туфлях, – продолжала красавица, перестав осматривать себя. – Спешила и не заметила, что туфли разные! Но, знаете, меня не выгнали. Они совершенно не представляют себе, что будут без меня делать, вот и не выгнали. И с тех пор я всегда ношу на работу разные туфли!
– Лидочка, – укоризненно сказала Марья Максимовна. – Что вы пугаете ребенка? Наденька, не обращайте на нее внимания, она просто шутит!
– Да я поняла, – пробормотала Надежда. У нее было такое чувство, что ее сразу приняли за дуру и разговаривают соответственно.
Было еще довольно рано, часов девять, и солнце, редко навещавшее эту квартиру, ломилось сквозь пыльные стекла, ложилось большими кусками на паркет, и хрусталь в шкафу горел торжественным огнем. Лидочка казалась продолжением солнца – яркая, победительная, уверенная в себе и упоительно пахнущая.
– Наша Лидочка, – продолжала Марья Максимовна, подкручивая винтик в кофейной машинке, – работает в гостинице «Англия», на Исаакиевской площади.
Как будто похвасталась.
Чопорная, аристократическая, величавая «Англия» соседствовала – стена к стене – с другой знаменитой гостиницей, в которой то ли покончил с собой, то ли был убит поэт Есенин.
В таком обществе было просто необходимо блеснуть интеллектом.
– Я знаю, – сказала Надежда. – Сергей Есенин…
– Нет, нет! – вскричала Лидочка. – Это не к нам! Это к соседям, к соседям! У нас, господь милостив, никто ничего подобного над собой не совершал! Я, правда, иногда подумываю, особенно когда заезжает японская группа, но все не решаюсь! Однажды у нас приключилась чудесная история с японской группой! После нее бы, конечно, в самый раз сделать себе харакири, но я малодушна, малодушна, признаюсь!
У Марьи Максимовны на лице было ожидание радостного удовольствия, как у ребенка, который ждет Нового года, и знает, что впереди подарки, веселье и все только хорошее. Надежда никогда не видела у нее такого лица. Обычно Марья Максимовна была строга и даже несколько надменна – со всеми, кроме Надежды.
Спиртовка под кофейной машинкой горела ровно и сильно, и кофе пахло упоительно. Этой машине, наверное, было лет сто.
Лидочка рассказывала:
– Японцы въехали, мы их разместили, и начался Содом вместе с Гоморрой! Боже мой, нельзя, нельзя возить большие группы в такие старые отели, как наш! Везли бы в «Мэдисон», и сеть хорошая, и те же пять звезд, что и у нас, и, главное, все номера одинаковые! А у нас номера разные! У нас двух одинаковых не найдешь, но они все одной категории!
– Лидочка, мы не понимаем, – с удовольствием сказала Марья Максимовна. – Какой такой категории?
– Ах, боже мой, какие тупицы! Есть номера стандартной категории, и они все одинаково стоят. Есть номера повышенной категории, и они тоже одинаково стоят. Есть люксы, сьюты, президентские номера и так далее. В каждой категории цена за номер одна и та же, но номера-то все разные! У кого-то ванная больше, но в ней нет двойной раковины! У кого-то раковина есть, но шкаф не в коридоре, а рядом с кроватью! У кого-то номер угловой, там два окна, а у всех остальных всего по одному жалкому оконцу! А платили-то все одинаково! Боже мой! Пока мы переселяли, объясняли, разбирались, прошло полдня. Да еще «Бритиш» опоздал и вместо восьми пожаловал к одиннадцати, а у нас еще не все японцы счастливы!
– Какой «Бритиш», Лидочка? И куда он опоздал?
– Ах, боже мой, если бы я знала, что вы такие тупые, ни за что не стала бы рассказывать вам про японцев! Японцы сметливы и деловиты, а вы на что похожи?!
– Лидочка, не отвлекайтесь, – приказала Марья Максимовна, принюхиваясь к кофе. Она не сводила с него глаз, чтобы вовремя снять с огня и не дать пенке осесть – целая наука!
– Самолет авиакомпании «Бритиш» опоздал в Пулково, а «Бритишем» всегда прилетает много народу, их нужно встречать, размещать, и как же я отпущу водителей, если гостей они не привезли?! На чем тогда поедут гости?! А водители хотят домой, между прочим, и… ну, в общем, это другая история. И все одно к одному, и самолет, и японцы, и мы разобрались только к трем часам ночи. А утром горничная ко мне подходит и говорит потихоньку: «Лидия Арсеньевна, у меня в четыреста восемнадцатом… проблемы!» Я ей: «Какие там проблемы! На унитаз встала, и он потек? Кран сорвала, вазу разбила?!» А она только поступила на работу. Ничего не знает, всего боится, и больше всех меня боится. И она говорит: «У меня в четыреста восемнадцатом в окне… рожа!»
Марья Максимовна покатилась со смеху:
– И дальше? Дальше что?!
– Я поднимаюсь на четвертый этаж, захожу в номер, а там в окне… летучая мышь! Висит. Вниз головой. И смотрит, гадина, прямо на меня, и вправду, рожа у нее хуже не придумаешь! А мы вчера из этого номера как раз переселяли японку, которая очень переживала, что у нее ванная меньше, чем у соседки. Я даже рулетку принесла, и мы вымеряли!.. Все одно вышло, что меньше, и пришлось ее переселить. Я думаю, может, это мышь японкина? Может, это ее любимое домашнее животное? Или она случайно залетела?! Мы давай искать кого-нибудь, кто разбирается в летучих мышах. Я позвонила в «Европу», я там раньше работала. – «Европой» называлась еще одна стариннейшая питерская гостиница, гордившаяся тем, что в ней пивал шампанское Шаляпин и гулял Мамонт Дальский, анархист, трагик, темная личность. – Нашла девочку, она у них возглавляла службу размещения, которая раньше работала в ЮАР с какими-то телевизионщиками. Они там снимали на киноаппарат живую природу, а потом делали из нее гербарии.
– Лидочка, – укоризненно сказала Марья Максимовна, – ну что вы выдумываете?! Мы пугаемся! Какие гербарии и киноаппараты?!
– Ах, извините, ошиблась, – как ни в чем не бывало выдала Лидочка и продолжала: – За этой юаровской девкой я послала машину, она приехала из «Европы» и сказала, что мышь уникальная, редкой породы. Ну что делать? Мы решили ее ловить! Пришел грузчик Сергей Петрович, у нас их три – Сергей Семенович, Сергей Анисимович и Сергей Петрович, самый запойный. Принес мешок. Гриша, швейцар, пришел ему помогать. А Пейсахович зашел просто так посмотреть. И мы ловим – наш запойный Сергей Петрович, Гриша, Пейсахович, горничная, дежурная, девка из ЮАР и я. Много нас то есть. Ловим мешком, поймать не можем. Мышь от страха мечется, Пейсахович кричит – заходи слева, заходи справа, но сам не ловит.
Марья Максимовна смеялась мелким смехом, как будто стеснялась, что ей смешно.
– Ну, Лидочка? И поймали?
– Ну, мышь в конце концов парализовало от страха, мы все навалились и скрутили ее! Теперь мышь у нас в мешке, и мы должны отдать ее японке, а вся группа на экскурсии! Тогда я, как самая умная, решила, что должна написать объявление, и когда группа приедет, хозяйка сразу объявление увидит и поймет, что мы спасли ее мышь! Нужно искать человека, который пишет по-японски! Полдня ищем, девка из ЮАР к себе в «Европу» не уезжает, а все талдычит, какая это редкая мышь, практически реликтовая. Или так нельзя говорит о летучих мышах?
– Нельзя, – простонала Марья Максимовна. – О мышах – нельзя!
– Находим, пишем объявление, вывешиваем на доску, мимо которой идут все гости. Приезжает японская группа, и мы все тут затаились, за колонной, мы же должны пожинать лавры, и предвкушаем, как счастлива сейчас будет японка, которой мы вернем ее редкой породы мышь!..
– И что? – спросила Надежда, которая очень живо представляла себе эту картину – аристократический холл отеля, мраморные полы, позолоченные светильники, люстры, ковры, конторки красного дерева, а за конторками люди в формах и Лидочка, подстерегающая японку!..
– Вся группа останавливается возле доски объявлений, читает, все начинают верещать, как будто друг у друга что-то спрашивают, и тут от них отделяются две дамы в панамках и бегут к портье. Я думаю – ну, точно, это наши, идут за мышью. А мешок в руках у Пейсаховича, он же участвовал, хоть и не ловил, но тоже хочет пожинать лавры!.. А Сергей Петрович сразу после поимки пошел отмечать это событие и к тому времени уже был никакой. Ну вот, японки бегут к портье, я следом, за мной Пейсахович с мешком, сладко улыбается, за нами переводчица, девка из ЮАР, толпа! Мы настигаем японок и суем им мешок. И…
– Что?! – не выдержала Марья Максимовна. – Да не томите вы нас!..
– Что, что! – Лидочка фыркнула и повела плечом. – Японка его открывает, лезет рукой, поднимает страшный визг, бросает мешок, у мыши там, наверное, уже инфаркт!.. Японка бежит, падает, сбегается охрана, портье, девушки из буфета, доктор и управляющий. Все поднимают с пола японку, а она вырывается и кричит!
– И что оказалось?!
– Оказалось, что по-японски «летучая мышь» и «зонтик» пишется одинаково. Одним иероглифом. Японка потеряла зонтик, а мышь приперлась на окно с какого-то склада или из Исаакия. И не была она никакой редкой породы, самая обыкновенная летучая мышь отечественного пошиба! Японка ушиблась, мы ее потом лечили, компенсировали моральный ущерб, а я еще с этой мышью перлась на Васильевский, чтобы ее выпустить, кроме меня никто не хотел. Вы, говорят, Лидия Арсеньевна, всю кашу заварили, вы и расхлебывайте, а мы ее выпускать не желаем. И не поехали, собаки, я одна перлась! Собиралась назавтра сделать харакири, но не решилась. Малодушна потому что.
Вот за этим самым кофе Марья Максимовна и «поспособствовала» Надеждиному трудоустройству. Лидочка обещала подумать и недели через три позвонила.
С тех пор они стали неразлучные подруги, несмотря на разницу в возрасте – Лидочка оказалась старше Нади лет на тридцать.
И все дальнейшее сложилось благодаря Лидочке – работа, карьера, знаменитости, с которыми Лидочка была дружна и охотно знакомила Надежду. Ей было не жалко. Ей никогда ничего не было жалко, такой у нее характер!
Надежда теперь тоже хотела для кого-нибудь стать Лидочкой, чтобы быть как она – благодетельницей, великодушной и щедрой.
Поэтому москвичу Коле Санькову она сочувствовала и все стремилась как-то помочь, тем более говорили, что у него в семье проблемы.
– Коля, вы не переживайте, – шепнула она ему на ухо, когда Дэн Уолш тряхнул своей ластообразной ручищей, Колю поприветствовал. – Все обойдется. Это в первые дни будет неразбериха и суета, а потом все наладится. Американцы начнут заниматься своим делом, мы своим, и к визиту уже все успокоятся. Потом несколько дней обморока и паники, и все!
Коля улыбнулся, и Надежда с удивлением обнаружила, что у него голубые глаза. По-настоящему голубые, как на картинке.
– Никогда не участвовал в таких мероприятиях, – тихо сказал он. – И главное, мне бы поработать подольше. Коллектив узнать, структуру понять! Нет, грянул этот визит, когда меня всего полтора месяца назад из Москвы перевели!
Краем глаза Надежда видела, что Лидочка о чем-то энергично и доброжелательно беседует с Уолшем. Ну о чем она с ним болтает! Договорились же после совещания сразу кофе идти пить!
Наверняка что-то затевает!
– То, что недавно перевели, это даже хорошо! – сказала она вслух. – И глаз не успел замылиться, и ни в каких группировках вы еще не задействованы!
– А у вас что? Группировки?
– А в Москве нет?
Коля Саньков засмеялся тихонько.
– И в Москве есть! Мне, чтобы в «Англию» попасть, столько геморроя досталось! Жена бросила, ей-богу! Ребенку не разрешает со мной по телефону говорить!
– Ужас какой, – искренне сказала Надежда.
Юля Беляева протиснулась мимо, улыбнулась и прошла и уже из-за двери показала на часы – давай, мол, кофе же пить собирались! Надежда чуть заметно кивнула. Во-первых, Лидочка все еще любезничала с полковником, во-вторых, Колю жалко.
