Текст книги "Миф об идеальном мужчине"
Автор книги: Татьяна Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Я не знаю, – сказал Андрей честно. – Посмотрим. Спросим…
В зеркале заднего вида вдруг что-то мелькнуло, и он стремительно оглянулся назад.
Кто-то бежал наискосок через сквер, странно виляя и чуть не падая. Из-за дождя было не разобрать – кто. И еще кто-то бежал сзади, но догнать бегущего впереди не мог.
– Что там? – спросил пенсионер с жадным любопытством, вытягивая худую морщинистую шею.
Андрей уже понял – что.
– Игорь! – заорал он, распахивая дверь машины и чуть не вываливаясь наружу. – Игорь, не пускай ее туда!!
Полевой растерянно оглянулся, но, как и Андрей, он был слишком далеко.
Она уже добежала, остановилась, глядя вниз, где все еще лежала залитая кровью собака, потом как-то странно села на землю и медленно завалилась на бок.
Андрей уже почти добежал до нее.
Дозвониться удалось с большим трудом. Он даже стал нервничать. А нервничая, он всегда орал на секретаршу и очень много ел.
В половине десятого он в двадцатый раз выглянул в приемную. Секретарша взглянула на него со стоическим смирением монаха первых лет христианства, которого нечестивые язычники уже поволокли на костер.
– Ну что? – спросил он, раздражаясь от одного ее вида.
– Еще нет, Евгений Васильевич, – сообщила секретарша голосом первой ученицы, незаслуженно получившей двойку. – Мобильный не отвечает, дома нет, до офиса еще не доехал.
– В офисе знают, где он может быть?
– Нет. Говорят, что к десяти подъедет.
Шеф зарычал и начал помаленьку наливаться кровью, как постепенно наедающийся комар.
– Для чего я плачу вам зарплату, если вы не можете выполнить элементарных требований? – начал он, и секретарша со внутренним вздохом поняла, что собирается большая гроза. Придется перетерпеть. Пустить слезу. Написать заявление об уходе. Разлить около кресла валокордин, чтобы целый день в офисе пахло больницей и ее страданиями.
Переживем. И не такое переживали. Завтра будет прощения просить, каяться, ссылаться на расшатанные нервы, на постоянные стрессы и нагрузку. А я еще подумаю, простить тебя сразу или поломаться немножко. Ишь, взял манеру орать на нее, как на уличную девчонку. Кому ты нужен, вечно недовольный, жадный, капризный и почти ни на что не годный в постели? Добро бы денег было много, а то так… серединка на половинку. То густо, то пусто. Бросить он ее, конечно, не бросит, что бы ни вопил. Новую искать – силы нужны и здоровье. Опять же лень непроходимую победить придется, а на это мы уж точно не способны.
Нет, не боялась секретарша своего босса. Но зарыдать для видимости стоило.
– Я не виновата, что он выключил мобильный. – Глаза ее наполнились хрустально чистыми слезами, и одна из них аккуратно капнула на стол, не попав ни на бумаги, ни на клавиатуру компьютера.
– А кто виноват?! – заорал шеф. – Я?! Я тебя с восьми утра прошу, найди мне одного или другого, и только и слышу, что у них мобильные выключены!! А если бы у них не было мобильных?!
– Как это… не было бы? – искренне заинтересовалась секретарша. Людей без мобильных телефонов для нее просто не существовало. Может, они, конечно, где и были, но для чего предназначались и как ими пользоваться, она не знала.
– Да так! – пуще прежнего наддал босс, выскочил из-за двери и в порыве начальственного энтузиазма стукнул кулаком по столу. – Если в течение пятнадцати минут я не дождусь разговора, можете считать себя уволенной. Только вначале поедете на Таганку и разберетесь, что там с мобильными телефонами! И не ревите! Я хорошо знаю все ваши бабские штучки! Но здесь вам не бордель, а офис! Здесь нужно головой работать, а не…
Вот это он зря, пожалуй. Сотрудников у них немного, но наверняка все давно уже слушают под дверью. Наслаждаются. Разговоров теперь не оберешься. И Мурке доложат, конечно, как в прошлый раз доложили, когда он вместо работы в баню поехал. Зря, зря… И на извинения придется потратить вдвое больше времени, чем обычно. Теперь надуется, будет рожу кривить, подарков каких-нибудь потребует.
Вот жизнь! Мечешься, крутишься, здоровье гробишь, башку подставляешь, а бабы все одно помыкают как хотят.
От этой мысли он вновь пришел в спасительную ярость, пнул ногой кресло, забежал в кабинет и закричал уже оттуда:
– Кофе хоть сварите. И бутербродов дайте! Я сегодня не завтракал даже!!
Надувшись, он барабанил пальцами по столу, когда, легонько постучав, секретарша внесла поднос с кофе и множеством тарелочек.
– Пирожное уберите! – приказал он брюзгливо. В последнее время он начал стремительно поправляться и поэтому старался ограничивать калории, а в этом пирожном их было, наверное, сотни или тысячи. Сложив губки куриной гузкой, секретарша забрала с подноса пирожное, налила кофе и покинула кабинет. Не вышла, а именно покинула.
Да уж, придется ему попотеть, восстанавливая разрушенные бурей линии электропередачи…
Но он ничего не мог с собой поделать.
С той самой минуты, как он увидел в кустах труп этого несчастного врачишки, у него словно бы помутилось в голове. Конечно, врача ему жалко не было. Что хотел, то и получил, поганец, но трудно было предположить, что события примут столь… интенсивный характер. И так скоро! Нужно было срочно разобраться, выяснить и предупредить, а у нее, видите ли, мобильные не отвечают! Дура.
Из окна квартиры он видел, как подъехали менты, как под дождем они лениво толпились возле тела, как потом санитары грузили в фургон темный мешок. Небрежно и неуважительно, как будто не человек там был, а картошка. Ох, не хотел бы он, чтобы однажды и его так же погрузили в невзрачную труповозку… Черт принес этого дедка, выскочившего прямо на него! А не позвонить в милицию он не мог. Дедок небось крик бы поднял такой, что пол-Москвы сбежалось бы разбираться…
Неожиданный звонок селектора заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на него, как на врага, и нажал кнопку.
– Евгений Васильевич, Юрий Петрович на первой линии, – доложила секретарша. – Соединить?
– Да, черт возьми! – гаркнул он. – Соединяйте!
– Ты че, Евгеш? – насмешливо спросил в трубке знакомый голос. – Вчера не допил, что ль? Весь мой офис на ноги поставил с утра пораньше.
– Я тебе сейчас на мобильный перезвоню, – сказал он. – А то вдруг чего…
– Ну ты даешь, – сказали в трубке. – Случилось что?
– Перезвоню, говорю, – повторил он нетерпеливо, хотя с этим человеком следовало разговаривать уважительно и даже с некоторой долей почтительности. – Не занимай его.
– Да на х… он мне нужен, занимать его, – ответил собеседник, и Евгений Васильевич уловил в его голосе тревогу.
Это было приятно. По крайней мере сознание того, что он знал нечто такое, чего еще не знал его собеседник при всей своей всесильности, заставляло его чувствовать себя значительным и умным.
Он набрал знакомый номер. Ему тотчас же ответили.
– Ну что там у тебя?
– Сегодня утром у нас в сквере нашли труп того врача, – без предисловий бухнул Евгений Васильевич. – Я сам видел.
– А я при чем? – спросили в трубке с издевкой. – Звони во «Времечко». Может, прославишься…
– Юр, ты не понял, – сказал Евгений Васильевич терпеливо. – Того, понимаешь? Того врача.
Юра соображал непривычно долго.
– Ага, – сказал он наконец. – А ты откуда знаешь?
– Я его труп видел, – впадая в тоску от воспоминаний, сказал Евгений Васильевич. – Я у Лильки ночевал, ну и вышел рано, а тут дедок какой-то навстречу. Труп, говорит, в кустах. Я пошел посмотреть, ну и…
– Ага, – опять повторил Юра. – Точно он?
– Да точно, точно, – заверил его Евгений Васильевич. – Я бы не перепутал. Он мне теперь до гроба сниться будет…
– Переживешь, – сказал Юра неожиданно жестко. – Надо же, как это… Это все прояснить надо. А с ментами ты разговаривал?
– Нет, что ты! – как-то чересчур поспешно возмутился Евгений Васильевич. – Я посмотрел на него и ушел. Пытался тебе дозвониться и Борису…
– То есть просто так взял и ушел? – перебил его Юра, и Евгений Васильевич понял, что буря в пустыне, которую он устроил секретарше, это ничто, нежное дуновение по сравнению с тем, что ему сейчас устроит Юрий Петрович.
Этого он и боялся.
– Да ты что, не понимаешь, скотина, что они тебя искать будут?! Какого х… ты оттуда смылся, не дожидаясь ментов? Ведь ты смылся?! Да если это тот врач и ты со страху ничего не перепутал, ты хоть понимаешь, что это может означать?!
– Что? – спросил Евгений Васильевич тупо.
– Ну вот что, – как бы внезапно обессилев, проговорил Юрий Петрович угрожающе тихо. – Никуда не звони, никуда не ходи, скажи своей шлюхе, что заболел, и срочно приезжай. Понял? Ты понял или нет?!
– Понял, – упавшим голосом сказал Евгений Васильевич. И подтвердил в смолкшую трубку: – Понял…
– Он ушел с Ники около двенадцати. Я была в душе. Слышала, как хлопнула дверь. Он ушел и больше не вернулся.
Ее сильно трясло, и она постоянно курила. И каждую сигарету запивала остро пахнущим лекарством.
Андрей отчаянно ей сочувствовал, несмотря на то, что все в нем восставало против такого сочувствия.
Ты должен просто работать. Работать, как всегда. Ты хорошо умеешь это делать, а ей уже никто никогда и ничем не поможет. Всю оставшуюся жизнь ей предстоит прожить с этим.
– Может, кофе? – спросила она, и Андрею показалось, что она говорит сквозь стиснутые зубы.
– Да, если можно, – согласился он, понимая, что ей все время нужно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума.
Он был у нее в квартире уже больше часа, и за все это время она ни разу не заплакала. В соседней комнате рыдала навзрыд какая-то женщина средних лет, и она, заглянув туда, сказала ей строго:
– Возьмите себя в руки, Татьяна Павловна.
Непрерывно звонил телефон, в дверь входили и выходили оперативники. Димка разговаривал с консьержкой, Игорь с Олей пошли по соседям.
Она ничего не замечала.
Андрею было страшно наедине с ней.
Утром, на задержании, ему совсем не было страшно.
Она с грохотом уронила веселую фарфоровую турку с цветочками. Турка разбилась, кофе рассыпался по чистому полу. Она посмотрела на осколки и коричневую пыль, запорошившую пол, и достала из шкафа другую турку. Медную.
– Может, бог с ним, с кофе? – спросил Андрей осторожно.
– Нет-нет, – отозвалась она. – Я сварю.
Кухня, в которой они разговаривали, тоже была веселой и в цветочках. Как турка. Здесь было уютно, светло, просторно и чувствовалось, что в этом доме живет семья. Именно живет, а не собирается вечером или в выходные, чтобы заночевать или провести время, свободное от делания денег.
Квартира была огромной и дорогой. Ее хозяин явно процветал и в деньгах не нуждался. И оформлял ее дизайнер-профессионал, и стул, на котором сидел Андрей, явно стоил больше, чем он зарабатывал в месяц.
И все же она не была похожа на десятки других огромных и дорогих квартир, в которых перебывал Андрей за время своей работы.
Игрушки были разбросаны на полу в гостиной. Из открытой пасти видеомагнитофона торчала кассета с надписью «Малыш и Карлсон». Белая кожа громадного кресла была кое-где порвана на подлокотниках. Очевидно, пес прыгал на подлокотники или грыз их. На стенах вместо обязательной модной дорогостоящей муры висели детские рисунки в тонких деревянных рамках. Под одним из них название: «Корова и ее щенята на лугу». Название было даже больше самой картины, и написано очень разборчиво, хотя и немного коряво.
Пепельница, полная окурков. Очевидно, она курила всю ночь, пытаясь разыскать мужа и уже понимая, что произошло именно то самое худшее, о чем страшно даже подумать.
Всевозможная детская и взрослая обувь свалена под вешалкой в огромную кучу, и рядом, очевидно не вытертые со вчерашнего дня, отпечатки собачьих лап.
В этом доме жили. Растили детей, ссорились, смеялись и любили друг друга. Принимали гостей. По выходным готовили что-нибудь вкусненькое. Читали книжки, лежа на ковре рядом с собакой, и ленились убирать на место обувь.
И ничего этого больше не будет. Никогда.
Если бы я тогда дослушал бывшую жену, он был бы сейчас жив. И эта чужая, с белым и пустым лицом, женщина не варила бы кофе, повернувшись ко всему миру натянутой до предела спиной и пытаясь хоть одну секунду отдохнуть от того, что обрушилось на нее так внезапно.
– Вы знаете, – сказала она, не поворачиваясь, – Сережка всегда говорил мне, что он непременно должен умереть раньше меня. – От воспоминаний у нее вдруг изменился голос, стал даже какой-то веселый. – Тебе, говорит, все равно, конечно, а я один ни за что не останусь.
Она мельком взглянула на Андрея и понесла к столу полную турку. У нее было совсем больное лицо и сухо горящие глаза.
– Вы представляете? Мы собирались в отпуск. Он вчера приехал и сказал, что на днях мы уезжаем. – Она присела к столу, держа турку обеими руками. – Он терпеть не может осень, всегда старается уехать, когда она начинается. Он вообще у нас такой… теплолюбивое растение.
Ее нужно отвлечь. Вызвать врача, чтобы он уколол ей успокоительное. Заставить лечь. Позвонить родителям. Купить бутылку водки и стоять над ней, пока она не выпьет ее до дна.
– Ирина Николаевна, – Андрей поднялся и взял у нее из рук турку. Она даже не заметила этого. Поискав на полках, он поставил на стол две чашки и разлил кофе. Она не шелохнулась. Она не помнила, что в кухне, кроме нее, был кто-то чужой. Последовательно открывая все шкафы и ящики, он нашел наконец коробку с лекарствами и накапал еще валокордина. – Выпейте, пожалуйста.
Она залпом выпила и опять замерла, сгорбившись на своем стуле. Лучше бы билась в истерике.
– Он же великий врач, – вдруг сказала она удивленно. – Разве можно было просто так убить такого врача? Дело не в том, что я его жена, и поэтому мне кажется, что он гениальный. Дело в том, что он на самом деле и был гениальным… Разве таких убивают?
Убивают всяких. Даже таких, как Сергей Мерцалов, – благополучных, любимых, талантливых. Всяких.
И майор Ларионов для того и существует, чтобы убийц искать. Больше он ни за каким хреном никому не нужен.
– Ирина Николаевна, кого он опасался в последнее время, ваш муж? Почему нервничал? О какой слежке он вам говорил?
Она встрепенулась и впервые за все время посмотрела на Андрея и увидела его.
– Да-да, – сказала она растерянно. – Как же я забыла… Про Ники рассказала и про отпуск, а самое главное забыла… Да, он несколько раз замечал, что два каких-то человека постоянно сопровождают его на работу и с работы. На прошлой неделе мы ходили в какой-то кабак… Постойте, кажется, в «Эльдорадо», что ли… – Она прикрыла глаза. – Мы были в театре, а мальчишки остались у свекрови со свекром, и мы решили кутить… Он даже показал мне одного из тех двоих, ну и он ничем не отличался от обыкновенного прохожего, который просто идет мимо ресторана… Сережка сказал, что около дома мы его тоже непременно увидим, но около дома никого не было. Я, конечно, сказала ему, что у него мания величия, а он рассердился страшно и велел мне заткнуться. Он, знаете, любит, когда мы играем в грозного главу семьи, которого все боятся. Но постойте, – вдруг прервала она себя и сдвинула брови, словно пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд. – Откуда вы знаете, что за ним следили? Он никому об этом не рассказывал, и я говорила только одной своей знакомой, у которой муж в уголовном розыске. Но он оказался бывшим, этот муж, и ничем нам не помог… Так откуда вы знаете?!
Андрей вытащил сигарету из пачки и закурил:
– Я этот бывший муж, – сказал он. – Я ничем вам не помог.
– Что? – переспросила Ирина Мерцалова. – Что вы сказали?
Он затянулся и ничего не ответил.
И тогда она бросилась на него.
– Ну смотри! Да вот же он, справа! Да не слева, а справа! Ты совсем не туда смотришь, Танька!
– Да где?!
– У тебя на бороде! Вон под деревом стоит.
– Ну и что? Стоит, и пусть себе стоит. Может, ему надо?
– Он не просто так стоит, – сказал Клавдия значительно. – Он стоит по мою душу. Он за мной следит.
Танька посмотрела на нее в изумлении, а потом, решив, что это, очевидно, просто идиотская шутка, плюнула с досады и сказала сердито:
– Ну тебя к аллаху, Ковалева! Я думала, у тебя и вправду что стряслось, а ты…
– И вправду стряслось. Он стоит здесь с утра. И когда я приеду домой, он будет стоять около моего подъезда. А завтра они поменяются, и на работу меня проводит второй. Тань, я не шучу…
– О господи Иисусе, – сказала Танька и присела на подоконник, глядя на Клавдию во все глаза. – Ты что, серьезно? А когда ты это… заметила?
– В субботу. – Клавдия повернулась спиной к залитому дождем окошку. – У вас на даче. Когда мы уезжали и я уже сидела в машине, а все семейство толпилось у ворот, я обратила на него внимание. Он стоял на мосточке и курил. И я вспомнила, что видела его раньше, сначала в Москве, а потом в электричке. Он мне в ухо сопел.
– И ты прямо так взяла и вспомнила? – спросила Таня недоверчиво.
Клавдия раздраженно почесала за ухом. Изящная докторская шапочка, на которой настаивала заведующая, всегда натирала ей кожу. Шапки Клавдия носить не могла.
– Да сними ты ее! – сочувственно сказала Таня, но Клавдия старалась ее не снимать. Боялась заведующую.
– Взяла и вспомнила! – сказала она уверенно. – У меня на лица очень хорошая память, и я всегда все вокруг замечала, даже когда маленькая была. Тань, я тебе точно говорю, что они за мной ходят. Я даже спала плохо.
– Со страху? – уточнила Таня.
В слежку она не очень верила. В конце концов, она работала в банке и была уверена, что знает о жизни все.
Слежка, да еще сколько-нибудь продолжительная и профессиональная, – удовольствие не из дешевых. Вряд ли какой-то тайный поклонник ее подруги решился вогнать себя в такие расходы для того, чтобы с точностью до секунды знать, во сколько она ушла с работы, и с точностью до грамма – вес куска вареной колбасы, который она купила в гастрономе на ужин. Да и поклонников никаких не наблюдалось, ни бедных, ни богатых.
Если бы ее брат не был таким тупым, возможно, что поклонники бы не понадобились.
«Я гениальный сыщик. Мне помощь не нужна. Найду я даже прыщик на теле у слона!» – так они пели когда-то у него на дне рождения.
Сколько лет назад это было? Пять? Семь?
Тридцать ему исполнялось, вот когда это было. Ему исполнялось тридцать, он получил капитана и собирался жениться. Они тогда слегка подпили, и Клавдия ночевала у Тани с Павловым. Ночью Таня встала, разбуженная странными звуками, доносившимися из района санузла, – что-то среднее между прокачкой труб и плачем Ярославны. В ванной она обнаружила свою лучшую подругу, наревевшуюся до икоты, красную, страшную и очень несчастную.
«Идиот!» – подумала она о брате и заставила себя сосредоточиться.
Оказывается, Клавдия развернула целую теорию о том, что эта слежка – какая-то ошибка и что она, в общем, совсем не боится, но вчера хотела позвонить Андрею.
На этом месте она покраснела и отвернулась. Таня, единственная из всех Ларионовых посвященная в ее страшную тайну, смотрела на нее с сочувствием.
– Ну и позвонила бы, – сказала она, пока Клавдия делала вид, что устраняет какой-то непорядок на подоконнике. – Подумаешь, дел-то, Андрюхе позвонить! Мне-то ты моментально позвонила.
Клавдия и вправду позвонила Тане незадолго до обеденного перерыва. Ей нужно было срочно с кем-то поделиться. Она не могла и дальше поминутно выглядывать в окно и поминутно убеждаться, что ее соглядатай на месте и вовсе не думает исчезать. Таня работала довольно близко, на Большой Никитской, и приехала без промедления.
– Как ты думаешь, что им может быть нужно? – спросила она Клавдию.
– Ну, я думаю, что нет никакой надежды на то, что они хотят отнять у меня «единственное богатство бедной девушки», – усмехнувшись, сказала Клавдия. – Так что это явно какая-то ошибка. Тань, может, мне пойти и сказать ему, что это не я? То есть я, конечно, но совсем не тот объект, который ему нужен.
– Ну да! – дернула головой Таня. – А он скажет тебе, что он маньяк-убийца, и пырнет тебя ножом.
– О господи, – пробормотала Клавдия, которой такая перспектива показалась удручающей, – зачем меня ножом, а? У меня нет ничего. А все, что есть, я могу и так отдать. Невелика потеря. А, Тань?
– Я ж тебе говорю – потому что он маньяк, – сказала Танька нетерпеливо.
– Маньяки не работают в паре, – успокаивая себя, заметила Клавдия и опять выглянула в окно.
Таня раздраженно проследила за ее взглядом. Похоже, подруга всерьез решила, что это следят именно за ней. Фантазерка. Но у нее ведь и вправду всегда была очень хорошая зрительная память.
– Клавка, может, у тебя в доме клад? – развеселившись, сказала вдруг Таня. – Сундук с сокровищами под полом. Или в стене.
– В «хрущевской» квартире пол и потолок совмещенные, – напомнила Клавдия. – Под моим полом не может быть никаких сундуков, там только соседи помещаются.
– Да, – задумчиво проговорила Таня, – «хрущевка» – это тебе не старинный замок…
– Да, – согласилась Клавдия. – Не замок.
– Андрюхе, конечно, можно позвонить… – все так же задумчиво продолжала Таня, – но, боюсь, без толку.
– Я даже знаю, что он скажет, – подхватила Клавдия и улыбнулась. – Он мне уже сказал в машине, что у меня галлюцинации.
– А ты с ним сразу подозрениями поделилась? Не утерпела? – съязвила Таня.
Клавдия кивнула.
– Ну, теперь он нас точно слушать не будет! – уверенно сказала Таня. – Я же его знаю, как себя. Даже лучше.
– Клава, машина сейчас придет из «Протека», – заглянув в кухоньку, сказала заведующая. – Поможешь девушкам?
Она увидела Таню и кивнула приветливо:
– Здрасьте!
– Добрый день, – поздоровалась Таня и стала подниматься с узенького стульчика, потому что Клавдия при виде начальницы подобралась, как хорошая лошадь перед прыжком, вытянулась, распрямилась, и в глазах у нее, как показалось Тане, моментально загорелся глубокий рабочий энтузиазм.
– Да вы разговаривайте, разговаривайте! – крикнула заведующая уже из коридора. Очевидно, и она заметила моментальную готовность своей работницы приступить к свершению трудовых подвигов. – Никакой срочности нет!
– У меня перерыв тоже заканчивается, – пробормотала Таня. – Клав, давай так. Я за тобой вечером заеду, и мы все-таки съездим к Андрюхе. Конечно, хорошо бы ему сначала позвонить, потому что он по вечерам может быть где угодно, но мы рискнем. Без звонка подъедем. Авось, не выгонит.
Клавдия перепугалась.
– Тань, а может, не надо, а? – заскулила она. – Выгонит ведь. И что мы ему скажем?
– Пошла ты к черту, Ковалева! – сказала Таня, натягивая плащ. – Скажем, что за тобой следят, и пусть он нам советует, что делать дальше. В конце концов он мент, а не кто-нибудь.
– Гениальный сыщик, – слабо улыбнувшись, пробормотала Клавдия.
– Вот именно, – подтвердила Таня.
– Андрюш, давай я тебе щеку заклею, – предложила сердобольная Оля Дружинина, сочувственно глядя на Андрея. – Надо же, как она тебя…
– Перехватить не успел. – Андрей безразлично пожал плечами.
На самом деле он и не пытался.
В тот трижды проклятый момент, когда это перестало быть работой, он понял, что сделает все, чтобы найти подонка, задушившего Сергея Мерцалова в двух шагах от собственного дома, а когда он увидел его жену, неловко повалившуюся в истоптанную башмаками грязь около мертвого колли, что-то еще больше сдвинулось у него в голове.
Он должен был дать ей возможность хоть как-то выразить свое горе, чудовищнее которого ничего не могло быть. Выместить. Хоть на нем. Поэтому он лишь спокойно стоял, пока она крушила все в чудесной веселой кухоньке, которая еще недавно была ее раем и которой предстояло теперь стать ее адом, и неловко защищался, когда она бросалась на него снова и снова. И выла, как подстреленная волчица.
Андрей никогда не слышал такого воя.
– Ладно, Оль, – сказал он, торопясь отделаться от воспоминаний. – Бог с ними, с моими телесными повреждениями. Давайте сядем, поговорим, что у нас есть и чего у нас нет.
В кабинете было холодно и мрачно. Дождь заливал окно, выходившее во двор. Батареи вместо того, чтобы греть, казалось, забирают остатки тепла. Дима Мамаев присел было на стул около батареи, но тут же отодвинулся, стараясь не коснуться ее ледяного чугунного панциря.
У Андрея ныла рука – верный признак перемены погоды. Интересно, потеплеет или похолодает?
– Семеныч заключение когда обещал? – спросил Андрей у Полевого.
– Завтра будет, – ответил Игорь. – Может, чего и прояснится…
– Может, и прояснится, – согласился Андрей, втыкая в розетку хвост доисторического алюминиевого чайника. – У меня еще кофе остался. Кто-нибудь желает?
Все немедленно пожелали.
– На халяву-то все горазды, – посильно веселя себя, проговорил Андрей. – Нет бы купить баночку…
– Купим с зарплаты, Андрей Дмитриевич! – с готовностью откликнулся глупый Димка.
– С зарплаты! – фыркнул Андрей. – С зарплаты я сам куплю целых… две! Никакого нет интереса, Дима, покупать кофе с зарплаты. В зарплату у всех кофе – море, можно ложкой из банки есть. И сахаром закусывать.
– Сахара нет! – вскрикнула Ольга. Она проворно поднялась и стала по очереди выдвигать все ящики желтого канцелярского стола. Сахара не было.
– Придется к Желнину сходить, – пробасил Игорь. – Он тебе не откажет. А, Ольгунь?
– Пусть лучше Димка идет, – сказала Ольга. – Что все я да я? Он меня скоро в кабинет не пустит.
– Ты же у нас самая обаятельная и привлекательная, – сообщил Андрей, – а не Димка. Или теперь Димка будет самым обаятельным?
– Ну вас к черту, – сказала Ольга и вышла в коридор.
Чайник на окне засопел, всхлипнул, из его облупившегося носа как-то неожиданно повалил густой пар, и окно по кругу запотело, как в бане.
– Восемь кусков, – сообщила Ольга, попкой открывая дверь. – По два на рыло. Просьба не толкаться и соблюдать живую очередь.
– Значит, так, – начал Андрей. Кружка с кофе приятно обжигала ему руки, и кофейный дух щекотал нос. – Сергей Мерцалов, тридцать пять лет, кардиохирург, доктор наук, профессор. Директор Института кардиологии. По слухам, кстати, еще не проверенным, великий врач. Был вчера сразу после двенадцати задушен капроновым шнуром в сквере, где обычно гулял с собакой. Вечер провел с семьей, которой объявил, что решил на две недели уехать в отпуск. Почему так внезапно? Жена говорит, что осень он не любил, но ведь октябрь, насколько мне вспоминается, тоже вроде осень, а в отпуск он собирался именно в октябре. Пункт первый: неизвестно зачем он перенес отпуск. На улицу пошел так поздно потому, что, по словам жены, они смотрели какой-то фильм, а потом долго разговаривали и про собаку попросту забыли.
– Можно мне, Андрей Дмитриевич? – Андрею показалось, что Димка сейчас поднимет руку, как в школе.
– Валяй! – разрешил он.
– Домработница, или няня, Татьяна Дьякова, сказала мне, что собака у них бестолковая и дружелюбная до крайности. Я думаю, что собака подбежала к убийце, просто чтобы…
– Поздороваться, – подсказал Андрей.
Димка осекся и быстро глянул начальнику в лицо – не шутит ли. Начальник не шутил.
– Ну да, – продолжил он неуверенно, – чтобы поздороваться… И он ее… бац – и убил.
– Н-да, – протянул Игорь и подъехал в кресле к чайнику, чтобы добавить себе кипятка. – Ты свой сахар будешь жрать? – спросил он Андрея. Андрей отрицательно качнул головой. Игорь помешал ложкой в своей кружке и продолжил: – Вот с этого «бац» у нас все проблемы и начнутся. Какого хрена он убил собаку? Если она тупая и добрая, зачем ее убивать? Почему он сидел в кустах именно в двенадцать ночи, если Мерцалов со своей собакой обычно ходит гулять в девять? Или он сидел там с девяти? Почему наша собака не взяла след? Может, он по воздуху прилетел? И в воздухе же висел?
У Димы был ошарашенный вид.
– Собаку убил, чтобы шума не подняла, – сказал он, глядя на Андрея. – Вдруг бы она бросилась…
– Дим, – спросила Ольга, прихлебывая из чашки, – ты когда-нибудь пробовал убить собаку, да еще такую крупную, как этот колли?
Андрей чуть-чуть улыбнулся:
– Они хотят сказать, что гораздо проще убить человека, когда он идет без собаки, чем убивать еще и собаку. Причем ножом. Ты представь себе, что ты убийца и ты видишь свою жертву. Ты знаешь, что сейчас будешь ее душить. Тебе нужно достать из кармана шнур, удобно его взять и вообще… приготовиться к работе. А вместо этого в кромешной темноте – фонари там не горят, я посмотрел, – ты достаешь из кармана нож, который тебе непременно будет мешать, если ты уже держишь веревку, высматриваешь эту собаку, бросаешься на нее. А может, она не подойдет к незнакомому? А может, залает? А может, мимо пробежит, и тогда – привет. Скорее всего Мерцалов просто так в кусты не полез бы. Не идиот же он. Ведь ее нужно убить сразу, иначе она точно… поднимет шум. И на все про все у тебя секунды четыре – пока Мерцалов сообразит, что происходит что-то неладное и бросится ее спасать. А он мужик здоровый, молодой и сильный, наверное, как все хирурги.
Они помолчали.
– И способ убийства… – сказала Ольга. – Почему нож и веревка? Почему не пистолет? С пистолетом проще и приятней.
– Это тебе приятней, – буркнул Дима. – А ему, может, нет.
– Или ей, – подсказал Игорь.
– Да, – согласился Дима. – Или ей.
– Продолжим. – Андрей поставил свою кружку на подоконник и откинулся в кресле, сунув замерзшие руки под куртку. – Ночь он пролежал в сквере. Жена искала его, звонила в милицию, спускалась к консьержке. Они выходили на улицу, но далеко не пошли. Консьержка вернулась, а Мерцалова, по ее словам, бегала в сквер и звала то собаку, то мужа. Естественно, никто не отозвался. В семь минут седьмого в сквере появился пенсионер Белов Владимир Иванович и обнаружил тело. Он стал метаться по окрестностям в поисках телефона и остановил раннего прохожего, который разрешил ему позвонить со своего мобильного. Этот ранний прохожий тоже видел труп, и его стошнило, как только он отошел. На четырех пальцах правой руки у него татуировка «Женя» и на среднем еще закорючка. Вот тут мне пенсионер ее изобразил. – Андрей продемонстрировал закорючку, нарисованную в блокноте. – Фоторобот завтра будет, и примемся искать. Непонятно, почему он не дождался милицию. Непонятно, почему ушел туда же, откуда пришел. Непонятно, куда он двигал так рано. Ребята с мобильными телефонами, как правило, в семь утра работать не начинают.
– Может, на самолет спешил, – предположил Димка.
– На самолет он спешил бы на машине. Пешком до Шереметьева далеко, – возразил Андрей сухо и закрыл глаза. – И не бросился бы обратно в Хохловский переулок, не дожидаясь нас, грешных. Может, конечно, у него к ментам органическое отвращение, а может, он узнал убитого и почему-то испугался. Будем действовать последовательно, как в школе учили. Дим, на тебе этот Женя с татуировкой. Составите с Беловым фоторобот, и чеши, милый, по квартирам. Скорее всего найдешь. Если нет, то я тогда поговорю с Бакуниным, придется искать по телефонным компаниям. Вряд ли с многих номеров в начале седьмого утра сегодняшнего числа звонили 02. Найдем. Ольга, на тебе соседи. Кто что слышал, кто у подъезда распивал, кто на лавочке трахался, у кого снотворное кончилось, кто скандалил и до ночи не спал, ну и так далее. Не видел ли кто-нибудь машину, которая после полуночи отъехала из этого района – Хохловский, Потаповский, Маросейка.
