Текст книги "Четыре Воина"

Автор книги: Татьяна Василевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 2. Димериус

Позади застывших огромными серыми глыбами кораблей, вздымались высоко вверх темные неприветливые хребты гор, с вершинами покрытыми сверкающим снегом. В противоположную сторону, до самого горизонта, простиралась ровная степь. Было невероятно тихо. Единственным звуком был шелест травы, идущей словно волнами от налетающих, время от времени, порывов теплого ветра.

О-Чир чувствовал, как от бессильного гнева судорогой сводит мышцы лица. Ему хотелось заорать во все горло. Хотелось убить кого-нибудь. Наблюдать как уходит жизнь из поверженной жертвы. Как вытекает кровь до последней капли… Глаза защипало и он почувствовал, что сейчас расплачется.

– Вон! Пошел вон!!! – заорал Величайший, жалея, что не может распылить, прямо сейчас, прямо на этом месте, фриманса, доложившего, как обстоят их дела. Как обстоят дела! Дела обстояли не то, что хуже некуда. Они обстояли ужасно. Катастрофа! Вся их жизнь теперь – одна сплошная катастрофа. Проклятый Астархон! Проклятая планета! Этот негодяй и впрямь выбрал самую поганую планету, наверное, во всей вселенной. О-Чир очень надеялся, что мерзавец сильно, невероятно сильно страдал перед тем, как окончательно рассыпаться на множество атомов…

О-Чир вновь огляделся по сторонам. Будь прокляты эти горы и эта степь. Все, вообще все, что есть на этом мерзком, никчемном куске земли, бесполезно болтающемся в космосе. Глубоко вдохнув и выдохнув несколько раз, он направился к кораблю. Необходимо действовать. Жалея себя, не достигнешь цели и ничего не добьешься.

– Подготовить вездеходы и все необходимое. Через два часа мы выдвигаемся, – скомандовал О-Чир.

– Величайший, но у нас, практически, нет ничего… Кроме «автономного» лазерного оружия, мы не сможем использовать ни распылители, ни устройства наведения, ни навигаторы… И как же мы сможем найти Ключи, без отслеживающих систем? Это же целая планета, а нам ничего неизвестно. Ни приблизительной области, где нужно вести поиск, ни даже направления, в котором нужно двигаться… – почти робко проговорил главнокомандующий. О-Чир одарил его гневным взглядом.

– А ты предлагаешь вернуться на Фриманионис, чтобы нас всех перебили вместе с нашими распылителями, навигаторами и прочим? Мы должны найти Ключи! Если понадобится, мы перероем всю эту поганую планету. Перевернем каждый камень, обследуем каждую яму, каждую нору. Но мы их найдем! Потому что это единственный шанс убраться с этой чертовой планеты и вернуть то, что принадлежит нам по праву. Ясно!!! – заорал О-Чир с такой силой и яростью, что даже почувствовал болезненные ощущения в области горла. О-Тул и все, кто находился в непосредственной близости от Величайшего дернулись от этого страшного вопля.

– Да, Величайший! Ясно! – бодро прокричал в ответ, вытянувшийся по струнке главнокомандующий. И, повернувшись ко всем остальным, проревел, не менее страшно чем О-Чир. – Исполнять приказ!!!

* * *

Начали спускаться, быстро превращающиеся в непроглядную темноту сумерки, когда впереди показались, вставшие темной стеной деревья. От долгой езды по унылой, однообразной степи, О-Чира охватил приступ меланхолии. Он уже не испытывал гнева, скорее состояние близкое к безразличию. Он почти равнодушно размышлял о том, что их ждет.

Астархон, мерзавец и негодяй, подлый, мерзкий предатель, ну как, как он откопал эту идиотскую планету?! Как узнал о ней? Специально искал аномального уродца среди космического пространства, или этому мерзавцу случайно так повезло?! Тварь! Мерзкая, ненавистная тварь!.. По какой-то причине, вероятно, связанной с особенностями электромагнитных полей или еще, черт его знает с чем, проверить истинную причину, возможности не было, но здесь, на чертовой планете, не работали никакие, вообще никакие приборы и системы, основанные на электронике. Даже корабли при посадке потеряли управление и пришлось сажать их «вручную», без показаний каких-либо приборов, только за счет силы тяги работы двигателей, с риском разбиться или провалиться в какую-нибудь расщелину или завязнуть в болоте. Непостижимо! Высочайшие технологии оказались бесполезны и никчемны. О-Чир почувствовал, что его начинает душить нервный смех. В этот момент ему вспомнилось насмешливое выражение лица Астархона и его хохот отдающийся от стен, наполнивший собой все пространство… Мерзавец торжествовал! Он, вероятно, до последней секунды наслаждался мыслью о том, как он ловко все устроил. О-Чир вновь ощутил как его накрывает волна всепоглощающей, но абсолютно бессильной ярости.

– Проклятый ублюдок! – прошипел Величайший, захлебываясь от лютой ненависти к тому, кто теперь был уже мертв, а его смех все продолжал и продолжал звучать в ушах…

Часть 2

Глава 1. Димериус

Балансируя на верхней ступеньке шаткой, видавшей виды лесенки, Клей, встав на цыпочки, подцепил кончиками пальцев толстый кожаный переплет и попытался вытянуть его из плотно прилегающих к нему прочих книг. Лесенка, издав предательский треск, начала заваливаться, и Клей полетел вслед за ней вместе с крепко зажатой в руке книгой. Сверху, друг за другом, посыпались толстые старинные тома, стоявшие по соседству с добытым Клеем сокровищем. Не обращая внимания на боль, Клей с ужасом оглядел масштабы произошедшего бедствия. Каждая из книг, хранившихся в библиотеке Имиритинского монастыря, была бесценна. Если, в результате падения, какие-то из них будут повреждены, это, поистине ужасная потеря… На первый взгляд ничего страшного и непоправимого, вроде бы, не произошло. Увесистые фолианты, рассыпавшиеся по каменному полу, выглядели вполне целыми. Клей ожидал увидеть вырванные из переплетов страницы, в беспорядке устилавшие пол. Юный монах с облегчением вздохнул и, ощутив, наконец, боль, потер разбитую коленку и ушибленный локоть. Бережно собрав книги и придвинув массивный стол, вместо ненадежной лесенки, а сверху еще установив на него крепкую и и широкую скамью, Клей начал осторожно ставить упавшие книги на место. Белые, ослепительные лучи Алмааза в этот час обильно проникали в расположенные высоко над полом окна библиотеки, достаточно хорошо освещая все помещение. И, возвращая книги на их прежнее место, Клей заметил, что одна из каменных плит, как раз за там, где находились до их падения книги, слегка выступает из стены. И, используемый при строительстве, скрепляющий между собой камни материал, как будто полностью осыпался от времени. И выступающая плита просто удерживается в стене другими плитами. Клей попытался пошевелить тяжелый плоский камень. Он явно не был ничем закреплен, но был слишком тяжелым и сидел плотно. Повинуясь какому-то, чисто мальчишескому любопытству, Клей решил непременно достать его. Спустившись с сооруженной им конструкции, монах взял нож для разрезания бумаг и, заодно, прихватил тяжелый металлический скребок, предназначенный для выгребания пыли и чистки плит пола. С помощью своих «инструментов» Клею удалось, в конце концов, вытащить тяжелую плиту. За ней в стене располагалась небольшая ниша. Клей едва удержался, чтобы не начать прыгать от восторга на своей импровизированной высотной конструкции. Пошарив рукой в углублении, Клей нащупал мягкую шероховатую поверхность. Чувствуя, как колотится в груди сердце, с замиранием дыхания, от охватившего его трепета, юный монах извлек из тайника толстую книгу, на вид не менее старую, чем все прочие, хранившиеся в библиотеке. Темно серый переплет, потрескавшийся от времени, не имел никаких обозначений или украшений. Прижимая к сердцу найденное сокровище, Клей осторожно спустился вниз. Руки у него слегка дрожали от переполнявшего его волнения. Юношеский пыл и врожденная любознательность делали находку особенно ценной. Только подумать! Он нашел тайник и спрятанную в нем книгу! Клей немного поразмышлял, стоит ли сразу сообщить о книге Наставнику, или, все же сначала, хотя бы посмотреть о чем она. Решив, что ни какой беды не будет, если он чуть-чуть ознакомится с содержанием, по какой-то причине, так тщательно спрятанной книги, он бережно положил ее на столе, произнес слова молитвы, стараясь справиться с волнением.

Книга оказалась «Уставом Имиритинской веры». И Клей, как и любой другой монах, знавший «Устав», практически, наизусть, даже испытал легкое разочарование. Не из-за содержимого, почитаемого им и вызывающего глубочайшее уважение и преклонение писания. Просто было не совсем понятно, зачем кому-то понадобилось прятать не какую-то уникальную, единственную в своем роде книгу, а, как раз, одну из наиболее часто встречающихся. На всякий случай Клей полистал страницы, так как ему пришла в голову мысль, что, возможно, это не подлинный «Устав», а видоизмененная версия, которые, порой, попадались, и которые, само собой, были ложными и неправильными.

«Устав» был самый обычный. Никаких вольностей и изменений в нем не обнаружилось. И Клей уже хотел закрыть книгу и отправиться с ней к Наставнику, чтобы сообщить о находке, когда, пролистав больше половины пожелтевших от времени страниц, он обнаружил не менее пожелтевшие, вложенные в книгу листы бумаги, исписанные размашистым, но неразборчивым почерком. Сердце молодого монаха подскочило и остановилось на несколько мгновений. Голубые глаза горели восторженным огнем. Взъерошив темные кудри, Клей склонился над письменами многовековой давности, забыв обо всем на свете.

«Писано шестого дня шестого периода 1384 лета от Великого спасения Алмааза Четырьмя Великими Воинами Всесоздателя.

Писано по велению Наставника Минропа. В Алафинийском монастыре. Сенитом Ивклиотом.

Четвертого дня сего периода сего года было Великое событие Явления Посланника Всесоздателя. Сошедшего с небес на земли Димериуса.

Посланник Всесоздателя, имея особую миссию, избрал доверенным лицом Наставника Минропа, и также я, недостойный слуга Всесоздателя, был удостоен великой чести посвящения в тайну миссии, целью которой является противостояние великому и абсолютному Злу со стороны Тьмы. И Наставник Минроп, и я, Сенит Ивклиот, ведающий письменами и записями Алафинийского монастыря, дали священную клятву оберегать тайну доверенную нам Посланником, если будет нужно, ценою собственных жизней.

Слова эти Наставник повелел записать для приемников, хранителей тайны. Дабы не исчезло ее знание и важность ее сути…»

Клей сделал короткую передышку. Почерк был очень неразборчив, а слог написания, как и все старинные письмена, весьма витиеват. Но любопытство подтолкнуло его почти сразу же продолжить чтение.

«… Посланник вручил Наставнику реликвии, числом четыре. Ларцы выкованные из железа. Невероятно гладкого и по виду похожего на серебро. В каждом из ларцов хранится большой, с полторы ладони, вытянутый четырехгранный камень черного цвета с пурпурным свечением внутри, с заостренной, с одной стороны верхушкой. Посланник Всесоздателя изрек, что камни эти, при соединении между собой несут невероятную разрушительную силу и потому, ни в коем случае не должны они извлекаться из ларцов и быть соединены друг с другом. И должны храниться тайно, в надежных местах, о которых известно будет лишь посвященным. И где они не смогут быть обнаружены силами Тьмы. И на далеком расстоянии друг от друга, следует сохранять их, что бы, даже если какой-то из них и окажется в недобрых, недостойных руках посланников Тьмы, остальные остались бы по прежнему недоступны, дабы не было причинено страшных последствий.

Наставник дал торжественное обещание исполнить наказ Посланника. И сохранять тайну, передавая ее лишь собственному приемнику. И так и впредь будет сохраняться сия великая тайна.

Слова о том, что камни являются ни чем иным, как оружием Четырех Воинов Всесоздателя не были произнесены Посланником, но мы с Наставником поняли, что так это и есть. Так как такую силу может иметь лишь оружие Великих слуг Всесоздателя, и число реликвий прямо на это указывает. И потому Наставник и приказал мне составить это писание для потомков, дабы те, кто будет посвящен в тайну, во все времена знали, насколько велика и значительна исполняемая ими миссия. И понимали то, что необходимо сохранить реликвии до времени нового сошествия на земли Демериуса Четырех Великих Воинов Всесоздателя. Когда закончат они свои ратные дела в борьбе с силами Тьмы и вернуться оберегать жителей Димериуса, как это и было прежде. Да будет так».

Клей неподвижно застыл над письмом. Посланник Всесоздателя явился шесть столетий назад служителям Алафинийского монастыря. Просто невероятно! Но что стало с реликвиями? Вскоре после того, как было написано удивительное письмо, судя по указанной в нем дате, Алафинийский монастырь был закрыт, а потом и вовсе разрушен. Где же теперь реликвии, принадлежавшие Четырем Великим Воинам Всесоздателя, посланным им, когда на планету, почти два тысячелетия назад обрушились силы Тьмы и едва не погубили ее. Четыре воина одержали верх победив Тьму и стояли на страже, пока Всесоздатель не призвал их сражаться с Тьмой в других уголках подзвездного мира, где она вновь принялась творить зло. Неужели реликвии, принадлежавшие величайшим защитникам сил Света во всем подзвездном пространстве, исчезли без следа? Клей просмотрел еще раз некоторые отрывки текста. Он все еще был невероятно возбужден всем произошедшим и обретенными им удивительными знаниями. Получается, в какой-то степени, что он теперь тоже посвящен в великую тайну. Но раз послание пролежало несколько столетий в тайнике, по какой-то причине, преемственность хранителей и передача знания о великой миссии прервались? И теперь, и правда, утеряны, возможно, навсегда и сами реликвии. Клей задумчиво смотрел на пожелтевшие листки. Хотелось бы ему узнать продолжение удивительной истории. Но, вполне вероятно, никакого продолжения не было.

Вложив письмо обратно между страниц священного писания, где оно и находилось на протяжении веков, Клей взял «Устав» и отправился к Наставнику.

Глава 2

С тех пор как Клей Мээтри достиг «осознанного» возраста, то есть начал ходить, говорить и понимать самые простые вещи, доступные маленькому ребенку, и до дня, когда он достиг уже своего семнадцатилетия, он твердо знал, что является счастливейшим из всех, кому, когда-либо, даровал жизнь Всесоздатель. Клей был счастлив каждую минуту своего существования, и ежедневно неустанно воздавал в молитвах благодарность за то, что ему досталась настолько прекрасная жизнь.

Клей никогда не знал своих родителей. Его, вероятно, одного-двух дней от роду, подкинули, под покровом ночи, к стенам монастыря в корзине для фруктов. Очевидно, его мать находилась в пути с одним из торговых караванов. И, скорее всего, она была достаточно состоятельна, чтобы заплатить одному из погонщиков нужную сумму, чтобы он доставил нежеланное дитя к монастырю. Ребенка рабыни или бедной прислужницы просто оставили бы там, где он и появился на свет. Такова была жестокая и неприятная правда жизни.

Несмотря, на то, что Клей не знал материнского тепла, не жил в уютном доме вместе с родителями и с братьями и сестрами, и вообще был лишен общества сверстников, он рос окруженный искренней любовью и заботой со стороны обитателей монастыря. Наставник лично обучал Клея, помимо знаний относящихся к служению Всесоздателю, так же и премудростям самых различных наук. Так как мальчик был смышлен и невероятно любознателен, и к тому же обладал прекрасной памятью, уроки доставляли огромное удовольствие и ученику и учителю. Один из монахов был искусным резчиком по дереву. Он мастерил для Клея удивительные игрушки которые имели даже вращающиеся и подвижные детали, и мальчик с радостью играл в них, придумывая целые невероятные, увлекательные истории. Впоследствии, когда Клей немного подрос, монах-резчик начал брать его в помощники для изготовления мебели для монастырских нужд. И вскоре для Клея не составляло труда самостоятельно сделать стол, скамью и даже сундук, причем не простой, а с выдвигающимися ящиками, полочками и потайными отделениями. Каждый из монахов владел каким-то полезным ремеслом. И у каждого из них Клей перенимал навыки и быстро осваивал премудрости этих ремесел. Клей никогда не пытался избежать даже самой трудной или неприятной работы. И любое поручение выполнял с неизменным удовольствием и радостью. Воинские навыки, которые все имеритинские монахи считали частью своего служения и совершенствовали их в течении всей жизни, также доставляли Клею огромное удовольствие и к пятнадцати годам он владел приемами рукопашной борьбы и умением сражаться мечом и метать нож, попадая в центр мишени с расстояния в тридцать шагов. Мальчик обожал читать. К семи годам он прочел все книги, имевшиеся в монастырской библиотеке, посвященные вопросам веры. К этому моменту Наставник обучил его нескольким старым, неиспользуемым более языкам, и Клей перейдя к книгам посвященным различным наукам и темам более вольным, как искусство, отношения в обществе и даже истории имеющие в своей основе чисто художественный вымысел, начал также читать, а затем и переводить самые старые из библиотечных фолиантов. И главной обязанностью Клея стало переписывание и оформление книг на продажу. И он исполнял возложенную на него работу с радостью и воодушевлением и, так, что порой приходилось буквально вытаскивать, увлекшегося и забывшего обо всем мальчика, из-за стола библиотеки.

Но самую большую радость Клей получал во время совершения ежеутренних и ежевечерних обращений к Всесоздателю. Произнося слова молитвы, мальчик испытывал невероятное, переполнявшее его ощущение радости и счастья. Его главным желанием было посвятить свою жизнь служению Всесоздателю. И он считал, что ему невероятно повезло, что судьба подарила ему такую возможность.

И даже место, где жил Клей, казалось ему самым прекрасным и замечательным из всех. Вероятно, далеко не каждый согласился бы, что старый, мрачный монастырь, расположенный посреди бесплодной, раскаленной, как горячая печь пустыни, может являться прекрасным и замечательным местом. Но для Клея, это было именно так. За всю свою жизнь он ни разу не покидал монастыря и не удалялся от его стен на расстояние дальше чем на несколько сотен метров. По вечерам, когда воздух становился немного более прохладным, то есть появлялась возможность дышать, не ощущая, что легкие наполняются невыносимым жаром при каждом вдохе, Клей уходил в пустыню, и наслаждаясь простором и единением с созданным Всесоздателем миром, на протяжении пары часов, до наступления полной темноты, возносил молитвы, полные благодарности и восторга, и преклонения.

Так что Клей Мээтри был и впрямь очень счастливым ребенком, в процессе взросления, превратившимся в не менее счастливого юношу.

* * *

Когда Клей пришел к Наставнику с найденной книгой, тот внимательно выслушав рассказ юноши и изучив запись, приказал воспитаннику держать произошедшее в тайне. Ото всех.

– Волею провидения ты и я стали посвященными, Клей, – сказал старик. – И отныне, раз уж Всесоздателю было угодно распорядиться так и возложить эту миссию на нас, наша обязанность хранить секрет, как сказано в писании, даже ценою собственной жизни.

– Да, Наставник. – Клей почтительно опустился на одно колено и склонил голову перед учителем. Наставник дотронулся до его плеча.

– Поднимись, Клей. Я знаю, что ты верный служитель Всесоздателя. И твое сердце наполнено чистотой и благородством. Я никогда не слышал о том, про что сказано в найденном тобой писании. Возможно, реликвии и впрямь утеряны навсегда. Но, в любом случае, даже если это так, и реликвии исчезли безвозвратно, эта тайна должна оставаться именно тайной.

– Да, Наставник, – повторил монах.

С этого дня Клей Мээтри стал не только самым счастливым юношей во всем подзвездном мире, но и юношей, являющимся хранителем великой тайны.

Глава 3

Ночью разразилась сильная гроза. Ветер гнул деревья к земле, вырывал молодые и некрепкие с корнем. Непогода была страшная. Всю ночь сверкали молнии, раскаты грома сотрясали, казалось, даже и земную твердь. Дождь лил такой, что к утру по улицам бежали бурные ручьи, доходившие до колена взрослому мужчине.

Когда обитатели Нексихонского монастыря вошли утром в Главный молельный зал, глазам их предстала ужасная картина. Очевидно, прислужник, убиравший в общих залах и столовой, забыл закрыть окна Главного зала. На выложенном мозаикой полу плескалась вода. Но это было не самое страшное. Через окно ветром занесло обломок дерева, который ударил по монастырской Святыне – огромной чаше каплевидной формы, изготовленной из особого вида глины почти шесть веков назад. Осколки чаши лежали в плещущейся воде. Наставник, хоть и не был сторонником строгих наказаний, приказал всыпать дураку служителю десяток плетей и отправить его впредь убирать на скотном дворе. Там хоть никакого особого вреда от него не будет. На полу, рядом с колонной, на которой была установлена чаша, поблескивал предмет, похожий формой и размером на кирпич, только сделанный из металла. Откуда эта штука взялась было непонятно. Наставник, чрезвычайно расстроенный случившимся прошелся по хлюпающей под ногами воде и поднял странный предмет. Все стороны диковинной железяки были гладко отполированы. Наставник заметил с одной стороны едва заметную полосочку и проведя по ней ногтем отделил тонкую пластинку металла, оказавшуюся крышкой диковинного ларца. Внутри находился большой темный камень с такими же гладко отшлифованными гранями, как и у странного ларца, в котором он хранился. Грани были прямоугольной формы, одна из сторон камня, единственная не отшлифованная до блеска, имела квадратное сечение. Противоположная ей сторона походила на островерхую четырехскатную крышу дома. Наставнику показалось, что в непроглядной черноте удивительного камня мерцают красно-багряные отсветы, как будто горящие языки пламени. Наставник убрал находку обратно в ларец и поставил крышку на место.

В этот момент из столпившихся у входа в зал испуганных обитателей монастыря вперед протиснулся старый монах, в последнее время слегка тронувшийся умом. Вытянув вперед костлявую руку он прокаркал надтреснутым старческим голосом:

– Теперь будет несчастье! Я вам говорю – теперь быть беде!

Наставник раздраженно махнул стоявшим позади безумца монахам:

– Уведите его к себе!

Двое дюжих монахов подхватили сумасшедшего старика под руки и довольно почтительно повели прочь. Старик не сопротивлялся и больше ничего не говорил. Взор почти ослепших глаз вновь стал отсутствующим и пустым.

После того как были ликвидированы последствия неприятного происшествия, в осиротевшем Главном зале провели молитву. По окончании которой, Наставник строго приказал всем не болтать о случившемся. Странный ларец он унес к себе. Было ясно, что он находился внутри чаши. Но что это за предметы, спрятанные в Святыне и каково их предназначение, было непонятно. Ни о чем подобном ни один из самых старых обитателей монастыря, включая Наставника, никогда не слышали.

С того дня, как провинившегося служителя отправили убирать за скотиной, его обязанности были поручены монаху по имени Брозя. Он был толст, достаточно ленив и любил, когда выпадала такая возможность, пропустить стаканчик вина в одной из городских таверн. Наставник неоднократно грозился его наказать. Какое-то время Брозя вел себя примерно, но потом, когда очередная взбучка забывалась, он вновь принимался за старое.

В один из базарных дней Брозю отправили в город за овощами. Пристроив тележку груженую покупками сделанными на базаре возле небольшой таверны, Брозя сунул мохноногому муртису, впряженному в тележку, пару морковок и отправился «промочить горло». Он твердо сказал себе, что быстро выпьет один стакан самого слабого из имеющихся вин, и тут же поедет прямиком в монастырь. Вино было таким вкусным и так хорошо пошло, что Брозя выпил и второй, и третий стакан. В голове у него слегка зашумело. И Брозя, чувствуя приятную расслабленность, испытал желание, для получения совсем уж полного удовольствия от прекрасного дня, дружески поболтать с другими посетителями. Выслушав пару историй торговцев шерстью и долгий и не показавшийся Брозе интересным рассказ одного из местных торговцев, Брозя решил, что у него-то тоже есть история. И она, как раз очень даже интересная и даже таинственная. Заказав «под рассказ» еще один стакан, самый последний, Брозя развалившись на скамье, с важным видом поведал об удивительной находке сделанной после грозы в Главном молельном зале монастыря. Большая часть присутствующих его не слушала. Монастырская жизнь не была самой интересной темой. Закончив рассказ, обиженный монах, не получивший должного признания, поднялся и раскачиваясь из стороны в сторону, направился к заждавшемуся муртису, успевшему, как оказалось, сожрать за время его отсутствия половину моркови. Брозя хотел поколотить наглое животное, но был слишком пьян и едва не свалившись в сточную канаву, кое-как влез в тележку и стегнул пожирателя моркови. Прожорливое, но умное животное послушно потрусило в нужном направлении. Позади него из тележки раздавался богатырский храп.

Брозю примерно, на этот раз, наказали и запретили покидать монастырские стены в ближайшее время.

А спустя десять дней в монастыре случилась, как и предрекал выживший из ума старый монах, самая настоящая беда.

Утром Наставник не вышел из своей комнаты. И когда подошло время молитвы, и он так и не появился было решено пойти посмотреть, что же случилось. Войдя в комнату, монахи в ужасе застыли. Наставник лежал в луже крови возле своей кровати с перерезанным горлом. Ни разу ни в одном из монастырей, не считая времен далеких войн, не происходило убийств священнослужителей. Кто и по какой причине мог пойти на такое страшное злодейство было совершенно непонятно.

Вечером один из молодых монахов, которому не давала покоя мысль, пришедшая в голову после произошедшего, взяв с собой еще одного, близкого ему товарища, отправился в комнату Наставника. Все следы случившегося уже были тщательно убраны, но двое монахов все равно чувствовали себя крайне неуютно. Непрерывно шепча молитвы, товарищи осмотрели каждый уголок комнаты. Странного ларца из Главного зала нигде не было. Когда искать больше было просто негде, молодые люди покинули помещение.

– Думаю, нужно записать все подробно и поехать в Белоотинский монастырь, – сказал один из проводивших осмотр комнаты. – Похоже, старик Норох был прав. Несчастье произошло и что-то очень нехорошее во всем этом…

– Да… – коротко ответил его приятель, не любивший много говорить.

На следующий день один из монахов, тот что предложил написать письмо, отправился в столицу, с посланием к Высшему Наставнику имиритинцев, в Белоотинский монастырь.