Текст книги "Бабочка"
Автор книги: Татьяна Корсакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Татьяна Корсакова
Бабочка
* * *
Первый десяток овец перемахнул через полуметровую стену играючи, точно табун арабских скакунов. Второй и третий сбавили темп, но с заданием справились. Проблемы начались с сорок пятой овцы. Она в нерешительности мялась у преграды, принюхивалась, присматривалась, жалобно блеяла и оглядывалась на Егорова в надежде, что он, жестокосердный, отменит задание.
– Давай, прыгай, – проворчал Егоров сердито. – Мне тяжело, а ты чем лучше?
Кто же мог подумать, что спровоцировать овечий бунт так просто? Одно неосторожное слово, и гениальный план дал трещину: вместо стройных рядов марширующих овечек перед внутренним взором предстало бестолково сгрудившееся стадо – попробуй пересчитай…
И вообще, кто сказал, что подсчет овец спасает от бессонницы?! От бессонницы спасают пара бокалов хорошего вина или, на худой конец, стопка водки, а овцы… Овцы, даже виртуальные, всего лишь наивные, ленивые зверушки, и в качестве снотворного они никак не годятся.
Надо попробовать охоту. Не тупо наблюдать за копытными, а деятельно отстреливать, ну, скажем, рябчиков или летучих мышей. Да, лучше летучих мышей – этих крылатых тварей Егоров особенно не любил.
Решено, сначала перекур, а потом еще одна попытка задобрить Морфея.
Егоров сел в кровати. Эх, хорошо, что болеет он не как обычные смертные, а по блату – в отдельной люксовой палате. Никаких тебе назойливых соседей-соглядатаев. Можно выйти тихонько на балкон и, наплевав на больничный режим, покурить.
Сигареты контрабандой принес сегодня утром друг Пашка, воровато оглядываясь на хорошенькую медсестричку, сунул пачку Егорову в карман – конспиратор. А потом еще полчаса ныл, что курение вредит здоровью и что Минздрав не просто так предупреждает. Пришлось объяснить товарищу, что загнется Егоров скорее от бессонницы и безделья, чем от никотина.
Егоров лежал в частной клинике уже почти неделю, и если с бездельем хоть как-то помогали мириться книги – тоже, между прочим, контрабандные, – то с бессонницей была настоящая беда.
А всему виной авария и, как следствие, черепно-мозговая травма, не так чтобы очень серьезная – легкий обморок, головная боль, тошнота, – но разрушившая в одночасье все его планы на отпуск. В кои-то веки вырвался на охоту, и нате вам – джип всмятку, голова чудом уцелела. А теперь вот бессонница…
Егоров вышел на балкон, облокотился о перила, закурил. Ночью можно было курить, особо не таясь, курить и смотреть на Большую Медведицу, необычайно яркую и даже в чем-то загадочную, и убеждать себя, что после перекура сон непременно придет. А еще ночью рождались стихотворения, порожденные бессонницей и от этого особенно пронзительные и искренние…
Он улыбался мыслям несуразным,
Смотря в заиндевелое окно,
И допивал крепленое вино,
Окрашивая скатерть ярко-красным.
Душа еще сопротивлялась сну,
В глазах еще не гасло пламя свеч, но
Зима, приникнув к черному окну,
Морозной кистью выводила: «в-е-ч-н-о»… [1]1
Здесь и далее в рассказе использованы фрагменты стихотворений А. Ерошина.
[Закрыть]
О том, что Егоров, зануда, циник и эгоист до кончиков ногтей, сочиняет вирши, не знал никто, даже лучший друг Пашка. Эту сторону своей жизни он оберегал особенно рьяно, даже более рьяно, чем право на одиночество…
Все, в сторону лирику, пора переходить к практике. Егоров вернулся в палату, улегся на кровать, закрыл глаза.
Загнав всех своих овец в аккуратный загончик и накормив свежескошенной травой, он зарядил виртуальную винтовку и принялся выискивать на виртуальном небосводе крылатых тварей. На сей раз фантазия подвела: рябчиков – сколько хочешь, а летучей мыши ни одной. Егоров присматривался и так и этак и даже винтовку поменял на дробовик, как в «Думе», а толку – чуть. Вот она – непруха…
От виртуальных страданий его отвлекло деликатное покашливание. Егоров открыл глаза и тут же их снова зажмурил: вслед за бессонницей в его безмятежную обывательскую жизнь прокрался глюк. Глюк выглядел как гигантская летучая мышь, болтался на шторах, таращил черные глаза-пуговицы и тоскливо вздыхал.
– Привет! – лишь усилием воли Егоров удержался от желания вскинуть дробовик и разрядить в глюк всю обойму.
– Привет. – Мышь-переросток снова вздохнула, втянула носом воздух, спросила с завистью: – Курил?
– Курил, а что?
– Я бы тоже…
– Ну, так за чем дело стало? Угощайся! – он кивнул на початую пачку.
– Спасибо. Мне нельзя, у меня режим.
– Так и у меня режим.
– Ты – другое дело, ты настоящий.
– А ты?
– Я? – Гостья задумалась. – Я не знаю. Скучно тут, – сказала без перехода.
– Где?
– Тут, где я.
– А ты разве не там же, где и я?
– Я где-то на границе. Ты первый настоящий.
– А, ну тогда понятно.
Интересный у них получался разговор, очень содержательный. Надо будет завтра попроситься на консультацию к психиатру, а то мало ли что, вдруг это серьезно.
– И поговорить не с кем, – продолжала печалиться гостья. – Никто меня не слышит.
– Я слышу.
– Ты первый и единственный.
О как! О
...
конец ознакомительного фрагмента