Текст книги "Осенняя коллекция детектива"

Автор книги: Татьяна Устинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Стиральная машина вдруг как-то странно икнула и замолчала, и Лиля посмотрела на нее вопросительно. На белой квадратной морде мигали красные огни. Лиля некоторое время смотрела на огни. И вдруг как-то разом из-под машины хлынул кипяток, моментально и деловито залил весь пол и Лилины ноги.

Лиля ахнула, вскочила как ошпаренная – впрочем, она и была ошпаренная! Ноги сильно жгло, но она кинулась и выдернула вилку из розетки, погасли красные огни. Вода стремительно прибывала. Где-то должен быть кран, и его нужно перекрыть. Где он может быть?!

…Когда к Лиле приходили друзья-студенты и стыдливо спрашивали про мусорное ведро, окурки, мол, выбросить и разные бумажки, бабушка всегда отвечала: «У нас ведро там же, где и у вас!» То есть под раковиной. Больше ему быть негде. Там, под раковиной, всегда и у всех бывает мусорное ведро и какие-то краны!..

Кривясь и повизгивая от боли, по щиколотку в горячей воде Лиля распахнула дверцы и сунулась под раковину. За мусоркой и впрямь обнаружились вентили, и Лиля стала их заворачивать.

Бабахнула дверь, затопали ноги, заговорили люди, очень громко. Наводнение прекратилось.

– Лева, говорила я тебе, надо все проверять! А ты: Васька такой хороший мастер!

– Батюшки, налило-то сколько!

– Таня, где тряпки?! Тряпки где?!

Лиля выбралась из-под раковины, шмыгнула носом и утерла мокрый лоб. Ей показалось, что в кухню набилось очень много народу.

– Воду завернула? Молодец! Медаль тебе!

– Лева, ее обожгло небось! Девочка, ошпарилась?!

– Таня, я тут сам, а ты веди ее к нам! Мазью нужно сразу! Той, с китовым жиром! На балконе справа! Банка такая…

– Знаю я, какая банка!

– У меня с потолка дождь идет! Залило все! – говорила какая-то женщина.

– Мы вас переселим, переселим, не переживайте, а завтра я все уберу!

– Таня, намажь ей ноги!

– Лева, ты, главное, не волнуйся!

– Я совершенно спокоен!

– Да я тут помогу Льву Михайловичу! Сейчас еще дочка прибежит! Вы идите, идите!..

Таня крепко взяла Лилю за руку повыше кисти, как будто она могла убежать, и повела за собой. На лестнице им попалась щекастая девчонка в спортивных штанах и свитере. С необыкновенно деловым видом она мчалась наверх, в руках держала таз.

– Это все Лева! – говорила Таня, не останавливаясь. – Он пропащих спасает! И не остановить его! Этот когда-то сварщиком был первоклассным, тот бульдозеристом, а следующий плотником! Они все пенсию пропьют, приходят, ноют, вот Лева и дает им подработать, а чего там они могут наработать! Глаза б мои не глядели!.. Машину только на той неделе присоединили. И вон что! Теперь внизу ремонт придется делать, а все через его доброту! А там же люди живут, под тобой-то! Садись, садись, девочка, а я сейчас.

Лиля приткнулась на коричневый ковровый кухонный диванчик. Утром она завтракала тут котлетами из медвежатины. Кто-то, помнится, ходил в тундру, добыл медведя, и Таня сделала котлеты.

Ступни горели, как будто Лиля ходила по углям на манер индийского факира, и очень хотелось стащить носки. Казалось, что жжет именно от носков.

…Как же теперь ходить? Ноги обожгло. Лева жалеет пропащих, а те даже не могут как следует прикрутить шланг, вот нормальным людям ноги и обжигает!

– Ну что же ты?! Нужно снять! Ах ты господи! Дай я сама!

Таня нагнулась и ловко стащила мокрые и холодные носки.

– Ничего, ничего страшного! Ерунда это все! Вот в восемьдесят четвертом котельная встала как раз накануне ноябрьских праздников! Мы из гостей возвращались, а кипяток хлещет и прямо на глазах в лед превращается. Лева и полез! Прям туда, в кипяток! А что делать-то? Там же кочегар остался. Он полез, а я по домам побежала, чтоб трубы перекрывали и воду из батарей сливали – поморозит же все!

Таня говорила и легкими движениями мазала красные Лилины ступни какой-то дрянью из трехлитровой стеклянной банки. Дрянь была холодной, приятной.

– Сейчас пройдет, пройдет, девочка! Это такая штука целебная! Все раны в один момент заживают, на себе проверено. Леве китобои привозят. Главное, сразу намазать!

Лиля покрутила ступней, которая блестела жирным воспаленным блеском, но – странное дело! – совершенно не болела, как будто Таня своими движениями стряхнула с нее ожог.

– Ты посиди, вон телевизор посмотри! А я сбегаю, воду помогу собрать. И нижних жильцов переселю, маму с дочкой. У них там потоп, а они Леве помогают! Вот беда-то!..

– А в котельной что случилось?

Таня остановилась в дверях:

– В какой котельной?

– Которая накануне ноябрьских праздников встала? В восемьдесят четвертом?

Таня махнула рукой:

– Котел разорвало. Кочегара ошпарило сильно. Его Левка вытащил. А воду все равно уж не остановишь. И мороз, мороз, как сейчас помню! Где-то мужики успели трубы перекрыть, а где не успели, там разморозило все! Детей со всего Анадыря собрали в одно место, там топили чем могли. Плавником, углем, который из-подо льда в котельной наковыряли, моржовым жиром. Местные подвозили. Жир хорошо горит, тепла много дает. Главное, котел новый нужен, а где его взять? Только с материка везти, а нельзя.

– Как нельзя? Почему?!

– Ноябрьские, говорю же! Начальству доложить, что Анадырь замерзает, все боятся. Котел-то сам по себе не возьмется, его заказывать нужно, а для этого всякие разнарядки требуются, разрешения, резолюции! А тут праздники, рапорты торжественные к годовщине революции, повышенные обязательства, пленум ЦК. Тебе не понять, ты маленькая еще. Лева после той истории ревматизмом мучается, он в воде долго пробыл.

– А кочегар? Выжил?

– Николай Трофимыч? Жив-здоров! Сейчас на материке, у внуков гостит! Ему бы совсем уехать, а он ни в какую! Ну что ж это мы с тобой рассусоливаем? Хороша я-то! Побегу! А ты сиди, вон телевизор гляди!

Она пропала из глаз, а Лиля снова в разные стороны покрутила ступнями. Ожог на самом деле сняло – не как рукой, а именно рукой! Таня его сняла.

Нагревшаяся в тепле чудодейственная мазь потихоньку начала пахнуть, и это оказался такой запах, что Лиля зажала ладонью рот, всерьез опасаясь, что ее вырвет.

Впрочем, дышать нужно было именно ртом, нос втягивал не воздух, а проклятый запах, и Лиля стала дышать ртом, старательно контролируя себя.

…Нельзя, чтоб вырвало, стыдно. Подумаешь, запах!.. Зато совсем не больно.

Через некоторое время она приспособилась – вдох ртом, выдох носом, – и вернувшиеся Лева с Таней застали ее с интересом читающей газету «Крайний Север», из которой она за это время узнала, что мэр Анадыря накануне встречал прилетевшего губернатора, что в Билибинском музее вновь открылся зал палеонтологии, что косторезы Уэлена принимают у себя эскимосов с Малого Диомида, в скобках было помечено – США, Лиля не поняла, при чем тут США. Еще была беседа с терапевтом Нечаевым о профилактике авитаминоза и большая статья об увеличении поголовья оленей в ванкаремской тундре. Оленеводов хвалили и поздравляли.

По телевизору все это время показывали веселый концерт. Девушки почти без одежды, но в разноцветных блестках встряхивали платиновыми волосами и силиконовыми грудями, юноши в прозрачных рубахах и атласных штанишках встряхивали волосами смоляными и динамическими микрофонами. Смотреть и слушать все это было почему-то тошно, и Лиля не смотрела и не слушала.

– Знакомый до боли запах! – радостно вскричал Лева Кремер, появляясь на пороге, и зажал свой необыкновенный нос. – Таня, открой фортку немедленно, иначе я за себя не отвечаю! Лиля, касатик, как ваше ничего? Я таки не уследил, и произошла катастрофа! И не уговаривайте меня! Я знаю, что произошла!

Лиля засмеялась и отложила газету на страшно интересной статье о собачьих упряжках, решив, что потом непременно дочитает.

– А я сегодня слыха-ал! – Лева уселся напротив, быстро и внимательно оглядел Лилины ступни и погрозил ей длинным пальцем, как будто она что-то скрывала, а он ее раскусил. – А я слыха-ал!.. И даже сказал Николаю Юрьевичу, что та самая Лилия Молчанова из радио квартирует у меня на квартире. Очень милая девушка, очень, вот как я сказал Николаю.

– Мы там все прибрали. – Таня хлопотала возле плиты. – Вещички твои я в своей машине достираю, ты не беспокойся! И высушу, и выглажу!

– Ну что вы, это неудобно, спасибо вам большое.

– Неудобно, когда на ноги льется кипяток, вот это неудобно! Таня, где у нас виски, помнишь, в прошлом году Миша Касьяненко привез с материка? Мне просто необходимо для поправки нервов! Они в чудовищном состоянии! Фельдшер Щупакин в восемьдесят восьмом уверял меня, что нервные клетки не восстанавливаются, и был абсолютно прав! Нужно перестать нервничать и приспособиться, утверждал фельдшер Щупакин. Сам он совершенно приспособился, но в скором времени помер от белой горячки. Таня, ну, где тот виски, за который я только что говорил?!

– Сейчас, Левушка!

– Все хорошо? – вдруг спросил Лева у Лили и пристально посмотрел ей в лицо. – Или все плохо?

– Да нет, – сказала Лиля. Ей показалось, что спрашивает он вовсе не о потопе и стиральной машине. – Подумаешь, труба лопнула. Ничего особенного.

– Труба как раз и не думала лопаться. Труба как раз стоит на своем законном месте как вкопанная! А сорвало окаянный шланг.

– Лева, я сколько раз говорила…

– Сколько раз ты говорила, столько раз я слышал!

– Они опять придут, тунеядцы эти, ты опять им будешь платить, а они…

– Таня, я уже встал на путь исправления. Ну, по одной!

Лева Кремер с силой выдохнул как полагается и одним глотком махнул из стакана виски, налитый Таней.

– И вам сегодня положено, – и он опять погрозил Лиле пальцем, – или вас всю ночь будет мутить от запаха этого треклятого жира, а оно вам надо? Что делать?! Чудесное средство, без него пропадешь! Но амбре, конечно… Хотя с другой стороны – и амбре!.. Идеал недостижим! Или да? Лечит, но воняет! А бывает и так, что не воняет, но и не лечит.

Лиля влила в себя виски. Горло обожгло, слезы выступили на глазах.

– Ну, ну. – Лева похлопал ее по плечу. – Таня, дай ребенку закусить или ребенок сделается пьяный, а мы за ним ответственные!

– Даю, даю!.. И супчику даю, и гуляшик, и вот здесь еще оленинка, жаренная с лучком! Левушка, ну что ты сидишь без дела! Налей девочке еще чуточку для аппетита!

…Часов в двенадцать совершенно разомлевшую, пригревшуюся и счастливую Лилю проводили спать. Пристраивая ее под роскошную пышнотелую перину, Таня приговаривала, что вот и слава богу, сейчас поспишь хорошо, а утром все пройдет, утро вечера, как водится, мудренее и еще что-то такое же бессмысленное и утешительное. Под периной было тепло, а это самое главное на побережье Мировой Арктики, всякий знает! Еще было сытно – хорошо поесть тоже очень важно на этом самом побережье, тут кофейком да сухариком не обойдешься, и терапевт Нечаев предупреждает об опасности авитаминоза, в тундре возросло поголовье оленей, а Олег Преображенцев просто дурак какой-то, хоть и учился у самого Абакумова…

Лиля проснулась, улыбаясь.

Сейчас она еще пять минут поваляется – больно уж хорошо валяться! – потом позавтракает как следует и на работу! Нужно посмотреть, что там за проблема у Преображенцева с фонотекой – как это группы «Мьюз» нет, помилуйте! А директору Роману, который притворяется матросом с парохода-угольщика, хотя никакой он не матрос, можно будет предложить одну интересную штуку – какую-нибудь часовую викторину. «Викторина» звучит ужасно скучно, а на самом деле должно быть весело! Задается тема, каждый день разная, придумывается вопрос, любой! То есть на самом деле любой – Лиля потянулась и закинула руки за голову, – про французское кино, про собачьи упряжки или – вот, вот! – про вступление России в ВТО. Совершенно очевидно, что здесь никому нет дела до этого самого вступления, и можно спросить, почему нет, и это будет смешно и поучительно. Надо призы придумать за лучший ответ – допустим, самый остроумный или правильный, если нужно угадать фильм или саундтрек. Только не «пустышки» – годовую подписку на журнал «Мурзилка» или набор открыток, – а футболки, кружки, шапки, все исключительно с логотипом «Пурги». Под это дело можно будет договориться со спонсорами…

Тут вдруг раздался какой-то странный звук, совершенно посторонний. Лиля вынырнула из перины и посмотрела по сторонам. Ничего такого постороннего – комната с полированным сервантом, в серванте всякие штучки, полированным гардеробом и полированным комодом, а также двумя креслами, вовсе не полированными, а плюшевыми, и коврами не только на полу, но и на стенах. Звук повторился, и Лиля решила не обращать внимания.

Должно быть, где-то там, у Тани с Левой, звонит телефон.

…Значит, договориться со спонсорами и заранее освещать мероприятия, о которых вчера говорил директор, – гонки на собаках, фестивали коренных народов, и не просто освещать, а готовить к ним аудиторию, заранее формировать интерес, а для этого надо придумать, что именно отличает, допустим, гонку именно в этом году…

Телефон?! Телефон?!

Лиля вскочила, кинулась, роняя со стула аккуратно сложенные вещи, путаясь и выворачивая карманы, выхватила мобильный. Господи помилуй, он и вправду звонит!

– Молчанова, привет, – сказал в трубке любимый, прекрасный, сказочный голос с другой планеты. – Ну чего? Как аборигены? Аборигенствуют?

– Кирилл! – Лиля села в перину, ноги подкосились. – Как я рада тебя слышать, если бы ты только знал! Наконец-то…

– Ну? Время идет, работа стоит?.. Или как?

– Кирилл! – закричала Лиля, изо всех сил сжимая мобильный, в страхе, что он исчезнет вместе с трубкой. – Тут пурга, самолеты не летают! И связи нет! Не было! Слышишь?! Какое счастье, что ты дозвонился! Я сто раз звонила и ничего…

– Я и не дозванивался, – весело объявил мужчина ее жизни с другой планеты. – Я просто позвонил, и готово. Вечно у тебя какие-то сложности, Молчанова! Вот чего я не люблю, так это метаний твоих! Просто терпеть не могу! Ты к губернатору сходила?

Лиля не поняла ничего про губернатора. Ей столько нужно ему рассказать! И про дядю Колю Вуквукая, и про сопки, и про «Пургу» – ту, что радио, и ту, которая за окнами! – и про лиман, и про…

– Ты первым делом должна была сходить! – Голос сделался недовольным, за ним в отдалении слышался шум, похожий на ресторанный. – Ну что ты, ей-богу! Я же тебе бумажку специальную дал! А ее один сенатор подписал! Он теперь звонит, спрашивает, как тебя губернатор принял, а я ни ухом ни рылом! Ты была у него или нет?

– Где была?! Кирилл, поговори со мной! Я тут совсем одна, и связи нет, я дозвониться не могу! Кирилл, ты слышишь меня?! Я хочу улететь, как только самолет придет, но тут никто не знает, когда он будет!

Мужчина ее жизни помолчал секунду.

– Значит, так, Лиль. У тебя командировка, или ты не в курсе? Ты можешь хоть когда вернуться, за последствия я не отвечаю. Прикрывать тебя я не собираюсь. Мы с тобой, конечно, прекрасно проводили время, но ты сотрудник холдинга, как и я. Хочешь проблем, возвращайся, ради бога!

Лиля слушала, и сердце у нее холодело. А может, и не сердце. Может, она сама замерзала. В комнате было холодно. Все же пурга за окнами – не только на радио!

– Это все не мое дело. А мое дело следующее. У тебя бумажка есть, подписанная Никольским, сенатором. Я у него накануне твоего отъезда интервью брал, ну, и сказал, что от нас человек в Анадырь летит. Он бумажку дал к губернатору. Сегодня его помощник звонил, спрашивал, как тебя приняли. А я не в теме. Ты была у губернатора?

– Нет.

– Ну молодец, Молчанова! Как всегда. Значит, сходишь к нему, отдашь эту бумажку, если ты ее еще не посеяла… не посеяла, Молчанова?

– Нет.

– И мне отзвонишь. Хоть что-нибудь уже сделай, а? Выйди из комы!

– Хорошо.

– Все, давай, целую. Пока.

Цифровая абракадабра на экране погасла, и выплыло загорелое, улыбающееся, любимое лицо. Лиля посмотрела на него.

…Разве сейчас он звонил? Вот именно этот человек, который так улыбается ей?! Который спал с ней, и просыпался с ней, и целовал так, что в голове становилось горячо, темно и пусто?!

Что там случилось, на той планете, где остались Москва и Кирилл? Что-то ведь случилось! Лиля улетела на звездолете в иные миры, а в ее мире, который она знала, понимала и так любила, произошла катастрофа. Он то ли перевернулся, то ли отсюда, с этой планеты, кажется, что он перевернулся, и Кирилл – вовсе не Кирилл?..

Картинка исчезла, канула в черноту экрана. Тут Лиле очень захотелось нажать кнопку, вызвать его из черноты и снова посмотреть, подольше, получше, чтобы убедиться, что это Кирилл и он вовсе не перевернулся! И весь ее мир цел, невредим и по-прежнему прекрасно существует.

Она помедлила немного и отложила телефон.

Губернатор, значит? Хорошо, пусть будет губернатор, если в том мире это важно.

И Лиля решительно стала одеваться.

Кажется, Таня караулила под дверью, потому что, как только Лиля задвигалась, она постучала, зашла и сразу же весело захлопотала, стала подталкивать квартирантку в ванную, уверяя, что все утро набирает для нее воду, и повесила чистые полотенца, и пусть Лиля ничего не стесняется, потому что Лева уже давно уехал, и ей никто не помешает, и у них-то самая настоящая ванна, а в Лилиной квартирке только душик, и вот всякие шампуни, Наташка с материка присылает, а потом позавтракать надо обязательно, как же не завтракавши на целый день идти в такую метель, хотя первая метель долгой не бывает, однако ж сегодня подувает посильнее вчерашнего.

В крохотной ванной все заволокло паром, вода, хоть и желтоватая, была упоительно, сладостно горячей, и Лиля напустила пены побольше, чтоб не видеть, что она желтоватая.

В этой самой горячей воде, в крохотной ванной, где висели чужие полотенца и халаты, один в другом стояли под раковиной чужие пластмассовые тазы, а на запотевшей полочке теснились чужие банки и склянки, Лилина жизнь совершенно наладилась. Намыливая голову Таниным шампунем, она даже запела – «просто пока, пока, и молча пойду я вниз по лестнице, может, когда-нибудь…» – и с удовольствием лила себе в лицо тундровую воду, и грелась, и снова намыливала, и вылезла с большой неохотой, да и то только потому, что дальше сидеть в кипятке стало никак невозможно.

Когда она открыла дверь, из ванной в коридор клубами повалил пар, как из бани на морозе, и Таня закричала с кухни, что кофе стынет.

За завтраком – блины, большая миска красной икры и поменьше со сметаной – Лиля наконец-то перевела часы на анадырское время и спросила, как ей найти губернатора.

– Как его найти? – удивилась Таня. – А я и не знаю. Может, у Левы спросить? Может, он знает? Как приедет, мы его…

– А есть что-нибудь такое? – Лиля покрутила в воздухе свернутым блинчиком, показывая, какое именно. – Администрация или мэрия?

– А это есть, пожалуйста, это сколько угодно. Мэрия сразу за той гостиницей, за «Чукоткой», только по левую руку, а администрация – это почти на холме, далеко!

Лиля улыбнулась. В Анадыре на самом деле все очень близко, рукой подать, удивительно даже.

– А губернатор где принимает? В администрации, наверное! – Она свернула еще один блинчик, старательно уложив в него, как в конверт, икры побольше. – Мне бы в приемную бумажку из Москвы передать.

– Вот не знаю я, где он принимает. Я никогда в жизни ничего ему не передавала! – Таня улыбнулась. – Лева приедет, мы у него спросим. Ноги-то как? Ничего?

– Я про них и забыла, – удивилась Лиля и заглянула под стол, чтобы посмотреть. Ноги как ноги, самые обыкновенные.

– Ты пей спокойно, не торопись, все равно пешком я тебя не пущу, говорю, дует сильно, а Лева еще с утра уехал.

Лиля вспомнила, как вчера в подъезде радио «Пурга» держалась двумя руками за батарею не в силах отдышаться, уверенная, что на самом деле едва избежала смерти.

…Н-да. Пешком действительно не дойти. Позвонить Олегу Преображенцеву, попросить заехать? У них тут все как-то очень просто, необъяснимо просто! Можно попросить – и за тобой заедут. Можно попросить – и дадут поесть. А можно ничего не просить – и получишь почти новую юкагирскую кухлянку, потому что в декольте и лакированных штиблетах пропадешь.

И Лиля позвонила Алене Долинской.

Преображенцев… ну его. В общем, не стала Лиля ему звонить.

Алена так обрадовалась, как будто сидела и ждала, когда же наконец Лиля позвонит и о чем-нибудь ее попросит, и заняться ей было совершенно нечем, а тут, слава богу, занятие нашлось. Она сказала, что, конечно, конечно же, заедет и в администрацию подвезет.

– Только оденься по-человечески! – вслед Лиле крикнула Таня. – У тебя ж и торбаса, и шуба, все есть! Слышишь?!

Лиля сказала, что слышит, и, отдуваясь и переваливаясь, как Винни Пух после обеда у Кролика, забралась на свой третий этаж.

Все последствия вчерашнего потопа оказались ликвидированы, как и не было его, и в крохотной выстуженной квартирке стало как будто теплее. Это потому, что Таня включила обогреватели – когда успела? Утром, наверное. Она как-то все успевает, эта самая Таня, удивительное дело.

Лиля натянула торбаса – все-таки правый давит, но какая теперь разница, – разыскала в сумке листочек в файловой папке, тот самый, о котором так пекся Кирилл. Листочек, изрядно помятый, на самом деле был подписан каким-то сенатором, Лиля посмотрела. Подпись и сенатор значили для Кирилла гораздо больше, чем пурга, которая пришла с Ледовитого океана, кипяток на полу, чужие люди, с которыми теперь живет его Лиля и будет жить, пока не «придет борт»!

Так уж получилось.

На площадке закричали:

– Лиля! Лиль!

Она подбежала и толкнула дверь:

– Я здесь!

– Привет! – Алена, румяная с улицы, в тулупе и высоких сапогах, отряхивала с капюшона снег. Завидев Лилю, перестала отряхивать, протопала прямиком к ней и смачно поцеловала в щеку, как будто давно не видела близкого и любимого человека. – А я знаю, что вроде ты здесь где-то, а квартиры-то и не знаю!

– Заходи!.. Хочешь кофе? Нет у меня никакого кофе. У меня вообще ничего нет.

– Да купить надо, и вся недолга. Потом к Тоне с Сережей заедем, все купим, чего там тебе надо.

– Кто такие Тоня с Сережей?

Алена махнула рукой.

– Хорошие ребята. У них два больших магазина и одна лавочка маленькая. Можно и в супермаркет, – это слово Алена выговорила с некоторым уважением, – однако дорого больно и бестолково. А эти ребята молодцы, стараются только свежее возить. Ну, насколько это возможно! Сережка прошлую зиму в тундре едва не замерз. Честно. Он в какой-то поселок по зимнику пошел, ну, и попал в пургу. До Анадыря километров тридцать недотянул.

– Что значит «пошел»? – Лиля еще раз проверила заветный листочек в сумке, подумала, побежала в комнату, произвела раскопки в так и не разобранном чемодане и достала меховой шарф, который Кирилл под хорошее настроение купил ей в крохотном дорогущем бутике на Петровке. – Пешком, что ли, он пошел?

Алена засмеялась, как будто Лиля удачно и свежо пошутила.

– На вездеходе пошел! «Пешком!» Он в поселок продукты повез. На вездеходе! И запурговал. Но ничего, продержался, а потом, когда улеглось немного и наши подоспели, вытащили его. Тут ведь все от водителя зависит и от машины его. Если водитель не бестолочь последняя и машина нормальная, шансы есть. А тебе в администрацию зачем?

– Да из Москвы сегодня дозвонились…

– Ну?! Связь появилась?!

– Просили передать. – Лиля не стала говорить «бумажку» и сказала «документы», чтоб посолидней.

– А кому передать-то?

– Губернатору вашему.

– Как?! Самому?! – Алена округлила глаза.

Лиля в это время примеривалась к кухлянке, понимая, что надеть можно только ее, в куртке она точно… вымерзнет. Как преступный элемент.

– Да нет, конечно! – Лиля обеими руками сняла диковинную одежду с вешалки. – В секретариат отдам, они запишут входящий-исходящий, я позвоню в Москву, отчитаюсь.

– А то он вчера прилетел.

– Кто? – Лиля просунула руки в жесткие негнущиеся рукава.

– Роман Андреевич! Губернатор.

– Это на чем же он, интересно, прилетел, если аэропорт закрыт и все самолеты в Якутске? На метле?

– Он, однако, с Аляски прилетел, и транспорт у него свой.

О том, что местный губернатор Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой в одном лице, Лиля давно позабыла, конечно, и ее позабавил Аленин восторг.

А говорят, на двадцатом съезде партии культ личности разоблачили! И даже осудили! Лиля по истории проходила. Осудить-то, может, и осудили, но никуда этот самый культ не делся, особенно, конечно, ежели личность собственному культу способствует.

– Я у него один раз интервью брала! Он к нам на «Пургу» приезжал!

– Здорово.

– Он та-а-акой интересный! В очках. И говорит так… знаешь… внушительно. Вот сразу понятно, что не болтун какой-нибудь, а человек дела.

– Здорово.

– У нас все девчонки в него влюбились сразу. А он на самом деле простой такой! И кофе выпил, и пошутил. Он вообще смешно шутит.

– Здорово.

Лиля кое-как застегнула свою необыкновенную шубу, втискивая в жесткие колючие петли костяные пуговицы. Разговор про губернатора ей надоел. Кроме того, в одну секунду стало так жарко, что лоб вспотел.

На улице мело и в двух шагах ничего не видно, то есть на самом деле ничего!..

– Держись! За перила держись!.. Слышишь?! Держись и спускайся осторожненько!

Сумка норовила улететь, и Лиля одной рукой прижала к меховому боку кухлянки сумку, а другой вцепилась в ледяные перила. Вскоре перила кончились, пришлось от них оторваться, она сделала шаг, другой и уперлась в железный бок машины. Двигатель урчал, фары светили.

– Вы что, двигатели вообще никогда не глушите? – Лиля ввалилась в салон и с трудом захлопнула за собой дверь.

– Когда пурга? Однако, нет, не глушим, – удивилась Алена. – Как потом заводить?

Она прибавила громкости приемнику и аккуратно и медленно тронула машину с места. Лиля откинула капюшон, расшитый то ли бисером, то ли разноцветными камушками, и стала расстегивать дурацкие неудобные пуговицы – ну, невозможно жарко в этой штуке!..

– Я в субботу гостей собираю. – Алена полегоньку, как будто одно за другим переставляя колеса, выруливала со двора. – Приглашаю. Придешь? Заодно со всеми как следует познакомишься. У нас люди замечательные!

Лиля хотела сказать, что она уже со всеми познакомилась – и с директором, и дураком Преображенцевым, и музыкальным редактором Настей в ворсистых брюках. Еще она хотела сказать, что ходит в гости только и исключительно к близким друзьям, что в ее московском мире так принято, а малознакомые встречаются в ресторанах или на специальных мероприятиях, которые как раз и организовывают для того, чтобы поговорить о делах. Также она хотела сказать, что сыта по горло чужими квартирами, чужими ванными, чужими полотенцами, чужими тарелками и блюдами из оленины!

Ничего этого она не сказала.

Она сказала так:

– Только за мной придется заезжать. Я к вашей метели никак не привыкну.

– Заехать не вопрос! – весело ответила Алена. – И это разве метель?

– Знаю, знаю! – перебила Лиля. – Это просто легкий бриз с анадырского лимана!

Алена захохотала:

– Ветер утихнет малость, я тебя к памятнику Рытхэу свожу, хороший памятник! Года два как поставили. Он от тебя недалеко, через двор перейти. Это писатель знаменитый чукотский, знаешь? И часовня у нас красивая, и набережная! И мыс Обсервации на той стороне.

Машина медленно, как будто ощупью, поднималась в гору. Навстречу время от времени попадались неясные желтоглазые тени, возникали и пропадали.

– Как вы здесь ездите?

– Привыкли. – Алена пожала плечами. – В городе, однако, не страшно. Фонари горят, все видно. А в тундру в такую погоду никто не ходит, только местные. Приехали мы, вылезай.

Лиля торопливо запахнула кухлянку, накинула капюшон и прижала сумку. Хочешь не хочешь, а надо выходить! Раз, два, три…

– Я тебя здесь буду ждать! – крикнула Алена, пока Лиля, изо всех сил налегая на дверцу, пыталась ее захлопнуть. – С богом!

На высоком и широком крыльце дуло еще сильнее, приходилось держаться за поручни обеими руками. Впереди был совершенно цивилизованный, ухоженный, ярко освещенный подъезд, а за спиной, внизу под обрывом, ревела и перекатывалась темная вода, почти скрытая пеленой метели.

Охранник в форме поднялся ей навстречу. Лиля вздохнула.

Аннигилятор пространства продолжал работать! Странное дело, почему они даже не замечают, что с легкостью перемещаются из одного измерения в другое? Или замечают, но у них не принято говорить об этом? Или они все до одного шаманы?

Помещение, отделанное мрамором и деревом, сияло самодовольным чистым светом. С высоченных потолков свисали сказочные люстры. На сверкающих полах играли веселые блики. Кругом кожаные кресла и каменные авангардистские скульптуры.

– Вы к кому?

– Я, видимо, в секретариат. – Лиля откинула капюшон и полезла в сумку. – Или, может быть, вы сами передадите?

Она выудила файловую папку с изрядно помятым листочком. Охранник покосился на листочек и опять уставился на Лилю.

– Я из Москвы. – Она вдруг рассердилась. – Меня просили передать вашему губернатору бумагу от сенатора Никольского!

Должно быть, он принял ее за курьера. Такой специальный курьер, который возит из Москвы в Анадырь специальные бумаги. В Москве-то аннигиляторов нет. Не изобрели еще.

– Я оставлю, да?

И она повернулась, чтоб идти.

– Приемная губернатора на третьем этаже, – быстро сказал охранник, видимо не желая оставаться наедине с бумажкой, подписанной сенатором. – Из лифта направо, там увидите. Через рамку пройдите, пожалуйста!

Он нажал какую-то кнопку, загорелись зеленые огни. Лиля помедлила, пожала плечами и прошла.

– Бумагу заберите!

Вот черт! Она схватила протянутую папку, свернула ее в трубку и быстро пошла к стеклянным дверям лифтов. И жарко невозможно! Лиля стащила юкагирскую кухлянку, взяла ее в охапку, как будто стог сена. В коридорах было пусто, глухо и красиво учрежденческой, государственной красотой.

Лиля посмотрела сначала в одну, потом в другую сторону. Никого. Кажется, охранник сказал – направо.

Табличка, извещавшая о том, что за широкими ореховыми дверями помещается губернатор Чукотского автономного округа – сам отец, сын и дух! – была солидной, но сдержанной. Никакого золота, шику и блеску. Демократ, должно быть.

Лиля вдруг засмеялась тихонько, постучала и вошла.

В просторной приемной с высокими окнами, в которые снаружи лезла метель, никого не было – что ты будешь делать! Лиля перевалила меховой стог с одной руки на другую и огляделась. Стол, заваленный бумагами, кресла, пальма, куда ж без нее! Еще двери – с правой стороны и с левой. Карта Чукотки висела над столом, такая огромная, что казалось, это карта мира, весь мир и есть Чукотка. Лиля подошла и стала смотреть. На самом верху – пришлось сильно закинуть голову и отступить немного – расстилалось белое пространство, на нем криво написано, что это Северный Ледовитый океан. Инопланетные названия начинались ниже: Янранай, Певек, Рыткучи, Иультин, Амгуэма. Их было так мало, горстка по сравнению с огромностью остального мира, называющегося Чукоткой!.. Их очень мало, и они так далеко друг от друга!