Текст книги "Пасхальные стихи русских поэтов"

Автор книги: Татьяна Стрыгина

Пасхальные стихи русских поэтов
Составитель Татьяна Стрыгина

© «Никея», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Дорогой читатель!

Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства «Никея».

Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную. Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru

Если в электронной книге Вы заметили какие-либо неточности, нечитаемые шрифты и иные серьезные ошибки – пожалуйста, напишите нам на [email protected]

Спасибо!

Иннокентий Анненский
(1856–1909)

Вербная неделя

В.П. Хмара-Барщевскому

 
В желтый сумрак мертвого апреля,
Попрощавшись с звездною пустыней,
Уплывала Вербная неделя
На последней, на погиблой снежной льдине;
 
 
Уплывала в дымах благовонных,
В замираньи звонов похоронных,
От икон с глубокими глазами
И от Лазарей, забытых в черной яме.
 
 
Стал высоко белый месяц на ущербе,
И за всех, чья жизнь невозвратима,
Плыли жаркие слезы по вербе
На румяные щеки херувима.
 

1907

Глеб Анфилов
(1886 – 193?)

У Пилата

 
Близ ворот собирались законники
И решили, чтоб все без различья
Добивались прощенья разбойника,
Ибо это – в обычае.
<…>
В час полудня в садах безглагольных
Совершалось великое судьбище,
И Пилат был покорно безволен
Пред одетым в кровавое рубище.
 
 
Замечтался безбрежными мыслями
Прокуратор – ходивший в Британию,
В тишине под гранатными листьями
Завершались предания.
 

Алексей Апухтин
(1840–1893)

Моление о чаше

 
В саду Гефсиманском стоял он один,
Предсмертною мукой томимый.
Отцу всеблагому в тоске нестерпимой
Молился страдающий Сын.
 
 
«Когда то возможно,
Пусть, Отче, минует Мя чаша сия,
Однако да сбудется воля Твоя…»
И шел он к апостолам с думой тревожной,
Но, скованы тяжкой дремой,
Апостолы спали под тенью оливы,
И тихо сказал он им: «Как не могли вы
Единого часа побдети со Мной?
Молитесь! Плоть немощна ваша!..»
И шел он молиться опять:
«Но если не может Меня миновать —
Не пить чтоб ее – эта чаша,
Пусть будет, как хочешь Ты, Отче!» И вновь
Объял Его ужас смертельный,
И пот Его падал на землю как кровь,
И ждал он в тоске беспредельной.
И снова к апостолам он подходил,
Но спали апостолы сном непробудным,
И те же слова он Отцу говорил,
И пал на лицо, и скорбел, и тужил,
Смущаясь в борении трудном!..
О, если б я мог
В саду Гефсиманском явиться с мольбами,
И видеть следы от Божественных ног,
И жгучими плакать слезами!
О, если б я мог
Упасть на холодный песок
И землю лобзать ту святую,
Где так одиноко страдала любовь,
Где пот от лица Его падал как кровь,
Где чашу он ждал роковую!
О, если б в ту ночь кто-нибудь,
В ту страшную ночь искупленья,
Страдальцу в изнывшую грудь
Влил слово одно утешенья!
Но было все тихо во мраке ночном,
Но спали апостолы тягостным сном,
Забыв, что грозит им невзгода;
И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом,
Влекомы Иудой, входили тайком
Несметные сонмы народа!
 

1868

Голгофа

 
Распятый на кресте нечистыми руками,
Меж двух разбойников Сын Божий умирал.
Кругом мучители нестройными толпами,
У ног рыдала Мать; девятый час настал:
Он предал дух Отцу, и тьма объяла землю.
И гром гремел, и, гласу гнева внемля,
Евреи в страхе пали ниц…
И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,
И мертвые, восстав, явилися живыми…
А между тем в далеком Риме
Надменный временщик безумно пировал,
Стяжанием неправедным богатый,
И у ворот его палаты
Голодный нищий умирал.
А между тем софист, на догматы ученья
Все доводы ума напрасно истощив,
Под бременем неправд, под игом заблужденья,
Являлся в сонмищах уныл и молчалив.
Народ блуждал во тьме порока,
Неслись стенания с земли.
Все ждало истины…
И скоро от Востока
Пришельцы новое ученье принесли.
И, старцы разумом и юные душою,
С молитвой пламенной, с крестом на раменах,
Они пришли – и пали в прах
Слепые мудрецы пред речию святою.
И нищий жизнь благословил,
И в запустении богатого обитель,
И в прахе идолы, а в храмах Бога Сил
Сияет на Кресте голгофский Искупитель!
 

17 апреля 1855

Виктор Афанасьев (монах Лазарь)
(р. 1932)

Перелетные птицы

 
Над померкшими лесами
И над озером седым
Облака летят волнами
И клубятся словно дым.
Отправляясь в путь опасный
Без предела и границ,
Покидают край ненастный
В день осенний стаи птиц.
Долго-долго им тянуться
Над пучиною морской,
И не все они вернутся
В дни пасхальные домой.
Мы их встретим на пороге
Теплых дней: «Летят! летят!»
Как трудны у птиц дороги,
Но как весел их возврат!
 

Леонид Афанасьев
(1864–1920)

Христос поруганный

 
Христос поруганный, осмеянный толпой,
Христос страдающий, Христос за мир распятый,
Христос, проливший свет над грешною землей,
Неверием объятой.
Христос, принесший нам весть мира и любви,
Христос, спасающий евангельским ученьем
Мир погибающий и тонущий в крови,
И мучимый сомненьем.
Христос, источник благ, любви и мира свет,
Надежды яркий луч и жизни воскресенье!
Приди к нам в грешный мир и повтори завет
Великого ученья!
Приди в наш век больной ничтожества и тьмы,
Где ненависть и зло раскидывают сети;
Где, позабыв Тебя, без веры гибнем мы —
Мы, слабые, как дети!
Рассей гнетущий мрак неверия и лжи!
Рассей сомнения речами откровенья!
И погибающим, как солнце, укажи
Пути для вечного спасенья!
 

Анна Ахматова
(1889–1966)

 
В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе Тело Христово.
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть.
 

1946

Распятие
(Из поэмы «Реквием»)

Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи.

1

 
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил?»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
 

2

 
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
 

1935–1940

***

 
Я в этой церкви слушала Канон
Андрея Критского в день строгий и печальный,
И с той поры великопостный звон
Все семь недель до полночи пасхальной
Сливался с беспорядочной стрельбой,
Прощались все друг с другом на минуту,
Чтоб никогда не встретиться… и смуту судьбой.
 

1917. Петербург. Боткинская, 9

Константин Бальмонт
(1867–1942)

На мотив псалма 18-го

 
Ночь ночи открывает знанье,
Дню ото дня передается речь.
Чтоб славу Господа непопранной сберечь,
Восславить Господа должны Его созданья.
 
 
Все от Него – и жизнь, и смерть.
У ног Его легли, простерлись бездны,
О помыслах Его вещает громко твердь,
Во славу дел Его сияет светоч звездный.
 
 
Выходит Солнце-исполин,
Как будто бы жених из брачного чертога,
Смеется светлый лик лугов, садов, долин,
От края в край небес идет его дорога.
 
 
Свят, свят Господь, Зиждитель мой!
Перед лицом Твоим рассеялась забота.
И сладостней, чем мед, и слаще капель сота
Единый жизни миг, дарованный Тобой!
 

Благовест

 
Я ждал его с понятным нетерпеньем,
Восторг святой в душе своей храня,
И сквозь гармонию молитвенного пенья
Он громом неба всколыхнул меня.
Издревле благовест над Русскою землею
Пророка голосом о небе нам вещал;
Так солнца луч весеннею порою
К расцвету путь природе освещал.
К тебе, о Боже, к Твоему престолу,
Где правда, Истина светлее наших слов,
Я путь держу по Твоему глаголу,
Что слышу я сквозь звон колоколов.
 

Красота

 
Одна есть в мире красота —
Любви, печали, отреченья
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.
 

***

 
Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля.
Скрылась за рекою
Бледная луна,
Звонко побежала
Резвая волна.
Кладбище мирное
Млеет цветами,
Пение клирное
Льется волнами.
Светло-печальные
Песни пасхальные
Сердцем взлелеяны,
Вечным овеяны.
 

Владимир Бенедиктов
(1807–1873)

7 апреля 1857

 
Христос воскрес!
Воскресни ж все – и мысль и чувство!
Воспрянь, наука! Встань, искусство!
Возобновись, талант словес!
Христос воскрес!
Возобновись!
Воскресни, Русь, в обнове силы!
Проснись, восстань из недр могилы!
Возникни, свет! Дел славных высь,
Возобновись!
Возникни, свет!
Христос во гробе был трехдневен;
Ты ж, Русь… Творец к тебе был гневен;
Была мертва ты тридцать лет,
Возникни, свет!
Была мертва!
На высоте, обрызган кровью,
Стоял твой крест. Еще любовью
Дышала ты, но голова
Была мертва.
Дышала ты, —
И враг пришел, и в бранном зное
Он между ребр твоих стальное
Вонзил копье, но с высоты
Дышала ты.
Вонзил копье —
И се: из ребр твоих, родная,
Изыде кровь с водой Дуная
И враг ушел, в тебя свое
Вонзив копье.
И враг ушел!
Воскресла б ты, но, козни сея,
Тебя жмет нечисть фарисея,
Чтоб новый день твой не взошел,
А враг ушел.
Твой новый день
Взойдет – и зря конец мытарствам,
Ты станешь новым, дивным царством.
Идет заря. Уж сдвинул тень
Твой новый день.
Идет заря.
Не стало тяжкого молчанья;
Кипят благие начинанья,
И на тебя с чела царя
Идет заря.
И се – тебя
Не как Иуда я целую,
Но как разбойник одесную;
«Христос воскрес» – кричу, любя,
О Русь, тебя.
Христос воскрес!
И ты, земля моя, воскресни,
Гремите, лиры! Пойтесь, песни!
Отчизна! Встань на клик небес!
Христос воскрес!
 

Сергей Бехтеев
(1879–1954)

Великопостное

Господи Владыка живота моего!..

 
Ты нас учил любить врагов,
Не мстить, не гнать за зло злодеев,
Прощать корыстных должников
И опасаться фарисеев.
Ты завещал закон блюсти,
Не забывать в скорбях о Боге
И крест безропотно нести
По дебрям жизненной дороги…
Но Боже, Боже, как для нас
Твои слова невыполнимы,
Как каждый день и каждый час
Мы духом злобы одержимы!
И, прелесть мира возлюбя,
Творя распутство до могилы,
Как далеки мы от Тебя,
Как близки к князю темной силы!
 

Пасха 1936 года. Ницца

Воскресенье

 
Христос воскресе, сестры-братья.
Прошла печаль и скорбь поста,
Раскроем жаркие объятья,
Сомкнем горячие уста!..
 
 
Сегодня праздник Воскресенья,
Сегодня благовест гласит
О дне великом всепрощенья,
Забвенья горя и обид.
 
 
Ликует лес, поля и долы,
Весенней негою дыша,
И слышит тайные глаголы
Благоговейная душа.
 
 
И эта радость Воскресенья
Звучит и в рокоте ручья,
И в каждом шорохе растенья,
И в каждой трели соловья.
 

1924. Старый Футог

У Креста

 
Шумит народ, тупой и дикий,
Бунтует чернь. Как в оны дни,
Несутся яростные крики:
«Распни Его, Пилат, распни!
 
 
Распни за то, что он смиренный,
За то, что кроток лик Его.
За то, что в благости презренной
Он не обидел никого.
 
 
Взгляни – Ему ли править нами,
Ему ли, жалкому, карать!
Ему ли кроткими устами
Своим рабам повелевать!
 
 
Бессилен он пред общей ложью,
Пред злобой, близкой нам всегда,
И ни за что к Его подножью
Мы не склонимся никогда!»
 
 
И зло свершилось! Им в угоду
Пилат оправдан и омыт,
И на посмешище народу
Царь оклеветан… и… убит!
 
 
Нависла мгла. Клубятся тени.
Молчат державные уста.
Склонись, Россия, на колени
К подножью Царского Креста!
 

1921

Александр Блок
(1880–1921)

Вербная суббота

 
Вечерние люди уходят в дома.
Над городом синяя ночь зажжена.
Боярышни тихо идут в терема.
По улице веет, гуляет весна.
 
 
На улице праздник, на улице свет,
И свечки, и вербы встречают зарю.
Дремотная сонь, неуловленный бред —
Заморские гости приснились царю…
 
 
Приснились боярам… – «Проснитесь, мы тут…»
Боярышня сонно склонилась во мгле…
Там тени идут и виденья плывут…
Что было на небе – теперь на земле…
 
 
Весеннее утро. Задумчивый сон.
Влюбленные гости заморских племен
И, может быть, поздних, веселых времен.
 
 
Прозрачная тучка. Жемчужный узор.
Там было свиданье. Там был разговор…
И к утру лишь бледной рукой отперлась,
И розовой зорькой душа занялась.
 

1 сентября 1903. С.-Петербург

***

И Дух и Невеста говорят: прииди.

Апокалипсис

 
Верю в Солнце Завета,
Вижу зори вдали.
Жду вселенского света
От весенней земли.
Все дышавшее ложь
– Отшатнулось, дрожа
Предо мной – к бездорожью
Золотая межа.
Заповеданных лилий
Прохожу я леса.
Полны ангельских крылий
Надо мной небеса.
Непостижного света
Задрожали струи.
Верю в Солнце Завета,
Вижу очи Твои.
 

22 февраля 1902

Александр Боровиковский
(1844–1905)

***

 
Мы были там. Его распяли,
А мы стояли в стороне
И осторожно все молчали,
Свои великие печали
Храня в душе своей – на дне.
 
 
Его враги у нас спросили:
«И в вас, должно быть, тот же дух?!
Ведь вы его друзьями были!»
Мы отреклись… Нас отпустили…
А вдалеке пропел петух…
 
 
Нам было слышно: умирая,
Он все простил своим врагам;
Он умер, их благословляя,
Открыв убийце двери рая…
Но… он простил ли и друзьям?!
 

14 марта 1877, ночью

Валерий Брюсов
(1873–1924)

Крестная смерть

 
Настала ночь. Мы ждали чуда.
Чернел пред нами черный крест.
Каменьев сумрачная груда
Блистала под мерцаньем звезд.
Печальных женщин воздыханья,
Мужчин угрюмые слова, —
Нарушить не могли молчанье,
Стихали, прозвучав едва.
И вдруг он вздрогнул. Мы метнулись,
И показалось нам на миг,
Что глуби неба распахнулись,
Что сонм архангелов возник.
Распятый в небо взгляд направил
И, словно вдруг лишенный сил,
«Отец! почто Меня оставил!»
Ужасным гласом возопил.
И римский воин уксус жгучий
На губке протянул шестом.
Отведав, взор он кинул с кручи,
«Свершилось!» – произнес потом.
Все было тихо. Небо черно.
В молчаньи холм. В молчаньи дол.
Он голову склонил покорно,
Поник челом и отошел.
 

1911

Павел Булыгин
(1896–1936)

«Что есть истина?»

(Ин. 18:38)

 
«Что истина?» – Пилат Ему сказал
И руку поднял высоко над головою,
И, говоря о том, слепец не знал,
Что Истина пред ним с поникшей головою.
 
 
В томлении изменчивых путей,
Блуждая в темноте усталыми ногами,
Об истине тоскуем мы сильней,
Не зная, что Она всегда, везде пред нами.
 

Иван Бунин
(1870–1953)

Вход в Иерусалим

 
«Осанна! Осанна! Гряди
Во имя Господне!»
И с яростным хрипом в груди,
С огнем преисподней
В сверкающих гнойных глазах,
Вздувая все жилы на шее,
Вопя все грознее,
Калека кидается в прах
На колени,
Пробившись сквозь шумный народ,
Ощеривши рот,
Щербатый и в пене,
И руки раскинув с мольбой —
О мщеньи, о мщеньи,
О пире кровавом для всех обойденных судьбой —
И Ты, Всеблагой, Свете тихий вечерний,
Ты грядешь посреди обманувшейся черни,
Преклоняя свой горестный взор,
Ты вступаешь на кротком осляти
В роковые врата – на позор,
На пропятье!
 

В Гефсиманском саду

 
…И в этот час, гласит преданье,
Когда, сомнением томим,
Изнемогал он от страданья.
Все преклонилось перед ним.
 
 
Затихла ночь и благоговенье,
И слышал он: «Моих ветвей
Колючий терн – венцом мученья
Возложат на главе твоей;
Но терн короною зеленой
Чело святое обовьет —
В мир под страдальческой короной,
Как царь царей, Господь войдет!»
И кипарис, над ним шумящий,
Кому шептал во тьме ночной:
«Благослови Господь скорбящий, —
Велик и славен подвиг твой!
Я вознесу над всей вселенной
Мой тяжкий крест, и на кресте
Весь мир узрит тебя, смиренный,
В неизреченной красоте!»
Но снова он в тоске склонялся,
Но снова он скорбел душой —
И ветер ласковой струей
Его чела в тиши касался:
«О, подними свой грустный взор!
В час скорби, в темный час страданья
Прохлады свежее дыханье
Я принесу с долин и гор,
И нежной лаской аромата
Твои мученья облегчу,
И от востока до заката
Твои глаголы возвещу!»
 

1894

Христос воскрес!

 
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
 
 
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
 
 
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
 
 
Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
 
 
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
 
 
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
 

1896

Леонид Бутовский
(1842–1893)

Мария Магдалина

 
Всем сердцем, всей душой, всей мыслью возлюбив
Сладчайшего Христа, Мария Магдалина,
И очевидною свидетельницей быв
Голгофского конца Божественного Сына,
Ты небоязненно во тьме ночной порой,
Влекомая любви неодолимой силой,
Страх женский отложив, на Гроб Его святой
С другими женами Мариями спешила,
Забыв спокойствие, час отдыха и сна.
В печальный вертоград Ты с сердцем сокрушенным
Достигла наконец, желания полна,
Чтоб миром Господа помазать многоценным.
Единой мыслию всецело занята…
В душе твоей горит усердья чистый пламень,
Гробницу видишь ты… и что ж?.. она пуста…
Тяжелый отвален от двери Гроба камень.
В недоумении, тогда же, поутру,
Об этом возвестить ученикам желая,
Ты скоро к ним идешь, верховному Петру
И Иисусову наперснику вещая:
«Не знаю, где теперь положен, только взят
Учитель мой, Господь… и унесен из Гроба».
С тобой ученики идут в священный сад —
Один перед другим спешат на место оба…
И вот пришли… и точно: Гроб открыт,
Лишь ризы Господа в одном углу лежали,
В другом же с головы сударь особо свит.
Дивясь, ученики обратно поспешали.
Мария ж отойти от Гроба не могла,
Но, заливаяся горючими слезами,
Поближе к впадине гробницы подошла
И скорбными туда проникнула очами.
Что видит там она? – Два Ангела сидят,
У ног и у главы, как Иисуса Тело
Положено было, и радостен их взгляд…
Сияет празднично их одеянье бело.
«Что плачешь?» – слышится ей от бесплотных глас;
«Положен где… кем взят Господь мой, я не знаю!»
Сказавши так, глядит, назад оборотясь,
И, в вертоградаре Христа не узнавая,
С словами теми же приблизилась к Нему:
«Коль Господа ты взял, скажи мне, умоляю,
Где положил Его, и я Его возьму?»
Не опуская глаз, ответа ждет Святая…
«Мария!» – издают сладчайшие уста…
Мария в тот же миг Учителя узнала
И, видя пред собой воскресшего Христа,
В безмерной радости к стопам Его упала.
 

Максимилиан Волошин
(1877–1931)

Воскрешение Лазаря

(Ин. 11)

 
О Царь и Бог мой! Слово силы
Во время оно Ты сказал, —
И сокрушен был плен могилы,
И Лазарь ожил и восстал.
Молю, да слово силы грянет,
Да скажешь «встань!» душе моей, —
И мертвая из гроба встанет,
И выйдет в свет Твоих лучей.
И оживет, и величавый
Ее хвалы раздастся глас
Тебе – сиянью Отчей славы,
Тебе – умершему за нас!
 

Михаил Вышеславцев
(1757(?) – 1830)

Стихиры

 
Днесь содержит гроб
Содержащего дланию тварь.
 

 
Се тесный гроб Того вмещает,
Который держит дланью тварь!
Се хладный камень покрывает
Тебя, миров бессмертный Царь!
Уснула жизнь – и ад трепещет!
Адам свободен от оков,
Пожерта смерть – и враг скрежещет,
Христос разрушил злобный ков —
Смотренье совершил страданьем,
И двери неба отворил!
 

Приидите, видим Живот наш во гробе лежащ.

 
Воззрим на Жизнь, лежащу в гробе!
Она всех мертвых оживит —
Се Царь веков в земной утробе!
Он смертью нам живот дарит,
И ада, смерти нам не будет!
Пророча он в Иуде спал —
Уснул, как лев, – и кто возбудит?
Восстанет Сам! – он пострадал,
Он умер волею. – Воскреснет,
И воскресит, прославит нас!
 

Петр Вяземский
(1792–1878)

Одно сокровище

 
Одно сокровище, одну святыню
С благоговением я берегу,
За этим кладом я ходил в пустыню
И кочевал на дальнем берегу.
 
 
Весь этот клад – одно воспоминанье;
Но жизнь мою, жизнь мелочных забот,
Оно искупит, даст ей смысл, благоуханье,
Которое меня переживет.
 
 
Я помню край, опустошенья полный,
Минувшего величья прах и тлен;
Пожаров там прошли столетий волны
И выжгли почву, жизнь и след племен.
 
 
Природа смотрит дико и несчастно;
Там, на земле, как будто казнь лежит.
И только небо, скорбям непричастно,
Лазурью чудной радостно горит.
 
 
Там дерево томится тенью скудной,
Поток без волн там замер и заглох
И словно слышен в тишине безлюдной
Великой скорби бесконечный вздох.
 
 
Но этот край – святая Иудея,
Но летопись опальной сей земли —
Евангелие: свято, не старея,
Сии места преданья сберегли.
 
 
Передают дням беглым камней груды —
Глаголы вечности и Божий суд;
Живые там – порожние сосуды,
Но мертвецы хранят живой сосуд.
 
 
Текущий день мрачнее мертвой ночи,
Но жизнью дышит вечное вчера:
Здесь пред тобой слепцу отверсты очи,
Здесь недвижимый восстает с одра.
 
 
Из каменного гроба Иисусом
Здесь вызван Лазарь: страшный, грозный вид!
Его лицо обвязано убрусом,
От плеч до ног он пеленой обвит.
 
 
Но он восстал, мертвец четверодневный;
Забилось сердце, жизнью вспыхнул взор:
Услышаны молитва, плач душевный
О милом брате плачущих сестер!
 
 
Священных книг и лица, и событья
Живой картиной радуют глаза.
И на душе, под таинством наитья, —
Любовь и страх, улыбка и слеза.
 
 
И нет страны на всей земле обширной,
Где бы душа как дома зажила,
Где б жизнь текла такой струею мирной,
Где б смерть сама желаннее была.
 
 
И помню я, паломник недостойный,
Святых чудес заветные места,
Тот свод небес, безоблачный и знойный,
Тот вечный град бессмертного Креста.
 
 
И память эта не умрет со мною:
Мой биограф, – быть может: Шевырев,
Меня, давно забытого молвою,
Напомнит вновь вниманью земляков.
 
 
В итоге дней ничтожных пилигрима
Отметит он один великий день, —
Тот день, когда со стен Ерусалима
И на меня легла святая тень.
 
 
И скажет он, что средь живого храма
На Гроб Господень я главу склонил,
Что тихою струею Силоама
Я грешные глаза свои умыл;
 
 
Что в этот край, отчизну всех скорбящих,
Я страждущей души носил печаль,
За упокой в земле сырой лежащих
Внес имена на вечную скрижаль;
 
 
Что прокаженным, за стенами града
Сидящим одаль, как в евангельские дни,
Мне лепту подавать была отрада,
Чтоб обо мне молились и они;
 
 
Что я любил на берегу Кедрона
Иосафатовой долины свежий мир,
Что с высоты божественной Сиона
Внимал я духом песням горних лир;
 
 
Что, долго раб житейского обмана,
Послышал раз я неземной призыв,
Когда в водах священных Иордана
Омылся я, молитву сотворив.
 

1853