355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Устинова » Всегда говори «всегда» – 2 » Текст книги (страница 4)
Всегда говори «всегда» – 2
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:12

Текст книги "Всегда говори «всегда» – 2"


Автор книги: Татьяна Устинова


Соавторы: Ольга Степнова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Двести четырнадцать, пульсировал в голове голос диктора, двести четырнадцать…

И в блокноте Сережиной рукой было записано: «214».

Очертания предметов вокруг стали размытыми, тело сделалось ватным, а сознание вроде и не ушло совсем, но не подсказывало ни одной спасительной мысли – как дальше жить, что делать…

«Я умерла, – подумала Ольга, – разбилась на рейсе двести четырнадцать… Меня больше нет…»

Хватаясь за стену, она сползла на пол, смутно видя, как там, на полу в гостиной, горкой валяются запчасти конструктора – останки человеческих тел…

Миша… Маша… Петя… – словно во сне всплыли родные имена.

Она не может разбиться на рейсе двести четырнадцать. И не имеет права умереть.

Из последних сил Ольга дотянулась до сумки, лежавшей на столике, ухватившись за ремешок, стянула ее на пол, на ощупь отыскала мобильный.

– Надь… я не могу умереть, помоги… – прошептала она, не понимая толком, взяла ли Кудряшова трубку и слышит ли ее невнятные слова…

* * *

Надежда ворвалась в дом, словно шальная птица, и заметалась, делая какие-то важные и нужные дела, – уложила на диван Ольгу, накормила детей и отправила их гулять с Ниной Евгеньевной, наврав, что у Ольги «просто мигрень»; убрала страшные запчасти конструктора, что-то подмела, помыла, потом села на диван, затихла и всхлипнула, глядя на белую как мел подругу, пустым взглядом уставившуюся в потолок…

– Оль, я как новости по телевизору услышала, так сразу к тебе!

– Я тебе звонила… – одними губами беззвучно сказала Ольга.

Надя нахмурилась, озадаченно посмотрела на нее и ушла в коридор.

– Оль, так у тебя телефон разряжен! – крикнула оттуда она.

Ольга пожала плечами и закрыла глаза. Она слышала, как суетится Надежда, подключая к заряднику ее мобильный.

– Оль, ты понимаешь, что это значит? Сережа тебе звонит, а ты не берешь трубку!

Ольга кивнула и попыталась сесть.

Надька права – чтобы жить дальше, нужно думать, что Сережа звонит, а она не может ответить.

– Надь, ты не заряжай его, – попросила она. – Пусть так останется.

– Ты с ума сошла! – возмутилась Надежда, включая мобильный и просматривая пропущенные вызовы. – Ну, вот, я же говорила! Сережа живой! Он звонил пятнадцать минут назад!

Ольга ринулась к ней, выхватила телефон и… сразу обмякла, легла на ковер, уткнувшись в пушистый ворс.

– Это не его номер.

– А чей?

– Не знаю.

– А раз не знаешь, значит, его. Наверное, Сергей симку сменил…

– Надя! – Ольга привстала, почувствовав вдруг дикое раздражение и необходимость выплеснуть свое горе в крике. – Сергей не мог сменить номер, не сказав мне об этом! И потом… Он позвонил бы на домашний, Надя!

Никогда в жизни она так не кричала – отчаянно, почти срываясь на визг.

– Тихо, тихо… – Надя опустилась на колени, прижала ее к себе, чувствуя, как намокает платье от хлынувших градом Ольгиных слез. – Я когда пришла, ты ж без сознания лежала… – Надя тоже заплакала. Ей так хотелось поверить в то, что ее слова – правда. – Машка на улице играла, Мишка в детской был, а Нина Евгеньевна еще не пришла… Может, Сергей и звонил, Оль, вернее, точно звонил, только трубку никто не взял…

Протянув руку, Надя схватила со стола мобильник.

– А вот мы ему сейчас сами позвоним!

– Нет! Если он не ответит…

Но Надя уже отыскала в контактах Сергея и нажала вызов.

«Абонент вне зоны действия сети», – сообщил вежливый женский голос, и Ольга взвыла от безысходности и растворившейся последней надежды.

– Да живой он, живой! – запричитала Надежда, обнимая ее и ложась рядом с ней на ковер. – Сердцем чувствую, что живой!

– Знаю, что живой, только самолет-то разбился, – рыдала Ольга.

– Может, телевизор включить?

– Нет! Там… список жертв…

– Вот и увидим, что Сережи среди них нет.

– Нет! Нет… пожалуйста, не надо…

А когда ковер в гостиной уже промок от их слез, Ольгин мобильный вдруг зазвонил.

– Это Сережа! – завопила Надежда, взглянув на дисплей.

Ольга отшатнулась от протянутой трубки. Сейчас суровый голос какого-нибудь эмчеэсовца сообщит, что…

– Оль, ты чего, телефон бы тоже разбился! – прочитала ее мысли Надежда и не смогла больше терпеть Ольгину нерешительность, сама ответила: – Слушаю! Нет, это не Оля, это Надя. А она тут рядом… плачет… Сереж, ну какой ты молодец, что опоздал! Гений просто! Оль, ты не представляешь, у него тоже телефон сел, он звонил с мобильника своего зама! И домой тоже звонил!

Убедившись, что это не эмчеэсовец, Ольга выхватила у Нади телефон.

Что ей говорил Барышев, она не слышала, да это было и неважно. Главное – он бы не мог говорить, если бы был в том самолете…

– Оль! А я с ним на «ты»! – потрясла ее за руку Надя.

– С кем?

– Да с Серегой!

Они захохотали, обнялись и, не удержавшись в неустойчивой позе, повалились на пол, где еще пять минут назад рыдали от горя.

– Надь, я сразу поняла, ну не мог Сережа разбиться! – Ольга плакала и смеялась одновременно. – Понимаешь, с ним этот был… ну, самый-самый первый зам. А такие не разбиваются.

Надя озабоченно посмотрела на Ольгу, словно решая, влить в нее еще одну порцию успокоительного или не стоит.

– Понимаешь, у зама этого на мизинце кольцо с бриллиантом, а такие не разбиваются, ну, с кольцами-то!

– Это да, – согласилась Надежда. – Научный факт…

Володя притормозил недалеко от здания аэропорта.

– Все, дальше нельзя, Ольга Михайловна.

Она выскользнула из машины и побежала… Надя еле успела догнать ее.

– Да не беги ты как сумасшедшая! Мало я тебя валерьянкой поила! Надо было снотворное дать!

Самолет прибыл вовремя.

Другой рейс, другой борт, хоть и тот же маршрут: Нижний Новгород – Москва.

– Сережа!

Она кинулась к нему раньше, чем увидела, – по напряжению в воздухе поняла: он рядом.

Барышев сграбастал ее и зацеловал – родной, огромный, живой.

– Ну, все, все! Успокойся! Все хорошо. – Он гладил ее по голове широкой ладонью, и его рука немного дрожала. – Все хорошо.

– Сережа, Сережа, Сережа. – Ольга вцепилась в лацканы его пиджака и снова смеялась, и плакала, и трясла его, Барышева, чтобы убедиться, что это он, что он прилетел, и сграбастал ее, и гладит по голове, и держит ее лицо, и целует губы, глаза, нос, уши, волосы…

Надя не смогла на это смотреть. Всхлипнула, отвернулась и украдкой вытерла слезы ярко-красным шарфом-палантином. Подошел Песков, протянул ей клетчатый свежий платок. Надежда и этим платком утерлась – слез на все хватило.

– Спасибо.

Песков с улыбкой смотрел на нее, будто ждал чего-то большего, чем «спасибо».

– Прям чуть с ума не сошли, – сказала Надя, когда Ольга и Барышев перестали щупать друг друга и целоваться. – Не знаю, как ночь пережили… Поначалу вообще!.. Вспомнить страшно! Да и после, уж как Сергей Леонидыч позвонил… Я ей говорю, ну живой же, живой! А она все колотится!

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Песков, и Ольга сразу простила ему все – и кольцо это дурацкое, и фальшь в глазах, и даже ночной кошмар.

Пиджак у Сергея был мокрый от Ольгиных слез, и рубашка мокрая, даже галстук мокрый и, наверное, соленый. Сергей не выпускал ее из объятий, а она очень боялась от него оторваться – вдруг проснется? Вдруг окажется на мокром от слез ковре в гостиной и нужно, нужно будет включить телевизор и посмотреть списки погибших. Другими словами, узнать «подробности катастрофы»…

– Ты не представляешь, Сережа, не представляешь, – жарко шептала она ему в подмышку. – Я думала, у меня сердце разорвется… В глазах почернело, ног не чувствую… А в голове только одно: «Ну вот и все! Ну вот и все!»

– Оль, ну хватит реветь, – подергала ее за рукав Надежда. – Вроде все живы-здоровы, чего голосить-то? Ну хоть вы ей скажите, – обратилась она к Пескову. – А то я прям смотреть на это не могу.

– Ольга Михайловна… – Голос у первого зама стал бархатный.

Барышев, взяв жену за плечи, осторожно оторвал ее от своей подмышки, поцеловал в нос.

– Оль, вот ты кому должна спасибо сказать. Игорю! Из-за него мы опоздали на самолет. Я даже наорал на него.

– Я бы назвал это иначе, – усмехнулся Песков. – Он меня чуть не убил.

– Сережа! – Ольга улыбнулась, представив, как он «убивает» Пескова. Наверное, Барышев просто ткнул пальцем в свои часы и чуть громче обычного сказал: «Игорь, мы же опаздываем!» А тот невозмутимо ответил: «Не паникуй! Успеем…»

Господи, кого и как благодарить за то, что Песков такой невозмутимый и нерасторопный – всегда и везде немного опаздывает.

Ольга взяла его за руку и пожала.

– Спасибо. Спасибо вам, Игорь! – никогда еще слово «спасибо» она не произносила так горячо и проникновенно.

Он накрыл ее руку своей – теплой, немного влажной и слишком мягкой для мужской руки, – слегка похлопал, небрежно и успокаивающе.

– Если честно, Ольга Михайловна, этот подвиг мне дался без особого труда. Всего-навсего опоздал в гостиницу на пятнадцать минут!

– Спасибо… – Ольга высвободила руку и спрятала за спину, украдкой вытирая ладонь о шелк юбки.

Он не может быть ей неприятен. Если бы не он…

Только кожу все равно жгло его недавнее прикосновение, и руку хотелось помыть…

Чтобы избавиться от наваждения, Ольга взяла Сергея за локоть, вцепилась обеими руками – она всегда так делала, когда спускалась по лестнице на высоких шпильках.

– А ведь в самом деле, если бы не ты… – Барышев внимательно посмотрел на Пескова, словно только что до него дошло, чем обернулась бы пунктуальность зама. – Я теперь твой должник.

– Беру обязательство впредь никуда и никогда не являться вовремя! – вытянувшись в струнку, отрапортовал Песков.

Все засмеялись, и напряжение тяжелого дня рассеялось в этом совместном смехе.

– Может, все-таки домой? – Барышев привычно взглянул на часы, но тут же осекся, поймав настороженный взгляд Ольги, мол, опять куда-то торопишься? – К нам домой, – поспешно добавил Сергей, пряча часы под рукавом. – Посидим… Нина Евгеньевна наверняка что-нибудь вкусное приготовила.

– Спасибо, но… – Игорь тоже взглянул на часы.

– Никаких «но». – Надежда требовательно взяла Пескова за руку и повела к выходу.

Барышев, обняв Ольгу, пошел вслед за ними, прикидывая, сколько времени может позволить себе на застолье.

Сегодня он вытянул лотерейный билет. Ему повезло, что он не погиб. Повезло, что может обнимать Ольгу, видеть детей, дышать, смеяться, есть пироги… Только жизнь по-прежнему диктовала жесткие правила, жить без которых он не мог, не умел, да и не любил.

Он кое-как от нее отвязался.

Тихое бешенство распирало Пескова, но он вынужден был улыбаться рыжей простушке и даже говорить комплименты.

– Жаль, но не могу – у меня важная встреча…

Они подошли к его машине, и Песков, показывая, что разговор закончен, поцеловал Надежде руку, легко и непринужденно прикоснувшись губами к немного шершавой коже.

– Ну, вот, посидели бы… Отметили чудесное спасение…

– Вы так и не сказали, как вас зовут, – натянуто улыбнулся он.

– Надежда, – с готовностью представилась рыжеволосая и кокетливо помахала перед его носом красным шарфом-палантином, обдав ароматом слишком терпких духов.

– Потрясающее имя и звучит актуально. Особенно сегодня. – Песков откланялся и сел за руль, кивнув на прощание Барышеву и Ольге.

Надя махнула ему палантином и пошла к машине Сергея. Игорь с облегчением посмотрел ей в спину, усмехнувшись покачивающимся бедрам и слишком яркой заколке в непокорной гриве волос…

Он уже тронул машину с места и даже успел прикурить, когда Надежда вдруг закричала «Стойте!» и побежала к нему. Кляня все на свете, Песков нажал на тормоз и, натянув на лицо улыбку, приоткрыл окно.

– Что-то забыли? – спросил он.

– Вот! – Надя достала из недр глубокого декольте клетчатый платок, который он вручил ей в аэропорту, чтобы утирать слезы. – Чуть было не унесла! А то давайте я его постираю. – Надя хотела спрятать платок обратно, но Игорь перехватил его.

– Да что вы! Может быть, я его теперь хранить буду! Он же со следами слез… Это очень романтично.

– Ой, скажете тоже, – смутилась она.

«Да проваливай ты», – думал Песков, чувствуя, что не в силах уже улыбаться и вот-вот ляпнет какую-нибудь грубость.

– До свидания, – сказала Надя.

– Прощайте, – буркнул Игорь.

Он еще курил какое-то время, глядя, как Надежда садится в машину Барышева, как «Мерседес» отъезжает с парковки, мигнув фарами ему на прощание.

– Напьюсь, – со злостью вслух сказал Игорь. – Напьюсь до беспамятства…

Он с пробуксовкой рванул с места и с омерзением выбросил в окно платок – отвратительно влажный от слез этой рыжей курицы.

Ну почему педант Барышев не улетел без него?

Сейчас бы все проблемы были уже решены. Оставалось бы только признать себя победителем…

Желание напиться стало таким осязаемым, что Песков почувствовал першение в горле и дрожь в руках. Только алкоголь поможет снять напряжение и унять боль, поселившуюся где-то в районе шейных позвонков в тот момент, когда Игорь узнал, что самолет, на который он опоздал – он, а не педант Барышев! – разбился.

Он спас шефу жизнь, и от этого болела шея… Даже собственная спасенная жизнь не унимала эту нудную боль.

Песков достал телефон, дрожащими пальцами набрал номер.

– Андрюх, а давай через полчаса на нашем месте! Я угощаю…

* * *

Песков был пьян и поэтому откровенен.

Пожалуй, слишком пьян и чересчур откровенен.

Как бы потом об этом не пожалеть…

Но слишком уж тяжко таскать с собой постоянно такой груз, как ненависть. Нужно иногда открывать клапан и выпускать пар.

– …самое забавное, что я спас ему жизнь. До сих пор не могу поверить… А ведь я его просто ненавижу! – покаялся он Андрюхе.

Они сидели в уютном ресторанчике и приговаривали уже вторую бутылку виски. Андрюха не то чтобы был закадычным другом, просто лицо незаинтересованное, а значит, вполне доверенное.

– Что ты на меня так смотришь? – Игорю показалось, что у Андрея в глазах промелькнула насмешка. – Простое, ясное чувство, чувство ненависти. Оно тебе незнакомо?

– Знакомо, знакомо, – покивал Андрюха и даже, изобразив сочувствие, плеснул виски, Игорю и себе. – Только я не очень понимаю, с чего ты так на него вызверился?

Следовало остановиться, закрыть этот чертов клапан, но виски сделал свое дело.

– Он первый! – Игорь одним глотком выпил содержимое рюмки, не почувствовав градуса. – Понимаешь, первый! Вот бежишь, бежишь, уже финишную ленточку видишь. Вот она! Сейчас оркестр сыграет туш, и ты взлетишь на пьедестал под гром аплодисментов… А подбегаешь к нему, к пьедесталу, а он занят!

Песков вдруг отчетливо увидел этот самый пьедестал, а на нем Барышев – высоченный, уверенный, сильный. И медаль у него на груди.

– На нем уже стоит по-бе-ди-тель! И все его преимущество только в одном – он вовремя родился! Он не умнее, у меня в заднице больше мозгов, чем у него в голове! Он не быстрее бегает! Он просто раньше побежал!

Клапан сорвало.

Песков перешел на крик. Но в этом ресторанчике их все хорошо знали, поэтому можно было и побуянить. Игорь швырнул рюмку на пол, но она отчего-то не разбилась, покатилась к стене.

– В этой стране нужно было родиться либо в позапрошлом веке и в нем же помереть, либо на десять лет раньше, чем мы с тобой. Только и всего, – закончил он свою мысль.

Убогонькая, конечно, была мыслишка, он это понимал даже пьяный – для неудачников всегда время плохое. И Андрюха понимал, потому что усмехнулся.

– В таком случае все претензии к родителям.

– И к ним тоже. – Хватаясь за стол, чтобы не упасть, Песков наклонился, поднял рюмку, подул в нее, но подошел официант и заботливо все заменил – и грязные тарелки, и рюмку, и даже наполнил ее, льняной салфеткой перехватив бутылку.

Сервис, мать твою…

– А давай выпьем! – Игорь высоко, словно вымпел, взметнул рюмку над головой. – За наше несчастное поколение!

Андрюха его поддержал, они махнули по маленькой, потом еще, закусили ерундой какой-то – оливками, зеленым салатом, креветками.

– А знаешь, я согласен с тобой. В основном все свои дела устроили в то время, когда мы с тобой в институте на лекциях штаны просиживали. Большой пирог на части рвали. А нам осталось только крошки подъедать.

Песков взглянул на него подозрительно – притворяется Андрюха, что не понимает убогости мыслишки, или правда так думает?

– Смирись, – подмигнул тот.

– Да ни за что, – усмехнулся Песков. Пусть не думает бывший однокурсник, что он баран, которого обстоятельства загоняют в стойло, или куда там загоняют баранов… – Ни за что!

– А выход?

– Выход всегда есть.

Андрей смотрел на него вопросительно и, кажется, недоверчиво. Что, думает, он, Песков, лапки кверху поднимет? Не сможет сорвать медаль с победителя?

Игорь расхохотался.

Потом наклонился к Андрюхе и, чтобы смахнуть с его лица недоверчивость, вполголоса сказал:

– Я втравил «Стройком» в небольшую гонку. И если он проиграет, я получу приз.

– Кто тебе его даст?

Опять недоверие…

– Тот, кто выиграет. – Песков еще ниже пригнулся и еще тише сказал: – «Стройком» должен проиграть «Авгуру». «Авгур» получит фантастически выгодный заказ, и я тогда стану там полноправным партнером, понимаешь? Не первым замом, не правой рукой, не мальчиком на побегушках, а партнером!

Здравый смысл где-то на задворках подсознания нашептывал ему, что не надо всего этого говорить, не надо по пьяни выдавать свои грандиозные планы кому бы то ни было – хоть маме родной, – но не хотел Песков выглядеть перед Андрюхой слабаком, который все свои неудачи списывает на «не то время».

Время всегда не то.

– Круто, – вроде как одобрил Андрей, но опять с уничижающим недоверием поинтересовался: – А этот «Авгур»… Он точно выиграет?

– Над этим сейчас я и работаю.

Вот так. Ничего конкретного, но понятно – «Авгур» в любом случае выиграет, если за дело взялся Песков.

Андрюха поскучнел, заказал зачем-то коньяк и, словно только для того, чтобы поддержать разговор, спросил:

– С курса кого-нибудь видел?

– Последние пару лет – никого. Только Женьку Кошелева. И лучше бы не видел. Денег он у меня занял, и с концами.

– Не отдал?

– И не отдаст.

Они еще какое-то время пили, не чокаясь и не глядя друг на друга.

– Говорят, он в Югославии воевал и там к дури пристрастился, – сказал Андрей.

Дался ему этот Кошелев!

– Он всегда идиотом был.

Ага, ясно, чего он за Женьку так уцепился, пьяно подумал Песков. Про Женьку ему говорить приятнее, он не хозяин жизни. С ним, с Песковым, Андрюха чувствовал себя второсортным, а вот по сравнению с Кошелевым, который занимает и не отдает деньги…

– Понимаешь, Барышев для меня основная проблема, – перевел Игорь разговор в то русло, где чувствовал себя «на коне». – И ведь только что она могла бы решиться. Сели бы мы в тот самолет…

– Но это более радикально, чем надо, тебе не кажется? – осторожно уточнил Андрей.

– Черт… Да, я бы тоже летел тем самолетом. Но вообще, – Игорь сделал вид, что эта мысль пришла ему в голову только что, нормальная мужская мысль победителя. – Вообще этот способ решения неплохой… очень неплохой. Лучше еще никто не изобрел.

Песков резко встал, бросил на стол деньги – много, гораздо больше, чем стоил ужин на двоих, – и ушел.

Андрей смотрел ему вслед – на его прямые плечи, на шаткую походку, стриженый затылок…

«Клоун, – подумал он. – Клоун ты, а никакой не победитель. Впрочем, такие вот клоуны на все и способны…»

Андрей отсчитал лишние деньги и сунул себе в карман.

* * *

Из динамиков гремела песня о неземной любви.

Надя не выходила из ванной уже час и двенадцать минут.

Дима раз десять соскучился, а потом разозлился.

Что можно делать в ванной час и… уже четырнадцать минут? Если мыться всерьез все это время, то… как бы чего не вышло.

Он налил себе кофе, прошел в коридор и прислушался к звукам в ванной. Из-за песни о неземной любви ничего не было слышно. Выключить песню Дима не решился, потому что это был тот консенсус, к которому они пришли на своем первом семейном совете, – котята со стены в гостиной перекочевывают в санузел, но в обмен на это Надежда имеет право три раза в день слушать диск певицы Светы.

Кто такая Света, Грозовский не знал, но от ее песен его передергивало. Он даже подумывал, не вернуть ли котят…

Вот и сейчас Света уже в третий раз поет про любовь, и Диму снова передернуло.

– Ты когда-нибудь выйдешь?! – пытаясь перекричать музыку, проорал Грозовский.

Ответом ему было только: «А я люблю, я люблю каждою весною, летом и зимою, я люблю, я люблю просто рядом быть, рядом быть с тобою»…

– Ты меня слышишь?! – Дима пустил петуха и закашлялся.

Дверь приоткрылась, показалась рыжая копна Надькиных волос и ее голые плечи.

– Димочка, ну перестань кричать! – Она дунула на непокорные мокрые кудри, закрывавшие ей глаза. – Я сейчас! Господи! Уж и помыться толком нельзя…

Дверь захлопнулась.

Дима легонько постучался головой о косяк. Одуреть можно.

Ну хотя бы жива, и то ладно.

Он измерил шагами гостиную, потом коридор, выпил еще кофе. Через сорок минут начинался прием в голландском посольстве. Он-то давно был при параде, а вот Надя…

– Долго тебя еще ждать?! – завопил он из кухни без всякой надежды, что она его услышит.

Она возникла в дверях, закутанная в куцее полотенце, которое никак не желало прикрывать ее выдающиеся формы. На грудь натянет – бедра наружу лезут, бедра прикроет – грудь на Грозовского нагло пялится.

– Димочка, а ты покушал?

Она уставилась на него, будто не понимая, что лучше уж не натягивать на себя эту махровую тряпочку, не дразнить. От того, что нет никакой возможности прямо сейчас затащить Надьку в постель, Грозовский почувствовал дикое раздражение.

– Сколько раз я тебе говорил, кушать – это лакейское слово! Я не «кушаю»! Я – ем! Ясно?! А по утрам я и этого не делаю!

– Да ясно, ясно! Димочка, что ты нервничаешь, ей-богу?! – Она уронила полотенце и наклонилась, чтобы поднять его. От этого Грозовскому сделалось совсем нехорошо.

– Почему ты все еще в таком виде?! Я тебя ждать больше не намерен!

– Все, все, все. – Надя занавесила полотенцем грудь и повернулась попой.

Скрылась, наконец, фея… Но тут же появилась снова – с прикрытой попой, но голой грудью.

– А ты все-таки покушай, Димочка. А то вредно с утра до вечера не кушать.

– Тьфу!

Ушла все-таки, оставив мокрые следы на полу. Все Венеры отдыхают. А Боттичелли кусает локти в гробу. Вернее, переворачивается… Грозовский перевесил котят в гостиную и выключил музыку. Открыл холодильник и съел котлету – время убить.

Надежда не появлялась.

Он выскочил в коридор, заколотил в дверь ванной.

– Я тебе последний раз говорю, если ты сию минуту оттуда не выйдешь, я уеду один! Я опаздываю, ты это понимаешь?!

Дверь открылась. Надя стояла перед ним по-прежнему голая, мокрая и невозмутимая. Хорошо, хоть полотенце перестала мучить.

– Димочка, ну не могу ж я голая выскочить! Одеться-то дай!

Дверь захлопнулась.

Грозовский взвыл, пнул Хотея в его волшебный живот и зло сообщил:

– Я уехал!

Дима вышел из квартиры, громко захлопнув дверь. Прижался спиной к стене, слушая удары своего сердца.

Не прошло и пары секунд, как вылетела наспех одетая Надя. Волосы небрежным пучком собраны на затылке, из макияжа только розовая помада, платье совсем не «посольское», с какими-то рюшами, зато туфли – отпад. Грозовский их сам выбирал.

– Димочка, – запричитала она, не заметив его, – ну куда же ты, Димочка?!

Надя ринулась вниз по лестнице, но он поймал ее за руку.

– Стой!

– Димочка! Я так и знала, что ты пошутил…

– Секса нет, личной жизни нет, – проворчал Дима, запирая дверь на ключ. – Одни голландцы.

– А чем секс от личной жизни отличается, Димочка?

– Я тебе потом объясню…

* * *

Ольга весь день ходила за Барышевым как привязанная. Он в кабинет, она в кабинет, он в гостиную, она в гостиную, он на кухню, она…

– Оль, да не денусь я уже никуда. Мне туда нужно, – он глазами выразительно показал на дверь ванной.

Она просидела на полу под дверью, как верная собачка, пока он не вышел.

– Оль, – Сергей поднял ее с пола, зацеловал лицо. – Ну не надо так…

Но по-другому она не могла.

Ночью она опять задыхалась, но не от кошмаров, а оттого, что ей было мало Сергея. Задыхалась от нежности и любви…

Впрочем, он тоже ходил за ней как привязанный. Ровно до того времени, как понадобилось ехать в «Стройком».

На завтрак Ольга приготовила омлет. Потом забыла и опять приготовила, не заметив прежний. С ума, в общем, сошла от любви.

Когда Сергей допивал кофе после двух омлетов, она снова не удержалась, и глаза наполнились слезами.

– Раньше я думала, что самое страшное в моей жизни уже было… До того сообщения в новостях я так думала.

– Забудь об этом. Нельзя же так себя терзать. – Сергей взял ее руку, прижал к щеке.

– Я постараюсь. Но думаю, что не смогу. Я, наверное, слишком сильно тебя люблю.

– Это не так уж плохо. Во всяком случае, мне так кажется.

Они встали, все-таки нужно же было как-то отрываться друг от друга и начинать жить привычной жизнью – ходить на работу, вести хозяйство.

– А вдруг ты мне снишься? – в сотый раз высказала Ольга свои опасения.

Он подумал немного и ущипнул себя за щеку, словно проверив свое тело на призрачность.

– Не думаю. Я для этого чересчур материален. Разве ты не чувствуешь?

Он положил ее руку себе на грудь. Под Ольгиной ладонью уверенно и сильно билось барышевское сердце.

– Все равно мне кажется, что все это сон.

– Надеюсь, не кошмар?

– Нет, сон чудесный, и я очень боюсь проснуться…

– Я постараюсь, очень постараюсь тебя не будить. Я буду беречь твой сон…

С лестницы вихрем слетели дети, колотя друг друга портфелями.

– Мам, мам! – Маша требовательно тряхнула Ольгу за подол. – А Петька точно наш?

– Что? – не поняла Ольга.

– Ну, ты уверена, что это наш ребенок? – серьезно спросил Миша.

– Абсолютно. – Ольга расхохоталась. Вот такого уж точно не бывает во сне!

– А почему ты уверена?

– Потому что это я его родила, а такое событие трудно забыть!

– Мам, ну ты же сама говорила, что там, откуда детей забирают, их много-много. Как ты узнала, который наш?

Сергей схватил Мишку за плечи, придвинул к себе и, присев, серьезно спросил:

– А почему вы решили, что Петька не наш?

– Потому что он на нас не похож. Мы белые. А он красный. Мы не орем, только деремся, а он все время орет.

– Вы тоже иногда орете, и еще как! – засмеялась Ольга. – Так что не волнуйтесь, Петька наш ребенок. Все в порядке. И давайте дуйте на улицу, машина давно пришла.

– А почему мы не с папой ездием, а с дядей Володей? – Маша, похоже, уже забыла, что минуту назад ее больше всего волновало родство с Петькой.

– Ездим, а не ездием, – машинально поправила Ольга. – Потому что вам в школу, а папе на работу.

– Потому что у нас машин много, да?

– Идите уже!

Ольга проводила детей до двери. Нужно было начинать жить привычной жизнью…

– Я побежал. – Сергей вышел, вернулся, поцеловал ее и снова ушел.

* * *

Даше приснилось, что она маленькая и мама еще жива, поэтому из кухни несется аромат оладий, варенья, свежезаваренного чая и слышится мамино пение – что-то грустное, про любовь, которая оказалась миражом и обманом…

Сон был таким реальным, что Дарья, проснувшись, не поняла – почему она одна в этой чужой стильной квартире, почему не пахнет оладьями и свежезаваренным чаем, почему не слышно маминого пения…

Даша села, с силой сжала виски, пытаясь прийти в себя.

Мама давно умерла. Слишком давно, чтобы помнить ее пение и оладьи, которые она пекла по утрам.

Гораздо лучше Дарья должна была запомнить беспробудное пьянство отца, запах перегара с утра, грязную посуду с засохшими хвостами селедки, бесконечных его собутыльников и безысходное чувство одиночества, которое зародилось у нее лет в двенадцать и продолжает грызть ее до сих пор…

Даша умылась, накрасилась – вызывающе ярко – и выбрала платье, в котором невозможно выглядеть несчастной и одинокой, – алое, с открытой спиной. И кофе сварила двойной – нужно стряхнуть наваждение сна, начать день бодрой, веселой и злой.

Ей необходима сейчас эта веселая злость. Как воздух необходима. Чтобы навсегда не завязнуть в своем одиночестве.

Напевая, она поехала на работу.

И в агентстве продолжала напевать – так понравилось ей состояние веселой, бодрящей злости.

Она перестала мурлыкать, только когда проходила мимо приоткрытой двери кабинета Кудряшовой и услышала обрывки разговора. Дарья остановилась, прислушалась.

– А сегодня вообще взял меня и бросил! – звенел голос Надежды, усиленный акустикой нового офиса, погрязшего в вечном ремонте.

Дарья проскользнула в кабинет Надежды и притаилась за стеллажом, разделявшим комнату пополам. Кудряшова ее не заметила.

– Да, бросил, я тебе говорю! Да нет, я не про то, упаси господь! – Надя поплевала через плечо и постучала по деревянной столешнице. – На работу один уехал, меня ждать не стал… Ну да, конечно! Еще чего! Я не ною, а просто обидно… А не у одного его! – Кудряшова опять постучала по столешнице, но теперь не костяшками пальцев, а кулаком, как начальница. – У меня тоже дел куча! Да, я вот сегодня с утра в транспорте давилась, уже все, сил нету никаких, а тут конь не валялся! И еще голландцев принимать…

С Громовой разговаривает, догадалась Дарья. Идти по тропе войны оказалось легко и интересно. Пусть для кого-то она неудачница, а для кого-то и вовсе пустое место. Это даже лучше, если пустое место… Ее не замечают, а она выждет и нанесет удар в самую уязвимую точку. Сильный удар. И тогда посмотрим, кто здесь пустое место. Она уже кое-что сделала для того, чтобы нанести удар. И еще сделает.

Кудряшова по-прежнему ее не замечала.

– Оль, да ты меня не слушаешь, что ли?..

Конечно, не слушает. А когда Громова кого-нибудь слушала, кроме себя? Разве что тогда, когда еще дурой в ботах была и когда Дарья ее наставляла, жизни учила.

Научила на свою голову…

– Ну понятно, понятно… Ну ладно, пока. Пока, говорю!

Надя положила трубку и, наконец, заметила Дарью.

– Шикарно выглядишь, – усмехнулась Даша.

Наверное, Кудряшова поняла, что над ней издеваются, потому что резко выдернула из стола ящик и начала суетливо рыться в бумагах, изображая бурную деятельность.

* * *

Песков держал в руках короткоствольный автомат «узи» с глушителем и целился в Барышева. На стройке, на высоте пятого этажа шеф был прекрасной мишенью – пали, не хочу. Плохо только, что на нем каска – в лоб попасть шансов мало. Впрочем, пуля девятого калибра каску пробьет, как картон.

Песков затаил дыхание…

И чего он дергается, зараза, так часто? Прыгает по лесам, как сайгак. Вот хороший момент. Палец напрягся на спусковом крючке. Нужно бить на опережение, с расчетом на то, что Барышев в следующее мгновенье сделает шаг вперед. Но шеф вдруг замер на одном месте как вкопанный и заорал что-то рабочим, беззвучно открывая рот… Хорошо, что не выстрелил. Попал бы в прораба, который идет впереди Барышева, показывая объект.

Вот сейчас нужно пальнуть! Нет, попал бы в охранника, который с недовольным лицом преследует шефа по пятам, то и дело панически хватаясь за деревянные поручни лесов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю