Текст книги "Неотразимая, или Основы женского шарма"

Автор книги: Татьяна Веденская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7
Нарушающая все нормы трудового законодательства

Чтобы работать в Инкорсе, еще весной мне пришлось продать кольцо, подаренное папочкой на свадьбу. Кольцо было большим, увесистым, с красивым переливчатым бриллиантом. Конечно, было бы правильнее, если бы подобный знак внимания, больше похожий на помолвку, мне оказал мой украинский любимый. Но у него к моменту свадьбы не было ничего, кроме маниакальной эротической привязанности к моей косе и больших амбиций. Тогда папа решил порадовать дочку. Отдавая кольцо оценщику, я плакала, размазывая тушь по щекам. Но выбора не было, только оно – кольцо – могло помочь мне продержаться. И только оно одно-единственное из нашего скарба стоило по-настоящему дорого. Так что я решила – если для меня утратила всякий смысл та свадьба, то и подарок на нее мне больше не нужен. Деньги пригодятся больше. И вот, к октябрю я наконец получила возможность выплачивать кредит и жить в относительной сытости на собственные заработки. Лукин, которого тоже не обошли вниманием в эту осень, стал начальником нашего дикого и недружелюбного отдела вместо вялой и вечно болеющей Станиславы Прохоровой, с которой я пересеклась за все лето и весну всего раз пять. Итак, Саша Лукин занял руководящий пост, но так и не утратил привычки все мало-мальски трудоемкое переваливать на мои плечи. Обзвоны, отчеты, докладные записки, сводки по отделу. Поругаться с секретарем, принять клиентов. Собрать справки, съездить в БТИ. От этого всего мне перепадало долларов двести-триста в месяц. Но к ним прибавились надежда на мои собственные договора. С начала осени, практически с первого сентября, я имела честь два раза в неделю в обществе угрюмых коллег по отделу, не очень жалующих меня за дружбу с начальством, сидеть напротив рекламного телефона и тупо ждать, когда раздастся звонок. Тогда я, вкладывая в интонации всю нежность и открытость, на которую только была способна, мурлыкала:

– Агентство Инкорс, менеджер Ольга Петрова. Чем могу помочь?

– Ольга, могу я узнать, как продать квартиру? – Да, это был самый редкий и самый приятный для меня вопрос. За все мои дежурства в сентябре, я этот вопрос услышала два раза. Оба раза я заключила договор на продажу. Клиенты действительно велись на мои по-матерински заботливые нотки.

– Олечка, спасибо за подробную консультацию.

– Ну что вы, это же моя работа. Я очень надеюсь увидеть Вас в числе наших клиентов.

– Мы подумаем и перезвоним, – э, нет. Шалишь. Когда клиент говорит, что перезвонит, можешь не сомневаться. Никогда.

– Давайте договоримся так. Помнить о нашем разговоре и держать вас в курсе происходящего – это моя работа. Вы подумайте и все. А я сама вам перезвоню в то время, которое вы мне укажете. – Вот такая я заботливая, думали они. Вот теперь вы от меня не уйдете, думала я. И они не уходили. Они привыкали ко мне, к моим звонкам, так резко отличавшимся от стандартного ленивого лая большинства других маклеров.

– Продажа стоит две тысячи долларов. Подъезжайте с паспортом и документами.

– А можно с копиями?

– НЕТ! И со всеми собственниками. А то потом выяснится, что они не согласны, я за вами замучаюсь бегать. – Когда я услышала подобную консультацию из уст моего сокамерника, вернее, коллеги Костика Афанасьева, мне чуть плохо не стало. Но Костик стабильно выполнял план и плевал на то, что клиентам нравится, а что нет. Мне же до плана было далеко и я клиентов любила почти искренне, почти как родственников. Когда за месяц я подписала два договора на продажу и три на обмен, секретарь света сказала мне:

– Если у тебя так пойдет, ты будешь скоро по дому в платиновых тапках ходить.

– Что-то даже Лукин в платине не купается.

– А Мерседес? А костюмы?

– У меня кредит и дети, которые периодически орут: Хочу ролики, хочу барбичку, купи новый мультик. И в магазинах прилипают к прилавкам с колбасой и мясом. А у меня денег только на пельмени. Уже полгода – пельмени. Так что у меня до Мерседеса дело нескоро дойдет.

– Да уж, вот так и рожай. Но договора у тебя пойдут, это видно.

– Да уж. Лишь бы были нормальные звонки. – Действительно, последнюю неделю я стойко отвечала на въедливые вопросы разнокалиберных старушек. Продавать или менять они ничего не собирались, но очень быстро усвоили, что в агентствах дают бесплатные консультации. Я, правда, не знаю, с чего они решили, что эти консультации будут профессиональными, ведь всякий знает, где лежит бесплатный сыр. Однако весьма часто бабули портили мне день подобными вопросами:

– А какая точно оплата электричества в домах с газовой колонкой, – я судорожно рылась в Интернете и выдавала ответ. Но бабули тут же усложняли условия задачи:

– А если я инвалид труда и одинокий пенсионер? – тут я отпадала и несла чушь про то, что эту информацию выдает служба 09. Врать нехорошо, а что делать?

– А как льготу оформлять? Какие документы нужны? Куды идтить? – наступала бабка, и я безнадежно проигрывала этот бой. Еще хуже бывало, если из трубки раздавался тихий вкрадчивый голос, предлагавший мне выкупить военный сертификат. Когда мне предложили это впервые, я полностью показала всю степень моей непрофессиональности.

– А что это такое? Лотерея? – мужчина тут же отключился. Однажды какая-то ушлая бабенка из вредности доставала меня вопросами:

– Назовите порог необлагаемого налогом имущества?

– Миллион, – говорила я подслушанную от других цифру. Но мадам не останавливалась.

– На всех или на одного?

– На одного, – отвечала я, холодея. Я ни на каплю не была уверена в правильности моего ответа. Но лицо фирмы надо сохранять любой ценой, а бить будут потом.

– А что написано про это в новом законопроекте? Он лежит в думе!

– Не знаю, – признавалась я.

– Что же вы за эксперт. Вы должны владеть всеми законопроектами вплоть до первого чтения. – Тоном победителя спартакиады подводила она итог. – Обращусь в Миель, там все знают.

– Успехов, – отвечала я. С такой, как ты, я и сама не хочу работать. Я выбрасывала ее из головы после того, как на всякий случай выясняла все про нашу кривую и необъяснимую систему налогообложения сделок с недвижимостью. От моих вопросов пухла голова штатного юриста и он начинал обходить коридор, примыкающий к нашему кабинету десятой дорогой. Пускай-пускай. Раз Инкорс платит этому оболтусу с коркой МГУ большой и приятный оклад, стерпит он и меня и мои вопросы. Зато потом я смогу сказать клиентам при случае:

– Что вы, даже приватизация не дает стопроцентной гарантии юридической чистоты квартиры. Только профессиональный маклер определит степень риска точно, – подразумевалось, что этот маклер – я. Людям нравилось. Я чувствовала себя врушкой, но деньги не пахнут. В октябре я продала первую свою личную квартиру. В смысле, квартиру своего личного клиента, и получила одним махом шестьсот баксов. Два месяца платежей. Два месяца для того, чтобы заработать что-то еще.

Рутина работы затянула меня и даже начала нравиться. Опытным путем я установила, что она ненамного легче, чем торговля цветами. Наверное, в теплые дни стояние на дороге с гвоздичками будет даже попроще. Но удовольствия от завершения договоров, радость, которой со мной щедро делились клиенты, получавшие из моих рук очередную квартирную мечту, не могло сравниться ни с чем, что было со мной раньше. Я чувствовала себя порой почти волшебницей. И мне очень нравилось смотреть новые квартиры, знакомиться с новыми людьми. Но не всегда клиенты радовали меня. Однажды, в середине октября рекламный телефон заговорил голосом усталой и обессилевшей женщины.

– Агентство Инкорс, менеджер Петрова, чем я могу….

– Алло, скажите, как мне поменять квартиру? – выдохнула она.

– Легко. Вам достаточно обратиться к нам, – бодро рапортовала я. Настроение прекрасное, и сам факт, что эта женщина хочет меняться, а не просто узнать, к примеру, порядок оформления наследства, меня воодушевлял.

– Да? А что для этого нужно?

– Практически только ваше желание. У вас квартира в собственности?

– Да. Она наша.

– А какие документы?

– Ну… – задумалась она, – мы ее получали по обменному ордеру. Он должен быть в Жеке.

– Нет. Получается, что она у вас неприватизирована.

– А, это нет. А надо? – расстроилась она.

– Обязательно.

– Понятно, – я почувствовала, что она сейчас повесит трубку и будет расстраиваться дальше.

– Постойте, если это для вас трудно, то в рамках договора с нашим агентством, мы можем заняться этим вместо вас.

– Правда?

– Да! И вам вообще ничего не придется делать. Только переехать.

– Это было бы хорошо. А как быстро?

– Ну, приватизация без ускорения – это полтора-два месяца. Пока продадим. Вы куда хотите переехать?

– Все равно… – обреченно сказала она.

– Так не бывает. Вам нужны деньги? Как вас зовут?

– Ирина.

– Меня Оля.

– Очень приятно. Нам, конечно, очень нужны деньги. Но переехать нужно еще больше. Куда мне подъехать?

– Вы одна прописаны в квартире.

– Нет. Еще дочь. Ей тоже нужно приехать? – она вдруг забеспокоилась.

– Можно сделать так. К вам приеду я. Посмотрю квартиру, оценю, привезу кое-какие варианты. И договор на месте подпишем.

– Да! Так будет лучше всего, – обрадовалась она.

– Тогда до встречи, – я повесила трубку, записав ее адрес и телефон, но внутри что-то подсказывало, что с этой дамой ничего не будет просто. У нее там явно какая-то личная драма. И мне придется влезть в нее по локти. И почему все любят использовать риэлтеров как бесплатных психоаналитиков?

Я поехала домой. Надо же, человек действительно ко всему привыкает. И я езжу в Медведково как к себе домой, а понтовая Покровка стала только местом извлечения прибыли. Причем прибыль эта сразу же отправляется в банк, поэтому мне от нее ровно никакой радости. Посещение банка давно перестало быть событием, так как Руслана я больше не видела. По вечерам я продолжаю свой квартирный марафон, так как наши отечественные люди уверены – по такому важному и серьезному поводу, как квартира на поздно позвонить и в двенадцать часов. А уж девять-десять – вообще самое время. Поначалу мои деточки, подзуживаемые маменькой, орали:

– Это просто свинство! Скажи, чтобы звонили на работу.

– Это просто невоспитанность! – одобряла внучку маман, – Перестань давать наш домашний телефон!

– Я не могу перестать, мы на это живем. Ты, мамочка, только вчера приволокла из аптеки своих любимых пилюлек на тысячу рублей. Так что терпи.

– Как ты можешь?! Это все жизненно важные для меня препараты. – Моя маменька – весьма и весьма здоровая для своего возраста дама. Может, только ее эндокринная система вырабатывает несколько больше яду, чем пристало. Но традиционно мать предпочитает лечиться от всего. Препараты для иммунитета, от давления, от изжоги, от вздутия, для хорошего сна, для тонуса. И конечно, мази от ревматизма, приступов которого у нас не бывает никогда, кроме случаев, когда ей это как-нибудь особенно выгодно.

– Мам, я приду поздно. Сходи и купи картошки.

– Хорошо, доченька, – вздыхает она и через час-другой у нее разгорается нешуточный приступ ревматизма. Еще мама особенно жалует препараты для омоложения. Она ест рыбий жир, кальций с никотином, антиоксиданты….. Список серьезный и если когда-нибудь мать действительно чем-нибудь заболеет, то наверняка от перебора с самолечением. Все семейство, с восторгом потребляя блага, не оставляли также без разборок и степень воспитанности моих клиентов. Младшая же дочь, не совсем понимая сути общих претензий ко мне, все-таки тоже попыталась присоединиться, но с другой, более прозаической целью. Ей не мешали мои разговоры, но не пошантажировать она не могла. И вот, когда я в десять часов что-нибудь несла в трубку, типа:

– Да-да, там полноценные сорок метров. И в комнате есть альков под кровать. Это же фактически метраж маленькой двушки, а не однушки! – моя малышка выползала на кухню в трусах, с заспанным и самым разнесчастным видом.

– Мамулечка, я не могу уснуть. У меня вся голова ласпухнулась!

– Болит головка?

– Нет. Она шумнит от лазговолов. Купи мне куклу?

– Что? – изумлялась я, прикрыв трубку рукой. – Пошла вон, в кровать, мелкий жулик. И передай своей сестре, что никто ничего не получит, даже если я всю ночь напролет тут буду орать по телефону!

– Ну купи! Барбичку! Новенькую! Хочу!

– Нет! – рявкала я и отволакивала бьющуюся в конвульсиях доченьку-красавицу за ногу в комнату. Через некоторое время этот хитрый поросенок утирал слезки и приходил обратно, чтобы нежно так сказать что-то вот такое:

– Мамочка, как же ты на меня лугаешься, когда я тебя ТАК люблю? – после этого все заканчивалось поцелуями и обещаниями купить если не Барбичку, то уж по крайней мере, пару шоколадок. Да, у детей есть чему поучиться в смысле того, как достигать в жизни всего, чего хочется. Дейл Карнеги отдыхает!

Глава 8
Итак, Олечка, получи настоящие деньги, мать их

Лукин меня полюбил. Не знаю как, не знаю когда, но полюбил. Наверное, еще когда я только начала работать на него, а он выступал в качестве Себастьяна Перейры, торговца черным деревом (в смысле, стажерами), началось его большое и светлое чувство. Оно проявлялось поначалу в его полнейшем доверии ко мне. То есть, практически все, что только могло делаться без его участия, он передавал мне. А потом, когда он попривык, то, думается мне, начал очень положительно относиться к моему почтению и уважению его опыта и знаний. Любил он со мной поговорить в свободные часы.

– Ольга, хотите, расскажу, как дурят головы простых клиентов риэлтеры из…..(в каждом случае звучали разные названия)?

– Конечно, Саша, расскажите, – по-пионерски отвечала я, отсматривая столбцы газетных объявлений.

– Да хоть вот, в их отделении на Королева ввели новую услугу.

– Какую?

– Страхование сделки.

– В смысле? Они страхуют?

– Ну типа того. В общем, ты получаешь красивую бумажку с кучей печатей и штампов. Тебе говорят, что твоя квартира юридически не просто чиста, она стерильна!

– Ну и что, все счастливы?

– Даже больше. Они обещают тебе, что в течение десяти лет с даты сделки ты под защитой их сети.

– Круто. То есть, если квартира пропадет, они вернут деньги?

– А вот тут начинается самое интересное. Когда агенты об этой услуге рассказывают, получается примерно так. Тем более что за такую дополнительную гарантию с бумажкой они берут две или три тысячи долларов.

– Некисло.

– Вот именно. А я попросил у тех, кто мне про это рассказал, показать этот пресловутый сертификат.

– И что? Все вранье?

– Не совсем. Но денег никаких они конечно не вернут. И страховкой этот документ никак назвать нельзя.

– Почему? – разговоры подобного рода всегда меня интересовали, так как можно было потом, при случае тоже блеснуть эрудицией. И я развешивала уши, преданно смотрела в глаза Лукина, в его голубенькие глаза на пухлом лице. От этого он распалялся и вещал, вещал, вещал…

– Ну догадайся?

– Нет страховой суммы?

– Не-а.

– А что?

– Да они вообще не имеют права выдавать страховку! Страховать имеют право только страховые компании, а они – агентство! В этом-то и вся наколка! – смеялся, брызгая слюной, он.

– А может, они из своих капиталов платят?

– Ну ты даешь, наивная. Ты не знаешь, как регистрируются все эти ЗАО и ООО? Да там уставной капитал – пять – десять тысяч деревянных у. е. И чем они должны платить, когда все остальное – черный нал?

– А зачем вообще тогда этот сертификат? – не понимала я.

– А он красивый, и там много красивых слов типа «Будем защищать ваши интересы в судебных инстанциях», или «предоставим помощь профессионального юриста». По сути, это единственное, что обещают эти бумажки. Вот теперь посчитай. Комиссия агентства увеличивается на две-три тысячи, а риск наступления последствий не очень велик. Верно?

– Точно. Все-таки, как никак квартиры везде проверяют на чистоту.

– Да, но только везде совершенно одинаково. И тем более, что неизвестно, не развалится то самое ООО или ЗАО к моменту появления претензий.

– Слушай, так наверное, проще эти деньги в случае чего напрямую адвокату заплатить.

– Наверное. А еще лучше, покупать наименее рискованную квартиру. А то захотят купить дешевую хатку с паленым наследством, да еще и по доверенности. Им бы надо было сказать честно – бегите, ребята. Но эти страхерители им говорят – окей, доплатите нам и мы возьмем все риски на себя. И все счастливы.

– Надо же как тебя это задевает. Ты никогда не страдал от избытка сочувствия к клиентам, – поддела его я.

– Не в этом дело. Клиенты – все бараны, в основном. И наша задача – взять все, до чего только сможем дотянуться.

– Тогда эта схема тебе должна понравиться.

– А она мне и нравится. Мне только не нравится, что это делается не у нас. Почему это они должны рубить комиссию на ровном месте? Чем мы хуже?

– Ну ты-то при своем интересе, чего дергаешься?

– Да, я умею отследить свое. Тебя подвезти? – подобное страстное внимание к его историям не оставалось безответным. А с тех пор, как его назначили начальником нашего отдела, он стал периодически подвозить меня домой, так как жил недалеко, около Свиблово, в новеньком доме неизвестной науке планировке. И зеленого цвета, к тому же. Правда, подвозы до дому на Мерседесе случались нечасто. Но однажды, каюсь, все кончилось вполне закономерно. Лукин меня полюбил. Не то чтобы страстно, не то, чтобы всей душой, а как-то так, по-простому. Как можно полюбить мать двух малолетних детей с кучей долгов. Безо всяких серьезных намерений, короче. Мы ехали с ним на просмотр квартиры его знакомого, который на период продажи отдал Лукину ключики. Это все от лени. Большая, дорогая квартира в центре города. Дом прямо нависает над метро Белорусская. И как-то по солидному сер и монолитен. Отличной совминовской застройки, предназначенной для руководящих работников выше средней руки. В общем, от избытка чувств Саша Лукин решил оказать мне честь и поручит фактическую реализацию мне. И повез показывать хату. Показать товар лицом. И предприимчиво прихватил с собой бутылочку мартини литрового разлива и немудреную ореховую закусь. Все это я выяснила, когда оказалась с ним один на один в полумраке огромной цековской квартиры, пустой, сияющей идеально ровными крашенными в белый цвет стенами. Прохаживаясь по безликим, ожидающим хозяина бесконечным комнатам, я оценила мягкость ворса ковролина. В окнах переливалась и сияла помесь автомобильной пробки, перемигивающейся огнями стоп-фар и яркой иллюминации Белорусского вокзала. Этаж восьмой, так что вид открывался прекрасный. А рядом нежный и ласковый, бродил Лукин, опутывая меня своими историями. И я не устояла. Еще раз каюсь, но я не отказалась от мартини. А что? Роскошный мужик с машиной и квартирой. Не самые плохие манеры, и потом, у нас так много общих интересов. Подумаешь, не люблю?! А если еще тяпнуть? А если тяпнуть прямо сидя на этом вот роскошном подоконнике. И вот так, мало помалу, я оказалась на ковролине. Оказалось, что для голого и елозящего туда – сюда тела он вовсе не такой мягкий.

– Детка, ты так хороша! Какие бедра!

– Ты тоже супер, супер, – на всякий случай поддакивала я. Вдруг пригодится.

– Повернись. О, как хорошо. ООООО!!!!

– АХ, АХ….

– Хочешь еще мартини?

– Давай, – господи, я же не предохраняюсь. Мне что, еще недостает парочки детей? Скорее домой, принимать экстренные дозы гормонов.

– Тебе хорошо?

– Никогда не было лучше. Ты такой…. – какой он, какой? Да обычный, самый что ни на есть. Что же делать?

– Ты какая-то деревянная. Что-нибудь не так?

– Что ты, все хорошо! Просто прекрасно!

– Иди ко мне. Ты такая теплая, – нормальный комплимент. Нет, чтобы сказать, что у меня невероятно тонкая талия. Какие мокрые губы. Нет, спать с начальством не очень приятно. А что поделать. Надо!

– Тебе хорошо?

– ОООО!!!!! – интересно, мама додумается покормить детей? Кажется, я буду поздно.

На все переговоры я ездила сама. И на свои и на Сашкины. Он был неплох. Стал давать мне больше шансов на работе, но ни единого шанса на серьезные отношения. Несколько обрывочных встреч на импортном ковролине – это его максимум. Но поскольку я и не навязывалась со своей жаждой надежного мужского плеча, он был мною доволен. И всегда радовался каждому новому подписанному договору. К концу октября я нашла покупателя квартиру Ирины. У нее действительно была какая-то личная жизненная драма, но я не поняла, какая именно. То ли депрессивные состояния на фоне одиночества, то ли проблемы с ее замкнутой и грубиянистой доченькой Ксюшей. Деточке было шестнадцать, она проводила день за днем, час за часом в глубине своей заваленной барахлом комнаты. Когда я приезжала к ним на подписание договора, то была поражена разрухой и угрюмостью этой квартиры. Обшарпанные обои, местами содранные вообще. Линолеум, повидавший многих животных и сохранивший их естественные ароматы. Пыль, грязь, запустение. Среди этого всего шестнадцатилетняя девочка, за все два часа, что я пробыла в доме, только и сказавшая мне:

– Побыстрее, если можно. – И стояла у двери в свою крепость – комнату, такую же выцветшую и мрачную, как и вся остальная квартира. С той только разницей, что стены она обклеила огромными фотографиями жутко раскрашенных женщин и оскалившихся мужчин с электрогитарами наперевес. В их кухне давно не было запахов вкусной еды. Ошметки колбасы, пачки из-под безвкусных кансерогенных макарон быстрого приготовления, заплесневелый хлеб. И тишина. Такая тишина, которая скапливается в результате целых месяцев, лет молчания. Когда не бормочет ничего телевизор, не бегают по дому маленькие дети, не приходят гости.

– На что вы хотите поменять эту квартиру? На большую?

– Нет, что вы. Зачем нам большая? Мы и в этой не видимся месяцами. – Это уж точно. Двум одиноким существам, разрозненным и закрытым, ничто не мешало уходить в себя в огромной четырехкомнатной квартире. Один бог знает, как она им досталась и почему. И кто в ней жил с ними раньше. И куда ушел?

– Вы прописаны только вдвоем?

– Да.

– Ваша дочь не была рада моему визиту. Вы уверены, что она тоже хочет обменять эту квартиру?

– Я абсолютно уверена. Это и нужно прежде всего для нее. Простите, кажется Оля?

– Да-да. – Я представлялась ей уже раз десять, но имен риэлтеров действительно почему-то обычно никто не запоминает.

– Оля, я не слишком хорошо смотрюсь, я понимаю..

– Нет, что вы. Прекрасно вы выглядите! – сфальшивила я.

– Не спорьте. Я знаю, как выгляжу, я знаю, что у меня нет сил ни на мой дом ни на дочь. Нет сил ни на что. И не будет, пока мы с Ксюшей не переедем из этого проклятого района. Не спрашивайте – почему!

– Не буду, – не очень-то и хотелось.

– Мы хотим переехать в хорошую квартиру в Подмосковье.

– Трехкомнатную?

– Можно двух. Где-нибудь в Химках или Мытищах. И нам нужна доплата. Вы можете примерно сказать, сколько получится.

– Попробую. Вашу квартиру оценили в пятьдесят пять тысяч. Если она продастся за эти деньги, то на двушку в Мытищах потребуется тысяч тридцать-тридцать пять. Минус комиссионные – три тысячи.

– Около пятнадцати тысяч. Нас это устроит.

– Вот и прекрасно, – сказала я и подписала договор. Честно говоря, я не была уверена, что эта квартира вообще кому-нибудь подойдет. Уж очень плохая аура у нее была. И еще прямо у двери, на стене со стороны лестничной клетки сияла призывающая задуматься надпись: «Оксанка – проститутка, дает всем подряд». Вот вам и Ксюшечка, а по виду не скажешь. Надпись явно пытались затереть, но заботливые руки невидимого борца за нравственность восстанавливали ее в полном объеме. Мне-то все это в общем, все равно. Вот вырастут мои разбойницы, буду молиться, чтобы про них такого не написали. А сейчас, если уж несчастная мать верит, что дочь исправится после переезда на новое место – флаг ей в руки.

Что удивительно, покупатель на эту квартиру нашелся практически сразу. Непонятно, что привлекло к таким руинам молодую пару, но думаю, что именно наличие в стандартном, трешечном метраже дополнительной четвертой комнаты-клетки. Кажется, у них было то ли трое, то ли еще больше детей, и тогда конечно! Лишний загончик для ангелочков не помешает. Так или иначе, они внесли аванс, когда продажа шла только вторую неделю. И первого ноября я хотела порадовать Ирину скорейшим осуществлением ее мечты. А тридцать первого октября Саша Лукин зазвал меня на эротическую посиделку на ковролине. Мы приняли аванс, причем весь на наших условиях, поэтому настроение было прекрасное, способствующее любви и пониманию. Вечер обещал быть томным, но не получился. Все началось с вопроса:

– Скажи мне, детка, ты любишь деньги?

– Люблю, – честно ответила я. Еще год назад я бы сказала, что деньги – грязь, способ обеспечить себе достойный уровень и не больше. Но за этот уже почти год я стала относиться к деньгам с нежностью и преданностью.

– А насколько сильно ты их любишь?

– Очень, очень сильно. А что, ты хочешь дать мне денег?

– В общем, что-то вроде этого. Я хочу, чтобы ты их взяла сама, а я покажу, где взять.

– Я вся внимание.

– Ты никогда не задумывалась, почему у нас в Инкорсе такие сложные договора? Зачем их дробить на преддоговорное соглашение, договор, соглашение о цене, соглашение об порядке исполнения, акт передачи полномочий? Почему так много бумаг?

– Это, кстати, очень неудобно. Для меня большая сложность – объяснить людям, почему они должны все это подписать.

– Ты, детка, пока еще глупышка, хоть и с такими красивыми глазами. По этим документам, как бы не повернулось дело, агенты Инкорса и само агентство отвечать ни за что не будут.

– Почему?

– Потому что в этой кипе бумаг четко прописаны только обязанности клиентов. А наши обязанности размыты и описаны в двусмысленных с юридической точки зрения фразе. Поняла?

– Примерно. То есть, что бы мы не сделали, мы не будем за это отвечать.

– Ну не совсем. Хотя, в целом, именно так.

– И к чему это ты? – странные разговоры для свидания. Хотя я от секса с Лукиным особенно не балдею. Лучше послушать очередную байку.

– А к тому, что если ты хочешь зарабатывать действительно хорошие деньги, ты должна понять. Они делаются вовсе не сервисом и улыбками.

– А чем?

– Интересно?

– Ну, я тоже хочу когда-нибудь купить себе Мерседес. Или хотя бы даже Жигули.

– Тогда запомни правило первое – все клиенты – бараны. И стричь их надо, не думая о совести.

– Совсем?

– А они о тебе подумали? – непонятно, почему они должны были обо мне подумать. Однако есть и правда один гадкий украинец, который должен был обо мне подумать, а не подумал. Сволочь.

– Чего молчишь. Все так делают. Я тебя не трогал, давал осмотреться. Но все рано или поздно должны узнать, как делать деньги в Инкорсе.

– Ну, я тоже не ребенок. Вижу что маклеры иногда накидывают тысячу-другую сверху комиссии. Ты об этом?

– Это тоже хорошо. Но мелко. Агентству это не интересно. Агентству интересно, чтобы ты у клиента оттяпала тысяч десять. Тогда можешь быть уверена, что тебя будут защищать и оберегать.

– Не поняла

– Что ты не поняла? С таких денег та получишь половину. Половину, а не жалкие двадцать-тридцать процентов.

– Да как я могу их оттяпать? – уперлась я.

– А вот тут тебе просто надо делать то, чего тебе скажу я. Ты уже говорила со своей Ириной о покупателях?

– Нет, – непонимающе ответила я.

– И не надо. Судя по твоим рассказам, там живет придавленная жизнью одинокая баба с распущенной доченькой. А это прямо наш клиент.

– И что дальше? – я обозлилась, потому что начала понимать, к чему он клонит. Хочет кинуть одинокую бабу, только потому, что она не сможет достойно защититься.

– Ты ничего ей не говоришь. То есть, говоришь, но о том, что по квартире почти не звонят, что она плохая. Что мы ее переоценили. И так до, скажем, конца ноября. Потом говоришь, что позвонили покупатели, которые смотрели квартиру в самом начале, и предложили сорок штук.

– Сколько?! Сорок? Она же ушла за пятьдесят пять!

– Вот именно. Ты обещаешь продавить покупателя, на сколько сможешь. Клянешься подобрать квартиру не за тридцать пять, а за тридцать, или даже меньше. И через пару дней обрадуешь ее что взяла аванс за сорок пять. Дальше быстренько ищем квартиру, чтобы успеть все до нового года. Ни к чему нам продления договоров аванса, надо уложиться в имеющиеся сроки.

– Но на сделке? Они же все узнают!

– На сделке мы их сажаем в разные комнаты, носим туда-сюда документы, к нотариусу водим поочередно.

– А как мы им это объясним?

– Теснотой. И тем, что наши клиенты не хотят суеты. Хотят общаться только с нами. Они встретятся на подписании самого договора, но там будем присутствовать мы и пресечем все разговоры о цене.

– Но в договоре купли-продажи она все равно будет указана! – взмолилась я. Какой кошмар он предлагает. Неужели так делаются их деньги?

– А вот и нет. Квартиру ты только что приватизировала. Продать ее за полную цену Ирина не может, так как попадет на налоги. Значит в договоре будет стоять заниженная цена. Примерно двадцать пять тысяч. После регистрации договоров мы изымаем все документы Инкорса у обеих сторон договора. Без возврата договоров аванса и услуг мы им договор купли-продажи не выдаем. И все. Даже если они выяснят, что куда-то по дороге потерялись десять штук, никто ничего доказать не сможет.

– Они меня убьют.

– Так, не нервничай. Не ты первая, не ты последняя. Схема отработана до мелочей. Обычно клиенты узнают о цене на акте приема-передачи. Поэтому мы его составляем и подписываем заранее. Но если же все-таки факты вскрываются, то сначала клиенты едут скандалить.

– Именно.

– Ну и что? Что в этом страшного. После подписания последнего акта тебе дадут двух-трехнедельный отпуск. Ты уедешь, а Ирина примчится к нам. Ко мне. А я скажу, что ее покупатели врут.

– Но они же выплатили все пятьдесят пять тысяч!

– А их обманули их риэлтеры.

– Как это?

– Так. Это не мы взяли десять штук. Это риэлтеры с другой стороны взяли десять штук.

– Но…

– Что но? Уже ничего невозможно доказать! Никогда! Ирина бросится умолять покупателей помочь ей вывести нас, Инкорсовцев на чистую воду. Но покупателю просто нужна квартираю Ему тоже без разницы, кто там кого кинул. И ему меньше всего нужен судебный процесс. Наоборот, покупатели упрутся и скажут, что раз так, раз она хочет судиться, то они подтвердят, что квартира куплена за сорок пять. И даже вообще за двадцать пять, как и написано в договоре. А она, Ирина пытается мошенническим путем развести их на дополнительные деньги.

– Тупик… – пробормотала я. Вот это схема. Концы в воду и все.

– Именно. И так выходит на практике. Весь этот страшный скандал к твоему возвращению из отпуска окончен, если вообще будет. И ты с доходом в пять тысяч, да еще плюс комиссионные идешь и спокойно трудишься дальше.

– Да… Как подло… – я отстранилась от него. Неужели я на это соглашусь?