Текст книги "Предчувствия ее не обманули"

Автор книги: Татьяна Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Еще какой. Его весь город боится, он тут такие коленца откалывает, и все помалкивают, а менты делают вид, что ничегошеньки не знают. – Арина махнула рукой. – Вы бы, Евгения Петровна, написали статью о том, что у нас здесь творится, может, тогда наконец в городе порядок наведут.

– А кто он вообще такой, этот Витя? – спросила Женька. Для меня ответ был очевиден, так и оказалось.

– Бандит. Самый что ни на есть настоящий. Обложил всех данью, а сам живет припеваючи.

– Женат? – влезла я.

– Кто ж за него пойдет? Он же псих. Жила с ним одна, но куда-то пропала. То по городу гоняла на своем «мерсе», то вдруг нет ее, а «мерс» Витя Гаврилову продал, у того несколько магазинов в городе, продуктовых. Одни говорили, девица сбежала, другие, что он ее убил.

«И этот псих, судя по всему, с какой-то стати заинтересовался Женькиным наследством», – подумала я с тоской. Арина и Задорнов продолжали смотреть с беспокойством, словно гадали, чего от нас еще можно ожидать. Я решила, что нам пора прощаться, едва заметно кивнула Женьке, она намек поняла, поднялась и сказала:

– Спасибо вам большое, мы, пожалуй, поедем. Посмотрим на наследство, прежде чем его продавать.

– Да, да, – закивал Задорнов. – По-моему, разумнее не торопиться, взвесить, так сказать…

Он пошел нас провожать, забыв про ключ от тетушкиного дома, мы о нем вспомнили тоже в последний момент. Задорнов хлопнул себя по лбу ладонью и бросился в свой кабинет, откуда вернулся с плотным конвертом в руке. В конверте были четыре ключа, соединенные колечком.

– Здесь два комплекта, – пояснил Задорнов. – Вот эти от замка парадной двери, а эти от двери на веранде. В доме после похорон ничего не трогали. Умерла Дарья Кузьминична в районной больнице, которая находится здесь неподалеку, и похоронили ее на местном кладбище, как она завещала. Деньги на похороны она оставила соседке, та занималась всем… впрочем, я все это уже говорил. Что ж, желаю вам счастливого пути, – улыбнулся Задорнов. – Надеюсь, еще увидимся.

Пока мы разговаривали, стоя у машины, Арина успела сбегать в книжный магазин, который был тут же на площади, и вернулась с моим последним детективом. Я подписала книгу, и мы наконец простились.

– Вот ведь свинство, – заявила Женька, как только мы тронулись с места. – Ни коня, ни воза, а уже какой-то бандит нарисовался.

– Может быть, стоит Ромке позвонить? – нахмурилась я, бандитов я в принципе не жаловала, а в досягаемой близости тем более.

– Подождем покуда, – вздохнула подруга. – Этот Виктор хоть и псих, но ведет себя вполне прилично. Даже не показывается. Я думаю, он свою подружку к нам подослал, будучи уверен в том, что, если сам нарисуется, нам сразу же донесут, кто он такой, и мы с перепугу дела с ним иметь не захотим. Вот парень тень на плетень и наводит. Оттого все эти шпионские страсти с телефоном и чужой фамилией. Мне как-то спокойнее стало. Всегда легче, когда знаешь, что происходит. Ты чего молчишь? – удивилась Женька. Я пыталась разделить ее оптимизм, но выходило не очень.

– Прикидываю, зачем местным бандитам дом в деревне понадобился.

– Ну… на охоту ездить, и вообще… отдыхать.

– Ты по сторонам посмотри, это же и есть деревня, и до Верхней Сурьи отсюда тридцать километров, даже по плохой дороге за час доедешь.

– Ну, тогда не знаю.

– Разберемся, – сурово сказала я. – Посмотри на карту, в какой стороне находится твоя Сурья?

– Подожди, – ответила Женька. – Поезжай прямо. Там впереди, за монастырем, кладбище. Надо тетку навестить. Хоть я ее знать не знала, но наследство обязывает.

Из-за поворота показалось кладбище. Старое, обнесенное стеной из красного кирпича, металлические ворота на замке, но калитка рядом приоткрыта. Возле нее сидела женщина на складном стульчике и торговала искусственными цветами. Не успели мы выйти из машины, как она громко сказала:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – отозвались мы, приближаясь. Женька купила шесть хризантем. Разговорчивая женщина поинтересовалась, откуда мы приехали, а узнав, к кому, вызвалась показать могилу. Женька здесь уже была в прошлый приезд и в провожатых не нуждалась, а вот я проявила интерес:

– Вы были знакомы с Дарьей Кузьминичной?

– Нет. Просто за последний год здесь только однажды хоронили. Кладбище закрыли лет пятнадцать назад, теперь за городом хоронят, а тут, если только родня есть, ну и место, конечно.

Мы прошли через калитку и отправились по тропинке, петлявшей между оградами. Женька шла впереди, я за ней, разговаривать так было неудобно, да и обстановка располагала к молчанию.

Женька в очередной раз свернула, впереди показалась часовенка, которую недавно побелили. Не доходя до нее пару метров, подруга остановилась и оперлась рукой на ограду. Я подошла и встала рядом. Ограда была большой, добротной, выкрашена синей краской с набалдашниками на столбах под серебро. Внутри пять могил, обложенные кирпичом, с металлическими крестами в изголовье, и свежий холмик с двумя венками и деревянной табличкой. «Патрикеева Дарья Кузьминична», – прочитала я, далее следовала дата смерти. Женька открыла калитку, прошла к могиле, пристроила цветы, выпрямилась и, переминаясь с ноги на ногу, тихо произнесла:

– Здравствуйте, – покосилась на меня и добавила: – Это Женя, которой вы дом завещали.

– Говори громче, – посоветовала я. – Она плохо слышит.

– Анфиса, – сказала Женька укоризненно. – Иногда ты бываешь совершенно бесчувственной. Я понятия не имею, как вести себя на кладбище, особенно с незнакомыми людьми.

– Ладно, не злись, – вздохнула я и вдруг брякнула: – Я – Анфиса, Женькина подруга.

– Ты издеваешься, что ли? – рыкнула Женька, а я отмахнулась:

– Сосредоточься на тете.

– Я пытаюсь.

Чтобы не мешать Женьке, я отошла к соседней могиле, где на кресте была табличка «Антонов Лев Кузьмич».

– Это ее брат, – сказала Женька, приблизившись ко мне. – А это, надо полагать, их мама, двоюродная сестра моего деда, и их отец.

Я перевела взгляд на табличку. «Антонова Капитолина Васильевна». «Антонов Кузьма Григорьевич».

– А это, соответственно, бабушка Патрикеевой, – поясняла Женька, подходя к следующей могиле. «Добролюбова Прасковья Тихоновна». Женька постояла возле могилы с сосредоточенным видом и начала томиться. Признаться, и я толком не знала, как следует вести себя на кладбище, оттого тоже стала переминаться с ноги на ногу. Внимание мое привлекли две могилы, что находились в соседней ограде, рядом с часовенкой.

– «Добролюбова Евдокия Васильевна», «Добролюбова Екатерина Васильевна», – прочитала я. – Интересно, это тоже твои родственницы? – повернулась я к Женьке.

– Тогда почему они лежат там, а не здесь? Может, однофамилицы?

– Отчество такое же, как у матери Патрикеевой, и родились они всего на несколько лет позднее, так что они могут быть сестрами.

Женька пожала плечами.

– Ну, что, пойдем? – спросила она неуверенно.

Я кивнула, направилась к калитке и тут обратила внимание вот на что: на последнем кресте было две таблички. На той, что сверху, значилось «Добролюбова Екатерина Васильевна», на той, что снизу, керамическая вставка треснула и наполовину раскололась. Когда красили крест в последний раз, прошлись кисточкой и по этой вставке, но в одном месте краска отслоилась, и под ней виднелась буква «Ф», видно, первая буква фамилии.

– В этой могиле похоронен еще кто-то, – сказала я. Женька посмотрела на меня с сомнением.

– Как такое может быть?

Я пожала плечами.

– Тогда что, по-твоему, было на этой табличке?

– Ну… какая-нибудь надпись, типа «мы тебя помним».

– Вряд ли. Букву «Ф» видишь?

– Вижу, – кивнула Женька.

– Что за надпись начинается с буквы «Ф»?

– А что за фамилия? – съязвила Женька.

– Тебе лучше знать своих родственников. Кладбище старое, пришлось потесниться, и в целях экономии один крест теперь стоит на двух захоронениях.

– Гениально. Чего ж тогда табличку замазали?

– Может, это какой-то дальний родственник? Когда табличка пришла в негодность, восстанавливать ее сочли излишним.

– Любишь ты фантазировать, – недовольно буркнула Женька.

Той же тропинкой мы вернулись к машине. Женщина, что торговала цветами, успела уйти, теперь о ее недавнем присутствии напоминали только три пустые коробки, стоявшие друг на друге.

– Надо заехать за продуктами, – сказала я. – Неизвестно, есть ли магазин в этой Верхней Сурье.

Женька согласно кивнула, и мы поехали искать магазин. Он оказался за ближайшим поворотом, и выбор продуктов приятно нас удивил. Побросав пакеты в багажник, мы принялись разглядывать карту.

– Давай прямо и направо, – скомандовала Женька.

Вскоре мы выехали из города, асфальтовая дорога узкая, вся в рытвинах, привела нас в деревню Навыхино, за ней асфальт кончился. Теперь дорога была песчаной, но хорошо накатанной. Вопреки Женькиным опасениям, еще пятнадцать километров мы проехали без особых неудобств и обнаружили указатель «Верхняя Сурья, 6 км». Свернули, достигли перелеска, а миновав его, увидели церковь на пригорке.

Очень скоро появились первые дома, добротные, двухэтажные, возле ближайшего из них стояла иномарка с московскими номерами.

– По-моему, все выглядит вполне прилично, – заметила я.

Широкая улица казалась бесконечной. Женька поглядывала на номера домов, мы как раз проезжали мимо сорок девятого, а Женькин был под номером один. Крутой поворот, здесь здания выглядели совсем иначе. Обрывалась улица на холме возле реки, где стояла церковь. Сообразив, что дальше дороги нет, я притормозила и взглянула на Женьку. Седьмой дом мы проехали, и он был последним, а вот еще три дома куда-то запропастились.

– Сдавай назад, – буркнула Женька.

Где нужный нам дом, оставалось лишь гадать. Впрочем, гадать пришлось недолго, на крыльце девятого дома появилась женщина в полосатом халате и белой косынке, я открыла окно и обратилась к ней:

– Простите, где здесь первый дом?

Женщина приблизилась, глядя на нас с интересом, я решила выйти из машины, Женька подумала и тоже вышла.

– Первый? – хрипло переспросила женщина. На вид ей было лет семьдесят, лицо с крупными чертами успело загореть под солнцем. – У восьмого дома сворачивайте в прогон, – начала объяснять она, указывая рукой направление. – Вдоль реки идет дорога, по ней и поезжайте. Он на отшибе стоит, отсюда его не увидишь.

– Спасибо, – кивнула я.

Женщина продолжала стоять, разглядывая меня с таким интересом, что я решила: она меня узнала, но не тут-то было.

– Вы что ж, новая хозяйка? – спросила она и вдруг улыбнулась, словно это предположение показалось ей забавным.

– Подруга, – я кивнула на Женьку. – Вот, решили взглянуть на наследство.

– Взглянуть – это хорошо, – вновь улыбнулась женщина. – И что, ночевать там думаете? Или посмотрите да назад в город?

– Собираемся остаться на пару дней.

– В доме? – уточнила она.

– Конечно, в доме, – ответила я настороженно, заподозрив подвох.

– Ну-ну… – женщина пожала плечами и отвернулась. – Если что, так я комнату могу сдать. Хорошая комната. Прошлым летом у меня москвичи жили…

– Много здесь москвичей? – влезла в разговор Женька.

– Да как грязи.

– Далековато от Москвы, – не унималась подруга.

– Бешеной собаке сто верст не крюк, – хихикнула женщина, что-то в нашем облике ее, по неведомой причине, забавляло. Женька несколько смущенно сказала «спасибо» и направилась к машине, я пошла за ней, хотя была не прочь продолжить разговор. Слова тетки меня насторожили. – Если надумаете, приходите. Девятый дом, Надежда Николаевна меня зовут.

– Спасибо, – еще раз повторила Женька, захлопнула дверцу и, повернувшись ко мне, буркнула: – Странная баба. Смотрит как-то… И с какой стати у нее ночевать, если у нас здесь дом?

– Задорнов говорил, там необходим ремонт, может, дом в таком состоянии, что жить в нем невозможно? – высказала я предположение.

– Но тетка-то жила…

– Ладно, сейчас увидим…

Я завела машину, и мы поехали дальше. Тут Женька чертыхнулась:

– Забыла спросить, где живет Ольга Степановна, теткина подруга.

– Успеется, – отмахнулась я, сворачивая в прогон.

Дорога круто спускалась к реке, я подумала, что после дождя в эту гору на моей машине, пожалуй, не поднимешься. Впрочем, дождей в ближайшие дни не обещали.

Теперь дорога шла вдоль реки, над нами возвышалась церковь, недавно отреставрированная, с высокой колокольней, река делала поворот, справа начинался лес, между зарослей ивы был проход к реке. Из окна машины виднелся длинный настил из досок, что-то вроде купальни.

– Красота-то какая, – вздохнула Женька.

И в самом деле, вид отсюда открывался великолепный. Река не широкая, на противоположном берегу луг и березовая роща.

– Красота, – согласилась я.

Теперь дорога шла в гору, подъем мы преодолели без труда и сразу увидели дом, обычный, деревенский, окна выходили в сторону реки.

– Вот он, – сказала я, но тут же поняла, что ошиблась.

Дом Женькиной тетки должен быть двухэтажным. Дорога огибала строение, я увидела цифру пять на фасаде, дальше рос огромный дуб, дорога вновь сделала поворот, чуть в стороне стоял еще один дом, а дальше шли сплошные заросли. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд.

– Может, мы не там свернули? – забеспокоилась Женька.

– Давай проедем еще немного, куда-то эта дорога ведет, – отмахнулась я.

И тут между деревьев мелькнуло что-то белое, проехав метров пятьсот, мы увидели деревянный забор, его поддерживали столбы из белого кирпича. Мы направились вдоль забора и наконец увидели дом, то есть сначала мы увидели парк, не сад, а именно парк с высоченными деревьями, в глубине парка стояло здание.

– Впечатляет, – присвистнула Женька. – Неужто это мое наследство?

– Родовое гнездо, – без намека на иронию заметила я.

Малой скоростью мы проехали еще немного, дорога уперлась в ворота. Деревянные, резные, запертые на здоровенный замок. Рядом была калитка, ее изрядно перекосило, и закрывалась она неплотно. Я остановила машину возле ворот и повернулась к Женьке.

– Ну что, идем?

– А вдруг это вовсе не мои владения? – забеспокоилась она.

– Сейчас выясним, – сказала я и направилась к калитке.

Женька трусила рядом, оглядываясь с беспокойством. Калитка со скрипом открылась, когда я потянула ее на себя, в тишине звук этот вышел громким и почему-то пугающим. Я подумала, что тишина здесь стоит совершенно невероятная, ни шороха, ни звука, как будто все вокруг замерло в напряжении. Я сделала шаг вперед, а Женька схватила меня за руку.

– Ты чего? – удивилась я.

– Знаешь, Анфиса, мне все-таки кажется, это не тот дом.

– Так давай спросим у хозяев.

Я пошла по тропинке, Женька следовала за мной, чуть поотстав. От ворот до строения было метров сто, тропинка вела к высокому крыльцу. Я огляделась, все вокруг выглядело заброшенным, точно люди давно покинули это место. Дом был огромным, то есть поначалу я решила, что не такой уж он и большой. Двухэтажный, обшит досками, которые лет тридцать не красили, они успели почернеть от времени. На фасаде пять окон на первом этаже, и столько же на втором. Над крыльцом тоже окошко, но гораздо меньше остальных. Вокруг заросли крапивы, чуть в стороне скамейка, рядом с которой стоит ржавое ведро. Номер на фасаде отсутствует. Окна закрыты ставнями. Ступени крыльца подгнили, сквозь них пробивалась крапива. Когда-то дом выглядел величественно, но теперь от былого великолепия мало что осталось. Железную крышу давно следовало покрасить, как и сам дом. В двустворчатой двери, выкрашенной коричневой краской, которая успела облупиться, было небольшое окошко, его заделали фанерой.

– Давай ключи, – сказала я Женьке. Та с неохотой полезла в сумку, достала связку и протянула ее мне.

– Задорнов прав, – вздохнула она. – Здесь на ремонт уйдет куча денег.

– Ты же дом продавать собираешься, – ответила я. – Следовательно, ремонт не твоя забота.

Я вставила ключ, он легко повернулся в замке, и я толкнула дверь.

– Подошел, – со вздохом заметила Женька, как будто это обстоятельство сильно ее опечалило.

Мы сделали пару шагов и остановились. Откуда-то пробивался слабый свет. Я вспомнила, что ставни закрыты, распахнула дверь пошире и стала оглядываться в поисках выключателя. Женька заметила его первой, раздался щелчок, и вспыхнул свет. Мы стояли в просторном холле, впереди была лестница на второй этаж, на площадке между пролетами круглое окно, оттуда свет и пробивался. Слева открытая дверь вела в кухню. Мы шагнули туда и присвистнули. Чувство было такое, будто мы мгновенно перенеслись лет на шестьдесят назад. Кухня-столовая оказалась не меньше тридцати метров. Справа резной буфет, газовая плита, еще один буфет, в простенке между окон комод. Слева круглый стол, покрытый скатертью с кистями, поверх нее постелена клеенка. Над столом абажур. Женька прошла к окну, открыла его и распахнула ставни. Только когда в кухню ворвался свежий воздух, я поняла, какая духота царит в доме. Немудрено, что мне было трудно дышать. Женька открыла второе окно, теперь мы могли рассмотреть помещение во всех деталях.

Массивные стулья с потертыми сиденьями из синего бархата, шторы с кистями на окнах, побитые молью, громоздкая мебель, в буфете два сервиза, безусловно, антиквариат, многочисленные вязаные салфеточки, вазочки. Странная смесь заброшенности и уюта. Трудно было представить, что еще совсем недавно кто-то здесь жил, пользовался этими вещами. Я обратила внимание на линолеум под ногами, постеленный не так давно, он диссонировал с общим видом столовой, словно попал сюда из другого мира. Впрочем, так оно и было.

– Продолжим осмотр? – усмехнулась Женька.

– А мне здесь нравится, – оглядываясь в который раз, сказала я. – А тебе?

– Не уверена. Вряд ли вся эта рухлядь чего-то стоит.

– Попробуй отвлечься от своих корыстных мыслей, – посоветовала я. – И получай удовольствие.

– Удовольствие – это вряд ли. Тебе все это, может, и интересно как декорация к ретродетективу… – Женька хихикнула и махнула рукой: – Ладно, идем дальше. Первым делом надо открыть все окна, иначе мы здесь попросту задохнемся.

Предложение показалось мне разумным. Мы прошлись по первому этажу, вот тогда и стало ясно: дом гораздо больше, чем я решила поначалу. Напротив кухни была гостиная, с камином, что меня приятно удивило. Камин был выложен бело-голубой плиткой с рисунком: пузатые ангелочки, фрукты. На кожаном диване, которому было, по меньшей мере, лет сто, подушки с вышивкой, все те же ангелочки, только теперь розовые, цветом и упитанностью больше напоминавшие поросят. Ангелочков вообще было в избытке: на картине, что висела над камином, они держали гирлянды цветов, фигурки ангелов стояли на комоде, украшали основание торшера, часы на консоли у противоположной стены и напольную вазу возле окна.

– Слушай, а что ты знаешь о своих родственниках? – обратилась я к Женьке. – Чем твоя тетка занималась, к примеру? Откуда этот дом и вообще…

– Понятия не имею. Мамуля, по-моему, тоже не в курсе, а больше, как ты понимаешь, спросить не у кого.

– На дворянскую усадьбу не похоже, – развивала я свою мысль. – А на крестьянский дом тем более.

– Да уж… мебели, по-моему, с избытком, и все какой-то хлам.

– Ты опять за свое? – возмутилась я.

– Прикажешь восхищаться этой рухлядью? Нет уж… ничего хорошего я здесь не нахожу.

За гостиной шли две комнаты, первая, судя по всему, спальня хозяйки. На окнах тюлевые занавески, узкая кровать, застеленная синим покрывалом, прикроватный столик, на нем лежала Библия и очки. У стены стоял большой шкаф, открыв дверцу, я увидела одежду на плечиках, все сильно поношенное. На полу ковер, в двух местах вытертый до дыр.

– Пойдем отсюда, – позвала Женька. Я поторопилась покинуть комнату, чувствуя себя так, будто вломилась сюда без ведома хозяйки. Рядом с этой комнатой была еще одна, там тоже стояла кровать, но не застеленная, матрас был свернут и лежал в изголовье. Дальше шла ванная, то есть ванной как таковой не было, только душ, комната оказалась облицована белой плиткой, сам душ больше напоминал садовую лейку, торчал почти под самым потолком. Рядом стояла газовая колонка. Я подошла и повернула кран под душем, что-то зашипело сначала громко, потом тише, но вода не полилась.

– Ну вот, и воды нет, – вздохнула Женька.

– Может, где-то кран перекрыли? – предположила я.

– Может. Ты что-нибудь понимаешь в кранах? Я – нет. Сомневаюсь, что у меня возникнет желание остаться здесь до утра.

– Не бурчи. Ты что, забыла, зачем мы сюда приехали?

– Зачем? – хмыкнула Женька. – Восхищаться всем этим хламом?

– За этот хлам кто-то собирается заплатить хорошие деньги.

– Весной, как известно, у психов обострение.

Женька толкнула дверь в соседнюю комнату. Там был туалет. Она сморщила нос и отправилась дальше. Еще одна комната: шкаф и диван, которые были в ходу лет сорок назад, и телевизор на тумбочке. Здесь мы не задержались. Застекленная дверь выходила на веранду. Овальный стол, выкрашенный белой краской, шесть стульев и шкаф с посудой. С веранды можно было попасть в сад, дверь была заперта на ключ, открыв ее, я увидела куст сирени рядом со ступенями. Ветви прогнулись под тяжестью цветов, а запах стоял такой, что захотелось вдохнуть полной грудью, а потом заорать что-нибудь глупое, например, как прекрасна жизнь. Я бы непременно заорала, если бы не унылая Женькина физиономия. Подруга могла воспринять мой порыв как издевательство.

Я схватила Женьку за руку и потянула в сад: с десяток яблонь, чуть в стороне от них грядки, которые поросли сорной травой, и кусты сирени. Там стояла садовая скамейка, которую не так давно покрасили. Женька прошлась по тропинке до забора, в котором зияла внушительного вида дыра, и вернулась назад.

– Забор того гляди рухнет, – недовольно сообщила она.

– Посмотри, какая красота, – разозлилась я. Женька плюхнулась на скамейку, посмотрела на дом с печалью и сказала:

– По-моему, Задорнов прав, больше двухсот пятидесяти тысяч это счастье не стоит. Земли, конечно, полно, и вид из окон красивый, речка, лес, рай для дачников. А что касается дома, по-моему, легче его снести и построить новый, чем этот ремонтировать.

– Возможно, – не стала я спорить. – Но мы сюда приехали узнать, почему дом пользуется такой популярностью.

– Глупости все это, Анфиса, – поморщилась подруга. – Ты же слышала, москвичей здесь полно, а для них десять тысяч долларов не такая уж большая сумма.

– Давай продолжим осмотр, – предложила я. Женька с неохотой последовала за мной.

За следующей дверью оказалась кладовка, доверху забитая всякой рухлядью, рядом была еще одна дверь. Женька подергала за ручку, но дверь не подалась.

– Заперто, – решила я, Женька отрицательно покачала головой.

– Ничего подобного. Если и заперта, то изнутри.

– С чего ты взяла?

– С того, что замок отсутствует. Видишь, ручка есть, а личины нет. Значит, комнату заперли изнутри.

– А сами что, в окно вылезли? – насмешливо спросила я.

– Наверное, так. По-другому не получается.

– Глупость какая-то, – возмутилась я.

– Давай со стороны улицы посмотрим, – предложила подруга.

– Что посмотрим?

– Окно, естественно. Я не знаю другого способа, как, закрыв дверь изнутри, выбраться из комнаты. Хотя окно открытым оставлять еще большая глупость.

– Мы про ставни забыли, – озарило меня. – Конечно, вылезли в окно, а потом заперли ставни со стороны улицы.

– Как заперли?

– На замок, наверное.

Мы вернулись на веранду и оттуда вышли в сад.

– Далась нам эта комната, – ворчала я.

– Ага, – хмыкнула Женька. – Еще бы понять, с какой стати покойная тетушка лазила в окно.

Мы свернули за угол дома, где начинались крапивные заросли. Сюда выходили два окна, одно на первом этаже, другое – на втором. То, что на первом, было не только закрыто ставнями, но и заколочено. Доски, успевшие потемнеть, были плотно подогнаны друг к другу.

– И чем тетушке не полюбилась эта комната? – почесав нос, вопросила Женька, хмуро разглядывая окно, которое теперь таковым назвать было никак нельзя. Усмотрев в лице подруги некую маету, я настоятельно посоветовала себе найти разумное объяснение феномену и принялась вдохновенно фантазировать.

– Окно на первом этаже и расположено неудобно, то есть, я хотела сказать, очень удобно для воров. Эта часть сада совершенно запущенная, рядом забор, а перелезть через него проще простого. Тетка жила одна в огромном доме, естественно, боялась грабителей, вот окно и заколотили.

Женька кивнула, судя по всему, мое объяснение ее удовлетворило.

– Ладно, идем отсюда. – Она повернулась, угодила в крапиву и в досаде чертыхнулась. – Знаешь, Анфиса, жизнь на природе не кажется мне особенно привлекательной.

– Завтра сходим на речку, позагораем, прогуляемся по лесу… А какой прекрасный вид открывается из окна…

– Жаль, что за вид много не платят, когда дом дрянь дрянью.

– Не преувеличивай. Нормальный дом. Конечно, требует ремонта, но в целом…

Я-то думала, мы поднимемся на второй этаж, чтобы продолжить осмотр, но Женька направилась к двери, той, что была заперта, и стала разглядывать ее с таким усердием, словно надеялась обнаружить за ней карту сокровищ. Я вздохнула, но решила, что лучше подождать, когда ей надоест заниматься ерундой.

– А дверь-то заколотили, – присвистнув, заявила она и посмотрела на меня с особым выражением, что намекало на грядущие испытания.

– Заколотили? – переспросила я, приближаясь.

– Видишь гвозди? Вот здесь, и здесь, и здесь… – Женька водила рукой, указывая мне на шляпки гвоздей, я насчитала восемь штук. – С гвоздями у тетки, по крайней мере, проблем не было, она их не жалела, – вздохнула подруга, а я поспешно сказала:

– Это только подтверждает мои слова, что она боялась воров и для верности заколотила не только окно, но и дверь.

– Ага, – вяло согласилась Женька.

По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж, его вид вогнал подругу в депрессию: длинный коридор, по обе стороны которого шли комнаты. За ближайшей дверью оказалась кладовка, как и та, что внизу, забитая разным хламом. Две комнаты были совершенно пусты, если не считать кровати с металлической сеткой, одиноко стоявшей возле окна в первой комнате. Дальше следовали две спальни, на полу половики в полоску, кровати застелены покрывалами, но вид и у той, и у другой был совершенно нежилой. Не удивлюсь, если тетушка месяцами сюда не заглядывала. Мы распахнули ставни и оставили окна открытыми, чтобы проветрить помещение. Впереди была последняя дверь, я толкнула ее, быстро прошла к окну, открыла обе створки и только потом огляделась. Это оказался кабинет. Причем, вне всякого сомнения, хозяином его был мужчина.

– У твоей тетки, кажется, был брат? – спросила я Женьку.

– Был. Ты же видела его могилу. Вот здесь он, выходит, и жил.

Возле окна стоял письменный стол с зеленым сукном, рядом кресло с резной спинкой. На столе, точно музейные экспонаты, были расставлены письменный прибор, пресс-папье из бронзы, колокольчик и две фигурки собак, кажется, из серебра. Ящики стола были заперты, но ключи лежали тут же. Кожаный диван с полками, на которых стояли фигурки животных, и шкафы с книгами. Бегло просмотрев корешки, я убедилась, что большинство книг издано еще до революции.

– Да здесь целое состояние, – сказала я, желая придать Женьке оптимизма. Она тут же материализовалась рядом.

– Где?

– Книги видишь? – некоторое поглупение подруги было вполне извинительно.

– Что, есть редкие издания? – воодушевилась она.

– Надо будет хорошенько все осмотреть. Возможно, найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Но даже то, что я сейчас вижу…

– Слушай, может, покупатели клюнули на дом как раз из-за этих книг? – высказала предположение Женька.

– Довольно наивно ожидать, что ты продашь библиотеку вместе с домом.

– Почему же наивно? Допустим, я дурочка, которая считает старые книги просто ненужным хламом?

– Знаешь, дорогая, сейчас даже бабулькам в глухих деревнях прекрасно известно значение слова «антиквариат». Все старое стоит денег. Можешь мне поверить, тебе даже сломанную прялку за здорово живешь не отдадут.

– Да, прогресс достиг самых отдаленных уголков, – кивнула Женька, вроде бы опечаленная данным обстоятельством. – А там что? – указала она на дверь рядом с книжным шкафом. – У меня от этих дверей уже в глазах рябит.

– Думаю, там спальня, – пожала я плечами.

Комната оказалась узкой, как пенал, и без окна. Возле стены стояла кровать, застеленная одеялом, над кроватью свисала лампочка на длинном шнуре. Вдоль противоположной стены шли стеллажи, буквально заваленные книгами и папками с какими-то бумагами.

– Чем твой дядя занимался? – спросила я Женьку.

– Господи, откуда же мне знать?

– А надо бы. Вдруг он какой-нибудь изобретатель, сконструировал вечный двигатель, над ним все смеялись, а теперь…

– Смеяться перестали, – подсказала Женька ехидно. – И решили изобретение себе присвоить. Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за способность сочинить детектив на ровном месте.

– Кто бы говорил, – хмыкнула я. – Ладно, с бумагами позже разберемся. Ну, что? Вроде бы все осмотрели…

– Как все? Ты что, не видишь очередную дверь?

В самом деле, странно, что я ее не заметила. Наверное, потому, что украшала ее картина в рамке. На картине изображена обнаженная толстуха на леопардовой шкуре. Дверь находилась прямо напротив изголовья кровати и, должно быть, скрашивала одинокие ночи дядюшки.

– Он, кстати, был женат?

– Мамуля говорит, нет. Он вроде бы считался недалеким, с придурью, проще говоря, хотя мама могла напутать, и это кто-нибудь другой дураком был.

Женька распахнула дверь, картина при этом едва не слетела, пришлось поддерживать ее рукой. За дверью оказался туалет и душ. Ну, вот и все. Осмотр закончен.

– На первом этаже под лестницей еще дверь была, – вздохнула Женька, которой наследство упорно не нравилось.

– Хорошо, проверим дверь и начнем выгружаться.

Покидая спальню, я обратила внимание на то, что в двери торчит ключ, и подумала: брат с сестрой, скорее всего, не особо ладили, хотя, может быть, просто предпочитали иметь личную территорию, не досаждая друг другу. Спустившись по лестнице, мы увидели еще дверь, запертую, но с ключом в замке. И через мгновение оказались в подвале. Двигаться здесь можно было в полный рост, что существенно облегчало осмотр, но ничего заслуживающего внимания мы не обнаружили: полки для хранения банок, контейнеры и несколько пчелиных ульев, разумеется, пустых.

– Надо подогнать машину к дому и перенести вещи, – сказала я, когда мы выбрались из подвала. – А знаешь, по-моему, все не так уж плохо. Перед домом хоть и маленький и весьма запущенный, но самый настоящий парк. Кстати, надо привести его в порядок. Наймем кого-нибудь скосить траву, избавимся от крапивы, дорожки расчистим…

Женька едва заметно поморщилась.

– Это ж сколько времени займет… Не представляю, что мы будем здесь делать.