Текст книги "Прости, и я прощу"

Автор книги: Татьяна Туринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

На сей раз ее прервал Сидоров:

– Постой. Что значит: "не желаю больше видеть"? Что значит: "искала"? Она что, приходила к тебе?

Он выглядел настолько уязвленным, что Кате стало обидно.

– Да-да, голубчик, попался – супруге все известно о твоих похождениях. Видимо, она у тебя не последняя дура, раз скрывала это от тебя. И мне не стоило говорить. Но слово не воробей. Да, Юра, твоя рыжая приходила ко мне, устроила допрос по всем правилам. Я, конечно, как могла, отрицала, но она все прекрасно поняла.

Тот едва заметно кивнул, выражая понимание:

– И из-за нее ты…

Катя энергично возразила:

– Нет, Юра, не из-за нее. Из-за вашего с ней сына. На твою рыжую мне плевать, но я не хочу, чтобы твой сын по ночам вскакивал с криком "Папа!", не хочу, чтобы он страдал, как Ольгин – помнишь, ты мне рассказывал. Не хочу.

– Так ты поэтому…

Сидоров вдруг рассмеялся. Странно, нелепо, жестоко, и к тому же в совершенно неподходящем для этого месте. Хлопнул себя по коленке, повторил:

– Поэтому!

Катерина резко прервала его:

– Поэтому. Успокойся. Ты ведешь себя, как красна девица, того и гляди впадешь в истерику.

Тот снова засмеялся. На сей раз его смех показался Кате почти естественным.

– Ох, Катька-Катька…

Как всегда от его "Катька" по ее телу пробежала теплая волна, и в голову закрались совершенно неуместные мысли.

– А знаешь, – он вдруг снова стал серьезным. – Он ведь действительно вскакивает по ночам.

– Кто? – удивилась Катерина. – Ольгин сын? Или твой?

Сидоров улыбнулся:

– Он у нас один на двоих. Ольгу муж бросил, сволочь, а страдает больше всех Ромка. Я его опекаю, как могу, а ему отца подавай.

Катя не поняла:

– А причем тут Ольгин?

– Так другого-то нету!

Он смотрел на нее с таким весельем и задором, что Катя и вовсе запуталась:

– Как же нету, а на фотографии?

– Это Ромка и есть. Ольгин Ромка, мой племянник.

У Катерины словно гора с плеч свалилась. Она обмякла, в носу защипало, глаза немедленно наполнились слезами. У него нет сына, а несуществующего ребенка нельзя сделать несчастным. Ну а жена… Что ж, она ведь сама сказала, что сможет найти другого мужа. Значит, у Кати развязаны руки.

Она посмотрела на Сидорова и несмело улыбнулась. Однако он не ответил на ее улыбку, вдруг посерьезнел:

– Вот только я не понимаю, зачем к тебе приходила Лида.

Катя машинально кивнула, и лишь после этого сообразила: и правда, зачем? Зачем она просила не причинять вреда ребенку, которого нет? Растерянно пожала плечом:

– Наверное, боится потерять тебя. Кому понравится, когда муж заводит любовницу?

Сидоров пропустил ее слова мимо ушей:

– Странно… Это не было предусмотрено контрактом…

– Контрактом? – переспросила Катя. Слово это для нее имело узко направленный характер и могло касаться только работы, а вовсе не семьи. Лишь в последний момент сообразила, добавила с легким вздохом: – А, брачным…

Тот коротко хохотнул:

– Катька, ты неисправима! – и тут же посерьезнел: – Нет, не брачным. Рабочим. Как тебе объяснить? В общем, Лида…

– Рыжая, – вставила Катя, не желая слышать имени соперницы, пусть и законной супруги любимого человека.

Сидоров согласился:

– Пусть рыжая. Так вот, она мне… ну, скажем, не совсем жена.

– То есть?

Он чуть заискивающе улыбнулся: дескать, не стоит обижаться на мою безобидную выходку.

– Понимаешь, она мне нужна была, как якорь. Чтоб не забыть план к чертовой матери, едва увидев тебя.

– План? – растерялась Катерина. – Какой план? Ты о чем?

Юрий немного замялся, чуть скривился, виновато уставившись на собеседницу:

– Ну… это… мести. План мести. Мстить я приехал. Тебе…

– Мстить?!

Кивнул и отвел взгляд в сторону. Резко повернулся к ней, ответил возмущенно:

– Мстить! А ты как хотела? Я ж тебя все это время ненавидел! Мне из-за тебя пришлось уехать в Москву. Думаешь, мне там сильно хорошо жилось? Особенно первое время. Голодный, неприкаянный. Утрирую, конечно – у меня были деньги, я ж на свадьбу сколько откладывал, и вообще собирался своим делом обзаводиться. Но все равно – представляешь, каково одному в чужом городе? Да еще зная, что ты в это время со своим Ковальским…

Упоминание о бывшем муже ее даже не покоробило. Только фыркнула презрительно:

– Нашел к кому ревновать. Неужели ты не понял, что я за него только назло тебе вышла? Если хочешь знать, я вообще за него не собиралась. Уверена была – ты не позволишь. Хотела позлить, а ты взял да уехал. Вот я тебе назло и вышла. Вернее, не столько даже вышла, сколько сходила замуж – мы ж разбежались через три месяца. Да и те три месяца – подвиг. Дурак ты, Сидоров.

Вспомнив прошлое, Катя пожалела себя. Так стало обидно: чего, спрашивается, мучилась? Кому что доказала своим "назло"? Только себе хуже сделала. А все почему? Кто виноват? Сидоров, только Сидоров.

Она встала и прошла в комнату. Села на краешек разложенного дивана, взяла пульт от телевизора, и принялась зачем-то переключать каналы. Юра вслед за нею покинул кухню. Присел рядышком, приобнял ее. Катя не стала отстраняться, но всем своим видом демонстрировала обиду и независимость.

– Я знал, что назло. Но от этого было не менее обидно. Я не хотел делать первый шаг, и от тебя его не дождался. Боялся, что на твоей свадьбе не сдержусь, наделаю глупостей, вот и уехал.

Катерина брезгливо сбросила его руку:

– А теперь приехал мне мстить за это. Хорош!

Тот виновато кивнул.

– И в чем состояла твоя месть? – продолжила она, глядя на экран, но видя там лишь мелькающие картинки.

Сидоров растерялся:

– Так… вот. Узнал, где ты работаешь, договорился с Шоликом об аренде фирмы на месяц-другой – он только обрадовался, незапланированный отпуск зимой.

Из всего сказанного Катерина уловила только одно слово:

– Аренде? Об аренде? Так ты ее не купил?

– Нет, конечно! Зачем она мне нужна – я продуктами питания занимаюсь, зачем мне ваши стройматериалы? Впрочем, можно попробовать, тоже ходовой товар.

С каждым словом ситуация не прояснялась, а лишь запутывалась еще больше.

– Подожди, постой! – воскликнула Катя. – Какой товар, какие продукты? О чем ты вообще говоришь?!

Он посмотрел на нее непонимающе. Хотел было пояснить, потом передумал. Воскликнул:

– Катька, о чем мы с тобой говорим?! На что мы теряем время? Мы выяснили главное – я люблю тебя, ты любишь меня…

– Не люблю, – из чистого упрямства возразила Катерина.

– Любишь, – отмахнулся Сидоров и продолжил: – Так какого черта мы теряем время? На что нам все эти разборки? Два дурака, наделали в молодости ошибок и никак не можем их друг другу простить. А главное, отказываемся понять, что виноваты-то оба! Ты, дура, не поняла шутки. Я, дурак, не понял твоего хода конем, и вместо того, чтобы не допустить этого хода, спокойно позволил тебе выйти замуж за Ковальского. Может, хватит?

Он отобрал у нее пульт, отбросил его подальше на диван, в сторону подушек, повернул Катерину к себе за плечи. Требовательно посмотрел в глаза:

– Может, хватит? Тебе не надоело играться?

Та отвернулась, пробурчала под нос:

– По-моему, это ты все еще не наигрался. Придумал какую-то месть, изображал начальника. И кто такая твоя рыжая, наконец? О каком контракте ты говорил?

– Об обыкновенном. Она – актриса. Я нанял ее, чтобы она исполняла роль моей жены.

Катя внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или нет. По всему выходило – говорит серьезно. На всякий случай высказала сомнение:

– Ага, актриса. Рассказывай! В такой-то шубе! Врешь ты все, Сидоров. Сам же сказал – мстить приехал. Вот и мстишь теперь, сказки рассказываешь. Чтобы я купилась на твои рассказы, растаяла, а ты мне потом бац по башке: получи по заслугам, родная! Нет уж, Юрий Витальевич, не верю я вам. То у тебя сын, то у тебя даже жены нет, одни актисульки кругом…

Он не стал ее переубеждать. Несмело коснулся ее губ своими, словно бы испрашивая разрешения: "Ты не возражаешь?" Катерина не возражала. Но и падать в его объятия не спешила, все еще была напряженной. Резким движением – Катя даже не успела возмутиться – Сидоров снял с нее свитер и повалил на диван. Она начала было сопротивляться, но, ощутив на обнаженном теле его теплые руки, перестала, позволив себе окунуться в блаженство. Его несмелость улетучилась без следа – целовал жарко, жадно, торопливо освобождая ее тело от остатков одежды. Катя хотела ему помочь, рвала ремень из-под пряжки непослушными пальцами, но своими движениями лишь мешала: руки их без конца путались, цеплялись друг о друга, и она решила предоставить все хлопоты ему. В конце концов, он ее мужчина, он ее начальник, пусть и бывший – ему и карты в руки. Сама лишь замирала периодически от особо удачных прикосновений Сидорова.

… Стыдливо прикрывшись одеялом, Катя спросила:

– Так, говоришь, мстить приехал?

Она не смотрела на Юру, но по его голосу поняла, что он улыбнулся:

– Мстить… И отомстил на совесть. А если честно…

Устроившись на диване полулежа, он положил Катину голову себе на живот, окунул пятерню в ее пушистые волосы.

– Я ведь действительно хотел тебе отомстить. Ненавидел тебя. Ты лишила меня всего: любви, сестры, родителей, друзей, родного города. Ненавидел до смерти. Только и мечтал, как когда-нибудь страшно тебе отомщу. Козни разные придумывал. Пытался забыть, жениться… Вовремя одумался. Чтобы не сойти с ума, с головой погрузился в бизнес. Трудно шло, тяжело. Там, в Москве, своих хватает, да еще и чужие отовсюду лезут. В общем, тяжело меня Москва принимала. Когда-нибудь я тебе об этом расскажу… Слушай, Катька, у тебя поесть нечего?

Та поерзала головой на его животе:

– Не-а, я даже в магазин не стала заходить. Оказывается, мне без тебя даже есть не нужно.

Тот довольно улыбнулся, протянул:

– Ду-урочка, – чмокнул ее в макушку, и снова откинувшись на подушку, продолжил рассказ. – А потом пошло понемногу. Нет, конечно, я пока еще далеко не богат. Но, скажем так, твердо стою на земле. По крайней мере, семью обеспечить смогу.

– Это ты про рыжую? – не удержалась Катерина.

– Это я про всяких нетерпеливых дурочек, которые развалились тут и мешают насладиться местью. Все было хорошо, кроме одного, – вернулся он к серьезной теме. – Моя Катька предпочла мне какого-то козла. И неважно, что почти сразу же дала ему отставку, важно было только то, что еще раньше отправила в отставку меня. Умом понимал, что благодарить тебя должен за то, что я чего-то в этой жизни, пусть пока по минимуму, но добился. А сердце рвалось. Не мог простить. Ух, как я тебя ненавидел!

– А сейчас? – ей так хотелось заглянуть в его глаза, увидеть ответ в них, ведь сказать можно все что угодно, а глаза лгать не умеют. Но в той позе глаза любимого оставались вне поля ее зрения, а подниматься было неохота.

Сидоров чуть сильнее прижал ее голову к себе, выражая чувства. Усмехнулся:

– И сейчас ненавижу. За то, что так долго пришлось тебя ненавидеть.

– Это как?

– Так. Не отвлекай. Постепенно созрел план. Превратить твою жизнь в ад, в какой ты превратила мою. Я из-за тебя потерял все, значит, нужно было сделать так, чтобы ты тоже потеряла все. Начал с работы. И ведь хотел, ну хотел же, чтобы ты ее потеряла, а как увидел… Вот что мне мешало тогда, в первый же день сказать тебе: "Увольняйся"? Подумать только – сколько денег бы сэкономил на твоем Шолике!

Катерина улыбнулась, но не стала уточнять, что Шолик вовсе не ее, он просто был когда-то ее начальником.

– Увидел, и, – неопределенно протянул Юра.

– И что?

Она уже знала, что. Сердцем знала, на уровне подсознания. Но так хотелось услышать его слова, чтобы он подтвердил ее догадки, чтобы еще раз повторил то, от чего так волнительно захватывает дух и сладко кружится голова.

– Да в принципе ничего особенного. Подумал, если так быстро тебе отомщу – какая в этом прелесть?

Катерина нахмурилась. Не этих слов ждала.

– А еще, – продолжил Сидоров. – Вдруг понял, что "ненависть" – очень многогранное чувство. Как увидел тебя – все внутри перевернулось. А когда прочитал разорванное заявление – и вовсе готов был бросить затею.

– Так и бросил бы!

Юра грустно усмехнулся:

– Не мог. План, понимаешь ли. Генеральный. Все еще пытался себя убедить в том, что ненавижу. Уже чувствовал, что испытываю совсем противоположное, но еще упрямился. Зато понимал: если не увижу тебя на следующий день, буду страшно разочарован. Решил – помучаю немножко, а напоследок отомщу, как положено, чтоб до конца дней меня помнила. А потом уже не получилось.

Он замолчал, только все перебирал и перебирал ее волосы, словно игрался с ними.

– А фотография? – спросила Катя и приподнялась, опершись на локоть, чтобы видеть его лицо.

Сидоров хмыкнул, чуть дернув плечом:

– А что фотография? Часть плана, не более. Лида же, кстати, и подсказала, я бы сам не додумался до такой изощренной мести. Ох, женщины! Страшный вы народ, вам только дай повод… Зато Ольга разошлась не на шутку, я и сам удивился. Вот уж кто тебя, оказывается, ненавидит…

Катя удивилась:

– За что? Я не делала ей ничего плохого. И даже от семьи, как оказалось, тебя не отбивала.

– Ты сделала плохо мне, Ольге этого более чем достаточно – она всегда воспринимала меня как своего ребенка. Разницы-то всего семь лет, а она до сих пор мать из себя корчит. Когда я объяснил ей, зачем приехал, она была просто в восторге. Но я не думал, что она так вживется в роль.

– Понятно, – протянула Катерина и тоже сунула под спину подушку. С удовольствием на нее откинулась, склонив голову к плечу Сидорова. – А вот твоя рыжая мне все-таки очень неприятна.

Юра удовлетворенно хмыкнул:

– Так и было задумано. Я ее придирчиво выбирал. Знаешь, в Москве есть специальный рынок артистов. На маленьком пятачке собираются непризнанные, безработные актеры. Их там отыскивают провинциальные режиссеры, а то, глядишь, и какой киношник заскочит в поисках подходящей фактуры. Вот там я Лиду и откопал. Девка видная, яркая – достаточно оказалось принарядить, и уже ни у кого не возникало никаких вопросов. Действительно красивая баба. А вот смотри-ка, не сложилась актерская судьба.

Катерина ехидно поддакнула:

– Действительно. Удивительный народ эти режиссеры – и красивая, и талантливая – вон как убедительно твою жену сыграла, мне аж стыдно стало!

Сидоров ненадолго задумался, потом ответил:

– Вот это-то мне и странно. Чего она к тебе поперлась – мы же об этом не договаривались. Она всего лишь должна была один раз появиться в офисе как хозяйка, а потом на всякий случай быть под рукой. А она… странно.

– Ничего странного, – парировала Катерина. – Захотелось в реальные жены, решила избавиться от соперницы. Но зачем ты представил ее хозяйкой фирмы?

Вместо ответа Сидоров притянул ее к себе, прижал голову к груди и снова погрузил руку в Катины волосы. И ей вдруг стало на все наплевать. Да и какая, в сущности, разница, что да зачем, когда вот он, самый любимый человек на свете, единственный, желанный. Она извернулась и поцеловала его подтянутый живот. Юра чуть вздрогнул и еще сильнее прижал ее к себе. Однако Катя не унималась. Надоели разговоры, хотелось наверстать упущенное за последнюю неделю. Что там за неделю – за последние шесть лет. Нет, за всю жизнь. Она вновь поцеловала его, более настойчиво, красноречиво, тут же почувствовав реакцию его тела на ее прикосновение.

– Хотел отомстить, но на всякий случай… В общем, оставил сам себе лазейку, надежду. И раз уж пришлось ставить спектакль, решил заодно проверить, я ли тебе нужен или ты, как многие нынче, реагируешь лишь на материальное благополучие.

Катерина оторвалась от него на мгновение, посмотрела полным недоумения взглядом, сказала обиженно:

– Господи, какой же ты дурак, Сидоров! О чем ты вообще думал?!

– О том, будешь ли ты Сидоровой Козой?

– Буду, – не раздумывая, ответила Катя. И повторила, чтоб развеять у него последние сомнения. – Буду.

Юра улыбнулся:

– А я бы и на Панелопину согласился.

Катя шутливо шлепнула его ладонью по животу и возмутилась:

– Так нечестно! Тогда я останусь Панелопиной.

– Не-а, – Сидоров упрямо покачал головой и улыбнулся. – Не выйдет. Это мы уже проходили. Быть тебе, Катька, Сидоровой Козой. Не отвертишься – тебе это на роду написано. Не зря ж тебя Катериной Захаровной назвали – с малолетства мне в мужья готовили.

Спорить Катя не рискнула. В конце концов, не такая уж страшная перспектива стать сидоровой козой. Главное, что Сидоровой, все остальное – такие мелочи. Она улыбнулась и с головой укрылась одеялом.