Текст книги "Мужчина моей мечты"
Автор книги: Татьяна Веденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Глава 6, в которой я ужасно боюсь пролететь мимо своего счастья
Человечество всегда волновало такое размытое понятие, как смысл жизни. Откуда мы пришли? Куда идем? Зачем господь потратил столько сил, чтобы нас создать? И зачем я живу? Думаю, нет ни одного человека, который хоть раз не задавал себе подобные вопросы. Надо сказать, что и я сама долгие годы не могла найти ответов на все эти вопросы. И с удивлением пыталась разгадать, для чего понадобилось создавать такую нелепую, несовременную женщину, от которой нет никакого проку. Конечно, когда на свете появился Артем Шубин, я как-то перестала сильно напрягаться по этому поводу, потому что как минимум была нужна, чтобы кормить его грудью. Хоть это оправдывало мое существование. За неимением никакого другого, женщине всегда доступен смысл, заключенный в материнстве. Я бы, кстати, вполне обошлась им, потому что от природы была лишена какого бы то ни было честолюбия и амбиций. Но оказывается, что и для меня всевышний приберег сюрприз, который, как кролик из шляпы, появился именно тогда, когда я его совершенно не искала и не ждала. На четвертый день нашего со Стешенко сумбурного путешествия по алтайской горной речке Катунь я вдруг поняла, в чем смысл моей жизни. Я должна и могу жить и работать в каких-то экстремальных условиях! Я просто создана для того, чтобы лазить по горам, ходить по лесам и плавать по рекам. Пусть я и не все еще знаю и умею, но мне не страшно находиться в лесу! Я могу найти дорогу, ориентируясь по своему вестибулярному аппарату. Я не боюсь тяжелых условий и очень, очень работоспособна. Даже Стешенко согласился, что для человека, впервые продирающегося сквозь таежные дебри, я подозрительно мало жалуюсь! И главное, я совершенно не хочу обратно.
Мысль о возвращении в город приводила меня в ужас. Скука банковских будней казалась мне теперь невозможной на фоне этих гор, этой жизни, этой реки, по берегу которой мы продвигались в гору.
– Я бы тоже могла плавать на рафтах, наверное. А как люди становятся гидами? Или, может, можно найти работу спасателя? Или еще что-то, чтобы жить в лесу? – приставала я к Стешенко. Тот, смеясь, отмахивался от меня. Мы взбирались вверх, на скалу, за которой должен был начаться более плавный подъем.
– Вот найдем Рубина, и с ним ты из лесов вылезать не будешь!
– А вдруг он уже не захочет, чтобы я была с ним? – озвучила я свои самые страшные страхи.
– Что? – не расслышал Павел за ревом порога, грохочущего под скалой.
– Ведь он может не захотеть ко мне вернуться! – проорала я ему на ухо, перекрывая гул порога.
– Как это не захочет? Заставим! Ты же – идеальная женщина! Это совершенно точно!
– Знаешь, я поняла, что даже если Алексей не захочет быть со мной, он все равно останется самым большим чудом в моей жизни!
– Как это? – удивился Павел, немного углубляясь в лес, чтобы обойти резкий подъем на скале.
– А вот так. Благодаря ему я теперь знаю, чего я хочу в жизни. Я всегда думала, что я – результат ошибки, эдакого ляпа, совершенного природой, и что единственное, чего я могу добиться, – это хоть немного стать такой, как все.
– Как все? Но зачем?
– Так в этом-то все и дело! Теперь я понимаю, что незачем. Теперь ясно, что именно такой женщины, как я, и не хватает в огромном количестве мест нашей планеты. И что там, среди лесов, гор, полей, снегов и еще бог весть чего – я буду просто прекрасна. Единственная, без которой никак не обойтись.
– Но ведь это правда! – кивнул Стешенко.
– Ага, – шмыгнула я носом. Не хватает только расплакаться от такой патетики. – Но я бы никогда не узнала про эту правду, если бы не Алексей!
– Ну, это ты зря, – добродушно пробубнил Павел.
Мы наконец перешли основной подъем и теперь стояли на холме, за которым речка уходила резко вниз, бурля и отскакивая от натыканных в речке камней. Я оглянулась назад и замерла. Красота пейзажа потрясла бы кого угодно. С высоты холма были видны бесконечные километры таежного леса, ковром устилавшего землю, над которой синело абсолютно чистое небо с красным огненным шаром солнца. Я подумала, что все-таки я права и моя жизнь после всего этого никогда уже не будет прежней. И я никогда уже не смогу обходиться без таких вот пейзажей, без удивительных красот, существующих на нашей земле.
– Юля, смотри! – заорал Паша.
– Что? – повернула я к нему голову.
– Смотри на порог!
– Что? – я переместила взгляд на бушующую рядом со мной воду. Вода переливала свои гребешки с камня на камень.
– Да нет, не туда. Смотри в исток порога. Ну что за медленная корова!
– Что? – я перевела взгляд на начало реки, и там, в лесу, среди елей и ивовых ветвей, вдруг отчетливо проступил сине-желтый контур.
– Рубин! Рубин! Сюда! – заорал Стешенко, махая всеми своими конечностями сразу. На его лице отразилась радость от того, что дальше можно не ходить. Потому что если я и переживала один из самых ярких моментов за всю жизнь, то он насмотрелся всех этих лесов и без меня.
Я, не отрывая глаз, следила за тем, как маленький сине-желтый овальчик скачет по шеверам и гребенкам, предваряющим порог. Я искала глазами его, моего драгоценного Рубина, и нашла. Он сидел на заднем борту рафта, ловко орудуя веслом и отдавая какие-то команды. Мне было хорошо его видно, так как исток порога находился практически на одном уровне со мной. Еще несколько секунд, и Алексей Рубин должен был проплыть мимо меня, практически рядом со мной, и я замерла, чтобы не пропустить ни одной подробности. Сердце стучало и норовило выскочить из груди. На этот раз от счастья.
Алексей был прекрасен, такой сильный, мужественный и сосредоточенный, в фонтане мелких блестящих брызг. Он не видел и не слышал нас, думая только о том, как преодолеть этот красивый бурный порог.
– Рубин! Я здесь! – изо всех сил закричала я, когда их надувной плот приблизился ко мне настолько, насколько это было возможно.
Алексей оторвал взгляд от воды и стал недоуменно озираться по сторонам, пытаясь определить, откуда раздается такой странный звук, похожий на человеческий голос. И вдруг, неожиданно для себя, он уперся взглядом в меня. На его лице тут же отразилась крайняя степень изумления. Он поднялся и потянул ко мне руку, кажется, забыв обо всем. Я побледнела и замахала руками, показывая ему на реку.
– Юля? Ты? – одними губами спросил он, прежде чем его рафт, лишенный надежного рулевого, сбился с курса, завертелся в бушующей перед порогом воде и налетел со всего маху на целый ряд каких-то огромных камней-валунов.
– Алексей! – заорала я и бросилась в воду.
– Ты что, сошла с ума? – крикнул Стешенко, глядя, как я перескакивала с камня на камень, периодически срываясь в ледяной поток.
Я пыталась добраться до сползающего с камней рафта, на котором в панике метался мой Рубин. Я чувствовала, что обязана дойти. Что если я не дойду до него, не спасу его, то всю жизнь проведу в психушке.
– Стой, где стоишь! – послышался крик Алексея.
– Я иду! Держись! – прокричала я, думая только о том, как стащить его рафт с этих ужасных камней.
Я была всего в паре метров от него, но вдруг моя нога соскользнула с камня, и я оказалась под водой. И главное, что обидно – речка-то эта горная была так – мелочь, всего-то метра полтора глубиной, особенно в том месте, где я упала. Если бы я сорвалась в воду после порога, где, спустившись на десяток метров, река снова набирает глубину, то еще было бы понятно, отчего меня так неожиданно накрыло. Но перед спуском воды совсем мало, речка мельчает до минимума, а я умудрилась оступиться и здорово шарахнуться головой обо что-то очень твердое, видимо, камень.
«Вот дура! Ведь оставалось совсем чуть-чуть», – подумала я, прежде чем потеряла сознание.
С этого момента я перестала контролировать происходящее и благополучно отбыла в царство бессознательного, в безмятежный покой и тишину. Ледяные снега безмолвно стелились по бесконечным просторам вселенной, маня меня лечь и уснуть на своих мягких белых перинах. Как же это было здорово! Как же я вдруг захотела отдаться их чарующему покою и заботе… Я стояла посреди этого бесконечного ослепительного простора и чувствовала, что стоит мне откинуться в эти пушистые облака, как мне станет тепло и уютно. Я раскинула руки, думая, что странный ледяной холод, сковавший меня, становится невыносим и…
Что-то подхватило меня за затылок и грубо встряхнуло. Что-то злое, жестокое.
– Я хочу спать! – возмущенно прошептала я, пытаясь вырвать свою голову из лап чудовища.
– Нельзя! – противным громким голосом рявкнуло оно. – Не спи!
– Буду спать, – обиделась я. – Отстань, чудище.
– Сама чудище. Пей! – сказало мне чудище и протянуло что-то в раскаленной железной емкости.
Я с трудом приподнялась и попыталась сфокусировать взгляд. Видимо, я попала в ад. Меня сначала напоят раскаленным свинцом, ну а уж потом поджарят на сковородке.
– Пей! – снова послышался голос. Однако голос уже принадлежал не чудищу, а ангелу…
Ангел сливался с туманом и был похож на Алексея Рубина. Я решила, что уж лучше я из его рук выпью все, что угодно.
Я раскрыла губы и сделала большой глоток.
– А! Что это! Мама! – заорала я и вырвалась из рук ангела. Оказалось, что я лежу на полипропиленовом коврике в наскоро разбитой и от этого несколько скособоченной палатке, а надо мной с кружкой в руках навис Алексей Рубин собственной персоной.
– Это спирт. Ты пролежала в ледяной воде не меньше пяти минут, прежде чем мы до тебя добрались, – ласково пояснил он. – Тебе надо согреться.
– Ты что, сдурела? – заорало на меня волосатое чудище, оказавшееся Пашей Стешенко. – Куда полезла?! Из-за тебя пришлось весь рафт на берег выгружать!
– Я хотела их спасти, – растерянно оправдывалась я.
От холода меня трясло, зубы стучали, а желудок бастовал против почти ста грамм чистого спирта.
– От чего? – противно кривлялся Паша.
– Они же налетели на камни!
– И что? – яростно плевался он. – Резиновый рафт сел на камни – ай, какое горе! Пара взмахов веслами – и он бы причалил к берегу, но нет! У нас же есть супермен! Человек-паук спешит на помощь!
– Прекрати! – махнул рукой Алексей и снова поднес к моим губам металлическую кружку. – Выпей, а потом будем переодеваться и выяснять, что ты себе сломала.
– Ничего я не сломала, – дернулась я, но почувствовала, что как минимум затылок я точно разбила.
– Пей! – заботливо совал мне в рот спиртягу Рубин.
Я зажмурилась и сделала несколько глотков. На глазах немедленно выступили слезы, но зато холод я почти совсем перестала чувствовать.
– Ха! – громко выдохнула я. – Ты пытаешься меня споить?
– А как же! – с готовностью кивнул Алексей.
Я вдруг осознала, что вот он – рядом со мной, так близко, что я даже слышу его взволнованное дыхание. Еще больше, чем всегда, небрит. Еще меньше похож на нормального человека. И совершенно невозможно прекрасен в майке защитного цвета с оголенными сильными руками. С ножом, который он достал из-за пояса и по-пиратски ухватил зубами, чтобы отрезать им бинт, намотанный у меня на голове.
– Я как раненый боец, – усмехнулась я и тут же застонала. Смех немедленно отозвался головной болью.
– Ты – мой герой, – тихо прошептал Алексей, но Стешенко услышал и немедленно вклинился:
– Ага, герой! Рыба-меч! Чип и Дейл! – насупленно ворчал он, сдирая с себя мокрую одежду. – Бэтмен! Лара Крофт!
– Я хотела как лучше! – жалобно захныкала я.
Принятый внутрь спирт вкупе с пережитым шоком, стрессом и травмой в одном флаконе сделали свое дело. Через минуту я уже рыдала, а Алексей стаскивал с меня прилипшую к телу ледяную штормовку. Когда он справился с ней и перешел к рубашке, под которой, если не считать лифчика, была уже я, я вдруг покраснела и вытерла слезы.
– Ты что, хочешь меня раздеть?
– Очень! – улыбнулся Рубин, расстегивая пуговицы на мокрой рубашке. – А ты что же, предпочитаешь остаться так?
– Алексей, я хотела сказать… – начала было я, но замолчала, парализованная движением его рук, – они скользнули под мою спину и беззастенчиво коснулись позвоночника. Алексей выразительно посмотрел на меня, потом расстегнул бюстгальтер и нежно провел ладонью по обнажившейся груди.
– Всегда, когда я тебя вижу, то сразу хочу тебя раздеть. А уж потом выслушивать всякие нелепые объяснения.
– Я люблю тебя. Очень сильно, это правда. Ты мне веришь? – еле слышно прошептала я, изо всех сил пытаясь побороть сонное спиртовое оцепенение.
– Конечно. И всегда верил! А подробности расскажешь потом, – заверил он меня, после чего мягко закрыл мне рот своими губами, и мы слились с ним в совершенно удивительном поцелуе, который длился целую вечность.
– Ну, слава богу, все живы, относительно целы и здоровы. Можно и расслабиться. Судя по тому, как вы смачно целуетесь, мы проделали этот дурацкий путь не зря, – вмешался в нашу эротическую зарисовку Стешенко.
– Да уж, вы меня изрядно напугали, – усмехнулся Алексей, с сожалением замотав меня в сухой спальник. – Не каждый день видишь посреди тайги девушку своей мечты, непринужденно стоящую на берегу реки в совершенно невозможном месте!
– А знаете что! – сообразил вдруг Стешенко. – Кажется, нашей досточтимой группе скучно без гида. Пойду-ка я к ним.
– Ага. И собери с них деньги за бесплатное шоу! – засмеялся Алексей.
– Обязательно, – с готовностью ответил Паша. – Проведем это по статье «дополнительные культурные мероприятия».
– Только выдай всем кассовые чеки по приезде! – усмехнулся Алексей, провожая Пашу взглядом.
Я лежала, положив голову к нему на колени, и дрожала при мысли, что сейчас случится то, о чем я мечтала все последние полгода. Нет, всю свою жизнь! Я останусь с ним наедине.
Стешенко обернулся в проеме палатки и пригрозил нам пальцем:
– Смотрите только громко не шалите!
– Не обещаю, – с сомнением процедил Алексей.
– Имей в виду, я всем скажу, что это такой метод согревания и лечения – лежать обнаженными в одном спальнике!
– Ну конечно, – согласился Алексей.
Пашка ушел, но мы еще долго не шевелились и тихо смотрели друг на друга. Это и было самым невероятным – то, что после всего случившегося мы все же лежим и смотрим друг на друга влюбленными глазами.
– Не понимаю, как я могла без тебя жить! – прошептала я, когда Рубин ловким движением стянул с себя одежду и нырнул ко мне, в теплый синтепоновый спальный мешок.
Я уткнулась носом в грудь Алексея и тихо заплакала от счастья. А потом, когда я уже не могла справиться с усталостью и сном, обессиленная и окрыленная, он откинул волосы с моего лба, поцеловал меня и сказал:
– А я все это время почти не жил.
Мы уснули, согреваемые теплом друг друга и спиртом, работающим изнутри. Краем уха я слышала, как где-то слева от нашей палатки течет бурная река, а справа горит костер, у которого раздается тихий гитарный перебор, а Стешенко романтическим голосом рассказывает:
– О, это почти раритетная история любви! Современный Шекспир, Ромео и Джульетта! Монтекки и Капулетти!
– Расскажи! Расскажи! – требовали от него заинтригованные туристы.
– За умеренную плату я расскажу вам все грязные подробности, – вел активную торговую деятельность Пашка.
На следующее утро между мной и Алексеем Рубиным не осталось никаких секретов. Каюсь, утро началось для нас гораздо позже, чем оно должно начинаться в хорошо спланированном туристическом походе уважающей себя фирмы экстремального туризма. Но никто, собственно, и не был в претензии. В их графике все равно была запланирована одна дневная стоянка, во время которой туристы должны были выспаться, передохнуть и оценить красоты летнего Алтая. Для этой суточной стоянки обычно выбиралось одно из самых красивых мест на реке Катунь, где река после долгого порога замедляется и расширяется, давая возможность искупаться и посидеть на берегу с удочкой. Однако в силу непредвиденных обстоятельств в виде выловленной из бурных вод возлюбленной главного гида было решено провести банно-оздоровительный отдых прямо на том самом месте, где я пыталась в одиночку спасти надувной плот с десятью туристами на борту. Члены группы отнеслись ко мне очень и очень тепло. Видимо, дали о себе знать все те байки, которые обо мне порассказал Стешенко, пока мы с Алексеем мирно спали. Ладно, вру. Не мирно. И не спали. Но все равно, Стешенко трепался, как ослик из мультика про зеленого великана Шрэка.
В общем, туристы разбрелись по берегу Катуни в поисках острых ощущений. Кто-то сидел на вершине холма и пялился на бесконечную синь неба и зелень лесов. Кто-то медитировал на поплавок, периодически оглашая лесные просторы победным кличем. Ведь в алтайских речках полно хариуса и ленка, так что не поймает его только ленивый и слепой. А мы с Алексеем… ну, конечно, мы исступленно целовались за каждой елкой, постоянно норовя исчезнуть из зоны общественного видения. Вы же понимаете, что нам было чем заняться наедине! Нам надо было столько всего м-м-м обсудить, о стольком подумать…
А после обеда мужчины, коих в походе было неоспоримое большинство (женщин из десяти было всего две, да и то Рубин сказал, что обычно их еще меньше), поставили большую парусиновую палатку на попа, подложили под нее чугунную решетку, снятую с костровища, и пошло веселье. На решетку навалили бревнышек, а под решетку, в вырытое углубление, скатывали раскаленные в пламени докрасна камни. Нагретая на костре вода лилась ведрами, и к вечеру все члены группы, включая и вновь приобретенных (мы с Пашкой), были чистыми, распаренными и помытыми в ледяной речке. Меня от купания в реке отстранили, как исчерпавшую купальный лимит еще вчера. Но мне было хорошо и так. Чистая, с розовыми щечками, я дремала под аккомпанемент гитары у костра…
На следующее утро мы запаковали лагерь в гидроизоляционные мешки, уселись на упругие округлые борта нашего плота и все вместе отправились в путь к строго намеченной по плану тура конечной цели. К поселку Чемал, из которого мы с Пашей отправились в наши странствия по лесам всего пять дней назад. Надо сказать, отдых на лоне дикой природы всем пошел на пользу. Загорелые и подтянутые бухгалтеры и менеджеры крупных российских фирм искренне благодарили Рубина и друг друга за прекрасное путешествие и договаривались безо всяких яких повторить его на будущий год. Эти экстремально-зависимые люди жить не могли без глотка таежного воздуха, так что многих из них я видела потом еще не раз.
Я же сама могу безо всякого преувеличения сказать, что это путешествие было самым прекрасным за всю мою жизнь. И это несмотря на ощутимый удар затылком, о котором, впрочем, я забывала, стоило мне только посмотреть вокруг на леса, стоящие передо мной глухой зеленой стеной, на камни, отполированные водой и щедро разбросанные по крутым речным берегам, и, конечно, на бескрайнее небо, в котором днем отражалась непостижимая даль, а по ночам сияли мириады звезд, видеть которые я всегда мечтала.
По возвращении в Барнаул я чувствовала себя так, словно провела десять дней на курорте. В моей жизни потом было множество путешествий. Многие из них я вела сама, выступая в качестве гида. Но чаще нам удавалось объединить наши туры, и тогда мы с Алексеем вместе странствовали по свету, ведя нашу странную, никому не понятную и совершенно нелогичную жизнь. Действительно, разве это нормально – смотреть на древние города Тибета, пылить на джипах по африканской саванне, стоять, держась за руки, на вершине Килиманджаро?
И все же самым лучшим местом на свете стал для меня маленький домик с отдельным входом, затерянный в глубине российских просторов, – дом Алексея Рубина под Рязанью. Конечно, этот дом нельзя было считать деревенской избой с покосившейся крышей, пьяным хозяином и мычащей коровой. Хотя в нашей деревне всяких домов было предостаточно. И вообще, не такая уж у нас была маленькая деревня. Во всяком случае, в школу Темке не приходилось ходить пешком. Каждое утро к нам приезжает маршрутка, чтобы отвезти детей в школу, которая и правда расположена в трех километрах от нас. Но даже если бы ее не было, мы бы нашли, как его туда отвезти. В нашей семье все (включая свекровь) умеют управлять маленькой вездеходной «Нивой», которая прекрасно выручает, когда маршрутка ломается. В общем, не жизнь – а рай и чудеса цивилизации. Впрочем, я, конечно, утрирую. Деревня есть деревня, хотя кирпичный дом Алексея может дать фору многим городским домам. Он стоит на прочном фундаменте, имеет какую-никакую канализацию, газовое отопление и давно обещанный мне самодельный камин. Впрочем, мне кажется, что с Алексеем я бы согласилась жить под совершенно любой крышей. Даже покосившейся.
Я поменяла первую букву своей фамилии с Ш на Р, став Юлией Рубиной на зависть всем моим бывшим коллегам по банковской работе. Свадьбу мы сыграли в деревне, поэтому на ней были только самые близкие мои друзья (то есть Ольга). Мама, конечно, много плакала, не определившись до конца, от радости она плачет или от горя. Галина тоже присутствовала и бесконечно сетовала, что по моей милости ей пришлось переться на поездах в такую даль.
– Безо всякого сомнения, у меня будет воспаление легких! Такие сквозняки! Если я заболею и умру, ты будешь виновата!
– Сестричка, ты обещаешь мне это с самого детства, – ради справедливости уточнила я. – Но так ни разу и не сдержала своего обещания.
– Не дождешься! – фыркнула Галка и подарила мне набор кастрюль.
Подарок с намеком. Мол, знай свое место. А я его и так знала. Рядом с мужем! Ольга передала девчонкам из банка наши свадебные фотографии. На них Алеша был так ослепительно красив в смокинге с бабочкой, что все кусали губы от зависти. Я же старалась позировать фотографу так, чтобы мой кусочек золота триста восемьдесят пятой пробы на пальце был отчетливо виден на каждом снимке. Маленький запоздалый выстрел в сторону утративших актуальность коллег по работе. И все же пусть ни одна из них не сможет сказать, что я просчиталась, уехав вслед за Алексеем в деревню. Потому что на самом деле в нашем с ним доме я получила наконец свой главный приз – мою любовь.
В нашем доме я родила Алексею дочь. Это случилось в ужасно холодную зимнюю ночь. Дорогу к нам замело, а роды пошли слишком стремительно, так что мудрая мать Алексея категорически запретила трепать меня по черт знает каким колдобинам. Хотя Алеша и кричал, что готов стать отцом только в роддоме, такой мужественный и сильный, в этот момент он полностью спасовал и даже рыдал у камина, умоляя меня потерпеть и поехать к врачам.
– Уйди отсюда ради бога, сынок! – махала на него свекровь, пытаясь выдернуть мои руки из его похолодевших пальцев.
– Она не умрет? – распахнутыми от ужаса глазами смотрел он на нас.
– Типун тебе на язык! – ахнула свекровь и приняла роды сама.
Алексей бегал вокруг дома, не зная, куда себя деть, и проклинал последними словами мою любовь к природе, помешавшую ему заблаговременно запереть меня в роддоме «до особого распоряжения».
Мой сын Артем… Его жизнь, конечно, очень сильно поменялась после переезда. Он любит жить с нами в нашей деревне. Тут в его распоряжении бессчетное количество котов, собак, кур и прочей живности. Как нашей, так и соседской. Он гоняется за петухами, пытается поймать цыпленка, любит гладить теплую корову… да мало ли дел у маленького мальчика, живущего в деревне! Однако он также любит пожить у Михаила. Можно сказать, что с некоторых пор Тема живет на два дома. После свадьбы Алексей устроил меня помощником гида в своей фирме, а потом, через некоторое время, я стала шляться по миру уже в качестве самого настоящего гида экстремального туризма. Так что, когда я уезжаю на пару недель в Чили или на Тибет, Артемка едет к папе, который всегда готов его принять. В ситуации, подобной нашей, самый лучший выход из положения расположен там же, где и вход. Раз уж так получилось, что мама – экстрим-гид из деревни, а папа – московский преподаватель и доктор наук, то надо пытаться совместить несовместимое. То есть жить с обоими. Кажется, у нас это неплохо получается.
Жизнь в деревне при определенных обстоятельствах тоже может быть самой прекрасной и несбыточной мечтой, как это ни странно покажется тем, кто широким потоком наполняет улицы больших городов в поисках лучшей жизни. Для меня, во всяком случае, она стала самым желанным местом, в которое я возвращаюсь из моих странствий. Хотя, конечно, после рождения дочери я стала ездить по миру поменьше. Возможно, со временем мы с Алексеем и вовсе поумнеем. Осядем где-нибудь, устроимся на постоянную работу, не связанную с вечными перелетами, риском для жизни и разнообразными острыми впечатлениями. Возможно, хотя мне лично в это верится с трудом. Когда-нибудь вообще возможно все, что угодно. Но не сейчас. Я не вижу смысла загадывать надолго вперед. Ведь и сегодня, и завтра я могу просыпаться и видеть лицо самого прекрасного, самого желанного и любимого мужчины на свете. Лицо Алексея Рубина – самого настоящего мужчины моей мечты. Так зачем же мне хотеть чего-то еще?
P.S. Поразительным результатом всей этой истории стала еще одна свадьба. Свадьба, в возможность которой я до сих пор не могу поверить всерьез. Началось все с того, что однажды я неожиданно приехала в Москву. Я тогда была уже беременна, и мне понадобились какие-то бумаги с места моей прописки. Я открыла дверь своим ключом, зашла в дом и даже прошла на кухню, чтобы включить чайник, как вдруг мое внимание привлекли странные звуки.
– Да! О да! Еще! – кричал кто-то голосом моей старшей сестры Галины.
Я прислушалась повнимательнее.
– Тебе хорошо? – спросил мужской голос, тоже до странности мне знакомый.
– Да, конечно! А тебе?! – ответила женщина Галининым голосом.
В немом изумлении я распахнула дверь ее комнаты и увидела совершенно невероятную картину: Галина в бежевом шелковом пеньюаре томно извивалась в объятиях какого-то плотного, если не сказать толстого, мужчины с кучерявой головой.
– Михаил! – воскликнула я, не удержавшись.
Сладкая парочка дернулась, пытаясь натянуть на оголенные участки тел одеяло.
– Юля? Какими судьбами? – стыдливо улыбнулась Галька.
– Боже мой, и давно это с вами? – поразилась я. – А чего молчали?
– Мы не молчали. Мы уже подали заявление, – заверил меня Михаил.
Впоследствии выяснилось, что за неимением меня Окунев принялся изливать свою душевную тоску и одиночество на мою сестру. Они частенько пересекались, чтобы то встретить приехавшего в гости Артема, то вернуть мне его обратно. И вот однажды Миша понял, что Галина на самом деле подходит ему куда больше, чем я. Во-первых, она уже в том возрасте, что за одно желание жениться полюбит мужчину искренне и всей душой. Во-вторых, как ни крути, а она с самого начала прекрасно относилась к Михаилу и всегда была на его стороне. В-третьих, она уважала в нем мужчину, невзирая на маленькую зарплату, и вполне готова была вместе с ним сетовать на то, что в России столь мало ценят труд преподавателя. И наконец, женившись на Галине, Михаил приводил в дом не чужую женщину, у которой еще неизвестно как сложатся отношения с сыном Артемом, а его родную тетку, которая его (Артема) обожает.
– Это же гениально! – воскликнула я. Через месяц мы знатно погуляли на их свадьбе, а напоследок, провожая меня в нежно любимую деревню, Галина прижала меня к себе (брр), пожелала доброго пути и, не сдержавшись, сказала:
– Без обид, ладно? Ты уехала, а Михаил нуждается в хорошей жене.
– Какие обиды! – кивнула я. – А хорошая жена, видимо, ты?
– Ну не ты же! – уверенно воскликнула Галька. – Это ж только подумать, какая глупость – уехать из Москвы! И между прочим, если бы ты не была такой дурой, то могла бы сейчас сидеть на моем месте!
– Знаешь, я как-то предпочитаю быть на своем, – попыталась я закончить прощание.
Конечно, мне очень хотелось напомнить Гальке, что это она выходит замуж за моего несостоявшегося жениха, от которого к тому же я ушла сама.
– Ну, так не взыщи. Не всем же в жизни везет! – гордо помахала обручальным кольцом Галина. – Некоторым, чтобы выйти замуж, надо искать только среди лимитчиков!
– О, это уж точно, – расхохоталась я и расцеловала ее в обе щеки. Все-таки моя Галька неисправима. И это очень хорошо, потому что, во-первых, кажется, они составят с Михаилом действительно отличную пару. А во-вторых… нет, пожалуй, во-вторых ничего нет. Она будет достойной женой Михаилу. И на этом все.
